Я ожидал, что Мартен будет раздражен из-за того, что мы позвали его слишком быстро.
Но его лицо ничего не выражало, когда он подошел к нам.
Я указал на траву, кору и корень.
- Темпи нашел последний, - сказал я, делая ему комплимент.
- Хорошо - серьезно ответил Мартен.
- Хорошая работа.
Есть и другие приметы, - он указал на место в двух шагах правее.
Я повернулся, чтобы рассмотреть, что это могло быть.
- Следы, они к северу отсюда - сказал я.
Дальше от дороги.
Думаешь лучше пойти разведать их сейчас, или подождем до завтра, чтобы заняться этим набравшись сил?
Мартен искоса посмотрел на меня.
- О господи, мальчик.
Это не те следы что мы ищем.
Слишком очевидно, слишком близко - он пристально посмотрел на меня.
- Это я оставил их.
Я должен был убедиться, что вы не заблудитесь в трех соснах, если останетесь одни.
Мое приподнятое настроение резко упало, как ваза рухнувшая с полки.
Похоже у меня сделался такой жалкий вид, что Мартен решил приободрить меня улыбкой.
- Извини.
Я должен был сказать тебе.
Я буду делать это каждый день.
Это - единственный способ не потерять концентрации.
Это не первые мои поиски опасной иголки в стоге сена.
В третий раз, когда мы просигналили Мартену, он предложил заключить пари.
Темпи и я выиграли бы пенни за каждый найденный знак и проиграли бы серебряный бит за каждый пропущенный.
Я принял пари.
Не только для того, чтобы сохранить концентрацию, но так же и потому, что ставка один к пяти была довольно заманчивой.
Это позволило остатку дня пройти быстро.
Темпи и я пропустили несколько знаков: бревно лежащее не на месте, несколько сдвинутых листьев и потревоженную паутину.
Я думал, что последнее было немного несправедливо, но все равно к тому времени, когда мы вернулись в лагерь Темпи и я были впереди на 2 пенни.
После ужина Мартен рассказал нам историю о сыне молодой вдовы, который уехал из дома, чтобы нажить состояние.
Лудильщик продал ему пару волшебных сапог, которые помогли ему спасти принцессу из башни высоко в горах.
Дедан кивал все время пока ел, улыбаясь, как будто он слышал это раньше.
Хеспи смеялась в одних местах и охала в других - прекрасный слушатель.
Темпи удобно устроился, положив руки на колени и не выказывая той нервозности, которую я ожидал от него увидеть.
Он очень внимательно выслушал всю историю, даже не обратив внимание на остывший обед.
История была хороша одним.
Там был голодный великан и игра в загадки.
Но сын вдовы был умен и в конце он спасал принцессу и женился на ней.
Это была знакомая история и она напомнила мне о днях, когда у меня были дом и семья.
На следующий день Мартен вместе с Хеспе и Деданом ушли, пока мы с Темпи остались наблюдать за лагерем.
От нечего делать я начал собирать дополнительные дрова.
Затем я поискал полезные травы в подлеске и принес воды из ближайшего ручья.
После я занял себя разборкой, сортировкой, и упорядовачиванием содержимого моей походной сумки
Темпи разобрал свой меч, тщательно очищая и смазывая все его части.
Он не выглядел скучающим, но с другой стороны, от таковым никогда и не казался.
К полудню я почти сходил с ума от скуки.
Я бы почитал, но не взял с собой книги.
Я бы пришил карманы к своему потертому плащу, но у меня не было запасных лоскутов ткани.
Я бы сыграл на лютне, но актерская лютня предназначена для игры в шумных тавернах.
А здесь звук разносился на многие мили вокруг.
Мне хотелось поговорить с Темпи, но попытки побеседовать с ним были похожи на игру в мяч со стеной.
Тем не менее, казалось, это был мой единственный вариант.
Я подошел туда, где сидел Темпи.
Он закончил чистить меч и производил подгонку кожаной рукояти.
- Темпи?
Темпи отложил меч и поднялся на ноги.
Он встал в опасной близости от меня, едва ли больше восьми дюймов пространства между нами.
Он колебался и хмурился.
Это было почти незаметно, едва уловимое движение губ, небольшая линия между бровями, но на чистом, как лист, лице Темпи это было словно написано красными чернилами.
Он отошел от меня на два хороших шага, затем посмотрел на землю и слегка придвинулся вперед.
Я внезапно понял.
- Темпи, как близко стоят Адем?
Темпи секунду посмотрел на меня без выражения, затем внезапно засмеялся.
На его лице появилась робкая улыбка, делая его очень молодым.
Она быстро покинула его лицо, задержавшись вокруг глаз.
- Умный.
Да.
У Адем по-другому.
Для тебя - близко. - Он придвинулся неприятно близко, затем отошел.
- Для меня? - спросил я.
- Это по-разному для различных людей?
Он кивнул.
- Да.
- Как близко для Дедана?
Он перешел с места на место.
- Сложно.
Я почувствовал знакомый всплеск любопытства в себе.
- Темпи, - спросил я.
- А ты можешь научить меня этим вещам?
Научить меня своему языку?
- Да. - сказал он
И хотя на его лице ничего не отразилось, я услышал большое облегчение в его голосе.
- Да.
Пожалуйста.
Да.
К концу дня я выучил дикое, бесполезное множество слов адемского.
Грамматика все еще оставалась загадкой, но так всегда начинается.
К счастью, языки - как музыкальные инструменты: чем больше ты их знаешь, тем легче выучить новый.
Адемский был моим четвертым.
Нашей самой большой проблемой, было то,что атуранский Темпи был не очень хорош, что давало нам мало взаимопонимания.
Поэтому мы рисовали на земле, показывали пальцами и жестикулировали.
Несколько раз, когда жестов не хватало, мы исполняли нечто вроде пантомимы или актерской игры чтобы понять друг друга.
Это было более занимательным, чем я ожидал.
Но был один камень преткновения в первый день.
Я выучил несколько слов и подумал, что еще одно будет полезным.
Я собрал пальцы в кулак и притворился, что наношу удар Темпи.
- Фрихт, - сказал он.
- Фрихт, - повторил я.
Он потряс головой.
- Нет. Фрихт.
- Фрихт, - тщательно выговорил я.
- Нет, - твердо сказал он.
- Фрихт это...
Он показал свои зубы и сделал движение челюстью, как будто кусая что-то.
- Фрихт. - он ударил кулаком в ладонь.
- Фрихт. - сказал я.
- Нет. - Я был удивлен ноткой снисхождения в его голосе.
- Фрихт.
Мое лицо покраснело.
- Это то, что я и говорю.
Фрихт!
Фрихт!
Фри...
Темпи потянулся и шлепнул меня по голове ладонью.
Таким же образом он ударил Дедана прошлой ночью, так же и мой отец давал мне затрещину, когда причинял беспокойство на публике.
Это было не столько сильно, сколько поразительно.
Уже годы никто не делал мне этого.
Самым поразительным было то,что я едва разглядел это движение.
Движение было гладким, ленивым и быстрым как щелчок пальцами.
Кажется, он не вкладывал в это ничего оскорбительного.
Он только привлекал мое внимание.
Он приподнял свои песочные волосы и указал на свое ухо.
- Слушай, - твердо сказал он.
- Фрихт. - он показал свои зубы снова, делая кусающее движение.
- Фрихт. - Поднятый кулак.
- Фрихт.
Фрихт.
И я это услышал.
Это не было само звучание, это был ритм слова.
- Фрихт? - сказал я.
Он наградил меня улыбкой, редкой улыбкой.
- Да.
Хорошо.
Тогда я вернулся назад и выучил заново все слова, обращая внимание на их ритм.
Я не слышал их ранее по-настоящему, только копировал их.
Медленно, я обнаружил, что каждое слово может иметь несколько различных значений в зависимости от ритма звуков, которые его составляют.
Я выучил крайне важные фразы: "Что это означает?" и "Объясни это мне это более медленно", в дополнение к паре дюжинам слов. Драться.
Смотреть.
Меч.
Рука.
Танец.
Последнее я показал, исполняя пантомиму, что заставило нас рассмеяться.
Это было увлекательно.
Различные ритмы каждого слова означали, что сам язык был своего рода музыкой.
Я не мог не задаться вопросом...
- Темпи? - спросил я.
- На что похожи ваши песни? - Он на мгновение посмотрел на меня пустым взглядом, и я подумал, что он не понял абстрактный вопрос.
- Мог бы ты спеть мне песню Адем?
- Что такое песня? - спросил он.
За последний час Темпи выучил в два раза больше слов чем я.
Я прочистил горло и запел:
Маленькая Дженни без ботинок пошла с ветром гулять. Найти красивого парня, смеяться и улыбки бросать. На голове шляпка с пером, а на губах свист. Губы так влажны, поцелуем и медком насладись.
Но язык её острый, как чертополоховый лист.
Глаза Темпи широко распахнулись пока я пел.
Он был практически изумлен.
- Ты? - подсказал я, показывая на его грудь.
- Ты можешь спеть песню Адем?
Его лицо сделалось пылающе красным, множество эмоций бурно и явно отразились на его лице: изумление, ужас, замешательство, шок, отвращение.
Он поднялся на ноги, отвернулся и забубнил что-то на Адемском слишком быстро, чтобы я понял.
Он посмотрел на весь мир, как будто я попросил его раздеться и станцевать для меня.
- Нет, - сказал он, слегка опомнившись.
Его лицо вновь успокоилось, но светлая кожа вспыхнула ярко красным.
- Нет. - Глядя на землю, он коснулся груди, качая головой.
- Не песня.
Не песня адем.
Я поднялся на ноги, даже не зная, что я сделал не так.
- Темпи.
Прости меня.
Темпи покачал головой.
- Нет. - Никаких извинений. Он глубоко вздохнул и покачал головой, развернулся и пошел прочь.
- Сложный.
Этим вечером Мартен подстрелил трех жирных зайцев.
Я накопал корней, подобрал несколько трав и уже до захода солнца пятеро сели за ужин, дополненый двумя большими буханками свежего хлеба, масла и крошащегося местного сыра со специфическим названием.
Настроение было на высоте после дня отличной погоды и ужина с множеством историй.
Хеспе рассказала удивительное романтическое сказание о королеве, влюбившейся в слугу.
Она рассказала свою историю с ласковой страстью.
И если это сказание не показало её нежное сердце, то взгляды, которые она дарила Дедану, когда говорила о любви королевы к слуге - сделали это.
Дедан, несмотря на это, не увидел знаки её любви.
И с глупостью, которую мне редко доводилось увидеть, он начал рассказывать историю, которую он слышал в трактире "Однопенсовик".
Историю о Фелуриан.
- Мальчик, который рассказал мне эту историю был едва ли старше Квоута. - начал Дедан.
- И если бы вы слышали, как он говорил, то поняли, что он был не из тех, кто мог придумать такой рассказ. - Наемник многозначительно постучал себе по виску.
–Но слушайте и судите сами, верить или нет.
Как я уже говорил у Дедана был хорошо подвешан язык, но остроумие было бы острее, если бы он догадался использовать его.
К сожалению, он был один из тех, у кого первое работает, а второго вовсе не было.
- С незапамятных времен, люди опасались этого участка леса.
Не из страха лихих людей, или боясь заблудиться. - Он покачал головой.
- Нет. Они говорили, что справедливые люди построили здесь свои дома.
- Козлоногие эльфы танцевали во время полной луны.
Тёмные существа с длинными пальцами, которые крадут детей из детских кроваток.
Многие женщины, жены старые, или молодые, выставляли хлеб и молоко на ночь.
И многие мужчины, которые делали так, чтобы строить свой дом со всеми его дверями в ряд.
- Кто-то может назвать это народными суевериями, но они знают правду.
Вы защищаете свои вещи от Фаэ, но не смотря на это, вы хотите, чтобы они были к вам благосклонны.
- Это история Фелуриан.
Леди Сумрака.
Леди Первой Тишины.
Фелуриан, что есть смерть для мужчин.
Но счастливой смерти, на которую идут с охотой.
Темпи вздохнул.
Это было небольшое движение, но оно было привлекательным, так как он продолжил свою привычку сидеть совершенно неподвижно на протяжении вечерних рассказов.
Теперь это имело больший смысл для меня.
Он бывал временами тихим.
- Фелуриан, - спросил Темпи.
- Смерть для мужчин.
Она... - он остановился.
- Она сентин? - Он поднял руки перед собой и сделал своего рода захватывающий жест.
Он посмотрел на нас с надеждой.
Затем, видя, что мы не понимаем, он коснулся своего меча там, где он лежал на боку.
Я всё понял.
- Нет, - сказал я.
- Она не была одной из Адем.
Темпи покачал головой и указал на лук Мартена.
Я покачал своей головой.
- Нет. Она вообще не боец.
Она... - Я замер, не в силах думать о том, как объяснить, каким образом Фелуриан убивала мужчин, особенно, если мы были вынуждены прибегать к жестам.
Отчаявшись, я посмотрел на Дедана за помощью.
Дедан не колебался.
-Сексом, - сказал он отровенно.
- Ты знаешь что такое секс?
Темпи моргнул, потом откинул голову и рассмеялся.
Дедан выглядел так, будто он пытался решить, стоит ли обижаться.
Через некоторое время Темпи восстановил дыхание.
- Да, - просто сказал он.
- Да.
Я знаю про секс.
Дедан улыбнулся.
- Вот как она убивает мужчин.
На мгновение Темпи выглядел бледнее чем обычно, а затем ужас медленно распространился по его лицу.
Нет, не ужас, это было необузданное отвращение, усугублявшееся тем, что его лицо было обычно таким пустым.
Его руки сжались в несколько незнакомых жестов в свою сторону.
- Как? - он задохнулся словом.
Дедан хотел что-то сказать, но остановился.
Затем он начал показывать жестами и остановился, застенчиво глядя на Хеспи.
Хеспи усмехнулась с хрипотцой в горле и повернулась к Темпи.
Она на мгновение задумалась, а затем сделала жест, словно держала кого-то на руках, целуя его.
Затем она начала ритмично стучать по груди, подражая сердцебиению.
Она била все быстрее и быстрее, потом остановилась, сжимая руку в кулак и расширила глаза.
Она напрягла все тело, потом обмякла, повалив голову в сторону.
Дедан смеялся и хлопал над ее выступлением.
- Вот и всё.
Но иногда... - Он постучал по виску, затем щелкнул пальцами, глаза скосив глаза и высунув язык.
- Сумасшедший.
Темпи расслабился.
- О, - сказал он с явным облегчением.
- Хорошо.
Да.
Дедан кивнул и снова вернулся в свою историю.
- Верно.
Фелуран.
Заветное желание всех мужчин.
Красива вне всякого сравнения. - Для пользы Темпи, он сделал жест, как будто расчёсывал длинные волосы.
- Двадцать лет назад, отец этого мальчика и дядя были на охоте в этом самом участке леса, когда солнце начало садиться.
Они остановились позже, чем были должны, поэтому решили сократить дорогу домой прямо через лес, вместо того чтобы поехать по дороге, как разумные люди.
- Они не очень долго шли, когда услышали вдалеке пение.
Они пробивались к нему, думая, что близки к дороге, но вместо этого они оказались на краю небольшой поляны.
И там стояла Фелуриан, тихо напевающая про себя:
- Кае-Ланьон Лухиаль
ди мари Фелануа
Креата Ту сиар
ту аларан ди
Дирелла.
Амауен.
Лоеси ан делан
ту ниа вор рухлан
Фелуран тае.
Хотя Дедан грубо исполнял мелодию, я вздрогнул, услышав это.
Мелодия была жуткая, убедительная, и совершенно незнакомая.
Я даже не узнал язык.
Ни единого слова.
Дедан кивнул, когда увидел мою реакцию.
Больше всего именно эта песня придает истории мальчика правдоподобное звучание.
Я не могу вложить даже немного смысла в эти слова, но они застряли у меня прямо в голове, хотя он пел ее только один раз.
- Таким образом, оба брата сошлись на краю поляны.
А благодаря луне они могли видеть, как будто был полдень, а не ночь.
Она ничего не носила и хотя ее волосы были почти до талии, было по-настоящему очевидно, что она была голая, как луна.
Мне всегда нравились истории о Фелуриан, но, когда я взглянул на Хеспи, мои ожидания погибли.
Она смотрела на Дедана и пока он говорил ее глаза сузились.
Дедан не мог видеть этого.
- Она была высокого роста, с длинными изящными ногами.
Ее талия была тонкой, а ее бедра изогнуты, как будто просили прикосновения руки.
Ее живот был идеален и гладок, как безупречный кусок бересты и ямочка от пупка, казалось, была создана для поцелуев.
Глаза Хеспи опасно сузились в этот момент.
Но куда более убедительным были ее губы, сжавшиеся в тонкую, прямую линию.
Небольшой совет для вас.
Если вы когда-нибудь увидите такое выражение на лице женщины, перестаньте говорить и одновременно сядьте себе на руки.
Это не cможет исправить дело, но, по крайней мере, это удержит вас от худшего.
К сожалению, Дедан продолжал, его толстые руки жестикулировали в свете костра.
- Ее груди были полные и круглые, как персики, ожидающие, чтобы их сорвали с дерева.
Даже ревнивая луна, которая крадет цвет из всех вещей, не могла скрыть розово...
Хеспи издала звук отвращения и поднялась на ноги.
- Тогда я ухожу, - сказала она.
В ее голосе сквозил такой холод, что даже Дедан не смог его не заметить.
- Что? - Он посмотрел на нее, все еще держа руки перед собой, задержав их в процессе изображения пары грудей.
Она бросилась прочь, бормоча себе под нос.
Дедан опустил руки, резко уронив их на колени.
Выражение его лица перешло от растерянного и смущенного до раздраженного в течении одного вздоха.
После второго он поднялся на ноги, грубо очищая частички листьев и веточек со своих штанов и бормоча себе под нос.
Собрав свои одеяла, он направился к другой стороне нашей маленькой поляны.
- Разве это закончилось, когда оба брата гонялись за ней и отец мальчика отстал? - спросил я.
Дедан оглянулся на меня.
- Тогда ты это уже слышал.
Ты мог остановить меня, если не...
- Я просто угадал, - сказал я быстро.
- Я ненавижу останавлять истории недослушанными.
- Отец попал ногой в кроличью нору, - коротко сказал Дедан.
- Вывихнул лодыжку.
Никто больше не видел дядю снова. - Он вышел из круга света от костра, с мрачным выражением лица.
Я бросил умоляющий взгляд на Мартена, который отрицательно покачал головой.
- Нет, - сказал он мягко.
- Я не знаю этой истории.
Ни слова.
Попытка помочь прямо сейчас была равнозначной тому, чтобы пытаться потушить пожар своими руками.
Мучительно и без особых результатов.
Темпи начал готовить свою постель.
Мартен сделал пальцем круговой жест и бросил на меня вопросительный взгляд, спрашивая, хочу ли я стоять первую стражу.
Я кивнул и он подхватив свое одеяло, сказал: - Заманчиво, когда есть какие-то вещи, которыми ты можешь оценить свои риски.
Как сильно ты этого хочешь, насколько ты готов быть сожженным?
Я развел огонь и вскоре глубокая темнота ночи поселилась на поляне.
Я лежал на спине, глядя на звезды и думал о Денне.
На следующий день, Темпи и я перенесли лагерь, в то время как Дедан и Хеспе возвращались назад в Кроссон, для пополнения припасов.
Мартен искал укромную поляну, близкую к воде.
Потом мы упаковали и перенесли все, выкопали «укромное место», выкопали яму для костра, в общем, все обустроили.
Темпи был готов поговорить пока мы работали, но я нервничал.
Сначала я оскорбил его, спрашивая о Летани, поэтому я осознал,что надо избегать этой темы.
Но если простые вопросы о пении обижали его, как я мог догадаться о том, что могло его расстроить.
К тому же его бесцветное выражение лица и его отказ поддерживать зрительный контакт были главными проблемами.
Как я мог начать осмысленную беседу с человеком, когда у меня не было даже идеи как нащупать тему разговора?
Это было подобно попытке пройти по чужому дому с завязанными глазами.
Поэтому, я выбрал безопаснейший путь и просто спрашивал для того чтобы услышать больше слов, пока мы работали.
Главным образом я говорил о вещах, так как мы были слишком заняты, чтобы использовать наши руки для пантомимы.
Лучше всего было, когда Темпи начинал говорить на атуранском, а я пополнять свой словарный запас адемского.
Я подмечал все больше ошибок, которых я делал на его языке, более достаточных, что бы он увечил количество слов, в своих попытках описать себя.
Это означало, несомненно, что я делал много ошибок.
По сути, временами я был таким тупицей, что Темпи был вынужден описывать себя несколько раз и каждый раз разными способами.
Все на Атуранском естественно.
Мы закончили ставить лагерь около полудня.
Мартен отправился на охоту и Темпи потянулся и начал двигаться в своем медленном танце.
Он сделал это дважды подряд, и я начал подозревать что он заскучал.
Когда он закончил, он блестел от пота и сказал мне, что собирается пойти купаться.
Так как лагерь остался на мое попечение, я расплавил свечи, купленные у лудильщика, и сделал две маленьких восковых фигурки.
Я ожидал этого днями, но даже в Университете создание моммета слыло дурной затеей.
Здесь в Винтасе…
достаточно сказать, я подумал, что лучше быть осторожным.
Это была не элегантная работа.
Свечное сало не совсем близко к симпатическому воску, но даже грубый моммет был разрушительной вещью.
После того как я сунул их в свой вещевой мешок, я почувствовал себя гораздо лучше подготовленым.
Я отчищал остатки жира со своих пальцев, когда Темпи вернулся после купания голым, как младенец.
Годы тренировок позволили мне сохранить невозмутимое выражение лица, но не в таких случаях.
Развесив сушиться мокрую одежду на ветках, Темпи подошел ко мне не выказывая ни малейшего смущения или застенчивости.
Он протянул правую руку, держа щепотку чего-то.
–Что это? - Он слегка разжал пальцы, чтобы мне было видно.
Я внимательно посмотрел, радуясь возможности на чем-то сосредоточить свое внимание.
- Это клещ.
Этот глубоко, Я не мог помочь, но снова заметил его шрамы, бледные линии пересекали его руки и грудь.
Я мог читать шрамы, благодаря времени проведенному в Медике, и его шрамы не казались широкими, стянутыми розовыми линиями, что могло свидетельствовать о глубоких ранах, разрезавших кожу, подкожный жир и мышцы под ним.
Эти были мелкими.
Множество их.
Я не мог помочь, но начал гадать, как долго он занимается наемничеством, что его шрамы такие старые.
Он не выглядел старше двадцати лет.
Под действием моего внимательного взгляда, Темпи начал пристально смотреть на букашку, сжатую между пальцами.
-Он укусил.
–Меня
-Впился и остался.- Его выражение было ничего не выражающим, как всегда, но его тон слегка окрасился омерзением.
Его левая рука дрожала.
- В Адемре нет клещей?
- Нет. - он сделал попытку раздавить его между пальцами.
– Так не получится.
Я жестами показал ему, как раздавить клеща ногтями, что он и сделал с огромным удовольствием.
Он выкинул клеща и прошествовал к своему рюкзаку.
Потом, все еще голый, он принялся вытаскивать всю свою одежду и энергично трясти ее.
Я отвернулся, в глубине души зная, что сейчас тот самый момент, когда Дедан и Хеспе должны вернуться из Кроссона.
К счастью, их не было.
После четверти часа или около того, Темпи надел пару сухих брюк, тщательно сначала их проверив.
Без рубашки, он вернулся туда, где я сидел.
- Я ненавижу клещей, - заявил он.
Когда он заговорил, его левая рука резко дернулась, как будто он стряхивал крошки со своей рубашки, возле бедра.
За исключением того, что он не носил рубашку, и не было ничего на его голой коже, чтобы смахнуть.
К тому же, я понял, что он делал тот же самый жест раньше.
Сейчас когда я заострил на этом внимание, я понял, на самом деле, я видел его, делающим этот же самый жест пол-дюжины раз в течение последних дней, хотя никогда это не было так неистово.
У возникло внезапное подозрение.
- Темпи?
Что это значит? - Я скопировал его жест.
Он кивнул.
-Это вот что, – Он скривил свое лицо в излишне подчеркнутом выражении отвращения.
Я прокрутил воспоминания последних дней, думая сколько раз я видел Темпи беспокойно ерзающим, пока мы разговаривали.
Я пошатнулся от этих мыслей.
- Темпи? - спросил я.
- Все это? - я сделал жест к лицу, затем улыбнулся, нахмурился, закатил свои глаза.
- На Адемике можно говорить и руками? -
Он кивнул и сделал жест в то же самое время.
- Это! - я указал на его руку.
- Что это значит? -
Он запнулся, потом выдавил неловкую улыбку.
Я скопировал жест, вывернув руку немного и прижимая мой большой палец к внутренней части моего среднего пальца.
- Нет,
другая рука.
Левая. -
- Почему? -
Он протянул руку и ударил по моей груди, левее центра: Тум-тум.
Тум-тум.
Потом он провел пальцем вниз по моей левой руке.
Я кивнул, чтобы показать, что понял.
Это было ближе всего к сердцу.
Он поднял правую руку и сжал ее в кулак.
-Эта рука - сильная.- Он поднял левую.
-Эта рука-искусная.
Теперь стало понятно.
Вот почему большинство лютнистов зажимают аккорды левой рукой, а играют ритм правой.
Левая рука обычно более умелая.
Я сделал тот же самый жест сложив пальцы, но теперь левой рукой.
Темпи покачал головой
- Это вот так.- Он ухмыльнулся половиной рта.
Выражение казалось настолько неуместным на его лице, что я сделал все, что мог, чтобы не вытаращиться на него.
Я внимательней посмотрел на его руку и чуть-чуть изменил положение моих пальцев.
Он одобрительно кивнул.
Его лицо было невыразительно, но впервые я понял почему.
Через несколько следующих часов, я понял, что, на самом деле, на Адемике жесты, показываемые руками, на самом деле, не точное отражение выражений лица.
Это было не так просто.
Например улыбка могла означать твое веселье, счастье, благодарность или удовлетворение.
Ты можешь улыбнуться для успокоения кого-нибудь.
Ты можешь улыбнуться потому что ты доволен или потому что ты влюблен.
Гримаса и усмешка похожи на улыбку, но они означали совершенно другое.
Представьте себе, учить кого-то улыбаться.
Представьте себе, изображать различные значения улыбок и когда использовать их в разговоре.
Это сложнее, чем научиться ходить.
Неожиданно, так много вещей приобрели смысл.
Конечно Темпи не посмотрит мне в глаза.
Тут было не обязательно смотреть в лицо человеку, с которым ты разговариваешь.
Ты слушаешь голос, но ты смотришь на руки.
Я потратил несколько следующих часов пытаясь выучить основы, но это было раздражающе сложно.
Слова - это довольно простые вещи.
Ты можешь указать на камень.
Ты можешь бегать или прыгать.
Но вы когда-нибудь пытались показать согласие жестами?
Уважение?
Сарказм?
Я сомневаюсь, что даже мой отец смог бы идеально показать такие вещи.
Поэтому мой прогресс был разочаровывающе медленный, но я не мог не быть восхищен.
Это было похоже на внезапно подаренный второй язык.
И это была тайная вещь, своего рода.
Я всегда имел слабость к тайнам.
Ушло три часа, чтобы узнать несколько жестов, простите за каламбур.
Мой прогресс был холоден как лед, но когда я наконец узнал руко-речь для "замалчивания", я чувствовал такой жар гордости, что едва ли могу его описать.
Я думаю Темпи чувствовал это тоже.
- Хорошо, - сказал он, выпрямляя руку, и я довольно определенно заметил одобрение.
Он расправил плечи и встал на ноги, потягиваясь.
Он взглянул на солнце сквозь ветви над головой.
- Поедим?
- Скоро. - Был еще один вопрос, который беспокоил меня.
- Темпи, зачем все так устроено? - спросил я.
- Улыбка это просто.
Почему улыбка вместе с руками?
С руками тоже просто.
Лучше.
Больше... - Он сделал немного измененный жест чистки рубашки, который он использовал ранее.
Не отвращение, раздражение?
Какое это слово для людей живущих вместе.
Пути.
Правильные вещи. - Он провел большим пальцем по своей ключице, что это было, разочарование?
- Какое слово для хорошей совместной жизни?
Ничерта не хорошей.
Я рассмеялся.
- Цивилизация?
Он кивнул, растопырив пальцы: развлечения.
- Да, - сказал он.
- Разговаривать с помощью рук это цивилизация.
- Но улыбаться естественно, - возразил я.
- Каждый человек улыбается.
- Естественность - не цивилизация, - сказал Темпи.
- Готовить мясо - цивилизация.
Отстирывать вонь - цивилизация.
- Таким образом, в Адемре вы всегда улыбаетесь с помощью рук? - я хотел бы знать жест отчаяния.
Нет. Улыбка на лице хороша в семейном кругу.
Хороша с некоторыми друзьями.
- Только в семейном кругу?
Темпи повторил свой жест большой палец-на-ключице еще раз.
- Когда ты сделаешь это. - Он прижал ладонь со стороны лица и подул в нее, что вызвало большой шум газообразования.
- Это естественно, но ты не сделаешь так с незнакомцем.
Грубо.
С семьей... - он пожал плечами.
Весело.
- ...
цивилизация не существенна.
Больше естественности для семьи.
- А как насчет смеха? - спросил я.
- Я видел твой смех. - Я издал звук ха-ха, чтобы он знал о чем я говорю.
Он пожал плечами.
- Смех это. -
Я ожидал момента, но казалось он не расположен к продолжению.
Я попытался опять.
- Почему бы не посмеяться с руками?
Темпи покачал головой.
- нет. Смех различный. - Он подошел близко и двумя пальцами дотронулся до моей груди около сердца.
- Улыбка? - Он провел пальцами вниз по моей левой руке.
- Злость? - Он дотронулся до сердца опять.
Он сделал испуганное лицо, как будто смутившись, и смешно выпятил губу.
Каждый раз он постукивал по моей груди.
- Но смех? - он надовил ладонью мне на живот.
- Смех живет здесь, - он провел пальцами прямо вверх, к моему рту, и растопырил их.
- Заталкивать смех обратно - не хорошо.
- Вредно для здоровья.
- Слезы тоже? - спросил я.
Я одним пальцем продемонстрировал скатывающуюся по моей щеке слезу.
- И слезы тоже, - он прижал руку к собственному животу.
- Ха-ха-ха, - произнес он, надавив своей рукой, чтобы продемонстрировать мне движение живота.
Затем его выражение сменилось на грустное.
- Ух-хух-ху, - он с преувеличеным усилием всхлипывал, снова надавив на свой живот.
- Тоже самое место.
Вредно для здоровья заталкивать назад.
Я медленно кивал, представляя себе как тяжело должно быть Темпи, которого постоянно оскорбляли люди слишком грубые, чтобы сдерживать собственные впечатления (выражения).
Люди, чьи руки постоянно делали бесмысленные жесты.
- Наверное, тебе очень тяжело здесь.
- Не так уж тяжело, - сдержаное утверждение.
- Когда я покидал Адемр, я знал это.
Нет цивилизации.
Варвары - грубы.
- Варвары?
Он сделал широкий жест, подразумевая окружающую нас поляну, лес, весь Винтас.
- Здесь все подобны псам, - его лицо приобрело преувелично гротескное выражение ярости: демонтрируя свои зубы, рыча и бешено вращая глазами.
- Это все что вы знаете, - он пожал плечами, безразлично принимая этот факт, как будто хотел сказать, что не имеет ничего против нас.
- А что насчет детей? - поинтересовался я.
Они улыбаются прежде, чем говорят.
Это неправильно?
Темпи покачал головой.
- Все дети - варвары.
Все они улыбаются лицом.
Все дети - грубы.
Но они становятся старше.
Наблюдают
Учаться, - он остановился, размышляя.
Подбирая нужные слова.
- У варваров нет женщин, чтобы обучить их цивилизованности.
Варвары не могут научиться.
Я мог понять, что он не хотел, чтобы это прозвучало как оскорбление, но его слова только сильнее убедили меня в моем стремлении изучить все детали языка жестов Адем.
Темпи поднялся и принялся разминаться используя некоторые растяжки, идентичные тем, что использовали акробаты в нашей труппе, когда я был моложе.
Спустя минут пятнадцать таких скручиваний то в одну, то в другую сторону, он принялся медленно исполнять свою похожую на танец "пантомиму".
Хотя я и не знал этого тогда, но это упражнение называлось Кетан.
Все еще уязвленные замечанием Темпи о том, что "варвары не могут научиться", я решил повторять за ним.
В конце концов, я все равно не знал, чем себя занять.
И как только я попытался подражать ему, мне стало ясно сколь дьявольски сложным это было: поддерживать руки в форме чаши так, чтобы ноги оставались в правильном положении.
Несмотря на то, что Темпи двигался со скоростью айсберга, я обнаружил, что для меня невозможно скопировать отшлифованую грацию движений.
Темпи ни разу не остановился или даже взглянул в моем направлении.
Он не произнес ни одного ободряющего слова или совета.
Это было утомительно, и признаться я был рад, когда все закончилось.
После я принялся разводить костер и связывать вместе "триногу".
Без всяких слов, Темпи вытащил жесткую сосику и несколько кортофелин, которые тут же принялся аккуртно чистить с помощью своего меча.
Я был несколько удивлен, тем как Темпи волновался о своем мече - почти также, как и я о моей лютне.
Однажны, когда Дедан подял его с земли, Адем отреагировал весьма драматичной вспышкой эмоций.
Драматичной для Темпи, конечно.
Он произнес целых два предложения и даже слегка нахмурился.
Темпи заметил как я наблюдаю за ним и с любопытством поднял голову.
Я указал на оружие.
- Меч? - вопросительно произнес я.
Для чистки картошки?
Темпи посмотрел на наполовину очищенную картофелину в одной рука и своей меч в другой.
- Он острый, - пожал он плечами.
- Чистый.
Я ответил ему таким же пожатием плеч, не желая делать из этого причину спора.
Пока мы работали вместе, я узнал названия "железа", "узла", "листа", "искры" и "соли".
Ожидая пока закипит вода, Темпи поднялся, встряхнулся и стал повторно делать растяжки для конечностей.
Я снова принялся повторять за ним.
На этот раз оказалось еще сложнее.
Мышцы рук и ног ослабли и подрагивали от моих предыдущих попыток.
Ближе к концу мне приходилось изрядно напрячься, чтобы не дрожать, но я "подобрал" еще несколько секретов.
Темпи продолжал меня игнорировать, но я не обращал особого внимания.
Меня всегда притягивали испытания.
-... Итак, Таборлин был заключен глубоко под землей, - сказал Мартин.
-Они оставили ему лишь немного одежды и огарок догорающей свечи, чтобы прогнать темноту.
-Король-колдун намеревался держать Таборлина в заточении до тех пор, пока голод и жажда не ослабят его волю.
Скифус знал, что если Таборлин поклянется помочь ему, то чародей будет связан своим обещанием, ибо Таборлин никогда не предавал своего слова.
- Хуже всего то, что Скифус забрал вещи и меч Таборлина, а без них его сила была тусклой и угасшей.
Он даже забрал плащ неопределенного цвета Таборлина, но он кхе - извините.
Но - хм.
Хеспе, будь милой и передай мне кожух.
Хеспе бросила Мартину мех с водой и он сделал большой глоток.
-Так то лучше. - Он прочистил горло.
-Так где я был на этот раз?
Мы были в Эльде уже двенадцать дней, и вещи наконец установились в определенном порядке.
Мартен изменил наши ставки, отражая наше растущее мастерство.
Впервые десять к одному, нежели пятнадцать к одному, которые были в том порядке, что он имел с Дедан и Хеспи.
Мое понимание языка жестов адем выросло, и, как следствие, Темпи стал для меня неким большим, чем разочаровавшимся безразличным человеком.
Когда я научился читать язык его тела, он стал постепенно расцвечиваться новыми красками.
Он был заботливый и благородный.
Дедан, задевший его, выбрал неверный путь.
Он любил шутки, хотя многие из моих были плоские, а те которые он пытался рассказать всегда не имели никакого смысла в переводе.
Но это не значит, что между нами все было идеально.
Время от времени я до сих пор оскорблял Темпи, совершая ошибки общения, которые я не мог понять даже после их совершения.
Каждый день я продолжал повторял за ним в его странном танце и каждый день он многозначительно игнорировал меня.
- Сейчас Таборлину необходимо сбежать, - Мартин продолжил свою историю.
- Но когда он осмотрел пещеру вокруг, он не увидел ни двери.
Ни окон.
Все вокруг него был гладкий, твёрдый камень.
- Но Таборлин Великий знал имена всех вещей, так что все вещи были в его распоряжении.
Он сказал камню - Сломайся, - и камень сломался.
Стена порвалась, как лист бумаги и через это отверстие Таборлин мог видеть небо и вдохнуть сладкий весенний воздух.
- Таборлин создал выход из пещеры в замок, и, наконец, к дверям королевского зала.
Двери не пропускали его, поэтому он сказал: - Гореть! - они окутались пламенем и вскоре были не более, чем мелким серым пеплом.
- Таборлин вошел в зал и увидел короля Скифуса с пятьюдесятью стражниками.
Король приказал: - Схватите его! - Но охранники только что видели, как двери обратились в пепел, поэтому они приблизились, но никто из них не подошел слишком близко, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Король Скифус крикнул, - Трусы!
Я сражу Таборлина колдовством и лучше его! - Он тоже боялся Таборлина, но хорошо это скрывал.
Кроме того, у Скифуса были его вещи, а у Таборлина не было.
-Тогда Таборлин сказал: - Если ты такой храбрый, верни мне посох прежде,чем начнем дуэль.
- Конечно, - сказал Скифус, хотя на самом деле он не хотел их вернуть, как вы видите.
-Он прямо перед тобой в этом сундуке.
Мартен оглядел нас заговорщицки.
- Как вы понимаете, Скифус знал, что сундук был заперт, а ключ был только один.
И этот ключ несомненно был в его кармане.
Итак, Таборлин подошел к сундуку, но он был заперт.
Затем Скифус засмеялся и еще несколько охранников.
- Это разозлило Таборлина.
И прежде, чем любой из них смог что-нибудь сделать, он ударил в верхнюю часть сундука рукой и крикнул: - Эдро! - Сундук открылся и он схватил свой плащ неопределимого цвета, обернув его вокруг себя.
Мартен еще раз откашлялся.
- Извините меня,- сказал он и остановился, чтобы сделать еще один глоток.
Хеспи повернулась к Дедану.
- Как ты думаешь, какого цвета был плащ у Таборлина?
Лоб Дедана немного наморщился, как будто он начал хмуриться.
- Что ты имеешь в виду?
Это неопределимый цвет, как я и сказал.
Рот Хеспи сжался.
- Я знаю это.
Но когда ты думаешь об этом у себя в голове, на что это похоже?
Ты же должен себе представлять это хоть как-нибудь, не так ли?
Дедан задумался на мгновение.
- Я всегда представлял его мерцающим, - сказал он.
- Как блестящая булыжная мостовая после сильного дождя.
- Я всегда думала о нем, как о грязно-сером,- сказала она.
- Как будто он выстирывался по дороге всё время.
- Это имеет смысл, - сказал Дедан, и я увидел как на лицо Хеспи снова вернулась нежность.
- Белый, - добровольно высказался Темпи.
- Я думаю белый.
Без цвета.
- Я всегда думал о нем, что он похож на кусок бледно-голубого неба, - признался Мартен, пожимая плечами.
- Я знаю, что это не имеет никакого смысла.
Но именно так я представляю это.
Все повернулись ко мне.
- Иногда я думаю о нем, как о лоскутном одеяле, - сказал я.
Сделанный полностью из лоскутного шитья, кучи разноцветных тряпок и обрывков.
Но в большинстве случаев я думаю о нём, как о тёмном.
Как будто он на самом деле имеет цвет, но слишком темный для любого, чтобы его увидеть.
Когда я был моложе, рассказы о Таборлине оставляли меня с широко раскрытыми глазами от удивления.
Теперь, когда я знал правду о магии, я наслаждался ими на другом уровне, где-то между ностальгией и развлечением.
Но я отвел особое место в своем сердце для плаща неопределенного цвета Таборлина.
Большая часть его силы была в его посохе.
Его меч был беспощаден.
Его ключ, монета и свеча были ценными инструментами.
Но плащ был сердцем Таборлина.
Это была маскировка, в которой он нуждался, которая помогала ему, когда он был в беде.
Защищала его.
От дождя.
От стрел.
От огня.
Он мог спрятать вещи в него, и плащ имел множество карманов, полных удивительных вещей.
Нож.
Игрушка для ребенка.
Цветок для леди.
Чтобы ни было нужно Таборлину, оно было в плаще неопределенного цвета.
Эти истории заставили меня умолять мою мать ради первого плаща, когда я был молод...
Я завернулся в свой собственный плащ.
Мой отвратительный, оборванный, полинялый плащ лудильщика был дорог мне.
Во время одной из наших поездок в Кроссон за продуктами, я взял немного лишней ткани и вшил несколько неуклюжих карманов внутрь.
Но это была еще бедная замена моему богатому бордовому плащу, или прекрасному черно-зеленому, который Фела сделала для меня.
Мартен откашлялся и продолжил свою историю.
- Итак, Таборлин ударил по крышке рукой и выкрикнул.
-Эдро! Крышка сундука открылась, и он схватил пдащ неопределенного цвета и посох.
Он вызвал большую ветвистую молнию и убил двадцать стражников.
Он вызвал полосу огня и убил еще двадцать стражников.
Те, что остались, побросали мечи и взмолились о пощаде.
Тогда Таборлин забрал остальные его вещи из сундука.
Он достал ключ и монету и засунул их подальше в безопасное место.
Наконец, он достал свой медный меч, Скайалдрин, и опоясался...
- Чего? - перебил Дедан, смеясь.
- Ты девчонка.
Меч Таборлина не медный.
- Заткнись, Ден, - отрезал Мартен, уязвленный вмешательством.
- Он был медным.
- Сам заткнись, - ответил Дедан.
- Кто-нибудь слышал о медном мече?
Медь не может быть острой.
Это будет похоже на попытку убить кого-нибудь большим пенни.
Хеспи рассмеялась.
- Это был, вероятно, серебряный меч, ты не думаешь, Мартен?
- Это был медный меч, - настаивал Мартен.
- Может быть это было в начале его карьеры, - сказал Дедан громким шепотом Хеспе.
- Все, что он мог позволить себе - это медный меч.
Мартен одарил этих двоих сердитым взглядом.
- Медный, будь ты проклят.
- Если вам не нравиться это , вы можете просто угадать окончание. Он сложил руки перед собой.
- Хорошо, - ответил Дедан.
- Квоут может исполнить одно из них.
Он может быть щенок, но знает как правильно рассказывать истории.
Медный меч мне в задницу.
- На самом деле, - вмешался я, - я бы хотел услышать концовку Мартена.
- Ох, проваливай, - с горечью сказал старый следопыт.
- Я не в настроении заканчивать сейчас.
И я предпочел бы послушать вас, чем слушать, как этот осёл встревает через слово.
Ночные истории были одним из немногих случаев, когда мы могли сидеть, как группа, не впадая в мелкие ссоры.
Теперь, даже они становились напряженными.
Более того, остальные начали рассчитывать на меня для вечерних развлечений.
В надежде положить конец этим тенденциям, я много думал о том, что вложить в историю, которую я собирался рассказать сегодня вечером.
- Давным, давно, - начал я.
- Один маленький мальчик родился в маленьком городе.
Он был совершенным, или так думала его мать.
Но одно было в нём иным.
У него был в пупке золотой винт.
Просто выглядывала его головка.
- Ныне его мать была просто рада, что он имел все пальцы рук и ног в нужном количестве.
Но, когда мальчик вырос, он понял, что не все имели винты в своих пупках, не говоря уже о золотых.
Он спросил у матери, для чего он нужен, но она не знала.
Затем он спросил своего отца, но отец не знал.
Он спросил своих бабушек и дедушек, но они тоже не знали.
- Так оставалось некоторое время, но продолжало донимать его.
Наконец, когда он достаточно повзрослел, он собрал сумку и пошел, надеясь, что сможет найти того, кто знает правду о нем.
- Он шел с места на место, расспрашивая всех, кто утверждал, что знает что-нибудь об этом.
Он расспрашивал акушерок и медиков, но они могли только гадать об этом.
Мальчик распрашивал арканистов, лудильщиков, и старых отшельников, живущих в лесу, но никто никогда не видел ничего подобного.
Он пошел расспросить сильдимских купцов, подумав, что если кто-то и может знать о золоте, то только они.
Но даже сильдимские купцы не знали.
Он пошел к арканистам из Университета, думая, что если кто-то и знает о винтах и их работе, то это они.
Но и арканисты не знали.
Мальчик направился за Штормвальские горы, спросить ведьм из Таль, но ни одна из них не смогла дать ответа.
- В конце концов он пошел к королю Винта, самому богатому королю в мире.
Но король тоже не знал.
Он пошел к императору Атур, но даже со всей своей мощью, император не знал.
Он обошел каждое из малых королевств, одно за другим, но никто не мог ему сказать что-нибудь.
- Наконец, мальчик пошел к Великому Королю Модега, мудрейшему из всех королей в мире.
Великий Король внимательно посмотрел на головку золотого винта, выглядывавшего из пупка мальчика.
Затем Великий Король сделал жест, и его сенешаль вынес подушку из золотого шелка.
На этой подушке была золотая коробка.
Великий король взял золотой ключ с шеи, открыл коробку, а внутри была золотая отвертка.
- Великий король взял отвертку и жестом пригласил мальчика подойти ближе.
Дрожа от волнения, мальчик повиновался.
Затем великий король взял золотую отвертку и вложил ее в пупок мальчика.
Я остановился, чтобы сделать большой глоток воды.
Я чувствовал, как моя маленькая аудитория наклонилась ко мне.
- Тогда Великий Король тщательно повернул золотой винт.
Один раз: ничего.
Второй раз: ничего.
Затем он повернул в третий раз и у мальчика отвалилась попка.
Это был момент ошеломленной тишины.
- Что? - недоверчиво спросила Хеспи.
- Его задница отвалилась, - повторил я с каменным выражением на лице.
Было долгое молчание.
Глаза всех были сосредоточены на мне.
Костер щелкнул, отправив вверх дрожащий красный уголек.
- А потом что случилось? - наконец спросила Хеспи.
- Ничего, - сказал я.
- Это все.
Конец.
- Что? - сказала она снова, громче.
- Что это тогда за история?
Я собирался ответить, когда Темпи расхохотался.
И он продолжал смеяться, сильным сотрясающим смехом, прерывающим его дыхание.
Вскоре я начал тоже смеяться, отчасти при виде Темпи, отчасти потому, что я всегда сам считал смешной эту странную историю.
Выражение Хеспи стало опасным, так, как если бы она была предметом шутки.
Дедан начал говорить первым.
- Я не понимаю.
Почему...? - он затих.
- Разве они отдали обратно мальчику его задницу? - вставила Хеспи.
Я пожал плечами.
- Это уже не часть истории.
Дедан дико жестикулировал с разочарованным выражением лица.
- В чем тогда смысл этого?
Я состроил невинное лицо.
- Я думал, мы просто рассказываем истории.
Большой человек хмуро посмотрел на меня.
- Разумные истории!
Истории с окончанием.
Не истории просто про задницу мальчика... - он покачал головой.
- Это смешно.
Я пошел спать. - Он ушел готовить свою постель.
Хеспи последовала в ее собственном направлении.
Я улыбнулся, разумно увереный, что ни один из них не потревожит меня более ради каких-нибудь историй, о чем я и позаботился.
Темпи также поднялся на ноги.
Проходя мимо меня, он улыбнулся и внезапно обнял.
Несколько дней назад это могло шокировать меня, но сейчас я знал, что физический контакт был не особенно необычным среди Адем.
Тем не менее, я был удивлен, что он сделал это в присутствии других.
Я ответил ему лучшим из своих объятий, чувствуя его все еще дрожащую от смеха грудь.
- Его задница отвалилась, - сказал он тихо, а затем направился в постель.
Мартен проследил за Темпи, затем уставился на меня испытывающим взглядом.
- Где ты услышал ее? - спросил он.
- Мой отец рассказывал мне ее, когда я был маленький, - честно ответил я.
- Необычная история для ребенка.
- Я был необычным ребенком. - парировал я.
- Когда я стал старше он признался, что придумал эту историю, чтобы успокоить меня.
Я забрасывал его вопросами.
Час за часом.
По его словам, единственное, что может утихомирить меня это загадка.
Но я разгадывал их как орешки и у него не было выбора.
Я пожал плечами и начал раскладывать свою постель.
- Поэтому он придумывал истории, похожие на головоломки и спрашивал у меня, понял ли я, что они означают. - Я слегка тоскливо улыбнулся.
- Помню, я думал о мальчике с винтом в пупке день за днем, пытаясь найти в ней смысл.
Мартен нахмурился.
- Это жестоко, так обманывать мальчишку.
Этот комментарий удивил меня.
- Что ты имеешь в виду?
- Обманывая, ты просто получаешь немного тишины и покоя.
Это низко, делать так.
Я был взят врасплох.
- Это был не обман.
Я наслаждался этим.
Это дало мне пищу для размышлений.
- Но это было бессмысленно.
Невозможно.
- Не бессмысленно.- Запротестовал я.
Они учат нас тому, как думать.
Если вы дадите человеку ответ, все что он получает - это немного фактов.
Но дайте ему вопрос, и он будет искать собственные ответы.
Я расстелил мое одеяло на землю и положил поверх плащ лудильщика, укутывая себя им.
Таким образом, когда он находит ответы, они будут дорого стоить ему.
Чем сложнее вопрос, тем труднее поиск.
Чем сложнее нам искать, тем больше мы учимся.
Невозможный вопрос...
Я замолчал, когда меня озарило.
Элодин.
Это то, что делал Элодин.
Все, что он сделал в своем классе.
Эти игры, поиски, таинственный отсев.
Они были все подобными вопросами.
Мартен покачал головой и побрел прочь, но я был потерян в своих мыслях и едва заметил это.
Я хотел ответы, и, несмотря на все, что я думал, Элодин пытался дать их мне.
То, что я принял за злобные головоломки с его стороны, на самом деле был постоянный призыв к истине.
Я сидел, молчаливый и ошеломленный объемом его наставлений.
Недостатком моего понимания.
Моего поверхностого взгляда.
Мы продолжали по дюймам наш путь через Элд.
Каждый день начинался с надеждой найти следы тропы.
Каждый вечер кончался разочарованием.
Блеск был далеко не яблочный, и нашу группу постепенно догнали раздражение и злословие.
Любой страх Дедана ощущался мной, как износившийся до толщины бумаги, и он постоянно приближался ко мне.
Он хотел купить фирменную бутылку, используя кошелек Маера.
Я отказался.
Он думал, что мы не должны стоять ночные вахты, просто установив растяжки на подходах.
Я не согласился.
Каждая маленькая битва, которую я выигрывал, возмущала его по отношению ко мне.
И его низкое ворчание постоянно нарастало, пока тянулись наши поиски.
Он никогда не брал на себя смелость прямой конфронтации, просто спорадически остря ехидными комментариями и надутым неповиновением.
С другой стороны, Темпи и я медленно двигались в сторону чего-то вроде дружбы.
Его атуранский становился лучше, и мой адемский прогрессировал до момента, когда я мог действительно считаться плохо говорящим, а не только сбитым с толку.
Я продолжал имитировать Темпи, когда он исполнял свой танец и он продолжал игнорировать меня.
Теперь, когда я продолжал заниматься им некоторое время, то узнал в нем привкус боевого искусства.
Медленное движение одной рукой производило впечатление удара, замороженное повышение ноги тоже напоминало удар.
Мои руки и ноги уже не дрожали от усилий медленно двигаться вместе с ним, но я все еще раздражался своей неуклюжестью.
Больше всего я ненавижу то,что я делаю плохо.
Например, была часть в середине, которая выглядела просто, как дыхание.
Темпи поворачивался, крутил своими руками, и делал маленький шаг.
Но всякий раз, когда я попытался сделать то же самое, я неизбежно чувствовал свою заминку.
Я пытался полдюжиной различных способов ставить свои ноги, но ничего не изменялось.
Но после того дня, когда я рассказал свою историю про "потерянный винт", когда Дедан в конечном итоге стал ссылаться на нее, Темпи перестал игнорировать меня.
На этот раз, после того, как я споткнулся, он остановился и посмотрел на меня.
Его пальцы щелкнули: [неодобрение], [раздражение.]
- Вернись, - сказал он, остановившись в танцевальной позиции, которая была до моего спотыкания.
Я встал в ту же позицию и попытался подражать ему.
Я снова потерял равновесие, и хотел переставить ноги, чтобы не споткнуться.
- Мои ноги глупы, - пробормотал я на адемском, крутя пальцами на левой руке: [смущение.]
- Нет. - Темпи схватил меня за бедра руками и покрутил ими.
Затем он оттолкнул мои плечи назад, и ударил по моему колену, заставляя согнуть его.
- Да.
Я попытался двинуться вперед опять и почувствовал разницу.
Я по-прежнему терял равновесие, но теперь совсем чуть-чуть.
-Нет, - сказал он опять.
- Смотри. - Он постучал по своему плечу.
- Так. - Он стоял прямо напротив меня, едва двинул ногой и повторил движение.
Он обернулся, руками совершил круговые движения, и плечом толкнул меня в грудь.
Это было точно такое же движение, которое ты сделал бы,если бы пытался выбить дверь плечом.
Темпи не двигался очень быстро, но плечом сильно толкнул меня в сторону.
Он не был грубым или внезапным, но сила его была неотразима, как когда лошадь неожиданно сталкивается с тобой на людной улице.
Я попробовал опять, концентрируясь на моем плече.
Я не споткнулся.
Так как мы были одни а лагере, я улыбался и лицом и жестом: счастье.
- Спасибо. - Преуменьшение.
Темпи промолчал.
Лицо у него было пустым, руки на месте.
Он просто пошел туда, где стоял раньше и начал свой танец сначала, отвернувшись от меня.
Я старался оставаться стоическим при обмене, но воспринял это как большой комплимент.
Если бы я знал больше об Адем, то понял бы больше, чем тогда.
Темпи и я поднялись выше и нашли Мартена, ожидающего нас.
Еще было слишком рано для обеда, так что в моей груди наконец появился лучик надежды, после всех этих долгих дней поисков, он мог найти след бандитов.
- Я хотел показать вам это, - сказал Мартен, указывая на высокое, папоротниковидное растение, которое стояло в десятке метров от нас.
- Это редкость.
Бывало годами я не видел этого.
- Что это?
- Оно называется лезвие Ана, - сказал он гордо, оглядывая его.
- Вам нужно держать ухо востро.
Не так много народа знает о нем, так что он даст нам зацепку, если бандиты не знают о нем.
Мартен с нетерпением посмотрел на нас обоих.
-Хорошо?-сказал он наконец.
- Что особенного в нем?, - послушно спросил я.
Мартен улыбнулся.
- Лезвие Аны интересно тем, что оно не терпит людей, - ответил он.
-Если любая часть его коснется твоей кожи, в течение нескольких часов она станет красной, в то время как куст сбросит листву.
Даже краснее.
Яркой как твой красный цвет наемника,- Мартен указал на Темпи.
-И потом куст,которого ты коснулся,высохнет и умрет.
-Правда?-Спросил я,не притворяясь больше,что мне не интересно.
Мартен кивнул.
-Даже капля пота убьет его.
Это означает, что в большинстве случаев он умрет от прикосновения к одежде человека.
и даже от доспехов.
Или ветки, которую ты держал.
Или меча. - Он показал на бедро Темпи.
- Некоторые люди говорят, он умрет даже если ты сильно дыхнешь на него, - продолжил Мартен.
- Но я не думаю, что это правда.
Мартен повернулся,чтобы увести нас от Лезвия Аны.
-Это старая,старая часть леса.
Вы не увидите Лезвие нигде, где поблизости селился народ.
Здесь мы вышли за край карты.
- Мы вряд ли на границе карты, - сказал я.
- Мы точно знаем, где мы находимся.
Мартен фыркнул.
- Карты не могут иметь что-то вне своих границ
Они внутри границ.
Дыры.
Людям нравиться делать вид, что они знают все об этом мире.
Богатым людям особенно.
Карта отлично подходит для этого.
По этот край земли Барона Такствайса, а по эту графа Аптемани.
Мартен сплюнул.
- Вы не видите пробелов на карте, потому что люди которые рисуют их, заштриховывают часть и пишут "Элд", - он покачал головой.
Вы могли бы также прожечь отверстие прямо в карте для того, чтобы сделать хорошее дело.
Этот лес такой же большой, как и Винт.
Никто им не владеет.
Вы можете идти в неверном направлении, вы можете пройти сотни сотни миль и никогда не увидите дорогу,не говоря уж о доме или пашне.
Здесь такие места,что они никогда не чувстовали прикосновение ноги человека или звука его голоса.
Я огляделся.
- Он выглядит также, как и большинство лесов, что я видел.
- Волк похож на собаку,-сказал Мартен легко. - Но это не так.
Собака... - Он сделал паузу.
- Что это за слово для животных, которые находятся все время среди людей?
Коровы и овцы также.
- Вот именно, - сказал он, оглядываясь по сторонам.
- Ферма домашних животных.
Сад.
Парк.
Большинство лесов тоже.
Люди собирают грибы, рубят дрова, берут своих возлюбленных немного поласкаться и пообниматься.
Он покачал головой и потянулся прикоснуться к грубой коре ближайшего дерева.
Жест был странно нежным, почти любовным.
- Но не здесь.
Это место старое и дикое.
Ему глубоко на нас наплевать.
Если люди,которых мы выслеживаем,"насядут" на нас, им даже не надо будет задумываться о том,чтобы спрятать наши тела.
Мы будем лежать в земле на протяжении ста лет, и никто даже не приблизится, чтобы споткнуться на наших костях.
Я пытался не раздумывать о том, что Маер послал меня сюда, так же легко как он перемещал камни на доске в так.
Он послал меня в дырку на карте.
Место, где никто никогда не найдет моих костей.
КВОУТ ВЫПРЯМИЛСЯ в своём кресле, чтобы было лучше смотреть в окно.
Он просто придержал за руку Хрониста, когда они услышали быстрые, легкие постукивания по деревянному помосту снаружи.
Слишком быстрые и мягкие, чтобы быть тяжелыми ботинками фермеров, за ними последовал высокий взрыв детского смеха.
Хронист быстро спрятал страницу, которую он писал под стопку чистых листов, когда Квоут поднялся на ноги и направился к бару.
Баст откинулся назад, качаясь на двух ножках стула.
Через некоторое время дверь отворилась, и молодой человек с широкими плечами и тонкой бородой вошел в трактир, аккуратно пропустив в дверь вперед себя маленькую блондинку.
За ним была молодая женщина, держащая маленького мальчика, сидящего на ее руках.
Трактирщик улыбнулся, поднимая руки.
- Мэри!
Хэп!
Молодая пара кратко обменялась словами, прежде чем высокий фермерподошел к Хронисту, по прежнему держа перед собой маленькую девочку.
Бас поднялся на ноги и предложил свой стул Хэпу.
Мэри подошла к бару, небрежно выпутывая одну из рук маленького мальчика из своих волос.
Она была молода и красива, с улыбающимися губами и усталыми глазами.
- Привет, Коут.
- Я давно не видел вас обоих, - сказал трактирщик.
- Не хотите ли немного сидра?
Я выжал свежего этим утром.
Она кивнула, и хозяин налил три кружки.
Баст отнес две Хэпу и его дочери.
Хэп взял свою,но девочка спряталась за своего отца, робко выглядывая из-за его плеча.
- Молодой мастер Бен будет из своей чашки? - спросил Коут.
- Он будет, - сказала Мэри, улыбаясь мальчику, жующему свои пальцы.
- Но я бы не давала ему ее, если вы не готовы чистить полы. - Она полезла в карман.
Коут решительно покачал головой, подняв руку.
- Я не хочу этого слышать, - сказал он.
- Хэп не брал и половины того, что стоила работа, когда он ставил заборы обратно.
Мэри улыбнулась усталой, тревожной улыбкой и взяла кружку.
- Благодарю вас, Коут. - Она прошла туда, где сидел ее муж, разговаривая с Хронистом.
Она оворила с писцом,медленно покачиваясь вперед-назад,покачивая ребенка на бедре.
Ее муж кивал, параллельно вставляя слово или два.
Хронист обмакнул перо и начал писать.
Баст вернулся к бару и облокотился на него, с любопытством глядя на дальний стол.
-Я все еще не понимаю всего этого, - сказал он.
- Я точно знаю, что Мэри умеет писать.
Она присылала мне письма.
Квоут с любопытством посмотрел на своего ученика, а затем пожал плечами.
- Я думаю, он пишет завешания и распоряжения, но никак не письма.
Вам нужно,чтобы такие вещи были написаны без ошибок,четким почерком и без каких-либо недоразумений.- Он кивнул, указывая на Хрониста, делающего оттиск на листе, тяжелой печатью.
- Видишь?
Это показывает, что он судебный чиновник.
Все его свидетельства имеют юридическую силу.
- Но и священник может сделать это, - сказал Баст.
- Аббат Граймс может быть любым чиновником.
Он оформляет бракосочетания и ведет дела, когда кто-то покупает участок земли.
Ты сам сказал, что они любят свои записи.
Квоут кивнул.
- Это так, но священник любит, когда ты оставляешь деньги в церкви.
Если он запишет твою волю и ты не дашь церкви даже ломанного гроша... - он пожал плечами.
Это может сделать жизнь тяжелой в таком маленьком городке, как этот.
А если ты не сможешь прочитать...
хорошо, то священник может записать все, что захочет, не так ли?
И кто будет спорить с ним, когда ты умрешь?
Баст выглядел шокированным.
- Аббат Грэймс никогда не сделает ничего подобного!
- Он, вероятно, не будет, - уступил Квоут.
- Грэймс достоен сана священника.
Но, может быть ты хочешь оставить участок земли для молодой вдовы в переулке и немного денег для ее второго сына? - Квоут многозначительно поднял бровь.
- Это такое дело, чтобы парень обеспокоился тем, чтобы не священник записывал это.
Лучше, чтобы новость вышла после того, как ты уже мертв и глубоко похоронен.
В глазах Баста появилось понимание, и он посмотрел на молодую пару, пытаясь разгадать, какие тайны они пытались скрыть.
Квоут вытащил белую ткань и начал рассеяно полировать стойку бара.
- В большинстве случаев это проще, чем кажется.
Некоторые люди просто хотят оставить Элли музыкальную шкатулку и не слышать воплей других сестер об этом в течении ближайших десяти лет.
- Как тогда, когда умерла вдова Грэйден?
- Точно также, как когда умерла вдова Грэйден.
Ты видел как ее семья разрушила себя, борясь за ее наследство.
Половина из них до сих пор не разговаривают.
На другом конце комнаты, девочка подошла к матери и настойчиво дернула за ее платье.
Мгновение спустя Мэри подошла к бару, ведя за собой девочку.
- Маленькой Силь кое-что нужно, - сказала она извиняющимся тоном.
- Не могли бы вы...?
Коут кивнул и указал на дверь возле лестницы.
Мэри повернулась и подала маленького мальчика Басту.
- Вы не будете возражать?
Двигаясь в основном рефлекторно, Баст вытянул руки,чтобы взять мальчика, потом неуклюжо встал, пока Мэри сопровождала дочь.
Маленький мальчик возбужденно осмотрелся, не уверенный, что делать в этой новой ситуации.
Баст повернулся к Квоуту,неуклюжо держа ребенка перед собой.
Выражение лица ребенка медленно изменилось от любопытного к неопределенному, а затем к несчастному.
Наконец он начал издавать мягкие, тревожные всхлипывания.
Он выглядел так, будто думал о том, стоит ли ему плакать, и постепенно начинал понимать, что да, на самом деле, вероятно, так и надо сделать.
- О, ради бога, Баст, - сказал Квоут раздраженным голосом.
- Вот. - Он шагнул вперед и взял мальчика, посадив его сверху барной стойки и придерживая его обеими руками.
Мальчик выглядел здесь счастливым.
Он с любопытством потер рукой по гладкой верхней части барной стойки, оставляя пятна.
Он посмотрел на Баста и улыбнулся.
- Собака, - сказал он.
- Очаровательно, - сухо сказал Баст.
Маленький Бен начал жевать свои пальцы и огляделся еще, более целенаправленно в этот раз.
- Мама, - сказал он.
- Мамамама. - Затем он начал заинтересованно искать и совершать такие же низкие тревожные всхлипывания, как и раньше.
- Придержи его, - сказал Квоут, двигаясь, чтобы встать прямо перед маленьким мальчиком.
После того, как Баст стал придерживать его, трактирщик схватил ноги мальчика и начал нараспев скандировать.
- Сапожник, сапожник, измерь мою ножку. Фермер, фермер, посади-ка пшеничку. Пекарь, пекарь, испеки-ка мне хлеб. Портной, сделай шляпу на голову мне. - Маленький мальчик смотрел, как Квоут делал разные движения руками для каждого куплета, делая вид, что растит пшеницу и месит тесто.
На последней строчке маленький мальчик засмеялся в восторге, захлебываясь смехом, когда он хлопнул ладошкой по своей голове вместе с рыжим человеком.
Мельник, прочь свои пальцы с весов.
Доярка, доярка, наполни ведро.
Горшечник, горшечник, крути горшок.
Ребёнок, дай твоего папу обнять! - Квоут не сделал никакого жеста на последнюю строчку, вместо этого он наклонил голову, выжидательно разглядывая Баста.
Баст, который просто стоял там, смутился.
Затем понимание отразилось на его лице.
- Реши, как ты мог так подумать? - Спросил он, и голос его был слегка обиженным.
Он показал на мальчика.
- Он блондин!
Посмотрев на обоих мужчин, мальчик решил, что он, собственно, хотел бы немного поплакать.
Его лицо омрачилось, и он начал плакать.
- Это твоя вина, - наотрез сказал Баст.
Квоут забрал мальчика со стойки бара и начал качать его в безуспешной попытке успокоить его.
Мгновением спустя, когда Мэри вернулась в таверну, ребенок завывал еще громче и наклонился к ней, протягивая обе руки.
- Извините, - сказал смущенно Квоут.
Как только Мэри взяла его обратно, он успокоился и лишь слезы оставались в его глазах.
- Это не ваша вина, - сказала она.
- Он просто соскучился по матери в последнее время. - Она коснулась своим носом его, улыбнулась, и ребенок восторженно, захлебывающе засмеялся.
- Сколько ты просишь за это? - спросил Квоут и вернулся к столу Хрониста.
Хронист пожал плечами.
- Полтора пенни.
Квоут остановился и присел.
