Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
— Что это? Зачем это?
Его бодро и умело впихнули в странное одеяние, со свистом застегнули «молнии» и начали прилаживать огромные, как у горнолыжников, ботинки.
— Это самое лучшее из того, что мы можем вам предложить, — сказал очкастый, и было понятно, что он говорит чистую правду.
— Не надо мне ничего.
Все кнопки были застегнуты, ремни затянуты. «Плащи» вытерли потные лбы.
Человек в синем халате внимательно посмотрел Трапезникову в глаза. Выражение глаз у него было такое, словно он чего-то ожидает от своего подопечного. Александр Иванович понял — сейчас нужно что-то сказать, и с ужасом осознал, что сказать ему решительно нечего.
— Ну что же, — вздохнул очкастый, — тогда пошли.
— Куда?
— Вы все увидите. Мы ничего от вас скрывать не будем.
У входа, рядом с давешней «Волгой», стоял открытый джип. Трапезникова погрузили на заднее сиденье. Он очумело вертел головой. Неотступные друзья держали его за руки. Джип тронулся с места. Обогнул двухэтажное здание. Александр Иванович скользнул взглядом по окнам и вздрогнул — в каждом из них было по нескольку любопытных физиономий. Может быть, крикнуть им: «Помогите!» Но он не крикнул.
Стуча колесами на стыках бетонных плит, джип катил через взлетное поле в сторону зеленого холма, уснащенного решетчатыми антеннами.
Одна покачивалась.
Рядом с холмом стоял небольшой белый новенький самолет. Лопасти двигателей беззаботно вращались.
— Наденьте это.
Александру Ивановичу нацепили на голову большой круглый металлический шлем с выпуклой стеклянной маской на уровне глаз. Трапезников понял — приближается решающий момент. Что решающий? Зачем?! А может, придется просто прокатиться на самолете и ничего не будет страшного?
Из туловища самолета вывалился трап в четыре ступеньки. Получив коленом мягкий повелительный пинок под зад, Трапезников начал подниматься по ступеням. В крохотном салоне было пусто. Сопровождающие не дали Александру Ивановичу занять ни одно из пассажирских мест. Его направили в сторону кабины.
Неопытный человек, попадая в кабину пилота, неизбежно обалдевает от дикого количества тумблеров, циферблатов, стрелок, шкал. Александр Иванович обалдел, и его в таком состоянии усадили в левое кресло и намертво пристегнули двумя ремнями.
В правом кресле уже сидел человек в шлеме.
— Следи за тем, что я буду делать, — послышалось в радиоухе у Трапезникова.
Пальцы летчика пробежали по десятку разных тумблеров и кнопок. Какая странная экскурсия, тускло, расслабленно думал Александр Иванович.
— Запомнил?
— Что? — прошептал «экскурсант», не уверенный, что его слышат.
— Повторяю, следи внимательно. Больше повторять не буду.
Нажимая на каждый тумблер, сосед давал насыщенный комментарий, десять слов в секунду. Александр Иванович и не пытался что-либо запомнить.
— Это штурвал, это…
Чушь какая-то, свирепая чушь.
— Ну что, парень, все понял? Справишься, если что?
— Отлично все понял, можешь считать меня летчиком-испытателем! — вкладывая в слова как можно больше яда, крикнул Александр Иванович.
— А тебя им уже и считают.
— Оч-чень хорошо.
— Все ребята, можете идти.
Конвоиры удалились, шурша плащами.
Пилот повел себя как обычный пилот из виденного Трапезниковым кинофильма. Проверил показания приборов, поговорил с диспетчером (и тот, и другой все время употребляли слово «добро»), что-то выжал, что-то продул, включил форсаж, а может, и не форсаж. Потом подвигал штурвал, и в неловких руках Трапезникова штурвал второго пилота шевельнулся как живой, напомнив некстати велосипедный руль.