— О, Генри, — улыбнулась она.
— Что, Генри?
— Я тебя люблю и хочу есть. Наверное, пора обедать.
Генри взглянул на часы. Они так и остались на руке. Должно быть, сказалась усталость после дороги. Обычно он снимал их перед тем, как уснуть.
— Почти семь.
— Давай переодеваться, — Маргарет села. — Надень свой элегантный блейзер. Мы что-нибудь выпьем перед обедом. Надеюсь, у них есть коктейль-холл.
— Мне почему-то кажется, что в этой Мекке здорового образа жизни подают только апельсиновый сок, — Генри проверил на месте ли его бумажник, расческа… тут он вспомнил, что Клит не вернул ему ключи от машины.
— Наверное, он отогнал машину на стоянку. А ключи лежат в бюро оформления. Держу пари, он оставил их именно там.
Он взглянул на комод, рассчитывая увидеть на нем ключ от номера.
— Маргарет, ты не знаешь, где ключ от номера?
— Х-м-м-м-м. Он держал его в руке, когда открывал дверь. Я еще обратила внимание на оранжево-синюю бирку.
— Может, он случайно унес его с собой. Посмотри, пожалуйста, в ванной.
— Он не заходил в ванную.
— Ну что ты споришь. Проще посмотреть.
— Я не спорю, — Маргарет скрылась в ванной, затем позвала Генри. — Иди сюда.
Она указала на табличку, закрепленную на зеркале над раковиной.
Калифорния испытывает недостаток воды.
Пожалуйста, убедитесь, что кран плотно закрыт.
— Главное, чтобы не было недостатка вина в столовой, — весело воскликнул Генри. — Я узнаю у портье и насчет ключа от номера.
У двери он обернулся.
— Пошли?
— Пошли.
Генри повернул ручку, но дверь не открылась. Он толкнул ее плечом.
— Странно.
— Ее заклинило? — предположила Маргарет.
Генри попробовал снова с тем же результатом и направился к телефону.
Едва он поднес трубку к уху, как женский голос с характерным калифорнийским акцентом произнес:
— Соединяю вас с Клитом.
Генри услышал гудок аппарата внутренней связи, затем голос Клита: «Да, сэр».
— Это мистер Браун из двадцатого номера.
— Слушаю, сэр.
— Извините, это звучит глупо, но я не могу открыть дверь.
— Я знаю, сэр.
— Я вас не понимаю, — Генри предпочитал сдержанность взрыву эмоций.
В голосе Клита появились новые нотки.
— Вы еврей, не так ли?
Однажды, когда Генри спросили, правоверный ли он иудей, он ответил: «Правоверный в чем?»
А на вопрос, верующий ли он, ответ был таков:
— Я верю в то же, что и Бог, — и добавил, разъясняя свою позицию: — Идея о том, что Бог находится везде — чистый вздор. Тут спутаны понятия Создатель и сотворенное. Не является Бог и супернадсмотрщиком, приглядывающим за всеми нами. Если вы верите, что Бог приложил руку ко всему этому… — взмахом руки Генри охватывал всю землю, — он, должно быть, обладал неисчерпаемой энергией. Поймите, пожалуйста, Бог — не демократ. В мире животных он распределял эту энергию очень неравномерно. Чуточку — ленивым, все остальное — более резвым. Если вы взглянете на людей, то и здесь обнаружите Его недемократичность. Сверхактивные становились великими вождями, на которых взирали, как на богов. Не зря гласит пословица: если хочешь сделать дело, поручи его занятому человеку. Чтобы понять Бога, необходимо познать Дьявола, который создает команды дорожных рабочих, где все стоят, глядя, как работает один, точь-в-точь, как трудятся государственные служащие. Пожарные и полицейские пашут в поте лица, и дьявол отправляет их на пенсию через двадцать лет службы. Везде Дьявол берет вверх. Это обстоятельство не делает меня республиканцем, но заставляет верить в источник энергии. Я не буду возражать, если его будут называть Богом. А осознав, что битва между Богом и Дьяволом идет с незапамятных времен, вы не будете безоговорочно гордиться родом человеческим, не станете требовать во всем совершенства, а примете жизнь и других людей такими, как они есть.