Его глаза сузились.
- Это не покрывает цену на твою бумагу.
Хронист спросил.
- У меня есть уши, не так ли?
Кузнечный подмастерье упоминал, что Бентли переживают тяжелые времена.
И даже если бы он не сказал об этом, у меня есть глаза.
У парня видны швы на обоих коленях, и сапоги сношены почти до конца.
Платье девочки слишком коротко для нее, а кроме того наполовину в заплатках.
Квоут кивнул с мрачным лицом.
- Их южные поля затоплялись два года подряд.
И обе их козы умерли этой весной.
Даже если это были хорошие времена, этот был плохим годом для них.
С их новым маленьким мальчиком... - Он глубоко вздохнул и, посмотрел на него долгим, задумчивым взглядом.
- Они обложены налогами.
Уже два года.
- Ты хочешь, чтобы я снова сломал забор, Реши? - нетерпеливо спросил Баст.
- Помолчи об этом, Баст. - Маленькая улыбка промелькнула в уголках рта Квоута.
- Нам нужно что-то другое на этот раз. - Его улыбка исчезла.
- До следующего сбора.
- Может быть не найдется ничего другого, - сказал Хронист.
Квоут покачал головой.
- Он не придет только после сбора урожая, но он придет.
Профессиональные сборщики налогов достаточно плохи, но они знают достаточно, чтобы время от времени смотреть в другую сторону.
Они знают, что вернутся в следующем году, и через год.
Но мытари...
Хронист кивнул.
- Они бывают разные, - сказал он мрачно.
Затем процитировал: - Если они смогут, то заберут дожди.
Не получат золота, возьмут зерно.
Квоут тонко улыбнулся и продолжил.
- Если нету хлеба - заберут всех коз. Они твои дрова закинут и пальто на воз. Если ты станешь кошкой, они возьмут твою мышь. И в конце концов, они возьмут твой дом и скажут кыш. - Все ненавидят мытарей, - мрачно согласился Хронист.
- Во всяком случае, дворяне ненавидят их вдвое больше.
- Я считаю, что в это трудно поверить, - сказал Квоут.
- Вы должны были слышать разговоры о нём.
Если бы у него не было полностью вооруженной охраны, я не думаю, что он вышел бы из города живым.
Хронист криво улыбнулся.
- Слышали бы вы то, что мой отец говорил о них, - сказал он.
- И у него только дважды взимали налоги за двадцать лет.
Он сказал, что он бы предпочел саранчу следующую за пожаром, чем королевских мытарей, двигающихся через его земли. - Хронист взглянул на дверь трактира.
- Они слишком горды, чтобы просить о помощи?
- Гордые, как никто, - сказал Квоут.
- Чем человек беднее, тем больше у него гордости.
Я знаю это чувство.
Я никогда не мог попросить денег у друга.
Я мог прежде умереть с голоду.
- А взаймы? - спросил Хронист.
- Кто имеет деньги, чтобы ссудить в такие дни? - спросил мрачно Квоут.
- Это уже будет голодная зима для большинства людей.
Но даже после третьего налогового сбора Бентли будут делиться одеялами и есть свое семенное зерно до таяния снега.
Это, если они не потеряют свой дом, так хорошо...
Трактирщик посмотрел на свои руки на столе и, казалось, удивился, что одна из них была сжата в кулак.
Он медленно открыл ее и положил обе руки ладонями на стол.
Затем он взглянул на Хрониста с печальной улыбкой на своем лице.
- Знаешь ли ты, что я никогда не платил налоги, прежде чем пришел сюда?
Эдема, как правило, не владеют собственностью. - Он махнул рукой на трактир.
- Я никогда не понимал, как обидно это бывает.
Когда какой-то самодовольный ублюдок с гроссбухом приходит в город, заставляя тебя платить за право обладания чем-либо.
Квоут показал жестом Хронисту, что хотел бы взять его перо.
- Теперь, конечно, я знаю правду об этом.
Я знаю, какие темные желания заставляют группу людей ждать у дороги, чтобы убить сборщиков налогов, тем самым бросив открытый вызов королю.
МЫ ЗАКОНЧИЛИ ПОИСК на северной стороне королевского тракта и начали на южной половине.
Часто единственным, что отличало один день от следующего были истории, которые мы рассказывали у костра ночью.
Истории про Орена Велсайтера, Вечно-Молодого Ланиэля и Иллиен.
Истории про услужливых свинопасов и удаче сыновей лудильщика.
Истории про демонов и фей, загадочных играх и курганах драугов.
Эдема Руэ знают все истории в мире, а я Эдема до мозга костей.
Мои родители рассказывали истории у костра каждый вечер, когда я был маленьким.
Я вырос, наблюдая истории в немом исполнении, слушая их в песнях, и исполняя их на сцене.
Учитывая это, неудивительно, что я уже знал истории Дедана, Хеспи и Мартена, рассказывавшиеся в ночное время.
Не во всех подробностях, но я знал их основу.
Я знал их форму и как они могут закончиться.
Не поймитете меня неправильно.
Я до сих пор наслаждаюсь ими.
Истории не должны быть новыми, чтобы принести тебе радость.
Некоторые истории похожи на старых друзей.
Некоторые из них, надежны, как хлеб.
Тем не менее, история, которую я раньше не слышал, это редкая и драгоценная вещь.
И через двадцать дней поисков в Элде, я был награжден одной из них.
- Когда-то давно и далеко отсюда, - начала Хеспи, когда мы сидели у костра, после обеда, - был мальчик по имени Джекс, и он влюбился в луну.
- Джекс был странным мальчиком.
Задумчивым мальчиком.
Одиноким мальчиком.
Он жил в старом доме в конце разбитой дороги.
Он...
Дедан прервал ее.
- Ты сказала разбитой дороги?
Рот Хеспи стал строгим.
Она вовсе не хмурилась, но казалось, что все части ее собираются нахмуриться вместе в одном месте, на всякий случай, если она в них спешно будет нуждаться.
- Я действительно сказала.
Разбитая дорога.
Так моя мать рассказывала эту историю сотню раз, когда я была маленькой.
С минуту казалось, что Дедан собирался задать другой вопрос.
Но вместо этого он показал редкий дар предвидения и просто кивнул.
Хеспи неохотно отложила части своего хмурого вида прочь.
Потом она посмотрела на свои руки, нахмурившись.
На мгновение ее рот молча двинулся, затем она кивнула сама себе и продолжила.
Все, кто видел Джекса, могли рассказать о нем совершенно различное.
Он не играл.
Он не бегал вокруг, доставляя проблемы.
И он никогда не улыбался.
Некоторые люди говорили: - Что вы можете ожидать от мальчика, который живет один в сломанном доме в конце разбитой дороги? - Одни говорили, что проблема в том, что он никогда не имел родителей.
Одни говорили, что в нем была капля крови фей и что он хранил свое сердце от познания радости.
Он был несчастным мальчиком.
Они не отрицали этого.
Когда он получал новую рубашку, он прорывал в ней дырку.
Если ты давал ему сладость, он мог уронить ее на дорогу.
Одни говорили, мальчик родился под плохой звездой, что он был проклят, что демон ездит на его тени.
Другие люди просто плохо относились к нему, но не настолько плохо, потому что они заботились, чтобы помочь.
Однажды, по дороге к дому Джекса пришел лудильщик.
Это было чем-то удивительным, поскольку дорога была разбита, потому что никто никогда не использовал ее.
- Эй, мальчик! - воскликнул лудильщик, опираясь на палку.
- Ты можешь дать напиться старому человеку?
Джекс достал немного воды в треснувшей глиняной кружке.
Лудильщик пил и смотрел на мальчика.
- Ты не выглядишь счастливым, сынок.
Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось, - сказал Джекс.
- Мне кажется, человек должен чему-то радоваться, а у меня нет чего-либо подобного.
Джекс сказал это таким безрадостным тоном и отошел, что это разбило сердце лудильщика.
- Держу пари, у меня в рюкзаке есть что-то, что сделает тебя счастливым, - сказал он мальчику.
- Что ты на это скажешь?
- Я скажу, что если вы сделаете меня счастливым, я буду вам действительно благодарен, - сказал Джекс.
- Но у меня нет никаких денег, чтобы заплатить, ни пенни, чтобы просить дать взаймы или в долг.
- Это действительно проблема, - сказал лудильщик.
- Я занимаюсь делами, как ты видишь.
- Если вы сможете найти в своей сумке что-нибудь, что сделает меня счастливым, - сказал Джекс.
- Я отдам вам мой дом.
Он старый и разрушенный, но на что-нибудь сгодится.
Лудильщик посмотрел на огромный старый дом, бывшим в одном шаге от того, чтобы считаться особняком.
- Это так, - сказал он.
Тогда Джекс посмотрел на лудильщика своим маленьким серьезным лицом.
- А если вы не можете сделать меня счастливым, что тогда?
Вы отдадите мне сумки со спины, палку в руку и шляпу с вашей головы?
Так как лудильщик любил пари, он посчитал это хорошей ставкой, когда услышал это.
Кроме того, его сумки были набиты сокровищами со всех Четырех углов (прим. местная идиома, означающая - со всего света), и он был уверен, что сможет произвести впечатление на маленького мальчика.
Таким образом, он согласился, и оба пожали друг другу руки.
Сначала лудильщик достал из сумки мраморные шарики всех оттенков солнечного света.
Но они не сделали Джекса счастливым.
Лудильщик достал мяч и чашку.
Но и они не сделали Джекса счастливым.
- Мяч и чашка никого не сделают счастливыми, - пробормотал Мартен.
- Это худшая игрушка из всех.
Никто в здравом уме не получит удовольствие от мяча и чашки.
Лудильщик освободил свою первую сумку.
Он был полон обычных вещей, которые бы обрадовали обычных мальчиков: кубики, куклы, складной нож, резиновый мячик.
Но они не сделали Джекса счастливым.
Тогда лудильщик достал свою вторую сумку.
Она содержала редкие вещи.
Механический солдатик, который маршировал, если вы хотели этого.
Яркий набор красок с четырьмя различными кисточками.
Книжка с секретами.
Кусочек железа, который упал с неба...
Так продолжалось весь день и до поздней ночи, и в конце концов лудильщик начал беспокоиться.
Он не беспокоился о потере своей палки.
Но сумки были тем, чем он зарабатывал себе на жизнь, и также он весьма любил свою шляпу.
В конечном счете он понял, что ему придется открыть свою третью сумку.
Она была маленькая и содержала в себе всего три вещи.
Но это были вещи, которые он показывал только богатым покупателям.
Каждая стоила намного больше, чем разрушенный дом.
Но всё же, он думал, лучше потерять одну, чем все и его шляпу сверх того.
Когда лудильщик потянулся за своей третьей сумкой, Джекс насторожился.
- Что это?
- Это очки, - сказал лудильщик.
- Это вторая пара глаз, которые помогают человек видеть лучше. - Он взял их и одел их на Джекса.
Джекс осмотрелся.
- Вещи выглядят также, - сказал он.
Затем он посмотрел вверх.
- Что там?
- Там звёзды, - ответил лудильщик.
- Я никогда не видел их раньше, - он повернулся, до сих пор смотря наверх.
Затем он замер в неподвижности.
- А это что?
Это луна, - произнес лудильщик.
- Я думаю, что она сделает меня счастливым, - произнес Джекс.
- Ну что ж, ты выбрал, - сказал с облегчением лудильщик.
- Ты получаешь свои очки...
- Глядя на нее, я не становлюсь счастливым, - ответил Джекс.
- Не больше, чем взгляд на обед сделает меня сытым.
Я хочу её.
Я хочу получить ее в свою собственность
- Я не могу дать тебе луну, - сказал лудильщик.
- Она не принадлежит мне.
Она принадлежит только самой себе.
- Только луна сделает это, - сказал Джекс.
- Я не могу помочь тебе с этим, - ответил лудильщик, глубоко вздыхая.
- Мои сумки и все, что в них - твои.
Джекс кивнул, не улыбаясь.
- И вот моя палка.
Она хорошая и крепкая.
Джекс взял ее в свою руку.
- Я не думаю, - неохотно сказал лудильщик, - что ты хочешь оставить меня в моей шляпе?
Я довольно любил ее...
- Она моя по праву, - сказал Джекс.
- Если бы ты любил её, ты не стал бы рисковать ей. - Лудильщик сердито посмотрел и вручил свою шляпу.
Темпи хмыкнул и покачал головой.
Хеспе улыбнулась и кивнула.
Очевидно, даже Адем понял, что дурная примета - грубить лудильщику.
Затем Джекс нахлобучил шляпу на голову, взял палку в руки и собрал сумки лудильщика.
Когда он нашел третий, до сих пор не открытый, то спросил, - Что в нём?
- Нечто для того, чтобы ты подавился, - сплюнул лудильщик.
- Не обязательно обижаться из-за шляпы, - сказал мальчик.
- Мне она нужна больше, чем тебе.
Я отправляюсь в далёкое путешествие, найду луну и сделаю её моей.
- Но до того как, ты взял шляпу, тебе понадобилась помощь в её привлечении, - произнес лудильщик.
Я оставлю тебя с разбитым домом, - ответил Джекс.
- Это что-то.
Хотя это будет зависеть от тебя, чинить ли его.
Джекс одел очки и пошел вниз по дороге в направлении луны.
Он шел всю ночь, останавливаясь только когда она оказывалась вне поля его зрения, заходя за горы.
Так шел Джекс день за днем, в бесконечном поиске...
Дедан фыркнул.
- Разве это не звучит слишком знакомо? - Пробормотал он достаточно громко, во всеуслышание.
- Интересно, писал ли он в свое время на дерево, как мы?
Хеспи посмотрела на него, с силой сжав челюсти.
Я тихо вздохнул.
- Ты так делал? - спросила Хеспи многозначительно, поглядев продолжительное время на Дедана.
- Чего? - спросил Дедан.
- Заткнись и слушай мою историю, вот что, - сказала Хеспи.
- Остальные тоже могли это сказать! - Дедан возмущенно поднялся на ноги.
- Даже немой вмешался. - он махнул рукой на Темпи.
- Как получилось, что только я раздражаю тебя?
Хеспи вскипела в минуту, а затем сказала.
- Ты пытаешься встревать на середине моей истории, вот почему.
- Говорить правду это не встревать, - проворчал Дедан.
- Иногда нужно высказать то, что чувствуют все вокруг.
Хеспи воздела свои руки в воздух, - Ты по-прежнему делаешь это!
Разве ты не можешь посидеть хоть один вечер?
Ты используешь каждый шанс, чтобы поиметь сучку и помочиться!
- По крайней мере, когда я не согласен, то высказываю свое мнение, - сказал Дедан.
- Я не выбираю путь труса.
Глаза Хеспи сверкнули и несмотря на мои лучшие суждения, я решил вмешаться.
- Прекрасно, - перебил я, глядя на Дедана.
- Если у тебя есть лучшая идея для нахождения этих людей, послушаем ее.
Давай поговорим, как взрослые люди.
Мое вмешательство нисколько не замедлило Дедана.
Это просто указало ему в мою сторону.
- Что ты знаешь о взрослых? - спросил он.
- Я болен и устал разговаривать с каким-то мальчиком, у которого, вероятно, даже нет еще волос на яйцах.
- Я уверен, что знай Маер о том, что у тебя есть волосатые шары, он бы захотел за это заплатить, - сказал я, надеясь, что успокоил в себе бешенство.
- К сожалению, кажется, он пропустил этот факт и решил вместо этого положиться на меня.
Дедан вдохнул, но Темпи прервал его, прежде чем он смог начать.
- Шары, - сказал адем с любопытством.
- Что такое шары?
Весь воздух быстро вышел из Дедана и он повернулся посмотреть на Темпи, наполовину раздраженно, наполовину удивленно.
Большой наемник усмехнулся и сделал очень четкое движение между ног загребающей рукой.
- Ты знаешь.
Шары, - сказал он неосознанно.
За его спиной Хеспи закатила глаза и покачала головой.
- Ааа, - Темпи кивнул, чтобы показать, что он понял.
- Зачем Маеру смотреть на волосатые шары?
Пауза, а затем буря смеха прокатилась по нашему лагерю, взрывая всю энергию накопившегося напряжения, которое было готово дойти до кипения и перелиться в драку.
Хеспи, задыхаясь, смеялась, хватаясь за живот.
Мартен вытирал слезы из глаз.
Дедан так ржал, что не мог стоять на ногах и в конечном итоге встал на корточках, опираясь одной рукой о землю, чтобы не упасть.
Наконец, все сидели вокруг костра, тяжело дыша и улыбаясь, как глупые идиоты.
Напряженность, которая была толщиной в зимний туман, исчезла в первый раз за несколько дней.
Это было только до тех пор, пока Темпи не попался мне на глаза.
Он мягко потер свои большой и указательный пальцы.
Радость?
Меня озарило, когда я снова встретился с ним глазами, его лицо было как всегда пустым.
Старательно пустым.
Таким пустым, что оно было почти самодовольным.
- Может мы вернемся к твоей истории про любовь? - спросил Дедан Хеспи.
- Я хотел бы узнать, как этот мальчик попадет к луне в постель.
Хеспи улыбнулась ему, первой честной улыбкой, которую я видел у нее к Дедану за несколько дней.
- Я забыла, на чем остановилась, - сказала она.
- Здесь ритм к нему, как песня.
Я могу рассказать это с самого начала, но если я начну с середины, то запутаюсь.
- Начнешь ли ты все сначала завтра, если я пообещаю держать язык за зубами?
- Я попробую, - подтвердила она, - если ты обещаешь.
На следующий день мы с Темпи отправились в Кроссон за припасами.
Это означало долгий день ходьбы, но не такой, когда ищешь следы, высматривая каждый шаг на пути, что заставляло чувствовать себя так, как-будто мы летели вниз по дороге.
Во время ходьбы, Темпи и я перекидывались словами.
Я узнал слово для сна, запаха, и кости.
Я узнал, что в Адемском были разные слова для железа и железа для изготовления мечей.
Потом у нас был многочасовой бесплодный разговор, во время которого он пытался помочь мне понять, что означает жест, когда он потирает пальцами над бровью.
Это почти то же самое, что и пожатие плечами, но он ясно дал понять, что это было не то же самое.
Было ли это равнодушие?
Неопределенность?
- Это чувство у тебя, когда кто-то предлагает выбор? - Я попробовал еще раз.
- Кто-то предлагает тебе яблоко или сливу? - Я поднял обе руки перед собой.
- Но тебе нравятся оба. - Я прижал пальцы вместе и провел ими над бровью два раза.
- Это чувство?
Темпи покачал головой.
- Нет. - Он остановился на мгновение, затем продолжил.
С его стороны, его левая рука сказала: [нечестно.]
- Что такое слива? - [Внимательно.]
Смутившись, я посмотрел на него.
- Что?
- Что означает слива? - Он сделал жест еще раз: [крайне серьезный вопрос.]
[Внимательно.]
Я обратил внимание на деревья и сразу же услышал это: движение в зарослях.
Шум доносился с южной стороны дороги.
Со стороны, с которой мы не искали.
Бандиты.
Волнение и страх распирали мою грудь.
Нападут ли они на нас?
В своем дешевом плаще я сомневался, что казался заслуживающим внимания, но я нес свою лютню в темном, дорогом футляре.
Темпи снова одел свою крепкую, наемничью красную одежду для путешествия в город.
Может быть это лишит уверенности человека с луком?
Или я выгляжу достаточно богатым менестрелем, чтобы нанять себе телохранителя Адем?
Мы могли выглядеть, как фрукты, созревшие для сбора.
Я с тоской подумал об ловце стрел, которого продал Килвину, и понял, что тот был прав.
Люди будут дорого платить за них.
Я бы отдал каждый пенни из своего кармана, окажись сейчас один из них у меня в руках.
Я показал Темпи: [Понял.]
[Нечестность.]
[Соглашение.]
- Сливы сладкие фрукты, - сказал я, напрягая уши, стараясь расслышать что происходит в окружающих деревьях.
Должны ли мы бежать к деревьям в поисках укрытия, или будет лучше притвориться, что мы не знали о них?
Что я смогу сделать, если они атакуют?
У меня был нож, который я купил у лудильщика, за моим поясом, но я не имел ни малейшего понятия, как его использовать.
Я внезапно осознал, как ужасно не подготовлен я был.
Что, во имя Господа, я здесь делаю?
Я не подходил к этой ситуации.
Зачем Маер послал меня?
Поэтому, когда я уже не на шутку разволновался , то услышал внезапный треск и шорох в кустах.
Рогатый олень вырвался из-за деревьев и пересек дорогу в три легких прыжка.
Мгновением спустя, за ним проследовало еще два оленя.
Одна олениха остановилась в посреди дороги, оглянулась, посмотрела на нас с любопытством, ее длинные уши дернулись.
Затем она потеряла к нам интерес и скрылась в деревьях.
Мое сердце колотилось, и я выдавил приглушенный нервный смешок.
Я повернулся взглянуть на Темпи и нашел его с обнаженным мечом в руках.
Пальцы на его левой руке согнулись в смятении, а затем сделали несколько быстрых знаков, значение которых я не смог определить.
Он просто вложил в ножны свой меч, без всяких лишних движений.
Как бы случайный жест, когда ложишь свою руку в карман.
[Разочарование.]
Я кивнул.
Радуясь, как и я, от того, что стрелы не выросли из моей спины в результате засады, по крайней мере ,у нас появился ключ к пониманию того, где были бандиты.
[Подтверждение.]
[Сдержанность.]
Мы молча продолжали идти к Кроссону.
Кроссон был не так далеко, как остальные города.
Двадцать или тридцать зданий в густом лесу со всех сторон.
Если бы не было королевского тракта, он возможно, даже не смог бы оправдать свое название (прим. Кроссон (Cross on) - дословно - "на перекрестке").
Но так как он стоял на королевском тракте, то в городе имелась достаточно большая лавка самых разнообразных товаров, которые поставлялись для путешественников и расходились на близлежащие фермы.
Существовала небольшая почтовая станция, которая была также конюшней и кузней, и небольшая церковь, которая была также пивоваренным заводом.
И таверна, конечно.
Хотя Смеющаяся Луна была не больше одной трети Однопенсовика, она даже несколько превосходила ваши ожидания от такого города, как этот.
Она была двухэтажной, с тремя комнатами для ночлега и баней.
Большой, вручную расписанный знак изображал горбатую луну в жилете, держащуюся за бока и покатывающуюся от смеха.
Я захватил свою лютню этим утром, надеясь, что буду в состоянии сыграть в обмен на небольшой обед.
Но это был только повод.
Я отчаянно цеплялся за любой повод, чтобы поиграть.
Мое вынужденное молчание было одето на меня, как бормотание Дедана.
Я не расставался с музыкой на столько с тех пор, как беспризорничал на улицах Тарбеана.
Темпи и я передали наш список необходимых припасов пожилой женщине, которая побежала в магазин.
Четыре больших буханки охотничьего хлеба, полфунта масла, четверть фунта соли, мука, сушеные яблоки, сосиски, бекон, мешок с репой, шесть яиц, две кнопки, перья, для повторной отделки охотничьих стрел Мартена, шнурки, мыло и новый точильный камень для замены того, который сломал Дедан.
Все говорило за то, что покупки обойдутся в восемь серебряных монет и быстро истощит кошелек Маера.
Темпи и я направились в таверну поесть, зная, что пройдет час или два прежде, чем наши припасы будут готовы.
Удивительно, но я услышал шум таверны с другого конца улицы.
Места вроде этого обычно были заняты вечерами, когда путешественники останавливались на ночь, а не в середине дня, когда все были в поле или в дороге.
Комната затихла, когда мы открыли дверь.
Сначала я надеялся, что клиенты были рады появлению музыканта, но я увидел, что все их глаза остановились на Темпи, впившись в его облегающую красную одежду наемника.
Здесь было пятнадцать или двадцать человек, бездельничавших в обеденной комнате.
Часть из них сгорбились у барной стойки, остальные группировались у столов.
Было не нестолько тесно, чтобы мы не смогли найти свободный стол, но это заняло несколько минут, после чего к нему подошла одна обеспокоенно выглядящая официантка.
- Что вы будете? - спросила она, убрав потную прядь волос со своего лица.
- У нас есть гороховый суп с беконом и запеченый хлеб.
- Звучит привлекательно, - сказал я.
Может быть у вас есть еще немного яблок и сыра?
- Выпить?
- Слабого сидра для меня, - сказал я.
- Пиво, - сказал Темпи, положив два пальца на столешницу.
- Немного виски.
Хорошего виски.
Она кивнула.
- Мне надо увидеть, чем вы будете расплачиваться.
Я приподнял бровь.
- У вас были проблемы в последнее время?
Она вздохнула и закатила глаза.
Я вручил ей три полпенни и она поспешила от нас.
К тому времени у был уверен, что мне не мерещится: мужчины в зале бросали на Темпи мрачные взгляды.
Я повернулся к человеку за столом рядом с нами, который спокойно ел свою тарелку супа.
- Разве сегодня рыночный день, или что-то в этом роде?
Он посмотрел на меня, как на идиота, и я увидел у него на челюсти фиолетовый синяк.
- Это не рыночный день в Кроссоне.
Здесь не рынок.
- Я приехал сюда недавно и все было тихо.
- Что все они делают здесь?
- То же самое, что и всегда, - сказал он.
- Ищут работу.
Кроссон это последняя хорошая и многолюдная остановка перед Элдом.
Толковые караванщики всегда нанимают одного-двух охранников. - Он взял напиток.
- Но слишком много голодранцев развелось в лесу в последнее время.
Караваны же не ходят так часто.
Я осмотрел зал.
Они не носили доспехов, но теперь, когда я смотрел внимательнее, то мог увидеть отметины жизни наемника на большинстве из них.
Они выглядели суровее, чем обычные горожане.
Больше рубцов, больше сломанных носов, больше ножей, больше заносчивости.
Человек уронил ложку в свою пустую миску и встал на ноги.
- Вы можете сидеть на этом месте, мне все равно, - сказал он: - Я здесь уже шесть дней, видел только четыре повозки, добравшиеся до сюда.
Кроме того, только идиот будет идти на север, где платят за день.
Он поднял большой мешок и положил его на плечи.
- И со всеми людьми, пропавшими без вести, только идиот будет брать себе дополнительную помощь в таком месте.
Я скажу бесплатно, половина из этих вонючих ублюдков скорее всего перережут вам горло в первую же ночь на дороге.
Широкоплечий мужчина с косматой черной бородой издал насмешливый смех с того места где он стоял, у барной стокий.
- Толька патому, чта кости выпали не так, он назвал м'ня бандюком, овца - сказал он с сильным северным акцентом.
- Еще ты скажешь это, то схватишь вдвое больше, чем схватил вчера веч'ром.
С добавкой.
Парень, с которым я говорил, сделал жест, чтобы понять который, не нужно быть адем, и направился к двери.
Бородатый мужик расхохотался.
В этот момент появилась наша выпивка.
Темпи отпил половину виски одним глотком и издав длинный удовлетворенный вздох, ссутулился на своем месте.
Я посасывал свой сидр.
Я надеялся поиграть час или два в обмен на еду.
Но я не был настолько глуп, чтобы играть для аудитории, состоящей исключительно из разочарованных наемников.
Я мог бы это сделать, заметьте.
За час я мог заставить их петь и смеяться.
Через два часа я мог заставить их рыдать в свое пиво и извиняться перед официанткой.
Но не ради еды.
Нет, если у меня не будет лучших вариантов.
В этом зале пахло неприятностями.
Это было ожидание повода для драки.
Никакой достойный актер не смог бы не признать этого.
Широкоплечий мужчина взял деревянную кружку и побрел с театральной небрежностью к нашему столику, подтащив для себя стул.
Он улыбнулся широкой, неискренней улыбкой сквозь густую черную бороду и протянул руку к Темпи.
- Здорово, чо, - сказал он достаточно громко, чтобы его услышал весь бар.
- М'ня Тэмом кличут.
А тибя?
Темпи протянул руку и пожал, его рука выглядела маленькой и бледной, охваченная огромной волосатой лапой чужака.
- Темпи.
Тэм улыбнулся ему.
- И чо ты делаишь в городе?
- Мы просто проходили мимо, - сказал я.
Мы встретились на дороге и он был достаточно добр, чтобы идти со мной.
Тэм пренебрежительно посмотрел на меня сверху вниз.
- Я не сабирался базарить с табой, парень, - прорычал он.
- Раскинь мазгами.
Темпи молчал, наблюдая за этим громилой таким же безмятежным и внимательным взглядом, которым он смотрел на всех остальных людей.
Я увидел, как его левая рука изобразила у уха жест, который я не узнал.
Тэм выпил, наблюдая за Темпи все это время.
Когда он опустил кружку, темные волосы вокруг его рта стали мокрыми, и он провел предплечьем по лицу, чтобы вытереть их.
- Я всегда пабеждаю, - сказал он достаточно громко, чтобы это можно было услышать через всю комнату.
- Ты адем.
Чево стоит один из вас, парням оченно интересна знать?
Темпи повернулся, чтобы посмотреть на меня, наклонив чуть в сторону свою голову.
Я понял, что он, вероятно, не смог понять сильного акцента этого человека.
- Он хочет знать, сколько денег ты зарабатываешь, - объяснил я.
Темпи сделал волнообразное движение одной рукой.
- Сложно.
Тэм наклонился над столом.
- Чиво, если тибя наняли б охранять караван?
Скока бы тибе платили в день?
- Две йоты. - Темпи пожал плечами.
- Три.
Тэм показно рассмеялся, достаточно громко, чтобы я почувствовал запах его дыхания.
Я ожидал вони, но ее не было.
Оно пахло, как сидр, сладкий с измельченными специями.
- Вы эта слыхали, парни? - крикнул он через плечо.
- Три йоты в день.
И он едва ли могёт говорить!
Почти все уже смотрели и слушали, и эта новость вызвала тихий, раздраженный ропот из зала.
Тэм повернулся обратно к столу.
- Многие из нас получают пенни в день, если нас вабще бирут на работу.
Я получаю два, пот'му чта я хорош с лошадями и могу поднять зад фургона, если мне нужно. - Он крутанул широкими плечами.
- А ты стоишь двадцыти мужиков в бою?
Я не знаю, сколько из этого Темпи понял, но он, казалось, разобрал последний вопрос достаточно хорошо.
- Двадцати? - он посмотрел вокруг оценивающе.
- Нет. Четырех. - Он колебался, протягивая руку назад и вперед, неуверенно.
- Пять.
Это заявление совсем не улучшило атмосферу в комнате.
Тэм покачал головой с преувеличенным потрясением.
- Даже еслиб я доверял тибе на секунду, - сказал он, - это значит, что ты должен получать четыре или пять пенни в день.
Не двадцыть.
Ч...
Я выдал свою самую заискивающую улыбку и вклинился в разговор.
- Послушайте, я...
Кружка Тэма сильно стукнула по столу, заставив сидр выплеснуться в воздух.
Он послал мне угрожающий взгляд, уже не пытаясь поддерживать фальшивую игривость, которую он демонстрировал Темпи.
- Мальчик, - сказал он.
- Ты перебиваишь миня снова, и я сразу выбиваю тибе зубы. - Он сказал это без какой-либо выразительности, как если бы он дал мне понять, что если я прыгну в реку, то не смогу не промокнуть.
Тэм повернулся обратно к Темпи.
- Чиво ты можишь делать такова, чиво бы стоило три йоты в день?
- Кто покупает меня, покупает это. - Темпи поднял руку.
- И это. - Он указал на рукоять меча.
- И это. - Он постучал кожаный ремешок, который привязывал его отличительные красные одежды Адем плотно к груди.
Здоровяк с силой хлопнул по столу ладонью.
- Так это секрет! - сказал он.
- Мне нужно взять себе красную рубашку! - Это вызвало хохот в зале.
Темпи покачал головой.
- Нет.
Тэм наклонился вперед и щелкнул по одному из ремней у плеча Темпи своим толстым пальцем.
- Значит, ты гаваришь, что я не так хорош, чтоба насить такую модную красную рубашку, как у тибя? - Он щелкнул по ремню снова.
Темпи просто кивнул.
- Да.
- Ты не достаточно хорош.
Тэм безумно усмехнулся.
- Что, если я скажу те, шо мать твая шлюха?
В комнате стало тихо.
Темпи повернулся и посмотрел на меня.
Любопытно.
- Что такое шлюха?
Неудивительно, что это не было одним из тех слов, которыми мы делились на протяжении последнего оборота дней.
В какой-то момент я хотел солгать, но здесь я не видел способа сделать это.
- Он говорит, что твоя мать та, кому мужчины платят деньги, чтобы заняться сексом.
Темпи повернулся к наемнику и снисходительно кивнул.
- Ты очень добр.
Я благодарю тебя.
Лицо Тэма помрачнело, как будто он подозревал, что над ним сейчас поиздевались.
- Ты трус.
За гнутый пенни я дам тибе пинка, штоб ты носил свой член задом наперед.
Темпи повернулся ко мне снова.
- Я не понимаю этого человека, - сказал он.
- Он хочет купить секс со мной?
Или он хочет подраться?
Через весь зал грянул смех, и лицо Тэма налилось кровью под его бородой.
- Я совершенно уверен, что он хочет драться, - сказал я, пытаясь удержаться от смеха.
- А, - сказал Темпи.
- Почему тогда он не сказал?
Почему все они... - Он щелкнул пальцами и посмотрел на меня насмешливо.
- Нажираются вокруг? - предложил я.
Уверенность Темпи произвела на меня расслабляющий эффект, и я перестал заниматься самоуспокоением.
Увидев до этого то, с какой легкостью Адем уделал Дедана, я с нетерпением ожидал увидеть как он собьет немного спеси с этой лошадиной задницы.
Темпи посмотрел в сторону громилы.
- Если ты хочешь драться, тогда останови обжирательство вокруг. - Адем сделал широкий жест в сторону остальной части комнаты.
- Иди ищи других, кто будет драться с тобой.
Приведи достаточное количество женщин, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Хорошо? - Мой краткий момент расслабления испарился, когда Темпи повернулся ко мне, с сильным раздражением в голосе.
- Ваши люди постоянно говорят.
Тэм затопал обратно к столу, где сидели его друзья, бросая кости.
- Пряма сичас.
Вы слышали его.
Маленький кусок дерьма говорит, что он стоит четверых, так что давайте покажем ему как четверо из нас могут его отделать.
Бренден, Вен, Джейн, вы идете?
Лысый мужчина и высокая женщина встали, улыбаясь.
Но третий пренебрежительно махнул рукой.
- Я слишком пьян, чтобы нормально драться, Тэм.
Но даже не наполовину пьян, каким я должен быть, чтобы идти против кроваворубашечника.
Они неприятны в бою.
Я видел это.
Я не новичок в барных драках.
Можно подумать, что они были бы редки в таком месте, как Университет, но алкоголь является великим уравнителем.
После шести или семи крепких напитков на выходе становится очень мало разницы между мельником с женой и молодым алхимиком, плохо сдавшим экзамены.
Они оба в равной степени стремятся оставить кожу своих пальцев на чужих зубах.
Даже в Эолиане, благородные, бывало, урывали свою долю драки.
Если вы останетесь достаточно поздно, у вас будет приличный шанс увидеть двух разодетых дворян, бьющих наотмашь друг друга.
Я хочу сказать, когда ты музыкант, то ты видишь много драк.
Некоторые люди ходят в бары, чтобы выпить.
Некоторые, чтобы сыграть в кости.
Некоторые люди ходят ради драки, и некоторые в надежде эту драку увидеть.
Люди не калечатся так, как вы думаете.
Синяки и разбитые губы - как правило, самое худшее из этого.
Если вам не повезло, ты вы можете потерять зубы или сломать руку, но есть огромная разница между дружеской дракой в баре и стычкой в переулке.
Драка в баре имеет свои правила, и множество неофициальных судей, стоящих вокруг, чтобы обеспечить их соблюдение.
Если кто-то начинает пользоваться подлыми приемами, зрители быстро выскакивают и заламывают таких, потому что это именно то, что вы хотите чтобы кто-нибудь сделал для вас.
Бывают исключения, конечно.
Инциденты случаются, и я слишком хорошо знал со времен в Медике, как легко было растянуть связки запястья, или вывихнуть палец.
Там бывали незначительные травмы, нанесенные скотом пастуху, или трактирщику, но для меня, с такой большой зависимостью моих средств к существованию от моих ловких рук, мысль о сломанном пальце была страшна.
Мой желудок завязался узлом, поскольку я увидел, как Темпи сделал еще один глоток виски и встал на ноги.
Проблема в том, что мы были чужими здесь.
Если случится что-то мерзкое, могу ли я рассчитывать, что раздраженные наемники вмешаются, и положат конец драке?
Три против одного не слишком походило на честную драку, и если они захотят сделать подлость, то сделают ее быстро.
Темпи сделал глоток пива и спокойно посмотрел на меня.
- Следи за моей спиной, - сказал он, и затем повернулся идти туда, где стояли другие наемники.
На мгновение я был просто поражен чистотой его Атуранского произношения.
За время что я знал его, он перешел практически от немоты, до использования идиоматической речи.
Но эта гордость быстро исчезла, когда я пытался придумать, что я мог сделать, чтобы остановить бой, если ситуация выйдет из-под контроля.
Я не мог не думать об этой чертовой вещи.
Я не предвидел этого, и у меня не было умных трюков в рукаве.
Не видя лучших вариантов, я достал свой нож из ножен и убрал его из виду, ниже уровня стола.
Последнее, что я хотел сделать, это ударить им кого-то, но я мог бы по крайней мере угрожать им этим и купить нам достаточно времени, чтобы выйти в дверь.
Темпи окинул трех наемников оценивающим взглядом.
Тэм был на дюйм выше, чем он, с плечами, как у вола.
Также был лысый человек со шрамами на лице и злой усмешкой.
Последней была белокурая женщина, которая была на целую руку выше, чем Темпи.
- Здесь только одна женщина, - сказал Темпи, глядя Тэму в глаза.
- Достаточно ли?
Ты можешь привести еще одну.
Женщина наемник ощетинилась.
- Ты спесивый петух, - она сплюнула.
- Я покажу тебе, как может драться женщина.
Темпи вежливо кивнул.
Его продолжающееся отсутствие беспокойства начало расслаблять меня.
Конечно я слышал истории о том,как один наемник адем побеждал десяток регулярных солдат.
Может Темпи действительно отобьется от них троих одновременно?
Он, конечно, казалось, думал так...
Темпи посмотрел на них.
- Это мой первый такой бой.
Как начнем?
Моя ладонь вспотела там, где я держал нож.
Тэм подошел так, что их груди находились в дюйме друг от друга.
Он навис над Темпи.
- Мы начнём с твоей кровавой порки.
Затем мы дадим тебе пинка.
Затем мы передохнем и сделаем это снова, чтобы убедиться, что мы ничего не пропустили. - Когда он сказал последнее, то ударил своим лбом в лицо Темпи.
У меня перехватило дыхание в груди, а прежде чем я смог выдохнуть, драка закончилась.
Когда бородатый наемник дернул голову вперед, я ожидал увидеть Темпи пошатнувшимся, со сломанным носом и хлещущей кровью.
Но именно Тэм был тем, кто пошатываясь отступал, воя, схватившись за лицо, в крови бьющей из-под его рук.
Темпи шагнул вперед, захватил рукой затылок громилы, и без усилий крутанул его на земле где он лежал в грязном клубке рук и ног.
Безо всяких колебаний, Темпи повернулся и ударил ногой блондинку ногой прямо в бедро, заставив ее пошатнуться.
Пока она шаталась, Темпи резко ткнул ее в висок, и рухнула на землю, как будто из нее выдернули все кости.
Вот тогда лысый мужчина вступил в игру, раскинув руки, как борец.
Быстрый, как змея, он захватил одной рукой плечо Темпи, а другой его шею.
Я честно не могу сказать, что произошло дальше.
Был шквал движений, и Темпи вырвал из захвата мужчины запястье и плечо.
Лысый заорал изо всех сил.
Но Темпи просто выворачивал ему руку, пока он не наклонился, глядя в пол.
Затем Темпи сбил мужчину подсечкой, заставив его упасть на землю.
Все заняло меньше времени, чем потребовалось, чтобы рассказать это.
Не будь я так ошеломлен, я взорвался бы аплодисментами.
Тэм и женщина лежали без сознания в мертвой тишине.
Но лысый человек прорычал что-то и неуверенно попытался подняться на ноги.
Темпи подошел ближе, ударил его по голове с небрежной точностью, наблюдая за тем, как мужчина вяло валится на землю.
Это был, праздно думал я сложив руки, самый вежливый удар, из тех, что я когда-либо видел.
Это был осторожный удар квалифицированного плотника, забивающего гвоздь: достаточно сильно, чтобы ввести его полностью по шляпку, но не так сильно, чтобы раскрошить дерево вокруг него.
В последствии в зале было очень тихо.
Затем высокий человек, который отказался от драки, поднял свою кружку, немного пролив из нее, отдавая салют.
- Ты хорош! - громко сказал он, смеясь.
- Никто не подумает о тебе хуже, если ты покажешь Тэму немного своего ботинка, в то время как он там валяется.
Господь знает, он достаточно делал это сам, в свое время.
Темпи посмотрел вниз, как будто рассматривая его, потом покачал головой и спокойно вернулся к нашему столу.
Все глаза были по-прежнему направлены на него, но выглядели не так мрачно, как раньше.
Темпи сел за стол.
- Ты присматривал за моей спиной?
Я посмотрел на него непонимающе, потом кивнул.
- Что ты видел?
Только тогда я понял, что он действительно имел в виду.
- Твоя спина была очень прямая.
Одобрение.
- Твоя спина не прямая. - Он поднял тыльную сторону кисти, наклонив в одну сторону.
Вот почему ты споткнулся на Кетане.
Это... - Глядя вниз, он замолчал, заметив мой нож полускрытый в моем дешевом плаще.
Он нахмурился.
На самом деле нахмурилось его лицо.
Это был первый раз, когда я увидел, как он так делает, и это было удивительно пугающим.
- Мы должны поговорить об этом чуть позже, - сказал он.
Со своей стороны, он указал: [Огромное неодобрение].
Почувствовав себя даже более наказанным, чем проведя час на ногах в Университете, я быстро склонил голову и вложил нож в ножны.
Мы молча шли в течение нескольких часов, наши рюкзаки потяжелели от припасов, когда Темпи, наконец, заговорил.
- Существует вещь, которой я должен научить тебя. - Серьезность.
- Я всегда рад учиться, - сказал я, делая жест, означавший, как я надеялся, серьезность.
Темпи подошел к обочине дороги, поставил свой тяжелый мешок и сел на траву.
- Мы должны поговорить о Летани.
Потребовался весь мой самоконтроль, чтобы не разразиться внезапной, головокружительной улыбкой.
Я желал начать обсуждение этой темы долгое время, но мы отдалились от нее даже больше , чем тогда, когда я первый раз спросил его о ней.
Но я не хотел рисковать раздражать его снова.
Я сразу спокойно сел, частично, чтобы поддержать свое самообладание, частично, чтобы показать Темпи, что я отношусь к этой теме с уважением.
- Летани, - повторил я осторожно.
- Ты сказал, что я не должен спрашивать об этом.
- Ты не должен был тогда.
Теперь, может быть.
Я... - [Неопределенность].
- Меня тянут много путей.
Но теперь спрашивай.
Я ждал еще немного, чтобы увидеть, если он будет продолжать в одиночку.
Когда он этого не сделал, я задал очевидный вопрос.
- Что такое Летани?
Серьезно.
Темпи посмотрел на меня долгим взглядом, а потом вдруг расхохотался.
- Я не знаю.
И я не могу рассказать тебе. - Он снова рассмеялся.
[Сдержанное высказывание].
- Тем не менее мы должны поговорить об этом.
Я колебался, интересно, если это была одна из его странных шуток, которые я никогда, кажется, не мог понять.
- Это сложно, - сказал он.
- Тяжело на моем родном языке.
Твоем? - Разочарование.
- Скажи мне, что ты знаешь о Летани.
Я пытался подумать о том, как я могу описать, что я слышал о Летани, используя только те слова, которые он знал.
- Я слышал, что Летани является тайным знанием, которое делает Адем сильными.
Темпи кивнул.
- Да.
Это правда.
- Говорят, что если ты знаешь Летани, ты не сможешь проиграть бой.
Снова кивок.
Я покачал головой, зная, что не убедительно излагал свою точку зрения.
- Говорят, что Летани - это тайная энергия.
Адем хранят свои слова внутри. - Я сделал жест, словно собирал вещи близко к своему телу и накапливал их.
Потом эти слова, как дерево в огне.
Это слово огня делает Адем такими сильными.
Очень быстрыми.
Кожу, как железо.
Именно поэтому вы можете выйти против нескольких человек, и победить их.
Темпи пристально посмотрел на меня.
Он сделал жест, который я не понял.
- Так говорят безумцы, - сказал он наконец.
- Это правильное слово?
Безумец? - Он высунул язык и закатил глаза, шевеля пальцами у виска.
Я не смог удержаться от нервного смеха при виде этого.
- Да.
Безумец это слово.
Еще сумасшедший.
- То, что ты называешь безумец, говорится еще, как сумасшедший.
- Но то, что я видел сегодня, - сказал я.
- Твой нос не сломался, когда тебя ударили головой.
Это неестественно.
Темпи покачал головой и поднялся на ноги.
- Иди.
Встань.
Я встал и Темпи подошел ко мне ближе.
- Ударять головой нужно умно.
Быстро.
Можно поразить, если противник не готов.
Но я не был не готов.
Он шагнул еще ближе, до тех пор, пока мы практически не стали соприкасаться грудью.
- Ты сильный человек, - сказал он.
- У тебя твердая голова.
Мой нос мягкий. - Он протянул руки и взял мою голову обеими руками.
- Ты хочешь этого. - Он передвинул мою голову вниз, медленно, пока мой лоб не прижался к его носу.
Темпи отпустил мою голову.
- Ударять головой нужно быстро.
Меня еще быстрее.
Могу ли я двигаться? - Он передвинул голову вниз, отрываясь, и на этот раз мой лоб вступил в контакт с его ртом, как будто он меня целовал.
- Это не хорошо.
Рот мягкий.
Он приподнял мою голову обратно.
- Если я очень быстр... - Он сделал полный шаг назад и потянул мою голову дальше вниз, пока мой лоб не коснулся его груди.
Он отпустил меня и я выпрямил спину.
- Это снова не хорошо.
Моя грудь не мягка.
Но голова этого человека тверже, чем у многих. - Его глаза тихонько блеснули и я усмехнулся, понимая, что он пошутил.
- Итак. - сказал Темпи, отступая назад, туда, где мы были раньше.
- Что может Темпи сделать? - Он сделал знак.
- Ударь головой.
Медленно.
Я покажу.
Немного нервничая, я начал медленно опускать свою голову вниз, как бы пытаясь сломать ему нос.
Соизмеримо моей медленной скорости, Темпи наклонился вперед и немного спрятал свой подбородок.
Это не так много изменило, но на этот раз, когда я опустил свою голову вниз, мой нос встретился с верхней частью его головы.
Темпи отошел назад.
- Видел?
Ум.
Не безумное слово огня.
- Это было очень быстро, - сказал я, чувствуя себя немного смущенным.
- Я мог не увидеть.
- Да.
Сражаться нужно быстро.
Тренировка должна быть быстрой.
Тренировка, а не слово огня.
Он сделал серьезный жест и встретился со мной взглядом, редкость для него.
- Я говорю это потому, что ты лидер.
Тебе нужно понимать.
Если ты думаешь, что у меня есть тайные пути и железная кожа... - Он отвернулся, качая головой.
[Опасно.]
Мы оба снова сели рядом с нашими сумками.
- Я слышал об этом в историях, - сказал я, пытаясь объясниться.
- Истории, как когда мы говорим ночью вокруг костра.
- Но ты, - он показал на меня.
- У тебя есть огонь в руках.
У тебя есть... - Он щелкнул пальцами, а затем сделал жест, как внезапно ревущий огонь.
- Ты делаешь это и думаешь, что у Адем есть слово огня внутри?
Я пожал плечами.
- Вот почему я спрашиваю о Летани.
Это кажется безумным, но я видел как безумные вещи оказывались правдой, и мне любопытно. - Я колебался, прежде чем задавать следующий вопрос.
- Ты сказал, что зная Летани невозможно проиграть бой.
- Да.
Но не из-за слова огня.
Летани является одним из видов познания. - Темпи сделал паузу, очевидно, тщательно подбирая свои слова.
- Летани это самое главное.
Все Адем учатся.
Наемники учатся вдвое больше.
Шехин учатся в три раза больше.
Самое важное.
Но сложное.
Летани это...
многие вещи.
Но ничего не касается или не указывает на это.
Адем тратят всю свою жизнь на познание Летани.
Очень сложно.
- Сложная ситуация, - сказал он.
- Это не мое место, чтобы учить своего предводителя.
Но ты мой ученик по языку.
Женщины учат Летани.
Я не такой.
Она является частью цивилизации, а ты варвар. - [Нежная печаль.]
- Но я хочу быть цивилизованным.
И ты нуждаешься в Летани.
- Объясни это, - сказал я.
- Я могу попытаться понять.
Он кивнул.
- Летани это делать правильные вещи.
Я терпеливо ждал, когда он продолжит.
Через минуту он разочарованно махнул рукой.
- Теперь ты задавай вопросы. - Он сделал глубокий вдох и повторил.
- Летани это делать правильные вещи.
Я пытался подумать об основных примерах чего-то хорошего.
- Так Летани дает пищу голодному ребенку, чтобы поесть.
Он совершил колебательное движение, что означало и да и нет.
- Летани не делает вещи.
Летани является вещью, которая показывает нам.
- Летани означает правила?
Законы?
Темпи покачал головой.
- Нет, - он указал на окружающий лес.
- Закон извне, контролирует.
Это...
железо у коня во рту.
И веревки для головы. [Вопросительно.]
- Уздечка и удила? - предложил я.
Показывая жестом, как тяну голову лошади с помощью пары вожжей.
- Да.
Закон это уздечка и удила.
Он управляет извне.
Летани... - Он указал между глаз и на свою грудь.
...живет внутри.
Летани помогает принимать решение.
Закон сделан потому, что многие не понимают Летани.
- Так что с Летани человеку не нужно следовать закону.
Пауза.
- Возможно. - [Разочарование.]
Он извлек меч и держал его параллельно земле, лезвием вверх.
- Если бы ты был маленьким, идя по нему, то меч походил бы на Летани.
- Болезненно для ног? - спросил я, пытаясь немного поднять настроение.
[Изумление.]
[Гнев.]
[Неодобрение.]
- Нет. Трудно идти.
Проще упасть в одну сторону.
Сложно устоять.
- Летани очень прямая?
- Нет. Пауза.
- Как это называется, когда есть много гор и одно место для прохода?
- Путь?
Проход?
- Проход. - Темпи кивнул.
- Летани это как проход в горах.
[Гибкость.]
[Сложность.]
Проход позволяет легко пройти насквозь.
Только путь насквозь.
Но его не легко увидеть.
Путь, который легче во много раз, не проходит через горы.
Иногда уводит в никуда.
Замерзает.
Проваливается в дыры.
- Таким образом Летани это правильный путь сквозь горы.
[Частичное согласие.]
[Волнение.]
- Это правильный путь через горы.
Но Летани это еще и знание правильного пути.
Оба.
И горы это не просто горы.
Горы это всё.
- Однако Летани это цивилизация.
Пауза.
И да и нет.
Темпи покачал головой.
[Недовольство.]
Я вспомнил, что он сказал о наемниках и необходимости изучения ими Летани дважды.
- Летани это борьба?
- Нет.
Он сказал это с такой абсолютной уверенностью, что я должен был задать противоположный вопрос, чтобы убедиться.
- Летани это не борьба?
- Нет. Но тот, кто знает Летани, способен и драться и не драться. - [Очень важно.]
Я решил изменить направление.
- Была ли Летани для тебя, когда ты дрался сегодня?
- Да.
Показать, что Адем не боится.
Мы знаем варваров, не дерущихся из трусости.
Трус слаб.
Не хорошо об этом так думать.
Такие много смотрят драки.
Кроме того, показать, что один Адем стоит многих.
- Что, если бы они победили?
- Тогда варвары узнают, что Темпи не стоит много. - [Незначительное развлечение.]
- Если бы они победили, тогда сегодняшняя драка не была бы Летани?
- Нет. Если ты свалился и сломал ногу в горном проходе, он остается проходом.
Если ты ошибся когда следовал Летани, это до сих пор Летани. - [Серьезность.]
- Это то, почему мы говорим сейчас.
Сегодня.
С твоим ножом.
Это было не Летани.
Это неправильная вещь.
- Я испугался, тебя могли ранить.
- Летани не допустит источника страха, - сказал он таким голосом, как будто читал лекцию.
- Было бы это Летани, если бы тебя ранили?
Кивок.
- Возможно.
- Было бы это Летани, если бы тебя ... /Крайняя степень./
- Ранили?
- Возможно нет.
Но они не могли.
Взять нож первым это не Летани.
Если ты победил, взяв первым нож, это не победа. [Огромное неодобрение.]
Я не мог разобраться в том, что он имел ввиду последним.
- Я не понял, - сказал я.
- Летани это правильные действия.
Правильный путь.
Правильное время. - лицо Темпи вдруг засияло.
- Старик торговец, - сказал он с видимым энтузиазмом.
- В истории с сумками.
Что это за слово?
- Лудильщик?
- Да.
Тот лудильщик.
Как ты должен обращаться с такими людьми?
Я знал, но я хотел увидеть, что думает Адем.
- Как?
Он посмотрел на меня, его пальцы сложились вместе в недовольство.
- Ты должен быть добр и помочь ему.
И говорить хорошо.
Всегда вежливо.
Всегда.
Я кивнул.
- И если они предложат что-нибудь, ты должен рассмотреть покупку этого.
Темпи сделал торжественный жест.
- Да!
Ты можешь сделать много вещей при встрече с Лудильщиком.
Но только одну правильную. - Он немного успокоился.
/Осторожность./
- Но только действия это не Летани.
Сначала знания, потом действия.
Это Летани.
Я думал над этим моментом.
- Так вежливость - это Летани?
- Не вежливость.
Не добро.
Не благо.
Не обязанность.
Летани не это всё.
Всякий момент.
Всякий выбор.
Все разные. - Он пронзительно посмотрел на меня.
- Ты понял?
- Нет.
[Счастье.]
[Одобрение.]
Темпи встал на ноги, кивая.
- Это хорошо, что нет.
Хорошо, что ты сказал.
Это также Летани.
ТЕМПИ И Я ВЕРНУЛИСЬ и нашли лагерь удивительно весёлым.
Дедан и Хеспи улыбались друг другу, а Мартен готовил подстреленную индейку на ужин.
Поэтому мы ели и шутили.
И после мытья посуды, Хеспи начала рассказывать её историю о мальчике, который влюбился в луну, сначала.
Дедан, чудесным образом, держал свой рот закрытым, а я рискнул надеяться, что наша маленькая группа, наконец начала становиться командой.
Джекс без проблем следовал за луной, в те дни луна была всегда полная.
Она повисла в небе, круглая, как чашка, яркая, как свеча, вся неизменная.
Джекс шел день за днем, до тех пор пока ноги начинали болеть.
Он шел месяц за месяцем и спина устала из-за сумок.
Он шел год за годом и стал высокий и тощий, грубый и голодный.
Когда он нуждался в еде, он продавал что-нибудь из сумок лудильщика.
Когда его туфли истончились, он сделал тоже самое.
Джекс пошел своим путем и вырос умным и хитрым.
На протяжении всего пути, Джек думал о луне.
Когда он начинал думал, что не может сделать еще шаг, он надевал очки и смотрел вверх на неё, круглую выпуклость в небе.
Когда он видел её, он чувствовал тихое волнение в груди.
И со временем, он пришел к мысли, что влюблен.
В конечном счете дорога, по которой шел Джекс, прошла через Тину, как и все дороги.
Тем не менее он шел, следуя большой каменной дорогой, на восток в сторону гор.
Дорога поднималась и поднималась.
Он доел последний свой хлеб и сыр.
Он допил свою последнюю воду и вино.
Он шел бессчетное число дней, а луна становилась все больше в ночном небе над ним.
Когда силы его иссякали, Джекс перелез через вершину и нашел старика, сидящего у входа в пещеру.
У него была длинная седая борода и длинная серая роба.
У него не было ни волос на макушке, ни обуви на ногах.
Его глаза были открыты, его рот был закрыт.
Его лицо просветлело, когда он увидел Джекса.
Он поднялся на ноги и улыбнулся.
- Привет, привет, - сказал он своим выразительным и глубоким голосом.
- У тебя был долгий путь в никуда.
Ведь эта дорога идет от Тину?
Он был долгим, - сказал Джекс.
- И трудным и изнуряющим.
Старик пригласил Джекса присесть.
Он достал воду, козлиное молоко и фрукты для еды.
Джекс жадно поел, затем предложил человеку в обмен пару ботинок из своего мешка.
- Не нужно, не нужно, - радостно сказал старик, шевеля пальцами ног.
- Но все равно, спасибо за предложение.
Джекс пожал плечами.
- Как хотите.
Но что вы делаете здесь, так далеко от всех?
- Я нашел эту пещеру, когда был в погоне за ветром, - сказал старик.
- Я решил остаться, потому что это место является идеальным для того, что я делаю.
- И что же это? - спросил Джекс.
- Я слушаю, - сказал старик.
- Я слушаю вещи, чтобы увидеть, что они должны сказать.
- А, - осторожно сказал Джекс.
- И это хорошее место для этого?
- Неплохое.
Даже очень неплохое, - сказал старик.
Тебе нужно преодолеть множество путей прочь от людей, прежде чем ты сможешь научиться слушать должным образом. - Он улыбнулся.
- Что привело тебя в мой маленький уголок на небе?
- Я пытался найти луну.
- Это довольно легко, - сказал старик, указывая на небо.
- Мы видим ее каждую ночь, если позволяет погода.
- Нет. Я пытался поймать ее.
Есля я смогу быть с ней, я думаю, что буду счастлив.
Старик серьезно посмотрел на него.
- Ты хочешь поймать ее, не так ли?
Как долго ты преследовал ее?
- Больше лет и миль, чем я могу сосчитать.
Старик закрыл глаза на мгновение, затем кивнул сам себе.
- Я могу услышать это в твоем голосе.
Это не мимолетное увлечение. - Он наклонился и прижался ухом к груди Джекса.
Он закрыл глаза еще на одно долгое мгновение, и затих.
- О, - сказал он мягко.
- Как печально.
Твое сердце разбито, и у тебя даже не было шанса использовать его.
Джекс несколько неловко передвинулся.
- Если вы не возражаете, я спрошу, - сказал Джекс, - Как ваше имя?
- Я не возражаю, спрашивай, - сказал старик.
- До тех пор, пока ты не возражаешь мне, не сильно.
Если ты узнаешь мое имя, я буду в твоей власти, не так ли?
- Хочешь? - спросил Джекс.
- Конечно. - Старик нахмурился.
- Это в порядке вещей.
Хотя ты не кажешься сильным в слушании, лучше быть осторожным.
Если вам удалось поймать даже часть моего имени, вы получите всю власть надо мной.
Джекс спрашивал, если этот человек был в состоянии ему помочь.
Хотя он казался не очень обычным, Джекс знал, что это было не обычное поручение.
Если он попытается поймать корову, он попросит помощи у фермера.
Но при ловле луны, возможно, ему понадобиться помощь странного старика.
- Вы сказали, что привыкли к погоне за ветром, - сказал Джекс.
- Вы когда-нибудь ловили его?
- В некотором смысле, да, - сказал старик.
- И в некотором, нет.
Видите ли, есть много способов смотреть на этот вопрос.
- Можешь ли ты помочь мне поймать луну?
- Я мог бы дать тебе несколько советов, - неохотно сказал старик.
- Но сначала ты должен подумать над этим, мальчик.
Когда ты любишь кого-то, ты должен убедиться, что и она тоже любит тебя, иначе ты без конца будешь доставлять неприятности, гоняясь за ней.
Хеспи не смотрела на Дедана, когда она это сказала.
Она смотрела куда угодно, только не на него.
Из-за этого она не увидела страдающего, беспомощного выражения на его лице.
- Как я могу узнать, что она любит меня? - спросил Джекс.
- Ты должен попытаться услышать, - сказал старик почти застенчиво.
- Это творит чудеса, ты знаешь.
Я могу научить тебя как.
- Как много времени это займет?
- Пару лет, - сказал старик.
- Плюс-минус.
Это зависит от того, есть ли у тебя талант к этому.
Это сложно, правильно слушать.
Но как только ты сделаешь это, ты будешь знать, что луна упадет к твоим ногам. -
Джэкс покачал головой.
- Слишком долго.
Если я смогу поймать ее, то смогу и говорить с ней.
Я могу сделать...
- Что же, часть твоей проблемы в этом, - сказал старик.
- Ты не по-настоящему хочешь поймать ее.
Не всерьез.
Хочешь ли ты стянуть ее с неба?
Конечно нет.
Ты хочешь встретить ее.
И поэтому тебе нужно, чтобы луна сама спустилась к тебе. -
- Как я смогу сделать это? - сказал он.
Старик улыбнулся.
- Вот в чем впорос, да?
- У тебя есть что-нибудь, что нужно луне?
Что ты ей можешь предложить? -
- Только то, что есть в этих сумках. -
- Это не совсем то, что я имел в виду,- пробормотал старик. -
Но мы могли бы посмотреть, что ты принес. -
Старый отшельник осмотрел первую сумку и нашел много нужных вещей.
Содержимое второй сумки было более дорогим и редким, но не таким полезным.
Потом старик увидел третью сумку.
- И что у тебя здесь? - спросил он.
- Я так и не смог открыть ее, - ответил Джекс. -
Узел слишком туг для меня. -
Отшельник закрыл глаза на мгновение, слушая.
После он открыл глаза и нахмурившись взглянул на Джэкса.
- Узел сказал, что ты порвал его.
Проколол ножом.
Разгрыз своими зубами.
Джекс был удивлен.
- Я делал это.
Я испробовал все, чтобы открыть его.
- Почти все, - сказал отшельник презрительно.
Он поднял сумку и этот трудный узел оказался прямо перед его лицом.
- Я ужасно сожалею, - сказал он.
Но не мог бы ты открыться(развязаться)? - Он подождал.
- Да.
Я приношу свои извинения.
Он не будет делать этого снова. -
Узел распутался и отшельник открыл сумку.
Заглянув внутрь его глаза расширились и он от удивления свистнул.
Но когда старик разложил открытую сумку на земле, плечи Джекса резко упали.
Он надеялся на деньги, драгоценности, какое-нибудь сокровище которое он мог подарить луне.
Но в сумке были только изогнутый кусок дерева, каменная флейта и маленькая железная шкатулка.
Из них только флейта привлекла внимание Джэкса.
Она была сделана из бледно-зеленого камля.
- У меня была флейта, когда я был моложе, - сказал Джекс.
- Но она сломалась и я не смог ее наладить. -
- Все они весьма необычны, - сказал отшельник.
- Флейта довольна хороша, - пожал плечами Джекс.
- Но как использовать эти куски дерева и коробку, слишком маленькую для чего-либо. -
Отшельник покачал головой.
- Разве ты не слышишь их?
Многие вещи шепчут.
Эти вещи кричат. - Он указал на кусок кривой древесины.
- Это складной дом, если я не ошибаюсь в своих догадках.
Также он довольно хорош.
- Что за складной дом?
Ты знаешь, как можно складывать лист бумаги, чтобы он каждый раз становился все меньше? - Старик показал на кусок кривой древесины.
- Складной дом похож на это.
Исключая этот дом, конечно.
Джекс взял кусок кривой древесины и попытался выпрямить его.
Неожиданно он уже держал в руках два куска дерева, напоминающие начало дверной рамы.
- Не разгибай это здесь! - закричал старик.
- Я не желаю иметь дом внутри моей пещеры, перекрывающий мне солнечный свет!
Джекс попытался сжать два куска дерева обратно.
- Почему я не могу согнуть это обратно?
- Потому что ты не знаешь как, я полагаю, - сказал старик прямо.
- Я предлагаю тебе подождать до тех пор, пока ты не узнаешь, где хочешь его поставить, прежде чем развернуть оставшуюся часть.
Джекс осторожно положил деревяшки вниз и поднял флейту.
- Она тоже специальная? - Он положил ее к губам и выдул простую трель, как у Вдовы Вила.
Хеспи дразняще улыбнулась, подняла знакомую деревянную свистульку к губам и подула: Та-та ДИИ. Та-та ДИИ.
Теперь все знают, что вдову Вила также называют ночным скрипуном.
Однако, это невозможно, когда светит солнце.
Несмотря на это, десяток ночных скрипунов слетел вниз и приземлился вокруг Джекса, глядя на него с любопытством и мигая в ярком солнечном свете.
- Это, кажется, больше, чем обычная флейта, - сказал старик.
- А шкатулка? - Джекс протянул руку и поднял ее.
Она была тёмной, холодной и настолько маленькой, что ее можно было накрыть одной рукой.
Старик вздрогнул и отвернулся от шкатулки.
- Она пуста.
- Как ты можешь говорить о том, что находится изнутри?
- Слушая, - сказал он.
- Я поражаюсь, как ты не можешь услышать это сам.
Она самая пустая из всех, что я когда-либо слышал.
Это эхо.
Он предназначена для хранения внутри вещей.
- Все шкатулки предназначены для хранения внутри вещей.
- И все флейты предназначены для играния приманивающей музыки, - указал старик.
- Но эта флейта более чем.
Тоже самое относится и к этой шкатулке.
Джекс ненадолго посмотрел на шкатулку, затем осторожно поставил ее и начал завязывать третью сумку с сокровищами внутри ее.
- Я думаю, что буду двигаться дальше, - сказал Джекс.
- Ты действительно не хочешь задержаться здесь на месяц или два? - спросил старик.
- Ты можешь научиться слушать немного чутче.
Полезная штука, слушанье.
- Ты дал мне пищу для размышлений, - сказал Джекс.
- И я думаю. что ты прав, я не должен гоняться за луной.
Я должен сделать так, чтобы луна пришла ко мне.
- Это на самом деле не то, что я сказал, - пробормотал старик.
Но он решил оставаться безучастным.
Опытный слухач, каким он являлся, знает, когда его не слушают.
Джекс отправился на следующее утро, следуя за луной, которая была высоко в горах.
В конце концов он нашел большой, плоский участок земли, расположенный высоко, среди самых высоких пиков.
Джекс достал кривой кусок дерева и, по частям, начал разворачивать его в дом.
На протяжении всей ночи он надеялся, что закончит его задолго до того, как начнет подниматься луна.
Но дом оказался намного больше, чем он предполагал, скорее особняк, чем сельский дом.
