Я его пожалел. Кроме того, некоторые училки начали слишком часто посещать кафе, где я продавал лимонад. В особенности в то время, когда я заканчивал работу.
Я вспоминал физическую лабораторию как спокойное место, где вечером можно мирно выпить бутылочку пива. Или утром, если на то пошло. И я согласился помочь Джо. Мы приступили к работе. Вот как появляются на свет прапра-пра…правнуки.
Ты явился результатом нашего эксперимента, Чарлз.
Пойми, Чарлз, я должен изложить эту историю в виде рассказа, чтобы его напечатали, а Харл Вэнс показал тебе. Надо же как-то дать ход этому делу?
Речь идет о парадоксе — если ты еще сам не заметил. В моем столетии и в моей жизни все события происходили в июне и июле прошлого года. То есть миновало двадцать два месяца с того момента, как мы с Джо восстановили устройство профессора Хэдли. Потом мы отошли от него на безопасное расстояние и включили. Однако устройство перенесло меня в тридцать четвертое столетие, где Джинни с большим интересом дожидалась будущего жениха, поскольку прочитала это письмо. Но двадцать два месяца назад я его не писал.
Однако, если ты, как и всегда, отреагируешь импульсивно, — а Джинни посмотрит на меня блестящими завораживающими глазами девушки, глядящей на человека, за которого, как она знает, ей предстоит выйти замуж, — я должен когда-нибудь написать это послание, не так ли? Ведь события, которые произошли тогда, должны случиться.
А теперь давай поговорим о машине времени профессора Хэдли. Ты не против?
С виду она казалась ужасно сложной. Там были катушки индуктивности и электронные трубки, сеточное детектирование и транзисторы, реостаты, системы обратной связи и другие устройства. Я плохо представлял себе, зачем они здесь нужны, и даже Джо постепенно терял энтузиазм по мере того, как мы заменяли сгоревшие провода, конденсаторы и прочее. Чем дальше, тем меньше он понимал, что мы делаем. Он неплохо разбирался в учебниках, этот Джо, но здесь речь шла совсем о другом. И все же мы восстановили прибор — могу поклясться, что он был точно таким же, как у профессора Хэдли, вот только провода мы использовали более толстые.
Должно быть, профессор был очень умным. Он не сомневался, что его прибор продемонстрирует эффект Лоренца-Фитцджеральда, но его истинное назначение было совсем не в этом. Мы воссоздали машину, способную переносить предметы из одного времени в другое.
Любой ученый скажет, что это невозможно. Я надеюсь, что профессор, где бы он ни находился — в верхнем девоне, в юрском или даже меловом периоде, — узнает о своем случайном триумфе.
Но мы с Джо просто сидели и смотрели на устройство, которое починили. Мы не знали, каким должен быть наш следующий шаг. Мы не представляли, что может произойти, и никто из нас не стремился стать красно-коричневым — пусть даже и со счастливой улыбкой на устах, — чтобы затем исчезнуть в неизвестном направлении. Мы приделали к машине длинный провод, который подсоединили к рубильнику. Затем, находясь на значительном расстоянии от устройства, запустили его. Ничего не произошло. Тогда мы его выключили. Я поставил пустую бутылку из-под пива на то место, где находился профессор Хэдли, и мы вновь включили прибор. Бутылка засияла бледно-розовым светом и исчезла. Мы быстро все вырубили. Ничего не произошло. Бутылка не появилась.
Мы переглянулись. На лице у Джо появилось страдальческое выражение. Затем он пробормотал что-то о попытке обнаружить физическую природу барьера. К следующей бутылке пива он привязал бечевку. Эффект был тот же самый — бутылка исчезла. Когда мы выключили устройство и подошли, чтобы осмотреть веревку, оказалось, что она перерезана. Однако, после того как Джо взял ее в руки, чтобы изучить место среза, пивная бутылка появилась из пустоты, по-прежнему соединенная с бечевкой.
К этому моменту меня начала бить дрожь, Чарлз. Буду с тобой откровенен. Я очень многого не понимаю в машине времени профессора Хэдли. Она была единственной в своем роде, и я совершенно уверен, что еще одной не будет никогда. Во всяком случае, только через мой труп. Ну а в тот момент я откупорил новую бутылку пива.
Вот тут-то в комнату с мрачным видом вошел Нортон, лабораторный кот, худой, сильно потрепанный и, как обычно, с похмелья. Должен с горечью сообщить тебе, Чарлз, что в мое время некоторые животные умудрялись пасть почти так же низко, как люди. Нортон был печально известен в Университете Коллинза из-за пристрастия к алкоголю.
Уж не знаю, поверишь ты мне или нет, но он был готов в любое время променять сардину на коктейль, а по утрам, после бурно проведенной ночи, его часто видели рыскающим среди пустых банок из-под пива с таким видом, словно он собирался отомстить собаке, осмелившейся его укусить. О, если бы существовала собака, рискнувшая приблизиться к Нортону! Нет, он прославился как бесстрашный воин, в особенности, когда у него было дурное настроение. Однажды на Рождество он ужасно накачался грогом…