Отец Генри привил ему уважение не к званиям и заслугам, а к мастерству. К примеру, в своей фирме Генри посчитал необходимым научиться всему, что делали его сотрудники, за исключением перепрограммирования компьютера. И видя, как он, засучив рукава, помогает механику пустить забарахливший транспортер, они в очередной раз убеждались, что в этой фирме руководитель знает дело, а не просто числится в начальниках.
Генри следил за тем, чтобы его семья ни в чем не знала недостатка, особенно в любви. Другие мужчины жаждали получать от деловой жизни все больше и больше. Генри не хотел расширять свою фирму, приобретать новые, зарабатывать много денег. «Безмерное честолюбие — удел артистов и спортсменов, которые главным образом соревнуются между собой, — говорил он Маргарет. — В бизнесе и политике это опасно».
И теперь, в обществе пятидесятилетнего Генри люди чувствовали себя раскованно, потому что он сам умел расслабляться. Себя он относил не к оптимистам или пессимистам, но полагал реалистом, привыкшим трезво оценивать те или иные жизненные ситуации.
Когда же Генри охватывала паника, в его мозгу вспыхивала фраза: «Должна же быть сеть».
Впервые он сформулировал ее для себя несколько лет тому назад, когда на улице Нью-Йорка набрел на толпу зевак, с задранными головами наблюдавших за толстой женщиной, балансирующей на краю крыши. Полицейский пытался отговорить ее от опасных мыслей и протягивал ей руку, дабы помочь перебраться в более безопасное место. Поставленная перед выбором, принять помощь или отказаться от нее, женщина резко отшатнулась от полицейского и полетела вниз. Генри отказывался верить тому, что видит: толстуха, пикирующая навстречу мгновенной смерти.
Но внизу ее уже поджидали пожарные. Они мгновенно развернули спасательную сеть, женщина, ударившись о нее, высоко подпрыгнула, потом еще раз, уже ниже, и наконец осталась лежать, спасенная от встречи с асфальтом и Создателем.
— Попробую-ка я, — Маргарет повернула ручку, толкнула дверь, но ничего не изменилось.
Должна же быть сеть!
— Давай разберемся, — Генри присел на корточки, всмотрелся в тонюсенькую щель между дверью и коробкой. Увидел два замка.
— Верхний замок с засовом, но Клит запер нас только на нижний, с пружинной защелкой. Смотри, что мы сейчас сделаем.
Он повернулся к Маргарет. Разумеется, на ее лице читалась тревога. Такого поворота событий она ожидать не могла.
— Не волнуйся, — успокоил ее Генри. — Все будет в порядке.
В доме он все чинил сам. Но это не наш дом, подумала Маргарет.
— Возблагодарим Бога за кредитные карточки, — продолжал Генри, доставая из кармана пластмассовый прямоугольник «Дайнерз клаб». Всунул его в щель под пружинную защелку и осторожно повел вверх, вдавливая защелку обратно в дверь. — Вот почему замки с засовом более надежны. Этот может открыть кто угодно.
Как только пластмассовая карточка поднялась на дюйм, Генри повернул ручку и дверь легко открылась.
— Ну, вот и все.
Клит, сложив руки на груди, стоял в трех футах от двери. Генри почувствовал, как кровь ударила ему в голову.
— Первую проверку вы прошли, — голос Клита звучал весело. — Отныне я буду запирать вас и на второй замок, мистер Браун.
— Что все это значит? — спросила Маргарет.
Клит словно и не услышал вопроса.
— Доктор Браун, вы не еврейка, не так ли?
Генри вспомнил, как на их второй встрече Маргарет затронула тему, которой они ранее постарались избежать.
— Хочу задать тебе глупый вопрос.
— Я весь внимание.
— Ты не еврей, не так ли?
— А разве есть разница? — спросил Генри.
— Для меня — нет. Для других.
— Я еврей.
— Ты совсем не похож на еврея.
— И что? Ты тоже не похожа на методистку.[5]
— С чего ты взял, что я — методистка?
— Все методисты выглядят одинаково.
Тут Маргарет поняла, что ее разыгрывают, и они дружно рассмеялись.
— Я наводил о тебе справки, — признался Генри. — И узнал, что твой отец — пастор. Это для него есть разница?