Более того, разворачивать было сложнее, чем он ожидал.
Когда луна достигла вершины неба, он до сих пор был далек от завершения.
Возможно из-за того, что Джекс поспешил.
Возможно из-за того, что он был безрассуден.
Или возможно Джексу просто не везло, как никогда.
В конечном итоге результат был закономерен: особняк был величественным, огромным и протяженным.
Но он не был соединен правильно.
Здесь были лестницы, которые вели в сторону, а не вверх.
Некоторые комнаты имели слишком мало или слишком много стен.
Многие комнаты не имели потолка и высоко над ними виднелось странное небо, полное незнакомых звезд.
Всё в этом месте было немного искажено.
В одной из комнат вы могли увидеть в окне весенние цветы, в то же время как окно через зал было покрыто изморозью.
Это могло быть время завтрака в зале, в то время, как рядом со спальней смеркалось.
Поскольку все в доме было неправильным, ни одни из дверей и окон плотно не прилегали.
Их можно было закрыть, даже запереть, но никогда этого не сделать быстро.
И поскольку он был таким огромным, особняк имел много дверей и окон, поэтому в нем было очень много входов и выходов.
Джекс не обращал внимания на все это.
Вместо этого он помчался к вершине самой высокой башни и приложил к губам флейту.
Он излил прекрасную мелодию в чистое ночное небо.
Не простая птичья трель, это была мелодия, которая лилась из его разбитого сердца.
Она была сильной и печальной.
Она порхала, как птица со сломанным крылом.
Услышав это, луна спустилась к башне.
Бледная, круглая и прекрасная, она стояла перед Джексом во всем своем великолепии, и в первый раз в жизни он почувствовал себя в одном дыхании от счастья.
Они говорили тогда, на вершине башни.
Джекс поведал ей о своей жизни, его сделке и о своем долгом одиноком путешествии.
Луна слушала, смеялась и улыбалась.
Но в конечном итоге она с тоской посмотрела в сторону неба.
Джекс знал, что это было предсказуемо.
- Останься со мной, - умолял он.
- Я смогу быть счастлив, только если ты будешь со мной.
- Я должна идти, - сказала она.
- Мой дом на небесах.
- Я сделал дом для тебя, - сказал Джекс, указывая на огромный особняк под ними.
- Здесь достаточно неба для тебя.
Пустое небо все для тебя.
- Я должна идти, - сказала она.
- Я отсутствовала слишком долго.
Он поднял руку, чтобы схватить ее, но затем остановился сам.
- Время это то, что мы делаем с ним здесь, - сказал он.
- Твоя спальня может быть зимой или весной, все по твоему желанию.
- Я должна идти, - сказала она, взглянув наверх.
- Но я хочу вернуться.
Я есть всегда и неизменна.
И если ты сыграешь на своей флейте для меня, я приду опять.
- Я дал тебе три вещи, - сказал он.
- Мелодию, дом и мое сердце.
Если ты должна уйти, не дашь ли ты мне три вещи взамен?
Она рассмеялась, упершись руками в бока.
Она была обнаженная, как луна.
- Что я могу сделать, чтобы я могла попрощаться с тобой?
Но если это от меня зависит, спроси и я дам тебе это.
Джекс почувствовал, что его рот пересох.
- Первое, что я хочу попросить тебя - докоснуться до твоей руки.
- Одна рука пожмет другую и я выполню твою просьбу. - Она протянула к нему свою сильную и гладкую руку.
Поначалу она казалась холодной, затем удивительно теплой.
Гусиная кожа побежала по руке Джекса вверх и вниз.
- Во-вторых, я попрошу поцелуй, - сказал он.
- Один рот попробует вкус другого, и я выполню твою просьбу. - Она наклонилась близко к нему.
Ее дыхание было свежим, ее губы были крепкими, как фрукты.
Поцелуй взабрал у Джекса дыхание и впервые в жизни его рот изогнулся в первой улыбке.
- И какая же третья вещь? - спросила луна.
Ее глаза были темными и мудрыми, ее улыбка была довольной и знающей.
- Твое имя, - выдохнул Джекс.
- Чтобы я мог называть тебя им.
- Одно тело... - начала луна, выступив вперед с нетерпением.
Затем она остановилась.
- Только мое имя? - спросила она, скользя своей рукой по его талии.
Джекс кивнул.
Она наклонилась ближе и сказала тепло в его ухо: - Людис.
И Джекс достал черную железную шкатулку, закрыл крышку и поймал внутрь ее имя.
- Теперь у меня твое имя. - сказал он решительно.
- Так что у меня есть власть над тобой.
И я говорю тебе остаться со мной навсегда, чтобы я мог быть счастлив
И так это и случилось.
Шкатулка не долго была холодной в его руках.
Она потеплела, а внутри он мог чувствовать ее имя, порхающее, как мотылек по оконному стеклу.
Возможно Джекс слишком медленно закрывал шкатулку.
Возможно он провозился с замком.
Или, возможно, он был неудачником во всем.
Но в конце концов он сумел поймать часть лунного имени, но не все.
Таким образом Джекс мог удерживать ее на некоторое время, но она всегда ускользала от него.
Прочь от его разбитого особняка, назад в свой мир.
Но тем не менее, у него была часть ее имени, и поэтому она всегда должна была возвращаться.
Хеспи оглядела нас, улыбнувшись.
- И вот почему луна всегда изменяется.
- И именно там Джекс удерживает ее, когда ее нет на нашем небе.
Он ловит ее и держит на месте.
Но действительно ли он счастлив, известно только ему.
Это был долгий момент тишины.
- Это, - сказал Дедан, - чертовски крутая история.
Хеспи посмотрела вниз и хотя свет от костра не давал мне с точностью сказать, я мог бы поставить пенни на то, что она покраснела.
Жесткая Хаспи, которую я никогда не заподозрил бы в том, что она может покраснеть.
- Мне потребовалось много времени, чтобы вспомнить все это, - сказала она: - Моя мать рассказывала ее мне, когда я была маленькой девочкой.
Каждую ночь, всегда одну и ту же.
Говорила, что узнала ее от своей матери.
- Тогда ты должна убедиться, что расскажешь ее своей дочери тоже, - сказал Дедан.
- История как эта слишком хороша, чтобы остаться лежать на обочине дороги.
Хеспи улыбнулась.
К сожалению, этот мирный вечер был как затишье, которое бывает в центре бури.
На следующий день Хеспи отпустила комментарий, который заставил Дедана в гневе броситься прочь, и в течении двух часов они едва ли смотрели друг на друга без шипения, как сердитые коты.
Дедан пытался убедить всех, что мы должны отказаться от поисков и вместо этого записаться в качестве охранников каравана, надеясь, что бандиты нападут на нас.
Мартен сказал, что в этом столько же смысла, как и пытаться найти ловушку для медведей, ставя в него ногу.
Мартен был прав, но это не мешало Дедану и разведчику огрызаться друг на друга следующие пару дней.
Два дня спустя Хеспи издала удивительно девичий тревожный крик во время купания.
Мы побежали к ней на помощь, ожидая бандитов, а вместо этого обнаружили голого Темпи по колено в потоке.
Хеспи стояла полураздетая и мокрая на берегу.
Мартен подумал, что это смешно.
Хеспи так не думала.
И единственное, что удержало Дедана от впадения в ярость и нападения на Темпи было то, что он не мог понять, как атаковать голого мужчину, не глядя в его сторону или не касаясь его по-настоящему.
На следующий день после того, как погода стала туманной и сырой, настроение у всех стало мрачным и замедлило наш поиск еще больше.
Затем начался дождь.
Последние четыре дня выдались непроглядно пасмурными и дождливыми.
Сначала древесные кроны защищали нас от дождя, но вскоре мы обнаружили, что листья над головой просто собирали капли и малейшее дуновение ветра опрокидывало нам на голову всю влагу, что скапливалась на деревьях в течении нескольких часов.
Это означало, что независимо от того шел в настоящее время дождь, или нет, - мы постоянно были насквозь мокрыми.
Вечерние истории были на время прикращены.
Мартен простыл и чем хуже он себя чувствовал, тем становился угрюмее и саркастичней.
И два дня назад отсырел наш хлеб.
Это может показаться незначительным, но если вы хоть когда-нибудь пытались проглотить кусок влажного хлеба после дня ходьбы под дождем, то вы знаете, как это действует на ваше настроение.
Дедан стал полностью неуправляемым.
Он упирался и сетовал на необходимость выполнять самые простые задания.
Отправившись последний раз за припасами в город, он купил бутылку дрэга вместо картофеля, масла и тетивы.
Хеспи рассталась с ним в Кроссоне и он вернулся в лагерь ближе к полуночи, пьяный, вонючий и поющий достаточно громко, чтобы все мертвецы в округе повыскакивали из могил.
Я даже не потрудился отчитать его.
Он очевидно обладал иммунитетом к тем колкостям, которые мог отпустить мой актерский язык.
Вместо этого я дождался, пока он не пройдет мимо, вылил остатки дрэга на огонь, а бутылку поставил на угли, так чтобы он мог ее видеть.
После этого он прекратил свое угрюмое бормотание в мой адрес и наступила холодная тишина.
Одновременно наслаждаясь тишиной я знал, что это был плохой знак.
Учитывая общую нарастающую раздражительность я решил, что каждый будет искать следы самостоятельно.
Отчасти потому, что хотьба по промокшей земле была верным способом оставить заметные следы на ней.
Но основной причиной было то, что посылая Дедана и Хеспи на поиски вместе, я рисковал привлечь внимание бандитов в радиусе десяти миль их вполне вероятными спорами и криками.
Я возвратился в лагерь капающий, промокший и несчастный.
Как оказалось, ботинки которые я купил в Северене не были водонепроницаемыми и поэтому впитывали влагу как губка.
Вечером я мог высушить их за счет тепла от костра и небольшой доли симпатии.
Но как только я делал три шага, они снова промокали.
Так что мои ноги оставались мокрыми в течении многих дней.
Это был наш двадцать девятый день в Элде, когда я преодолел крошечный горный хребет, который скрывал наш последний лагерь и увидел Дедана и Хеспи сидящих на противоположных сторонах от огня и подчеркнуто игнорирующих друг друга.
Хеспи смазывала свой меч.
Дедан праздно тыкал землю перед собой остроконечной палкой.
Я сам был не слишком расположен для беседы.
Надеясь что молчание затянется, я молча подошел к костру.
Которого не было.
- Что случилось с костром? - тупо спросил я.
То что случилось было очевидным.
Его бросили прогоревшим до тла, до обугленных палок и влажного пепла.
- Сейчас не моя очередь ходить за хворостом, - многозначительно сказала Хеспи.
Дедан продолжал тыкать своей палкой в землю.
Я заметил наливающийся синяк у него на щеке.
Все, чего я хотел сейчас от мира, было немного горячей еды и побыть десяток минут с сухими ногами.
Это не сделает меня счастливым, но приблизит к этому состоянию ближе, чем я был за весь день.
- Я удивляюсь, как вы оба можете мочиться без чужой помощи, - сплюнул я.
Дедан посмотрел на меня.
- И что ты имеешь ввиду?
- Когда Альверон попросил, чтобы я сделал эту работу для него, он подразумевал, что у меня будут зрелые помощники, а не горстка школяров.
Дедан щелкнул челюстью.
- Ты не знаешь что она...
Я оборвал его.
- Мне все равно.
Мне все равно, что вы не поделили.
Мне все равно чем она бросила в тебя.
Меня волнует только то, что огонь потух.
Тейлу всевышний, от дрессированной собаки было бы и то больше помощи!
Выражение лица Дедана поменялось на хорошо знакомую агрессивность.
- Может если...
- Заткнись, - сказал я.
- Я лучше послушаю рев осла, чем то, что ты собираешься мне сказать.
Когда я вернусь в лагерь в следующий раз, я жду что тут будет еда и костер.
Если вы не сможете этого сделать, то я позабочусь о том, чтобы сдать вас четырехлетним детям из Кроссона, которые будут нянчиться с вами.
Дедан остановился.
Ветер взвыл в кронах деревьев над нами, посылая вниз тяжелые капли, забарабанившие по земле.
- Это может оказаться едой, которую ты не сможешь переварить, мальчик.
Его ладони сжались в кулаки и я засунул руку в карман, сжимая моммет, который я сделал два дня назад.
Я чувствовал, что мой желудок скручивает от страха и ярости.
- Дедан, если ты сделаешь еще шаг ко мне, то я причиню тебе такую боль, что ты будешь умолять меня о смерти. - Я смотрел ему прямо в глаза.
- Прямо сейчас я раздражен.
Даже не думай сделать так, чтобы я рассердился.
Он остановился и прямо сейчас я почти мог услышать его мысли, перебегающие к каждой истории, что он мог слышать о Таборлине Великом.
Огонь и молния.
Наступило долгое мгновение тишины, двое из нас смотрели друг на друга не мигая.
К счастью в этот момент Темпи вернулся в лагерь, сняв напряженность.
Чувствуя себя слегка глуповато, я подошел к едва тлеющим углям костра, чтобы посмотреть могу ли я что нибудь сделать с ними.
Дедан потопал через деревья, надеюсь, что в поисках хвороста.
Сейчас меня не заботило, будет это реннел, или нет.
Темпи сел рядом с погасшим огнем.
Если бы я не был так занят, то возможно заметил бы что-то странное в его движениях.
А может быть и нет.
Даже для полуграмотного варвара вроде меня, капризы Адем трудноразличимы.
Когда я добился того, что огонь начал возвращаться к жизни, то начал жалеть о том способе, которым я разрешил этот конфликт.
Одна только мысль препятствовала мне наброситься на Дедана, когда он возвратился с охапкой влажных веток и кинул рядом с моим вновь ожившим костром, разбрасав его.
Мартен вернулся после того, как я восстановил огонь во второй раз.
Он сел с краю у костра и протянул вперед свои руки.
Его глаза были ввалившимися и темными.
- Стало получше? - спросил я его.
- Тяжело.- Его голос хрипло вырывался из груди, звуча хуже, чем утром.
Звуки его дыхания заставили меня подумать о пневмонии и лихорадке.
- Я могу смешать чай, который немного облегчит твои боли в горле, - предложил я без особой надежды на согласие.
Он отклонил все мои предложения помочь за последние несколько дней.
Он поколебался, а затем кивнул.
Пока я нагревал воду, его охватил приступ сильного кашля, который продолжался почти минуту.
Если бы дождь сегодня не прекратился, то мы бы отправились в город, ждать, пока он не пойдет на поправку.
Я не мог подвергать его риску заболеть воспалением легких, или выдать нас часовым разбойников, из-за кашля.
Я передал ему чай, а Темпи уступил свое место у костра, позволяя подсесть к огню поближе.
- Я убил двух человек сегодня, - сказал он.
На один момент установилась ошеломительная тишина.
Дождь барабанил по земле вокруг нас.
Костер шипел и искрил.
- Что? - переспросил я недоверчиво.
- Двое мужчин напали на меня за деревьями - негромко ответил Темпи.
Я потер затылок.
- Черт возьми, Темпи, ты не мог сказать об этом пораньше?
Он взглянул на меня и его пальцы сделали незнакомый жест.
- Это не просто, убить двух человек, - сказал он.
- Ты не ранен? - спросила Хеспи.
Темпи впился в нее холодным взглядом.
[Обида].
Я неверно воспринял его предыдущее замечание.
Трудной он считал не саму драку.
А факт того, что ему пришлось убить двоих человек.
- Мне необходимо принять решение.
Помимо этого, надо подождать пока все соберуться.
Я попытался вспомнить жест извинения, но вместо него пришлось использовать горе.
- Что случилось? - спокойно спросил я, терпеливо растирая кончики своих пальцев.
Темпи сделал паузу, подбирая слова.
- Я искал след, в то время как двое мужчин выскочили из-за деревьев.
- Как они выглядели? - спросил Дедан прежде, чем это успел сделать я.
Новая пауза.
- Один ростом с тебя, руки длиннее моих, сильнее но медленней.
- Медленнее тебя. - Выражение лица Дедана изменилось, словно он решал, обижаться ему, или нет.
- Другой поменьше и побыстрее.
Их мечи были широкими и толстыми.
Обоюдоострые.
Такой длины. - Он развел руки примерно на три фута в ширину.
Я подумал, что это описание больше говорит о Темпи, чем о мужчинах с которыми он дрался.
- Где это произошло?
Как давно?
Он указал примерно в том направлении, где мы искали.
- Ближе чем одна миля.
Меньше чем один час.
- Ты думаешь, это была засада?
- Их не было, когда я проходил там, - сказал Мартен защищаясь.
Он издал влажный, неистовый кашель вырывающийся из недр груди и сплюнул чем-то мутным на землю.
- Если они и сидели в засаде, то недолго.
Темпи выразительно пожал плечами.
- Какая броня на них была? - спросил Дедан.
Темпи замолк на мгновение, затем протянул руку за моим ботинком.
- Такая?
- Кожаная? - предположил я.
Он кивнул.
- Кожа.
Тяжелая, с металлическими вставками.
Дедан немного расслабился.
- Ну хоть что-то. - Он задумался, а затем внимательно посмотрел на Хеспи, - Что?
Почему ты так смотришь на меня?
- Я на тебя не смотрю, - холодно ответила Хеспи.
- Ты смотрела.
И отвела взгляд. - Он взглянул на Мартена.
- Ты видел, что она отвела глаза, да?
- Закройте.
Рты. - Я зарычал на них обоих.
Удивительно, наступила тишина.
Я прикрыл глаза тыльной стороной своих рук и попытался осмыслить ситуацию, в которой мы оказались.
- Мартен, сколько светлого времени у нас осталось?
Он поднял глаза к синевато-серому небу.
- Еще час-полтора у нас есть, - прохрипел он.
- Достаточно, чтобы взять след.
И около четверти часа мы можем двигаться при плохом освещении.
Солнце быстро скроется за теми облаками.
- Ты в состоянии еще немного пройтись сегодня? - спросил я.
Его ухмылка удивила меня.
- Если мы можем словить этих ублюдков сегодня вечером, давайте сделаем это.
Они слишком долго заставляли меня ошиваться в этом богом-забытом месте.
Я кивнул, потянулся вперед и взял щепотку влажного пепла от нашего ничтожно маленького костра.
Я задумчиво растер его между пальцами, затем завернул в небольшую тряпку, которую засунул под плащ.
Это был не самый лучший источник тепла, но все же это было лучше чем ничего.
- Отлично, - сказал я.
- Темпи проведет нас к телам, а там посмотрим, сможем ли мы найти лагерь по их следам. - Я поднялся на ноги.
- Тпру! - Сказал Дедан, протянув руки.
- Что на счет нас?
- Ты и Хеспи остаетесь охранять лагерь. - Я прикусил свой язык, чтобы сдержаться и не добавить еще что-нибудь.
- Почему?
Ведь все идут.
- Мы можем сделать все сегодня вечером! - Он поднялся на ноги.
- И что, если их там дюжина? - Спросил я своим лучшим уничтожающим голосом.
Он сделал паузу, но не отступился.
- У нас есть элемент неожиданности.
- У нас его не будет, если мы все впятером пойдем топтать землю вокруг, - сказал я горячо.
- Почему тогда ты идешь? - сказал Дедан требовательным голосом.
- Пойти могут только Темпи и Мартен.
- Я иду, потому что должен увидеть то, чему придется противостоять.
Я тот, кто собирается придумать план, который позволит нам выйти из этой передряги живыми.
- Почему зеленый юнец, вроде тебя, вообще должен придумывать план?
- Мы теряем светлое время, - перебил Мартен устало.
- Блаженный Тейлу, послушай голос разума. - Я посмотрел на Дедана.
- Мы идем.
Вы остаетесь.
Это - приказ.
- Приказ? - эхом повторил Дедан с мрачной недоверчивостью.
Мы на мгновение впились друг в друга опасными взглядами, затем я развернулся и последовал за Темпи через деревья.
Гром прогремел в небе над нами.
Ветер свистел сквозь деревья, разгоняя бесконечную морось.
А на ее место пришел нескончаемый дождь.
Темпи поднял сосновые ветви, которые прикрывали двух мужчин.
Осторожно положенные на спины, они выглядели спящими.
Я опустился на колени в сторону большего, но прежде чем я смог получше рассмотреть его, я почувствовал руку на моем плече.
Оглянувшись назад, я увидел Темпи, качавшего головой.
- Что? - спросил я.
У нас оставалось меньше часа светового дня.
Выследить лагерь бандитов и не попасться самим было достаточно сложно.
Делать это в кромешной буре было бы сущим кошмаром.
- Ты не должен, - сказал он.
[Решительность.]
[Серьезность.]
- Тревожить мертвых - не по Летани.
- Мне необходимо знать о наших врагах.
Я могу изучить их вещи и это поможет нам.
Его рот неодобрительно сморщился.
- Магия?
Я покачал головой.
- Только осмотр. - Я указал на свои глаза, а затем постучал себе по макушке.
- Думать.
Темпи кивнул.
Но когда я повернул тело, я снова почувствовал его руку на своем плече.
- Ты можешь спросить.
Они мои мервецы.
- Ты уже согласился, - я отмахнулся.
- Спросить будет правильно, - сказал он.
Я глубоко вздохнул.
- Могу я осмотреть твоих мертвецов, Темпи?
Он официально кивнул.
Я посмотрел туда, где Мартен, достав свою тетиву, устроил ей осторожную проверку под ближайшим деревом.
- Ты хочешь посмотреть, можно ли найти их след? - Он кивнул и оттолкнулся от дерева.
- Я начну отсюда. - Я показал на юг между двумя холмами.
- Я знаю свое дело, - сказал он, не выпуская из рук свой лук.
Темпи сделал пару шагов в сторону и я обратил свое внимание на тела.
Один из них был на самом деле ненамного больше, чем Дедан, большой бычара.
Они были старше, чем я ожидал, и руки их были покрыты мозолями, которые отмечают долгие годы работы с оружием.
Они не были недовольными парнями с фермы.
Это были ветераны.
- Я нашел их след, - сказал Мартин, поразив меня.
Я не услышал звука его приближения под тихий шепот падающего дождя.
- Ясен, как божий день.
Пьяный священник мог бы следовать ему. - Блеснула молния по всему небу и одновременно грянул гром.
Дождь начал идти еще сильнее.
Я нахмурился и вытащив пропитанный плащ лудильщика, накинул его на плечи.
Мартен поднял голову вверх и позволил дождю падать полностью себе на лицо.
- Я рад, что такая погода, в конце концов, сделала для нас что-то хорошее, - сказал он.
- Чем больше дождя, тем проще для нас будет пробраться и выбраться из их лагеря. - Он вытер свои руки о промокшую рубашку и пожал плечами.
- Кроме того, вряд ли мы сможем найти более сырую погоду, чем уже есть.
- Ты прав, - сказал я, вставая.
Темпи прикрыл тела ветками и Мартен повел нас на юг.
Мартен опустился на колени, чтобы рассмотреть что-то на земле, и я воспользовался возможностью, чтобы догнать его.
- Мы следуем, - сказал я, не утруждая себя шепотом.
Он был по меньшей мере в семидесяти футах позади нас и дождь катился через деревья с шумом, как волны о берег.
Он кивнул и как-будто указал на что-то на земле.
- Я считаю, что вы должны это видеть.
Я улыбнулся и стер воду с лица своей мокрой рукой.
- Ты не один здесь такой глазастый.
Сколько, по твоему мнению, их здесь было?
- Двое, может быть трое.
Темпи приблизился к нам.
- Двое, - сказал он с уверенностью в своём голосе.
- Я видел только одного, - признался я.
- Насколько близко мы находимся к их лагерю?
- Даже не догадываюсь.
Можеть быть за следующим холмом.
Может быть в миле.
Здесь только эти два набора следов, и я не могу унюхать никаких костров. - Он встал и снова начал идти по следам без оглядки.
Я толкнул нижнюю ветку в сторону, когда Темпи проходил мимо и увидел движение позади нас, которое не имело ничего общего с ветром или дождем.
- Давайте зайдем за следующий холм и сделаем маленькую ловушку.
- Похоже, именно так, - согласился Мартен.
Прожестикулировав нам подождать, Мартен низко пригнулся и по краю тропинки двинулся к вершине маленького пригорка.
Я боролся с желанием выглянуть перед нами, когда он заглянул через край пригорка, затем резво выскочил наверх.
Все ярко осветила молния, ударившая рядом.
Гром грянул, как кулак по моей груди.
Я был поражен.
Темпи встал.
- Здесь, как дома, - сказал он с улыбкой, слегка вздрогнув.
Он не пытался убрать воду со своего лица.
Мартен махнул, и мы пошли на вершину холма.
После того, как мы оказались вне поля зрения того, кто следил за нами, я быстро огляделся.
- Держитесь следов до той скрученной ели, затем кругом назад. - Показал я жестом.
- Темпи прячется здесь.
Мартен за поваленным деревом.
Я зайду за камень.
Мартен сделал первый шаг.
Судите сами, но это вероятно будет лучше, чем дожидаться, пока они останутся за сломанным пнем.
Попробуйте оставить хотя бы одного из них в живых, если это будет возможно, но мы не можем дать им уйти или наделать слишком много шума.
- Что вы будете делать? - спросил Мартен, когда мы быстро залегли у четких следов, поблизости от скрученной ели.
- Я буду оставаться за пределами тропы.
Вы двое лучше экипированы для подобного рода вещей.
Но у меня есть трюк или два, если это понадобится. - Мы достигли дерева.
- Готовы?
Мартен казался немного пораженным моим внезапным шквалом приказов, но они оба кивнули и быстро пошли на свои места.
Я обошел вокруг и засел за неуклюже вывороченным камнем.
С моей точки я мог видеть наши грязные следы, смешавшиеся со следами, по которым мы следовали.
После этого я увидел Темпи, находившегося за стволом толстого капового дуба.
Справа от него Мартен, надев стрелу, оттянул тетиву к плечу и ждал неподвижно, как статуя.
Я вытащил тряпку, в которой держал щепотку золы и тонкий кусок железа, держа их наготове в руках.
Мой желудок скручивало, когда я думал о том, что мы были посланы сюда, чтобы выслеживать и убивать людей.
Правда, они были вне закона и убийцами, но тем не менее людьми.
Я стал дышать глубже и попытался расслабиться.
Поверхность камня напротив мой щеки была холодной и песчаной.
Я напряг слух, но не услышал ничего, кроме устойчивой дроби дождя.
Я боролся с желанием вылезти подальше на край камня и расширить поле моего зрения.
Молния сверкнула снова, и я считал секунды до грома, когда я увидел пару фигур, кравшихся в поле зрения.
Я почувствовал угрюмую вспышку пламени в моей груди.
- Стреляй в них, Мартен, - сказал я громко.
Дедан обернулся и возник передо мной с обнаженным мечом, когда я вышел из моего укрытия.
Хеспи была немного более сдержанной и остановилась с мечом, наполовину вытащенным из ножен.
Я отложил нож и прошел около полдюжины шагов до Дедана.
Гром раздался над нами, когда я поймал и удержал его взгляд.
Выражение его лица было вызывающим, и я не стал скрывать свой гнев.
После долгой минуты молчания он отвернулся, делая вид, что ему необходимо вычистить воду из глаз.
- Убери его прочь. - Я кивнул на его меч.
Повторно заколебавшись, он так и сделал.
Только тогда я задвинул тонкий кусок хрупкой стали обратно в подкладку моего плаща.
- Будь мы бандитами, вы уже были бы мертвы. - Я перевел свой взгляд с Дедана на Хеспи и обратно.
- Возвращайтесь в лагерь.
Лицо Дедана исказилось.
- Мне надоело, что ты говоришь со мной, как с маленьким ребенком. - Он ткнул пальцем в мою сторону.
- Я прожил в этом мире намного больше, чем ты.
Я не глупец.
Я несколько сердито ответил, что не могло не ухудшить ситуацию.
- У меня нет времени, чтобы спорить с тобой.
Мы теряем светлое время и ты подвергаешь нас опасности.
Возвращайся в лагерь.
- Мы должны позаботиться об этом сегодня ночью, - сказал он.
- Мы уже избавились от двух из них, там, наверное, осталось только пять или шесть.
Мы удивим их в темноте, в центре шторма.
Бух.
Бам.
Мы вернемся в Кроссон завтра к обеду.
- И что, если там их десятки?
Что, если там двадцать?
Что, если они скроются на ферме?
Что, если они найдут наш лагерь, в то время, пока там никого нет?
Все наше снаряжение, наша пища и моя лютня может исчезнуть, и ловушка будет ждать нас, когда мы вернемся.
Все потому, что вы не могли усидеть на месте в течение часа. - Его лицо опасно покраснело, и я отвернулся.
- Возвращайтесь в лагерь.
Мы поговорим об этом сегодня ночью.
- Нет, проклятье.
Я пойду и ты ни черта не сможешь сделать, чтобы остановить меня.
Я заскрипел зубами.
Хуже всего было то, что это было правдой.
У меня не было способа обеспечить свой авторитет.
Здесь не было ничего, чтобы я смог быстро подчинить его с помощью воска симулякра, которого я сделал.
И я знал, что это будет худшим из возможных вариантов.
Мало того, что это превратит Дедана в моего прямого врага, это, несомненно, настроит в свою очередь также Хеспи и Мартена против меня.
Я посмотрел на Хеспи.
- Почему ты здесь?
Она метнула быстрый взгляд на Дедана.
- Он собирался идти один.
Я подумала, что лучше оставаться вместе.
И мы действительно думали, что это правильно.
Никто не наткнется на лагерь.
Мы спрятали наше снаряжение и залили костер прежде, чем ушли.
Я тяжело вздохнул и засунул бесполезную щепотку пепла в карман плаща.
Конечно, они так и сделали.
- Но я согласна, - сказала она.
- Мы должны постараться, чтобы закончить это сегодня вечером.
Я глянул на Мартена.
Он одарил меня примирительным взглядом.
- Я солгу, если скажу, что я не хочу покончить с этим, - сказал он, потом быстро добавил: - Если мы сможем сделать это умно. - Он хотел сказать больше, но слова попали в горло и он начал кашлять.
Я посмотрел на Темпи.
Темпи оглянулся.
Самое худшее в этом было то, что мой желудок согласился с Деданом.
Я хотел с этим покончить.
Я хотел теплой постели и достойной пищи.
Я хотел, чтобы Мартен мог где-нибудь обсушиться.
Я хотел вернутся в Северен, где я мог греться в благосклонности Алверона.
Я хотел найти Денну, объясниться, почему я оставил ее, не сказав ни слова.
Только дурак борется с приливом.
- Отлично. - Я посмотрел на Дедана.
- Если один из твоих друзей умрет из-за этого, это будет твоя вина. - Я увидел, как неопределенность, мелькнув, пересекла его лицо, а затем исчезла, когда он стиснул зубы.
Он сказал слишком много для своей гордости, чтобы позволить теперь себе отступить.
Я поднял на него указательный палец.
- Но отныне каждый из вас должен делать, как я скажу.
Я буду слушать ваши предложения, но я отдаю приказы. - Я посмотрел вокруг.
Мартен и Темпи кивнули сразу же, Хеспи последовала за ними только мгновеньем спустя.
Дедан медленно кивнул.
Я посмотрел на него.
- Поклянись. - Его глаза сузились.
- Если ты выкинешь подобный трюк, как сегодня, когда мы атаковали, ты можешь позволить убить нас.
Я не доверяю тебе.
Я предпочту уйти сегодня ночью,чем идти с кем-то, кому я не могу доверять.
Возник еще один напряженный момент, но до того, как он растянулся слишком долго, Мартен вмешался: - Давай, Ден.
Парень на самом деле довольно толковый.
Он создал эту маленькую засаду прмерно за четыре секунды. - Его тон, казалось, был шутливым.
- Кроме того, он не так плох, как эта сволочь Бренви, а денег на этот маленький тайный танец не было и наполовину так же хорошо.
Дедан выдавил улыбку.
- Дааа, я полагаю, ты прав.
Так долго, пока это не закончится этой ночью.
Я не сомневался ни на секунду, что Дедан будет по-прежнему поступать по своему, если это подойдет ему.
- Клянись, что ты будешь следовать моим приказам.
Он пожал плечами и отвернулся.
- Даа.
Я клянусь.
Недостаточно.
Клянись своим именем.
Он вытер дождь со своего лица и оглянулся на меня, смутившись.
- Что?
Я встал напротив него и сказал официальным тоном.
- Дедан.
Ты сделаешь так, как я скажу сегодня ночью, не ставя это под сомнение и не колеблясь?
Дедан.
Ты клянешься в этом своим именем?
Он переступил с ноги на ногу, замявшись, но затем немного выпрямился.
- Я клянусь в этом свои именем.
Я подошел к нему ближе и очень мягко сказал: - Дедан.
В то же время я передал маленький, крошечный всплеск тепла через воск симулякра в кармане.
Не достаточно, чтобы сделать что-нибудь, но достаточно, чтобы он мог почувствовать это только на мгновение.
Я увидел, как его глаза расширились и подарил ему свою лучшую улыбку Таборлина Великого.
Улыбка была полна тайн, широкая и уверенная в себе, более, чем слегка самодовольная.
Это была улыбка, которая рассказывала всю эту историю сама по себе.
- Теперь у меня есть твое имя, - сказал я мягко.
- И у меня есть власть над тобой.
Выражение его лица было такое же, как почти за месяц до его недовольства.
Я сделал шаг назад и позволил улыбке исчезнуть быстро, как вспышка молнии.
Просто, как снял маску.
Что, конечно, потом останется в его воображении - какое выражение лица было у настоящего мальчика или у наполовину привидевшегося Таборлина?
Я отвернулся прежде, чем потерял момент.
- Мартен будет разведывать впереди.
Темпи и я последуем через пять минут за ним.
Это даст ему время для обнаружения их дозорных и вернуться, чтобы предупредить нас.
Вы двое следуйте через десять минут после нас.
Я направил на Дедана взгляд и поднял обе руки с растопыренными пальцами.
- Десять полных минут.
Таким образом это будет медленнее.
Но безопаснее.
Есть предложения? - Никто ничего не сказал.
- Отлично.
Мартен, это твой выход.
Возвращайся, если ты нарвешься на неприятности.
- Рассчитывай на это, - сказал он и вскоре скрылся от наших взглядов, затерянный в размытых зеленых и коричневых листьях, коре, камнях и дожде.
Дождь продолжал лить и начало смеркаться, когда Темпи и я последовали по следу, крадясь от одного укрытия к другому.
По крайней мере о шуме, производимом нами, можно было не беспокоиться: гром перебивал все остальные звуки.
Мартен появился без предупреждения из кустов и жестом велел следовать за ним.
"Их лагерь впереди", он сказал.
Там повсюду следы, а еще я приметил свет их огня.
- Сколько их?
Мартен покачал головой.
- Я не смог подобраться ближе.
Как только я увидел различные отпечатки следов, я вернулся.
Я не хочу, чтобы вы пошли по неправильному пути и заблудились.
- Как далеко?
- Около минуты ползком.
Вы можете увидеть их огонь отсюда, но их лагерь на другой стороне возвышенности.
Я посмотрел на лица двух моих товарищей в меркнущем свете.
Ни один из них не выглядел нервничающим.
Они подходили для такого рода работы, подготовленные для этого.
У Мартена были его способности охотника и лучника.
У Темпи были легендарные навыки адем.
Я, возможно, тоже был бы спокоен, появись у меня возможность подготовить какой-то план, некоторые уловки симпатии, которые могли бы подтолкнуть весы в нашу пользу.
Но Дедан разрушил все надежды на это, настояв, чтобы мы атаковали сегодня ночью.
У меня не было ничего. даже плохой привязки к далекому огню.
Я остановил свои размышления до того, пока беспокойство не превратилось в панику.
Давайте тогда идем, - сказал я, довольный спокойным тембром моего голоса.
Мы втроем поползли вперед, когда последний свет медленно истаял в небе.
В полумраке Мартена и Темпи было сложно увидеть, что меня успокоило.
Если это было трудно для меня, это было почти невозможно для часовых - обнаружить нас на расстоянии.
Вскоре я увидел костер, отражавшийся снизу высоких ветвей впереди.
Пригнувшись, я последовал за Мартеном и Темпи вверх по склону крутого вала, сделавшегося скользким от дождя.
Я подумал, что увидел шевелящееся движение перед нами.
Затем ударила молния.
В окружающей темноте этого было достаточно, чтобы ослепить меня, но не раньше, чем грязный вал был высвечен в ослепительно белый цвет.
Высокий мужчина стоял на гребне с натянутым луком.
Темпи присел на несколько футов вверх по валу, застыв в попытке тщательно установить ноги.
Перед ним был Мартен.
Старый охотник встал на одно колено и тоже натянул свой лук.
Молния показала мне все это в большой вспышке, а затем оставила меня слепым.
Гром разразился сразу же после этого, вдобавок оглушив меня.
Я упал на землю и покатился, мокрые листья и грязь липли к моему лицу.
Когда я открыл глаза, все, что я увидел, были синие призраки, которых молния оставила танцевать перед моими глазами.
Это был не громкий крик.
Если часовой и сделал это, то он был перекрыт громом.
Я лежал неподвижно, пока мои глаза привыкали к темноте.
Это заняло у меня долгую, с затаенным дыханием секунду, чтобы найти Темпи.
Он был на вале в примерно пятнадцати футах, на коленях над темной массой.
Часовой.
Я подошел к нему, отчищаясь от мокрого папоротника и грязных листьев.
Молния снова мелькнула над нами, не так ярко на этот раз, и я увидел древко одной из Мартеновских стрел, выступающую под углом из груди часового.
Оперение было выдернуто и трепетало на ветру, словно крошечный, пропитанный флаг.
- Мертв, - сказал Темпи, когда Мартен и я были достаточно близко, чтобы услышать.
Я сомневался в этом.
Даже глубокая рана в груди не убьет человека, так быстро, как эта.
Но, когда я подошел ближе, я увидел угол стрелы.
Это был выстрел в сердце.
Я поглядел на Мартена с изумлением.
- Вот выстрел, о котором можно спеть песню, - сказал я тихо.
- Повезло. - Отверг он это и обратил свое внимание на верхнюю часть холма в нескольких футах над нами.
- Давайте надеяться, что у меня есть некоторый запас времени, - сказал он, прежде чем начал ползти.
Когда я пополз за ним, то увидел Темпи, еще стоявшего на коленях над упавшим человеком.
Он наклонился близко, как будто нашептывал телу.
Потом я увидел лагерь, и все расплывчатое любопытство к особенностям адем было изгнано из моего сознания.
Холм, к которому мы прижимались, делал широкий полукруг, удерживающий лагерь бандитов в центре защитного полумесяца.
В результате лагерь находился на дне большой, мелкой миски.
С нашей позиции я мог видеть открытые части чаши, которые были ограничены потоком, изгибающимся на входе и на выходе.
Ствол высокого дуба возвышался как столб в центре чаши, защищая лагерь своими огромными ветвями.
Два огонька приглушенно горели по обе стороны от гигантского дуба.
Оба были бы большими, как костры, если бы не погода.
Как бы то ни было, они лишь проливали достаточно света, чтобы выявить лагерь.
Лагерь - этот термин вводит в заблуждение, "расположившиеся лагерем" было бы лучше.
Здесь было шесть полевых палаток, коротких и покатых, предназначенных в основном для сна и хранения экипировки.
Седьмая палатка была как небольшой павильон, прямоугольная и достаточно большая для нескольких человек, чтобы стоять в ней на ногах.
Шесть мужчин сидели, тесно прижавшись, у костров на самодельных скамейках.
Они были укутаны от дождя, и все они были с жесткими глазами, с многострадальным видом опытных воинов.
Я нырнул назад ниже линии холма и был удивлен, что совсем не чувствую страха.
Я обернулся к Мартену и увидел, что его глаза были немного дикими.
- Как ты думаешь, сколько их здесь? - спросил я.
Его глаза задумчиво мерцали.
- Возможно двое в палатке.
Если их главарь находится в большой палатке, которая вмещает тринадцать человек, и мы убили троих.
Возможно десять.
Десять по всей вероятности. - Он нервно облизал свои губы.
- Но они могут спать более, чем в четырех палатках и в большой палатке могут спать еще пятеро, в дополнение к главарю.
Это составляет тридцать, исключая троих.
Таким образом, в лучшем случае нас превосходят два к одному, - сказал я.
- Как тебе нравятся такие шансы?
Его глаза двинулись в сторону вершины холма, а затем вернулись обратно.
- Я бы взял два к одному.
У нас есть внезапность и мы находимся практически вплотную. - Он остановился и кашлянул в рукав.
Он сплюнул.
- Но здесь внизу их двадцать.
Я чувствую это своими яйцами.
- Сможешь ли ты убедить Дедана?
Он кивнул.
- Он доверяет мне.
Он не половина задницы,каким кажется большую часть времени.
- Хорошо. - Закончил я разговор.
Все происходило быстрее, чем я мог произнести им вслух.
Итак, несмотря на все, что случилось, Дедан и Хеспи еще в пяти или шести минутах позади нас.
- Проведи этих двоих вокруг них, - сказал я Мартену.
- Затем возвращайся к Темпи и мне.
Он выглядел неуверенным.
- Ты уверен, что не хочешь идти сейчас?
Мы не знаем, когда у них смена караула.
- У меня есть Темпи со мной.
Кроме того, это займет у тебя пару минут.
Я хочу видеть, если смогу иметь лучшее соотношение сил, чем сейчас.
Мартен поспешил скрыться, а Темпи и я по краю нашей тропы вернулись к вершине холма.
Через мгновение он резко приблизился, пока левая сторона его тела не стала прижата справа от меня.
Я заметил то, что я пропустил ранее.
Это были высокие колья, размером со столбы забора ограждения, разбросаные по всему лагерю.
- Колья? - спросил я Темпи, водя пальцем по земле, чтобы показать то, что я имею в виду.
Он кивнул, чтобы показать, что он понял, потом пожал плечами.
Я догадался, что это могут быть привязи для лошадей или колья для сушки мокрой одежды.
Я выбросил это из головы в пользу более насущных вещей.
- Что ты думаешь мы должны делать?
Темпи молчал долгое время.
- Убить часть.
Уйти.
Ждать.
Остальные придут.
Мы ... - Он сделал характерную паузу, которая означала, что он не хватало слов, которые он хотел использовать.
- Выпрыгнем из-за деревьев?
- Внезапно.
Он кивнул.
- Мы внезапно.
Ждем.
Отдыхаем от охоты.
Говорим Маеру.
Я кивнул.
Не такое быстрое решение, как мы надеялись, но единственно разумное с таким количеством людей.
Когда Мартен вернется, трое из нас попробуют их ужалить.
Я догадывался, что с внезапностью на нашей стороне, Мартен сможет попасть более, чем в трех или четырех из лука, прежде чем мы будем вынуждены бежать.
Была вероятность того, что он не сможет убить всех из них, но каждый человек, раненый стрелой, будет меньшей угрозой для нас в ближайшие дни.
- Еще варианты?
Долгая пауза.
- Другие варианты не Летани, - сказал он.
Насмотревшись, я осторожно сполз на несколько футов вниз, пока не скрылся из виду.
Я дрожал, так как дождь продолжал лить.
Чувствовалось холоднее, чем несколько минут назад и я начал беспокоиться, что простужусь, как Мартен.
Это было последнее, что мне было нужно прямо сейчас.
Я увидел приближающегося Мартена и уже собирался объяснить ему план, когда я увидел его испуганное выражение лица.
- Я не могу их найти! - прохрипел он отчаянным голосом.
- Я проследовал назад, где они должны были быть.
Но их там не было.
Так что либо они уже повернули назад, что они бы не сделали, или они были слишком близко позади нас и в конечном итоге неправильно выбрали следы в этом плохом свете.
Я почувствовал холод, который не имел ничего общего с постоянным дождем.
- Ты не можешь отследить их?
- Если бы я мог, я так бы и сделал.
Но все отпечатки в темноте выглядят одинаково.
Что мы будем делать? - Он схватил меня за руку и я мог сказать по его глазам, что он был на грани паники.
- Они не будут осторожными.
Они будут думать, что мы впереди все разведали до них.
Что нам теперь делать?
Я полез в карман, в котором был симулякр Дедана.
- Я могу найти их.
Но прежде чем я смог сделать что-нибудь, возник шум со стороны восточной окраины лагеря.
Секунду спустя за ним последовал крик ярости и проклятия.
- Это Дедан? - спросил я.
Мартен кивнул.
За холмом послышались неистовые передвижения.
Мы втроем перебрались так быстро, как могли, выглядывая сверху.
Мужчины выскакивали из низких палаток, как шершни из гнезда.
Их было сейчас по крайней мере дюжина, и я увидел четверых со взведенными луками.
Из ниоткуда появились длинные участки изгороди и были прислонены к столбам, образовав сырые стены около четырех футов высотой.
Через несколько секунд уязвимый, широко открытый лагерь стал настоящей крепостью.
Я насчитал по меньшей мере шестнадцать человек, но теперь целые секции лагеря были отрезаны от просмотра.
Освещение ухудшилось, а временные стены закрыли костры и отбросили глубокие тени среди ночи.
Мартен разразился сплошным потоком ругательств, поскольку его лук был почти бесполезен сейчас.
Он быстро надел стрелу словно подмигивал и возможно выстрелил так же быстро, если бы я не положил руку ему на плечо
- Жди.
Он нахмурился, потом кивнул, зная, что они могли отправить с полдюжины стрел за каждого из них.
Темпи внезапно также был бесполезен.
Его пронижут стрелами задолго до того, как он приблизится к лагерю.
Единственной светлой гранью являлось то, что их внимание было направлено не к нам.
Они были сосредоточены на востоке, откуда слышался крик часового и проклятия Дедана.
Трое из нас могли сбежать, прежде чем нас откроют, но это означало оставить Дедана и Хеспи позади.
Это было время, когда квалифицированный арканист должен был склонить чашу весов в нашу сторону, если не дать нам преимущество, или по крайней мере, чтобы дать возможность побега.
Но у меня не было ни огня ни связывания.
Я был достаточно умен, чтобы обойтись без одного из них, но без обоих я был почти беспомощен.
Дождь полил еще сильнее.
Гремел гром.
Это было только вопросом времени, прежде чем бандиты поймут, что их только двое, и бросятся за холм, чтобы расправиться с нашими спутниками.
Если трое из нас обратят их внимание на себя, нас также быстро перебьют.
С нежным гудением полетели стрелы, перепрыгнув через восточной холм.
Мартен прекратил ругаться и затаил дыхание.
Он посмотрел на меня.
- Что мы теперь будем делать? - быстро спросил он.
Затем раздался вопросительный окрик из лагеря и поскольку ответа не последовало, очередные стрелы пролетели жужжа над восточным холмом, находя область их поражения.
- Что мы теперь будем делать? - повторил Мартен.
- Что, если они ранены?
Что, если они убиты?
Я закрыл глаза и скатился ниже вершины холма, пытаясь получить на момент ясную мысль.
Моя нога наткнулась на что-то мягкое и твердое.
Мертвого часового.
Темные мысли пришли на ум.
Я сделал глубокий вздох и погрузил себя в "каменное сердце".
Глубоко.
Глубже, чем я когда либо делал до этого.
Всякий страх оставил меня, все колебания.
Я взял тело за запястья и стал тащить его в сторону края холма.
Он был тяжелым мужчиной, но я почти не заметил этого.
- Мартен, могу я воспользоваться твоим мертвецом? - спросил я рассеянно.
Слова были произнесены приятным баритоном, самым спокойным голосом, который я когда-либо слышал.
Не дожидаясь ответа, я оглядел край холма по направлению к лагерю.
Я увидел, как один из мужчин начал сгибать лук для следующего выстрела.
Я протянул свой длинный кинжал из хорошей рамстоновской стали и зафиксировал образ лучника в своем сознании.
Я сжал зубы и ударил мертвого часового в почку.
Нож вошел медленно, как если бы я колол тяжелую глину, а не плоть.
Раздавшийся крик перекрыл звук грома.
Человек упал, его лук резко вылетел из его рук.
Другой наемник наклонился, чтобы взглянуть на своего товарища.
Я перефокусировался и ударил часового в другую почку, на этот раз используя обе руки.
Раздался второй крик, громче, чем первый.
Сильнее, чем крик, я думал в странном отдельном уголке своего разума.
- Не стреляй, - предупредил я Мартена, не глядя в сторону лагеря.
- Они до сих пор не знают, где мы находимся. - Я вытащил нож, перефокусировался и хладнокровно воткнул его в глаз часового.
У человека, стоявшего прямо за деревянной стеной, на лицо хлынула кровь прямо из-под схватившихся за него рук.
Двое его товарищей поднялись, пытаясь вернуть его обратно за деревянный парапет.
Мой нож поднялся и опустился и один из них свалился на землю, зажимая руками свое окровавленное лицо.
- Святый Боже, - задохнулся Мартен.
- Дорогой святый Боже.
Я поставил нож напротив горла часового и оглядел лагерь.
Их боеспособность развалилась, когда они начали паниковать.
Один из раненых продолжал кричать, высоко и пронзительно перекрывая ворчание грома.
Я увидел, как один из лучников жесткими глазами осматривал вершину холма.
Я провел ножом по горлу часового, но, казалось,что ничего не случилось.
Затем лучник озадаченно посмотрел и поднял руку, чтобы дотронуться до своего горла.
Она была слегка смазана кровью.
Его глаза расширились и он начал кричать.
Бросив свой лук, он побежал к другой стороне низкой стены, а затем обратно, пытаясь спастись, но не зная, куда бежать.
Затем он успокоился и начал отчаянно осматривать вершины холмов по всему лагерю.
Он не проявлял никаких признаков падения.
Я нахмурился, провел ножом по шее мертвого часового снова и нажал на нее сильнее.
Мои руки дрожали, но нож снова начал двигаться, медленно, как будто я пытался вырезать кусок льда.
Руки лучника взметнулись к горлу и кровь оросила их.
Он пошатнулся, споткнулся и упал в один из костров.
Он дико бился, разбрасывая везде горящие угли, добавляя беспорядка.
Я решал, где ударить следующего, когда молния зажгла небо, показывая мне ясно и резко картину тела.
Дождь смешался с кровью и она была везде.
Мои руки темнели ей.
Не желая калечить его руки, я перекатил его на живот и изо всех сил начал стаскивать его сапоги.
Затем я перефокусировал себя и пилил толстые сухожилия выше лодыжек и под коленями.
Это искалечило еще двух мужчин.
Но нож двигался все медленнее и медленнее, и руки болели от напряжения.
Труп был отличной связью, но только моей энергией была сила моего тела.
В этих условиях больше казалось, как будто я резал дерево, нежели плоть.
Это было едва ли больше, чем минута или две, так как лагерь был настороже.
Я сплюнул воду и взял минуту покоя для моих дрожащих рук и исчерпанного разума.
Я посмотрел на лагерь внизу, наблюдая созданные мной смятение и панику.
Из большой палатки у подножия дерева вышел человек.
Он был одет иначе, чем другие, одетый в кольчугу из ярких кольчужных звеньев, что доходила почти до колен с капюшоном, покрывающим его голову.
Он вышел в хаос с бесстрашием отваги, подмечая все с первого взгляда.
Он отдавал приказы, которых я не слышал за шумом дождя и грома.
Его люди успокоились, снова уселись на свои позиции и взялись за луки и мечи.
Когда я наблюдал за его шагами через расположение лагеря я вспомнил...
кое что.
Он стоял на самом видном месте, не утруждая себя присесть за одной из защитных стен.
Он указывал своим людям, и что-то в этом движении было ужасно знакомым...
- Квоут, - прошипел Мартен.
Я поднял глаза и увидел охотника с луком, плотно оттянутым к его уху.
- Я готов подстрелить их босса.
- Сделай это.
Его лук пропел и у человека проросла стрела из верхней части бедра, проколов кольчугу, ногу, и броню за ней.
Краем глаза я видел, как Мартен взял еще одну стрелу и наложил ее на тетиву в гибком движении, но прежде чем он успел выстрелить ей, я увидел, как их главарь согнулся.
Не глубоко согнулся в пояснице, а как если бы он изогнулся от боли.
Он склонил шею, чтобы посмотреть вниз на стрелу, которая пронзила его ногу.
После секундной проверки он схватил стрелу в кулак и оторвал оперение.
Затем он протянул руку за себя и вытащил стрелу из ноги.
Я застыл, когда он посмотрел прямо на нас и указал наши позиции рукой, которая держала сломанную стрелу.
Он произнес краткое слово команды своим людям, бросил стрелу в огонь и изящно проследовал в другую сторону лагеря.
- Великий Тейлу, накрой меня своими крыльями - сказал Мартен, когда его рука упала с тетивы.
- Защити меня от демонов и существ, которые приходят в ночное время.
Только то, что я был глубоко в "каменном сердце", сохранил меня от подобной реакции.
Я повернулся к лагерю вовремя, чтобы увидеть небольшой лес луков, сгибавшихся в нашу сторону.
Я нырнул своей головой, направив удар на ошеломленного охотника, столкнув его когда сверху прогудели стрелы.
Он опрокинулся, его колчан со стрелами рассыпался вниз по грязному склону.
- Темпи? - позвал я.
- Здесь, - ответил он откуда-то слева.
- Аеш.
Не стрела.
Еще больше стрел пропело над головой, некоторые из них воткнулись в деревья.
Вскоре они получат диапазон и начнут метать стрелы по дуге, чтобы они падали на нас сверху.
Мысль пришла ко мне так спокойно, как будто пузырь поднялся на поверхность пруда.
- Темпи, принеси мне лук этого человека.
- Йа.
Я услышал, как Мартен бормотал что-то низким голосом, быстро и нечетко.
Сначала я думал, что его подстрелили, однако затем я понял, что он молился.
- Тейлу, защити меня от железа и гнева, - шептал он тихо.
- Тейлу, защити меня от демонов ночи.
Темпи толкнул лук в мою руку.
Я глубоко вздохнул и разбил свой разум на две части, затем на три, на четыре.
В каждой части моего разума я удерживал тетиву.
Я заставил себя расслабиться и разбил мой разум снова, пять.
Я попытался еще и провалился.
Усталый, мокрый и холодный, я дошел до моего предела.
Я услышал, как тетивы застучали снова и стрелы ударили в землю вокруг нас, как сильный дождь.
Я почувствовал рывок с внешней стороны моей руки у плеча, когда одна из стрел задела меня прежде, чем зарыться в грязь.
Это была покалывающая, а затем жгучая боль.
Я вытеснил боль прочь и стиснул зубы.
Пять должно быть достаточно.
Я провел ножом слегка по тыльной стороне своей руки, вполне достаточно, чтобы пустить немного крови, чтобы произнести надлежащую привязку и с силой провел лезвием поперек тетивы.
Тетива держалась один ужасающий момент, а затем распалась.
Лук дернулся в моей руке, тряхнув мое раненое плечо, прежде чем вылететь из моей хватки.
Крики боли и ужаса дошли до холма, давая мне знать, что я был по крайней мере частично успешным.
Надеюсь, все пять струн тетивы были разорваны, оставив нас иметь дело только с дним или двумя лучниками.
Но как только лук бросился из моих рук, я почувствовал в себе холодную пиявку.
Не только руки, но и через всего меня: живот, грудь и горло.
Я знал, что не мог доверять силе моих рук в одиночку порвать пять струн тетивы сразу.
Так что мне пришлось использовать только огонь, который всегда с арканистом, теплотой моей крови.
Мне грозило заклинательное переохлаждение.
Если я не найду способа, чтобы согреться, я впаду в шок, затем переохлаждение и смерть.
Я выпал из "каменного сердца", и дал частицам моего разума сложиться вместе, шатаясь немного в растерянности.
Холодеющий, мокрый и с кружащейся головой, я карабкался назад к вершине холма.
Дождь был холодным, как мокрый снег на моей коже.
Я увидел только одного лучника.
К сожалению, он был настороже и как только мое лицо показалось над вершиной холма, он потянул и пустил в полет стрелу плавным движением.
Порыв ветра спас меня.
Его стрела выбила суровые желтые искры из каменных выворотней чуть ли не в двух футах от моей головы.
Дождь залил мое лицо и молния пересекла небо.
Я заставил себя отступить из виду и в бреду ярости ударял тело часового снова и снова.
Наконец, я ударил в пряжку и лезвие сломалось.
Задыхаясь, я бросил сломанный нож.
Я вернулся в чувство от голоса Мартена - этот несчастный молился в мои уши.
Мои конечности стали холодными, как свинец, тяжелыми и неудобными.
Хуже того, я мог чувствовать медленное онемение от переохлаждения, ползущего сквозь меня.
Я понял, что я не дрожу, и знал, что это плохой знак.
Я был мокрый, без огня поблизости, чтобы призвать его на себя.
Молния снова прорезала небо.
У меня не было идей.
Я засмеялся ужасным смехом.
Я посмотрел поверх холма и с удовлетворением не увидел никаких лучников.
Но главарь пролаял новые приказы и я не сомневался, что новые луки будут найдены или будут замены тетивы.
Хуже того, они просто могут отказаться от своего укрытия и перебьют нас только одним количеством.
Там запросто могло быть около десятка стоящих на ногах человек.
Мартен еще лежал, молясь на обрыве.
- Тейлу, которого не смог убить огонь, следи за мной в огне.
Я пнул его.
- Вставай, черт тебя побери, или мы все мертвы. - Он сделал паузу в своей молитве и посмотрел наверх.
Я закричал что-то непонятное и наклонился, чтобы вытащить его наверх за воротник рубашки.
Я жестко потряс его и сунул ему лук своей другой рукой, не зная, откуда он там очутился.
Молния сверкнула снова и показала мне, что он увидел.
Моя рука, да и обе руки были в крови часового.
Проливной дождь струился и бежал по ней, но не смывал ее.
Она выглядела черной в недолгой яркой вспышке.
Мартен тупо взял свой лук.
- Стреляй в дерево, - крикнул я через гром.
Он посмотрел на меня, как будто я сошел с ума.
- Стреляй в него!
Что-то в моем выражении лица должно быть убедило его, но его стрелы были разбросаны и он снова приступил к исполнению своей литании, пока искал одну на грязном берегу.
- Тейлу, который держал Энканиса на колесе, узри меня во тьме.
После долгих поисков он обнаружил стрелы и вертел их дрожащими руками, молясь все время и пытаясь приладить их к тетиве.
Я перенес свое внимание обратно на лагерь.
Их главарь вернул всех их под свой контроль.
Я мог видеть его рот, выкрикивающий приказы, но все, что я слышал это только звук дрожащего голоса Мартена:
Тейлу, чьи глаза правдивы,
Узри меня.
Вдруг главарь остановился и поднял голову.
Он держался совершенно спокойно, как бы прислушиваясь к чему-то.
Мартен продолжал молиться:
Тейлу, свой собственный сын,
Узри меня.
Их лидер быстро взглянул влево и вправо, как если бы он что-то услышал, что встревожило его.
Он наклонил свою голову снова.
- Он слышит тебя! - бешено закричал я Мартену.
- Заткнись!
Он готов уже что-нибудь предпринять!
Мартен прицелился в дерево в центре лагеря.
Ветер ударял в него, когда он продолжал молиться.
Тейлу, который был Мендом, кто ты такой.
Узри меня именем Менда,
Именем Периаля
Именем Ордаля
Именем Андана
Узри меня.
Их главарь повернул голову, как бы ища что-то в небе.
Кое-что в его движениях казалось ужасно знакомым, но мои мысли замутнились, в то время как озноб переплетчика усилился.
Бандитский главарь повернулся и зашел в палатку, скрываясь внутри.
- Стреляй в дерево! - закричал я.
Он позволил стреле лететь, и я увидел, как она прочно воткнулась в ствол массивного дуба, который маячил в центре лагеря бандитов.
Я чертил в грязи одной из стрел, рассыпанных Мартеном, и начал смеяться над тем, что я попытаюсь сделать.
Это может ни к чему не привести.
Это может убить меня.
Проскользнула одна...
Но это не имело значения.
Я скоро буду мертвым, если не найду, где найти тепло, чтобы обсохнуть.
Я скоро впаду в шок.
Возможно, я уже был в нем.
Моя рука накрыла стрелу.
Я разбил свой разум на шесть частей и выкрикнул привязку, которую я глубоко вырезал на сырой земле.
- Как выше так и ниже! - Закричал я шутку, которую мог бы понять только кто-нибудь из Университета.
Прошла секунда.
Ветер исчез.
Появился туман.
Яркость.
Шум.
Я падал.
Затем ничего.
Я проснулся. Я был теплым и сухим.
Было темно.
Я услышал знакомый голос, задававший вопрос.
Голос Мартина: – Это был он.
Он сделал это.
Вопрос.
- Я никогда не скажу, Ден.
Клянусь Богом, не буду.
Я не хочу думать об этом.
Заставь его сказать тебе , если ты хочешь.
Вопрос.
–Ты бы знал, если видел.
Тогда бы ты не захотел знать больше.
Не переходи ему дорогу.
Я видел его рассерженным.
Это - все, что я скажу.
Не переходи ему дорогу.
Вопрос.
– Перестань, Ден.
Он убивал их одного за другим.
Тогда он немного сошел с ума.
Он ...
Нет. Вот что я скажу.
Я думаю он призвал вниз молнию.
Как сам Бог.
Как Tаборлин Великий, подумал я.
И улыбнулся.
И заснул.
После четырнадцати часов сна я был в прекрасном настроении.
Мои напарники были удивлены этому, потому как обнаружили меня в бессознательном состоянии, не реагирующим на прикосновения и покрытым кровью.
Они раздели меня, немного растерли мои конечности, затем завернули меня в простыни и положили в единственную уцелевшую палатку бандитов.
Остальные пять были сожжены, погребены или потеряны, когда огромный белый столп молнии взровал высокий дуб, стоявший в центре бандитского лагеря.
Следующий день был пасмурным, но, к счастью, без дождя.
Перво-наперво мы занялись нашими ранами.
Хеспе словила стрелу в ногу, когда часовой застал их врасплох.
У Дедана была глубокая рана через плечо, что было сравнительной удачей, если учесть, что он бросился на часового с голыми руками.
Когда я спросил его об этом, он сказал, что у него просто не было времени достать свой меч.
Мартин схлопотал пылающий красный синяк на лбу над одной из бровей, вероятно, когда я пнул его или таскал туда сюда.
Он реагировал на прикосновение, но он заявлял, что зарабатывал и много худшее в ходе драк в тавернах.
А я, восстановившись от переохлаждения, снова пришел в форму.
Должен признать, мои напарники были удивлены моим скорым возвращением прямо от дверей смерти, но я решил оставить их при этом удивлении.
Немного таинственности не повредит моей репутации.
Я перевязал рваную рану на том месте, где стрела задела мое плечо, и перешел к нескольким синякам и царапинам, которые я и не помню, как получил.
У меня также был длинный неглубокий порез сверху на руке, но это даже не стоило швов.
Темпи был невредимым, спокойным и замкнутым.
Нашим следующим пунктом было заняться мертвыми.
Пока я был без сознания, остальные члены группы перетащили большинство обгоревших безжизненных тел на одну из расчищенных сторон.
Они подсчитали вот что:
Один часовой, убитый Деданом.
Двое, подстерегавшие Темпи в лесу.
Трое, которые пережили молнию и пытались скрыться.
Мартен расправился с одним, Темпи утверждал, что с другими двумя тоже покончено.
Семнадцать сожжены, сломаны или каким-либо другим способом уничтожены молнией.
Из которых восемь были мертвы или смертельно ранены заранее.
Мы обнаружили следы одного часового, который наблюдал за всем происходящим с северовосточной части хребта.
Его следы были уже дневной давности, когда мы нашли их, и никто не обнаружил ни малейшего желания идти по ним.
Дедан заметил, что он может быть более полезен живым, если распространит слухи об этом впечатляющем разгроме другим, которые думают о бандитизме как о жизненном пути.
Наконец мы сошлись на чем-то.
Тела лидера не было среди собранных.
Большая палатка, в которую он нырнул, была раздавлена широкими кусками взрованного ствола огромного дуба.
Имея предостаточно занятий, мы пока оставили его останки в покое.
Вместо того, чтобы пытаться выкопать двадцать три могилы или хотя бы одну общую, способную вместить двадцать три тела, мы разожгли костер, пока весь остальной лес все еще был влажный после дождя.
Я использовал свои навыки, чтобы он горел ярко и сильно.
Но был еще один часовой, которого подстрелил Мартен, а я использовал для симпатии.
Пока мои напарники были заняты, собирая дерево для костра, я зашел с южной стороны хребта и нашел, где Темпи спрятал его, укрыв тяжелой ветвью.
Я долго смотрел на тело, прежде чем оттащил его дальше на юг.
Я нашел тихое место под ивой и выстроил пирамиду из камней.
Затем я отполз в кусты и сидел тихо, жестоко страдая.
Молния?
Хорошо, молнию трудно объяснить.
Буря над головой.
Гальваническое связывание двух одинаковых стрел.
Попытка заземлить дерево сильнее, чем любой громоотвод.
Честно признаться, я не уверен, что могу поспорить насчет поражающей молнии, когда и где она появилась.
Но как гласят легенды, я позвал молнию и она пришла.
Из других рассказов, когда ударила молния, это не был единственный впечатляющий удар, это было несколько в быстрой последовательности.
Дедан описал это как "столб белого огня" и сказал, что это сотрясло землю так сильно, что сбило его с ног.
Так или иначе, высокий дуб укоротился до обугленного пня размером с путевой камень.
Большие его куски были разбросаны вокруг.
Меньшие деревья и кусты были охвачены пламенем и потушены дождем.
Большинство длинных щитов, использовавшихся разбойниками для фортификации, было разорвано на кусочки не больше кончика твоего пальца или превратилось в уголь.
Вырванные из основания деревья оставили гигантские следы в перемешанной земле, что выглядело так, как будто она была распахана сумасшедшим или изборождена когтями какого-то огромного зверя.
Несмотря на это мы оставались в лагере разбойников после нашей победы.
Ручей обеспечивал нас водой, а оставшаяся от разбойников еда была лучше нашей.
Более того, после того как мы спасли некоторые доски и холст, каждый из нас обзавелся такой роскошью, как палатка или навес.
Когда работа была закончена, напряженность, преследующая нашу группу, исчезла.
Дождь прекратился, и нам больше не нужно было беспокоиться о наших кострах, в результате чего кашель Мартена стал проходить.
Дедан и Хеспи вели себя терпимее друг с другом, и Дедан стал на три четверти меньшим ослом по отношению ко мне.
Но, несмотря на облегчение в нашей работе, все было не совсем в порядке.
Теперь не было историй по ночам, и Мартен отдалялся от меня, как мог.
Я едва ли мог винить его с учетом того, что он видел.
Имея это в виду, при первой возможности я должен был лично уничтожить восковые момметы, которые сделал.
