Освобождаясь от цепкой дремоты долгого сна, Ник Лов вспомнил, как проходило последнее, памятное для него, соревнование. Бег вёлся по большой беговой дорожке звездолёта длиной в три с половиной километра, которая опоясывала внутреннюю окружность его тела. Сам звездолёт был подобен тороидальному волчку диаметром в тысячу двести метров и напоминал колесо старинного экипажа, где вблизи «обода» располагались помещения, нуждающиеся в силе тяжести, а в «ступице» с одной стороны размещался коллапс — гравитационный двигатель, а с другой — планетолёт, могущий покинуть корабль и затем вернуться к нему назад.
Ник Лову исполнилось ощущение силы и уверенности в себе, чувство радости жизни, смешанное с волнением, которые он всегда испытывал во время соревнований. Пластиковая беговая дорожка, упруго пружиня под ногами, вела бегунов по зелёному парку, в котором были собраны самые разные земные растения. Невдалеке вились по неровностям рационально подобранного ландшафта прогулочные дорожки, в разных направлениях пересекаемые тропинками.
Значительная часть периферии звездолёта была отведена под такой лесопарк, в котором жили немногочисленные животные и птицы. Искусственные светильники, подсвечивая потолок и воспроизводя меняющиеся краски дня и ночи, создавали впечатление неба над головой. В дополнение к этому специальные перископические системы проводили свет от наружной оболочки звездолёта, освещаемой солнцами, если таковые оказывались вблизи, во внутреннюю часть его. Оттуда этот свет рассеивался по лесопарку, и поэтому его обитатели не были лишены естественного освещения и тепла.
Разумеется, полного природного равновесия в таком маленьком мирке достичь было нельзя. Но тем не менее это помогало людям сберечь живое представление о покинутой ими Земле. Конструкторы звездолёта не без оснований решили, что только в таких условиях длительные, по нескольку десятилетий, полёты могут проходить без больших физических и психических травм для экипажа, населяющего этот маленький мир, отделенный от Земли многими и многими миллионами километров и далью стремительно летящего по релятивистским законам времени.
В том памятном Ник Лову состязании, как и всегда, приняли участие большинство космонавтов, ибо дух дружеского соревнования поддерживался всем укладом жизни корабля. На звездолёте практически не бывало больных. И это объяснялось длительной предысторией борьбы с болезнями на Земле.
Уже около полутысячи лет на Старой Планете действовал закон справедливого генетического отбора, ибо учёные пришли к выводу, что отбирать легче, естественнее и гуманнее, чем вмешиваться в наследственный код человека.
В соответствии с этим законом генетически искаженные линии выявлялись на ранней стадии развития зародыша человека и обрывались, что делало невозможным наследственные болезни. К этому добавилось полное уничтожение большинства возбудителей серьёзных инфекционных заболеваний, и потому люди болели очень редко.
Так вот, за исключением нескольких будущих матерей и вахтенных на командном пульте и у аппаратуры, весь экипаж звездолёта принял участие в соревнованиях. Забег мужчин на сорок два километра сто пятьдесят шесть метров завершал многоборье. Длина дистанции, выражаемая таким некруглым, в десятичной мере расстояний, числом, пришла к людям из глубины веков и называлась марафонской.
Как это часто бывает в соревнованиях на длинные дистанции, первый десяток кругов вели более молодые участники. Среди них бежали Ник Лов, его напарник Ван Ди и биофизик Мен Ри.
— Когда станете командирами вы, не раз подчеркнуто назидательно говорил молодым космонавтам Мит Эс, — не забывайте, что вашим людям нет нужды заботиться о пропитании, свободного времени у них уйма. И если вы хотите, чтобы люди хорошо работали головой заставьте их работать ещё и ногами: пусть бегают, прыгают до седьмого пота.
— Ох, бедные мы, бедные, — нарочито охал, при читал молодой схемотехник Рам Ту. — Себя с трудом заставляю упражняться, а в командиры выйдешь — других придётся понукать. И надо же было нам вводить в работу свои миллиарды нейронов — вот теперь развивай тело, чтобы прокормить мозги.
