Молодой судья, пропустив сказанное мимо ушей, с жаром воскликнул:
— А вы подумайте вот о чем: принять должность — и сразу же раскрыть загадочное убийство! И разом избавиться от «сухих, как прах» умозаключений и от этой возни с бумагами! И наконец, друзья мои, я буду иметь дело с людьми, с живыми людьми из плоти и крови!
— Не забудьте и про мертвеца, с которым вам тоже придется иметь дело, — сухо заметил письмоводитель Хо. — Следователь, посланный в Пенлей, доложил, что нет ни единой нити, ведущей к разгадке убийства судьи или к мотивам преступления. И, как я уже сообщал вам, часть документов, имеющих касательство к этому убийству, необъяснимым образом исчезла из архива Судебной Палаты.
— И вы не хуже нашего понимаете, — поспешил добавить письмоводитель Лян, — что это значит! Это значит, что нити преступления ведут сюда, в столицу. Одному только Небу известно, какое гнездо шершней вы разворошите и в какие интриги высоких должностных лиц вовлечете себя! Вы успешно сдали все письменные экзамены, и здесь, в столице, перед вами открывалось большое будущее. Однако вы предпочли похоронить себя в столь пустынном месте, в Пенлее.
— Я советую вам, Ди, — искренне молвил другой молодой чиновник, — пересмотрите ваше решение. Сейчас еще не поздно! Можно сослаться на внезапное недомогание и получить десятидневный отпуск по болезни. Тем временем на это место назначат другого чиновника. Послушайтесь меня, Ди. Я прошу вас, я — ваш друг!
Судья Ди увидел непритворную мольбу в глазах собеседника. Это глубоко тронуло его. Он знал Хо всего лишь год, но успел оценить и его блестящий ум, и редкостные способности. Допив свою чарку, он встал.
— Ваша забота обо мне — залог того, что и впредь мы будем верны нашей дружбе, — молвил он с мягкой улыбкой. — Оба вы совершенно правы: чтобы продвинуться по службе, мне бы следовало остаться в столице. Но я дал себе клятву разобраться с этим происшествием. Экзамены, упомянутые Ляном, по моему разумению, обыкновенная рутина, я не вижу в них никакого проку. Равно как и в канцелярской работе, каковой столько лет занимался в столичном архиве. Я должен доказать самому себе, что на деле способен служить нашему преславному императору и великому народу. Должность судьи в Пенлее — подлинное начало моей карьеры!
— Или ее конец, — пробормотал Хо себе под нос. Он тоже встал и подошел к окну. Могильщики, покинув свое укрытие, принялись за работу. Чиновник изменился в лице и быстро отвел глаза. Потом, повернувшись, сообщил чуть севшим голосом: — Дождь кончился.
— В таком случае мне, пожалуй, пора! — воскликнул судья Ди.
И все трое спустились по узкой витой лестнице вниз, во двор, где ждал их пожилой человек с двумя лошадьми.
Трактирный слуга наполнил прощальную чашу. Три друга единым духом осушили ее, затем смущенно произнесли напутственные речи. Судья Ди вскочил в седло, на прощание помахал хлыстом, его седобородый спутник сел на вторую лошадь, и два всадника двинулись вниз по тропинке, ведущей к тракту.
Письмоводитель Лян и его друг Хо долго смотрели вслед.
— Я не хотел его тревожить, — тихо проговорил Хо; во взгляде его сквозила тревога, — но сегодня утром человек из Пенлея рассказал мне о тамошних слухах, весьма неприятных. Говорят, что призрак убиенного судьи бродит по управе.
Через два дня ближе к полудню судья Ди и его спутник достигли границы провинции Шаньдун. На заставе они пополдничали, сменили лошадей и двинулись дальше, на восток, по тракту, ведущему в Пенлей. Дорога пролегала по холмистой, поросшей густыми лесами местности.
На судье было простое коричневое дорожное платье. Чиновничье облачение и кое-что из личных вещей уместилось в двух объемистых седельных сумках. Он мог позволить себе отправиться в путь налегке, поскольку решил, что обе его жены и дети присоединятся к нему позже, когда он устроится в Пенлее. Вместе с семейством в крытых повозках прибудет все прочее его имущество и слуги. Спутник его, Хун Лян, вез еще две бесценные вещи: знаменитый меч — Грозовой Дракон, родовую реликвию семейства Ди, и древний классический труд по юриспруденции и сыску, на полях которого покойный отец Ди, имперский советник, начертал многочисленные примечания своим каллиграфическим почерком.