У меня не было необходимости использовать их сейчас, и я боялся того, что может произойти, если один из моих товарищей обнаружит их в моем дорожном мешке.
Темпи никак не прокомментировал то, что я сделал с телом бандита, из чего я заключил, что он, кажется, не таит чего-то против меня.
Оглядываясь назад, теперь я понимаю, как действительно мало я понимал Адем.
Но в то время все, что я заметил, было то, что Темпи проводил меньше времени, помогая мне практиковаться в Кетан, и больше практикуясь в нашем языке, ежедневно обсуждая запутанную концепцию Летани.
На второй день мы перенесли снаряжение из нашего предыдущего лагеря.
Я успокоился, когда мне вернули лютню, и вдвойне обрадовался, что нашел чудесный футляр Денны оставшимся сухим и жестким, несмотря на бесконечные дожди.
И поскольку мы уже не скрывались, я играл.
Целый день я только этим и занимался.
Прошел почти месяц с тех пор, когда я создавал хоть какую-то музыку, и я скучал по ней больше, чем вы можете себе представить.
Сначала я думал, что Темпи не волнует моя музыка.
Даже не учитывая того, что я как-то оскорбил его пением вначале, он всегда оставлял лагерь, когда я доставал мою лютню.
Затем я начал ловить его взгляд, но всегда на расстоянии и преимущественно вне поля моего зрения.
Как только я узнал, где его искать, я обнаружил, что он всегда слушал, когда я играл.
Широко раскрыв глаза, как сова.
Неподвижный, как камень.
На третий день Хеспе решила, что ее нога выдержит немного ходьбы.
Таким образом, мы должны были решить, кто будет идти с нами, а кто должен будет остаться позади.
Казалось, это будет не так сложно, как могло бы быть.
Большинство снаряжения бандитов было уничтожено молнией, падением деревьев или воздействием бури.
Но были еще ценные вещи, которые стоило спасти из разрушенного лагеря.
Мы были лишены возможности провести тщательный поиск в палатке главаря, так как она была погреблена под одной из огромных ветвей упавшего дуба.
Более двух футов толщиной, упавшая ветка сама по себе была больше, чем большинство деревьев.
Тем не менее, на третий день, когда нам, наконец, удалось с помощью топора разрубить ее достаточно, чтобы мы могли стащить ее с остатков палатки.
Мне очень хотелось поближе посмотреть на тело главаря, поскольку что-то в нем тревожило мою память с тех пор, как я увидел его шаг от палатки.
И в более широком смысле, я знал, что его кольчуга стоила по крайней мере дюжину талантов.
Но мы так и не нашли вообще никаких признаков главаря.
Это нас немного озадачило.
Мартен нашел только один след, уходящий из лагеря, принадлежащий сбежавшему часовому.
Мы не могли понять, как главарь мог уйти.
Для меня это было загадкой, и досадной, так как я хотел более подробно рассмотреть его лицо.
Дедан и Хеспе считали, что он просто сбежал в хаосе после молнии, возможно, используя ручей, чтобы не оставлять следов.
У Мартена, однако, усилилось понимание того, что все не просто, когда мы не нашли его тело.
Он пробормотал что-то о демонах и отказался идти рядом с развалинами.
Я думал, что он суеверный дурак, но не буду отрицать того, что я тоже находил пропажу тела даже более, чем слегка нервирующей.
Внутри разрушенной палатки мы нашли обеденный стол, кровать, письменный стол и пару стульев, все разрушенные и бесполезные.
В разрушенном столе были какие-то бумаги, и я бы многое дал, чтобы их прочитать, но прошло слишком много времени в сырости, и чернила расползлись.
Была также тяжелая шкатулка из твердой породы древесины, размером чуть меньше буханки хлеба.
На крышке был эмалированный фамильный герб Алверона, и она была крепко заперта.
Оба Хеспе и Мартен признались, что имели небольшой навык в открытии замков, и так как мне было любопытно, что было внутри, я позволил им зайти так далеко, насколько они могли, не повредив замок.
Каждый из них долго возился с ней, но не добился никаких успехов.
После двадцати минут старательной траты времени, Мартен развел руками.
- Я не могу найти отмычки для нее, - сказал он, потянувшись и сложив руки за спиной.
- Я думаю, что, возможно, могу попытаться сам, - сказал я.
Я надеялся, что один из них ухитрится открыть ее.
Взлом замков - это не тот навык арканиста, которым можно было гордиться.
Это не подходило к репутации, которую я надеялся создать для себя.
- Ты собираешься сделать это сейчас? - спросила Хеспе, приподняв бровь.
- Ты действительно юный Таборлин.
Я вспомнил историю, которую за несколько дней до этого рассказывал Мартен.
- Конечно, - я засмеялся, потом крикнул: - Эдро! - моим лучшим голосом Таборлина Великого и ударил верхнюю часть шкатулки рукой.
Крышка, щелкнув, открылась.
Я был удивлен, как и все остальные, но сумел хорошо это скрыть.
В действительности, наверняка, один из них на самом деле взломал замок, но крышка застряла.
Наверное, дерево разбухло, ведь она лежала несколько дней в сырости.
Когда я ударил его, она просто выскочила.
Но они не знали этого.
Судя по их лицам, можно было подумать, что я только что преобразовал перед ними золото.
Даже Темпи поднял бровь.
- Хороший трюк, Таборлин, - сказала Хеспе так, будто была не уверена, сыграл ли я с ними шутку.
Я решил держать язык за зубами и сунул мой набор временных отмычек обратно в карман плаща.
Если я собирался стать арканистом, я мог быть и известным арканистом заодно.
Делая все возможное, чтобы излучать торжественную властность, я поднял крышку и заглянул внутрь.
Первым, что я увидел, был толстый сложенный лист бумаги.
Я вытащил его.
- Что это? - спросил Дедан.
Я держал его так, чтобы все могли видеть.
Это была тщательная карта окрестностей, показывающая не только точное изображение изогнутого тракта, но и расположение близлежащих ферм и ручьев.
Кроссон, Фенхилл и трактир "Однопенсовик" были отмечены на западной дороге.
- Что это? - спросил Дедан, указывая толстым пальцем на отмеченный глубоко в лесу X на южной стороне дороги.
- Я думаю, это этот лагерь, - сказал, указывая, Мартен.
- Совсем рядом с тем ручьем.
Я кивнул.
- Если это правда, то мы ближе к Кроссону, чем я думал.
Мы можем просто следовать на юго-восток отсюда и сбережем себе больше дня ходьбы. - Я посмотрел на Мартена.
- Это будет правильно, на твой взгляд?
- Здесь.
Дай мне посмотреть. - Я вручил ему карту, и он осмотрел ее.
- Похоже на то, - согласился он.
- Я не думаю, что мы зашли так далеко на юг.
Мы сэкономим по крайней мере двадцати миль, следуя этим путем.
- Это немалое благословение, - сказала Хеспи, потирая свою перевязанную ногу.
То есть, если, конечно, один из вас, джентльмены, не хотел бы понести меня.
Я вернулся к открытой шкатулке.
Она была полна плотно обернутых тканью свертков.
Подняв один, я увидел блеск золота.
Все присутствующие начали шептаться.
Я проверил остальные маленькие тяжелые свертки и обнаружил большое количество монет, все золотые.
По приблизительным подсчетам, здесь было более двухсот реалов.
Хотя я никогда в действительности не держал ни одного, я знал, что один золотой реал стоил восемьдесят монет, почти столько же, сколько дал мне Маер для финансирования всей этой поездки.
Неудивительно, что Маер жаждал остановить препятствовавших его сборщикам налогов.
Я жонглировал числами в моей голове, преобразуя содержимое шкатулки в более привычные валюты, и насчитал более пятисот талантов серебра.
Хватит денег, чтобы купить хорошего размера придорожный трактир или усадьбу со всем скотом, включая экипаж.
С этим количеством денег вы могли бы купить себе незначительный титул, положение при дворе или звание офицера в армии.
Я видел, что все остальные делают свои собственные подсчеты.
- Как насчет того, чтобы поделить небольшую часть этого? - сказал Дедан без особой надежды.
Я поколебался, затем полез в шкатулку.
- Кажется ли вам реал на человека достаточно справедливым?
Все молчали, когда я развернул один из свертков.
Дедан посмотрел на меня недоверчиво.
- Ты серьезно?
Я протянул ему тяжелую монету.
- Как мне кажется, недостаточно щепетильные люди могут забыть сказать Алверону об этом.
Или они никогда не вернутся к Алверону вообще.
Я думаю, реал каждому будет хорошей наградой для таких честных людей, как мы. - Я бросил Мартену и Хеспи по яркой золотой монете.
- Кроме того, - добавил я, бросая реал Темпи.
- Я был нанят, чтобы найти группу бандитов, а не уничтожать мелкий военный лагерь. - Я поднял свой реал.
- Это наша награда за услуги вне служебного долга. - Я сунул его в карман и погладил.
- Алверон не должен знать об этом.
Дедан рассмеялся и похлопал меня по спине.
- Ты не так уж сильно отличаешься от всех нас, в конце концов, - сказал он.
Я ответил ему улыбкой и нажал на крышку шкатулки, чтобы закрыть ее, слыша, как запор плотно встал на место.
Я не упомянул две другие причины того, что я сделал.
Во-первых, я успешно покупал их лояльность.
Они не могли не понимать, как легко было просто взять коробку и исчезнуть.
Такая мысль тоже приходила мне в голову.
Пятьсот талантов могли оплатить мне учебу в Университете в течение следующих десяти с лишним лет, оставляя достаточно на простые траты.
Теперь, однако, они были значительно богаче, и должны были при этом чувствовать себя честными.
Тяжелый кусочек золота будет удерживать их умы от тех денег, которые я нес.
Хотя я по-прежнему планировал спать ночью с запертой шкатулкой под подушкой.
Во-вторых, я мог использовать деньги.
Оба реала я открыто положил в карман, а остальные три я стянул, когда раздавал монеты остальным.
Как я уже сказал, Алверон никогда бы не увидел разницы, а четыре реала могут покрыть плату полного срока обучения в Университете.
После того, как я разместил шкатулку Маера в нижней части моего дорожного мешка, мы решили, что должны разобраться с экипировкой бандитов.
Палатки мы оставили по той же причине, по какой мы не принесли свои собственные.
Они были слишком громоздкими, чтобы нести.
Мы взяли столько пищи, сколько смогли уложить, зная, что чем больше мы возьмем, тем меньше мы потом должны будем купить.
Я решил взять один из мечей бандитов.
Я не стал бы тратить деньги, чтобы купить один, так как я не знал, как его использовать, но поскольку их можно было взять бесплатно...
Когда я осматривал различное оружие, Темпи подошел и дал несколько советов.
После того как мы сузили мои варианты до двух мечей, Темпи, наконец, высказал свое мнение.
- Ты не сможешь использовать меч. - [Вопрос.]
[Затруднение.]
У меня сложилось впечатление, что для него мысль о ком-то, кто не был в состоянии использовать меч, была более чем немного стыдной.
Все равно что не знать, как есть с помощью ножа и вилки.
- Нет, - произнес я медленно.
- Но я надеюсь, что ты мог бы показать мне.
Темпи стоял очень тихо и спокойно.
Я бы принял это за отказ, если бы не знал его так хорошо.
Этот вид тишины означал, что он думает.
Паузы являются ключевой частью адемского разговора, поэтому я терпеливо ждал.
Мы вдвоем тихо стояли минуту, потом две.
Затем пять.
Затем десять.
Я заставлял себя стоять и молчать.
Возможно, это был вежливый отказ.
Я считал себя ужасно смекалистым, как вы видите.
Я знал Темпи почти месяц, узнал тысячи слов и пятьдесят жестов рук в адемской речи.
Я знал, что Адем не стесняются наготы или прикосновений, и я начинал понимать, что за тайна была Летани.
О да, я считал себя ужасно умным.
Если бы я действительно знал об адем, тогда я никогда не осмелился задать Темпи такой вопрос.
- Будешь ли ты учить меня этому? - Он показал на лагерь, где лежал футляр моей лютни, прислоненный к дереву.
Я был застигнут врасплох этим вопросом.
Я никогда раньше не пытался никого учить, как играть на лютне.
Возможно, Темпи знал об этом и подразумевал что-то подобное в отношении себя.
Я знал, что он был любитель говорить с тонким подтекстом.
Справедливое предложение.
Я кивнул.
- Я могу попытаться.
Темпи кивнул и указал на один из мечей, что мы рассматривали.
- Одень его.
Но не сражайся. - С этими словами он повернулся и ушел.
В то время я принял это за его природную краткость.
Расчистка продолжалась в течении дня.
Мартен взял большое количество стрел и все тетивы, которые он мог найти.
Затем, увидев, что никто не претендует на них, он решил взять четыре лука, которые выжили после молнии.
Они были неловко сделаны, но он утверждал, что продаст их в Кроссоне по цене полновесного пенни.
Дедан отхватил сапоги и бронированный жилет лучше, чем те, которые он носил.
Он также претендовал на колоду карт и набор игральных костей из слоновой кости.
Хеспи взяла тонкий набор пастуших дудочек и засунула почти дюжину ножей в нижнюю часть ее мешка, в надежде продать их позже.
Даже Темпи нашел некоторые вещи, которые ему приглянулись: точильный камень, латунная солонка, и пару льняных брюк, которые он взял к ручью и окрасил в знакомый кроваво-красный цвет.
Я взял меньше, чем остальные.
Маленький нож, чтобы заменить тот, который я сломал и небольшую бритву для бритья с роговой ручкой.
Мне не нужно бриться часто, но я приобрел эту привычку при дворе Маера.
Я, возможно, последовал бы примеру Хеспи и взял также несколько ножей, но мой дорожный мешок уже был неприятно тяжелый под весом шкатулки Маера.
Это может показаться немного омерзительным, но это просто жизнь.
Мародеры стали ограбленными, а течение времени делает нас типичными наемниками.
Мы решили довериться найденной карте и срезать путь по прямой через лес в направлении Кроссона.
Мы хотели сократить долгие мили пути, даже если из-за этого мы пропустим город.
Раненая нога Хеспи замедляла продвижение, и в тот день мы оставили за собой только шесть или семь миль.
Именно во время одного из множества наших привалов Темпи начал по-настоящему обучать меня Кетан.
Я был дураком, предполагая что он уже учил меня раньше.
Правда состояла в том, что он исправлял мои наиболее ужасные ошибки просто потому, что они раздражали его.
Почти таким же образом я бы испытывал желание настроить чью-нибудь лютню, если бы та играла фальшиво в одной со мной комнате.
Это обучение было совершенно иным делом.
Мы начали с самого начала Кетан, и он исправлял мои ошибки.
Все мои ошибки.
Он нашел восемнадцать в первом же движении, а в Кетан их было больше ста.
У меня быстро появились сомнения относительно этого ученичества.
Я тоже начал учить Темпи игре на лютне.
Во время пути я проиграл ноты и научил его их названиям, затем показал несколько аккордов.
Для начала это казалось местом не хуже любого другого.
Мы рассчитывали достигнуть Кроссома к полудню следующего дня.
Но к середине утра мы натолкнулись на унылое, зловонное болото, которое не было отмечено на карте.
Так начался действительно плохой день.
Мы должны были выбирать опору для каждого шага и наше продвижение серьезно замедлилось.
В какой-то момент Дедан испуганно вздрогнул и упал, молотя руками и забрызгивая остальных из нас мерзкой болотной водой.
Он сказал, что увидел москита размером с его большой палец и жалом как шпилька для волос.
Я предположил, что это была колибри.
Он посоветовал несколько неприятных и грязных вещей, которые я мог бы сделать себе при первой возможности.
Когда день стал клониться к вечеру, мы решили не возвращаться обратно на дорогу и сосредоточились на более насущных вещах, таких как поиск клочка сухой земли, где мы могли бы сидеть не проваливаясь.
Но мы нашли еще больше топей и провалов, туч комаров и кусачих мух.
Солнце начало садиться до того, как мы в конце-концов нашли выход из болота, и погода быстро изменилась с жаркой и душной на холодную и сырую.
Мы тащились до тех пор, пока почва, наконец-то, не стала подниматься.
И хотя мы были мокрыми и усталыми, мы решили поднажать и немного увеличить расстояние между нами, насекомыми и зловонием гниющих растений.
Луна была полной, что давало нам достаточно света для нашего пути между деревьев.
Несмотря на отвратительный день, наше настроение стало подниматься.
Хеспе настолько устала, что прислонилась к Дедану, а когда покрытый грязью наемник приобнял ее рукой, сказала что он никогда не пах так хорошо за прошедшие месяцы.
Он ответил, что склоняется перед мнением такой грациозной женщины.
Я напрягся, ожидая, что их добродушие сменится раздражением и сарказмом.
Но, когда я плелся вслед за ними, я заметил, как мягко он держит свою руку вокруг нее.
Хеспе наклонилась к нему почти нежно, что едва ли помогало ее раненой ноге.
Я мельком взглянул на Мартена, и старый охотник улыбнулся, его зубы светились в лунном свете.
Вскоре мы обнаружили чистый ручей и отмылись от наихудшей части запаха и грязи.
Мы вымыли одежду и переоделись в сухую.
Я достал свой жалкий потертый плащ и закрепил его на плечах, тщетно надеясь, что он защитит меня от вечернего холода.
Мы уже заканчивали, когда услышали слабые звуки пения выше по течению.
Все мы напрягли слух, но журчание ручья мешало что-либо ясно расслышать.
Тем не менее, пение означало людей, а люди означали, что мы были почти у Кроссона или даже таверны Однопенсовик, если болото завело нас слишком далеко на юг.
Даже сельский дом был бы лучше, чем еще одна ночь в лесу.
Поэтому, несмотря на усталость и боль, надежда на мягкие кровати, горячую еду и холодные напитки дала нам силы поднять наши вещи и поспешить.
Мы следовали за ручьем, Дедан и Хеспе шли вместе как пара.
Звуки пения появлялись и исчезали.
Из-за прошедших дождей ручей поднялся и шума от его движения по камням и корням было иногда достаточно, чтобы заглушить даже звуки наших шагов.
Наконец, ручей стал широким и спокойным, когда густые заросли поредели и открылся свободный участок земли.
Пение прекратилось.
Но мы не увидели ни дороги, ни жилья, ни мерцания костра.
А просто широкую поляну, хорошо освещенную лунным светом.
Ручей расширялся, образуя красивый пруд.
А на гладком камне на краю пруда сидела...
- Господь Тейлу, защити меня от демонов ночи, - одервенело сказал Мартен.
Это звучало больше благоговейно, чем испуганно.
И он не отводил взгляда.
- Это... - слабо произнес Дедан.
- Это...
- Я не верю в фей, - попытался сказать я, но получился почти шепот.
Это была Фелуриан.
Мы пятеро окаменели на мгновение.
Медленное журчание водоёма перетекало в четкие очертания Фелуриан.
Обнаженная в лунном свете, она пела:
cae-lanion luhial
di mari felanua
kreata tu ciar
tu alaran di.
dirella.
amauen.
loesi an delian
tu nia vor ruhlan
Felurian thae.
Звук ее голоса был странным.
Он был мягким и кротким, слишком тихим, чтобы мы могли слышать через всю поляну.
Слишком слабым, чтобы мы могли расслышать через звук текущей воды и падающих листьев.
Несмотря на это, я мог слышать все.
Ее слова были понятны и сладки, как поднимающиеся и угасающие ноты отдаленной флейты.
Это напомнило мне о чем-то, на что я не могу однозначно указать.
Мелодия была той же, что Дедан напел во время своей истории.
Я не понял ни слова, кроме ее имени в последней строчке.
Тем не менее, я чувствовал этот соблазн, необъяснимый и настойчивый.
Будто невидимая рука достигла моей груди и пыталась вытянуть меня на поляну через сердце.
Я сопротивлялся.
Я оглянулся вокруг и схватился рукой за ближайшее дерево, чтобы удержать себя на ногах.
Позади меня я слышал Мартена, шепчущего: - Нет, нет, нет, - тихим голосом, будто он старался убедить самого себя.
- Нет нет нет нет нет.
Ни за какие деньги мира.
Я оглянулся через плечо.
Глаза следопыта были лихорадочно сосредоточены на поляне перед ним, но он казался скорее испуганным, чем возбужденным.
Темпи стоял, не скрывая удивления на его, как правило, бесстрастном лице.
Дедан стоял неподвижно на одной стороне, его лицо было искажено, тогда как глаза Хеспе метались между ним и поляной.
Тогда Фелуриан запела снова.
Это было как обещание теплого домашнего очага холодной ночью.
Это было как улыбка юной девушки.
Я обнаружил, что думаю о Лози из Однопенсовика, о ее красных локонах, похожих на языки пламени.
Я помнил выпуклости ее груди, и как она пробегала пальцами по моим волосам.
Фелуриан пела, и я чувствовал притяжение этого.
Оно было сильно, но недосточно сильно, чтобы я не мог вернуть себя на место.
Я посмотрел на поляну снова и увидел ее, чья кожа была серебристо-белой под вечерним небом.
Она изогнулась грациознее, чем танцовщица, чтобы погрузить руку в воду озера.
Быстрая вспышка мысли озарила меня.
Чего я боялся?
Сказочки?
Здесь была магия, настоящая магия.
Более того, это была магия песни.
Упусти я эту возможность, я бы никогда не простил себя.
Я оглянулся на моих напарников.
Мартен ощутимо трясся.
Темпи потихоньку отступал.
Руки Дедана сжались в кулаки, прижатые к его бокам.
Я что, пойду, как они, на поводу у предрассудков и страхов?
Нет. Никогда.
Я был членом Арканума.
Я был заклинателем имен.
Я был одним из Эдема Руэ.
Я чувствовал дикий смех, закипающий во мне.
- Я встречусь с вами в Однопенсовике через три дня, - сказал я и шагнул на поляну.
Теперь я почувствовал притяжение Фелуриан еще сильнее.
Ее кожа блестела в лунном свете.
Ее длинные волосы развевались вокруг нее как тени.
- Черт возьми, - услышал я Дедана позади себя.
- Если он идет, тогда я и...
Произошла короткая потасовка, закончившаяся ударом чего-то о землю.
Я оглянулся назад и увидел его, лежащего ничком в травке.
Хеспе придавливала его поясницу коленом, а руку выкрутила сзади.
Он слабо сопротивлялся и сильно матерился.
Темпи бесстрастно наблюдал за ними, как если бы судил борцовский бой.
Мартен яростно жестикулировал в мою сторону.
-Мальчик, - угрожающе шипел он.
-Живо возвращайся!
Мальчик!
Вернись!
Я повернулся обратно к ручью.
Фелуриан наблюдала за мной.
Даже за сто шагов, я видел ее глаза, темные и любопытные.
Ее губы растянулись в широкой и опасной улыбке.
Она расхохоталась диким смехом.
Это было красиво и чарующе.
И в этом не было ни единого человеческого звука.
Затем она резко бросилась через поляну, стремительная, как воробушек, грациозная, как лань.
Я бросился в погоню, и, несмотря на тяжесть рюкзака и меча на моем бедре, я двигался так быстро, что плащ развевался, как флаг позади меня.
До того я никогда не бегал так быстро, и никогда с тех пор.
Это было похоже на бег ребенка, легкий и быстрый, без малейшего страха упасть.
Фелуриан впереди.
В кустарники.
Я смутно помню деревья, запах земли, серость лунного камня.
Она смеется.
Она увиливает, танцует, тянет за собой.
Она поджидает, пока я подберусь настолько близко, что могу докоснуться, а затем ускользает.
Она сияет в лунном свете.
Цепкие ветки, брызги воды, теплый ветерок...
И я держу ее.
Ее руки запутаны в моих волосах, прижимая меня еще ближе.
Ее губы нетерпеливы.
Ее язык стеснителен и резок.
Ее дыхание в моем рту, заполняя мою голову.
Горячие соски ее грудей трутся о мою грудь.
Ее запах словно клевер, словно музыка, словно спелые яблоки, опавшие на землю...
И здесь нет места нерешительности.
Никаких сомнений.
Я точно знаю, что делать.
Мои руки на ее загривке.
Касаются ее лица.
Запутываются в ее волосах.
Скользят по гладкой поверхности ее бедра.
Крепко прижимая ее за бок.
Обхватывая ее тонкую талию.
Поднимая ее.
Опуская ее наземь...
И она извивается подо мной, гибкая и томная.
Медленно и тяжело дыша.
Ее ноги обхватывают меня.
Ее спина выгибается дугой.
Ее горячие руки сжимают мои плечи, мои руки, давят на поясницу...
Теперь она верхом на мне.
Ее дикие движения.
Ее длинные волосы легко касаются моей кожи.
Она запрокидывает голову, дрожа и трясясь, крича на языке, которого я не знаю.
Ее острые ногти вонзаются в плоские мышцы моей груди.
И для этого существует музыка.
Бессловные крики, которые она издает, распаляющиеся и угасающие.
Ее вздох.
Мое скачущее сердце.
Ее движения замедляются.
Я сжимаю ее бедра в неистовом порыве.
Наш ритм, как безмолвная песня.
Как внезапный гром.
Как едва слышное бренчание барабана вдалеке.
И все замирает.
Все во мне выгибается.
Я натянут, как струна лютни.
Дрожащая.
Болящая.
Я натянут слишком туго, и я лопаюсь...
Я проснулся, когда что-то скоблило края моей памяти.
Я открыл глаза и увидел деревья, простиравшиеся напротив сумеречного неба.
Шелковые подушки были разбросаны вокруг меня, в то время как всего в нескольких метрах лежала Фелуриан, ее обнаженное тело свободно распласталось во сне.
Она выглядела гладкой и совершенной, как скульптура.
Она вздохнула во сне и я упрекнул себя за такие мысли.
Я знал, что она не была, как холодный камень.
Она была теплой и мягкой, как гладкий мрамор точильного камня.
Моя рука потянулась прикоснуться к ней, но я остановил себя, не желая нарушать простиравшуюся передо мной идеальную сцену.
Далекие мысли начали ворчать на меня, но я отмахнул их подальше, как раздражающих мух.
Губы Фелуриан приоткрылись и вздохнули, создавая звуки, как у голубки.
Я помнил прикосновения этих губ.
Я воспылал страстью и заставил себя отвести взгляд от ее мягких, как цветочные лепестки, губ.
Ее веки были узорчатые, как крылья бабочки, переливающиеся от темно-фиолетового и черного цвета с узорами из бледного золота, смешиваясь с цветом ее кожи.
Когда ее глаза двигались осторожно во сне, картина изменялась, как будто бабочки расправляли свои крылья.
Только зрелище этого, вероятно, стоило цены всех мужчин, которые должны были заплатить за то, чтобы увидеть это.
Я поедал ее глазами, зная все песни и рассказы, которые я слышал, были ничем.
Она была той, о ком мечтали мужчины.
Из всех мест, где я был, из всех женщин, которых я видел я встретил равную ей только один раз.
Что-то в моем разуме кричало на меня, но я был зачарован движениями ее глаз под веками, формой ее рта, который как будто целовал меня, даже когда она спала.
Я снова отмахнул мысли прочь, раздраженный.
Я собираюсь сойти с ума или умереть.
Эта мысль наконец пробилась до моего сознания и я почувствовал, что каждый волосок на моем теле встал торчком.
У меня был момент совершенного ясного просветления, которое напомнило мне набрать воздуха и быстро закрыть глаза, чтобы попытаться погрузить себя в «каменное сердце».
Оно не пришло.
Впервые в моей жизни холодное молчаливое состояние убегало от меня.
После моих взглядов, Фелуриан отвлекала меня.
Сладкий вздох.
Мягкая грудь.
Быстрые, наполовину отчаявшиеся вздохи, что выскальзывали из голодных нежных лепестков губ...
Камень.
Я держал глаза закрытыми и завернулся в спокойную рациональность «каменного сердца» вокруг себя, как в мантию, прежде чем посмел подумать о ней еще раз.
Что я знаю?
Я вытащил из разума сотню историй о Фелуриан и выделил из них повторяющиеся темы.
Фелуриан была прекрасна.
Она завораживала смертных мужчин.
Они следовали за ней в Фаэ и погибали в ее объятьях.
Как же они погибали?
Это было довольно несложно догадаться: экстремальные физические нагрузки.
Эти дела были довольно суровыми, и малоподвижным и хилым, возможно, не повезло так же хорошо, как мне. Теперь, когда я перестал замечать, что все мое тело чувствует себя хорошо выжатой тряпкой.
Мои плечи болели, колени горели и моя шея покрыта сладкими синяками от любовных укусов от моего правого уха, по моей груди и...
Мое тело покраснело и я изо всех сил нырнул в «каменное сердце» до тех пор, пока мой пульс не замедлился и я смог выбросить мысли о ней из передней части моего разума.
Я мог вспомнить четыре истории, где мужчины возвращались из Фаэ живыми, но все из них были надломлены, как булыжник горшечника.
Какой вид безумия они демонстрировали?
Навязчивое поведение, смерть от несчастного случая из-за отрешения от реальности или чахли от крайней меланхолии.
Трое умерло в течении оборота дней.
Четвертая история рассказывала о человеке, продержавшимся почти полгода.
Но что-то в этом не имело смысла.
Правда, Фелуриан была прекрасна.
Умелая?
Без сомнения.
Но до такой степени, чтобы каждый человек умирал или сходил с ума?
Нет. Это просто невероятно.
Я не хочу принизить опыт.
Я не сомневаюсь ни на секунду, что она, вполне естественно, лишала мужчин их способностей в прошлом.
Я, однако, чувствовал себя вполне здоровым.
Я коротко поразвлекал себя размышлениями о том, что я был сумасшедшим и не знал об этом.
Затем, я посчитал возможность того, что я всегда был сумасшедшим, признав ее как более вероятную, чем первую, а затем вытолкнул обе мысли из моей головы.
Глаза были еще закрыты и я наслаждался тихим томлением того рода, которого никогда не чувствовал раньше.
Я наслаждался, а затем открыл глаза и приготовился совершить свой побег.
Я осмотрел вокруг павильон из шелковых драпировок и разбросанных подушек.
Они были только украшением для Фелуриан.
Она лежала в центре всего этого, с округлыми бедрами и стройными ногами и гибкие мышцы двигались под ее кожей.
Она посмотрела на меня.
Если она была прекрасна в состоянии покоя, то проснувшись она стала прекраснее вдвойне.
Спящей она была как картина огня.
Проснувшись она была самим огнем.
Это может показаться странным, но в тот момент я почувствовал страх.
Это может показаться странным, что находясь на расстоянии вытянутой руки от самой привлекательной женщины в мире, я неожиданно вспомнил о своей собственной смертности.
Она улыбнулась, как кинжал в бархате и потянулась, как кошка на солнце.
Ее тело было создано, чтобы потягиваться, арка спины, гладкий простор ее подтянутого живота.
Круглая округлость ее грудей была поднята движением рук и я вдруг почувствовал себя, как олень в овраге.
Мое тело реагировало на нее и я чувствовал, как что-то молотит в холодное бесстрастие «каменного сердца» горящей кочергой.
Мой контроль на мгновение подскользнулся и менее дисциплинированная часть моего разума начала сочинять для нее песни.
У меня не было запасного внимания, чтобы обуздать эту часть обратно в себя.
Поэтому я сосредоточился на сохранении в «каменном сердце» игнорируя обоих: ее тело и болтливую часть моего разума, рифмующую куплеты где-то в затылке.
Это не было простым делом.
На самом деле это сделало обычные тяготы симпатической магии кажущимися простыми, как пропуск.
Благодаря обучению, которое я получил в Университете, я не был сломан, как жалкая сущность, которая была в состоянии концентрироваться только на своем собственном увлечении.
Фелуриан медленно расслабилась из своей растяжки и посмотрела на меня древними глазами.
Глаза не похожие ни на что, что я когда-либо видел.
Они были поразительного цвета...
Летние сумерки были в ее глазах.
...вид голубоватых сумерков
Они были очаровательны.
На самом деле...
С веками из крыльев бабочек.
В них не было вообще ничего белого...
Ее губы тени закатных небес.
Я сжал челюсти, отколов болтающий кусочек меня прочь, отослав его в дальний уголок моего разума, позволяя ему петь самому себе.
Фелуриан склонила голову набок.
Ее глаза были как намерение и невыразительны, как у птицы.
- Почему ты молчишь, пламенный любовник?
Я погасила тебя?
Ее голос был странным для моих ушей.
У него совсем не было шероховатостей.
Он был тихим и гладким, как кусок идеально полированного стекла.
Несмотря на свою мягкую странность, голос Фелуриан пробежал у меня по спине, заставляя чувствовать себя как кота, которого только что погладили до кончика хвоста.
Я отступил дальше в «каменное сердце», чувствуя прохладу и обнадеженность вокруг себя.
Хотя большая часть моего внимания была сосредоточена на самоконтроле, маленькая, безумная, лирическая часть моего разума вскочила вперед и заявила: - Никогда не погасишь.
Хотя я облит тобой, я горю.
Движение, когда ты поворачиваешь голову, как песня.
Это как искры.
Это как дыхание, которое волнует меня и любителей пламени огня, который не может не распространяться и реветь твое имя.
Лицо Фелуриан загорелось.
- Поэт!
Я должна была узнать тебя, как поэта, по тому, как двигалось твое тело.
Нежный шелест ее голоса снова поймал меня неподготовленным.
Он не был таким, как если бы ее слова были хриплыми или сухими или жаркими.
Он не был таким безвкусным и вызывающим, как это.
Но когда она говорила, я не мог не знать, что ее дыхание было выжато из ее груди, мимо мягкой сладости ее горла, а затем сформировано осторожной игрой губ, зубов и языка.
Она подошла ближе, двигаясь на руках и коленях по подушкам.
- Ты выглядишь, как поэт, пламенный и справедливый. - Ее голос был не громче, чем ее дыхание, когда она взяла мое лицо своими руками.
- Поэты мягче.
Они говорят приятные вещи.
Существовал только один человек, которого я когда-либо слышал, чей голос был похож на этот.
Элодин.
В редких случаях его голос заполнял воздух, как будто сам мир слушал.
Голос Фелуриан не резонировал.
Он не заполнил и лесной полянки.
Он был, как затишье перед внезапной летней бурей.
Он был мягкий, как кисточка пера.
Он заставил мое сердце затрепетать в груди.
Говоря таким образом, когда она назвала меня поэтом, она не разъярила меня или не заставила скрежетать зубами.
От нее это звучало, как сладкая вещь, для которой у человека нет названия.
Такова была сила ее голоса.
Фелуриан провела кончиками пальцев по моим губам.
- Поцелуи поэтов лучшие.
Ты целуешь меня, как пламя свечи. - Она поднесла назад одну из своих рук прикоснуться ко рту, ее глаза горели в памяти.
Я взял ее руку и нежно прижал ее.
Мои руки всегда казались изящными, но рядом с ней они казались жесткими и грубыми.
Я дышал на ее ладони, когда я говорил:
- Твои поцелуи, как солнечный свет на моих губах.
Она опустила глаза и крылья бабочек затанцевали.
Я почувствовал, что моя бессмысленная необходимость в ней ослабла и начал понимать.
Это была магия, но не такая, какую я знал.
Это была не симпатия и не сигалдри.
Фелуриан сводила людей с ума от желания точно также, как я давал тепло от своего тела.
Это было естественно для нее, но она могла это контролировать.
Ее взгляд блуждал по клубку из моей одежды и вещей, неряшливо разбросанных в одном из уголков поляны.
Они выглядели странно неуместными среди шелков и мягких тонов.
Я увидел, как ее глаза остановились на футляре моей лютни.
Она замерла.
- Мой огонек сладкий поэт?
Он будет петь? - Ее голос дрожал и я мог чувствовать напряженность в ее теле, когда она ждала ответа.
Она посмотрела на меня.
Я улыбнулся.
Фелуриан выбежала и вернула футляр моей лютни, как ребенок с новой игрушкой.
Когда я взял его, я увидел, что ее глаза были расширены и...
мокры?
Я посмотрел ей в глаза и в один миг озарения понял, какой должна была быть ее жизнь.
Тысячи лет, в одиночестве время от времени.
Если она хотела общения, она должна была соблазнить и заманить.
И для чего?
Для вечерней компании?
На час?
Как долго мог обычный средний человек продержаться перед ее волей до того, как сломаться и стать бессмысленным как верный пёс?
Недолго.
И кого она встречала в лесу?
Фермеров и охотников?
Какие развлечения они могли обеспечить, порабощенные ее страстью?
На мгновение я почувствовал к ней жалость.
Я знал, что такое одиночество.
Я достал лютню из футляра и начал ее настраивать.
Я ударил пробный аккорд и тщательно настроил ее снова.
Как играть перед самой красивой женщиной в мире?
Это было не так трудно решить, на самом деле.
Мой отец научил меня судить по аудитории.
Я начал с «Сестер Флин». Если вы никогда не слышали о ней, я не удивлен.
Это яркая и живая песня о двух сестрах сплетницах, которые спорят о ценах на масло.
Большинство людей хотят слушать рассказы о легендарных приключениях и романтике.
Но что, если ты играешь для кого-то из легенды?
Что, если вы поете для женщины, которая была объектом поклонения для всех смертных?
Вы сыграете ей песни простых людей.
Так я надеялся.
Она восхищенно захлопала в конце ее.
- Еще!
Еще? - Она улыбнулась с надеждой, склонив голову, чтобы выразить свою просьбу.
Ее глаза были широки, хотели и обожали.
Я играл ей «Ларма и его Алепота», я играл «Дочь кузнеца», я играл ей смешную песню про священника, преследующего корову, которую сочинил в десять лет и даже не назвал.
Фелуриан смеялась и аплодировала.
Она прикрывала рукой рот в шоке и ее глаза смущались.
Чем больше я играл, тем больше она напоминала мне молодую сельскую жену, посещавшую свою первую ярмарку, наполненную чистой радостью, ее лицо сияет невинной радостью, широко раскрыв в изумлении глаза на все, что она видит.
И прекрасные, конечно.
Я сосредоточился на своих пальцах так, чтобы не думать об этом.
После каждой песни она награждала мея поцелуем, который усложнял решение, что играть дальше.
Не то, чтобы я был ужасно настроен.
Я довольно быстро понял, что предпочел поцелуи монетам.
Я сыграл для нее «Лудильщика Таннера». Позвольте мне сказать вам, что образ Фелуриан, ее тихий флейтовый голос, поющий хором со мной любимую застольную песню это то, что никогда, никогда не покинет меня.
Только когда я умру.
Все это время я чувствовал, что ее очарование ослабевает, по крупицам.
Это давало мне возможность дышать.
Я расслабился и позволил себе вынырнуть чуть дальше из «каменного сердца».
Бесстрастное спокойствие может быть полезно для спокойствия духа, но не делало исполнение убедительным.
Я играл в течении нескольких часов, а к концу этого я почувствовал себя самим собой снова.
Под чем я подразумеваю, что я мог смотреть на Фелуриан с не большей реакцией, чем вы себя чувствовали, глядя на самую прекрасную женщину в мире.
Я до сих пор помню, как она сидела голая среди подушек, сумеречного цвета бабочки танцевали в воздухе между нами.
Я бы не выжил, если бы не был возбужден.
Но моему разуму казалось, что я стал самим собой снова и я был благодарен за это.
Она разочарованно зашумела в протесте, когда я установил лютню обратно в футляр.
- Ты устал? - Спросила она с намеком на улыбку.
- Я бы не утомила тебя, сладкий поэт, если б я знала.
Я выдал свою лучшую виноватую улыбку.
- Мне очень жаль, но мне кажется, что уже поздно. - На самом деле небо еще только показало фиолетовый оттенок сумерек, так как я проснулся первым, но я спешил.
- Мне нужно быстрее двигаться, если я хочу встретиться с...
Мой разум онемел так быстро, как как будто меня оглушили ударом сзади по голове.
Я почувствовал страсть, жестокую и ненасытную.
Я почувствовал, что нужно взять ее, подавить ее тело моим, чтобы почувствовать вкус диких сладостей ее рта.
Только из-за моей подготовки арканиста я смог удержаться на какой-то концепции своего собственного я.
Несмотря на это, я только удерживал это чувство на кончиках пальцев.
Фелуриан сидела, скрестив ноги, на подушках напротив меня, ее лицо было злым и страшным, глаза холодными и жестокими как далекие звезды.
Со взвешенным спокойствием она смахнула медленно порхавшую бабочку с плеча.
И был такой вес ярости в ее простом жесте, что мой живот сжался и я понял этот факт:
Никто никогда не покидал Фелуриан.
Никогда.
Она держала мужчин до тех пор, пока их тела и умы не ломались от напряжения любить ее.
Она держала их, пока не уставала от них и когда она отсылала их прочь, это сводило мужчин с ума.
Я был бессилен.
Я был в новинку.
Я был игрушкой, любимой, потому что она была новой.
Это могло быть долго, прежде чем она устанет от меня, но придет время.
И когда она, наконец, освободит меня, мой ум может разорвать себя в ожидании ее.
Когда я сидел среди шелков и мой контроль ускользал, я почувствовал, как волна холодного пота покрыла мое тело.
Я сжал челюсти и почувствовал, как полыхнула небольшая вспышка гнева.
На протяжении всей жизни мой разум был единственной вещью, на которую я мог положиться и единственной вещью, которая всегда была полностью моя.
Я почувствовал, как моя решимость плавится, как мои естественные желания были заменены на какие-то животные инстинкты, на неспособность думать за пределами собственной похоти.
Часть меня, которая еще оставалась Квоутом бушевала, но я чувствовал, как мое тело реагирует на ее присутствие.
С ужасающим увлечением я чувствовал себя пролезающим к ней на подушки.
Одна рука нашла ее талию и я наклонился, чтобы поцеловать ее со страшным голодом.
Я выл внутри своего собственного разума.
Я был избит и иссечен, изнурен и пронизан болью.
Но мой разум был мой собственный, не зависимо от того, что станет с этим телом и окружающим миром.
Я бросился на нематериальные прутья клетки, изготовленные из лунного света и желания.
Так или иначе, я удержал себя от нее.
Мое дыхание вырывалось из моего горла, как будто спешило сбежать.
Фелуриан откинулась на подушки, ее голова вытянута вверх ко мне.
Ее губы были бледны и совершенны.
Ее глаза наполовину прикрыты и голодны.
Я заставил себя оторвать взгляд от ее лица, но ничего не было защищено от взгляда.
Ее горло было гладким и тонким, дрожащим от ее учащенного пульса.
Одна грудь была округлая и полная, в то время как вторая наклонилась немного в сторону, следуя вниз по склону ее тела.
Они поднимались и опускались с ее дыханием, двигаясь мягко и торчащие соски отбрасывали тени на ее коже.
Я увидел идеальную белизну ее зубов за бледно-розовыми приоткрытыми губами...
Я закрыл глаза, но почему то стало еще хуже.
Тепло ее тела было, как стоять возле огня.
Кожа ее талии была мягкой под моей рукой.
Она двигалась подо мной и ее грудь мягко терла мою.
Я чувствовал ее дыхание на моей шее.
Я вздрогнул и начал потеть.
Я снова открыл глаза и видел, как она смотрела на меня.
Выражение ее лица было невинным, почти страдающим, как будто она не могла понять почему получила отказ.
Я кормил мое маленькое пламя гнева.
Никто не может делать это со мной.
Никто.
Я удерживал себя от нее.
Небольшие линии нахмуренности прикоснулись к ее лбу, как будто она была раздражена или разгневана или сосредоточена.
Фелуриан докоснулась до моего лица, ее глаза желали и как бы пытались прочесть что-то, написанне глубоко внутри меня.
Я пытался отступить, вспоминая ее прикосновения, но мое тело просто трясло.
Капли пота падали с моей кожи, мягко стуча по шелковым подушкам и плоской поверхности ниже ее живота.
Она мягко коснулась моей щеки.
Мягко я наклонился, чтобы поцеловать ее и что-то сломалось в моем сознании.
Я почувствовал щелчок и четыре года моей жизни ускользнули прочь.
Вдруг я снова оказался на улицах Тарбеана.
Трое мальчишек больше меня с жирными волосами и свиными глазами вытащили меня из разбитого ящика, где я спал.
Двое из них удерживали меня внизу, прижимая руки.
Я лежал в застоявшейся луже и было очень холодно.
Было раннее утро и звезд не было.
Один из них держа руку на моем рту.
Это не имело значения.
Я был в городе в течении месяца.
Я знал лучше, что тщетно кричать о помощи.
В лучшем случае никто не придет.
В худшем случае кто-то, иначе не было бы нескольких из них.
Двое из них держали меня внизу.
Третий срезал одежду с моего тела.
Он порезал меня.
Они сказали мне, что собираются сделать.
Их дыхание было ужасно теплым напротив моего лица.
Они смеялись.
Там в Тарбеане, полуголым и беспомощным, я чувствовал что-то хорошее внутри себя.
Я укусил два пальца руки, закрывающей мне рот.
Я услышал крик и ругань и как один из них зашатался прочь.
Я напрягался и напрягался против одного, который все еще был на мне.
Я услышал, как моя собственная рука сломалась и его хватка ослабла.
Я завыл.
Я сбросил его.
Продолжая вопить я встал, моя одежда лохмотьями свисала с меня.
Я стукнул одного из них об землю.
Моя скребущая рука нащупала вывороченный булыжник и я использовал его, чтобы сломать одну из его ног.
Я помню звук, когда я это сделал.
Я взмахивал до тех пор, пока его обе руки не были сломаны, затем я проломил ему голову.
Когда я поднял глаза, то увидел, что того, кто меня резал, уже не было.
Третий прижался к стене.
Он прижимал окровавленную руку к своей груди.
Его глаза были белыми и дикими.
Потом я услышал приближающиеся шаги, бросил камень и побежал, побежал, побежал...
Неожиданно, годы спустя, я был снова одичавшим мальчиком.
Я отдернул назад голову и зарычал внутри своего разума.
Я почувствовал что-то глубоко внутри меня.
Я потянулся за ним.
Напряженная тишина поселилась внутри меня, подобно тишине, которая предшествует грому.
Я почувствовал, как воздух начинает кристализироваться вокруг меня.
Я чувствовал холод.
Отстраненно я собирал куски своего разума и совмещал их все вместе.
Я был Квоут из труппы, родившийся Эдема Руэ.
Я был Квоут студент, Ре'лар Элодина.
Я был Квоут музыкант.
Я был Квоут.
Я стоял над Фелуриан.
Я чувствовал, как если бы это был единственный раз в моей жизни, когда я полностью проснулся.
Все выглядело ясным и четким, как будто я смотрел новыми глазами.
Как будто я не тщился смотреть своими глазами на все, а смотрел на мир непосредственно своим разумом.
Спящего разума, какая-то часть меня кое-что поняла.
Не долго спящего, подумал я и улыбнулся.
Я посмотрел на Фелуриан и в этот момент я осознал ее внизу у своих ног.
Она была Фаэ.
Она не беспокоилась о правильном или неправильном.
Она была существом чистого желания, как ребенок.
Ребенка не заботят последствия, но ни один не может сделать внезапный шторм.
Фелуриан напоминала обоих и никого.
Она была древняя и невинная, мощная и гордая.
Было ли это способом Элодина видеть мир?
Была ли это магия, о которой он говорил?
Нет секретов или трюков, но магия Таборлина Великого.
Всегда существовавшая, но появившаяся перед моим взглядом только сейчас?
Это было прекрасно.
Я встретился с глазами Фелуриан и мир стал замедляться и увядать.
Я почувствовал себя как будто меня ударили под водой и как будто дыхание было выжато из моего тела.
В этот краткий момент, когда я был ошеломлен и нем, как будто пораженный молнией.
Момент прошел и все снова стало двигаться.
Но теперь, глядя в сумеречные глаза Фелуриан, я понял далеко за пределы ступней ее ног.
Теперь я знал ее до мозга костей.
Ее глаза были как четыре четко написанных мелодии.
Мой разум внезапно наполнился песней о ней.
Я вдохнул и спел ее в четыре жестких ноты.
Фелуриан выпрямилась.
Она провела рукой перед своими глазами и сказала слова, острые, как осколки стекла.
Боль была, как гром в моей голове.
Тьма замерцала по краям моего взгляда.
Я почувствовал вкус крови и горечи Руэ.
Мир резко оказался в центре моего внимания и я еле удержал себя от падения.
Фелуриан нахмурилась.
Выпрямилась.
Встала.
Ее лицо было полно решимости, она сделала шаг.
Стоя, она не была высокой или ужасной.
Ее голова была на уровне моего подбородка.
Ее темные волосы висели, как сноп тени, прямые, как нож, пока не задевали ее изогнутые бедра.
Она была небольшой, бледной и совершенной.
Я никогда не видел такого сладкого лица, рта, созданного для поцелуев.
Она уже не хмурилась.
Но еще и не улыбалась.
Ее губы были мягкими и слегка разошлись.
Она сделала еще один шаг.
Простое движение, когда она передвигала ноги было, как танец, не преувеличенное покачивание бедра было упоительным, как огонь
В арке из ее босых ног было больше секса, чем я видел во всей своей молодой жизни.
Еще один шаг.
Ее улыбка была жестокой и полной.
Она была прекрасна, как луна.
Ее власть висела вокруг нее, как мантия.
Она потрясала воздух.
Она распространялась за ее спиной, как пара больших и невидимых крыльев.
Почти касаясь, я чувствовал ее энергию, вибрирующую в воздухе.
Желание вздымалось вокруг меня, как море в шторм.
Она подняла руку.
Она коснулась моей груди.
Меня трясло.
Она встретилась с моими глазами и в сумерках, написанных там я опять прочитал четыре четкие мелодии.
Я пел их.
Они ворвались в меня, как птицы на открытый воздух.
Внезапно мой разум снова прояснился.
Я вдохнул и удержал ее глаза в своих.
Я снова запел и в этот раз я был полон ярости.
Я кричал четыре жесткие ноты песни.
Я выпевал их плотными и белыми и жесткими, как железо.
И при их звуке я чувствовал, как ее власть затряслась, а затем разбилась, не оставляя ничего в пустом воздухе кроме боли и гнева.
Фелуриан издала испуганный крик и присела так быстро, что это можно было принять за падение.
Она поджала к себе колени и нахохлилась, глядя на меня широко раскрытыми и испуганными глазами.
Оглядываясь вокруг, я увидел ветер.
Не так, как вы можете увидеть дым или туман, а постоянно меняющийся сам по себе ветер.
Он был знаком, как лицо забытого друга.
Я засмеялся и развел руками, удивляясь изменениям его формы.
Я сложил руки и вздохнул в полое пространство внутри.
Я назвал имя.
Я двинул руками и сплел из моего дыхания тонкую паутинку.
Оно клубилось наружу, оплетая его, а затем ворвалось в серебряное пламя, которое плотно захватило его внутри своего меняющегося имени.
Я держал ее там над землей.
Она смотрела на меня с выражением страха и неверия, ее темные волосы как будто танцевали вторым пламенем в первом.
Я знал, что могу убить ее.
Это было бы все равно, что бросить листок бумаги по ветру.
Но мысль об этом претила мне и я вспомнил прекрасные крылья бабочки.
Убить ее значило уничтожить что-то странное и прекрасное.
Мир без Фелуриан - бедный мир.
Мир, которого я хотел намного меньше.
Это все равно, что сломать лютню Иллиена.
Это походило на сожжение библиотеки в дополнение к окончанию жизни.
С другой стороны моя безопасность и душевное здоровье были под угрозой.
Я верил, что мир был также более интересным с Квоутом в нем.
Но я не мог убить ее.
Только не так.
Только не владея моей новообретенной магией, как рассекающим скальпелем.
Я заговорил снова и ветер перенес ее на землю среди подушек.
Я прервал движение и серебряное пламя, которое когда-то было моим дыханием, стало тремя нотами разбитой песни и ушло играть среди деревьев.
Я сидел.
Она полулежала.
Мы смотрели друг на друга в течении нескольких долгих минут.
Ее глаза сверкали от страха, осторожности и любопытства.
Я увидел свое отражение в ее глазах, голый среди подушек.
Моя сила пульсировала, как белая звезда во лбу.
Затем я начал чувствовать выцветание.
Забвение.
Я понял, что имя ветра больше не заполняет мой рот и когда я осмотрелся вокруг, то не увидел ничего кроме пустого воздуха.
Я старался оставаться внешне спокойным, но когда эти чувства покинули меня, я почувствовал себя как лютня с порванными струнами.
Мое сердце сжалось от потери, какой я не чувствовал с тех пор, как умерли мои родители.
Я мог видеть небольшое мерцание в воздухе вокруг Фелуриан, какая-то часть ее силы возвращалась.
Я проигнорировал это, так как отчаянно боролся, чтобы сохранить какую-нибудь часть от того, что я узнал.
Но это было все равно, что пытаться удержать горсть песка.
Если вы когда-либо мечтали о полете, а затем засыпали, разочарованные пониманием того, что вы потеряли этот навык, тогда вы сможете предполагать, что я чувствовал.
Кусочек за кусочком оно таяло, пока ничего не осталось.
Я чувствовал внутри пустоту и боль, такую сильную, как если бы обнаружил, что моя семья никогда не любила меня.
Я проглотил комок в горле.
Фелуриан с любопытством посмотрела на меня.
Я все еще видел себя, отраженного в ее глазах, со звездой во лбу не более булавочной головки света.
Затем даже совершенное видение моего спящего разума начало исчезать.
Я отчаянно смотрел на мир вокруг себя.
Я старался запомнить его вид, не мигая.
Затем он исчез.
Я опустил голову наполовину от горя, наполовину, чтобы скрыть слезы.
Прошло достаточно времени прежде, чем ко мне вернулось достаточное спокойствие для того, чтобы поднять взгляд.
В воздухе повисла нерешительность, как будто мы были молодыми любовниками, которые не знали, что делать дальше, которые не знали, какие акты мы должны играть.
Я взял свою лютню и близко поднес ее к груди.
Движение было инстинктивным, как будто я прижимал раненную руку.
Я по привычке взял аккорд, но сделал это настолько легко, что лютня, казалось, сказала что-то печальное.
Не думая и не смотря вверх, я начал играть одну из песен, которые написал в первые месяцы после смерти моих родителей.
Она была названа Сидя у Воды Воспоминаний.
Мои пальцы наигрывали печаль в вечернем воздухе.
Прошло несколько минут, прежде чем я понял, что делаю и несколько больше, прежде чем я остановился.
Я еще не закончил песню.
Я не знаю, действительно ли она имеет окончание.
Я почувствовал себя лучше, не хорошо любым способом, но лучше.
Менее пустым.
Моя музыка всегда помогала.
Пока у меня была моя музыка, не было такого тяжелого бремени, которого я не мог бы вынести.
Я посмотрел вверх и увидел слезы на лице Фелуриан.
Это уменьшило мой стыд за свои собственные.
Я также чувствовал свое желание к ней.
Эмоции затухали от боли в груди, но это прикосновение желание заставило меня сосредоточиться на самых неотложных делах.
Выжить.
Сбежать.
Фелуриан, казалось, приняла решение и начала движение через подушки ко мне.
Двигаясь осторожными ползками, она остановилась в нескольких футах в стороне и посмотрела на меня.
- У моего нежного поэта есть имя? - ее голос был так нежен, что поразил меня.
Я открыл рот, чтобы сказать, но остановился.
Я подумал о Луне, пойманной ее собственным именем и тысячи сказок, которые я слышал, когда был ребенком.
Если довериться Элодину, имена были костями мира.
Я колебался около половины секунды, когда решил, что я и так дал Фелуриан проклятым зрением больше, чем мое имя теперь.
- Я Квоут. - Звук его, казалось, приземлил меня и внутри меня опустил еще раз.
- Квоут. - Она сказала это мягко и это напомнило мне о говорящей птичке.
- Ты будешь петь сладко для меня еще? Она медленно вытянулась, словно боясь обжечься и легонько положила свою руку на мою.
- Пожалуйста?
Твои песни, как ласка, мой Квоут.
Она произносила мое имя, как начало песни.
Это было прекрасно.
Тем не менее, мне было не совсем комфортно, что она называла меня ее Квоутом.
Я улыбнулся и кивнул.
Главным образом потому, что у меня не было лучшей идеи.
Я ударил пару аккордов настраивая, затем остановился, раздумывая.
Затем я начал играть “В лесу Фаэ”, песня о всем, что было известно о самой Фелуриан.
Она не была особенно хорошей.
В ней использовалось всего три аккорда и около двух десятков слов.
Но это был эффект, который я искал.
Фелуриан оживилась при упоминании ее имени.
В ней не было ложной скромности.
Она знала, что она была самая красивая и самая опытная.
Она знала, что люди рассказывали о ней истории и знала о своей репутации.
Ни один человек не мог сопротивляться ей, никто не мог ее выдержать.
К концу песни она гордо сидела прямо.
Я закончил песню.
- Хотела бы ты услышать другую? - спросил я.
Она кивнула и улыбнулась с нетерпением.
Она сидела между подушками, с прямой спиной, царственная, как королева.
Я перешел к другой песне, похожей на первую.
Она называлась “Леди Фаэ” или что-то в этом роде.
Я не знаю, кто написал это, но она была ужасающей, привычка придерживаться дополнительных слогов в этих строчках.
Это было не так плохо, чтобы меня забросали чем-нибудь в таверне, но было близко к тому.
Я пристально смотрел на Фелуриан, когда я играл.
Она была польщена, но я почувствовал, что небольшое недовольство нарастало.
Как будто она была раздражена, но не знала почему.
Совершенство.
Последней я играл песню, написанную для королевы Сираль.
Я гарантирую, что вы не слышали ее, но я уверен, что вы знаете подобный тип песен.
Написав какое-нибудь подхалимство, менестрели ищут покровительство, мой отец учил меня на примере некоторых вещей, которых следовало избегать при написании песен.
Например, неподвижность - пример посредственности.
Вы можете сказать, что автор был действительно неумелым, никогда не встречал Сираль или он вообще не находил ее привлекательной.
Когда я пел, то просто поменял имя Сираль на Фелуриан.
Я также заменил некоторые из лучших фраз на менее поэтические.
Когда я проделал все это, песня стала по настоящему никудышной и лицо Фелуриан выражало нешуточную тревогу.
Я долгое время сидел, как бы глубоко сомневаясь в чем-то.
Когда я наконец заговорил, мой голос был приглушенным и нерешительным.
- Леди, могу я написать для вас песню? - и робко улыбнулся.
Ее улыбка была как луна среди облаков.
Она всплеснула руками и бросилась на меня, игривая, как котенок, осыпая меня поцелуями.
Только опасение того, что моя лютня может быть раздавлена, мешало мне правильно воспользоваться этим опытом.
Фелуриан вырвалась и села неподвижно.
Я попробовал пару комбинаций аккордов, чтобы успокоить мои руки и поднял на нее глаза.
- Я назову ее “Песнь о Фелуриан”. Она немного покраснела и и посмотрела на меня сквозь опущенные ресницы, выражение ее лица одновременно было застенчивым и наглым.
Все нескромно хвастаются на сторону, когда напишут хорошую песню, что мол я приложил к этому руку, а мои навыки были недавно отточены на службе у Маера.
Я не лучший, но я один из лучших.
При достаточном количестве времени, достойном объекте, надлежащей мотивации я осмелюсь сказать, что мог бы написать песню почти так же хорошо, как Иллиен.
Почти.
Закрыв глаза, я уговаривал сладкими стихами из моей лютни.
Мои пальцы летали и я захватывал музыку ветра в ветвях, шелест листьев.
Потом я заглянул в глубину моего сознания, где безумная, болтающая часть меня сочиняла песню для Фелуриан все это время.
Я прошелся по струнам еще более легко и начал петь.
Мигает луны серебро в темно-синих глазах Веки ее словно призрачных бабочек крылья
Волосы пляшут ее, косами на размах Между деревьев поют они песенки ветру.
Фе-лу-риан!
О, Леди Фей-ри,
Благословенье поляны лесной.
Твое дыхание воздух лесной освежает
В твоих волосах словно тени за мглой.
Фелуриан встала еще когда я пел.
К концу куплета я едва ли мог сказать, что она дышала.
Некоторые из бабочек, которых отпугнул наш предыдущий конфликт пришли танцевать обратно к нам.
Одна из них приземлилась на руку Фелуриан, взмахнув крыльями раз, другой, как если бы ей было любопытно, почему ее хозяйка была настолько резкой до сих пор.
Я снова перевел взгляд на мою лютню и взял ноту, как капли дождя лижут листья деревьев.
Она танцевала в танце теней от свечей Она удержала мой взгляд, мою суть всех быстрее
Улыбка ее десятков ловушек сильнее
Как легендарная песня всех фей.
О, Леди Фей-ри!
Фелуриан,
Сладость твоих поцелуев - медовый дурман.
О, как же жаль мне всех прочих мужчин
Не знавших тебя и неполноценных скотин.
Я наблюдал за ней уголком глаза.
Она сидела, как бы прислушиваясь всем своим телом.
Ее глаза были расширены.
Она подняла одну руку ко рту, растревожив бабочек, отдыхавших на ней, а другую прижимала к груди, когда она вдыхала и медленно выдыхала.
Это было то, чего я хотел, но я сожалел об этом тем не менее.
Я склонился над моей лютней и мои пальцы танцевали вдоль струн.
Я ткал аккорды, как вода через речные камни, как мягкое дыхание рядом с ухом.
Затем я ожесточился и запел:
Ее глаза были иссиня черными
Словно небо ночное в клочках облаков
Ее опыт в любви...
Я запинался пальцами за струны, останавливаясь на мгновение, будто не зная чего-то.
Я увидел, что Фелуриан очнулась на полпути к задумчивости и продолжал:
Ее опыт в любви был достаточен Чтоб в объятьях мужчин было ей хорошо.
Фе-лу-риан!
О, Владычица Ясная,
Я коснуться желаю тебя больше, чем серебро Я вд...
- Что? - Хотя я и ожидал, что она прервет меня, лед в ее голосе поразил меня, что я запутался в нота и отправил в полет нескольких бабочек.
Я перевел дыхание, напустил на себя свой самый невинный вид и посмотрел наверх.
Ее лицо выражало бурю гнева и недоверия.
- Хорошо? - Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица при этом тоне.
Ее голос был по прежнему округлым и мягким, как далекая флейта.
Но это ничего не значило.
Дальний гром не барабанит в уши, вы чувствуете, как он крадется через вашу грудь.
Тихий ее голос прошел через меня как тихий гром.
- Хорошо?
- Это было хорошо, - сказал я, чтобы успокоить ее, мой простодушный выдох был лишь наполовину притворным.
Она открыла свой рот, как если бы она хотела говорить, затем закрыла его.
Ее глаза вспыхнули чистой яростью.
- Я сожалею, - сказал я.
- Я должен был узнать лучше, прежде чем пробовать. - Я поделил мой голос где-то между духом сокрушения и побитого ребенка.
Я опустил руки со струн моей лютни.
Частично пыл оставил ее, но когда ее голос вернулся, он был жестким и опасным.
- Мой опыт “достаточен”? - Она оказалась едва ли в состоянии выцедить последнее слово.
Ее рот образовал тонкую, возмущенную линию.
Я взорвался и мой голос был подобен раскату грома.
- Откуда, черт возьми, я должен знать?
Я никогда не делал подобных вещей раньше!
Она отшатнулась от горячности моих слов, часть гнева покинула ее.
- Что ты имеешь в виду? - Она замолчала, смутившись.
- Это! - Я указал неловким жестом на себя, на нее, на подушки и на павильон вокруг нас, как будто все объяснил.
Последний гнев оставил ее и я увидел, как забрезжило понимание, - Ты... - Нет, - я потупился и мое лицо покраснело.
- Я никогда не был с женщиной. - Затем я выпрямился и посмотрел на нее, как будто бросая вызов и делая из этого проблему.
Фелуриан остановилась на мгновение, а затем ее рот сложился в кривую ухмылку.
- Ты рассказываешь мне сказочки, мой Квоут.
Я почувствовал, как мое лицо помрачнело.
Я не против того, чтобы меня называли лжецом.
Я.
Я чудесный лжец.
Но я ненавижу, когда меня называют лжецом, когда я говорю совершенную истину.
Независимо от этой мотивации мое выражение лица, казалось, убедило ее.
- Но ты был, как нежная буря летом. - Она сделала рукой трепетный жест.
- Ты был, как свежая танцовщица на поле. - Ее глаза порочно блеснули.
Я запрятал этот комментарий подальше, чтобы потом тешить свое эго.
Мой ответ был слегка ранимым: - Пожалуй, я не полная деревенщина.
Я читал несколько книг...
Фелуриан захихикала, как ручеек.
- Ты узнал из книг. - Она посмотрела на меня, как будто не могла решить, стоит ли принимать меня всерьез.
Она засмеялась, остановилась, затем снова засмеялась.
Я не знал, должен ли я был обижаться.
- Ты была довольно хороша, - поспешно сказал я, зная, что походил на последнего обеденного гостя, похвалившего ее салат.
- На самом деле я читал...
- Книги?
Книги!
Ты сравниваешь меня с книгами? - Ее гнев разбился об меня.
Затем, даже не переводя дыхания, Фелуриан снова высоко и восторженно засмеялась.
Ее смех был диким, как крик лисы, ясный и острый, как утреннее пение птиц.
Он был не человеческий.
Я сделал невинное лицо.
- Разве это не всегда так? - Я удерживал свое выражение спокойствия, в то время как внутренне готовил себя к новой вспышке.
Она просто села.
- Я Фелуриан.
Это была не простая констатация имени.
Это была декларация.
Это был гордо реющий флаг.
Я удерживал ее глаза на мгновение, потом вздохнул и опустил взгляд на мою лютню.
- Я сожалею о песне.
Я не хотел тебя обидеть.
- Она была прекраснее заходящего солнца, - запротестовала она почти со слезами.
- Но...
хорошо? - Ее слова казались ей горькими.
Я поставил мою лютню обратно в футляр.
- Мне очень жаль, но я не смогу исправить ее без какой-либо основы для сравнения... - вздохнул я.
- Жаль, это была хорошая песня.
Они пели бы ее тысячу лет. - Мой голос был полон сожаления.
Выражение лица Фелуриан просияло, как бы от идеи, затем ее глаза сузились в щели.
Она посмотрела на меня, как будто пытаясь прочитать что-то, что было написано на внутренней части моего черепа.
Она знала.
Она знала, что я держал незавершенную песню в качестве выкупа.
Невысказанное сообщение было ясным: Если я останусь - я никогда не смогу завершить эту песню.
Если я останусь - никто никогда не услышит эти красивые слова, которые я создал для тебя.
Если я не уйду и не вкушу прелестей смертных женщин, которые они смогут предложить - я никогда не узнаю, насколько опытна ты на самом деле.
Там, на фоне подушек, под вечно сумеречным небом, Фелуриан и я смотрели друг на друга.
Она держала бабочку, а моя рука покоилась на гладком дереве моей лютни.
