И все же откуда у меня появилась привычка теребить родинку?
И почему эта привычка так Вас раздражала?
— Опять, опять! — в который раз сердились Вы и спрашивали:- Кстати, почему ты теребишь ее левой рукой?
— Левой?.. — недоумевала я, потому что прежде никогда об этом не думала. — В самом деле! — Я невольно поглядела на свою левую руку.
— У тебя родинка на правом плече. Разумнее теребить ее правой рукой.
— Верно, — восклицала я и правой рукой тянулась к родинке, — Нет, как-то неудобно…
— Что же тут неудобного?
— Левой получается более естественно.
— Разве правая не ближе?
— Ближе, конечно, но… это не та рука.
— Не та рука?
— Не та. Одно дело, когда хочешь дотронуться до шеи спереди, а другое — когда сзади. — В ту пору я уже перестала безропотно соглашаться со всем, что бы Вы ни говорили. Но, отвечая Вам, я вдруг заметила, что, протягивая левую руку к правому плечу, я словно обнимаю себя и в то же время как бы отстраняюсь от Вас. Как нехорошо, подумала я и ощутила укор совести. — Но почему нельзя дотрагиваться до родинки левой рукой? — как можно мягче спросила я тогда.
— Правой ли, левой — все равно это плохая привычка!
— Да.
— Сколько раз тебе говорил: сходи к врачу, он тебе ее выжжет.
— Нет, это неприлично.
— Говорят, это делается очень просто.
— И есть люди, которые ходят за этим к врачу?
— Сколько угодно!
— Но, наверно, это те, у кого родинка на лице. А если там, где у меня? Ну подумайте, ну зачем мне к врачу? Я приду, а он сразу догадается и скажет: должно быть, это ваш супруг посоветовал?
— А ты ответишь врачу, что у тебя, мол, привычка теребить родинку.
— Будьте же снисходительны, — досадовала я, — стоит ли раздражаться из-за какой-то родинки! Да и кому она мешает?
— Я ничего против нее не имею. Только не тереби.
— Я не тереблю ее нарочно!
— Ну и упрямая же ты! Сколько ни прошу, никак не избавишься от вредной привычки.
— Я стараюсь. Даже рубашку с тугим воротом надевала.
— Поносила и перестала. Разве не так?
— Но что дурного в том, если я ее трогаю?
— Ничего дурного в этом, видимо, нет. Просто глядеть неприятно — вот я и прошу: перестань!
— Почему же Вам так неприятно?
— Я должен тебе еще объяснять почему? Незачем ее теребить — это плохая привычка, и лучше с ней покончить — вот и все!
— А я и не возражаю!
— Когда ты теребишь родинку, у тебя появляется какое-то отрешенное выражение на лице. И вид у тебя несчастный, жалкий вид!
— Жалкий?.. — И в душе моей отозвалось: может быть, и я согласно кивнула. — Отныне, если я начну трогать родинку, ударьте меня по рукам.
— Договорились. Но тебе должно быть стыдно, что ты сама вот уже два или три года не способна справиться с ничтожной привычкой.
Я промолчала, раздумывая над тем, почему показалась Вам «жалкой». Нет спора — облик женщины, когда она тянется через грудь рукою к родинке на шее, дышит трогательной печалью. Здесь не приличествует великолепное слово «одиночество», она, наверно, в самом деле выглядит жалкой — и одновременно забывшей обо всем на свете, кроме себя. И должно быть, в те минуты я казалась Вам маленькой гадкой женщиной, упорно старающейся защититься от Вас. Вы справедливо заметили: у меня появлялось какое-то отрешенное выражение на лице. Тогда между нами словно разверзалась бездна и я уже была не способна сполна раскрыть перед Вами душу. Привычка эта у меня с детства, и, когда я невольно дотрагиваюсь до родинки, я как бы теряю над собой власть, и по моему лицу сразу можно угадать мое настроение и истинные чувства.
Вы наверняка испытывали ко мне неприязнь, иначе не изволили бы придираться к безобидной женской привычке. Будь Вы мною довольны, Вы бы попросту посмеялись и не принимали ее так близко к сердцу.
Иногда я думала: может, есть на свете мужчина, которому понравилась бы моя привычка, и ужасалась недостойной мысли.
Вначале, обнаружив мою привычку, Вы, по-видимому, заговорили о ней из любви ко мне. Я и теперь не сомневаюсь в этом. Но когда отношения между женой и мужем осложняются, даже такая незначительная мелочь начинает пускать глубокие и зловредные корни. Ведь в настоящем супружестве муж и жена свыкаются с привычками друг друга. Бывает, правда, что они так и не могут к ним приноровиться, и я вовсе не хочу сказать, что те, кому это удается, непременно любящие супруги, а те, кто вступает в бесконечные споры, — друг друга ненавидят, но теперь мне все-таки кажется: как было бы славно, если бы Вы проявили большее великодушие к привычке Вашей жены.
В конце концов Вы в буквальном смысле слова стали меня поколачивать. Не следовало бы Вам доходить до этого, и я часто проливала слезы: такая жестокость, и всего лишь за то, что несознательно, не по злому умыслу трогаю свою родинку! Но в глубине души я не так уж сильно обижалась на Вас и прекрасно понимала, что Вы испытывали, когда говорили дрожащим голосом:
— Посоветуй же, что придумать, чтобы освободить тебя от этой привычки!