Да, но сама идея ему должна понравиться. Воскресные проповеди пастора Киттриджа посвящались его личным беседам с Господом Богом. Поэтому его и перевели в самый бедный приход в Омаху. Там ему не могли отказать, потому что другого пастора они бы все равно не нашли. Он частенько говорил: «Вот возьму и открою магазин готового платья. Почему только евреи могут загребать все эти деньги?» Он ненавидел нашу бедность и ничего не мог изменить. Он только обрадуется, если мы сойдемся. Советовал же он мне: «Ищи себе еврея. Они знают, где лежат деньги».
Взглянув на Генри, она добавила:
— Считай, что это наполовину шутка. Он никогда не поднимет руку на человека.
— Это шутка, которая совсем не шутка, — ответил Генри. — Такова сущность еврейского юмора.
— Моя мать всегда уважала умных людей. Ты ей понравишься.
Но ее мать, вспомнил Генри, умерла до того, как они впервые приехали в Омаху.
— Я не еврейка, — ответила Маргарет. — И что из этого следует?
— Но вы замужем за евреем? — продолжал Клит.
— Послушайте, молодой человек, — не выдержал Генри, — вы были вежливы, когда мы приехали сюда, а теперь становитесь наглым.
— Прошу меня извинить, но мне нужна точная информация. Мы не любим ошибаться.
Черт, мысленно выругался Генри, вернулся в комнату и снял телефонную трубку.
— Разве Клит не с вами? — обеспокоенно спросила женщина на другом конце провода.
— Я хочу поговорить с управляющим, — Генри старался не повышать голоса.
— Мистер Уайттейкер не разговаривает с гостями. Клит с вами?
— Нас заперли в номере.
— Клит вам все объяснит.
— Он нагрубил моей жене и мне.
— О, сэр, Клит такой вежливый. Я уверена, что вы ошибаетесь.
Генри положил трубку на рычаг. Куда они попали? Он повернулся к стоящему в дверях Клиту. И вспомнил портье в «Хайгейте». Вам нужно заказать номер в месте вашей следующей остановки?.. А для второй я бы порекомендовал «Клиффхэвен» в Биг-Суре. И как он смотрел на них, пока они шли к лифту.
— Идете, мистер Браун?
За спиной Клита Генри видел встревоженное лицо Маргарет.
— Я бы хотел спуститься в бюро оформления.
— Нет проблем, — кивнул Клит. — Следуйте за мной.
В коридоре Генри взял Маргарет за руку.
— Я думаю, нам надо выбираться отсюда, — прошептал он.
— Но наши чемоданы, вещи? — Маргарет обернулась на открытую дверь номера.
Рука Генри крепче сжала ее запястье.
— Не заходи туда, — и добавил громче, для Клита. — Если необходимо, мы вернемся за нашими вещами с полицией.
Клит остановился, повернулся к ним.
— Мистер Браун, до сих пор вы олицетворяли само спокойствие. Мне бы не хотелось, чтобы вы начали горячиться. В Калифорнии так не принято. Пожалуйста, умерьте свой пыл.
— Я не люблю таких шуток.
— Мистер Браун, это не шутка.
— Мои ключи от машины у вас?
— Я же говорил вам, что они в бюро оформления. С чего мне вас обманывать?
— Ладно, я иду прямо туда, — Генри увлек Маргарет за собой. Клит следовал за ними по пятам. — И не пытайтесь остановить меня, молодой человек.
— Я и не собираюсь, мистер Браун. Но прошу называть меня Клит, а не молодой человек. — Генри обернулся. Ни тени улыбки на лице Клита. Судя по всему, обращение по фамилии имело для него немаловажное значение.
— Вы же не хотите, чтобы я называл вас старик? — пояснил Клит.
Он повел Генри и Маргарет вокруг здания. Перед другим корпусом стояли три парня, светловолосые, как и Клит, в таких же синих джинсах и оранжевых футболках.
А где же другие гости? Генри быстрым шагом направился к одному из парней. Не все же здесь сумасшедшие. Но парень, коротко глянув на Клита, ретировался в корпус. Тот же маневр повторили и двое других.
Кроме оранжево-синей троицы они никого не увидели. Жилую зону окружал лес, и секвойи как часовые возвышались на склонах гор. Генри повернулся к Тихому океану. Полоса густой растительности отделяла «Клиффхэвен» он рокочущего прибоя. Где-то там, меж деревьев, пролегала извилистая дорога, по которой они поднялись сюда. Теперь им предстояло спуститься вниз.