Два бронированных рыцаря глядящие друг на друга через кровавые поля не смогли бы соответствовать интенсивности наших взглядов.
Фелуриан говорила медленно, оценивая мою реакцию.
- Если ты уйдешь, ты закончишь ее? - Я попытался посмотреть удивленно, но не обманывать ее.
Я кивнул.
- Ты вернешься обратно ко мне и споешь?
Мое удивление стало подлинным.
Я не предполагал, что она спросит об этом.
Я знал, что не останусь во второй раз.
Я колебался, но недолго.
Половина буханки лучше, чем ничего.
Я кивнул.
- Обещаешь? - Я снова кивнул.
- Обещаешь с поцелуями? - Она откинула голову назад, как цветок, гревшийся на солнце.
Жизнь слишком коротка, чтобы отказываться когда предлагают подобное.
Я двинулся к ней, привлек ее обнаженное тело к своему и поцеловал ее, насколько это позволяла моя ограниченная практика.
Казалось, что достаточно хорошо.
Когда я уже отстранился, она посмотрела на меня и вздохнула.
- Твои поцелуи, как снежинки на моих губах. - Она откинулась на подушки, положив голову на руку.
Ее свободная рука погладила мою щеку.
Сказать, что она была прекрасна, значило бы принизить то, что было на самом деле, я не могу даже сказать, насколько.
Я понял, что за последние несколько минут она не пытается заставить меня желать ее, по крайней мере в каком-то сверхъестественном смысле.
Она провела своими губами слегка по моей ладони и выпустила ее.
Затем она неподвижно лежала, пристально глядя на меня.
Я был польщен.
По сей день я знаю только один ответ на вопрос, сформулированный так вежливо.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее.
И засмеявшись, она прижала меня руками.
К этому моменту моей жизни я заработал себе скромную репутацию.
Нет, это не совсем так.
Лучше сказать, что я построил себе репутацию.
Я делал это преднамеренно.
Я выращивал ее.
Три четверти историй, ходивших обо мне в Университете, были нелепыми слухами, появившимися без моего участия.
Я говорил на восьми языках.
Я мог видеть в темноте.
Когда мне было три дня мать подвесила меня в корзинке из рябины при свете полной луны.
В ту ночь фейри заложили в меня мощное обаяние, чтобы всегда хранить в безопасности.
Это превратило мои глаза из голубых в цвет зеленого листа.
Я знал как работают истории, как вы видите.
Никто не верил, что я продал полную пригоршню своей свежей крови демону в обмен на Алар, как лезвие рамстонской стали.
Но тем не менее у меня был самый высокий рейтинг дуэлянта в классе Дала.
В хороший день я мог побить двух из них вместе.
Этот поток истины протекал через все эти истории, давал им силу.
Поэтому, даже если вы не могли в это поверить, то могли рассказать это первокурснику с широко раскрытыми глазами за выпивкой с ним, чтобы понаблюдать за выражением его лица просто для удовольствия.
И если вы выпивали хотя бы с тремя, то начинали задумываться...
И так распространялись истории.
И так, вокруг Университета, по крайней мере, моя крошечная репутация росла.
Конечно, существовало и несколько правдивых историй.
Часть моей репутации я заработал честно.
Я спас Фелу из пылающего ада.
Я был высечен перед толпой и отказывался истекать кровью.
Я вызвал ветер и сломал Амброзу руку...
Тем не менее я знал, что моя репутация была покрывалом, вытащенным из-под паутины.
Эти рассказы были ерундой.
Там не было демонов, торговавшихся за кровь.
Там не было полезных фейри, подаривших мне магию очарования.
И хотя я мог делать вид, но знал, что я не Таборлин Великий.
Такими были мои мысли, когда я проснулся, запутавшись в руках Фелуриан.
Я лежал тихо среди подушек какое-то время, ее голова легко лежала на моей груди, ноги были свободно заброшены на меня.
Глядя сквозь деревья на сумеречное небо, я понял, что не могу узнать звезд.
Они были ярче, чем в небе смертных, их созвездия были незнакомы.
И только тогда я понял, что сделал шаг в новом направлении.
До сих пор я иногда играл роль молодого Таборлина.
Вокруг меня лежали нити судьбы, претендовавшие сделать меня героем сказок.
Но теперь не было смысла притворяться.
То, что я сделал, действительно стоило истории, ничуть не менее странной и прекрасной, чем любая сказка про самого Таборлина.
Я проследовал за Фелуриан в Фаэ, затем превзошел ее в магии, которую я не мог объяснить, а тем более контролировать.
Я чувствовал себя по другому.
Как-то более прочно.
Не старше, точно.
Не мудрее.
Но я знал то, чего никогда не знал раньше.
Я узнал, что Фаэ было реальным.
Я узнал, что их магия реальна.
Фелуриан поцелуем может разрушить разум человека.
Ее голос мог управлять мной, как марионеткой на ниточках.
Были знания, которые я мог узнать здесь.
Странные знания.
Мощные знания.
Тайные знания.
Знания, которым я никогда не мог бы научиться снова.
Я мягко освободил себя от сонных объятий Фелуриан и пошел в ближайший бассейн.
Я плеснул воды на свое лицо и зачерпнул несколько горстей для питья.
Я осмотрел растения, которые росли у самой кромки воды.
Я взял несколько листьев и пожевал их, которые, как я считал, могли бы помочь с решением вопроса с Фелуриан.
Мята, подслащивающая мое дыхание.
Когда я вернулся в павильон, Фелуриан стояла там, проводя бледными пальчиками по своим длинным темным волосам.
Я протянул ей фиалку темного цвета, как ее глаза.
Она улыбнулась мне и съела ее.
Я решил обратиться к теме осторожно, чтобы не обидеть ее.
- Я хочу поинтересоваться, - сказал я осторожно: - могла бы ты учить меня?
Она протянула руку, чтобы мягко коснуться моего лица.
- Глупенький сладкий, - сказала она нежно,
- разве я уже не начала?
Я почувствовал как поднимается волнение в моей груди, поразившись, что это может быть так просто.
- Готов ли я к моему следующему уроку? - спросил я.
Ее улыбка расширились, и она смерила меня взглядом, ее глаза полузакрылись и стали таинственные.
- Ты?
Я кивнул.
- Хорошо, что ты хочешь. - сказала Фелуриан своим певучим голосом с оттенком удовольствия.
- У тебя есть ум и природные способности.
Но есть чему поучиться. - Она посмотрела мне в глаза и ее нежное лицо стало очень серьезным.
- Когда ты уйдешь к смертным, я не позволю тебе позорить меня.
Фелуриан взяла меня за руку и повлекла в павильон.
Она показала:
- Присядь.
Я сидел на подушке, положив голову на одном уровне с гладким простором ее живота.
Ее пупок ужасно отвлекал.
Она посмотрела вниз на меня, ее выражение лица был гордым и царственным, как у королевы.
- Амоуен. - сказала она, растопыривая пальцы одной руки и делая размеренный жест.
- Так мы называем беззвучного оленя.
Это легкий урок, чтобы начать и я думаю, что тебе он понравится.
Затем Фелуриан улыбнулась мне, ее глаза были древними и знающими.
И даже прежде, чем она толкнула меня обратно на подушки и начала кусать меня за шею, я понял, что она не собиралась учить меня магии.
Или, если она это и делала, то это была магия иного рода.
Хотя это не была та тема, которой я надеялся научиться у нее, будет справедливым сказать, что я не был полностью разочарован.
Обучение искусству любовника от Фелуриан намного превышает любую учебную программу, предлагавшуюся в Университете.
Я имею в виду не энергичную потную борьбу большинства мужчин - и, увы, большинства женщин, - думающих, что это любовь.
Хотя пот и энергия отчасти приятны, Фелуриан обратила мое внимание на более тонкие вещи.
Если я должен уйти в мир, говорила она, я не должен позорить ее, будучи некомпетентным любовником, поэтому она озаботилась показать мне многие вещи.
Вот некоторые из ее слов: Скрученные руки.
Вздох в сторону уха.
Пожирающий шею.
Рисование губ.
Поцелуй горла, пупка и - как выразилась Фелуриан - цветка женщины.
Дышащий поцелуй.
Поцелуй пера.
Поцелуй восхождения.
Так много разных видов поцелуев.
Слишком много, чтобы запомнить.
Почти.
Набирая воду из колодца.
Игривая рука.
Утренняя птичья песня.
Облет Луны.
Играя плющем.
Разорванный заяц.
Просто имена, чтобы заполнить книгу.
Но я думаю, это не место для таких вещей.
Увы всему миру.
Я не хочу создать впечатление, что все наше время было потрачено на флирт.
Я был молод, а Фелуриан бессмертна, но было нечто большее, чем два выносливых тела.
Все остальное время мы веселили себя по-другому.
Мы купались и ели.
Я играл песни для Фелуриан, а она танцевала для меня.
Я задал Фелуриан несколько осторожных вопросов о магии, не желая обидеть ее, затрагивая ее тайны.
К сожалению, ее ответы не были особо полезными.
Ее магия приходила столь же естественно, как дыхание.
Я также мог спросить фермера, как прорастают семена.
Когда ее ответы не были безнадежно равнодушными, они были загадочно головоломны.
Тем не менее, я продолжал задавать вопросы и она отвечала, как могла.
И иногда я чувствовал маленькую искорку понимания.
Но большая часть времени была потрачена на рассказывание историй.
У нас было так мало общего, что истории были всем, чем мы могли поделиться.
Вы можете подумать, что Фелуриан и я были неравны в этом отношении.
Она была старше неба, а мне еще не было семнадцати лет.
Но Фелуриан не была кладезем повествований, как вы могли бы подумать.
Сильная и умная?
Конечно.
Энергичная и прекрасная?
Совершенно верно.
Но дара повествования не было среди ее многочисленных достоинств.
Я, с другой стороны, был Эдема Руэ, а мы знаем все истории в мире.
Так что я рассказал ей “Дух и Девочка-гусыня”. Я рассказал ей “Тэм и лопата лудильщика”. Я рассказывал ей истории про лесорубов и дочерей вдовы и умных мальчиков сирот.
В обмен Фелуриан рассказала мне истории манилингов: “Рука на сердце Перл”, “Мальчик, который пробегал”. Фаэ имеют своих собственных легендарных персонажей: Мавин Человекоподобный, Алавин Многоликий.
Удивительно, но Фелуриан никогда не слышала о Таборлине Великом и Орене Велсайтере, но она знала кто такой Иллиен.
Это заставило меня гордиться тем, что один из Эдема Руэ получил место в историях Фаэ, которые они рассказывали друг другу.
Я не был слеп к том, что сама Фелуриан могла иметь информацию, которую я искал об Амир и Чандрианах.
Насколько приятнее было бы узнать правду от нее, а не пустив корни через бесконечные древние книги в пыльных библиотеках?
К сожалению, Фелуриан не была кладезем знаний, как я надеялся.
Она знала истории Амир, но им были тысячи лет.
Когда я спросил ее о последних Амир, спросив о церкви рыцарей и Сиридаэ, с их кровавыми татуировками, она просто рассмеялась.
- Никогда не было никаких людей амир, - сказала она, выбивая эту идею из рук.
- Те, о которых ты говоришь, похожи на детей, одевающих одежду своих родителей.
Хотя я мог ожидать иной реакции, узнав от Фелуриан это, особенно уныние.
Тем не менее было приятно узнать, что я был прав насчет Амир, существовавших задолго до того, как они стали рыцарями церкви Тейлин.
Затем, после того, как Амир оказались бесполезным делом, я старался направить ее в сторону Чандриан.
- Нет, - сказала она, глядя мне прямо в глаза, выпрямив спину.
- Я не буду говорить о семи. - Ее мягкий голос содержал в себе немелодичный каприз.
Не игривость.
Не место для обсуждений и переговоров.
Впервые со времени нашего первоначального конфликта я почувствовал ледяной страх, разворачивающийся во мне.
Она была настолько легкой и прекрасной, что это можно было так легко забыть, кем она действительно была.
Тем не менее я не мог позволить этой теме уйти так легко.
Это была, без преувеличения, единственная в жизни возможность.
Если Фелуриан можно было убедить, чтобы сказать мне хотя бы часть того, что она знала, я мог бы научиться тому, что в мире никто не мог знать.
Я обратил к ней свою самую очаровательной улыбкой и вдохнул, чтобы говорить, но прежде чем я смог произнести первое слово, Фелуриан наклонилась и поцеловала меня, полностью заполнив мой рот.
Ее губы были роскошными и теплыми.
Ее язык щекотал меня и она игриво укусила мою набухающую нижнюю губу.
Когда она вытащила его из моего рта, она оставила меня задыхаться с бьющимся сердцем.
Она посмотрела на меня, ее глаза были полными нежной сладости.
Она положила руку на мое лицо, погладив мою щеку так нежно, как цветок.
- Моя сладкая любовь, - сказала она.
- Если ты еще раз спросишь о семи в этом месте, я изгоню тебя из него.
Независимо от того спросишь ты твердо или нежно, честно или ложью, если ты спросишь, я высеку тебя силой отсюда, с бичом из ежевики и змей.
Я изгоню тебя от себя, окровавленного и плачущего и не остановлюсь, пока ты не умрешь или не сбежишь от Фаэ.
Она не отворачивалась от меня, когда говорила.
И хотя я не отворачивался и не видел их изменения, ее глаза были уже не мягкие с обожанием.
Они были темные, как грозовые облака и жесткие, словно лед.
- Я не шучу, - сказала она.
- Я клянусь в этом моим цветком и вечногуляющей луной.
Я клянусь солью и камнем и небом.
Я клянусь в этом пением и смехом и звуком моего собственного имени. - Она снова поцеловала меня, нежно прижав свои губы к моим.
- Я исполню свое слово.
Это был конец.
Я мог быть дураком, но я не такой уж и дурак.
Фелуриан была более чем готова говорить о Фаэ в своем отношении.
И многие из ее рассказов были о подробной капризной политике фаэнских дворов: Тэйн Маэль, Даэндан, двора Горси.
Эти истории были сложны для меня, чтобы следовать им, поскольку я ничего не знал об участвующих фракциях, не говоря уже о сетях альянсов, ложных друзей, раскрытых тайнах и давних обидах, которые связывали общество Фаэ вместе.
Это было осложнено тем, что Фелуриан считала само собой разумеющимся то, что я понимаю некоторые вещи.
Если бы я рассказывал вам историю, то не стал бы беспокоиться и отмечать, что большинство ростовщиков являются Кельдийцами или что не существует королевских семей, старше линии королевской семьи Модеган.
Кто не знает такие вещи?
Фелуриан опускала аналогичные детали из ее рассказов.
Кто не знает, например, что двор Горси вмешивался в Берентальтья между Мэйел и Изящным Домом?
Почему это так важно?
Ну конечно, потому что это привело бы членов Горси стать презираемыми другими на дневной стороне вещей.
И что такое Берентальтья?
Что-то вроде танца.
И почему этот танец так важен.
После нескольких таких вопросов, как эти, глаза Фелуриан сузились.
Я быстро понял, что лучше следовать дальше, тихо и путаясь, а не пытаться все разузнать о каждой детали и рискуя ее раздражать.
Тем не менее я узнавал детали из этих историй: тысячи небольших разрозненных фактов о Фаэ.
Названия дворов, старых сражений и заметных лиц.
Я узнал, что ты никогда не должен смотреть на одного из Тиана обоими глазами сразу, это считается страшным оскорблением или взять одного из Беладари.
Вы можете подумать, что эта тысяча фактов дала мне некоторое представление о Фаэ.
Что я как-то подогнал эти кусочки фактов вместе, как кусочки головоломки и обнаружил истинную форму вещей.
Тысяча фактов - это довольно много, в конце концов...
Но нет.
Тысяча кажется много, но здесь было больше звезд, чем на небе и для них не было сделано ни карт ни фресок.
Все, что я знал наверняка, услышав истории Фелуриан, так это то, что я не имел ни малейшего желания заплутать даже в самом добром уголке фаэнского двора.
С моей удачей я бы свистнул во время прогулки под ивой и тем самым оскорбил парикмахера Бога или кого-нибудь в этом роде.
Вот одна вещь, которую я узнал из всех этих историй: Фаэ не похожи на нас.
Это очень просто забыть, потому что многие из них выглядят, как мы.
Они говорят на нашем языке.
У них есть два глаза.
У них есть руки и рты принимают знакомые формы, когда они улыбаются.
Но все это только кажется.
Мы не такие же.
Я слышал, как люди говорили, что люди и Фаэ такие же разные, как собаки и волки.
Хотя это простая аналогия, она далека от истины.
Волки и собаки отличаются только незначительным оттенком крови.
И те и другие воют по ночам.
Или кусают, когда их бьют.
Нет. Наш народ и их народ различаются, как вода и спирт.
На первый взгляд они выглядят одинаково.
Обе жидкости.
Обе прозрачны.
Обе мокрые перед изменением.
Но одна сгорит, а другая нет.
Это не имеет ничего общего с темпераментом и сроками жизни.
Эти две сущности ведут себя иначе, потому что они глубоко, принципиально не те же самые.
Тоже самое и с людьми и с Фаэ.
Мы забываем об этом на свой страх и риск.
Я, пожалуй, должен объяснить некоторые особенности Фаэ.
На первый взгляд лесная полянка Фелуриан не казалась особенно странной.
С большинства сторон она напоминала древний, нетронутый кусок леса.
Если бы не незнакомые звезды на небе, я бы возможно, подозревал, что нахожусь в изолированной части Элда.
Но были и различия.
С тех пор, как я покинул своих товарищей наемников, я спал возможно десятки раз.
Несмотря на это, небо над павильоном Фелуриан оставалось сине-фиолетовым в летних сумерках и не проявляло никаких признаков изменения.
У меня было только грубейшее представление относительно того, сколько времени я провел в Фаэ.
Более того, я понятия не имел, сколько времени потребуется для прохождения в мир смертных.
Истории полны мальчиков, которые засыпали в круги фейри, только пробуждались стариками.
Молодые девушки бродили по лесу, а возвращались годы спустя, выглядя не старше, утверждая, что бродили всего несколько минут.
Из того, что я знал, могли пройти годы, когда я спал в руках Фелуриан.
Я мог вернуться и обнаружить, что прошли века или не потерять времени вовсе.
Я предпринимал все усилия, чтобы не думать об этом.
Только дурак будет беспокоиться о том, что он не может контролировать.
Другое отличие в области Фаэ было более тонким и его трудно объяснить...
В Медике я проводил немало времени рядом с бессознательными пациентами.
Я упоминаю об этом, чтобы указать: есть большая разница между тем, находиться в комнате, когда она пуста и находиться там, когда в ней кто-то спит.
Спящие люди присутствуют в комнате.
Они знают о вас, даже если это тусклое, неясное осознание.
Это то, на что был похож Фаэ.
Это была такая странная нематериальная вещь, что я не замечал ее в течении длительного времени.
Затем, когда я осознал это, у меня ушло намного больше времени, чтобы поставить мой палец туда, где разница была.
Это чувствовалось, как будто я переехал из пустой комнаты в комнату, где кто-то спал.
За исключением конечно того, что там никого не было.
Как будто все, что вокруг меня было глубоко спит: деревья, камни, рябистый поток, который который расширялся в бассейне Фелуриан.
Все эти вещи чувствовались более твердыми, более настоящими, чем я привыке, как если бы они чуть-чуть знали обо мне.
***
Думать о том, чтобы я покинул Фаэ живым и неповрежденным было незнакомо для Фелуриан и я мог сказать, что это беспокоило ее.
Часто, во время не связанных с тем разговоров, она изменяла его направление и заставляла меня обещать, обещать, что я вернусь к ней.
Я успокаивал ее, как мог, но есть ограниченное число способов, которыми вы можете сказать то же самое.
После около трех десятков раз, когда я говорил ей: - Я сделаю все возможное, чтобы быть в безопасности, чтобы иметь возможность вернуться к тебе.
Я увидел, как ее лицо менялось - вначале тревожное, затем мрачное, затем задумчивое.
На мгновение я задумался, что она в конце концов решила держать меня в качестве смертного домашнего животного и я начал ругать себя, что не сбежал из Фаэ, когда была возможность...
Но прежде, чем я начал искренне беспокоиться, Фелуриан склонила голову набок и казалось сменила тему разговора: - Может быть, мой сладкий, пламя, как покрывало?
как плащ?
- У меня есть один, - сказал я, указывая на свое имущество, которые валялись на краю павильона.
Только тогда я заметил, что излохмаченного старого плаща лудильщика там не было.
Я видел свою одежду, сапоги и мою дорожную сумку, все еще набитую шкатулкой Маера.
Но моего плаща и меча уже не было.
Тот факт, что я не заметил их отсутствия, не удивителен, поскольку я не удосужился одеться с тех пор, как проснулся рядом с Фелуриан.
Она медленно меня оглядела, в ее лице было желание.
Ее глаза задержались на моих коленях, предплечьях и на плечах.
И только когда она взяла меня за плечо и повернула к себе спиной, я понял, что она смотрела мои шрамы.
Фелуриан взяла меня за руку и проследила бледные линии, которые проходили по моему предплечью.
- Ты не очень хорошо хранил свою безопасность, мой Квоут.
Я немного обиделся, тем более, что в том, что она сказала, было намного больше правды.
- Я достаточно хорош, - сказал я натянуто.
- Учитывая проблемы, которые я нахожу.
Фелуриан перевернула мою руку и пристально осмотрела мою ладонь и пальцы.
- Ты не боец, - размышляла она тихо сама с собой.
- У тебя нет укусов от железа.
Ты милая птичка, которая не может летать.
Нет лука.
Нет ножа.
Нет кольчуги.
Ее рука двигалась к моей ноге, задумчиво пробегая вдоль мозолей и шрамов от моих лет на улицах Тарбеана.
- Ты скиталец.
Ты нашел меня в чаще и ночью.
Ты глубоко знающий.
И смелый.
И юный.
И неприятности находят тебя.
Она посмотрела на меня, ее лицо было сосредоточено.
- Хочет ли мой милый поэт иметь шаед?
- Что?
Она сделала паузу, подбирая слово.
- Тень.
Я улыбнулся.
- У меня уже есть одна. - Затем я проверил, чтобы убедиться.
Я был в Фаэ в конце концов.
Фелуриан нахмурилась и покачала головой, сетуя на мое непонимание.
- Другому я дала бы щит , защищающий от опасностей.
Другому я подарила бы янтарные волшебные ножны или создала корону, чтобы люди могли смотреть на тебя с любовью.
Она торжественно покачала головой.
- Но это не для тебя.
Ты ночной путник.
Следуешь за луной.
Ты должен быть защищен от железа, холода и и злобы.
Ты должен быть спокоен.
Ты должен быть легким.
Ты должен двигаться мягко в ночное время.
Ты должен быть быстрым и не бояться. - Она кивнула себе.
- Это значит, что я должна сделать тебе шаед.
Она встала и пошла в сторону леса.
- Пошли. - сказала она.
У Фелуриан был способ обращаться с просьбами, которые быстро вызывали привыкание.
Я обнаружил, что если не закалялся, чтобы сопротивляться, то обнаруживал себя, автоматически выполняющим то, о чем она меня просила.
Она не то чтобы говорила властно.
Ее голос был слишком мягким и не резким, чтобы обладать весом команды.
Она не требовала или задабривала.
Когда она говорила, это само по себе было фактом.
Как будто она не могла представить себе мир, в котором вы не исполняете ее команды.
Из-за этого, когда Фелуриан велела мне следовать за ней, я вскочил, как марионетка, вытащенная ею на ниточках.
Вскоре я обивался рядом с ней, глубоко в тени заката древнего леса, гол как сокол.
Я собирался вернуться, чтобы забрать свою одежду, но затем решил последовать совету, который дал мне отец, когда я был молод.
- Все едят различные части свиньи. - говорил он.
- Если ты хочешь приспособиться, делай то же самое. - Разные места, разные декорации.
Поэтому я следовал, голый и неподготовленный.
Фелуриан пробивалась в хорошем темпе, а мох глушил звук наших босых ног.
Пока мы шли лесом, потемнело.
Сначала я думал, что это просто ветки деревьев выгибались над нашими головами.
Затем я понял истину.
Сумеречное небо над нами медленно перерастало в темное.
В конце концов последний намек на фиолетовый ушел, оставив небо абсолютно черного бархата, испещренное незнакомыми звездами.
Фелуриан продолжала идти, я мог видеть ее бледную кожу при свете звезд и фоне деревьев, но не более того.
Считая себя умным, я создал симпатическую связь для света и держал руку над головой, как факел.
Я более, чем всегда гордился этим, поскольку движение со связанным светом довольно сложно без куска металла для использования в качестве фокуса.
Свет увеличился и на минуту я увидел отблески того, что нас окружало.
Темные стволы деревьев возвышались, как массивные столбы, насколько мог видеть глаз.
Здесь не было ни низко висящих веток, ни подлеска, ни травы.
Только мох под ногами и арки темных ветвей над головой.
Это напомнило мне огромный пустой собор, закутанный в закопченный бархат.
- Сиар налиас! - Фелуриан хлопнула.
Понимая ее тон, если не слова, я разорвал связь и позволил тьме обратно сомкнуться над нами.
Мгновеньем спустя Фелуриан прыгнула на меня и повалила на землю, ее гибкое обнаженное тело прижалось ко мне.
Это было не так редко, но на этот раз опыт был не совсем эротическим, поскольку сзади по голове меня ударило колено выступающего корня.
Из-за этого я был наполовину оглушен и на девять десятых слепой, когда земля дрогнула под нами.
Что-то огромное и почти идеально тихое перемешало воздух над нами и чуть в стороне от того места, где мы лежали.
Распростертое поверх, с ногами по обе стороны меня, тело Фелуриан было столь же тугим, как струна арфы.
Мышцы бедра были напряжены и дрожали.
Ее длинные волосы ниспадали на нас, как шелковый щит.
Ее груди прижимали мою грудь, когда она потихоньку немного вздохнула.
Ее тело подрагивало в ритме ее стремительно бьющегося сердца и я почувствовал движение ее рта возле ямки под моим горлом, где она отдыхала.
Фелуриан шептала нежные, не резкие слова.
Я чувствовал, как они давят на мою кожу, отправляя молчаливую рябь в воздухе, как брошенный камень создает круги на поверхности пруда.
Мягкий звук двигался над нами, как будто кто-то складывал огромный кусок бархата вокруг кусков битого стекла.
Говоря так, я понимаю, что это не имеет смысла, но все равно, это лучший способ описать тот звук.
Это был мягкий полуслышимый звук преднамеренных движений.
Я не могу сказать вам, почему это заставило меня думать о чем-то страшном и резком, но так и было.
Мой лоб покалывало от пота и я был полон внезапной строгости и затаил дыхание от страха.
Фелуриан застыла совершенно неподвижно, как будто она собиралась поразить оленя или была кошкой, которая собиралась наброситься.
Тихонько она вздохнула, а затем сказала второе слово.
Ее дыхание горячо щекотало мое горло и на половину слышимом слове мое тело задрожало, как будто я сильно ударил по барабанной перепонке.
Фелуриан в незначительной степени повернула голову, как бы напряженно прислушиваясь.
Это движение медленно перенесло тысячи нитей ее распущенных волос на левую половину моего обнаженного тела, покрывая меня гусиной кожей.
Даже во власти моего безымянного ужаса, я задрожал и сделал мягкий непроизвольный вздох.
Воздух перемешался прямо над нами.
Острые ногти левой руки Фелуриан вонзились в мышцы плеча.
Она двинула бедрами и ее обнаженное тело медленно скользнуло вверх вдоль моего до того момента, пока ее лицо не оказалось напротив моего собственного.
Ее язык мелькнул напротив моих губ и я, даже не думая наклонять голову, потянулся за поцелуем.
Ее рот встретил мой и она долго и медленно вдыхала, вытянув из меня весь воздух.
Я почувствовал, как в моей голове посветлело.
Затем, по прежнему плотно прилегая губами ко мне, Фелуриан сильно выдохнула свое дыхание в меня, наполняя легкие.
Это было мягче, чем тишина.
Вкус жимолости.
Земля дрожала подо мной, но все было на месте.
На бесконечный момент мое сердце перестало биться в груди.
Тонкое напряжение покинуло воздух над нами.
Фелуриан убрала свой рот от моего и мое сердце застучало снова, внезапно и трудно.
Второй удар.
Третий.
Я вздохнул глубже, судорожным вздохом.
Только тогда Фелуриан расслабилась.
Она лежала на мне, свободная и податливая, ее обнаженное тело стекало по мне, как вода.
Ее голова угнездилась на изгибе моей шеи и она издала сладкий, довольный вздох.
Томный момент прошел и затем она рассмеялась и ее тело затряслось от него.
Он был диким и радостным, как будто она только что разыграла свою самую удивительную шутку.
Она села и яростно поцеловала мой рот прежде чем прищемить мне ухо, вставая с меня и потянув за ноги.
Я открыл рот.
Потом закрыл его, решив, что это не самое подходящее время для вопросов.
Половина, кажущаяся умной, в нужное время держит рот на замке.
Так что мы продолжали находиться во тьме.
В конце концов мои глаза привыкли к темноте и сквозь верхние ветки я смог увидеть различные узоры звезд, ярче, чем в небе смертных.
Их света было едва достаточно, чтобы давать представление о земле и окружающих деревьях.
Стройный вид Фелуриан был серебряной тенью в темноте.
Мы продолжали идти, а деревья становились все выше и толще, понемногу закрывая свет бледнеющих звезд.
Затем стало по-настоящему темно.
Фелуриан была немногим больше, чем кусочком бледной тьмы впереди меня.
Она остановилась прежде, чем я полностью потерял ее из виду и приставила руки вокруг рта, как будто собиралась закричать.
Я съежился при мысли, что громкий шум вторгнется в теплую тишину этого места.
Но вместо крика ничего не произошло.
Нет. Не ничего.
Это было похоже на низкое медленное мурлыканье.
Не так громко и грубо, как мурлыканье кошки.
Это было ближе к звуку, который делает снегопад, приглушенная тишина, которая практически создает меньше шума, чем отсутствие шума вообще.
Фелуриан делала так несколько раз.
Затем она взяла меня за руку и повела дальше во тьму, где она повторила странный не слышимый шум.
После того, как она сделал это в третий раз, было уже так темно, что я уже не мог видеть ее малейших очертаний.
После окончательной паузы, Фелуриан подошла ближе ко мне в темноте, прижимаясь телом.
Она подарила мне долгий и тщательный поцелуй, что я уже рассчитывал принять более активное участие, когда она вырвалась и тихо проговорила на ухо.
- Тихо. - выдохнула она.
- Они идут.
В течении нескольких минут я напрягал глаза и уши, но безрезультатно.
Затем я увидел в отдалении что-то светящееся.
Это быстро исчезло и я подумал, что мои изголодавшиеся по свету глаза сыграли со мной шутку.
И увидел другое мерцание.
И еще два.
Десять.
Сотня бледных огней танцевали к нам сквозь деревья, слабые, как гнилушки.
Я слышал о дурном огне раньше, но не видел.
А если учесть, что мы были в Фаэ, то я сомневался, что это было столь обыденным делом.
Я думал о сотне сказок и удивленно спрашивал себя, какое из этих существ могло нести ответственность за эти тусклые, безумно танцующие огоньки?
Том-Искорка?
Худышка-Вил?
Деннерлинги, с фонарями, полными трупного света?
Затем все они были вокруг нас, поражая меня.
Свет был меньше, чем я думал и ближе.
Я услышал приглушенный звук снегопада, на этот раз от всех вокруг меня.
Я все еще не мог понять, чем они могут быть, пока один из них не провел легко по моей руке, как перышком.
Они были, как какие-то мотыльки.
Бабочки с люминесцентными пятнышками на крыльях.
Они светились бледным, серебристым светом, слишком слабым, чтобы осветить все вокруг них.
Но сотни из них, танцевавших между стволами деревьев показывали контуры нашего окружения.
Некоторые из них горели на деревьях или на земле.
Несколько приземлились на Фелуриан и хотя я все еще не мог увидеть больше, чем несколько сантиметров ее бледной кожи, я мог использовать их свет, чтобы следовать за ней.
После этого мы долго шли, Фелуриан вела между стволов огромных вековых деревьев.
Потом я почувствовал мягкую траву под моими босыми ногами вместо мха, потом был мягкий грунт, как если бы мы пересекали свежевспаханное фермерское поле.
Какое-то время мы следовали изогнутому пути, выложенному каменными плитами, который привел нас к арке высокого моста.
Все это время мотыльки следовали за нами, давая мне только тусклое впечатление от нашего окружения.
В конце концов Фелуриан остановилась.
К этому времени темнота была настолько густой, что я почти чувствовал ее, как теплое одеяло вокруг меня.
Я мог сказать по звуку ветра в деревьях и по движениям мотыльков, что мы стояли на открытом пространстве.
Над нами не было звезд.
Если мы были на поляне, то деревья должны быть огромными, чтобы их ветки перекрывали их.
Но все, что я знал, что мы легко могли быть глубоко под землей.
Или, возможно, небо было черным и пустым в этой части Фаэ.
Это были странные тревожащие мысли.
Тонкое чувство спящей настороженности было здесь сильнее.
Если остальная часть Фаэ чувствовалась, как спящая, в этом месте чувствовалось, что оно как будто взбаламутилось полминуты назад и зависло на грани пробуждения.
Это сбивало с толку.
Фелуриан мягко прижала ладонь к моей груди и приложила палец к моим губам.
Я смотрел, как она отходит от меня, напевая маленький отрывок из песни, которую я написал для нее.
Но даже эта маленькая лесть не могла отвлечь меня от того, что я был в центре Фаэ, слепой, совершенно голый и без малейшего представления о происходящем.
Горстка мотыльков приземлилась на Фелуриан, присаживаясь на ее запястья, лодыжки, плечи и бедра.
Взгляд на них давал мне смутное представление о ее движениях.
Если бы мне пришлось угадывать, я сказал бы, что она собирает что-то из-под деревьев, кустов или камней.
Теплый ветер вздохнул через поляну и я почувствовал странное утешение, как будто мне погладили голую кожу.
Примерно через десять минут Фелуриан вернулась и поцеловала меня.
Она держала на руках что-то теплое и мягкое.
Мы пошли обратно, откуда пришли.
Мотыльки постепенно потеряли к нам интерес, оставляя нам все меньше и меньше впечатлений от нашего окружения.
Прошло, казалось бы бесконечное количество времени, когда я увидел свет, просачивающийся через промежутки между деревьев впереди.
Только слабый свет звезд, но в тот момент он казался ярким, как занавес из горящих алмазов.
Я начал идти через них, но Фелуриан взяла меня за руку, чтобы остановить.
Ни говоря ни слова, она усадила меня там, где были первые слабые лучи света звезд прорывались между деревьев, чтобы коснуться земли.
Она осторожно встала между лучами света звезд, избегая их, как будто они могли сжечь ее.
Когда она стояла посреди них, она опустилась на землю и села, скрестив ноги, лицом ко мне.
Она держала все, что она собрала, у себя на коленях, но кроме того, что это было бесформенным и темным, я не мог сказать о нем ничего.
Затем Фелуриан протянула руку, схватила один из тонких лучиков света звезд и потянула его в сторону темного силуэта на коленях.
Я мог быть более удивлен, если бы манеры Фелуриан не были столь беспечными.
В тусклом свете я увидел, как ее руки делают знакомые движения.
Через секунду она подошла снова, почти рассеянно, и схватила другую узкую прядь звездного света между ее большим и указательным пальцами.
Она вытянула ее так же легко, как и первую и манипулировала с ней таким же образом.
Снова движение показалось мне знакомым, но я не мог бы указать пальцем, что именно.
Фелуриан начала тихонько напевать себе, когда взяла следующий луч света звезд, блеснув вещью неизвестной величины.
Форма у нее на коленях выглядела, как густая, темная ткань.
Увидев это, я понял, что она напомнила мне: мой отец шил.
Шила ли она светом звезд?
Шитье светом звезд.
Понимание наполнило меня.
Шаед означало тени.
Она как-то принесла охапку теней и шила их с помощью звездного света.
Шила мне плащ из тени.
Звучит абсурдно?
Его делали для меня.
Но, независимо от моего невежественного мнения, Фелуриан схватила другую прядь звездного света и подвела ее к коленям.
Я отбросил сомнения в сторону.
Только дурак не верит в то, что видит собственными глазами.
Кроме того, звезды надо мной были яркими и странными.
Я сидел рядом с существом из сказок.
Она была молодой и красивой на протяжении тысячи лет.
Она могла остановить мое сердце поцелуем и разговаривать с бабочками.
Собирался ли я сейчас придираться?
Через некоторое время я подошел поближе, чтобы посмотреть более внимательно.
Она улыбнулась, когда я сел рядом с ней, поддержав меня поспешным поцелуем.
Я спросил пару вопросов, но ее ответы либо не имели смысла либо были бесконечно беспечны.
Она не знала во-первых о законах симпатии, сигалдри или Алар.
Она просто не думала, что было что-то странное в том, что она сидела в лесу, держа охапку теней.
Сначала я обиделся, затем страшно завидовал.
Я вспомнил, как нашел имя ветра в ее павильоне.
Это чувствовалось, как будто я действительно проснулся впервые, истинное знание работало, как лед в моей крови.
Моя память развеселила меня на мгновение, а затем оставила с порванной струной потери.
Мой спящий разум снова впал в спячку.
Я обратил свое внимание на Фелуриан и попытался понять.
В скором времени Фелуриан встала одним текучим движением и помогла мне встать на ноги.
Она счастливо напевала, взяла меня за руку и мы пошли обратно, откуда пришли, болтая о пустяках.
Она держала темную ткань шаеда, легко свернутую под мышкой.
Тогда, когда первый слабый намек на сумерки начал прикасаться к небу, она повесила его незаметно в ветвях соседнего дерева.
– Порой медленное обольщение, это единственный путь, - сказала она.
– Нежные тени боятся пламени свечей.
Как же твой молодой шаед может не чувствовать того же самого?
После нашей тене-сборной экспедиции, я задал более подробные вопросы о магии Фелуриан.
Большинство ее ответов по прежнему были безнадержно расплывчаты.
Как ты собираешь тени?
Она делала жест одной рукой, как будто тянется за фруктом.
Именно так, по видимому.
Другие ответы были почти непонятными, наполненные словами Фаэ, которые я не понимал.
Когда она попыталась объяснить эти термины, наши разговоры становились безнадежными риторическими столкновениями.
Временами я чувствовал, что нашел себе тихую, более привлекательную версию Элодина.
Тем не менее, я узнал несколько отрывков.
То, что она делала с тенями называлось граммари.
Когда я спросил о его значении, она ответила, что это «искусство создания настоящих вещей». Оно отличалось от гламури, которое означало «искусство создания кажущихся вещей».
Я также узнал, что в Фаэ нет обычного понятия направлений.
Ваш трехкомпонентный компас будет бесполезен, так как олова там нет.
Севера не существует.
И когда небо в бесконечных сумерках, вы не сможете наблюдать, как солнце восходит на востоке.
Но если вы внимательно посмотрите на небо, то увидите, что один оттенок части горизонта будет ярче, а в противоположном направлении чуть темнее.
Если вы направитесь к яркому горизонту, то он в конце концов станет днем.
Другой путь ведет в темную ночь.
Если вы будете идти в одном направлении достаточно долго, вы в конечном итоге проведете целый «день», оставаясь в конечном счете там же, откуда начали.
Это теория, во всяком случае.
Фелуриан описала эти две точки компаса Фаэ, как День и Ночь.
Две других точки она называла в разное время, как Тьма и Свет, Лето и Зима, Вперед и Назад.
Однажды она назвала их Гримаса и Улыбка, но что-то в том тоне, которым она произнесла это, заставило меня начать подозревать, что это была шутка.
***
У меня хорошая память.
Это пожалуй внесло наибольший вклад в то, что я собой сейчас представляю.
Это талант, от которого зависят многие из моих навыков.
Я могу только догадываться, как я пришел к такой памяти.
Мои ранние этапы подготовки может быть.
Игры моих родителей, чтобы помочь мне вспомнить мои реплики.
Возможно, это были умственные упражнения, которым Абенти научил меня, чтобы подготовить для Университета.
Откуда бы это не было, моя память всегда служила мне хорошо.
Иногда она работала намного лучше, чем я хотел.
Тем не менее, память у меня странно обрывочна, когда я пытаюсь вспомнить время проведенное в Фаэ.
Мои беседы с Фелуриан ясны, как стекло.
Ее уроки так же могут быть записаны на моей коже.
Ее вид.
Вкус ее рта.
Все они свежи, как вчера.
Но другие вещи я не могу вспомнить вообще.
Например я помню Фелуриан в пурпурных сумерках.
Это пятнало ее через деревья, делая ее внешний вид, как будто она была под водой.
Я помню ее в мерцающих свечах, в дразнящих тенях она скрывала больше, чем было выявлено.
И я помню ее в полном богатом янтарном свете лампы.
Она нежится в нем, как кошка, ее кожа теплая, светлая.
Но я не помню ламп.
Или свечей.
Обычно много суеты, когда имеешь дело с такими вещами, но я не могу вспомнить ни одного момента, чтобы обрезали фитиль, или вычищали сажу из стеклянного абажура лампы.
Я не помню запаха нефти, дыма или воска.
Я помню еду.
Фрукты, хлеб и мед.
Фелуриан ела цветы.
Свежие орхидеи.
Дикие Триллиумы.
Пышные селас.
Я пробовал некоторые сам.
Фиалки были моими любимыми.
Я не имею в виду, что она ела только цветочки.
Она любила хлеб с маслом и медом.
Особенно ей нравилась ежевика.
И было также мясо.
Не с каждым приемом пищи, но иногда.
Дикая оленина.
Фазан.
Медведь.
Фелуриан ела его настолько недожаренным, что оно было почти сырым.
Она была разборчивым едоком.
Не чопорной или придворной.
Мы ели руками и зубами и потом, если мы были липкие от меда или жира и крови медведя, то мылись в близлежащем водоеме.
Я вижу ее даже сейчас - голую, смеющуюся, кровь стекает по ее подбородку.
Она была царственная, как королева.
Нетерпеливая, как ребенок.
Гордая, как кошка.
И не была ни одной из них.
Ничего подобного им.
Ни в коем случае, даже немного.
Моя точка зрения такова: я помню нашу еду.
Но что я не могу вспомнить - откуда она взялась.
Кто-то принес ее?
Или она собирала ее сама?
Я никак не мог вытащить из своего разума воспоминания из моей жизни.
Мысль о слугах, вторгавшихся в личную жизнь на ее сумеречной поляне кажется невозможной для меня, так же как и мысль о Фелуриан выпекающей свой хлеб.
Оленей, с другой стороны, я могу понять.
Я не имел ни малейшего сомнения, что она могла нагнать их на земле и убить одними руками, если бы захотела.
Или я мог представить зачарованного оленя, углубляющегося в тишину ее сумеречной поляны.
Я могу представить сидящую Фелуриан, терпеливую и спокойную, ожидающую, пока он не подойдет достаточно близко, чтобы коснуться...
Мы с Фелуриан спускались к водоему, когда я заметил легкие изменения в окружающем нас свете.
Подняв глаза, я с удивлением увидел тонкий лик луны, проглядывающий на нас сквозь кроны деревьев.
Даже при том, что это был лишь тонкий полумесяц, я признал, что это была та луна, которую я знал всю свою жизнь.
Увидеть его в этом удивительном месте было, как встретить старого друга вдалеке от дома.
- Смотри, - сказал я, показывая на небо.
– Луна!
Фелуриан снисходительно улыбнулась.
– Ты мой драгоценный новорожденный ягненок,
смотри!
Там плавает облако!
Амойен!
Танцуй от радости! – Рассмеялась она.
Я залился краской.
– Просто я не видел ее… - я замолчал, не в состоянии подобрать подходящее слово.
– Долгое время.
Кроме того, у вас есть несколько разных созвездий.
И я подумал, что возможно и луна будет другая.
Фелуриан мягко провела рукой по моим волосам.
- Глупый, есть только одна луна.
И мы ждали ее.
Она поможет нам очистить твой шаед. - Она скользнула в воду, блестящая, словно выдра.
Появившиеся над водой, ее волосы были подобны чернилам растекшимся по плечам.
Я сидел у края водоема на камне и болтал ногами.
Вода была теплой, как в купальне.
– Как луна может быть на небе, если это небо – другое?
- Тут лишь один ее тонкий проблеск, - сказала Фелуриан.
– По большей части она сейчас находится в мире смертных.
- А сейчас? - спросил я.
Фелуриан прекратила плавать из стороны в сторону и перевернулась на спину, рассматривая небо.
– О луна, - сказала она несчастно,
- я умираю ради поцелуев,
зачем ты подарила мне полуночника, когда я желала человека?Она вздохнула, затем тихо прокричала в ночь: - Почему?
Почему?
Почему?
Я скользнул в воду, пускай не так пластично, как выдра, но несомненно лучше целующийся.
Чуть позже мы лежим на отмели на широком камне, обточенном водой.
- Спасибо тебе луна, - шепчет Фелуриан, удовлетворенно глядя в небо.
- За этого сильного и красивого манилинга.
В водоеме плавали яркие рыбы.
Не больше вашей руки, каждая с полосой или пятном яркого цвета.
Я наблюдал, как они осторожно появляются из укрытий, в которые их загнала недавняя буря.
Они были оранжевыми как пылающие угли, желтыми как лютики, синими как полуденное небо.
Фелуриан снова скользнула в воду, схватив меня за ногу.
– Ближе, мой целующийся полуночник,
ближе и я покажу тебе как движется луна.
Я двигался за ней в бассейн, пока мы не зашли в воду по плечо.
Рыбы с любопытством приблизились к нам, а самые храбрые подплыли так быстро, что начали сновать между нами.
Их свет показывал скрытый силуэт Фелуриан под водой.
Не смотря на то, что я в подробностях изучил ее наготу, я оказался внезапно очарован предоставленным зрелищем.
Рыбы подплывали все ближе.
Одна легко коснулась меня и я ощутил слабый щипок напротив ребер.
Я подскочил, хотя ее легкий укус был мягок, как прикосновение пальца.
Я смотрел, как множество рыб кружат вокруг нас, изредка покусывая.
- Даже рыбы наслаждаются целуя тебя, - сказала Фелуриан подходя ближе и прижимая свое влажное тело к моему.
- Я думаю, что им нравится соль на моей коже. - сказал я , глядя вниз на них.
Она раздраженно оттолкнула меня.
– Может этим кусакам нравится вкус полуночника.
Прежде чем я смог придумать подходящий ответ, она с серьезным выражением лица опустила свою руку в воду между нами.
- Есть только одна луна, - сказала Фелуриан,
- она перемещается между вашим смертным небом, и моим. Она прижала свою ладонь к моей груди, затем убрала руку, коснувшись своей.
– Она колеблется между ними,
вперед и назад. – Фелуриан нахмурилась, глядя на меня.
– Запомни мои слова.
- Да, - соврал я.
- Нет,
ты помнишь лишь о моих грудях.
Это была правда.
Они словно флиртовали с поверхностью воды.
– Они стоят того, чтобы смотреть, - сказал я.
– Не проявить к ним должного внимания было бы ужасным оскорблением.
- Я говорю о важных вещах.
О знаниях, который ты должен иметь, чтобы найти безопасный путь ко мне. – Она раздраженно вздохнула.
- Если я позволю тебе потрогать один, то ты уделишь внимание моим словам?
- Да.
Она взяла мою руку и подвела к чашечке своей груди.
– Сделай волны на лилии.
- Ты еще не показывала мне волны на лилии.
- Это оставим на потом. – Она погрузила свою вздрагивающую руку в воду между нами, затем мягко вздохнула, прикрыв глаза.
– Ах, - сказала она,
- Ох.
В конце концов, рыбы снова показались из своих укрытий.
- Мой чрезмерно отвлекающийся полуночник. - сказала Фелуриан без недоброжелательности.
Она нырнула ко дну водоема, затем возвратилась, держа в руке гладкий, округлый камень.
– Следи же за тем, что я скажу тебе.
Ты – смертный, я – фаэ.
- Вот луна, - сказала она, укладывая камень между нашими ладонями и скрещивая наши пальцы, чтобы удержать его.
– Она накрепко связывает ночь фаэ и ночь смертных.
Фелуриан шагнула веред и прижала камень к моей груди.
- Вот так движется луна, - сказала она, сжимая свои пальцы вокруг моих,
- когда я сейчас взгляну на небо, то не увижу ее тусклого света, который так люблю.
Вместо этого, словно распустившийся цветок, ее свет сияет в мире смертных.
Она шагнула назад, так что наши скрещенные руки распрямились.
Тогда она потянула камень к груди, увлекая меня за собой в воду.
– Теперь все ваши смертные девы вздыхают, ведь она засияла на вашем небе.
Я кивнул , догадавшись.
– Любима и фаэ и людьми,
наша луна та еще путешественница, да?
Фелуриан тряхнула головой,
- Не так.
- скиталица - да,
путешественница – нет.
Она движется, но не вольна идти куда захочет.
- Однажды я слышал историю, - сказал я,
- о человеке, который украл луну.
Лицо Фелуриан стало торжествующим.
Она расцепила наши пальцы и посмотрела вниз, на камень в своих руках.
- Это было бы концом всего. – Вздохнула она.
– Пока он не похитил луну оставалась какая-то надежда на мир.
Я был ошеломлен сухим тоном ее голоса.
- Что? – Спросил я ошеломленно.
- Кража луны, - она озадаченно повернула ко мне голову,
- ты сказал, что знаешь об этом.
- Я сказал, что слышал историю, - проговорил я.
– Но это была глупая сказка.
Не такая история, которая была на самом деле,
а та,
которую можно рассказать ребенку.
Она снова улыбнулась.
– Ты можешь называть их сказками.
Я знаю о них.
Они – мечты,
которые мы дарим нашим детям.
- Но луну действительно украли? – Спросил я.
– Это не было выдумкой?
Фелуриан нахмурилась.
– Это то, что я показывала тебе, - сказала она, сердито всплеснув руками.
Я сделал жест извинения Адем под водой, прежде чем осознал, что это было бессмысленно вдвойне.
– Я сожалею, - сказал я.
– Но если я не узнаю правду об этой истории, я погиб.
Пожалуйста, расскажи мне.
- Это старая и печальная история. – Она посмотрела на меня долгим взглядом,
- что ты согласен отдать взамен?
- Молчащего оленя. – Сказал я.
- Это такой подарок, который ты даришь скорее себе, чем мне, - сказала она лукаво.
– Что еще?
- Я так же сделаю тысячу рук, - сказал я, видя, как смягчилось выражение ее лица.
- И покажу кое-что новое, что придумал сам.
Я называю это колебание против ветра.
Она сложила руки на груди и отвела взгляд, демонстрируя полное безразличие.
- Возможно это кое-что новое для тебя,
я вероятнее всего знаю это под другим названием.
- Возможно.
– Но если ты не согласишься, то никогда этого не узнаешь.
- Очень хорошо, - сказала она вздохнув.
– Но это только потому, что ты действительно хорош в тысяче рук.
Взгляд Фелуриан на мгновение задержался на полумесяце, затем она начала говорить.
- Задолго до городов человека,
до людей,
прежде Фаэ,
были те, кто шел с открытыми глазами.
Они знали имена всех вещей. - Она сделала паузу и посмотрела на меня.
– Ты ведь знаешь, что это значит?
- Если ты знаешь имя вещи, то становишься ее хозяином, - ответил я.
- Нет, - сказала она, поразив меня глубиной упрека в своем голосе.
– Не хозяином.
Ты глубоко знаешь эту вещь, но ты ей не хозяин.
Плавать не значит быть хозяином воды,
съесть яблоко не значит стать его хозяином. Она проницательно взглянула на меня.
– Ты понимаешь?
Я не понимал.
Но так или иначе кивнул, так как не хотел расстраивать ее, или уводить в сторону историю.
- Как их называли раньше – именователи, без труда перемещались по всему миру.
Они знали имя лисы, знали имя зайца и знали различия между этими именами.
Она сделала глубокий вздох и не менее глубокий выдох.
- тогда пришли те, кто видел вещь и думали, как изменить ее.
Они думали как хозяева.
Они были создателями.
гордыми и мечтательными. - Она сделала примирительный жест.
- И сначала все было совсем не плохо.
Они делали удивительные вещи.- Ее лицо озарил свет воспоминаний, и она взволнованно схватила меня за руку.
- Однажды сидя на стене муреллы я ела фрукты с серебряного дерева.
Они сияли, и в темноте можно было увидеть рты и глаза тех кто их однажды попробовал!
- Мурелла была в Фаэ?
Фелуриан нахмурилась.
- Нет,
сказала она.
– Это было раньше.
Было только одно небо.
Одна луна.
Один мир, и в нем была Мурелла.
И фрукты.
И я сама, пробующая их, с глазами, светящимися в темноте.
- Как давно это было?
Она легко пожала плечами.
– Давно.
Очень давно.
Раньше, чем появилась любая книга историков, которую я видел, или о которой довелось услышать.
В архивах были копии историй Калаптериан обращенных на два тысячелетия назад, но даже они не содержали отголосков того, о чем сейчас говорила Фелуриан.
- Прости что перебил, - сказал я настолько вежливо насколько возможно и поклонился так низко, как мог, чтобы не оказаться полностью под водой.
Успокоившись, она продолжала, - фрукты были всего лишь началом,
первыми шагами ребенка.
со временем они становились все более смелыми, более храбрыми, дикими.
Старые именователи говорили – хватит, - но создатели отказались.
Они ссорились, дрались и ограничивали создателей.
Они приводили доводы, к чему это все может привести. – Ее глаза прояснились,
- но ах! – что за вещи они делали!
Это сказала женщина, соткавшая плащ из теней.
Я не мог и предположить такого, чему она могла бы поразиться.
– Что они делали?
Она широко повела рукой вокруг нас.
- Деревья? – спросил я в благоговении.
Она рассмеялась над тоном, которым я это произнес.
- Нет,
измерение Фаэ. – Она широко взмахнула рукой.
– Создана по их велению.
Самый сильный из них сшил его из куска ткани.
Место, которое они желали видеть как люди.
И в конце всей работы, каждый создатель вызвал звезду, чтобы заполнить это новое, но пустое небо.
Фелуриан улыбнулась мне.
- Тогда было два мира,
два неба,
два набора звезд. – Она подняла вверх гладкий камень.
Но, тем не менее была лишь одна луна
плавающая в уютном небе смертных.
Ее улыбка погасла.
– Но один создатель был сильнее, чем остальные,
создать звезду для него было недостаточно.
Он протянул свое желание через весь мир и вытащил луну из ее дома.
Подняв гладкий камень к небу Фелуриан тщательно прикрыла один глаз.
Она сделала жест, словно пытаясь вложить камень в рог полумесяца над нами, чтобы заполнить в нем пустоту.
- Это было слишком.
Старые именователи поняли, что создателей уже ничто не остановит. - Ее рука упала в воду.
– И кража луны привела к началу войны.
- Кто ее начал? – спросил я.
Ее рот изогнулся в крошечной улыбке.
Она прокричала: - Кто?
Кто?
- Были ли в то время суды фаэ? – мягко спросил я.
Фелуриан удивленно покачала головой.
– Нет,
как я сказала, это было до появления фаэ.
Первый и величайший из создателей
- Как его звали?
Она покачала головой.
– Нет, ни каких имен здесь.
Я не стану говорить о нем, хотя он давно закрыт за дверями из камня.
Прежде чем я успел задать еще один вопрос, Фелуриан взяла меня за руку и снова зажала камень между нашими ладонями.
- Этот создатель темного и изменчивого ока протянул руку через чистое, черное небо.
он затащил луну сюда, но не смог заставить ее остаться.
И теперь она плавает от неба фаэ к смертному небу.
Она посмотрела на меня серьезным взглядом, что вообще-то было редкой вещью на ее лице.
- Ты получил свою историю,
ты знаешь кто и когда.
Сейчас будет последний секрет.
Слушай внимательно мой полуночник. - Она снова подняла наши руки над поверхностью воды.
- Эта часть, которую тебе следует выслушать особенно внимательно.
Глаза Фелуриан казались черными в тусклом свете.
- Луна была обманута нашими мирами, как родителями, которые схватившись за ребенка, тащат его туда и сюда и ни один не готов отступить.
Она отшагнула назад и мы стояли так далеко друг от друга , как это позволял камень, который мы держали в наших руках.
- Когда она разорвана и половина в вашем небе, ты можешь видеть, как далеко мы находимся. Фелуриан сделала несколько взмахов свободной рукой по воде между нами.
- Независимо от того, как сильно мы хотим поцеловаться, пространство между нами не готово к этому.
Фелуриан подошла ближе и прижала камень к моей груди.
- Когда на вашем небе полная луна, то весь мир фаэ в напряжении,
она тянет нас так близко к вам, насколько возможно.
И оказаться тут ночью легче, чем пройти через дверь, или взойти на судно стоящее у берега. - Она улыбнулась мне. – Вот так, блуждая по дикому лесу ты и нашел Фелуриан, ребенок манилингов.
Мысль о мире фаэ, привлеченном полной луной вызывала беспокойство.
- И это верно для всех фаэ?
Она пожала плечами и кивнула.
- Имея желания и зная путь,
можно найти тысячу приоткрытых дверей между миром фаэ и твоим миром.
- Почему я никогда не слышал об этом?
Сложно было бы не заметить Фаэ, танцующую на траве мира смертных...
Она рассмеялась.
– Но это же происходит?
Мир огромен и широко время, но ты говорил, что слышал мою песню до того как увидел лунный свет в моих волосах.
Я нахмурился.
– Однако, мне кажется что должно быть больше следов тех, кто ходит между мирами.
Фелуриан пожала плечами.
- Большинство из Фаэ хитрый и неуловимый народ, которые шагают так же мягко, как дым из трубы.
Некоторые ходят среди вас в шаедах, зачарованные, как обремененные мешками мулы или носят платья, как у королевы. - Она окинула меня откровенным взглядом.
- Мы знаем достаточно, чтобы не быть увиденными.
Она снова взяла меня за руку.
- многие из тех, кто темнее и хотели бы использовать вас для своих забав.
Но что держит их от перехода границы залитой лунным светом?
Железо, огонь, отражение в зеркале.
Вяз и пепел и медные ножи, жены фермера с твердым сердцем, которые знают правила игры, мы играем и получаем за это хлеб, чтобы и дальше держаться в стороне.
Но самое главное, мои люди боятся потерять часть своей силы, ступив на вашу смертную землю.
- Мы больше проблема, чем ценность, - сказал я, улыбнувшись.
Фелуриан протянулась и дотронулась пальцем до моих губ.
- В то время как она полна, ты можешь смеяться, но знай, что есть и другая, темная половина. - Она отодвинулась на расстояние руки, заводя меня в воду по спирали.
- Умный смертный боится ночи без намека на сладостный лунный свет.
Она начала подтягивать мою руку к своей груди, волоча меня к себе как на леске через воду.
- В такую ночь, каждый твой шаг может поймать тебя в разбуженную темную луну, и втянуть невольно в Фаэ. - Она остановилась и поглядела на меня мрачным взглядом.
- Где у тебя не будет выбора, кроме как остаться.
Фелуриан сделала шаг назад в воду, дергая меня.
- И на такой незнакомой земле, как можно помочь смертному, кроме как позволить утонуть?
Я сделал еще один шаг к ней и ничего не нашел у себя под ногами.
Рука Фелуриан внезапно перестала сжимать мою и черная вода сомкнулась над моей головой.
Ослепленный и задыхающийся, я начал отчаянно биться, пытаясь найти дорогу обратно на поверхность.
После долгого, страшного момента, руки Фелуриан поймали меня и потащили на воздух, как будто я весил не больше, чем котенок.
Она подняла меня близко к своему лицу, ее темные глаза были жесткими и блестящими.
Когда она говорила, ее голос был спокоен.
- Я сделала это так, что ты не сможешь не услышать.
Мудрец смотрит в безлунную ночь со страхом.
Время шло. Фелуриан взяла меня на Светлую часть леса, старше и грандиознее, чем тот, что окружал ее поляну в сумерках.
Там мы поднялись на деревья, высокие и широкие, как горы.
На самой высокой ветви, вы могли почувствовать, как огромное дерево качается на ветру, словно корабль на вздыбившемся море.
Здесь, где не было ничего, кроме голубого неба вокруг нас и медленного движения деревьев под нами, Фелуриан научила меня плющу на дубе.
Я попытался научить Фелуриан так, чтобы обнаружить, что она уже знала его.
Она умело обыгрывала меня и мы играли в игру столь прекрасную, что Бредон прослезился бы, увидев ее.
Я научился немного языку Фаэ.
Совсем немного.
Безсистемно.
На самом деле, в интересах чести, я признаю, что я с треском провалился в своей попытке узнать язык Фаэ.
Фелуриан была менее терпеливым учителем, а язык - чрезвычайно сложным.
Моя неудача вышла за рамки простой некомпетентности с того момента, когда Фелуриан практически запретила мне пытаться говорить на нем в ее присутствии.
В целом, я заполучил несколько фраз и большую ложку смирения.
Полезные вещи.
Фелуриан научила меня нескольким песням Фаэ.
Их было труднее запомнить, чем песни смертных, их мелодии выскальзывали и скручивались.
Когда я пытался их играть на моей лютне, струны странно чувствовались под моими пальцами, заставляя терять время и заикаться, как будто я был деревенским мальчиком, никогда прежде не державшим лютню.
Я выучил наизусть их песни, без малейшего подозрения, что могут значить их слова.
Несмотря на это, мы продолжали работать над моим шаедом.
Скорее, Фелуриан работала над ним.
Я задавал вопросы, смотрел и пытался избежать чувства, что я, как любопытный ребенок, путающийся под ногами на кухне.
Когда нам становилось все более комфортно друг с другом, мои вопросы стали более настойчивыми...
- Но как? - спросил я в десятый раз.
- Свет не имеет никакого веса, никакого вещества.
Он ведет себя, как волна.
Ты не должна иметь возможности прикоснуться к ней.
Фелуриан продолжала работать со звездами и лунным светом, сплетая шаед.
Она не смотрела на результаты своей работы, когда отвечала на мой вопрос: - Столько мыслей, мой Квоут.
Ты знаешь слишком много, чтобы быть счастливым.
Это прозвучало как-то неудобно, как будто это сказал Элодин.
Я попытался уйти в сторону:
- Ты не должна быть в состоянии...
Она толкнула меня локтем и я увидел, что обе ее руки были заняты.
- Милый огонек, - сказала она, - подтяни его ко мне. Она кивнула на лунный луч, который пронзал деревья над нами и касался земли рядом со мной.
Ее голос нес знакомый, тонкий тон команды и я не размышляя схватил лунный луч, как будто висящую лозу.
На секунду я почувствовал у своих пальцев нечто холодное и эфемерное.
Пораженный, я замер и вдруг это оказался снова обычный лунный луч.
Я несколько раз безрезультатно провел сквозь него рукой.
Улыбаясь, Фелуриан протянула руку и взялась за него, как будто это была самая обычная вещь в мире.
Она коснулась моей щеки свободной рукой и вернула свое внимание на колени, где работала нитями лунного света в складках тени.
После того, как Фелуриан дала мне понять, что у меня есть способности, я принял более активное участие в создании моего шаеда.
Фелуриан казалась довольной моими успехами, но я был разочарован.
Здесь не нужно было следовать определенным правилам, не было фактов, чтобы их запоминать.
Из-за этого моя находчивость и актерская память были малопригодны для меня и мои успехи казались ужасающе медленными.
В конце концов я смог прикоснуться своего шаеда, не боясь повредить его и смог изменять его форму по собственному желанию.
После некоторой практики я смог превратить его из короткого плаща в траурный плащ с полным капюшоном или нечто среднее.
Тем не менее, было бы несправедливым для меня претендовать хотя бы на волос участия в его создании.
Фелуриан была той, кем собирались тени, ткался он с помощью луны, огня и дневного света.
Моим основным вкладом было предложение, что он должен иметь множество мелких карманов.
После того, как мы взяли шаед в дневной свет, я подумал, что наша работа закончена.
Мои подозрения, казалось, подтвердились, когда мы продолжительное время плавали, пели и другим образом наслаждались обществом друг друга.
Но Фелуриан избегала темы шаеда каждый раз, когда я поднимал ее.
Я не возражал, так как ее увертки на эту тему всегда были восхитительными.
Из-за этого у меня сложилось впечатление, что какая-то его часть осталась не завершенной.
Однажды мы проснулись в объятиях и возможно, потратили час на поцелуи, чтобы пробудить наши аппетиты, а затем напасть на завтрак из фруктов и мелких белых хлебцев с медовыми сотами и маслинами.
Затем Фелуриан стала серьезной и попросила у меня кусок железа.
Ее просьба меня удивила.
Некоторое время назад я вздумал возобновить некоторые из мирских привычек.
Используя поверхность бассейна, как зеркало, я использовал свою небольшую бритву, чтобы побриться.
Поначалу Фелуриан казалась довольна моими гладкими щеками и подбородком, но когда я двинулся, чтобы поцеловать ее, она оттолкнула меня на расстояние вытянутой реки, фыркая, чтобы прочистить нос.
Она сказала мне, что я пахну железом и отправила меня в лес, сказав мне не возвращаться, пока от моего лица несет горькой вонью.
Поэтому с немалой долей любопытства я откопал кусок сломанной железной пряжки от моей дорожной сумки.
Я нервно протянул его к ней.
Как будто рука ребенка держала острый нож.
- Зачем тебе это нужно? - Спросил я, стараясь казаться равнодушным.
Фелуриан ничего не сказала.
Она крепко держала его между большим и указательным пальцами, как будто это была змея, пытающаяся выкрутиться и укусить ее.
Рот образовал тонкую линию, а глаза стали ярче вместо их обычного сумрачно-фиолетового цвета до глубокого водянисто-голубого.
- Могу ли я помочь? - спросил я.
Она рассмеялась.
Не светлым, звонким смехом, который я так часто слышал, а диким и жестоким смехом.
- Ты хочешь помочь по-настоящему? - спросила она.
Рука с осколком железа слегка дрожала.
Я кивнул, немного испугавшись.
- Тогда иди. - Ее глаза все еще были измененными, осветленными до голубоватой белизны.
- Мне не нудны сейчас ни пламя ни песни и ни вопросы. - Когда я не двинулся, она сделала прогоняющее движение.
- Иди в лес.
Не блуждай далеко, но не беспокой меня в течении времени, необходимого, чтобы четыре раза заняться любовью. Ее голос изменился совсем чуть-чуть.
Все еще мягкий он становился хрупким, что встревожило меня.
Я собирался протестовать, когда она страшно взглянула на меня, заставив меня бездумно бежать за деревья.
Я бесцельно бродил некоторое время, пытаясь восстановить свое самообладание.