Расскажи я кому-нибудь, как Вы поступали со мною, всякий, безусловно, возмутился бы: «Какой грубиян ваш супруг!» И все же сколь ни ничтожен повод, когда иного выхода нет, даже побои перенести легче, чем безразличие.
— Мне никогда не избавиться от своей привычки — лучше свяжите мне руки, — сказала я однажды и словно в молитвенной позе протянула к Вашей груди руки, сложенные ладонями вместе. Будто вручала Вам всю себя без остатка.
Вы смутились и с посеревшим лицом распустили мой пояс и обмотали им мои руки.
Вы не представляете, с какой радостью я глядела на Ваши глаза, когда Вы наблюдали, как я пыталась связанными руками поправить растрепавшиеся волосы. Неужели отныне я освобожусь от своей давнишней привычки, подумала я и в тот же миг с ужасом ощутила желание: ах, если бы кто-нибудь дотронулся до моей родинки!
Должно быть, Вы поняли, что я неисправима, и разлюбили меня. Вы отступились и решили: пусть ее! Вы больше не упрекали меня и, когда я трогала родинку, делали вид, будто не замечаете.
И вот что удивительно: привычка, которую не смогли одолеть ни ругань, ни побои, вдруг исчезла. Не потому, что ее пытались исправить насильно, а как-то сама по себе.
Однажды, будто вспомнив, я сказала Вам:
— А ведь я последнее время перестала трогать родинку.
— Угу, — ответили Вы бесстрастно.
Я хотела упрекнуть Вас, сказать: уж раз Вам это было безразлично, почему Вы прежде так ругали меня? И надеялась, что Вы в свою очередь ответите: если столь несложно оказалось освободиться от привычки, почему ты не сделала этого раньше? Как жаль, что мы не сказали этих слов друг другу.
Тереби хоть целый день свою родинку — мне все равно, до того ясно читалось на Вашем лице, что я сразу потеряла к ней интерес. Правда, теперь уже из чистого упрямства решила потрогать ее у Вас на глазах, но, странно, рука не потянулась к родинке.
Мне стало так грустно, так досадно…
Тогда я попробовала незаметно для Вас потеребить родинку — рука упорно не желала мне повиноваться.
Я опустила голову и закусила от досады губы.
«Так как же ты собираешься поступить с родинкой?»— хотела я тогда услышать от Вас, но с тех пор в разговорах между собой мы уже никогда о ней не вспоминали.
Должно быть, вместе с этим многое кануло в прошлое.
Отчего я не освободилась от своей привычки в ту пору, когда Вы меня за нее ругали? Поистине я скверная женщина!
Теперь я вернулась в родительский дом. Однажды, когда мы вместе с матерью купались, она вдруг сказала:
— Ты подурнела, Саёко! С годами, видно, не поспоришь!
Я удивленно поглядела на мать. Она-то по-прежнему была полной и белотелой, ее кожа матово светилась.
— Ты, наверно, и родинку свою разлюбила?
Пришлось хлебнуть мне горя с этой родинкой, хотела я пожаловаться матери, но вместо этого сказала:
— Говорят, врач без труда может срезать родинку.
— Вот как? Значит, врач может?.. А если шрам останется?! — воскликнула мать — правда, без особого беспокойства. — А мы, помню, дома часто смеялись: мол, Саёко вышла замуж, а все, верно, теребит свою родинку.
— Теребила.
— Так мы и думали!
— Нехорошая, конечно, привычка. А скажите, матушка, когда появляются родинки?
— В самом деле, с какой поры они появляются? У грудных детей я что-то не замечала.
— У моего ребенка тоже пока нет.
— Вот как! Во всяком случае, с годами их становится больше. А у тебя родинка особая. Она большая и появилась, скорее всего, когда ты была совсем еще малюткой. — Мать поглядела на мою шею и рассмеялась.
А я в те минуты думала: наверно, в детстве родинка на моей шее была всего лишь милой темной точкой, и мать с моими старшими сестрами, забавляясь со мной, часто дотрагивались до нее пальцами. Не от этого ли и у меня появилась эта привычка?..
Здесь, в родительском доме, ложась в постель, я снова стала трогать родинку, надеясь вспомнить детские годы, свое девичество.
Сколько лет я к ней не прикасалась!
Вас нет рядом, и я могу не стесняясь теребить ее. Но никакой радости я не испытываю. Стоит мне коснуться ее, и на глаза наворачиваются холодные слезы.
Надеялась предаться девичьим воспоминаниям, а вспоминала Вас.
Негодная жена, несносная женщина, с которой Вы, должно быть, разведетесь, укладываясь в постель и теребя родинку, думала только о Вас, странно, правда?! Такого я и сама от себя не ожидала!
Переворачивая мокрую от слез подушку, я засыпала, и мне даже снился сон о родинке. Будто в некой комнате — проснувшись, я не могла припомнить где — находимся мы с Вами и еще одна незнакомая женщина. Я пью сакэ и, кажется, сильно опьянела. Я настойчиво прошу Вас о чем-то.