Это было сложно, как будто я был карапузом, прогнанным с использованием серьезной магии, как мать отгоняет надоедливого ребенка от кухонного очага.
Однако я знал, что мне не будут рады, если я вернусь обратно на поляну.
Так что я повернулся лицом на Свет и отправился исследовать.
Я не могу сказать, почему я так далеко бродил в этот день.
Фелуриан предупредила меня, чтобы я был рядом и я знал, что это был хороший совет.
Любая из сотен историй моего детства рассказывали мне об опасности путешествий в Фаэ.
Даже если их отбросить, то историй, рассказанных Фелуриан, должно было быть достаточно, чтобы удерживать меня в безопасности ее сумрачной рощи.
Мое природное любопытство должно было взять на себя часть вины, я полагаю.
Но большинство ее принадлежало моей уязвленной гордости.
Гордость и глупость, они идут рядом рука об руку, тесно сцепившиеся друг с другом.
Я шел больше часа, когда небо надо мной прояснилось в дневном свете.
Я нашел нечто вроде тропы, но не видел никого живого по сторонам, кроме случайных бабочек и прыгающих белок.
С каждым сделанным шагом мое настроение балансировало между скукой и тревогой.
В конце концов я был в Фаэ.
Я должен был видеть дивные вещи.
Стеклянные замки.
Горящие фонтаны.
Кровожадный троу.
Босой старик, желающий дать мне совет...
Деревья сменились большой травянистой равниной.
Все части Фаэ, которые мне показывала Фелуриан, были заняты лесами.
Так что это казалось ясным знаком, что я был далеко за пределами того, где я должен был быть.
Тем не менее я продолжал, наслаждаясь ощущением солнечных лучей на коже после столь долгого нахождения на тусклой сумеречной поляне Фелуриан.
Следы, которым я следовал, выглядели ведущими к одиноко стоящему посреди травянистого поля дереву.
Я решил, что пойду так далеко, как далеко было дерево, пока что-нибудь не преградит мне путь.
Однако, после долгой ходьбы, когда я, казалось, не мог приблизиться ближе к дереву.
Сначала я думал, что это еще одна странность Фаэ, но поскольку я продолжал упрямо идти по избранному пути, вскоре стала ясна истина.
Дерево просто было больше, чем я думал.
Намного больше и намного дальше.
Путь не окончательно приводил к дереву.
На самом деле он отклонялся от него, избегая его более, чем на полмили.
Я рассматривал возможность пути назад, когда яркий трепетавший цвет привлек мое внимание.
После непродолжительной борьбы мое любопытство победило и я сошел с тропы в высокую траву.
Это не был тот тип дерева, который я видел раньше и я медленно подошел к нему.
Оно напоминало широко распространенную иву с более широкими темно-зелеными листьями.
Дерево имело глубокую, висящую листву, усеянную бледными, как порошок, голубоватыми цветами.
Ветер переменился и когда листья качнулись, я почувствовал странный сладковатый запах.
Он был похож и на дым и на специи и на кожу и на лимон.
Это был убедительный запах.
Не такой же, как когда привлекательно пахнет пища.
Это не вызывало слюну во рту или бурчание живота.
Несмотря на это, если бы я увидел, как кто-то сидит за столом, который пахнет подобным образом, даже если это кусок камня или дерева, я почувствовал себя обязанным положить его в рот.
Не от голода, а из чистого любопытства, как может и ребенок.
Когда я подошел ближе, то был поражен красотой сцены: темно-зеленые листья контрастировали с бабочками, порхающими с ветки на ветку, потягивая нектар из бледных цветов дерева.
То, что показалось мне вначале цветником под деревом оказалось ковром из бабочек, полностью покрывающий землю.
Сцена была настолько захватывающей, что я остановился в нескольких десятках футов от крон деревьев, не желая нарушить их полеты.
Многие из бабочек, порхающих среди цветов, были фиолетовые с черным или иссиня-черные, как на поляне Фелуриан.
Другие были твердые, ярко-зеленые или серо-желтые или серебристо-синие.
Но мой взгляд поймал одну большую красно-малиновую, пронизанную слабой ажурной металлической позолотой.
Ее крылья были больше, чем мои расставленные в стороны руки и как я видел, она порхало глубоко в листве в поисках свежего цветка на свету.
Внезапно ее крылья перестали двигаться в согласии.
Они порхающе упали на землю отдельно друг от друга, как падающие осенние листья.
И только после этого мой взгляд устремился к основанию дерева, где я увидел правду.
Земля внизу была не местом отдыха для бабочек...
она была усеяна безжизненными крыльями.
Тысячи их валялись на траве под пологом деревьев, как одеяло из драгоценных камней.
- Красные упрек моему эстетическому вкусу. - утвердительно сказал сухой, прохладный голос из дерева.
Я сделал шаг назад, стараясь заглянуть через густой полог висящих листьев.
- Что за манеры? - упрекнул сухой голос.
- Не представлялся?
Начнем?
- Я приношу свои извинения, сэр, - сказал я искренне.
Затем, вспомнив цветы дерева, поправился: - Мэм.
Но я никогда раньше не говорил с деревом и нахожусь в некоторой растерянности.
- Я осмелюсь сказать тебе.
Я не дерево.
Не более, чем человек может быть стулом.
Я Ктаэ.
Тебе повезло найти меня.
Многие позавидовали бы твоей удаче.
- Удаче? - Повторил я, стараясь уловить того, кто говорил со мной среди ветвей дерева.
Кусочек старой истории щекотал мою память, какие-то отзвуки фольклора, который я читал во время поисков Чандриан.
- Ты оракул, - сказал я.
- Оракул.
Как странно.
Не пытайся пришпилить меня с помощью маленьких имен.
Я Ктаэ.
Я.
Я вижу.
Я знаю. - Два радужных сине-черных крыла трепетали по отдельности, как будто между ними не было бабочки раньше.
- Иногда я разговариваю.
- Я подумал, что красный обидел тебя?
- Это не красный ушел. - Голос был беспечный.
- А синие слегка сладкие. - Я увидел мелькающее движение и еще одна пара сапфировых крыльев начала медленно вращаться на землю.
- Ты новый манилинг Фелуриан, не так ли? - Я колебался, но сухой голос продолжал, как будто я ответил.
- Я так и думал.
Я чувствую на тебе запах железа.
Просто намек.
Тем не менее стоит задаться вопросом, как она выдерживает это.
Пауза.
Размытие.
Небольшое нарушение десятка листьев.
Еще два крыла дернулись и порхнули вниз.
- Подойди сейчас, - продолжал голос, теперь приблизившийся из другой части дерева, по прежнему скрытый свисающими листьями.
- Конечно, любопытный мальчик обязан иметь один или два вопроса.
Подходи.
Спрашивай.
Твое молчание весьма оскорбляет меня.
Я колебался, а затем сказал: - Полагаю, я могу задать вопрос или два.
- Аххххх, - звук был медленным и удовлетворенным.
- Я думаю, ты можешь.
- Что ты можешь рассказать мне об Амир?
- Киккс! - Ктаэ сплюнул, раздраженно шумя.
- Что это?
Почему так охраняют?
Что за игры?
Спроси меня о Чандрианах и покончим.
Я стоял ошеломленный и молчаливый.
- Удивлен?
Почему это?
Добрый мальчик, ты как прозрачный бассейн.
Я вижу на десять футов через тебя, а ты всего три фута глубиной. - Здесь было еще одно размытое движение и две пары крыльев пошли спиралью на землю, одни синие, другие фиолетовые.
Я думал, что увидел извилистые движения среди ветвей, но он был скрыт бесконечно трущимися ветром ветвями, покачивающимся из дерева.
- Почему фиолетовые? - Спросил я просто, чтобы что-нибудь сказать.
- Чисто назло.- сказал Ктаэ.
- Я завидую их невинности и беззаботности.
Кроме того, слишком много сладости пресытило меня.
Как это умышленное невежество. - Пауза.
- Ты хочешь спросить меня о Чандрианах, не так ли?
Я ничего не мог поделать, но кивнул.
- На самом деле не так много можно сказать. - заметил легкомысленно Ктаэ.
- Ты лучше называй их Семеро.
На “Чандрианах” навешано так много различного фольклора после всех этих лет.
Имена когда-то были синонимами, но сейчас, если ты говоришь Чандриане, люди думают об ограх, рендлингах и прочих отбросах.
Такая глупость.
Повисла длинная пауза.
Я стоял неподвижно, пока не понял, что существо ждет ответа.
- Расскажите мне больше. - сказал я.
Мой голос звучал ужасно тонко даже для собственных ушей.
- Почему? - мне показалось, что я обнаружил в голосе игривые нотки.
- Потому что мне нужно знать, - сказал я, стараясь, чтобы к моему голосу вернулась некоторая твердость.
- Нужно? - спросил Ктаэ скептически.
- Почему это вдруг нужно?
Магистры в Университете могли знать ответы на вопросы, которые ты ищешь.
Но они не скажут тебе, даже если спросят у тебя, что тебе нужно.
Ты слишком горд для этого.
Слишком умен, чтобы попросить о помощи.
Слишком блюдешь свою репутацию.
Я попытался сказать, но мое горло ничего не сделало, кроме сухого щелчка.
Я сглотнул и попытался снова.
- Пожалуйста, мне нужно знать.
Они убили моих родителей.
- Ты хочешь попытаться убить Чандриан? - чарующе звучащий голос почти опешил.
- Выследить и убить их всех самому?
Честное слово, как ты собираешься сделать это?
Халиакс живет уже пять тысяч лет.
Пять тысяч лет и не спал ни одной секунды.
- Умный пойдет к Амир, я полагаю.
Даже такой гордый, как ты, сможет признать необходимость в помощи.
Орден мог бы дать ее тебе.
Проблема в том, что их так же трудно найти, как и самих Семерых.
Боже мой, боже мой.
Что еще делать храброму мальчику?
- Скажи мне! - я хотел крикнуть, но вышла мольба.
- Будет неприятно, я полагаю, - продолжал спокойно Ктаэ.
- Несколько людей, которые боятся Чандриан слишком боятся говорить, а все остальные будут просто смеяться над тобой из-за вопроса. - Раздался драматический вздох, который, как показалось, поступил из нескольких мест в листве сразу.
- Это цена, которую вы платите за цивилизацию.
- Какую цену? - спросил я.
- Высокомерие, - сказал Ктаэ.
- Ты считаешь, что ты все знаешь.
Ты смеялся над фейри, пока не увидел их.
Неудивительно, что все цивилизованные соседи также позабыли про Чандриан.
Ты должен оставить свои драгоценные углы далеко позади, прежде чем найдешь человека, который воспримет тебя всерьез.
Ты даже не надейся, пока не доберешься до Штормвальских гор.
Возникла пауза, затем еще одна пара фиолетовых крыльев дрейфующе пошли к земле.
Я сглотнул пересохшим горлом, пытаясь придумать, какой вопрос я могу спросить, чтобы получить больше информации.
- Не многие люди воспримут твои поиски Амир серьезно, ты понимаешь. - продолжил спокойно Ктаэ.
- Однако Маер весьма неординарный человек.
Он уже близок к ним, хотя и не осознает этого.
Придерживайся Маера и он приведет тебя к их двери.
Ктаэ издал тонкий, сухой смешок.
- Кровь, папоротник и кости, я желаю тебе, существо, быть остроумным, чтобы оценить меня.
Чтобы, если ты сможешь все забыть, то вспомнишь, что я только что сказал.
В конце концов ты получишь шутку.
Я гарантирую.
Ты будешь смеяться, когда придет время.
- Что ты можешь рассказать мне о Чандрианах? - спросил я.
- Так как ты так мило спрашиваешь, Синдер тот, кого ты ищешь.
Помнишь его?
Белые волосы.
Темные глаза.
Сделал это с твоей матерью, ты знаешь.
Грозный.
Все же она хорошо держалась.
Лориан всегда была актрисой, извини за выражение.
Намного лучшей, чем твой отец, со всем его попрошайничеством и рыданиями.
В моем уме развернулись картинки того, что я пытался забыть на годы.
Моя мать с волосами, мокрыми от крови, руки неестественно деформированы, сломанные в запястьях и локтях.
Мой отец, со вспоротым животом, оставил кровавый след на двадцать футов.
Он полз, чтобы быть ближе к ней.
Я пытался сказать, но мой рот пересох.
- Почему? - удалось прокаркать мне.
- Почему? - ответил эхом Ктаэ.
- Какой хороший вопрос.
Я знаю очень много почему.
Почему они сделали такие неприятные вещи с твоей бедной семьей?
Почему, потому что они хотели, потому что они могли, потому что они сделали это не просто так.
- Почему они оставили тебя в живых?
Почему, потому что они были небрежны, и потому что тебе повезло и потому, что кто-то отпугнул их.
- Кто отпугнул их?
Я отупело думал.
Но всего этого было слишком много.
Воспоминаний, тех вещей, о которых сказал голос.
Мой рот молча открывался, вопрошая.
- Что? - спросил Ктаэ,
- Ты ищешь различные почему?
Ты задаешься ответом, почему я говорю тебе это?
Что хорошего выйдет из этого?
Может быть этот Синдер однажды оказал мне медвежью услугу.
Может быть меня забавляет поставить такого молодого щенка как ты, привязанного за ним по пятам.
Может быть мягкий скрип твоих сухожилий, когда ты сжимаешь кулаки, подобен для меня сладкой симфонии.
О да, этот так.
Ты можешь быть уверен.
- Почему ты не можешь найти этого Синдера?
Ну, вот интересно почему.
Можно подумать, что человек с угольно-черными глазами создает впечатление, когда останавливается, чтобы купить напиток.
Как могло случиться так, что ты не мог поймать его ветер за все это время?
Я покачал головой, пытаясь очистить ее от запаха крови и горящих волос.
Ктаэ, казалось, воспринял это как знак.
Это верно, я полагаю, тебе не нужно от меня рассказов, чтобы узнать, как он выглядит.
Ты видел его только день или три назад.
Понимание прогремело во мне.
Главарь бандитов.
Изящный человек в кольчуге.
Синдер.
Он был тем, кто говорил со мной, когда я был ребенком.
Человек со страшной улыбкой и мечом, как зимний лед.
- Жаль, что он ушел, - продолжал Ктаэ.
- Тем не менее, ты должен признать, что ты был достаточно удачлив.
Я бы сказал это была возможность дважды в жизни встретить его снова.
Жаль, что зря.
Не думай о себе плохо, что не узнал его.
Они имеют большой опыт скрытия этих явных примет.
Ты не виноват во всем.
Это было давно.
Годы.
Кроме того, ты был занят: занимаясь любовью, кувыркаясь в подушках с некоторой феей, услаждая свои основные желания.
Три зеленых бабочки дернулись одновременно.
Их листья были похожи на листья, когда они кружились к земле.
- Если говорить о желаниях, что твоя Денна думает?
Моя моя.
Каково бы ей было увидеть тебя здесь.
Ты и фея, спутавшиеся, как кролики.
- Он бьет ее, ты знаешь.
Ее покровитель.
Не все время, но иногда.
Иногда сгоряча, но в основном это игры с ним.
Как далеко он может зайти, прежде, чем она заплачет?
Как сильно он может нажать, прежде чем она попытается уйти, и он должен будет заманить ее обратно?
В этом нет ничего гротескного, заметь.
Не ожоги.
Ничего, что бы оставило шрам.
Вовсе нет.
Два дня назад он использовал свою трость.
Это было ново.
Рубцы, размером с большой палец у нее под одеждой.
Синяки до кости.
Она дрожит на полу с кровью во рту, и ты знаешь, о чем она думает, прежде чем впасть в безнадежность?
О тебе.
Она думает о тебе.
Ты тоже о ней думал, я догадываюсь.
Между плаваниями и клубникой и всем остальным.
Ктаэ издал звук, похожий на вздох.
- Бедная девочка, она привязана к нему так крепко.
Думая, что это все, что у нее есть хорошего.
Не оставит его, даже если ты попросишь.
Каким бы ты не был.
Ты, такой осторожный.
Так боящийся оттолкнуть ее прочь.
И хорошо, что ты должен быть таким.
Она бежит, пока одна.
Теперь, когда она оставила Северен, как можно надеяться найти ее?
- Это позор, что ты оставил ее без слова, ты знаешь.
Она только начала доверять тебе перед этим.
Перед тем, как рассердиться.
Перед тем, как ты сбежал.
Как и каждый другой мужчина в ее жизни.
Как каждый другой мужчина.
Вожделеющий ее, полный сладких слов, а затем просто уходящий прочь.
Оставляя ее одну.
Хорошо, что она уже привыкла к этому, не так ли?
В противном случае ты мог причинить ей боль.
В противном случае ты просто мог разбить бедной девочке сердце.
Всего этого было слишком много.
Я развернулсмя и побежал, безумно и яростно назад, туда откуда я пришел.
Вернуться к тихой сумеречной поляне Фелуриан.
Прочь.
Прочь.
Прочь.
И когда я побежал, я услышал, как Ктаэ говорил позади меня.
Этот сухой, тихий голос следовал за мной дольше, чем я мог подумать, что это возможно.
- Вернись.
Вернись.
Я расскажу больше.
Я расскажу больше, почему ты не остаешься?
***
Прошли часы, прежде чем я вернулся на поляну Фелуриан.
Я не уверен, как я нашел мой путь.
Я только помню, как удивился, кгда увидел ее павильон сквозь деревья.
Его вид замедлил сумасшедшее плетение моих мыслей перед тем, как я смог задуматься снова.
Я пошел к бассейну и долго, жадно пил, брызгая воду на свое лицо, чтобы очистить голову и спрятать признаки слез.
Через минуту или две тихих размышлений я встал и направился к павильону.
И только тогда я заметил любопытное отсутствие бабочек.
Обычно их было по крайней мере несколько, порхающих вокруг, но теперь их не было.
Фелуриан была здесь, но один только вид ее больше меня не успокаивал.
Это был единственный раз, когда я увидел ее не идеально красивой.
Она лежала среди подушек отрешенная и усталая.
Как будто я уходил на несколько дней, а не часов, а она все это время ничего не ела и не спала все это время.
Она устало подняла свою голову, когда услышала мое приближение.
- Все готово, - сказала она, но когда она увидела меня, ее глаза расширились от удивления.
Я посмотрел вниз и увидел, что я пострадал от зарослей ежевики и был окровавлен.
Я был забрызган грязью и окрашен травой со всех сторон.
Должно быть я упал во время своего быссмысленного бега от Ктаэ.
Фелуриан выпрямилась.
- Что с тобой случилось?
Я рассеяно счистил немного запекшейся крови со своего локтя.
- Я могу спросить то же самое о тебе. - Мой голос звучал басовито и грубо, как если бы я кричал.
Когда я поднял глаза, я увидел подлинное беспокойство в ее глазах.
- Я уходил на Дневную сторону.
Я нашел там какое-то дерево.
Оно называло себя Ктаэ.
Фелуриан неподвижно остановилась, когда я сказал это имя.
- Ктаэ?
ты говоришь?
Я кивнул.
- Ты спрашивал об этом? - Но прежде, чем я смог ответить, она издала тихий отчаянный крик и бросилась на меня.
Она начала шарить по моему телу, как будто ища раны.
Через минуту после этого она взяла мое лицо в руки и посмотрела в мои глаза, как будто испугавшись того, что она может найти там.
- Ты в порядке?
Ее озабоченность вызвала слабую улыбку на моих губах.
Я начал уверять ее, что я был в полном порядке.... затем вспомнил те вещи, которые мне говорил Ктаэ.
Я вспомнил костры и человека с чернильно-черными глазами.
Я подумал о Денне, распластавшейся на полу, с полным ртом крови.
Слезы появились на моих глазах и я задохнулся.
Я отвернулся и покачал головой, крепко зажмурив глаза и не мог говорить.
Она погладила меня по шее и сказала: - Все будет хорошо.
будет больно.
он не кусал тебя, твои глаза чисты, так что все будет хорошо.
Я отодвинулся от нее настолько, чтобы посмотреть ей в лицо.
- Мои глаза?
- То, о чем говорит Ктаэ, может оставить человека повредившимся в голове.
Но я бы увидела, если это было так.
Ты по-прежнему мой Квоут, по-прежнему мой милый поэт. - Она наклонилась вперед, странно колебаясь, а потом запечатлела нежный поцелуй на моем лбу.
- Он обманывает людей и сводит их с ума?
Она медленно покачала головой, - Ктаэ не лжет.
он имеет дар видеть, но только он говорит вещи, которые вредят людям.
Только деннерлинги могут говорить с Ктаэ. - Она коснулась моей шеи, чтобы смягчить свои слова.
Я кивнул, зная, что это было правдой.
И я зарыдал.
- C тобой все в порядке, Баст?- Он обеспокоенно посмотрел на своего ученика.
- Ты выглядишь, как будто проглотил кусок железа.
Баст выглядел пораженным.
Его лицо побледнело как воск.
Его обычно веселое лицо выглядело ошеломленным.
- Реши,- сказал он, и его голос был сухим, как прошедшая осень.
- Ты никогда не говорил мне, что вы разговаривал с Ктаэ. -
- Есть множество вещей, о которых я тебе никогда не рассказывал, Баст, - легкомысленно ответил Квоут.
- Именно потому, что ты находишь самые отвратительные детали моей жизни такими привлекательными. -
Баст криво усмехнулся и расслабился .
- Ты не всерьёз
На самом деле ты с ним не разговаривал?
Это всё только чтобы оживить рассказ? -
- Помилуй, Баст, - сказал Квоут оскорбленно.
- Моя история и без этого достаточно колоритна -
- Не лги! - вскричал Баст с неожиданной силой, полувскочив с кресла.
- Не лги мне про это -
- Не смей! - Баст ударил рукой по столу, сметая свою кружку и толкая чернильницу Хрониста через весь стол .
Быстрый как молния, Хронист выхватил полу-закрытый лист бумаги и отодвинул свой стул от стола ногой, защищая лист от внезапных брызгов чернил и пива.
Баст наклонился вперед, его лицо было смертельно бледно,палец был угрожающе нацелен на Квоута..
- Обычно мне безразлично о чём ты заливаешь!
Но об этом не лги, Реши!
Только не мне! -
Квоут сделал жест в сторону Хрониста, разглаживающего и без того идеальный лист бумаги ..
- Баст - сказал он.
- Это мой шанс рассказать полную и правдивую историю моей жизни.
Всё как-то -
Баст закрыл глаза и как капризный ребенок забарабанил по столу.
- Заткнись.
Заткнись!
ЗАТКНИСЬ! -
Баст указал на Хрониста.
Меня не проведешь, как уличного скрипача тем, что ты сказал ему, Реши.
Он напишет, что я говорю или я съем его сердце на рыночной площади! - Он повернул палец обратно к трактирщику и неистово им потряс.
- Но ты скажешь мне правду, и ты скажешь ее сейчас!
Квоут поглядел на своего ученика, развлекаясь его обескровленным лицом.
- Баст, мы оба знаем, что я не чураюсь случайных приукрашиваний.
Но эта история отличается.
Это мой шанс узнать правду на записанные вопросы.
Это правдивая история.
Смуглый молодой человек сгорбился вперед в своем кресле и прикрыл глаза одной рукой.
Квоут смотрел на него и его лицо было обеспокоенно.
- Ты в порядке?
Баст покачал головой, все еще прикрывая глаза.
- Баст, - мягко произнес Квоут.
- Твои руки побледнели. - Он выждал длинную паузу, прежде чем спросить, - Баст, что случилось?
- Вот именно! - разразился Баст высоким и истеричным голосом, широко разбросив руки.
- Я думал наконец-то понять, в чем дело!
Затем Баст засмеялся, но громко и напряженно и захлебнулся в чем-то, что прозвучало как рыдание.
Он посмотрел на балки таверны и его глаза блеснули.
Он моргнул, как будто сбивая слезы.
Квоут наклонился вперед, чтобы положить руку на плечо молодого человека.
- Баст, пожалуйста...
- Это просто потому, что ты знаешь очень много вещей, - сказал Баст.
- Ты знаешь даже те вещи, которые не должен знать.
Ты знаешь про Берентальтья.
Ты знаешь о белых сестрах и смеющемся пути.
Как ты мог не знать о Ктаэ?
Это...
это монстр.
Квоут явно расслабился.
- Боже, Баст, и это все?
Ты меня заставил попотеть.
Я побеждал вещи гораздо хуже, чем...
- Нет ничего хуже Ктаэ!- Вскричал Баст, опуская кулак на столешницу.
На этот раз раздался резкий звук ломающегося дерева и одно из толстых бревен наклонилось и треснуло.
- Реши, заткнись и слушай.
По настоящему слушай. - Баст на мгновенье потупился, тщательно подбирая слова.
- Ты знаешь, кто такие Ситхе?
Квоут пожал плечами.
- Это одна из группировок среди Фаэ.
Мощная, с благими намерениями...
Баст всплеснул руками.
- Ты не понимаешь их, если используешь термин «благие намерения». Но, если о любом из Фаэ можно сказать, что он работает во благо, тогда да.
Их старейшая и самая важная задача - удерживать Ктаэ от контактов с кем-либо.
С кем-либо.
- Я не видел никаких охранников, - сказал Квоут тоном человека, который успокаивает пугливое животное.
Баст провел руками по волосам, взъерошивая их.
- За всю соль во мне я не смогу угадать, как ты прошел мимо них, Реши.
Если кому-то удается войти в контакт с Ктаэ, Ситхе убивают его.
Они убивают их за полмили из длинных роговых луков.
Затем они оставляют тело гнить.
Если ворон так много, что они попадают на это тело, то они убивают также и их.
Хронист мягко откашлялся, затем заговорил.
- Если то, что ты говоришь, правда, - спросил он, - Зачем кому бы то ни было идти к Ктаэ?
Баст на мгновение выглядел так, как будто хотел треснуть писца, затем издал горький вздох вместо этого.
- Справедливости ради, моему народу не известно, как принимать правильные решения, - сказал он.
Каждая девочка и мальчик Фаэ знают о сущности Ктаэ, но всегда находится кто-то, кто стремится отыскать его.
Люди идут к нему за ответами или чтобы заглянуть в будущее.
Или они надеются уйти с цветком.
- С цветком? - спросил Квоут.
Баст бросил на него еще один испуганный взгляд.
- Ринна? - Не видя узнавания в лице трактирщика, он покачал головой в смятении.
- Цветок это панацея, Реши.
Он может лечить от всех болезней.
Излечить от любого яда.
Заживить любые раны.
Квоут приподнял бровь на это.
- Ах, - сказал он, глядя вниз на свои сложенные на столе руки.
- Я видел.
Я могу понять, как это может сделать человек, хотя они знали лучше.
Трактирщик поднял глаза.
- Я должен признать что не вижу проблемы, - сказал он извиняющимся тоном.
- Я видел монстров, Баст.
Ктаэ не дотягивает до этого.
- Я использовал неправильное слово, Реши, - согласился Баст.
- Но я не могу придумать лучшего.
Если есть слово, которое означает ядовитое, ненавистное и заразное, я хотел бы использовать его.
Баст глубоко вздохнул и наклонился вперед в своем кресле.
- Реши, Ктаэ может видеть будущее.
Не так смутно, как оракул.
Он видит все будущее.
Чисто.
Совершенно.
Все, что может сбыться, варианты, ветвящиеся бесконечно от текущего момента.
Квоут поднял бровь.
- Он может, может это?
- Он может, - сказал Баст серьезно.
- И это чистая, совершенная вредоносность.
Это не проблема по большей части, так как он не может оставить дерево.
Но когда кто-нибудь наносит визит...
Глаза Квоута стали отстраненными и он кивнул сам себе.
- Если он прекрасно знает будущее, - сказал он медленно, - то он должен точно знать, как человек будет реагировать на все, что он говорит.
Баст кивнул.
- И это плохо, Реши.
Квоут продолжал задумчивым тоном.
- Это означает, что любое влияние Ктаэ - это как стрела, запущенная в будущее.
- Стрела, которая разит только одного человека, Реши. - Темные глаза Баста были пустыми и безнадежными.
- Любой, подверженный влиянию Ктаэ, подобен чумному парусному судну для гавани. - Баст указал на половину заполненный лист, лежащий на коленях у Хрониста.
- Если Ситхе узнают о его существовании, они не пожалеют усилий, чтобы уничтожить его.
Они убьют нас за то, что мы слышали, что сказал Ктаэ.
- Потому что никто не должен проводить влияние Ктаэ за пределы дерева... - сказал Квоут, глядя на свои руки.
Он долгое время сидел молча, задумчиво кивая.
- Так молодой человек, в поисках своей удачи, идет к Ктаэ и уносит с собой цветок.
Дочь короля смертельно больна и он берет цветок, чтобы исцелить ее.
Они влюбляются, несмотря на то, что она обручена с соседним принцем...
Баст уставился на Квоута, безучастно глядя, как он говорит.
- Они пытаются дерзко сбежать при лунном свете, - продолжает Квоут.
- Но он падает с верхушки крыши и их ловят.
Принцессу выдают замуж против ее воли и она смертельно ранит соседского принца в первую брачную ночь.
Принц умирает.
Гражданская война.
Поля горят и становятся бесплодными.
Голод.
Чума...
- Это история войны Постового Пути, - тихо сказал Баст.
Квоут кивнул.
- Это одна из историй, которые рассказывала Фелуриан.
Я никогда не понимал часть про цветок до сегодня.
Она никогда не упоминала Ктаэ.
- Она никогда бы не сделала этого, Реши.
- Считается, что он приносит несчастье. - Он покачал головой.
- Нет, не несчастье.
Это все равно, что плевать ядом кому-то в ухо.
Этого просто не делают.
Хронист, восстановив некоторую часть своего хладнокровия, сдвинул свой стул обратно к столу, продолжая бережно удерживать листок.
Он нахмурился над столом, сломанным и с разводами от пива и чернил.
- Кажется, что это существо имеет достаточную репутацию, - сказал он.
- Но мне трудно поверить, что это столь же опасно, как все это...
Баст недоверчиво посмотрел на Хрониста.
- Железо и желчь, - сказал он тихим голосом.
- Ты думаешь, что я дитя?
Ты думаешь, я не знаю разницы между историей, рассказанной у костра и истиной?
Хронист сделал успокаивающий жест одной рукой.
- Это не то, что я...
Не орывая глаз от Хрониста, Баст положил окровавленную ладонь на стол.
Дерево застонало и сломанная доска встала на место с внезапным треском.
Баст поднял руку, а потом опустил ее резко на стол и темные ручейки чернил и пива вдруг взвились и сформировали себя в иссиня-черные воронки, которые сорвались в полет, кружась по таверне и сливаясь в одну.
Баст поймал ее обеими руками и разорвал небрежно пополам, как птицу, бросая куски ее в воздух, где они взорвались, омытые пламенем цвета крови.
Все это произошло на протяжении одного вздоха.
- Все, что вы знаете о Фаэ можно уместить в наперсток,- сказал Баст, глядя на писца без выражения, и голос его был плоским и ровным.
- Как ты смеешь не доверять мне?
Ты не имеешь понятья, кто я.
Хронист сидел очень тихо, но не отвел взгляда.
- Я клянусь в этом моим языком и зубами, - сухо произнес Баст.
- Я клянусь в этом дверями из камня.
Я скажу тебе три тысячи раз.
Что не существует никого в твоем и моем мирах более опасного, чем Ктаэ.
- В этом нет необходимости, Баст, - мягко сказал Квоут.
- Я доверяю тебе.
Баст повернулся и посмотрел на Квоута, затем несчастно провис в свое кресле.
- Я хочу, чтобы ты не делал этого, Реши.
Квоут усмехнулся.
- Таким образом, после того, как человек встретится с Ктаэ, все, что он выберет, будет не верным.
Баст покачал головой, его лицо было бледным и вытянутым.
- Не неверными, Реши, а катастрофическими.
Иакс говорил с Ктаэ перед тем, как украсть луну и это вызвало войну создания.
Ланре говорил с Ктаэ, прежде чем организовал предательство Мир Танриэль.
Создание Безымянного.
Скаэндин.
Все они могут быть прослежены назад к Ктаэ.
Выражение лица Квоута сделалось отсутствующим.
- Что ж, это безусловно оставляет меня в интересной компании, не так ли? - сухо сказал он.
- Это больше чем так, Реши, - ответил Баст.
- В наших пьесах, если дерево Ктаэ показано вдали на фоне декораций, то вы знаете, что эта история будет худшим видом трагедии.
Его помещают туда, чтобы зрители знали, чего ожидать.
Так что они знают, что все будет ужасно неправильным в конце концов.
Квоут долгое время смотрел на Баста.
- Ох, Баст, - сказал он мягко своему ученику.
Его улыбка была мягкой и усталой.
- Я знаю какой вид истории я рассказываю.
Это не комедия.
Баст поглядел вверх на него своим пустым и безнадежным взглядом.
- Но Реши... - Его рот двигался, пытаясь найти слова и не мог.
Рыжеволосый трактирщик указал жестом на пустой зал.
- Это конец истории, Баст.
Мы все это знаем. - голос Квоута был таким, как будто ничего не случилось, как в случае, если бы он говорил о вчерашней погоде.
- Я провел интересную жизнь и это воспоминание добавляет ей дополнительную сладость.
Но...
Квоут глубоко вздохнул и нежно выдохнул.
...но это не лихой роман.
Это не басня, где люди возвращаются из мертвых.
Это не воодушевляющий эпос, призванный взбурлить кровь.
Нет. Мы все знаем, какого сорта эта история.
На минуту казалось, что он будет продолжать, но вместо этого его глаза безучастно блуждали по пустой таверне.
Лицо его было спокойно, без тени гнева или горечи.
Баст метнул взгляд в Хрониста, но на этот раз в нем не было былого огня.
Не было гнева.
Ни ярости или приказа.
В глазах Баста были отчаяние и мольба.
- Это не кончилось, ведь вы еще здесь, - сказал Хронист.
- Это не трагедия, если вы еще живы.
Баст нетерпеливо кивнул на это, оглядываясь на Квоута.
Квоут посмотрел на обоих на мгновение, затем улыбнулся и засмеялся низким грудным смехом.
- Ох, - сказал он нежно.
- Вы оба так молоды.
После моей неожиданной встречи с Ктаэ прошло много времени прежде, чем я снова был в порядке.
Я спал много, но урывками, поскольку на меня бесконечно набрасывались страшные сны.
Некоторые из них были яркими и их было невозможно забыть.
В основном они были о моей матери, отце и труппе.
Худшими из них были те, когда я просыпался плача, не помня, что мне снилось, только болела грудь и оставалась пустота в моей голове, как чертов пробел, оставленный отсутствующим зубом.
Первый раз, когда я так проснулся, там была Фелуриан, смотрящая на меня.
Выражение ее лица было настолько нежным и взволнованным, чем я ожидал, что она будет тихонько роптать на меня и рвать мои волосы, как Аури делала в моей комнате несколько месяцев назад.
Но Фелуриан не сделала ничего подобного.
- Ты в порядке? - спрашивала она.
У меня не было ответа на это.
Я был с размытой памятью, спутанным сознанием и горем.
Не доверяя себе говорить, не заплакав снова, я лишь покачал головой.
Фелуриан наклонилась и поцеловала меня в уголок моего рта, посмотрев на меня долгим взглядом и села обратно.
Потом она пошла в бассейн и вернулась ко мне, чтобы напоить водой из ее сложенных рук.
В последующие дни Фелуриан не давила на меня с вопросами и не пыталась привлечь меня.
Она время от времени пыталась рассказать мне истории, но я не мог сосредоточиться на них, так что они были более лишенными смысла, чем когда-либо.
Некоторые из них заставляли меня бесконтрольно плакать, хотя в них не было ничего печального.
Однажды я проснулся и нашел, что ее нет, только чтобы часы спустя обнаружить ее вернувшейся, принесшей странные зеленые плоды, больше, чем моя голова.
Она застенчиво улыбнулась и протянула его мне, показывая, как снимать кожистую кожуру, чтобы выявить оранжевую мякоть внутри.
Мясистый и остро-сладкий, он делился на части в спиральных сегментах.
Мы ели их молча, пока ничего не осталось, кроме круглых, твердых и скользких семян.
Они были темно-коричневыми и настолько большими, что я не мог его обхватить рукой.
С небольшим цветением Фелуриан расколола его, открыв с помощью камня, показав мне, что внутри было сухо как в жареном орехе.
Мы съели это тоже.
Его вкус был горьковатый и перечный, отдаленно напоминающий копченого лосося.
Внутри располагалось другое семя, белое, как кость и размером с мраморный шарик.
Фелуриан дала его мне.
Оно было конфетно-сладким и слегка липким, как карамель.
Однажды она оставила меня в покое на протяжении нескольких бесконечных часов, только чтобы вернуться с двумя коричневыми птицами, тщательно сложенными в каждой руке.
Они были меньше, чем воробьи, с поразительными, как листья зелеными глазами.
Она поставила их рядом вниз, где я лежал на подушках и когда она свистнула, они начали петь.
Не отрывочным пением птиц, они пели настоящие песни.
Четверостишиями с припевом между ними.
Сначала они пели вместе, затем в простой гармонии.
Однажды я проснулся и она дала мне пить из кожаной чашки.
Это пахло фиалками и вкуса вообще не было, но было ясно, тепло и чисто у меня во рту, как будто я пил летние солнечные лучи.
В другой раз она дала мне гладкий красный камень, который был теплым в моей руке.
Через несколько часов он вылупился, как яйцо, выявив существо, похожее на крошечную белку, которая сердито заверещала на меня, прежде чем убежать.
Однажды я проснулся и ее не было рядом.
Поглядев вокруг, я увидел ее сидящей на краю воды, с руками, обернутыми вокруг ее коленей.
Я едва мог услышать от нее нежные звуки, когда она тихо всхлипывала про себя.
Я уснул и я проснулся.
Она дала мне кольцо, сделанное из листьев с гроздью золотых ягод в цветке, который открывался и закрывался от поглаживаний пальцем...
И однажды, когда я проснулся испуганный с мокрым лицом и болящей грудью, она протянула руку, чтобы положить ее поверх моей.
Жест был настолько неуверенный, а выражение лица настолько озабоченное, что было можно подумать, что она никогда прежде не касалась мужчины.
Как будто она волновалась, что я мог сломать или обжечь или укусить.
Ее холодная рука лежала на моей лишь мгновенье, нежная, как мотылек.
Она мягко сжала мою руку, подождала, затем отодвинула.
Это показалось мне странным в то время.
Но я был слишком затуманен замешательством и горем, чтобы ясно мыслить.
Только сейчас, оглядываясь назад, я понимаю истинные причины.
Со всей неловкостью молодой любовницы она пыталась меня утешить и не имела ни малейшего представления, как это сделать.
***
Тем не менее, со временем все прошло.
Мои сны отступили.
Вернулся мой аппетит.
Мое здравомыслие возросло достаточно, чтобы немного шутить с Фелуриан.
Вскоре после этого я восстановился достаточно, чтобы флиртовать.
Когда это случилось, ее утешение было настолько ощутимым, как если бы она не могла связываться с существом, которое не хочет целовать ее.
Последним вернулось мое любопытство - верный признак того, что снова вернулось мое истинное я.
- Я никогда не спрашивал тебя, как прошла последняя работа над шаедом, - сказал я.
Ее лицо осветилось.
- Он готов! - я смог увидеть гордость в ее глазах.
Она взяла меня за руку и потянула к краю павильона.
- Железо было не легким делом, но и это было сделано. - Она двинулась вперед, затем остановилась.
- Ты сможешь найти его?
Я долго и осторожно осмотривался вокруг.
Хотя она учила меня, как нужно искать, прошел долгий миг, прежде чем я увидел тонкие глубины в темноте ближайшего дерева.
Я протянул руку и извлек мой шаед, скрытый тенью.
Фелуриан пропустила меня в сторону, смеясь, как будто я только что выиграл игру.
Она поймала меня за шею и целовала с дикостью десятка детей.
Она никогда не давала мне носить шаед раньше и я удивился, когда она распростерла его над моими голыми плечами.
Он был почти невесомым и мягче, чем богатейший бархат.
Мне показалось, что я ношу теплый ветер, тот же ветер, который гладил меня в затемненной лесной поляне, куда Фелуриан брала меня собирать тени.
Я думал идти в лесной бассейн, чтобы увидеть, как я выгляжу в отражении воды, но Фелуриан бросилась на меня.
Опрокинув на землю, она приземлилась верхом на меня, а мой шаед распростерся под нами, как толстое одеяло.
Она собрала его края вокруг нас, а затем целовала мою грудь и шею.
Ее язык горячил мою кожу.
- Таким образом, - сказала она мне на ухо, - когда твой шаед будет обертывать тебя, то ты будешь думать обо мне.
когда он каснется тебя, он будет казаться моим прикосновением. - Она медленно двигалась по мне, растирая меня всем своим обнаженным телом.
- через всех других женщин ты вспомнишь Фелуриан и вернешься.
***
После этого я знал, что мое время в Фаэ близилось к концу.
Слова Ктаэ застряли в моей голове, как занозы, подгоняя меня вернуться в мир.
То, что я был на расстоянии броска камнем от человека, который убил моих родителей и не ответил за это, оставили горький привкус во рту, что даже поцелуи Фелуриан не могли его стереть.
И то, что Ктаэ сказал о Денне, снова и снова продолжало проигрываться у меня в голове.
В конце концов я проснулся и понял, что пришло время.
Я поднялся, взял свою дорожную сумку и оделся в первый раз за все это время.
Чувство одежды на моей коже казалось странным после всего этого времени.
Как долго я отсутствовал?
Я провел пальцами в своей бороде и пожатием плечей откинул эти мысли прочь.
Гадать было бессмысленно, к тому же я буду знать ответ достаточно скоро.
Обернувшись, я увидел Фелуриан, стоявшей в центре ее павильона с грустным выражением лица.
На мгновение я подумал, что она может воспротивиться моему уходу, но она не сделала ничего подобного.
Подойдя в мою сторону, она закрепила шаед вокруг моих плечей, напоминая мне мать, одевающей дитя от холода.
Даже бабочки, которые следовали за ней, казались меланхоличными.
Она вела меня по лесу в течение нескольких часов, пока мы не вышли к паре высоких Серых камней.
Она подняла капюшон моего шаеда и повелела мне закрыть глаза.
Потом она завела меня в короткий круг и я почувствовал тонкое изменение в воздухе.
Когда я открыл глаза, то мог сказать, что этот лес был уже не тот, через который я шел мгновением раньше.
Странное напряжение в воздухе ушло.
Это был мир смертных.
Я повернулся к Фелуриан.
- Моя леди, - сказал я.
- У меня нет ничего, чтобы дать тебе, прежде чем я уйду.
- Кроме своего обещания вернуться. - Ее голос был мягким, как лилия с шепотом предупреждения.
Я улыбнулся.
- Я имею в виду, что у меня нет ничего, чтобы оставить тебе с собой, леди.
- Кроме воспоминаний. - Она наклонилась ближе.
Закрыв глаза, я позволил ей попрощаться несколькими словами и множеством поцелуев.
Затем я ушел.
Я хотел бы сказать, что я не оглядывался назад, но это будет не правдой.
Ее вид чуть не разбил мне сердце.
Она казалась такой маленькой между огромными Серыми камнями.
Я почти вернулся, чтобы подарить последний поцелуй, последнее прощание.
Но я знал, что если я вернусь, то мне никогда не удастся вновь уйти.
Каким-то образом я продолжал идти.
Когда я оглянулся во второй раз, она ушла.
Я пришел в таверну "Однопенсовик" намного позже заката.
Окна огромной таверны увеличились от света ламп и был еще десяток лошадей, привязаных снаружи, чавкавших в их мешках с кормом.
Дверь была открыта, отбрасывая косую полосу света на темную улицу.
Но что-то было не так.
Здесь не было того приятного пробуждающего гула, который должен исходить от заполненного постоялого двора ночью.
Ни шепота.
Ни единого слова.
Встревоженный, я подкрался поближе.
Каждая сказка, которую я слышал, пронеслась через мое сознание.
Меня не было годы?
Десятки лет?
Или это была более заурядная неприятность?
Здесь было больше бандитов, чем мы предполагали?
Они вернулись и нашли свой лагерь уничтоженным, а затем пришли сюда, чтобы доставить неприятностей?
Я проскользнул ближе к окну, заглянул внутрь и увидел правду.
В таверне было сорок или пятьдесят человек.
Они сидели на столах и лавках, стояли возле бара.
Все взгляды были направлены к камину.
Мартен сидел там, делая большой глоток.
- Я не мог отвернуться, - продолжил он.
- Я не хотел.
Квоут шагнул передо мной, загораживая ее, и на секунду я стал свободен от ее чар.
Я весь был в холодном поту, будто кто-то вылил на меня ведро воды.
Я пытался утянуть его назад, но он оттолкнул меня и побежал к ней. - Лицо Мартена выражало сожаление.
- Как вышло, что она не забрала Адема и здоровяка тоже? - спросил мужчина с ястребиным лицом, сидящий неподалеку, у угла камина.
Он барабанил пальцами по поношенному чехлу для скрипки.
- Если бы вы и вправду видели ее, вы бы все убежали за ней.
В комнате поднялся одобрительный гул.
Темпи заговорил с ближнего стола, легко заметный в своей кровяно-красной рубашке.
- Когда я рос, я тренировался контролировать себя. - Он продемонстрировал кулак, подтверждая свое высказывание.
- Боль.
Голод.
Жажду.
Усталость. - Он тряс кулаком после каждого высказывания, показывая свою власть на этим.
- Женщины. - Слабая улыбка тронула его лицо, и он потряс кулаком опять, но без той твердости, которая была раньше.
Легкий смех прокатился по комнате.
- Я признаю это.
Если бы Квоут не пошел, я мог.
Мартен кивнул.
- Что касается другого нашего друга... - Он прочистил горло и махнул в другую сторону комнаты.
- Хеспе убедила его остаться. - Смех усилился в ответ на это.
После секундного поиска я заметил, где сидели Дедан и Хеспе.
Дедан, кажется, пытался унять яростный румянец.
Хеспе собственнически положила руку на его ногу.
Она улыбалась сокровенной и удовлетворенной улыбкой.
- На следующий день мы искали его, - сказал Мартен, привлекая внимание находящихся в комнате.
- Мы шли по его следам через леса.
Мы нашли его меч через пол мили от водоема.
Без сомнений, он потерял его в спешке поймать ее.
Его плащ свисал с ветки неподалеку отсюда.
Мартен поднял изношенный плащ, купленный мною у лудильщика.
Он выглядел так, будто был растерзан безумной собакой.
- Он зацепился за ветку.
Он, должно быть, предпочел порвать его, чтобы освободится, чем потерять ее из виду. - Он лениво продемонстрировал порванные края.
- Если бы он был сделан из более плотной ткани, может, он бы все еще был с нами сегодня.
Я знаю, что сейчас время моей реплики, когда слышу подобное.
Я шагнул в дверной проход и почувствовал, как все повернулись посмотреть на меня.
- С тех пор я обзавелся плащом получше, - произнес я.
- Сделанный руками самой Фелуриан.
И у меня тоже есть история.
Та, которую вы будете рассказывать своим детям, - я улыбнулся.
Настал миг тишины, а затем поднялся шум, ибо все начали говорить одновременно.
Мои напарники уставились на меня в ошеломленном неверии.
Дедан был первым, кто очнулся, и, пройдя к тому месту, где стоял я, удивил меня крепким объятием одной рукой.
Только тогда я заметил, что одна его рука висела на шине, закрепленной на шее.
Я вопросительно посмотрел на это.
- Разве у тебя возникли проблемы? - спросил я, в то время как в комнате хаотично гудели вокруг нас.
Дедан покачал головой.
- Хеспи, - просто сказал он.
- Она не слишком любезно подумала обо мне, когда я убежал за этой женщиной фейри.
Она своего рода...
убедила меня остаться.
- Она сломала тебе руку? - я припомнил мой прощальный взгляд на Хеспи, удерживающую его на земле.
Большой человек посмотрел на свои ноги.
- Немного.
Она вроде держала, пока я пытался открутить ее напрочь. - Он выдал немного глуповатую улыбку.
- Я думаю, что можно сказать, что мы сломали ее вместе.
Я хлопнул его по здоровому плечу и улыбнулся.
- Это мило.
Поистине трогательно. - я хотел продолжить, но в комнате стало тихо.
Каждый смотрел на нас, наблюдая за мной.
Когда я смотрел на толпу людей, я почувствовал вдруг дезориентацию.
Как я смогу объяснить...?
Я уже говорил вам, что я не знал, сколько времени провел в Фаэ.
Но это было долгое, долгое время.
Я жил там так долго, что это уже не казалось мне странным.
Я вырос комфортно.
Теперь, когда я вернулся в мир смертных, эта переполненная таверна показалась мне странной.
Как странно быть в помещении, а не под голым небом.
Толстые бревенчатые деревянные скамейки и столы выглядели так примитивно и грубо.
Лампы казались моим глазам неестественно яркими и жесткими.
У меня не было компании, кроме Фелуриан, целую вечность и люди вокруг меня казались странными в сравнении с ней.
Белки глаз были поразительными.
Они пахли потом, лошадьми и горьким железом.
Их голоса были жесткие и острые.
Их позы жесткими и неудобными.
Но это только царапины на голой поверхности этого.
Я чувствовал себя не на месте в собственной коже.
Глубоко раздражало снова носить одежду и я не хотел ничего большего, чем быть комфортно обнаженным.
Мои ботинки чувствовались, как тюрьма.
За время моего долгого пути к Однопенсовику, мне постоянно приходилось бороться с побуждением снять их.
Глядя на лица вокруг меня, я увидел молодую женщину не более двадцати лет.
У нее было милое лицо и ясные голубые глаза.
У нее был совершенный рот для поцелуев.
Я сделал полшага к ней, намереваясь поймать ее на руки и...
Я остановился внезапно, поскольку когда я начал тянуться одной рукой, чтобы приласкать ее за шею, моя голова закружилась в чем-то очень похожем на головокружение.
Все было здесь по-другому.
Человек, сидевший рядом с женщиной, очевидно, ее муж.
Это было важно, не так ли?
Это казалось очень туманным и далеким фактом.
Почему я не мог сейчас поцеловать эту женщину?
Почему я не голый, поедающий фиалки и играющий музыку под открытым небом?
Оглядев комнату снова, все показалось ужасно смешным.
Эти люди сидят на скамейках, одетые в несколько слоев одежды, питающиеся с ножей и вилок.
Все это показалось мне таким бессмысленным и надуманным.
Это было невероятно смешно.
Это было, как будто они играли в игру и даже не осознавали этого.
Это было похоже на шутку, которую я никогда не понимал раньше.
И тогда я засмеялся.
Он не был громким или особенно долгим, но он был высоким, диким и полным странного восторга.
Это был нечеловеческий смех и он прошел по толпе, как ветер сквозь пшеницу.
Те, кто был достаточно близко, чтобы услышать его, сдвинулись со своих мест, некоторые смотрели на меня с любопытством, кто-то со страхом.
Некоторые вздрогнули и отказались встретиться с моим взглядом.
Увиденная мной их реакция потрясла меня и я сделал усилие, чтобы получить контроль над собой.
Я сделал глубокий вдох и закрыл глаза.
Момент странной дезориентации прошел, хотя мои ботинки все еще чувствовались на ногах жесткими и тяжелыми.
Когда я открыл глаза снова, я увидел, как Хеспи глядит на меня.
Она нерешительно сказала.
- Квоут, - колеблясь сказала она.
- Ты выглядишь...
хорошо.
Я улыбнулся шире.
- Да.
- Мы думали, что уже тебя...
потеряли.
- Ты думала, что я уже ушел, - нежно поправил я и направился к камину, где стоял Мартен.
- Умерший в объятиях Фелуриан или заблудившийся в лесу, сошедший с ума и разбившийся от желания. - Я посмотрел на них по очереди.
- Разве это не так?
Я чувствовал, что все глаза в комнате устремлены на меня и решил сделать лучшее в этой ситуации.
- Итак, я Квоут.
Я рожден Эдема Руэ.
Я учился в Университете и смог призвать молнию, как Таборлин Великий.
Неужели вы действительно думаете, что Фелуриан могла бы убить меня?
- Она могла бы, - сказал грубый голос от края очага.
- Если ты когда-нибудь видел хотя бы ее тень.
Я обернулся и увидел ястребиное лицо скрипача.
- Прошу прощения, сэр?
- Ты должен просить прощения у всех здесь, - сказал он, сочась презрением.
- Я не знаю, что ты надеешься получить от этого, но я не верю, что хоть кто-нибудь из вас видел Фелуриан, ни на секунду.
Я встретил его глаза.
- Я сделал больше, чем увидел ее, друг.
- Если это правда, тогда ты должен сойти с ума или умереть.
И хотя я могу признать, что ты сошел с ума, но только не от очарования фейри. - Комната засмеялась на это.
- Никто не видел ее десятки лет.
Я думаю, что ты просто умный рассказчик, надеющийся сделать себе имя.
Этот удар был в опасной близости от попадания и я мог видеть, что некоторые из толпы уже глядят на меня скептически.
Прежде чем я смог что-то ответить Дедан вышел из себя.
- А что с его бородой?
Когда он убежал три ночи назад, его лицо было гладким как задница младенца. -
- Это только по твоим словам,- ответил скрипач .
- Я собирался сохранять спокойствие, даже если я не верил и половине, что вы о нём нам рассказывали относительно тех бандитов или его способности вызывать молнию.
Но я думал - , Их друг вероятно умер и они хотят, чтобы люди помнили одну или две гордые истории о нём. -
Он смотрел поверх своего сломанного носа, туда, где сидел Дедан.
- Но это зашло слишком далеко.
Это не мудро, рассказывать небылицы о волшебном народе.
Я не ценю незнакомцев, забивающих головы моих друзей ерундой.
Держитесь тихо.
Мы достаточно услышали от вас сегодня вечером. -
Сказав это, скрипач открыл побитый футляр, стоявший рядом с ним и вытащил свой инструмент.
Настроение в комнате стало в этот момент неопределенно враждебным, и некоторые из присутствующих обиженно смотрели на меня.
Дедан пробормотал сердито.
- Теперь послушайте - Хеспе сказала что-то и попробовала удержать его на месте, но Дедан отстранил ее от себя.
- Нет. Я не позволю называть себя лгуном.
Мы были посланы сюда Алвероном из-за бандитов.
И мы сделали вашу работу.
Мы не ожидаем торжественной встречи, но пусть я буду проклят, если я позволю вам называть меня лгуном.
Мы убили тех ублюдков.
А позже мы видели Фелуриан.
И Квоут последовал за ней. -
Дедан воинственно обвел глазами комнату, главным образом в направлении скрипача.
- Это правда и я клянусь это моей правой рукой.
Если кто-либо хочет называть меня лгуном, мы уладим это прямо сейчас. -
Скрипач поклонился и посмотрел Дедану прямо в глаза.
Он сыграл резкий аккорд.
- Лгун. -
Дедан почти прыгнул через комнату , в то время как люди отодвигали свои стулья назад, чтобы освободить пространство для поединка.
Скрипач медленно встал у его ног.
Он был выше, чем мне показалось раньше, с короткими серыми волосами и травмированными суставами рук, которые сказали мне, что он знает толк в кулачной драке.
Я протолкнулся к Дедану, оперся на него и прошептал ему на ухо, -Ты действительно собираешься драться сломанной рукой?
Если он схватит за неё, ты сможешь только кричать и обмочишьсяна глазах у Хеспе. - Я почувствовал, что он немного расслабился и мягко оттолкнул его назад на его место.
Он отошел с несчастным видом.
- ... Эй вы. - услышал я женский голос сзади.
- Если вы хотите с кем-то подраться, вы сделаете это снаружи и потом можете не возвращаться.
Вам платят не за драки с клиентами.
Вы меня слышите? -
- Постой Пенни, - сказал успокаивающе скрипач.
- Я только показал ему зубы.
Он рассказывал при всех небылицы.
Не вини меня за то, что я посмеялся над их историей . -
Я оглянулся и увидел скрипача, оправдывающегося перед разгневанной женщиной средних лет.
Она была на целый шаг ниже его, и тыкала ему пальцем в грудь.
Одновременно я услышал голос, воскликнувший в стороне от меня, - Матерь божья, Себ.
Ты это видишь?
Посмотри на это!
Это движется отдельно. -
-Ты мертвецки пьян.
Это - только ветерок. -
-Нет никакого ветра в сегодня вечером.
Оно движется само по себе.
Взгляни еще раз! -
Конечно это был мой шаед.
К этому времени несколько человек заметили его, мягко колеблющегося под ветром, которого не было.
Мне нравился этот эффект, но по расширенным глазам присутствующих было видно, что они встревоженны.
Один или двое встревоженно отодвинули от меня свои стулья.
Глаза Пенни уставились на мой плавно колышащийся покров, и она подошла и встала перед мной.
- Что это? - спросила она голосом с ноткой испуга.
- Ничего, что заслуживает волнения , - сказал я легко, протягивая ей складку для осмотра.
- Это - мой теневой плащ.
Фелуриан сделала мне его. -
Скрипач фыркнул с отвращением.
Пенни пронзила его взглядом, нерешительно потирая мой плащ рукой.
- Он мягкий, - пробормотала она, глядя на меня.
Когда наши глаза встретились она мгновение казалась удивленной , а затем воскликнула, - Ты - Лозин мальчик
Прежде чем я смог спрость, что она имела в виду, я услышал, что женский голос женщины спрашивает, - Какой? - Я обернулся и увидел рыжеволосую девочку из обслуги, движущуюся к нам.
Ту, кто меня так ужасно смутил во время нашего первого посещения трактира Пенни.
Пенни кивнула мне.
- Это - твой свежелицый пламенный мальчик три оборота назад!
Ты помнишь как мне его показала?
Я его не узнала из-за бороды. -
Лози подошла и встала передо мной.
Яркие красные завитки волос вились по голой, бледной коже ее плеч.
Ее опасные зеленые глаза скользнули по моему покрову и прошли медленный путь до моего лица.
- С ним все хорошо, - сказала она в сторону Пенни.
- С бородой или нет. -
Она подступила ближе, почти вжимаясь в меня.
- Мальчики всегда отращивают бороды и надеются, что это сделает их мужчинами. - Ее яркие изумрудные глаза, смело смотрели на меня, ожидая, что я покраснею и замнусь как раньше.
Я подумал о всем том, что я узнал у Фелуриан, и почувствовал в себе странный, дикий приступ смеха.
Я подавлял его как мог, но чувствовал его бурление во мне, в то время как я встретил ее взгляд и улыбнулся.
Лози отстранилась пораженно, ее бледная кожа возбужденно покраснела.
Пенни протянула руку, поддерживая ее.
- Девочка, ради бога, что с тобой? -
Лози оторвала от меня взгляд.
- Посмотри на него Пенни, посмотри внимательно.
Из него смотрят фаэ.
Посмотри в его глаза. -
Пенни с любопытством взглянула мне в лицо, затем вспыхнула и скрестила руки перед грудью, как будто я застал ее голой.
- Милосердный бог, - сказала она,затаив дыхание.
- Это всё правда.
Не так ли? -
- Каждое слово, - сказал я.
- Как ты от неё удрал? - спросила Пенни.
- О перестань, Пенни! - недоверчиво выкрикнул скрипач.
- Ты же не купишься на историю этого щенка? -
Лози обернулась и сказала с жаром.
- Это взгляд человека, который всё знает о женщинах, Бен Крэйтон.
Не то, что ты можешь знать.
При этом он был здесь пару оборотов назад, мне понравилось его лицо и я думала, что покувыркалась бы с ним.
Но когда я попыталась подойти к нему... - Она замолчала, как бы потеряв слова.
- Я помню это, - крикнул человек из бара.
- Самая забавная вещь.
Я думал, что он собирается обмочиться.
Он не мог ей сказать ни слова.
Скрипач пожал плечами.
- Может быть он нашел какую-нибудь фермерскую дочку после этого.
Он не мог...
- Заткнись Бен, - тихо, но властно сказала Пенни.
- Здесь изменилось немного больше, чем борода, которая могла бы объяснить это. - Ее глаза исследовали мое лицо.
- Господи, но ты права, девочка.
Фаэ смотрит из него. - Скрипач начал было говорить снова, но Пенни окоротила его резким взглядом.
- Заткнись или убирайся.
Я не желаю никаких драк этим вечером.
Скрипач оглядел комнату и увидел как все отворачиваются от него.
Краснолицый и нахмуренный, он схватил скрипку и выбежал вон.
Лози снова подошла ко мне поближе, расчесывая свои волосы назад.
- Была ли она действительно так прекрасна, как говорят? - Ее подбородок гордо вздернулся.
- Прекрасней, чем я?
Я заколебался, а затем тихо произнес.
- Она была Фелуриан, самой красивой из всех. - Я протянул руку, чтобы пригладить ее шею, где рыжие волосы начинали завиваться, падая вниз, потом наклонился и прошептал семь слов ей на ухо.
- При этом ей не хватало твоего огня. - И она любила меня за эти семь слов, а ее гордость была в безопасности.
Пенни заговорила.
- Как тебе удалось уйти?
Я огляделся вокруг и почувствовал, как всеобщее внимание концентрируется на мне.
Дикий смех Фаэ раздался внутри меня.
Я улыбнулся ленивой улыбкой.
Мой шаед развевался.
Затем я перешел в переднюю часть комнаты, сел к очагу и поведал им рассказ.
Вернее, я рассказал им историю.
Расскажи я им всю правду, то они бы не поверили.
Фелуриан отпустила меня потому, что я шантажировал ее незаконченной песней?
Это просто не вписывалось в классические каноны.
Так что я сказал им то, что было ближе к рассказу, который они ожидали услышать.
В этой истории я преследовал Фелуриан в Фаэ.
Наши тела свивались вместе на ее сумеречной поляне.
Затем, когда мы отдыхали, я играл ей музыку достаточно светлую, чтобы заставить ее смеяться, музыку достаточно темную, чтобы заставить ее вздыхать, музыку достаточную, чтобы заставить ее плакать.
Но затем, когда я попытался покинуть Фаэ, она не позволила мне.
Она слишком полюбила мой...
артистизм.
Я не должен быть скромным, полагал я.
Я достаточно дал понять, что Фелуриан думала обо мне достаточно высоко и как о любовнике.
Я не собираюсь извиняться за такое поведение, а только сказажу, что я был молодым человеком шестнадцати лет, гордившимся своими новообретенными навыками, а не выше небольшого хвастовства.
Я рассказал им, как Фелуриан пыталась поймать меня в Фаэ и как мы сражались с помощью магии.
Для этого я взял немного от Таборлина Великого.
Там были огонь и молния.
В конце концов я превзошел Фелуриан, но пощадил ее жизнь.
В благодарность она соткала мне плащ фейри, научила меня тайной магии и дала мне серебряный лист в знак ее расположения.
Лист был чистым вымыслом, конечно.
Но это не было бы надлежащей историей, если она не дала мне три дара.
В общем, это была хорошая история
И если это было не совсем правдой...
ну, по крайней мере в ней было замешано немного правды.
Говоря в свою защиту, я мог обойтись совершенно без правды и рассказал бы гораздо лучшую историю.
Ложь проще и по большей части она лучше воспринимается.
Лози наблюдала за мной пока я говорил и казалось, что все мною сказанное было каким-то вызовом доблести смертных женщин.
После того, как история закончилась, она заявила на меня свои права и отвела в ее маленькую комнату на верхнем этаже Однопенсовика.
Мне удалось очень мало поспать в эту ночь и Лози была близка к тому, чтобы убить меня, чего никогда бы не сделала Фелуриан.
Она была восхитительным партнером, столь же прекрасной, какой была Фелуриан.
Но как это могло быть?
Я слышал твой вопрос.
Как могла смертная женщина сравниться с Фелуриан?
Это легче понять, если вы думаете об этом с точки зрения музыки.
Некоторый человек наслаждается симфонией.
Остальное время он считает, что джига больше подходит ему по вкусу.
Тоже самое верно в отношении любовных игр.
Один тип подходит для глубоких подушек на сумеречной лесной поляне.
Другой естественно подходит к объятьям в простынях на узкой кровати наверху таверны.
Каждая женщина как инструмент, ожидающая, что его извлекут, полюбят и тонко сыграют, чтобы, наконец, создать свою собственную истинную музыку.
Кто-то может обидеться такому взгляду на вещи, не понимая, как актер видит свою музыку.
Они могут подумать, что я унижаю достоинство женщин.
Они могут считать меня черствым или невоспитанным или грубым.
Но эти люди не понимают любовь, музыку или меня.
Мы провели несколько дней в Однопенсовике, где нам был устроен теплый прием.
У нас были свои номера и все наше питание бесплатно.
Меньше бандитов означало безопасные дороги и больше клиентов и Пенни знала, что наше присутствие в гостинице принесет больше пользы, чем толпа, для которой скрипка играет каждую ночь.
Мы с пользой проводили время, наслаждаясь горячей пищей и мягкими кроватями.
Всем нам требовалось время, чтобы поправиться.
Хеспи по прежнему лечила свою простреленную стрелой ногу, Дедан - свою сломанную руку.
Мои собственные незначительные травмы от борьбы с разбойниками сошли давным-давно на нет, но у меня были более новые, в основном состоящие из сильных царапин на спине.
Я преподавал Темпи основы игры на лютне, а он снова учил меня, как драться.
Мое обучение состояло из коротких, немногословных дискуссий о Летани и длинные, напряженные периоды практики Кетан.
Также я сочинял песню о моем опыте с Фелуриан.
Изначально я назвал ее "Сведущий в сумерках ", что, вы должны признать, было не очень хорошим названием.
К счастью, название не прижилось и сейчас большинство людей знают ее, как "Песня - полупесня".
Она не была моей лучшей работой, но ее легко было запомнить.
Клиенты в таверне казалось наслаждались ею и когда я услышал, как Лози насвистывает ее, разнося напитки, я понял, что она распостраняется, как пожар в угольном пласте.
После того, как народ спрашивал про мою историю, я рассказывал еще несколько интересных историй из своей жизни.
Я рассказывал, как мне удалось получить признание в Университете, когда мне едва исполнилось пятнадцать лет.
И рассказывал им, что я вошел в Арканум после того, как прошло всего три дня.
Я рассказывал им, как я назвал имя ветра в ярости после того, как Амброз сломал мою лютню.
К сожалению, на третий день у меня уже не было больше правдивых историй.
И, поскольку моя аудитория была еще более голодной, то я просто украл рассказ у Иллиена, поставив себя на его место, украл несколько кусочков из Таборлина, поставив себя и вместо него.
Я не горжусь этим, но в свою защиту хочу сказать, что совсем мало пил.
Более того, в моей аудитории было несколько хорошеньких женщин.
Существует что-то сильно заманчивое в возбужденных глазах молодой женщины.
Они могут вытянуть всякую дурь из глупого молодого человека и я не был исключением из этого правила.
Между тем, Дедан и Хеспи заняли маленький эксклюзивный мир молодых любовников, созданный для самих себя.
На это было радостно посмотреть.
Дедан стал мягче, спокойнее.
Лицо Хеспи потеряло большую часть своей твердости.
Они проводили много времени в своей комнате.
Успевали ли они поспать, несомненно.
Мартен возмутительно флиртовал с Пенни, выпивая достаточно, чтобы утопить рыбу и веселясь за троих.
Мы оставили Однопенсовик через три дня, не желая переходить тонкую грань гостеприимства.
Я, например, был рад уйти.
Между тренировками Темпи и вниманием Лози, я был почти мертв от усталости.
***
Время обратной дороги в Северен тянулось медленно.
Частично так было из соображений поберечь травмированную ногу Хеспи, но по большей части потому, что мы знали, что наше время вместе подходит к концу.
Несмотря на наши трудности, мы стали близки и было трудно оставить это позади.
Новости о наших приключениях бежали по дороге впереди нас.
Поэтому, когда мы останавливались на ночлег, еду и кровати можно было найти с легкостью, если не даром
На третий день после того, как мы покинули Однопенсовик, мы наткнулись на небольшую труппу исполнителей.
Они не были Эдема Руэ и выглядели скорее преследуемыми.
Их было всего четверо: старший труппы, двое мужчин двадцати лет и мальчик восьми или девяти лет.
Они паковали свои шаткие корзины, когда мы решили остановиться, чтобы дать немного отдохнуть ноге Хеспи.
- Привет, артисты, - выкрикнул я.
Они нервно посмотрели, затем расслабились, так как увидели лютню на моей спине.
- Привет, бард.
Я улыбнулся и потряс их руки.
- Я не бард, просто немного пою.
- Привет и тебе, - сказал старик, улыбнувшись.
- Куда путь держите?
- С севера на юг.
Самостоятельно?
Она расслабились еще больше, когда узнали, что я шел с другого направления.
- С востока на запад, - сказали они.
- Насколько все было удачным?
Он пожал плечами.
- Достаточно бедно в последнее время.
Но мы слышали о Леди Чокер, которая живет в двух днях пути отсюда.
О ней говорят, что она никогда не отказывает человеку, если он умеет немного играть на скрипке или в представлении.
Мы надеемся уйти оттуда с парой пенни в карманах
"Дела шли получше когда у нас был медведь,"-сказал один из юношей
Народ платил чтобы поглазеть на его травлю
"Подхватил заразу от собачьего укуса"-объяснил мне другой.
"Сдох около года назад"
- Это досадно, - сказал я.
- Медведя трудно найти. - Они кивнули в молчаливом согласии.
- У меня есть новая песня для вас.
Что вы дадите мне за нее?
Он взглянул на меня с опаской.
- Ну, для вас в новинку не совсем новое для нас, - отметил он.
- И новая песня не обязательно хорошая песня, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Судите сами, - сказал я, расчехляя мою лютню.
Я написал ее, чтобы это было легко запомнить и просто петь, но мне все равно пришлось повторить дважды, прежде, чем он запомнил всю ее.
Как я уже говорил, они не были Эдема Руэ.
- Это достаточно хорошая песня, - неохотно признался он.
- Всем нравится Фелуриан, но я не знаю, что мы можем дать тебе за нее.
Мальчик запел высоким голосом, - Я сочинил стихи к "Лудильщику Таннеру".
Остальные попытались заткнуть его, но я улыбнулся.
- Я хочу послушать его.
Мальчик надулся и запел тонким голосом:
Однажды заметил я доброго фермера дочку
Вдалеке от мужчин на речном берегу
Увидал, как она принимает там ванну
Но сказала она, что это не дело,
Если парень увидит вдруг ее тело
И тогда она намылила себя, медленно снова сама.
Я засмеялся.
Неплохо, - похвалил я его, - Но как насчет этого?
Однажды заметил я доброго фермера дочку
Вдалеке от мужчин на речном берегу
Она призналась мне однажды, поймавшись за ручку
Что не чувствует себя она чистой
Если кто-то увидит ее обнаженной
И снова пришлось ей помыться самой.
Мальчик задумался над этим.
- Мне нравится мое больше, - сказал он после минутного размышления.
Я похлопал его по спине.
- Это хороший человек, который держится своего стиха. - Я повернулся к главе маленькой труппы.
- Какие-нибудь сплетни?
Она на мгновение задумался.
- Разбойники к северу отсюда в Элде.
Я кивнул.
- От них было недавно очищено, насколько я слышал.
Он задумался еще больше.
- Я слышал Алверон женится на женщине Лаклесс.
- Я знаю поэму о Лаклесс! - вмешался снова мальчик и начал:
- Семь вещей стояло прежде
Перед входом в дверь Лаклесс...
- Заткнись. - Старик отвесил мальчику по голове мягкую затрещину.
Он посмотрел, извиняясь.
- У мальчика хороший слух, но нет никаких манер.
- Действительно, - сказал я.
- Мне нравится слушать его.
Он пожал плечами и отпустил мальчика, который посмотрел на него перед чтением:
- Семь вещей стояло прежде
Перед входом в дверь Лаклесс
Одно из них кольцо неодетое
Одно слово, от которого отказались
Одно время, что должно быть правом
Одна свеча без света
Один сын, что приносит кровь
Одна дверь, что удерживает наводнение
Одна сильная вещь на хранении
Затем наступает то, что приходит в сновидении.
- Это одна из тех загадочных рифм, - сказал отец, извиняясь.
- Бог знает, где он слышит их, но он знает их лучше, чем те непристойности, что он слышит постоянно повсюду.
- Где ты слышал это? - спросил я.
Мальчик задумался на мгновение, затем пожал плечами и начал чесать себя за колено.
- Не знаю.
От детей.
- Нам нужно собираться, - сказал старик, глядя на небо.
Я полез в мой кошелек, и вручил ему серебряный нобль.
- За что это? - спросил он, подозрительно глядя на него.
- Помочь с новым медведем, - сказал я.
- У меня тоже были тяжелые времена, но теперь у меня все отлично.
Они ушли, поблагодарив меня за щедрость.
Бедняги.
Ни одна уважающая себя труппа Руэ никогда не опустится до травли медведя.
У них не было ни стремления к совершенству, ни гордости за исполнение.
Но вряд ли их можно винить в отсутствии в их жилах крови Руэ, ведь мы актеры должны держаться друг друга.
Никто больше этого не сделает.
***
Темпи и я использовали часы нашей ходьбы, чтобы обсудить Летани и вечером практиковали Кетан.
Это стало легче для меня и я мог иногда делать по крайней мере Ловлю Дождя прежде, чем Темпи находил некоторые незначительные ошибки и заставил меня начинать все сначала.
Вдвоем мы нашли уединенное место на полпути от гостиницы, где мы остановливались днем.
Дедан, Хеспи и Мартен пили внутри.
Я тщательно отрабатывал Кетан, тогда как Темпи сидя спиной к дереву практиковал основные упражнения аппликатуры, которым я учил его с неумолимой решимостью.
Снова и снова.
Снова и снова.
Только я сделал Кружащие руки, когда я краем глаза уловил мерцающее движение.
Я не остановился, поскольку Темпи научил меня не отвлекаться во время выполнения Кетан.
Если я повернусь, чтобы посмотреть, мне придется начать все сначала.
Перемещаясь с болезненной медлительностью я начал Танец Наоборот.
Но как только я сместил свои пятки, то я мог сказать, что мой баланс нарушен.
Я ждал окрика Темпи, но он этого не сделал.
Я остановил Кетан и повернулся, чтобы увидеть группу из четырех наемников Адем, идущих к нам с крадущейся грацией.
Темпи был уже на ногах и шел к ним навстречу.
Моя лютня была помещена обратно в футляр и прислонена со стороны дерева.
Вскоре они впятером стояли в плотной группе, достаточно близко, чтобы их плечи почти касались.
Достаточно близко, чтобы я не мог видеть ни малейшего шепота о чем они говорили или не мог видеть их рук.
Но я мог сказать с точки зрения плечей Темпи, что он стоял в неудобной, оборонительной позиции.
Я знал, что позвать Темпи будет считаться грубым, поэтому я подошел ближе.
Но прежде чем я подошел достаточно близко, чтобы услышать, один из незнакомых наемников протянул руку и оттолкнул меня, его растопыренные пальцы нажали строго напротив центра моей груди.
Не долго думая, я сделал Разбитого Льва, захватив его большой палец и повернув его запястье от меня.
Он без видимых усилий освободил свою руку от меня и двинулся, чтобы поймать меня с помощью Преследующего Камня.
Я сделал Танец Наоборот и в этот раз баланс был верным, но его другая рука стукнула меня по макушке ровно настолько, чтобы поколебать меня на полсекунды, не сильно, но достаточно больно.
Моя гордость была уязвлена.
Это было точно также, как Темпи стукал меня в молчаливом упреке за неаккуратно выполненный Кетан.
- Быстро, - сказал мягко наемник на Атуранском.
И только когда я услышал ее голос, я понял, что это женщина.
Не то чтобы она была особенно мужеподобной, просто казалось, что она настолько похожа на Темпи.
У нее были песчаные волосы, светлые серые глаза, спокойное выражение лица и кроваво-красные одежды.
Она была выше ростом, чем Темпи на несколько дюймов, а плечи были шире, чем у него.
Но несмотря на то, что она была тонкая, как бечевка, теснота ее наемнической красной одежды выявляла скромные изгибы бедер и груди.
Глядя более внимательно, я смог легко увидеть, что трое из четырех наемников были женщины.
У плечистой передо мной был тонкий шрам, проходящий через ее бровь, а другой рядом с ее челюстью.
Это были такие же бледно серебристые шрамы, какие были у Темпи на руках и груди.
И хотя они были далеки от ужасных, они сделали выражение ее лица странно мрачным.
- Быстро, - сказала она.
На первый взгляд это казалось похвалой, но я издевался достаточно в своей жизни, чтобы узнать издевку, независимо от языка.
Что еще хуже, ее правая рука скользнула вокруг, чтобы отдохнуть немного на спине, ладонью наружу.
Даже с моим рудиментарным знанием Адемского языка жестов я знал, что это значит.
Ее рука была настолько далеко, насколько это было возможно от рукояти ее меча.
В тоже самое время она повернула свое плечо ко мне и посмотрела в сторону.
Я не просто был объявлен неопасным, это было оскорбительное пренебрежение.
Я боролся с тем, чтобы сохранить лицо спокойным, догадываясь, что любое выражение лица только еще больше снизит ее мнение обо мне.
Темпи указал назад туда, откуда я пришел.
- Иди, - сказал он.
Серьезно.
Формально.
Я неохотно повиновался, не желая устраивать сцену.
Адем стояли близкой группой в течении четверти часа, пока я практиковал Кетан.
Хотя я не слышал шепота их разговора, было очевидно, что они спорили.
Их движения были резкими и злыми, положение ног агрессивное.
В конце концов четверо незнакомых Адем ушли, вернувшись обратно на дорогу.
Темпи вернулся, когда я пытался проработать Молотильщика Пшеницы.
- Слишком широко. - [Раздражение.]
Он постучал по моей выставленной назад ноге и толкнул в плечо, чтобы показать, что мой баланс недостаточен.
Я передвинул мою ступню и попытался снова.
- Кто это был, Темпи?
- Адем, - просто сказал он, усевшись обратно у подножия дерева.
- Ты их знаешь?
- Да. - Темпи огляделся, затем достал мою лютню из футляра.
Его руки были заняты и он стал вдвойне немым.
Я вернулся к практике Кетан, зная, что пытаться вырвать ответ из него все равно, что рвать зубы.
Прошло два часа, и солнце начало опускаться за западными деревьями.
- Завтра я уйду, - сказал он.
Обе его руки были по прежнему на лютне и мог только догадываться о его настроении.
- Куда?
- В Хаерт.
К Шейн.
- Это ваши города.
- Хаерт город.
Шейн - мой учитель.
Я немного подумал, в чем может быть дело.
- И тебе будет сложно учить меня?
Он положил лютню обратно в футляр и прижал крышку обратно на место.
- Возможно. - Да.
- Разве это запрещено?
- Это запрещено более всего, - сказал он.
Темпи встал и начал Кетан.
Я последовал за ним, и мы оба молчали некоторое время.
- Насколько большие неприятности? - спросил я наконец.
- Очень большие неприятности, - сказал он и я услышал нехарактерную для него эмоцию, беспокойство.
- Это было пожалуй неразумно.
Вместе мы двигались так медленно, как заходящее солнце.
Я помнил, что сказал мне Ктаэ.
Один клочок потенциально полезной информации он упустил в нашем разговоре.
Ты смеялся над фейри, пока сам не увидел их.
Не удивительно, что все цивилизованные соседи тоже забыли про Чандриан.
Ты должен оставить свои драгоценные углы далеко позади, прежде чем найдешь человека, который сможет воспринимать тебя всерьез.
Утебя будет надежда, если ты доберешься до Штормвальских гор.
Фелуриан сказала, что Ктаэ говорит только правду.
- Могу я сопровождать тебя? - спросил я.
- Сопровождать? - спросил Темпи, его руки двинулись в изящном круге, призванном разорвать длинные кости рук.
- Путешествовать вместе.
Следовать.
В Хаерт.
- Да.
- Это поможет в твоих трудностях?
- Да.
- Я пойду.
- Я благодарю тебя.
Честно говоря, я не хотел ничего большего, кроме как вернуться в Северен.
Я хотел снова спать в постели и воспользоваться расположением Маера, пока оно было свежо в его памяти.
Я хотел найти Денну и сделать все правильно между нами.
Но Темпи было бы сложно обучать меня.
Я не мог просто убежать и оставить его с самим собой.
Более того, Ктаэ сказал мне, что Денна уже оставила Северен позади.
Хотя вряд ли нужен пророческий фейри, чтобы сказать мне об этом.
Я отсутствовал в течение месяца и у Денны никогда не было такого, чтобы оставлять расти траву под ее ногами.
На следующее утро пути нашей группы разделились.
Дедан, Хеспи и Мартен собирались на юг к Северену, представить доклад Маеру и забрать свою плату.
Темпи и я шли в северо-восточную сторону к Штормвальским горам и Адемре.
- Ты уверен, что ты не хочешь, чтобы я отдал ему шкатулку? - Спросил Дедан в пятый раз.
- Я обещал Маеру, что я сам верну ему деньги, - солгал я.
- Но ты мне нужен, чтобы передать ему это. - Я передал большому наемнику письмо, которое я написал за ночь до того.
- Это объяснение, почему я был вынужден оставить тебя главой группы, - я усмехнулся.
- Ты можешь получить бонус за это.
Дедан надулся от важности, когда заполучил письмо.
Стоявший поблизости Мартен издал шум, похожий на кашель.
***
Когда Темпи и я отправились в путь, мне удалось вытянуть из наемника несколько деталей.
В конце концов я узнал, что для лиц его социального положения было принято получать разрешение, прежде чем он самостоятельно взял себе ученика.
Дело осложнял тот факт, что я был чужаком.
Варваром.
Обучая такого человека, как я, показалось, что Темпи совершил больший проступок, чем нарушил обычай.
Он нарушил доверие со своим учителем и его людьми.
- Будет ли какой-нибудь суд? - спросил я.
Он покачал головой.
- Не суд.
Шейн должна задать мне вопросы.
Я скажу, что я видел в Квоуте ожидание хорошего железа.
Он имеет Летани.
Он нуждается в Летани, чтобы руководствоваться им.
Темпи кивнул на меня.
- Шейн спросит тебя о Летани, чтобы увидеть, что я был прав в своих взглядах.
Шейн будет решать, действительно ли ты железо, стоящее ковки. - Его рука сделала круг, совершая непростой жест.
- И что случится, если я не таков? - спросил я.
- Для тебя? - [Неопределенность.]
- Для меня?
Я буду срезан.
- Срезан? - спросил я, надеясь, что не так понял.
Он поднял руку и пошевелил пальцами.
- Адем. - Он сжал кулак и потряс им.
- Адемре. - Затем он раскрыл свою руку и коснулся своего мизинца.
- Темпи. - Он дотронулся до других пальцев.
- Друг.
Брат.
Мать. - Он дотронулся до большого пальца.
- Шейн. - Тогда он сделал жест, словно срывая свой мизинец и выбросывая его прочь.
- Срезан, - сказал он.
Значит не убит, но изгнан.
Я начал дышать легче, пока не посмотрел в бледные глаза Темпи.
На мгновение в его совершенно спокойной маске прошла трещина, а за ней я увидел истину.
Смерть была бы наказанием добрее, нежели быть срезаным.
Он был в ужасе, так как испугался так, как никто, кого я когда-либо видел.
***
Мы договорились, что наша самая большая надежда была для меня, чтобы вручить себя полностью в руки Темпи во время поездки в Хаерт.
У меня было около пятнадцати дней, чтобы отполировать до яркого блеска то, что я знал.
Надежда была в том, чтобы когда я встретил старших Темпи, я мог произвести хорошее впечатление.
Прежде, чем начался первый день, Темпи поручил мне убрать прочь мой шаед.
Неохотно я так и сделал.
Он сложился удивительно в небольшой пучок, который запросто поместился в моей дорожной сумке.
Поддерживать темп Темпи было изнурительно.
Сначала мы вдвоем двигались в растяжке танцора, которую я наблюдал много раз до этого.
Затем, вместо нашей обычной быстрой хотьбы, мы бежали в течении часа.
После этого мы совершенствовали Кетан, а Темпи корректировал мои бесконечные ошибки.
Затем мы прошли милю.
Наконец, мы сели и обсуждали Летани.
Тот факт, что эти дискуссии были на адемском, не делало задачу легче, но мы договорились, что я должен погрузиться в язык так, чтобы когда я достиг Хаерта, я мог говорить как цивилизованный человек.
- Что является целью Летани? - спросил Темпи.
- Чтобы дать нам путь, по которому следовать? - ответил я.
- Нет, - строго сказал Темпи.
- Летани не путь.
- Что же является целью Летани, Темпи?
- Направлять нас в своих действиях.
Следуя Летани, ты действуешь правильно.
- Но это не путь?
- Нет. Летани помогает нам выбирать путь.
Затем мы начинали весь цикл сначала.
Бегали час, совершенствовали Кетан, шли милю, обсуждали Летани.
Это занимало около двух часов и после окончания нашей короткой дискуссии мы начинали сначала.
Однажды во время дискуссии о Летани я начал делать жест непонимания.
Но Темпи положил свою руку мне на макушку, останавливая меня.
- Когда мы ведем разговор разговор о Летани, ты не должен делать этого. - Его левая рука быстро двигалась, показывая возбуждение, отрицание, а также несколько других жестов, которые я не узнал.
- Почему?
На мгновение Темпи задумался.
- Когда ты говоришь о Летани, она не должна быть здесь, - он постучал по моей голове.
- Или здесь. - Он постучал по моей груди возле сердца и пробежал своими пальцами вниз по моей левой руке.
- Истинное понимание Летани живет глубже.
Живет здесь. - Он ткнул меня в живот, ниже моего пупка.
- Ты должен научиться говорить отсюда, не задумываясь.
Когда мы продолжили, я медленно пришел к пониманию неписанных правил для наших дискуссий.
Мало того, что он намеревался научить меня Летани, он должен был показать, как глубоко укоренилось понимание Летани во мне.
Это означало, что на вопросы нужно было отвечать быстро, без преднамеренных пауз, которые обычно отмечали разговор на адемском.
Вы не должны были дать вдумчивый ответ, вы должны были дать один серьезный.
Если вы действительно поняли Летани, тогда это знание станет очевидно в твоих ответах.
Бег.
Кетан.
Ходьба.
Дискуссия.
Мы завершили цикл трижды до нашего обеденного перерыва.
Шесть часов.
Я был весь в поту, наполовину убежденный, что я умру.
После часа, чтобы отдохнуть и поесть, мы начинали снова.
Мы закончили еще три цикла, прежде чем остановились на ночь.
Мы соорудили лагерь в стороне от дороги.
Я в полусне прожевал свой ужин, расправил одеяло и завернулся в мой шаед.
В моем измотанном состоянии он казался мягким и теплым, как гагачий пух.
В середине ночи Темпи потряс меня, чтобы разбудить.
Хотя какая-то животная часть меня ненавидела его, я знал, что это необходимо, как только я пошевелился.
Мое тело было жестким и больным, но медленные, знакомые движения Кетан помогли ослабить мои напряженные мышцы.
Он заставил меня растягиваться и пить воду, затем я спал как камень в оставшуюся часть ночи.
На второй день было хуже.
Даже плотно привязанная к спине, моя лютня была несчастным бременем.
Меч, которым я даже не мог пользоваться, волочился на моих бедрах.
Моя дорожная сумка чувствовалась тяжелой, как мельничный жернов и я жалел, что не позволил Дедану взять шкатулку Маера.
Мои мышцы были резиновые и непослушные и когда мы бежали дыхание обжигало мне горло.
Моменты, когда Темпи и я говорили о Летани были единственным настоящим отдыхом, но они были удручающе краткими.
Мой разум кружился от усталости и это заставляло всю мою концентрацию направлять на приведение мыслей в порядок, чтобы попытаться дать правильный ответ.
Тем не менее, мои ответы только раздражали его.
Раз за разом он качал головой, объясняя, как я был неправ.
В конце концов я отказался от попыток быть правым.
Слишком усталый, чтобы заботиться об этом, я перестал приводить мои измученные мысли в порядок и просто наслаждался, когда садился на несколько минут.
Я был слишком усталым, чтобы вспомнить, что я говорил половину времени, но, на удивление, Темпи находил ответы на эти вопросы больше ему по душе.
Это было благословением.
Когда мои ответы нравились ему, наши дискуссии длились дольше, и я мог проводить больше времени отдыхая.
Я почувствовал себя намного лучше на третий день.
Мои мышцы уже не болели так сильно.
Мое дыхание стало легче.
Моя голова была ясной и легкой, как лист, плывущий по ветру.
В таком настроении ответы на вопросы Темпи легко вертелись на кончике моего языка, простые, как пение.
Бег.
Кетан.
Ходьба.
Дискуссия.
Три цикла.
Затем, когды мы проделали Кетан в стороне от дороги, я рухнул.
Темпи внимательно следил и поймал меня прежде, чем я упал на землю.
Мой мир головокружительно кружился в течение нескольких минут, прежде чем я понял, что оказался в тени дерева на обочине дороги.
Должно быть Темпи приволок меня сюда.
Он протянул мой бурдюк.
- Пей.
Мысль о воде не была привлекательной, но я всеравно взял его в рот.
- Я прошу прощения, Темпи.
Он покачал головой.
- Ты пришел задолго до падения.
Ты не жаловался.
Ты показал, что твой разум сильнее, чем твое тело.
Это хорошо.
Когда разум контролирует тело, это Летани.
Но знание своих пределов это тоже Летани.
Лучше остановиться, когда ты еще можешь бежать, до того, как ты упадешь.
- Что, если не падение требует Летани, - сказал я не подумав.
Моя голова все еще чувствовалась легкой, как лист на ветру.
Он озарил меня редкой улыбкой.
- Да.
Ты начинаешь видеть.
Я вернул ему улыбку.
- Твой Атуранский стал очень хорош, Темпи.
Темпи моргнул.
[Беспокойство.]
- Мы говорим на моем языке, а не на твоем.
- Я не говорю... - я начал протестовать, но тогда я услышал слова, которые я использовал.
Скеопа тейяс.
Моя голова закружилась на мгновение.
- Пей еще, - сказал Темпи и хотя он тщательно контролировал свое лицо и голос, я мог сказать, что он был заинтересован.
Я сделал еще один глоток, чтобы успокоить его.
Затем, как будто мое тело вдруг поняло, что ему необходима вода, меня обуяла жажда и я сделал несколько больших глотков.
Я остановился, прежде чем я выпил слишком много и наполнил мой живот.
Темпи кивнул, утверждая.
- Значит, я хорошо говорю? - сказал я, чтобы отвлечь себя от жажды.
- Ты говоришь хорошо для ребенка.
Очень хорошо для варвара.
- Только хорошо?
Я коверкаю слова?
- Ты слишком много касаешься глаз. - Он расширил глаза и не мигая многозначительно посмотрел в мои собственные.
- Также, твои слова хорошие, но простые.
- Тогда ты должен преподавать мне больше слов.
Он покачал головой.
[Серьезность.]
- Ты уже знаешь очень много слов.
- Очень много?
Темпи, я знаю совсем чуть-чуть.
- Это не слова, а их использование.
У Адем есть искусство ведения разговора.
Есть такие, кто может объяснить множество понятий одним понятием.
Моя Шейн такая.
Они говорят какую-то вещь на одном дыхании, а другие ищут смысл в нем в течении года. - [Нежный упрек.]
- Слишком часто ты говоришь больше, чем нужно.
Ты не должен говорить на адемском так, как ты поешь на атуранском.
Сотню слов, чтобы похвалить женщину.
Очень много.
Наш разговор меньше.
- Поэтому, когда я встречаю женщину, я должен просто сказать: вы прекрасны?
Темпи покачал головой.
- Нет. Ты просто должен сказать "прекрасна" и дать женщине догадаться, что ты имел в виду.
- Разве это не... - Я не знал слов "неясно" или "непонятно" и вынужден был начать сначала, чтобы пояснить свою точку зрения.
- Разве это не приведет к путанице?
- Это приведет к задумчивости, - строго сказал он.
- Это деликатно.
Всегда должно быть беспокойство, когда один говорит.
Чтобы было слишком много разговоров. - Он покачал головой.
[Неодобрение.]
- Так и есть... - Он остановился, подыскивая слова.
- Грубо?
[Отрицание.]
[Разочарование.]
- Я иду в Северен и там есть люди, которые воняют.
Есть люди, которые этого не делают.
Все они люди, но те, кто не воняют - серьезные люди. - Он крепко постучал двумя пальцами по моей груди.
- Ты не пастух.
Ты ученик в Летани.
Мой ученик.
Ты должен разговаривать, как серьезный человек.
- Но что насчет ясности?
Что, если ты построишь мост?
Тебе понадобится много частей к нему.
Все они должны быть названы ясно.
- Конечно, - сказал Темпи.
[Согласие.]
- Иногда.
Но в большинстве вещей, важных вещей, деликатность лучше.
Меньше лучше.
Темпи протянул руку и твердо схватил меня за плечо.
Затем он поднял глаза, встретился с моими глазами и удерживал их на короткое время.
Такая редкость для него.
Он коротко и тихо улыбнулся.
- Гордый, - сказал он.
***
Остаток дня ушел на восстановление.
Мы хотели пройти несколько миль, выполнить Кетан, обсудить Летани, затем снова идти.
Мы остановились в придорожном трактире, где в тот вечер я ел за троих и легли в постель прежде, чем солнце покинуло небо.
На следующий день мы вернулись к циклам, но только два до полудня и два после.
Мое тело горело и болело, но я уже не был вне себя от истощения.
К счастью, с небольшим умственным усилием, я мог скользить назад в эту странную упреждающую ясность в голове, которую я использовал, чтобы отвечать на вопросы Темпи за день до этого.
В течение следующих нескольких дней я пришел к мысли о том, что это странное умственное состояние похоже на "вращающийся лист".
Казалось, что это дальний родственник "каменному сердцу", умственному упражнению, которое я узнал много лет назад.
Тем не менее, между ними было мало сходства.
"Каменное сердце" было практичное: оно лишало эмоций и сосредотачивало мое внимание.
Это позволяло легче ломать мой разум на отдельные части или поддерживать все важные Алары.
С другой стороны, "вращающийся лист" казался в значительной степени бесполезным.
Оно расслабляло, чтобы мой разум становился четким и пустым, затем всплывая и падая слегка от одного к другому.
Но помимо того, помогало мне вытаскивать ответы на вопросы Темпи на пустом месте, оно, казалось, не имело практического значения.
Это было психологическим эквивалентом карточного фокуса.
К восьмому дню в дороге, мое тело больше не болело постоянно.
Это случилось, когда Темпи добавил что-то новое.
После выполнения Кетан мы боролись вдвоем.
Было так трудно, как это случилось, когда я был наиболее уставшим.
Но после борьбы мы всегда сидели, отдыхали и обсуждали Летани.
- Почему ты улыбался, когда мы сражались сегодня? - спросил Темпи.
- Потому что я был счастлив.
Ты наслаждался борьбой?
- Да.
Темпи излучал неудовольствие.
- Это не Летани.
Я задумался на мгновение над своим следующим вопросом.
- Должен ли человек получать удовольствие от боя?
- Нет. Ты насладишься правильными действиями и последуешь Летани.
- Что, если следование Летани требует от меня сражаться?
Должен ли я отказывать себе в удовольствии от этого?
- Нет. Ты должен получать удовлетворение, следуя Летани.
Если ты хорошо сражаешься, ты должен гордиться тем, что делаешь эти вещи хорошо.
Для борьбы с собой ты должен чувствовать только долг и печаль.
Только варвары и сумасшедшие получают удовольствие от сражений.
Тот, кто любит сам бой, оставил Летани позади.
***
На одиннадцатый день, Темпи показал мне, как включить мой меч в Кетан.
Первое, что я узнал, было то, как быстро меч становится свинцово-тяжелым, если держать его на расстоянии вытянутой руки.
С нашим спаррингом и добавлением меча, каждый цикл теперь занимал около двух с половиной часов.
Тем не менее, мы сохраняли наш график каждый день.
Три цикла до полудня, три цикла после.
Пятнадцать часов на все.
Я чувствовал, как мое тело закаляется, становится быстрым и худым, как у Темпи.
Таким образом мы бежали, я учился, а Хаерт приближался все ближе.
Пока мы путешествовали, мы быстро проходили города, останавливаясь только для пополнения запасов воды и пищи.
Местность по сторонам размывалась в движении.
Мой разум был сосредоточен на Кетане, Летани и языке, который я учил.
Дорога стала узкой, когда мы шли в предгорьях Штормвальских гор.
Земли становились скалистыми и неровными, и дорога змеилась взад и вперед, как бы избегая просветы долин, становилась крутой и заваленной кучами щебня.
Воздух менялся, становясь холоднее, чем я ожидал летом.
Мы закончили путешествие через пятнадцать дней.
По моей лучшей догадке, мы покрыли почти триста миль за это время.
Хаерт стал первым городом Адем, который я когда-либо видел и на мой неопытный глаз вряд ли показался городом вообще.
Здесь не было центральной улицы из выстроившихся домов и магазинов.
Те здания, которые я здесь видел были редкие, странной формы и построены, чтобы соответствовать естественной форме земли, как если бы они пытались держаться вне поля зрения.
Я не знал, что мощные штормы, которые дали название этому горному хребту, были распространены здесь.
Их внезапные, изменчивые ветра разорвали бы что-нибудь такое выпячивающееся и угловатое, как квадратные деревянные дома, распространеные в землях ниже.
Вместо этого, Адем строили разумно, скрывая свои здания от непогоды.
Дома были построены по сторонам от холмов или снаружи с подветренных стен укрывающих скал.
Некоторые были врыты вниз.
Другие были высечены в каменистых сторонах обрывов.
Некоторые можно было почти не увидеть, даже если вы стояли рядом с ними.
Исключением была группа низких каменных зданий, сгруппированных близко друг к другу на некотором расстоянии от дороги.
Мы остановились около самого большого из них.
Темпи повернулся ко мне, нервно теребя кожанные ремни на красных рукавах формы наемника.
- Мне нужно идти объясниться с Шейн.
Это должно быть сделано. - [Беспокойство]
[Сожаление.]
- Ты должен ждать здесь.
Возможно долго. - Язык его тела сказал мне больше, чем слова.
Я не могу пригласить тебя внутрь, ведь ты варвар.
- Я буду ждать, - заверил я его.
Он кивнул и зашел внутрь в сверкнувший проём, прикрыв за собой дверь.
Я смотрел вокруг, наблюдая за людьми спокойно занимающимися каждодневными делами: женщина несущая корзину, молодой мальчик ведущий козла на веревке.
Здания были построены из того же грубого камня, что составлял часть окружающего пейзажа, и отлично в него вписывались.
Небо было пасмурным, добавляя окружающему дополнительный оттенок серого.
Ветер дул, овевая углы домов и выводя узоры в траве.
Я подумывал, не одеть ли мне мой плащ, но решил этого не делать.
Воздух был здесь прозрачнее и холоднее.
Но было все еще лето, и на солнце было тепло.
По сравнению с гомоном и вонью большого города здесь было до странности мирно.
Никакого грохота копыт на булыжниках.
Никаких продавцов, нахваливающих с повозки свои товары.
Я представил себе , как кто-то такой как Темпи, выросший в месте подобному этому, впитывает тишину, пока полностью не заполнится ею, и берет её с собой, когда уезжает.
От нечего делать я начал разглядывать ближайшее здание.
Оно было сделано из неравных кусков камня, скрепленных подобно зубцам ручной пилы.
Поглядев поближе, я удивился отсутствию цемента.
Я провел по стене суставом пальца, задаваясь вопросом , могт ли это быть монолит, вырезанный так, чтобы походить на множество совмещенных камней.
Позади меня, я услышал голос, спрашивающий на адемском, - Что вы думаете о нашей стене? -
Я обернулся и увидел пожилую женщину с характерными бледносерыми глазами Адем.
Ее лицо выглядело безразличным, но казалось любезным и материнским.
Она носила желтую шерстяную кепку , вырезанную над ушами.
Кепка была грубой вязки, и волосы песочного цвета, которые высовывались из под неё, уже начали седеть.
После путешествия с Темпи было странно видеть Адем без красной формы наёмника и меча.
Эта женщина носила широкую белую рубашку и льняные штаны.
- Наша стена замечательна, не правда ли? - спросила она , показывая жестом лёгкое любопытство.
- Что Вы про неё думаете? -
- Я думаю, она красива, -отвечал я на адемском, избегая долгого зрительного контакта.
Ее рука пошевелилась в незнакомом жесте.
- Красивая? -
Я неопределённо пожал плечами.
- Существует красота, истекающая из простоты ее назначения.
- Возможно Вы перепутали слово, - сказала она.
[Лёгкое извинение.]
- Красота - это цветок или женщина или драгоценный камень.
Возможно вы хотите сказать "полезность." Стена полезна. -
- Полезная, но также и красивая . -
- Возможно вещам выгодно использовать красоту.
- Возможно, дело в том, что вещи используются в соответствии с их красотой, - парировал я, интересно, было ли это адемским эквивалентом светской беседы.
Если это так, то я предпочел бы его пресным сплетням двора Маера.
- Что насчет моей шапки? - спросила она, дотронувшись до нее рукой.
- Разве она красива потому, что используется?
Она была вязанная из толстой домотканной шерсти и была окрашена в яркий кукурузно-желтый цвет.
Она была слегка однобока и сшита неравномерно в разных местах.
- Она смотрится очень теплой, - сказал я осторожно.
Она показала небольшое развлечение и ее глаза чуть-чуть блеснули.
- Это так, - сказала она.
- И для меня это красиво, потому что она была сделана моей внучкой.
- Тогда она красива и хороша. - [Согласие.]
Женщина рукой показала мне улыбку.
Ее рука была наклонена иначе, чем у Темпи, когда она делала жест и я решил что это любящая, материнская улыбка.
Сохраняя мое лицо пустым, я жестом улыбнулся в ответ, делая все возможное, чтобы сделать его теплым и вежливым.
- Ты хорошо говоришь для варвара, - сказала она и протянула руку для захвата моей руки в дружеском жесте.
- Посетители редки, особенно такие, кто так вежлив.
Пойдем со мной, я покажу тебе красоту и ты будешь говорить со мной о том, как ее можно использовать.
Я опустил взгляд.
[Сожаление.]
- Я не могу.
Я ожидаю.
- Он внутри?
Я кивнул.
- Если они пошли внутрь, я подозреваю, что ты будешь ждать некоторое время.
Конечно, они будут рады, если ты пойдешь со мной.
Я могу оказаться более интересной, чем стена. - Старуха подняла руку и привлекла внимание мальчика.
Он подбежал и посмотрел на нее выжидающе, его глаза метали короткие взгляды на мои волосы.
Она сделала несколько жестов для мальчика, на я разобрал только [спокойно].
- Скажи теv, кто там находится, что я беру этого человека на прогулку, потому что он не должен стоять один на ветру.
Я скоро его верну.
Она постучала по футляру моей лютни, затем сделал тоже самое с моей дорожной сумкой и мечом на моем бедре.
- Отдай это мальчику и он занесет их внутрь для тебя.
Не дожидаясь, чтобы я ответил, она начала стаскивать дорожную сумку с моего плеча и я не мог не подумать об изящном способе выключать себя, не представляясь страшно невежливым.
Каждая культура отличается от других, но одно верно всегда: самый верный способ совершить проступок - отказаться от гостеприимства вашего хозяина.
Мальчик сновал с моими вещами и старуха взяла меня за руку, уводя меня прочь.
Я смирился, несколько благодарный ее компании и мы шли спокойно, пока не подошли к глубокой долине, которая открылась вдруг перед нами.
Она была зеленая, с ручьем на дне и защищена от постоянного ветра.
- Что ты можешь сказать об этом? - спросила она, указывая на скрытую долину.
- Это очень похоже на Адемре.
Она ласково похлопала меня рукой.
- У тебя есть дар говорить не говоря.
Это редко для такого, как ты. - Она начала спускаться в долину, держась одной рукой за мою для поддержки, когда она осторожно ступала по узкой каменистой тропе, изгибавшейся вдоль по стене долины.
Я увидел маленького мальчика со стадом баранов не слишком далеко.
Он помахал нам, но не крикнул.
Мы проследовали на дно долины, где белый поток катился через камни.
Это создавало чистые бассейны, где я мог видеть рябь от рыб, перемешивавших воду.
- Можно ли это назвать красотой? - спросила она после того, как мы насмотрелись.
- Да.
- Почему?
[Неопределенность.]
- Возможно его движение.
- Камни вовсе не двигаются и ты называешь их красивыми тоже. - [Вопрос.]
- Это не в природе камня - двигаться.
Может быть, красота это движение в соответствии с твоей природой.
Она кивнула, как будто мой ответ ей понравился.
Мы продолжали наблюдать за водой.
- Ты слышал о Латанта? - спросила она.
- Нет. - [Отрицание.]
- Но, возможно, я просто не знаю этого слова.
Она повернулась и мы направились вдоль по дну долины, пока мы не подошли к широкому пятну с выглядящим тщательно ухоженным садом.
В центре было высокое дерево, какого я никогда не видел прежде.
Мы остановились на краю поляны.
- Это меч-дерево, - сказала она, сделав жест, который я не узнал, проведя тыльной стороной руки по щеке.
- Латанта.
Можешь ли ты сказать, что оно прекрасно?
Я посмотрел на него на мгновение.
[Любопытство.] - Я с удовольствием посмотрел бы на него более внимательно.
- Это не допустимо. - [Решительно.]
Я кивнул и рассмотрел его так хорошо, как только мог на этом расстоянии.
Оно имело высокие, выгнутые ветви, как у дуба, но его листья были широкие, плоские и вращались по странным окружностям, когда они ловили ветер.
- Да. - Ответил я после долгого времени.
- Почему ты так долго решал?
- Я обдумывал причину его красоты, - признался я.
- И?
- Я могу сказать, что оно одновременно и движется и не движется в соответствии со своей природой и это заключает в себе его красоту.
Но я не думаю, что это причина.
- Что же тогда?
Я смотрел на него продолжительное время.
- Я не знаю.
Что вы считаете причиной?
- Это простота, - сказала она.
- Этого достаточно.
Я кивнул, чувствуя себя немного одураченным со всеми придуманными ответами, которые я давал ранее.
- Знаешь ли ты Кетан? - спросила она, удивив меня.
Теперь у меня было подозрение о том, как важны такие вещи были для Адем.
Так что я не решался дать открытый ответ.
Однако я не хотел также и лгать.
- Может быть. - [Извинение.]
Она кивнула.
- Ты осторожен.
- Да.
Ты Шейн?
Шейн кивнула.
- Когда ты заподозрил, что это я?
- Когда вы спросили про Кетан, - сказал я.
- Когда вы заподозрили меня в том, что я знаю больше, чем должен знать варвар?
- Когда я увидела, как ты ставишь свои ноги.
Опять молчание.
- Шейн, почему вы не носите красные одежды, как другие наемники?
Она показала пару незнакомых жестов.
- Учитель не сказал тебе, почему они носят красную одежду?
- Я не думал об этом и не спрашивал, - сказал я, не желая подразумевать, что Темпи пренебрегал моей подготовкой.
- Тогда я спрашиваю тебя.
- Я задумался на мгновение.
- Чтобы враги не могли увидеть их кровь?
[Одобрение.]
- Почему тогда я одета в белое?
Единственный ответ, который я мог придумать потряс меня.
- Потому что у вас не потечет кровь.
Она частично кивнула.
- Также потому, что если противник пустит мне кровь, он должен видеть это, как свое справедливое вознаграждение.
Я молча досадовал, делая все возможное, чтобы имитировать надлежащее самообладание Адем.
После надлежащей вежливой паузы, я спросил.
- Что станет с Темпи?
- Это еще предстоит выяснить. - Она показала что-то очень близкое к раздражению, а затем спросила, - Разве ты не беспокоишься насчет себя?
- Я больше беспокоюсь за Темпи.
Меч-дерево плело на ветру узоры.
Это было почти гипнотическим.
- Как давно ты тренируешься? - спросила Шейн.
- Я изучаю Кетан месяц.
Она повернулась лицом ко мне и подняла руки.
- Ты готов?
Я не мог помочь, но думаю, что она была ниже меня на шесть дюймов и достаточно старая, чтобы быть моей бабушкой.
Ее однобокая желтая шляпа также не делала ее ужасно пугающей.
- Возможно, - сказал я, тоже подняв мои руки.
Шейн медленно пошла ко мне, сделав Руки как Ножи.
Я ответил Ловлей Дождя.
Затем я сделал Восхождение Железа и Быстро Внутрь, но не смог прикоснуться к ней.
Она слегка оживилась, сделав Поворот Дыхания и в то же время Удар Вперед.
Я остановил один Водяным Веером, но не смог избежать другого.
Она дотронулась до меня ниже моих ребер, затем до моей головы, мягко, как если бы кто-то приставил палец к губам.
Ничего из того, что я пытался сделать не действовало на нее.
Я делал Метателя Молнии, но она просто отходила, даже не утруждая себя ответом.
Раз или два я чувствовал касание ткани к моей руке, когда я подошел достаточно близко, чтобы коснуться ее белой рубашки, но это было все.
Это было похоже на попытку ударить по висящей струне.
Я стиснул зубы и сделал Молотящего Пшеницу, Сжатие Сидра и Мать на Потоке, двигаясь плавно от одного к другому в шквале ударов.
Она двигалась как никто из тех, кого я когда либо видел.
Не то чтобы она была быстрой, хотя она была быстрой, но это не было ее душой.
Шейн двигалась совершенно, никогда не делая двух шагов там, где можно было обойтись одним.
Никогда не двигалась на четыре дюйма там, где требовалось только три.
Она двигалась, как кто-то из рассказов, более гибко и изящно, чем танец Фелуриан.
В надежде поймать ее врасплох и доказать себе, я двигался так быстро, как мог.
Я делал Первый Танец, Ловлю Воробьев, Пятнадцать Волков...
Шейн сделала один совершенный шаг.
- Почему ты плачешь? - спросила Шейн, когда она делала Падение Цапли.
- Тебе стыдно?
Тебе страшно?
Я моргнул своими глазами, чтобы очистить их.
Мой голос был резок от напряжения и эмоций.
- Вы прекрасны, Шейн.
Ибо в вас есть камень стены, вода ручья и движение дерева в одном.
Шейн моргнула и в момент ее удивления я обнаружил себя твердо захватившим ее плечо и руку.
Я сделал Верхний Гром, но вместо того, чтобы быть отброшенной, Шейн оставалась неподвижной и твердой, как камень.
Почти рассеянно, она освободила себя Ломающим Львом и сделала Молотящего Пшеницу.
Я пролетел шесть футов и упал на землю.
Я быстро поднялся без какого-либо вреда.
Это был нежный бросок на мягкий торф и Темпи учил меня, как падать, не повреждая себя.
Но прежде, чем я смог снова продолжить, Шейн жестом остановила меня.
- Темпи одновременно и учил и не учил тебя, - сказала она, с нечитаемым выражением лица.
Я снова заставил себя убрать взгляд с ее лица.
Так сложно сломать привычку всей жизни.
- Что одновременно и плохо и хорошо.
Пойдем. - Она повернулась и пошла ближе к дереву.
Оно было даже больше, чем я мог подумать.
Маленькие ветки двигались в диком изгибающемся узоре, когда ветер терзал их.
Шейн подняла упавший лист и подала его мне.
Он был широким и плоским, размером с небольшую пластину и на удивление тяжелым.
Мою руку укололо и я увидел тонкую полоску крови внизу моего большого пальца.
Изучив края листа я увидел, что они жесткие, их края острые, как осока.
Действительно меч-дерево.
Я посмотрел вверх на вращающиеся листья.
Любой, стоящий поблизости дерева во время сильного ветра мог быть изрезан в клочья.
Шейн сказала, - Если ты нападешь на это дерево, что ты будешь делать?
Будешь ли ты бить по корню?
Нет. Слишком сильный.
Будешь ли ты бить по листьям?
Нет. Слишком быстрые.
Куда тогда?
- По веткам.
- По веткам. - [Согласие.]
Она повернулась ко мне.
- Это то, чему Темпи не научил тебя.
Было бы неправильно для него учить тебя этому.
Тем не менее, ты пострадал из-за этого.
- Я не понимаю.
Она прожестикулировала мне начать Кетан.
Автоматически я вошел в Ловлю Воробьев.
- Стоп. - Я замер в позиции.
- Если я атакую тебя, где это должно быть?
Здесь, в корень? - Она толкнула мою ногу и нашла ее непоколебимой.
- Здесь, по листу? - Она толкнула мою, удерживаемую на одном уровне руку, легко двигая ее, но мало чего добилась.
- Здесь.
По веткам. - Она мягко толкнула одно из моих плечей, легко меня сдвинув.
- И здесь. - Она добавила нажатие на мое бедро, закрутив меня вокруг.
- Ты видишь?
Ты находишь место для приложения своей силы или она уйдет впустую.
Расходование силы впустую это не Летани.
- Да, Шейн.
Она подняла руки, попав в то положение, как когда я поймал ее ранее, в середине Падения Цапли.
- Делай Гром Вверх.
Где мой корень?
Я указал на ее прочно поставленные ноги.
- Где листья?
Я указал на ее руки.
- Нет. Отсюда до сюда это лист. - Она отметила всю свою руку и показала, как она могла свободно ударять руками, локтями и плечами.
- Где ветки?
Я задумался надолго, затем постучал по ее коленям.
Хотя она и не подавал признаков его, я почувствовал ее удивление.
- И?
Я похлопал с противоположной стороны под ее подмышкой, а затем по плечу.
- Покажи мне.
Я подошел к ней поближе, поставил одну ногу вблизи ее колена и сделал Гром Вверх, отшвырнув ее в сторону.
Я был удивлен, как мало сил мне потребовалось.
Однако, вместо того, чтобы лететь в воздухе и падать на землю, Шейн схватила меня за предплечье.
Я почувствовал толчок, встретивший мою руку и вытянувший ее на один ошеломляющий шаг в сторону.
Вместо того, чтобы быть брошенной, Шейн использовала свой захват в качестве рычага, чтобы ее ноги опустились под ней.
Она сделала единственный совершенный шаг и вновь обрела равновесие.
Шейн посмотрела мне прямо в глаза в течение долгого, изучающего момента, а затем повернулась, чтобы уйти, указывая мне следовать за ней.
Шеин и я вернулись в комплекс каменных построек и обнаружили Темпи, стоящего снаружи, нервозно переминаясь с ноги на ногу.
Это подтвердило мое подозрение.
Он не посылал Шеин, чтобы проверить меня.
Она сама нашла меня.
Когда мы подошли достаточно близко, Темпи вытянул свой меч правой рукой, острием вниз.
Его левая рука старательно показала [уважение].
- Шеин, - сказал он. - Я...
Шеин жестом попросила его следовать за ней, и сама вошла в низкое каменное строение.
Она махнула маленькому мальчику.
- Позови Карсерет. - Мальчик убежал.
[любопытство]
Я прожестикулировал Темпи.
Он не смотрел на меня.
[Глубокая серьезность.]
[Будь внимателен.]
Меня отнюдь не успокоил тот факт, что это были те же самые жесты, которые он показывал на дороге в Кроссон, когда мы думали, что идем в засаду.
Его руки, заметил я, слегка дрожали.
Шеин провела нас к открытому дверному проему, где женщина в красном наемников присоединилась к нам.
Я узнал тонкие шрамы на ее брови и челюсти.
Это была Карсерет, наемница, которую мы встретили на пути в Северен, та, которая толкнула меня.
Шеин пригласила двух наемников внутрь, но меня задержала рукой.
- Жди здесь.
То, что сделал Темпи, нехорошо.
Я буду слушать.
Затем я решу, что будет с тобой.
Я кивнул, и она закрыла дверь за собой.
* * *
Я ждал час, два.
Я напрягал слух, но не мог расслышать ничего из происходящего по ту сторону двери.
Несколько человек минули проход: два наемника в красном и другой в обычной серой домотканой материи.
Каждый из них посмотрел на мои волосы, но никто из них не пялился.
Вместо улыбки и кивка, как принято у варваров, я не выражал никаких эмоций, отвечая их маленьким жестам приветствия, и избегал встречи глазами.
Где-то после третьего часа, дверь отворилась и Шеин махнула мне, приглашая внутрь.
Это была хорошо освещенная комната со стенами из обработанного камня.
Она была размером с большую спальню в таверне, но выглядела даже больше, благодаря отсутствию любой заметной мебели.
Здесь была маленькая железная печка, излучающая мягкое тепло возле одной из стен, и четыре стула, повернутые друг к другу, образуя круг.
Темпи, Шеин и Карсерет заняли три из них.
Следуя жесту Шеин, я сел на четвертый.
- Скольких ты убил? - спросила Шеин.
Ее тон был совершенно не таким, как раньше.
Не допускающий возражения.
Тот же самый тон, который был у Темпи во время наших обсуждений Летани.
- Многих. - Я ответил без раздумий.
Я могу быть глуповатым иногда, но я знаю, когда меня проверяют.
- Многих - это скольких? - Не просьба о разъяснении.
Это был новый вопрос.
- Когда убиваешь людей, один - это уже много.
Она легко кивнула.
-Ты убивал людей не по Летани?
- Возможно.
- Почему ты не ответил "да" или "нет"?
- Потому что Летани не всегда было понятно мне.
- А почему так?
- Потому что Летани в принципе непонятно.
- Что же делает Летани понятным?
Я сомневалс, хотя знал, что этого не стоит делать.
- Слова учителя.
- Кто-то может научить Летани?
Я начал показывать [неуверенность], затем вспомнил, что ручные жесты были неуместны.
-Возможно, - сказал я.
- Я не могу.
Темпи слегка дернулся, сидя на своем стуле.
Все шло не очень хорошо.
За недостатком других идей, я глубоко вздохнул, расслабился и спокойно погрузил свой разум в Крутящийся Лист.
- Кто знает Летани? - спросила Шеин.
- Несущийся по ветру лист, - ответил я, хотя, честно говоря, не знал, что я имел в виду под этим.
- Откуда идет Летани?
- Оттуда же, откуда смех.
Шеин колебалась немного, затем спросила: -Как ты следуешь Летани?
- Как следовать за луной?
Время с Темпи научило меня ценить различные паузы, которые помогали перемежать беседу.
Адемик - язык, который говорит молчанием столько же, сколько словами.
Есть полная смысла пауза.
Вежливая пауза.
Смущенная пауза.
Есть пауза, которая подразумевает много, пауза, которая извиняется, пауза, которая придает значение.
Эта пауза была неожиданной пустотой в беседе.
Это было свободное пространство для вдоха.
Я чувствовал, что я сказал что-то очень умное или что-то очень глупое.
Шейн сместилась в кресле и воздух формальности испарился.
Почувствовав, что мы идем дальше, я позволил своему разуму выйти из "крутящегося листа".
Шейн повернулась и посмотрела на Карсерет.
- Что ты скажешь?
Карсерет сидела как статуя на протяжении всего этого, безэмоциональная и спокойная.
- Я скажу тоже, что и раньше.
Темпи нетинад (предал?) всех нас.
Он должен быть срезан.
Именно по этой причине у нас есть законы.
Игнорировать закон значить стереть его.
- Слепые следуют законам, чтобы быть рабами, - сказал быстро Темпи.
Шейн показала жестом [резкий выговор] и Темпи покраснел от смущения.
- Как и его. - Карсерет указала на меня.
[Отклонение.]
- Он не из Адемры.
В лучшем случае он дурак.
В худшем - лжец и вор.
- И что ты скажешь сегодня? - спросила Шейн.
- Собака может лаять три раза без счета.
Шейн повернулась к Темпи.
- Выступив вне своей очереди ты потерял право выступить в свою очередь. - Темпи покраснел снова, его губы побледнели, когда он изо всех сил пытался сохранить хладнокровие.
Шейн сделала глубокий вздох и медленно выдохнула.
- Кетан и Летани - вот что делает нас Адемре, - сказала она.
- Таким образом никакой варвар не может знать Кетан. - Темпи и Кансерет одновременно забеспокоились, но она подняла руку.
- В тоже время уничтожать того, кто понимает Летани не правильно.
Летани позволяет не уничтожать себя.
Она сказала "уничтожать" очень спокойно.
Я надеялся, что мог ошибаться в истинном смысле адемского слова.
Шейн продолжала.
Есть те, кто может сказать, - У этого есть достаточно.
Не учите его Летани, потому что тот, кто имеет знание Летани, преодолевает все
Шейн серьезно посмотрела на Кансерет.
- Но я не та, кто скажет это.
Я думаю, что мир будет лучше, если будет больше Летани.
Ведь пока она приносит власть, Летани также приносит мудрость в использовании власти.
Это была длинная пауза.
Мой желудок завязался узлом, когда я пытался сохранить спокойный внешний вид.
"Я думаю", сказала наконец Шейн,"Возможно Темпи не совершил ошибку."
Это, казалось, далеким от звона одобрения, но по внезапной скованности в спине Кансерет и медленному облегченному выдоху Темпи, я догадался, что это та новость, на которую мы надеялись.
- Я хочу отдать его Вашет, - сказала Шейн.
Темпи стал неподвижен.
Кансерет сделала жест одобрения, широкий, как улыбка сумасшедшего.
Голос Темпи звенел от напряжения.
- Вы хотите отдать его Молоту? - Его руки мелькали.
[Уважение.]
[Отрицание.]
[Уважение.]
Шейн встала на ноги, сигнализируя этим конец дискуссии.
- Кто лучше?
Молот покажет, какое железо выдержит удар. -
При этом Шейн оттащила Темпи в сторорну и коротко с ним переговорила.
Ее руки легко погладили его руки.
Ее голос был слишком мягким для слуха даже моих тонко настроенных на подслушивание ушей.
Я вежливо стоял рядом с моим креслом.
Всякая борьба, казалось, покинула Темпи и его жесты были устойчивым ритмом согласия и уважения.
Кансерет стояла в стороне от них, глядя на меня.
Ее выражение лица было спокойным, но ее глаза были сердитыми.
Со своей стороны, не показывая двум другим, она показала несколько маленьких жестов.
Только одно, которое я понял, было отвращение, но я мог угадать общий смысл других.
В свою очередь, я сделал не адемский жест.
По её сузившимся глазам я прочел, что она меня хорошо поняла.
Звонкий звонок прозвонил три раза.
В следующий момент Темпи поцеловал руки Шейн, её лоб и рот.
Затем он обернулся ко мне и подал знак следовать за ним.
Вместе мы вошли в большую комнату с низким потолком, заполненную людьми и пропахшую едой.
Это был обеденный зал, уставленный длинными столами и темными деревянными скамьями, отполированными временем.
Я следовал за Темпи, нагружая еду на широкий деревянный поднос.
Только теперь я понял, насколько голоден.
Вопреки моим ожиданиям этот обеденный зал нисколько не напоминал столовую в Университете.
Тут было намного тише, да и еда была гораздо лучше.
Тут было свежее молоко и постное нежное мясо, по моему подозрению козье.
Имелся твердый острый сыр и мягкий сливочный сыр и два вида хлеба, все еще теплого из духовки.
Так же были яблоки и земляника.
Открытые короба стояли на всех столах, и каждый брал оттуда сколько хотел.
Было странно находиться в комнате полной разговаривающих адем.
Они разговаривали так мягко, что я не мог разобрать ни слова, видно было только мелькание рук.
Я понимал только один жест из десяти, но мог уловить все мерцающие вокруг меня эмоции: [ Развлечение.]
[ Гнев.]
[ Затруднение.]
[ Отрицание.]
[Отвращение.]
Я задавался вопросом, сколько из этого всего касалось меня, варвара среди них.
Тут было больше женщин, чем я ожидал, и больше маленьких детей.
Горстка была в знакомой кровавокрасной форме наемников, но большинство носило простой серый цвет, который я видел во время моей прогулки с Шейн.
Я заметил белую рубашку, и удивленно увидел, что это Шейн, которая ела локоть к локтю с нами остальными.
Ни один из них не пялился на меня, но они смотрели.
Большое внимание привлекали мои волосы, что было понятно.
В комнате было пятьдесят голов песочного цвета, несколько более темных, несколько более светлых или седых от старости.
Я выделялся подобно горящей свече.
Я пробовал вовлечь Темпи в беседу, но он как будто не замечал этого и полностью сосредоточился на еде.
Он не загрузил свой поднос и в половину по сравнению со мной и съел только малую часть того.
Без отвлекающей беседы я быстро закончил.
Когда мой поднос опустел, Темпи, который только притворялся, что ест, увёл меня.
Выходя из комнаты, я чувствовал множество глаз, уставившихся мне в спину.
Он провел меня по ряду проходов, пока мы не подошли к двери.
Темпи открыл ее, за ней оказалась маленькая комнатка с окном и кроватью.
Здесь же была моя лютня и походный мешок.
Моего меча не было.
- У тебя будет другой учитель, - сказал наконец Темпи.
- Старайся.
Будь цивилизованным.
От твоего учителя будет много зависеть. - [ Сожаление.]
- Со мной ты общаться не будешь. -
Он был очень встревожен, а я не знал, что сказать в утешение.
Вместо этого я его успокаивающе обнял, и это ему похоже понравилось.
Затем он отвернулся и покинул меня, не говоря ни слова.
Я разделся и лег на кровать в моей комнате.
Я должен был бы сказать, что я ворочался и метался, озабоченный своей дальнейшей судьбой.
Но чистая правда состоит в том, что я был обессилен и спал как счастливый младенец на груди своей матери
Я сидел в крошечном парке, состоящем из двух гладких каменных скамей, горстки деревьев, и маленькой дорожки, бегущей через высокую траву.
За минуту его можно было пересечь от края до края.
Утесы защищали его с двух сторон от ветра.
Но не без ветра, как вы думаете.
По всей видимости в Хаерте не было ничего полностью безветренного.
Когда Вашет подошла, первым, что я заметил было то, что она не носила свой меч на бедре.
Вместо этого она перекинула его через плечо, так же, как я носил мою лютню.
Она шла с самой тонкой, твердой уверенностью, которую я видел, как если бы она знала, что должна ходить с важным видом, но совершенно не беспокоилась.
Она обладала умеренным телосложением, какое и следовало ожидать от Адем наряду с бледным, сливочным цветом лица и серыми глазами.
Ее волосы были оттенком светлее, чем у Темпи и она носила их связанными на затылке в конский хвост.
Когда она подошла ближе, я смог увидеть, что ее нос был сломан в нескольких местах и хотя он не был кривым, небольшой изгиб странно нелепо смотрелся на ее в противном случае нежном лице.
Вашет улыбнулась мне широкой розовой улыбкой, показав свои белые зубы.
- Итак, - сказала она на безупречном атуранском.
- Ты теперь мой.
- Ты говоришь на атуранском, - глупо сказал я.
- Большинство из нас, - сказала она.
Вокруг ее рта и в уголках глаз было несколько морщинок, поэтому я догадался, что она, должно быть, на десять лет старше меня.
- Трудно ходить по миру, если ты не имеешь хорошего знания языка.
Усложняет ведение дел.
Я опомнился слишком поздно.
[Официально.]
[Уважение.]
- Я правильно полагаю, что ты Вашет?
Улыбка вернулась обратно на ее рот.
Вашет вернула мой жест шире, преувеличивая его так, будто я не мог помочь, но чувствовал, что меня высмеивали.
- Я.
Я буду твоим учителем.
- Что насчет Шейн?
Я понял, что она была учителем здесь.
Вашет выгнула на меня бровь, поразительно экстравагантное выражение для лица Адем.
- В общем смысле это верно.
Но в более практическом смысле, Шейн слишком важна, чтобы тратить свое время на кого-то вроде тебя.
Я прожестикулировал [вежливость.]
- Я был вполне доволен Темпи, - сказал я.
- И если твое счастье было бы нашей целью, это могло бы иметь значение, - сказала она.
- Тем не менее, Темпи гораздо больше подходит для парусника, чем для учителя.
Я немного ощетинился на это.
- Он мой друг, вы понимаете.
Её глаза сузились.
К тому же, как его друг, ты склонен не замечать его ошибки.
Он умелый боец, но не более того.
Он с трудом говорит на твоем языке, малоопытен в реальном мире, и говоря совсем откровенно, не блистает.
"Я прошу прощения", сказал я.
[Сожаление.]
- Я не хотел тебя обидеть.
- Не пытайся мне изобразить ложное смирение, - сказала она, все еще осматривая меня сузившимися глазами.
- Даже с лицом как маска, твои глаза - как два сверкающих окошка.
- Мне жаль, - всерьез сказал я.
[Извинение.]
- Я надеялся произвести хорошее первое впечатление.
- Зачем?, - спросила она
- Я бы предпочел, чтобы ты считала меня хорошим человеком.
- Я бы предпочла, чтобы у меня были на то причины.
Я решил сменить тему, надеясь перевести разговор в более спокойное русло.
- Темпи назвал тебя Молотом
Почему?
- Это мое имя
Вашет.
Молот.
Глина.
Прялка. Она произнесла свое имя тремя разными способами, каждый со своим ритмом произношения.
- Я та, кто формирует и заостряет или разрушает.
Почему глина?
Это то, чем я также являюсь, сказала Вашет.
Только то, что податливо, может научить.
Я почуствовал возрастающее волнение при этих словах и проговорил: -я согласен-
Будет приятно поделиться языком со своим учителем.
Есть еще тысяча вопросов, которые я не задал. Я знал, что Темпи не поймет.
Даже если бы он смог, я не нашел бы смысл в его ответах.
Вашет кивнула и села на одну из скамеек.
"Умение общаться это тоже путь учителя", сказала она.
А сейчас, иди найди длинный кусок дерева и принеси его мне.
Тогда мы начнем урок.
Я направился к деревьям.
Ее просьба была похожа на ритуал, поэтому я не хотел прибегать обратно с какой-то несуразной веткой, найденой на земле.
Наконец я набрел на иву и отломал гибкую ветвь, длиннее моей руки и толщиной с мизинец.
Я вернулся туда, где Вашет сидела на скамейке.
Я протянул ей ивовую ветку, она вытащила из-за плеча меч и начала состругивать с нее остатки мелких сучков.
"Ты говорила, что только податливое может научить", сказал я.
Так что я решил, что это подойдет.
-Сойдет для сегодняшнего урока, - сказала она состругивая последнюю кору, полностью превратив ветвь в тонкий белый прут.
Она вытерла меч об рубашку, вложила в ножны и поднялась.
Держа ивовую ветвь в одной руке, Вашет размахивала ею туда сюда, производя низкие гудящие звуки при каждом взмахе.
Теперь, когда она приблизилась ко мне, я заметил, что ее характерная для всех наемников красная одежда не была плотно пригнана с помощью кожаных ремешков как у Темпи и остальных.
Ее рубашка и штаны были уютно подвязаны к ногам, рукам и груди с помощью кроваво-красных шелковых полосок.
Она встретила мой взгляд.
- А сейчас я собираюсь ударить тебя, - серьезно проговорила она.
- Стой спокойно.
Вашет начала медленно кружить вокруг меня, все еще размахивая ивовым прутом.
Вуп вуп.
Она переместилась мне за спину и не видеть ее было еще хуже.
Вуп вуп.
Она ускорила взмахи прутом и звук изменился.
Вииип.
Вииип.
Я не вздрогнул.
Она сделала еще круг, зашла мне за спину и затем ударила два раза.
По разу по каждой руке, как раз под плечом.
Вииип.
Вииип.
Поначалу казалось, что она всего лишь слегка задела меня, но затем боль расцвела, обжигая огнем мои руки.
Затем, прежде чем я успел среагировать, она хлестнула меня по спине так сильно, что удар отозвался у меня в зубах.
Ветка не сломалась только потому, что была слишком свежей.
Я не издал ни звука, но только потому, что у меня перехватило дыхание.
Я задыхался и кашлял, пытаясь вдохнуть воздух как можно быстрее.
Моя спина горела от боли.
Она опять встала передо мной, по-прежнему смотря на меня со всей серьезностью.
- Вот твой урок, - сказала она как ни в чем не бывало.
- Ты мне не нравишься.
- Ты варвар.
Ты не умен.
Тебе здесь не рады.
Ты чужак.
Ты вор наших секретов.
Твое присутствие это помеха и осложнение, совершенно не нужное нашей школе.
Вашет рассматривала кончик прута, потом подняла глаза на меня.
- Мы встретимся здесь снова, через час после обеда.
- Ты подберешь другую палку и я попытаюсь преподать тебе этот урок снова, - сказала она глядя на меня.
Если палка, что ты принесешь, мне не понравится, я выберу другую сама.
Мы повторим то же самое после ужина.
И на следующий день тоже.
Это единственный урок, которому я должна тебя обучить.
Когда ты выучишь его, ты покинешь Хирт и никогда не вернешься. - Она посмотрела на меня, ее лицо было холодно.
- Ты понял?
- Что будет... - Ее рука дернулась и кончик прутика попал мне по щеке.
На этот раз у меня нашлось на это дыхание и я издал высокий испуганный визг.
Вашет посмотрела на меня.
Я никогда не думал, что нечто такое простое, как зрительный контакт, может быть таким пугающим.
Но ее бледно-серые глаза были тверды, как лед.
- Скажи мне "Да, Вашет.
Я понял".
Я посмотрел.
- Да, Вашет.
Я понял. - Правая сторона моей верхней губы чувствовалась огромной и громоздкой, когда я говорил.
Она исследовала мое лицо, как будто пытаясь что-то решить, потом пожала плечами и отбросила вицу в сторону.
Только тогда я рискнул заговорить снова.
- Что случится с Темпи, если я уйду?
- Когда ты уйдешь, - сказала она, делая ударение на первом слове.
- Те немногие, которые сомневались в нем, будут знать, что он был не прав, уча тебя.
Вдвойне неправ, пригласив тебя сюда.
- И что будет... - Я сделал паузу и отступил.
- Что может с ним случиться в этом случае?
Она пожала плечами и отвернулась.
- Это не мне решать, - сказала она и ушла.
Я потрогал мою щеку и губу, затем посмотрел на мои руки.
Крови не было, но я чувствовал, как красные рубцы растут на моей коже, ясные как клеймо для любого увидевшего.
***
Не уверенный в том, что еще я должен сделать, я вернулся в школу на обед.
После того, как я прошел в столовую я посмотрел вокруг, но не увидел здесь Темпи среди кроваво-красных наемников.
Я был рад этому.
Настолько, насколько я мог наслаждаться какой-нибудь дружеской компанией, я не мог вынести мысли о нем, зная, как плохо шли дела.
Я даже не знал, что ему сказать.
Отметины на моем лице ясно говорили об этом каждому, кто видел меня в комнате.
Я держал свое лицо бесстрастным и глаза опустил вниз, когда прошел по прямой и наполнил свою тарелку.
Затем я выбрал пустующую часть стола, не желая навязывать кому-либо свою компанию.
Я был одинок большую часть своей жизни.
Но редко когда я чувствовал это так сильно, как сейчас.
Я знал лишь одного человека на протяжении четырех сотен миль и ему было приказано держаться от меня подальше.
Я был незнаком с культурой, едва компетентен в языке и жжение по всей спине и лицу было постоянным напоминанием о том, как сильно я был нежелателен.
Хотя питание было хорошим.
Жареный цыпленок, хрустящие длинные бобы и кусочек сладкого пудинга из патоки.
Лучше пищи, чем я мог обычно позволить для себя в Университете и горячее, чем еда в имении Маера.
Я не был особенно голоден, но достаточно бывал голодным в моей жизни, чтобы с трудом уходить от легкой еды.
Тень движения возникла на границе моего зрения, когда кто-то сел за стол напротив меня.
Я почувствовал, что мое настроение улучшилось.
По крайней мере один человек был достаточно отважен, чтобы встретиться с варваром.
Кто-то был достаточно любезен, чтобы успокоить меня или по крайней мере, любопытен, чтобы подойти и поговорить.
Подняв голову, я увидел худое и покрытое шрамами лицо Карсерет.
Она опустила свою широкую деревянную тарелку напротив меня.
- Как тебе понравился наш город? - тихо сказала она, ее левая рука лежала на поверхности стола.
Ее жесты менялись, пока мы сидели, но я все же смог узнать [любопытство] и [вежливость.]
Наблюдай кто-нибудь, ему показалось бы, что у нас была приятная беседа.
- Как тебе нравится новый учитель?
Она думает также как я.
Что тебе здесь не место.
Я жевал очередной кусок курицы и проглотил его машинально, не поднимая глаз.
[Проблема.]
- Я слышала, как ты кричал, - продолжала она тихо.
Сейчас она говорила медленно, как с ребенком.
Я не был уверен, было ли это оскорблением или способом удостовериться, что я понимаю ее.
- Ты кричал как пташка.
Я сделал глоток теплого козьего молока и вытер рот.
Движение моей руки натянуло рубашку на следах удара на моей спине, жаля как сотня пчел.
- Это был крик любви? - спросила она, сделав жест, который я не понял.
- Может Вашет обняла тебя?
Твоя щека несет следы от ее языка?
Я взял кусочек пудинга.
Он не был таким сладким, как я помнил.
Карсерет взяла кусочек своего пудинга.
- Каждый делает ставку на то, что ты уйдешь, - продолжала она, говоря также медленно и тихо, только для моих ушей.
Я поставила два таланта на то, что ты не дотянешь до второго дня.
Если ты уйдешь ночью, как я надеюсь, я выиграю серебряный.
Если я ошибаюсь, и ты останешься, я выиграю в синяках и слушании твоих воплей. - [Просьба.]
- Оставайся.
Я поднял на нее взгляд.
- Ты говоришь так, как лает собака. - сказал я.
- Бесконечно.
Бесчувственно.
Я говорил тихо, чтобы быть вежливым.
Но не настолько спокойно, чтобы мой голос не достиг ушей всех, кто сидел рядом с нами.
Я знаю, как передать тихий голос.
Мы, Руэ, изобрели театральный шепот.
Я увидел, как ее лицо краснеет, сделав выделяющимися бледные шрамы на ее челюсти и брови.
Я опустил взгляд и продолжил есть, являя картину спокойной беспечности.
Это сложно, оскорбить кого-то из другой культуры.
Но я внимательно выбирал слова, основываясь на словах, услышанных от Темпи.
Если она ответит любым способом, это, кажется, только докажет мою точку зрения.
Я медленно и методично закончил поедать пищу, воображая, что я могу почувствовать, как гнев скатывается с нее, как теплые волны.
В этой маленькой битве, по крайней мере, я мог победить.
Это была пустая победа, конечно.
Но иногда вы должны принимать то, что вы можете получить.
***
Когда Вашет вернулась в маленький парк, я уже сидел на одной из каменных скамей, ожидая ее.
Она встала передо мной и бурно вздохнула.
- Прекрасно.
Непонятливый ученик, - сказала она на своем прекрасном атуранском.
- Иди, принеси тогда свою палку.
Мы увидим, смогу ли я доказать свою точку зрения более четко на этот раз.
- У меня уже есть моя палка, - сказал я.
Я потянулся за скамью и достал учебный деревянный меч, которое я позаимствовал из школы.
Он был старой, смазанной маслом деревяшкой, полностью изношеной бесчисленными руками, жесткой и тяжелой, как кусок железа.
Если она использует это, чтобы ударить мои плечи, как она сделала с ивовым прутом, он сломает кости.
Если она ударит мне в лицо,то разобьет мою челюсть.
Я положил его на скамейке рядом со мной.
Деревяшка не стукнула о камень.
Она была так тяжела, что зазвенела почти как колокол.
После того, как я положил тренировочный меч, я начал стягивать мою рубашку через голову, втягивая воздух сквозь зубы, когда она протащилась по горящим рубцам на моей спине.
- Ты надеешься поколебать меня, показав свое болезненное юное тело? - спросила Вашет.
- Ты мил, но не настолько мил для этого.
Я аккуратно положил мою рубашку на скамейку.
- Я просто подумал, что будет лучше, если я покажу вам кое-что. - Я повернулся, чтобы она могла увидеть мою спину.
- Ты был исхлестан, - сказала она.
- Я не могу сказать, что я удивлена.
Я уже знала, что ты был вором.
- Это не за воровство, - сказал я.
- Они из Университета.
Я был наказан по обвинению и приговорен к бичеванию.
Когда это случается, многие студенты просто уходят и заканчивают свое образование в другом месте.
Я решил остаться.
В конце концов это были только три удара. -
Я ждал, стоя поодаль.
Через мгновение она проглотила приманку.
- Тут больше шрамов, чем после трех ударов. -
- Через некоторое время, - сказал я, - я опять был обвинен.
На этот раз шесть ударов.
Все равно я остался. - Я повернулся назад к ее лицу.
- Я остался, потому что больше ни в одном другом месте не мог научиться тому, чему хотел.
Простой плеткой меня не отпугнуть. -
Я поднял тяжелый деревянный меч со скамьи.
- Я считаю справедливым, чтобы Вы это узнали.
Меня не испугаешь угрозой боли.
Я не подведу Темпи после оказанного им доверия.
Здесь есть вещи, которые я хочу выучить и я могу выучить их только здесь.
Я протянул ей твердый и темный кусок дерева.
- Если ты хочешь прогнать меня, тебе нужно сделать нечто худшее, чем рубцы.
Я шагнул назад и оставил свои руки висеть по бокам.
Я закрыл свои глаза.
Я хотел бы сказать, что держал глаза закрытыми, но это не будет правдой.
Я услышал песчаный звук грязи под подошвами Вашет и не мог не открыть их.
Я не мог взглянуть.
Это только выставит меня выглядящим по-детски.
Я просто открыл глаза и посмотрел на нее.
Она смотрела назад, создавая больший зрительный контакт, чем я мог получить от Темпи за оборот дней.
Ее бледно серые глаза былы твердыми на ее нежном лице.
Ее сломанный нос не долго выглядел не на месте.
Это было мрачное предупреждение миру.
Ветер закручивался между нами, увеличивая гусиную кожу на моих голых руках.
Вашет вдохнула, выдохнула и пожала плечами, затем перевернула деревянный прут, чтобы взяться за рукоятку.
Она задумчиво взвесила его обеими руками, проверяя его вес.
Потом она поднесла его к своему плечу и качнула.
Исключения она не сделала.
- Прекрасно! - Сказала она раздраженно, разводя руками.
- Ты слегка хрупкий скич.
Прекрасно!
Дерьмо и лук.
Одень свою рубашку обратно.
Ты заставляешь меня мерзнуть.
Я спустился вниз, пока я сидел на скамейке.
- Спасибо, Господи, - сказал я.
Я начал одевать свою рубашку, но это было трудно, поскольку мои руки дрожали.
Это было не от холода.
Вашет увидела.
- Я знала это! - Сказала она торжественно, указывая на меня пальцем.
- Ты стоишь, как будто готов к повешению.
Я знала, что ты готов бежать, как кролик! - Она топнула ногой в отчаянии.
- Я знала, что я должна была повесить тебя!
- Я рад, что вы этого не сделали, - сказал я.
Мне удалось одеть мою рубашку, когда я понял, что она одета на изнанку.
Я решил оставить ее, а не перетаскивать ее через мою ободранную спину обратно.
- Что даст мне уйти? - потребовала она.
- Ничего, - сказал я.
- Это было мастерское исполнение.
- Тогда как ты узнал, что я не собиралась раскалывать твой череп?
- Я думал это пройдет, - сказал я.
- Если бы Шейн действительно хотела, чтобы я уехал, она могла просто сказать мне собираться.
Если бы она хотела меня убить, она тоже могла это сделать.
Я вытер свои вспотевшие руки о штаны.
- Это значит, что вы на самом деле назначены моим учителем.
Таким образом есть только три разумных варианта. - Я поднял один палец.
- Это ритуальная инициация. - Второй палец.
- Это проверка моей решимости...
- Или я действительно пыталась заставить тебя сбежать, - закончила Вашет, когда она села на скамейку напротив меня.
- Что, если я говорила правду и могла ударить тебя до крови?
Я пожал плечами.
- По крайней меря я бы узнал.
Но это кажется большой странностью, что Шейн могла выбрать что-нибудь как это.
Если бы она хотела меня избить, она могла позволить Кансерет сделать это. - Я поднял мою голову.
- Из любопытства, что это было?
Инициация или тест на решимость?
Или что-нибудь еще кроме этого?
Она покачала головой.
- Решимость.
Мне нужно было быть уверенной в этом.
Я не собираюсь тратить свое время обучая труса или кого-то, кто боится небольшого щелчка или двух.
Мне также требовалось узнать, что ты был посвящен.
Я кивнул.
- Это казалось наиболее вероятным.
Я думал, что спасу себя на несколько дней от рубцов и ускорю решение вопроса.
Вашет одарила меня долгим взглядом, с откровенным любопытством на ее лице.
- Я признаю, что у меня никогда не было ученика, предлагавшего себя ошибочно избить для того, чтобы доказать, что он стоит моего времени.
- Это ничего, - сказал я небрежно.
- Однажды я спрыгнул с крыши.
***
Мы потратили час, болтая о мелочах, позволяя уйти напряженности.
Она спросила, как случилось, что меня выпороли, и я рассказал ей это в общих чертах.
Я не хотел, чтобы она думала обо мне как о преступнике.
Потом Вашет осмотрела мои шрамы с более близкого расстояния.
- Кто бы их ни лечил, несомненно разбирался в медицине, - сказала она восхищенно.
- Чистая работа.
Лучше, чем я когда либо видела. -
- Я передам вашу похвалу, - сказал я.
Ее рука мягко провела по горячему рубцу вдоль моей спины.
- Я сожалею об этом. -
- Скажу честно, это причиняет боль хуже побоев. -
- Я буду отсутствовать день или два,- сказала она.
- Я предполагаю, эту ночь ты будешь спать на животе.- Она помогла мне надеть рубашку и отступила к другой скамейке, повернувшись ко мне.
Я поколебался прежде чем сказать, - Не сочтите за обиду, Вашет.
Но вы отличаетесь от других адем, которых я до сих пор встречал .
Не то чтобы я встречал многих, конечно. -
- Ты только жаждешь знакомого языка тела , - сказала она.
- Это так, - сказал я.
- Но вы кажетесь более. ..
выразительной чем другие адем, которых я видел. - Я указал на свое лицо.
Вашет пожала плечами.
- Там откуда я происхожу, учат ваш язык с детства.
И я провела четыре года как телохранитель и капитан на службе у поэта в Маленьких Королевствах, который по случайному совпадению был королем.
Я вероятно говорю на атуранском лучше чем любой в Херте.
Включая тебя. -
Я проигнорировал последнее замечание.
- Вы выросли не здесь? -
Она покачала головой.
- Я из Фента, города, расположенного севернее.
Мы более . . .
космополитичны.
В Хаерте только одна школа, и все от нее очень зависят.
Дерево мечей тоже один из старых путей.
Очень формальный.
Я росла, следуя дорогой радости. -
- Есть и другие школы? -
Вашет кивнула.
- Это одна из многих школ, следующих Летани, тропа дерева мечей.
Одна из самых старых после Эте и Аратана.
Есть и другие пути, около трех дюжин.
Но многие из них очень малы, и только одна или две школы преподают Кетан.
- Поэтому Ваш меч отличается? - Спросил я.
- Вы его взяли из Вашей школы? -
Вашет сузила глаза.
- Что ты знаешь о моем мече? -
- Вы воспользовались им, чтобы обработать ветку ивы, - сказал я.
- Меч Темпи хорош, но Ваш отличается.
Рукоятка изношена, но лезвие выглядит новым. -
Она бросила на меня взгляд, полный любопытства.
- Ты держишь свои глаза открытыми, не так ли? -
Я пожал плечами.
- Строго говоря, это не мой меч, - сказала Вашет.
- Он просто находится у меня на хранении.
Это - старый меч, и лезвие - самая старая его часть.
Он был дан мне самой Шейн. -
- Поэтому Вы пришли в эту школу? -
Вашет покачала головой.
Нет, Шейн дала мне меч намного позже. - Она отступила назад и нежно коснулясь рукояти.
- Нет. Я пришла сюда, поскольку в то время как Летани тут довольно формальна, они превосходят других в использовании меча.
Я узнала все что могла на пути радости.
Три другие школы отказались от меня, прежде чем Шейн меня приняла.
Она умная женщина и сообразила что делать, чтобы меня обучить. -
- Я думаю, что нам обеим повезло, что она непредвзята, - сказал я.
- Тебе больше, чем мне, - сказала Вашет.
- Здесь определенно достигают своего превосходства разными путями.
Когда я присоединилась к Латанта, в шапке Шейн было немного перьев.
- Это должно быть сложно, - сказал я.
- Приехать сюда и быть чужой для всех.
Вашет пожала плечами, тем самым приподняв свой меч и опустив его на плечо.
- Поначалу, - признала она.
- Но они признают талант и у меня не было свободного времени.
Среди тех, кто изучает путь радости, я считалась довольно жесткой и тяжелой.
Но здесь я казалась, как несколько дикая. - Она усмехнулась.
- Это приятно, как получить новый комплект одежды.
- Путь радости тоже учит Летани? - спросил я.
Вашет засмеялась.
- Это является причиной большого количества споров.
Простой ответ это да.
Все Адем изучают Летани в какой-то степени.
Те кто в школах - особенно.
Тем не менее, Летани открыта для широкого толкования.
То, чего придерживаются одни школы, другие отвергают.
Она задумчиво посмотрела на меня.
- Это правда, что ты сказал, что Летани происходит из того же места, откуда и смех?
Я кивнул.
- Это хороший ответ, - сказала она.
- Мой учитель пути радости однажды сказал мне тоже самое. - Вашет нахмурилась.
- Ты выглядишь задумчивым, когда я сказала это.
Почему?
- Я хочу сказать вам, - ответил я.
- Но я не хочу, чтобы вы хуже думали обо мне.
Я буду хуже думать о тебе, за то, что ты скрываешь что-то от своего учителя, - сказала она серьезно.
- Между нами должно быть доверие.
Я вздохнул.
- Я рад, что тебе понравился мой ответ.
Но если честно, я не знаю, что это значит.
- Я не спрашиваю тебя, что это значит, - просто сказала она.
- Это просто ерунда, а не ответ, - сказал я.
Я знаю, что вы все придаете большое значение Летани, но я действительно не понимаю.
Я только нашел способ притвориться.
Вашет снисходительно улыбнулась.
- Здесь никто не претендует на понимание Летани, - сказала она уверенно.
- Это как плавание.
Очевидно, что никто не будет смотреть, если ты действительно знаешь, как это делать.
- Кто-то может попробовать плыть тоже, - указал я.
- Я просто передвигаю мои руки и иду по дну реки.
Она с любопытством посмотрела на меня.
- Очень хорошо тогда.
Как тебе удалось обмануть нас?
Я объяснил ей "крутящийся лист".
Как я научился запускать мои мысли в светлое пустое плавающее место, где легко приходили ответы на их вопросы.
- Таким образом, ты украл ответы у самого себя , - сказала она с притворной серьезностью.
- Ты ловко обманул нас, вытянув ответы из своего собственного разума.
- Вы не понимаете, - сказал я с нарастающим раздражением.
- У меня нет ни малейшего представления, что значит Летани на самом деле!
Это не путь, но оно помогает выбрать путь.
Это простейший путь, но это не просто увидеть.
Честно говоря, вы люди звучите, как пьяные картографы.
Я пожалел, сказав это, как только оно вышло из моего рта, но Вашет просто рассмеялась.
- Есть много пьяниц, которые весьма знакомы с Летани, - сказала она.
- Даже несколько легендарных.
Видя, что я все еще волновался, она сделала движение, чтобы успокоить меня.
- Я тоже не понимаю Летани, но не пытаюсь объяснить это другим.
Обучение Летани это искусство, которым я не обладаю.
Если Темпи сумел привить тебе Летани, это значительный плюс в его пользу.
Вашет серьезно наклонилась вперед.
- Часть проблемы в твоем языке, - сказала она.
- Атуранский слишком явный.
Он очень точный и прямой.
Наш язык богат косвенно, так что нам легче принять существование вещей, которые не могут быть объяснены.
Летани - величайшая из них.
- Можете ли вы дать мне пример чего-то еще, кроме Летаниi? - Спросил я.
- И пожалуйста, не говорите «голубое» или я могу стать совершенно сумасшедшим прямо здесь, на этой скамье.
Она ненадолго задумалась.
Любовь одна из таких вещей. Ты знаешь что она есть, но не поддается осторожным объяснениям.
- Любовь - это тонкая концепция, - согласился я.
- Она неуловима, как справедливость, но ее можно определить.
Ее глаза сверкнули.
- Сделай это, мой умный ученик.
Расскажи мне о любви.
Я задумался ненадолго, затем надолго.
Вашет засмеялась.
- Ты видишь, как легко будет для меня найти дыру в любом определении, которое ты дашь.
- Любовь есть желание сделать что-нибудь для кого-то, - сказал я.
- Даже в ущерб самому себе.
- В таком случае, - сказала она.
- Чем любовь отличается от долга или преданности?
- Она кроме этого сочетается с физической привлекательностью, - сказал я.
- Даже материнская любовь? - спросила Вашет.
- В сочетании с крайней нежностью тогда, - поправился я.
- И что именно ты подразумеваешь под "нежностью"? - спросила она со сводящим с ума спокойствием.
- Это... - Я замолчал, мучая мой мозг размышлениями, как я могу объяснить любовь не прибегая к другим, не менее абстрактным терминам.
- Это природа любви. - сказала Вашет.
- Попытка объяснить это может довести женщину до безумия.
Она есть то, что заставляет поэтов описывать ее бесконечно.
Если бы можно было собрать вместе все их бумаги полностью, остальные могли бы отложить свои ручки.
Но это никогда не будет сделано.
Она подняла палец.
- Но только дурак может претендовать на то, что нет такого понятия, как любовь.
Когда ты видишь, как двое молодых смотрят друг на друга с увлажненными глазами, это и есть она.
Так толсто, что ты можешь намазывать это на хлеб и есть его.
Когда ты видишь мать с ребенком, ты видишь любовь.
Когда ты чувствуешь, что крутит в животе, ты знаешь, что это такое.
Даже если ты не можешь описать это словами.
Вашет сделала триумфальный жест.
- Также обстоит дело и с Летани.
Но так как она больше, то ее еще более сложно описать.
Это и есть цель вопросов.
Спрашивать о ней, все равно что спрашивать девушку о мальчике, который ей нравится.
Ее ответы могут быть без слов, но они показывают любовь или ее отсутствие в ее сердце.
- Как мои ответы показывают знание Летани, когда я действительно не знаю что это такое? - спросил я.
- Ты, очевидно, понимаешь Летани, - сказала она.
- Это коренится глубоко внутри тебя.
Очень глубоко, чтобы ты ее видел.
Иногда тоже самое и с любовью.
Вашет протянула руку и похлопала меня по лбу.
- Как этот "крутящийся лист".
Я слышала о подобных вещах, практикуемых другими путями.
Существует не атуранское слово для этого, которое я знаю.
Это как Кетан для твоего разума.
Движения, которые ты делаешь мыслями, чтобы тренировать их.
Она сделала пренебрежительный жест.
- В любом случае, это не обман.
Это способ выявления того, что скрыто в глубинах твоего разума.
Тот факт, что ты нашел его сам, весьма примечателен.
Я кивнул ей.
- Я кланяюсь вашей мудрости, Вашет.
- Ты кланяешься тому, что я бесспорно права.
Она хлопнула в ладоши.
- Теперь я больше готова учить тебя.
Однако, пока ты в рубцах и дрожишь, мы воздержимся от Кетан.
Покажи мне вместо этого знание адемского.
Я хочу услышать, как ты коверкаешь мой любимый язык своим грубым варварским языком.
***
Я узнал многое об адемском в течение ближайших нескольких часов.
Это было освежающе, иметь возможность задавать подробные вопросы и получать на них четкие, конкретные ответы.
После месяца танцев и рисования в грязи, учиться у Вашет было так легко, что казалось нечестным.
С другой стороны Вашет дала мне понять, что мой язык жестов был ошеломляюще незрелым.
Я мог объяснить мою точку зрения, но то, как я это делал, в лучшем случае было детским лепетом.
В худшем случае, это напоминало разглагольствования сумасшедшего маньяка.
- Прямо сейчас ты говоришь так.- Она встала на ноги, размахивая обеими руками над головой и указывая на себя большими пальцами.
- Я хочу хорошо драться. - Она широко и скучающе усмехнулась.
- С мечом! - Она стукнула в грудь обоими кулаками, а затем прыгнула в воздух, как взволнованный ребенок.
- Да ладно, - сказал я смущенно.
- Я не настолько плох.
- Ты близок к этому, - серьезно сказала Вашет и села на скамейку.
- Если бы ты был моим сыном, я бы не позволяла тебе выйти из дома.
Пока ты мой ученик, это терпимо только потому, что ты варвар.
Это как если бы Темпи принес домой собаку, которая может свистеть.
То, как ты фальшивишь, стоит совсем близко к сути.
Вашет сделала вид, как будто она встает на ноги.
- Тем не менее, если ты счастлив говорить как простак, просто говорить слова и мы сможем перейти к другим вещам...
Я успокоил ее, потому что я хотел учиться.
- Во-первых, ты говоришь слишком много, и ты говоришь слишком громко, - сказала она.
- Сердцем Адем является тишина и молчание.
Наш язык отражает это.
- Во-вторых, ты должен быть более осторожным в своих жестах, - сказала она.
- С их положением и сроками.
Они изменяют определенные слова и мысли.
Они не всегда подтверждают то, что ты говоришь, иногда они выполняются специально вразрез с твоим внешним смыслом.
Она сделала семь или восемь различных жестов в быстрой последовательности.
Все они говорили [развлечение], но каждый из них был несколько иной.
Ты также должен прийти к пониманию тонких оттенков смысла.
Разница между тонким и стройным, как имел обыкновение говорить мой король-поэт.
Сейчас у тебя есть только одна улыбка и это не может не заставить человека выглядеть по-дурацки.
Мы работали в течение нескольких часов, и Вашет делала ясным то, на что Темпи мог только намекнуть.
Атуранский был как широкий, мелкий бассейн, в нем было много слов, все очень конкретные и точные.
Адемский был, как глубокий колодец.
В нем было меньше слов, но каждое из них имело много значений.
Хорошо сказано, что предложение в атуранском похоже на прямую пунктирную линию.
Хорошо сказано, что предложения у Адем подобны паутине, каждая прядь которой была со своим значением, куском чего-то большего, более сложного.
***
Я пришел в столовую на ужин в значительно лучшем настроении, чем раньше.
Мои рубцы еще жалили, но мои пальцы сказали мне, что припухлость на щеке была значительно меньше.
Я по прежнему сидел в одиночестве, но не держал голову опущенной, как я делал прежде.
Вместо этого я наблюдал руки всех вокруг меня, пытаясь заметить тонкие оттенки различия между волнением и интересом, между отрицанием и отказом.
После ужина, Вашет принесла горшочек с мазью, которой она обильно смазала мою спину и плечи, затем более экономно мое лицо.
Она сначала покалывала, затем жгла, а затем осталось притупленным, онемелым теплом.
Только после того, как боль вдоль спины исчезла, я понял, каким напряженным было все мое тело.
- Итак, - заявила Вашет, закручивая пробку обратно в бутылку.
Ну как?
- Я могу поцеловать тебя, - сказала я с благодарностью.
- Должен, - сказала она.
Но твои губы распухли, и ты, несомненно, побеспокоишь их.
Вместо этого, покажи мне свой Кетан.
Я не растягивался, но не желая оправдываться, я вошел в Раскрытые Ладони и начал медленно двигаться через остальные.
Как я уже упоминал, Темпи обычно остановливал меня, когда я делал малейшую ошибку в Кетан.
Поэтому, когда я достиг двенадцатой позиции без перерыва, я чувствовал себя довольно самодовольным.
Тогда я неправильно и плохо поставил мои ноги в Бабушкиных Сборах.
Когда Вашет ничего не сказала, я понял, что она просто наблюдала и удерживала суждение до конца.
Я начал потеть, и не остановливался, пока я не добрался до конца Кетан через десять минут.
После того как я закончил, Вашет стояла, поглаживая свой подбородок.
- Хорошо, - сказала она медленно.
- Это, конечно, могло быть и хуже... - Я почувствовал миг гордости, пока она не продолжила.
- Ты мог, к примеру, потерять ногу.
Потом она обошла вокруг меня, осматривая меня сверху донизу.
Она протянула руку, чтобы подтолкнуть мою грудь и живот.
Она вцепилась в мои плечи и толстые мышцы выше моих ног.
Я почувствовал себя поросенком, которого принесли на рынок.
Наконец она взяла меня за руки, поворачивая их для изучения.
Она посмотрела, приятно удивленная.
- Ты никогда не дрался, прежде чем Темпи научил тебя? - Спросила она.
Я покачал головой.
- У тебя хорошие руки, - сказала она, ее пальцы пробежали по моим предплечьям, прощупывая мышцы.
Половина из вас варваров имеют мягкие, слабые руки от ничего не делания.
Другая половина имеет сильные, жесткие руки от резки древесины или работы за плугом. - Она повернула мои руки поверх собственных.
- Но у тебя сильные, умные руки с хорошо движущимися запястьями. - Она посмотрела на меня вопросительно.
- Чем ты занимался в жизни?
- Я учусь в Университете, где я работаю с прекрасными инструментами для работы по металлу и камню. - Объяснил я.
- Но кроме того я музыкант.
И играю на лютне.
Вашет удивилась, а потом расхохоталась.
Она позволила моим рукам упасть и отрицательно покачала головой в смятении.
- Музыкант прежде всего остального, - сказала она.
- Превосходно.
Кто-нибудь еще знает?
- Что вы имеете в виду? - спросил я.
- Я не стыжусь того, кто я.
- Нет, - сказала она.
- Конечно, ты не стыдишься.
Это часть проблемы. - Она сделала глубокий вздох и снова выдохнула.
- Окей.
Ты должен узнать об этом как можно скорее.
Это спасет нас обоих от проблем в дальнейшем.- Она посмотрела мне в глаза.
- Ты шлюха.
Я моргнул.
- Я прошу прощения?
- Послушай на минутку.
Ты не тупой.
Ты должен понимать, что существуют огромные культурные различия между этим местом и тем местом, где ты вырос...
- В Содружестве, - сказал я.
- И вы правы.
Культурное различие между Темпи и мной огромно по сравнению с другими наемниками Винтаса. -
Она кивнула.
- Частично потому, что у Темпи меньше остроумия чем у синицы, - сказала она.
- И он свеж , как новорожденный цыпленок, который только что осознал свое место в мире. - Она махала рукой.
- С этой стороны ты прав.
Это огромные различия. -
- Я заметил, - сказал я.
- У вас , кажется, нагота не табу.
Или это так или Темпи заядлый эксгибиционист. -
- Мне любопытно, как ты это выяснил,- захихикала она.
- Но ты прав.
Это может показаться тебе странным, но у нас нет предубеждений против обнаженного тела. -
Вашет на мгновение задумалась и , казалось, приняла решение.
- Здесь.
Проще всего показать тебе.
Смотри. -
Я наблюдал как знакомое выражение безразличия адем сходит с ее лица, оставляя его чистым как новая бумага.
Ее голос потерял большую часть гибкости, в то же самое время испуская эмоции.
- Скажи мне, что имею в виду, когда делаю это, - сказала она.
Вашет подошла, избегая смотреть мне в глаза.
Ее рука сказала, [уважение ] .
- Ты сражаешься как тигр.- Ее лицо было безразличным, ее голос монотонным и спокойным.
Она взялась одной рукой за мое плечо, а другой рукой сжала мою руку.
- Это комплимент, - сказал я.
Вашет кивнула и отстранилась.
Затем она изменилась.
Ее лицо оживилось.
Она улыбнулась и встретилась со мной взглядом.
Она шагнула к мне.
- Ты сражаешься как тигр,- сказала она пылким восхищенным голосом.
Одна из ее рук легла на мое плечо, а другая скользнула вокруг моего бицепса.
Она сжимала.
Внезапно мне стало не по себе от того насколько близко мы стояли.
- Это интимное предложение, - сказал я.
Вашет отступила и кивнула.
- Твоему народу некоторые вещи кажутся интимными.
Голая кожа.
Физический контакт.
Близость к телу.
Любовная игра.
Для адем это не имеет значения. -
Она посмотрела мне в глаза.
- Можешь ли ты хоть на минуту представить, чтобы кто то из нас закричал?
Повысил голос?
Или даже говорил настолько громко, чтобы быть подслушанным? -
Я на мгновение задумался и покачал головой.
- Это потому, что разговор для нас - интимное дело.
Доверительное.
Мимика тоже.
И это. .. - Она прижала ее пальцы к горлу.
- Теплота в голосе.
Показ эмоций.
Это очень интимные вещи. -
- И ничего не выражает больше эмоций, чем музыка, - сказал я, понимая.
Эта мысль была для меня настолько странной, что мне потребовалось время чтобы осознать это.
Вашет серьёзно кивнула.
- Песни в семье - знак близости.
Мать поет ребенку.
Женщина поет своему мужчине.- Щеки Вашет зарделись когда она это сказала.
- Но только если они очень влюблены, и совершенно одни.
- Но ты? - Она прожестикулировала мне.
- Музыкант?
Ты делаешь это в комнате полной людей.
Вместе.
И зачем?
За несколько пенни?
За еду? -Она серьёзно на меня посмотрела.
- И ты делаешь это снова и снова.
Ночь за ночью.
С каждым.-
Вашет тревожно качала головой и вздрагивала, в то время как ее левая рука, подсознательно делала грубые жесты: [ Ужас, отвращение, упрек. ]
Это было пугающее количество эмоциональных сигналов, поступавших от нее одновременно.
Я представил себя голым на сцене в Эолиане, и как я пробираюсь потом через толпу, нажимаясь к каждому телом.
Молодым и старым.
Толстым и худым.
К благородным богачам и нищим простолюдинам.
Это была отрезвляющая мысль.
- Но игра на лютне - это тридцать восьмая позиция Кетан,- запротестовал я.
Я хватался за соломинку и знал это.
- А Спящий Медведь двенадцатая. - Она пожала плечами.
- Но ты не найдешь здесь никаких медведей, львов, или флейт.
Некоторые имена имеют значения.
Имен в Kетан скрывают правду, чтобы мы могли говорить об этом не выдавая тайн на открытой площадке.-
- Я понимаю, - Сказал я наконец.
- Но многие из вас бывают во внешнем мире.
Вы сами прекрасно говорите на атуранском, с большой теплотой в голосе.
Конечно вы знаете, что в пении нет ничего зазорного.-
- ты тоже был во внешнем мире,- сказала она спокойно.
- И конечно ты знаешь, что нет зазорного в том, чтобы заниматься сексом втроем у широкого очага полной людей гостиницы. - Она многозначительно посмотрела мне в глаза.
-Я думаю на камне будет довольно жестко. ..-
Сказал я.
Она захихикала.
- Хорошо, предположем, у них были одеяла.
Как ты назовешь такую персону? -
Если бы она спросила меня об этом два оборота назад, когда я только что вернулся из Фаэ, я бы ее не понял.
Если бы я остался с Фелуриан подольше, то возможно, что секс у очага не показался бы мне странным.
Но прошло уже определенное время с тех пор, как я вернулся в мир смертных....
Шлюха, подумал я про себя.
И дешевая бесстыдная шлюха к тому же.
Я обрадовался, что ни разу не упомянул желание Темпи учиться игре на лютне.
Как он должен был стыдиться этого невинного желания.
Я думал о молодом Темпи, желающем заниматься музыкой, но никогда не признавшемся никому, поскольку он знал, что это было грязным желанием.
Это разбивало мне сердце.
Мое лицо должно быть что то отразило, потому что Вашет мягко взяла меня за руку.
- Я знаю, что твоему народу тяжело это понять.
Тем тяжелее, что вы и предположить не можете, что кто то думает совсем по-другому, чем вы. - [ Предостережение. ]
Понимание давалось мне тяжело.
- Как вы получаете ваши новости? - спросил я.
- Как вы поддерживаете связь с внешним миром без трупп, блуждающих из города в город? -
Вашет слегка ухмыльнулась, и сделала жест в сторону ветренного пейзажа.
- Тебе кажется, что тут кого-то интересует происходящее в мире? - Она опустила руку.
- Но не все так плохо, как ты думаешь.
Странствующих торговцев здесь привечают больше, чем в других местах.
Лудильщиков вдвойне.
И мы и сами немного путешествуем.
Те, кто надел красное, уходят и приходят, принося с собой новости.-
Она ободряюще положила руку мне на плечо.
- И иногда заезжает редкий певец или музыкант.
Но они не играют сразу для всего города.
Они посещают отдельную семью.
Даже тогда, они садятся позади экрана, так что их не видно.
Вы можете узнать музыкантов адем, по экранам, которые они берут с собой в дорогу. - Ее губы немного сжались.
- Но даже их не рассматривают в совершенно благоприятном свете.
Это ценное, но не респектабельное занятие. -
Я немного расслабился.
Мысль, что есть места, где не рады артистам, казалась мне глубоко, болезненно неправильной.
Но странные таможенные правила можно было понять.
Измениться, чтобы угодить аудитории, привычно для Эдема Руэ, как смена костюма.
Вашед продолжала.
- Так обстоят дела, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше.
Я говорю это как много повидавшая женщина.
Я провела восемь лет среди варваров.
Я даже слушала музыку в компании людей. - Сказала она, гордо вскидывая голову.
- Я делала это не однажды. -
- Вы пели когда нибудь на публике? - Спросил я.
Лицо Вашет окаменело.
- Не вежливо об этом спрашивать, - сказала она натянуто.
- Так не приобретешь здесь друзей. -
- Я имею в виду, сказал я быстро, - что, если бы вы пробовали, то не нашли бы в этом ничего позорного.
Это большая радость для каждого. -
Вашет послала мне серьезный взгляд и сделала твердый жест отказа и окончательности.
- Квоут, я много путешествовала и много видела.
Многие из адем здесь повидали мир.
Мы знаем о музыкантах.
И, если быть полностью правдивой, многим из нас они тайно, с привкусом вины нравятся.
Почти так же ваш народ очарован умениями куртизанок Модегана.-
Она послала мне твердый взгляд.
- Но при всем при том, я не захочу, чтобы моя дочь привела одного из них домой, если ты поймаешь, что я имею в виду.
Это не улучшит репутацию Темпи, который, как все знают, разделил с тобой Кетан.
Держи это в себе.
У тебя хватает проблем и без того, чтобы все адем узнали, что ты ко всему прочему еще и музыкант.
С неохотой, но я принял совет Вашет.
И хотя мои пальца изнывали, я не достал свою лютню той ночью и не заполнил мой маленький уголок музыкой.
Я даже пошел настолько далеко, что засунул чехол для лютни под кровать, не оставляя малейшего шанса, что он будет замечен, и слухи расползутся по школе.
Несколько дней я только и делал, что учился у Вашет.
Я ел в одиночестве и не делал никаких попыток заговорить с кем-либо, так как неожиданно стал стесняться своего языка.
Карсерет сохраняла дистанцию, но она всегда была поблизости, наблюдая за мной своими тусклыми и злыми змеиными глазами.
Я наслажался превосходным Атуранским Вашет и задавал тысячи вопросов, которые были бы слишком заумными для понимания Темпи.
Я ждал три целых дня прежде чем задал ей вопрос, который медленно тлел внутри меня с тех пор, как я забрался на предгорье Стормвела.
Лично для меня это демонстрировало исключительную сдержанность.
- Вашет, - спросил я.
- У ваших людей есть истории о Чандрианах?
Она посмотрела на меня, ее обычно экспрессивное лицо неожиданно перестало выражать какие-либо эмоции.
- А как это вяжется с языком твоих рук? - Ее рука замельтешила в дюжине различных вариантов жеста, выражающего неодобрение и упрек.
- Ничего, - сказал я.
- Может, это как-то связано с твоей борьбой, в таком случае? - спросила она.
- Нет, - признал я.
- Но...
- Наверняка это имеет отношение к Кетан? - заметила Вашет.
- Или к Летани?
Или, возможно, это затрагивает некоторые тонкие смысловые нюансы в твоем труднодающемся Адемике.
- Мне просто любопытно.
Вашет вздохнула.
- Могу я убедить тебя сфокусировать твое любопытство на более насущных проблемах? - Спросила она, жестикулируя [раздражение].
[Твердый упрек.]
Я быстро ушел от темы.
Вашет не только была моим учителем, она была моим единственным собеседником.
Последнее, чего я хотел, это раздражать ее, или создать впечатление, что я недостаточно внимателен на ее уроках.
За этим единственным печалящим исключением, Вашет была просто блестящим источником информации.
Она отвечала на мои нескончаемые вопросы быстро и ясно.
В результате, я чувствовал, что мои навыки в языке и борьбе улучшаются не по дням, а по часам.
Вашет не разделяла моего энтузиазма, и не стеснялась говорить об этом.
Красноречиво.
На двух языках.
* * *
Вашет и я были внизу скрытой долины, в которой росло меч-дерево.
Мы практиковали наш рукопашный бой в течение часа и теперь сидели в высокой траве, восстанавливая дыхание.
Скорее, это я восстанавливал дыхание.
Вашет не измоталась вовсе.
Борьба со мной была ничто для нее, и не было момента, когда она не могла бы упрекнуть меня за разгильдяйство, лениво проходя мимо моей защиты, чтобы слегка ударить по голове.
- Вашет, - я сказал, собрав мужество, чтобы задать вопрос, который беспокоил меня в течение некоторого времени.
- Могу ли я задать вопрос, который, возможно, несколько самонадеянный?
- Я предпочитаю самонадеянного ученика, - сказала она.
- Я надеялся, что мы прошли тот момент, чтобы беспокоиться о таких вещах.
- Какова цель всего этого? - Я показал жестом между нами двумя.
- Цель этого, - она передразнила мой жест, - научить тебя настолько, что ты больше не драться, как маленький мальчик, напившийся по вине своей матери.
Сегодня ее песочного цвета волосы были сплетены в две короткие косы, которые свисали по ее спине с обеих сторон шеи.
Это сделало ее вид странно девичьим и не было чудесным для моей самооценки за последний час, когда она неоднократно бросала меня на землю, приводя меня к повиновению и поражала бесчисленными основательными, но часто достающими ударами рук и ног.
И однажды, смеясь, она подошла легко сзади и сильноударила меня по заднице, как будто она была развратным таверным пьянчугой, а я служанка с низким лифом.
- Но почему? - спросил я.
- С какой целью вы меня учите?
Если Темпи был не прав, обучая меня, зачем продолжать учить меня дальше?
Вашет одобрительно кивнула.
- Я задавалась вопросом, как много пройдет времени, прежде чем ты спросишь об этом, - сказала она.
- Это должен быть один из твоих первых вопросов.
- Мне говорили, что я задаю слишком много вопросов, - сказал я.
- Я пытался поступать здесь немного более осторожно.
Вашет подалась вперед, внезапно сделавшись деловитой.
- Ты знаешь вещи, которые не должен знать.
Шейн не забывает, что ты знаешь о Летани, хотя другие считают иначе.
Но есть согласие в отношении нашего Кетан.
Оно не для варваров.
Оно только для Адем и только они могут следовать пути меч-дерева.
Вашет продолжала, - Шейн думает таким образом.
Если ты будешь частью школы, ты будешь частью Адемре.
Если ты часть Адемры, то ты уже не такой и варвар.
И если ты не такой уж и варвар, не может быть неправильным то, что ты знаешь эти вещи.
У нее была определенная запутаная логика.
- Это также значит, что Темпи не мог неправильно учить меня.
Она кивнула.
- Конечно.
Вместо того, чтобы принести домой нежелательных щенков, это стало, как если бы он вернул потерянную овечку в стадо
- Могу я быть овцой или щенком? - вздохнул я.
- Это недостойно.
- Ты дерешься, как дерутся щенки, - сказала она.
- Нетерпеливо и неповоротливо.
- Но разве я уже вхожу в школу? - спросил я.
- Прежде всего, ты учишься у меня.
Вашет покачала головой.
- Ты спишь в школе и ешь нашу пищу, но это не делает тебя учеником.
Многие дети учатся Кетан с надеждами попасть в школу и когда-нибудь носить красное.
Они живут и учатся у нас.
Они находятся в школе, но они не из школы, если ты понимаешь меня.
- Это кажется странным, что столь многие хотят стать наемниками, - сказал я как можно осторожнее.
- Ты, похоже, достаточно стремишься к этому, - сказала она резким голосом.
- Я стремлюсь учиться, - сказал я, - а не жить жизнью наемника.
Не в обиду будет сказано.
Вашет вытянула свою шею, действуя с некоторой церемонностью.
- Это твой язык мешает тебе.
В варварских странах наемники - низший ранг общества.
Независимо от того, насколько толстым или бесполезным человеком он может быть, он может нести дубину и заработать пол пенни в день за охрану каравана.
Я права?
- Такой образ жизни имеет тенденцию привлекать грубых людей, - сказал я.
- Мы не такие наемники.
Нам платят, но мы выбираем, какую работу мы берем. - Она замолчала.
- Если ты борешься за свой кошелек, то ты наемник.
Как тебя называть, если ты будешь сражаться из чувства долга перед своей страной?
- Солдатом.
- Если ты борешься за закон?
- Полицейский или судебный пристав.
- Если ты борешься за свою честь?
Я задумался немного над этим.
- Дуэлянт, возможно?
- Если ты будешь сражаться на благо других людей?
- Амир, сказал я без раздумий.
Она наклонила ко мне голову.
- Это интересный выбор, - сказала она.
Вашет подняла руку, с гордостью показывая красный рукав.
Нам, Адем, платят за охрану, за охоту, за защиту.
Мы сражаемся за нашу страну, наши школы и нашу честь.
И мы сражаемся за Летани.
Вместе с Летани.
В Летани.
Все это вместе.
Адем - слово для того, кто берет красный Цетан. - Она посмотрела на меня.
- И это очень гордая вещь.
- Таким образом, стать наемником - значит оказаться весьма высоко на социальной лестнице Адем, - сказал я.
Она кивнула.
- Но варвары не знают этого слова, а не понимают, даже если они и могут.
Таким образом, "наемник" должно хватить.
Вашет выдернула из земли две длинных травинки и начала сплетать их вместе в один шнур.
- Вот почему решение Шейн не так просто выполнить.
Она должна соблюдать баланс между тем, что является правильным и тем, что является лучшим для ее школы.
Все это время с учетом блага для всего пути меч-дерева.
Вместо того, чтобы сделать опрометчивое решение, она играет в более терпеливую игру.
По-моему, она надеется, что проблема сама позаботится о себе.
- Как это сама о себе позаботится? - спросил я.
- Ты мог убежать, - сказала она просто.
- Многие полагали, что так и будет.
Если бы я решила, что ты не стоишь обучения, то тоже посчитала бы, что его стоит выпустить из ее рук.
Или ты можешь умереть во время твоего обучения, или стать калекой.
Я уставился на нее.
Она пожала плечами.
- Травмы случаются.
Не часто, но иногда.
Если бы Карсерет была твоим учителем...
Я поморщился.
- Так как же официально стать членом школы?
Есть своего рода проверка?
Она покачала головой: - Во-первых, кто-то должен выступить от твоего имени, сказав, что ты достоен вступления в школу.
- Темпи? - спросил я.
- Кто-нибудь поважнее, - уточнила она.
- Так может быть вы? - медленно спросил я.
Вашет усмехнулась, постукивая по бокам своего кривоватого носа, затем указав на меня.
- Только тебе понадобится дважды догадаться.
Только когда твое развитие достигнет той точки, что не будет меня смущать, я встану за тебя и ты сможешь сдавать экзамен.
Она продолжала сплетать травинки вместе, руки двигались в постоянном, сложном узоре.
Я никогда не видел другого Адем праздно игравшего с чем-то во время разговора.
Они не могли, конечно.
Им была нужна одна рука для разговора.
- Если ты пройдешь этот экзамен, ты больше не будешь варваром.
Темпи будет оправдан и все счастливые вернутся домой.
За исключением тех, кого не будет, конечно.
- И если я не пройду экзамен? - спросил я.
- Или что будет, если вы решите, что я не достаточно хорош, чтобы пройти его?
- Тогда все усложнится. - Она поднялась на ноги.
- Пойдем, Шейн просила поговорить с тобой сегодня.
Будет не вежливым для нас опоздывать.
***
Вашет привела обратно к небольшой группе низких каменных зданий.
Когда я впервые увидел их, я предположил, что они были самим городом.
Теперь я знал, что они составляли школу.
Группа зданий была, как крошечный Университет, за исключением того, что не было никаких расписаний, которые были у меня раньше.
Здесь также не существовало никакой формальной системы рангов.
К тем, кто был в красном, относились с уважением, а Шейн явно была главной.
Кроме этого, у меня было смутное впечатление о социальной иерархии.
Темпи был довольно низкого ранга и о нем было не очень хорошее мнение.
Вашет была рангом повыше и уважаема.
Когда мы пришли на нашу встречу, Шейн была в середине выполнения Кетан.
Я смотрел молча, пока она двигалась со скоростью распролзающегося на столе меда.
Кетан становится тем более трудным, чем медленнее он исполнялся, но она выступала безупречно.
Он прошла его за полчаса прежде, чем закончила, после чего она открыла окно.
Вихрь ветра принес сладкий запах летней травы и звуки листьев.
Шейн села.
Она не дышала тяжело, хотя блеск пота покрывал ее кожу.
- Темпи рассказывал тебе о девяти-и-девяносто сказках? - спросила она без предисловий.
- Об Эте и начале Адем?
Я покачал головой.
- Хорошо, - сказала Шейн.
- Это не его место, чтобы делать это, и он не мог сделать это должным образом. - Она посмотрела на Вашет.
- Как продвигается обучение языку?
- Быстро, насколько это возможно, - ответила она.
Тем не менее.
- Очень хорошо, - сказала Шейн, переключаясь на точный, с легким акцентом, атуранский.
- Я скажу это так, чтобы было меньше перерывов и меньше места для недоразумений.
Я сделал мой лучший жест [уважительная благодарность.]
- Эта история случилась много лет назад, - официально сказала Шейн.
- До этой школы.
До пути меч-дерева.
До любого Адем, знающего Летани.
Эта история о начале всего этого.
- Первая адемская школа не была школой, в которой учили работе с мечом.
Удивительно, но она была основана человеком по имени Эте, который овладевал мастерством стрелы и лука.
Шейн сделала паузу в своей истории и пояснила.
- Ты должен знать, что в те дни использование лука было очень распространенным явлением.
Это мастерство очень сильно ценилось.
Мы были пастухами и во многих случаях нападения наших врагов лук был лучшим инструментом, которым мы должны были защищать себя.
Шейн откинулась в кресле и продолжила.
- Эте не собирался основывать школы.
Здесь не было школ в те дни.
Он просто пытался улучшить свое мастерство.
Вся его воля устремилась к этому, пока он не смог подстрелить яблоко с дерева со ста метров.
Затем он старался, пока не смог выстрелить в фитиль горящей свечи.
Вскоре единственной целью, бросавшей ему вызов, был кусок шелка, висящий на дующем ветру.
Aethe старался, пока он не смог предвидеть поворот ветра, и как только он освоил это дело, он не мог промахнуться.
Рассказы его таланте распространялись и другие шли к нему.
Среди них была молодая женщина по имени Рете.
Сначала Эте сомневался, что она обладает силой, чтобы согнуть лук.
Но она вскоре стала считаться его лучшим учеником.
- Как я уже сказала, это было очень давно и многие мили от сюда, где мы сидим.
В те дни у Адем не было Летани, чтобы вести нас, и поэтому это было грубые и кровавое время.
В те дни не было ничего необычного для одного Адем убить другого из гордости или из гордости или как доказательство мастерства.
Поскольку Эте был величайшим из лучников, многие бросали ему вызов.
Но тело - ничтожная цель, когда он мог поразить шелк, развеваемый ветром.
Эте убивал их легко, как срезал пшеницу.
Он брал только одну стрелу с собой на дуэль и утверждал, что если одной стрелы было недостаточно, он заслужил быть поверженным.
- Эте стал старше и слава его распространилась.
Он пустил корни и основал первую из адемских школ.
Прошли годы и он подготовил много Адем быть смертельными, как клинки.
Стало известно, что если вы давали ученикам Эте три стрелы и три монеты, трое злейших врагов никогда не беспокоили вас снова.
Так школа увеличивала богатство, становилась знаменитой и гордой.
И таким же был Эте.
- Именно тогда Рете пришла к нему.
Рете, лучшая из его учеников.
Рете, которая стояла рядом с его ухом и близко к его сердцу.
- Рете поговорила с Эте и они разошлись во взглядах.
Затем они спорили.
Затем они кричали достаточно громко, чтобы вся школа могла услышать их через толстые каменные стены.
- И в конце этого Рете вызвала Эте на дуэль.
Эте принял вызов и стало известно, что с этого дня победитель будет контролировать школу.
- Как вызванный, Эте выбрал свое место первым.
Он решил стоять среди рощи молодых и раскачивающихся деревьев, что давало ему смещающееся прикрытие.
Обычно он не стал бы возиться с такими мерами предосторожности, но Рете была его лучшей ученицей и она могла читать ветер так же хорошо, как он.
Он взял с собой свой лук из рога.
Он взял с собой свою острую и единственную стрелу.
- Затем Рете выбрала место, где стоять.
Она подошла к вершине высокого холма, ее контур был ясным на голом небе.
Она не несла ни лука ни стрел.
И когда она достигла вершины холма, она села спокойно на землю.
Это была, пожалуй, самая странная вещь из всех, хотя Эте, как известно, иногда стрелял врагам по ногам, а не убивал их.
- Эте увидел свою ученицу, делающую это и он был полон гнева.
Эте достал одну стрелу и приставил ее к луку.
Эте оттянул тетиву к своему уху.
Тетива, которую Рете сделала для него, сплетенная из ее длинных и крепких собственных волос.
Шейн нашла мои глаза.
- Полный гнева, Эте выпустил свою стрелу.
Она поразила Рете, как гром.
Здесь. - Она показала двумя пальцами на внутренний изгиб ее левой груди.
- Тем не менее, сидя со стрелой, торчащей из ее груди, Рете вытащила длинную ленту из белого шелка из-под своей рубашки.
Она взяла белое перо из оперения стрелы, окунула ее в крови, и написала четыре стихотворных строки.
- Затем Рете удерживала ленту в воздухе в течение долгого времени, ожидая, когда ветер потянул вначале в одну сторону, затем в другую.
Затем Рете освободила его, шелк скручивался в воздухе, поднимаясь и опускаясь на ветру.
Лентой витая на ветру, он плел себе путь через деревья и прижался вплотную к груди Эте.
- Он прочитал:
Эте рядом с сердцем моим.
Лента без суеты.
Ветер без долга.
Бескровно победи.
Я услышал тихие звуки и оглянувшись увидел Вашет, которая тихо плакала.
Ее голова была опущена, и слезы бежали по ее лицу, капая на глубокое красное пятно спереди ее рубашки.
Шейн продолжила.
- Только после того, как Эте прочитал эти строки, он признал глубокую мудрость, которой обладала его ученица.
Он поспешил позаботиться о ране Рете, но острие стрелы было послано слишком близко к сердцу, чтобы удалить ее.
Рете прожила всего три дня после этого, с горем Эте склонился над ней.
Он отдал ей контроль над школой и прислушивался к ее словам, на протяжении всего этого времени кончик стрелы двигался ближе к сердцу.
- В эти дни Рете продиктовала девять-и-девяносто историй и Эте записал их.
Эти истории были началом нашего понимания Летани.
Они были корнем всех Адемре.
- К концу третьего дня Рете закончила говорить с Эте, который стал учеником своего ученика, на девяносто девятой истории.
После того, как Эте закончил писать, Рете сказала ему: - Есть одна последняя история, более важная, чем все остальные и это единственное, что нужно знать, когда я проснусь.
- Затем Рете закрыла свои глаза и уснула.
И во сне она умерла.
- Эте прожил сорок лет после этого и он сказал, что никогда не убивал снова.
В последующие годы часто слышали, как он говорил: - Я выиграл только дуэль, но я все потерял.
- Он продолжал работать в школе и тренировал своих учеников на мастеров лука.
Но теперь он тренировал их быть мудрыми.
Он рассказал им девять-и-девяносто историй и таким образом Летани впервые стала известна всему Адемре.
И это, как мы пришли к тому, чем мы и являемся.
Затем была долгая пауза.
- Я благодарю вас, Шейн, - сказал я, делая все возможное, чтобы показать жест [уважительная благодарность.] Мне очень бы хотелось услышать эти девять-и-девяносто историй.
- Они не для варваров, - сказала она.
Но она, казалось, не обиделась на мою просьбу, жестикулируя сочетание [упрека] и [сожаления].
Она сменила тему.
- Как продвигается твой Кетан?
- Я изо всех сил стремлюсь к совершенству, Шейн.
Она повернулась к Вашет.
- Он работает?
- Он действительно старается изо всех сил, - сказала Вашет, ее глаза еще были красными от слез.
Неправильная забава.
- Но также есть улучшения.
Шейн кивнула.
Сохраняя утверждение.
- Некоторые из нас будут сражаться завтра.
Возможно ты можешь пригласить его посмотреть.
Вашет сделала элегантное движение, которое заставило меня оценить, насколько мало я знал о тонкостях языка жестов: [Милостивая благодарность], [слегка покорное принятие.]
***
- Ты должен быть польщен, - весело сказала Вашет.
- Разговор с Шейн и приглашение, чтобы посмотреть ее бой.
Мы вернулись в защищенную коробку долины, в которой мы обычно практиковали Кетан и наш рукопашный бой.
Тем не менее, мой ум продолжал возращаться к нескольким неизбежным и неприятным мыслям.
Я думал о секретах и о том, как люди стремились сохранить их.
Я подумал, что Килвин будет делать, если я приведу кого-то в Артефактную, показывать им сигалдри для крови, костей и волос.
Мысли о гневе большого изобретателя было достаточно, чтобы заставить меня дрожать.
Я знал какого рода проблему я олицетворял.
Это было четко изложено в законах Университета.
Но что он будет делать, этот человек, которого я научу этим вещам?
Вашет хлопнула меня по груди тыльной стороной ладони, чтобы привлечь мое внимание.
- Я сказала, что ты должен быть польщен, - повторила она.
- Да, - сказал я.
Она взяла меня за плечо, поворачивая меня к ней лицом.
- Ты шел задумчивый со мной.
- Что случится с Темпи, если все это заканчится плохо? - спросил я без обиняков.
Ее веселое выражение исчезло.
- Его красную одежду заберут и его меч и его имя и он будет срезан из Латанта. - Она сделала медленный вздох.
- Вряд ли любая другая школа возьмет его после этого, так что это действенно заставит его покинуть Адемре.
- Но изгнание не сработает для меня, - сказал я.
- Принуждение меня вернуться в мир только сделает проблему еще хуже, не так ли?
Вашет ничего не сказала.
- Когда все это началось, - сказал я.
- Ты призывала меня уйти.
Если бы я бежал, резрешили бы мне уйти?
Долгое молчание подсказало мне правду об этом.
Но она сказала об этом также вслух.
- Нет.
Я оценил, что она не лгала об этом.
- И что же может быть моим наказанием? - спросил я.
- Заключение? - Я покачал головой.
- Нет. Не практично держать меня годами в плену. - Я посмотрел на нее.
- Не так ли? -
- Наказание - не наша проблема , - сказала она.
- Ты -в конце концов варвар.
Ты не знал, что делал что-то не так.
Главная проблема - предотвратить обучение тобой других украденному и удержать тебя от использования этого в собственных интересах.-
Она не ответила на мой вопрос.
Я послал ей долгий взгляд.
- Некоторые говорят, что лучше всего тебя убить,- сказала она мне прямо.
- Но большинство считает, что убийство не согласуется с Летани.
Шейн в том числе.
Как и я. -
Я слегка расслабился, это было по крайней мере что-то.
- И я не думаю,что обещания с моей стороны могли бы убедить кого-нибудь?
Она подарила мне полную сочувствия улыбку.
- О тебе говорил положительно, то что ты вернулся с Темпи.
И остался, когда я пыталась прогнать тебя.
Но обещание варвара здесь цениться мало.
- Что же тогда? - спросил я, подозревая, что ответ мне не понравиться.
Он глубоко вздохнула.
- Тебя можно было бы отстранить от преподавания удалив язык или глаза, - искренне ответила она.
- Чтобы ты не мог использовать Кетан, стал бы хромым.
Твои сухожилия на лодыжках пришлось бы перерезать и изувечить колено твоей основной ноги. - Она пожала плечами.
- Но все же можно быть хорошим бойцом, даже с поврежденной ногой.
Поэтому было бы более эффективным удалить два самых маленьких пальца твоей правой руки.
Ты мог бы...
Вашет удерживала выступление в своем прозаическом тоне.
Я думаю, что он предназначался, чтобы это звучало обнадеживающе и успокаивающе.
Но это имело противоположный эффект.
Все, что я мог подумать, было то, что она отрезала пальцы так же спокойно, как если бы отрезала кусок яблока.
Все возраставшая обнадеженность, брезжившая в моем видении и яркая мысленная картинка заставили мой живот скрутиться.
Я на мгновение подумал, что я мог заболеть.
Головокружение и тошнота прошла.
Когда я пришел в себя, я понял, что Вашет закончила разговор и уставилась на меня.
Прежде чем я успел сказать что-либо, она махнула рукой.
- Я вижу, что не смогу больше использовать тебя сегодня.
Отдохни этим вечером для себя.
Приведи свои мысли в порядок или попрактикуй Кетан.
Понаблюдай за меч-деревом.
Завтра мы продолжим.
***
Некоторое время я шел без всякой цели, стараясь не думать о моих пальцах, которые должны быть срезаны.
Затем, выйдя на холм, я буквально наткнулся на голую пару Адем, прячущихся в роще.
Они не схватились за свою одежду, когда я вырвался из деревьев и не пытаясь принести извинения с моим бедным языком и смущенным разумом, я просто повернулся и ушел, с лицом, горящим от смущения.
Я пытался практиковать Кетан, но не мог удержать на нем мои мысли.
Я пошел смотреть на меч-дерево и на некоторое время его вид, грациозно движущегося на ветру, успокоил меня.
Затем мои мысли поплыли и я снова внещапно представил картину Вашет, избавляющейся от моих пальцев.
Я услышал три высоких звука колокола и пошел обедать.
Я стоял в очереди, наполовину оглупевший, прикладывая мысленные усилия не думать о ком-то, увечащим мои руки, когда я заметил, что Адем стоявшие рядом, смотрели на меня. A молодая девочка лет десяти выражала открытое изумление на лице, и человек в наемничьих красных одеждах посмотрел на меня так, как будто он только что видел меня подтирающим задницу куском хлеба и затем съевшим его.
Только тогда я понял, что напевал.
Не громко, это точно, но достаточно громко для тех, кто стоял рядом, чтобы услышать.
Я не мог делать это долго, так как я знал всего шесть строк в "Беги из города, лудильщик".
Я остановился, а потом опустив глаза, взял свою еду и провел десять минут, пытаясь ее проглотить.
Мне удалось сделать несколько глотков, но это было все.
В конце концов я сдался и отправился в свою комнату.
Я лежал в постели, перебирая варианты в моем сознании.
Как далеко я смогу бежать?
Смогу ли я затеряться в окружающей сельской местности?
Могу ли я украсть лошадь?
Видел ли я вообще лошадь с тех пор, как попал в Хаерт?
Я принес мою лютню и немного пробовал петь, всеми пятью моими умными пальцами мелькая вверх и вниз по длинной шее лютни.
Но моя правая рука устала бренчать и извлекать из струн ноты.
Это было, как разочаровывание, как пытаться поцеловать, используя только одну губу, и вскоре я сдался.
Наконец я достал свой шаед и обернул его вокруг себя.
Он был теплый и уютный.
Я натянул капюшон на голову, насколько она могла войти, и думал о темной части Фаэ, где Фелуриан собрала эти тени.
Я думал об Университете, о Виле и Симе.
Об Аури, Деви и Феле.
Я никогда не был популярен в Университете и мой круг друзей никогда не казался особенно большим.
Но правда была в том, что я просто забыл, каково это по-настоящему быть в одиночестве.
Затем я думал о своей семье.
Я думал о Чандрианах и Синдере.
Его плавную грацию.
Его меч, легко лежащий в руке, как кусок зимнего льда.
Я думал об убитых им.
Я думал о Денне и о том, что рассказал мне Ктаэ.
Я думал о ее покровителе и тех вещах, о которых я говорил во время нашего боя.
Я думал о том времени, когда она поскользнулась на дороге и я поймал ее, как почувствовал в своей руке мягкий изгиб ее бедра.
Я думал о форме ее рта, звуке ее голоса, запахе ее волос.
И, в конце концов, я тихо вышел в двери сна.
Я почти начинал чувствовать себя комфортно в Хаерте.
Мое знание языка улучшилось и я чувствовал себя менее изолированным теперь, когда я был в состоянии обмениваться краткими любезностями с другими.
Вашет иногда вместе питалась со мной, помогая мне чувствовать себя немного меньшим изгоем.
Сегодня утром мы работали с мечом, что означало легкое начало дня.
Вашет еще показывала мне, как меч включался в Кетан, и моменты, когда мы боролись, были немногочисленны и редки.
Через несколько часов этого, мы работали над моим адемским, больше, чем работой с мечом.
После обеда мы перешли к рукопашному бою.
Я не мог не чувствовать, что здесь, по крайней мере, я был успешен.
Через полчаса у Вашет не только усложнялось дыхание, но она начала немного потеть.
Я все еще не был каким-нибудь вызовом для нее, конечно, но после нескольких дней унизительной беспечности с ее стороны, ей, наконец, потребовались небольшие усилия, чтобы оставаться впереди меня.
Так что мы продолжали бороться и я заметил, что... Как я могу сказать это деликатно?
Она чудесно пахла.
Не как духи или цветы или что-нибудь подобное.
Она пахла, как чистый пот и смазанный металл и измельченная трава от того, что я бросил ее на землю какое-то время до этого.
Это был хороший запах.
Она...
Я не могу описать это деликатно, я полагаю.
Потому что я хочу сказать, что она пахла, как секс.
Не так, как если бы она имела его, а как если бы она была сделана из него.
Когда она подходила ближе бороться со мной, запах ее в сочетании с ее телом прижимающимся к моему...
Во-вторых это было, как кто-то повернул переключатель в моей голове.
Все, что я мог придумать о том, чтобы целовать ее рот, кусать нежную кожу ее шеи, разорвать на ней одежду и лизать ее пот...
Я не делал ни одной из этих вещей, конечно.
Но на мгновение я не хотел ничего больше.
Это неудобно оглядываться назад, но я не буду утомлять себя защитой, кроме того отмечу, что я был в расцвете молодости, формы и здоровья.
И она была весьма привлекательной женщиной, хотя на десять лет старше меня.
Добавьте к этому тот простой факт, что я ушел из любящих рук Фелуриан, чтобы устремиться в руки Лози, а оттуда к длинному, бесплодному растянутому обучению с Темпи, пока мы шли в Хаерт.
Это означало, что на три оборота я постоянно был изнурен, беспокоен, встревожен и ужасался по очереди.
Теперь у меня не было ни одного из этих состояний.
Вашет была хорошим учителем и удостоверялась, что я был хорошо отдохнувшим и расслабленным, насколько это возможно.
Я был все более уверен в своих способностях и чувствовал себя более комфортно рядом с ней.
Учитывая все это, то нет ничего удивительного в моей реакции, которая у меня была.
В то время, однако, я был поражен и смущен, как только может молодой человек.
Я отошел от Вашет, краснея и ища извинения.
Я пытался скрыть свое очевидное возбуждение, и при этом только обратил больше внимания на это.
Вашет посмотрела на то, что тщетно пытались скрыть мои руки.
- Ну что ж, я полагаю, что приму это, как комплимент, а не любопытное новое направление атаки.
Если человек мог умереть от стыда, то я бы умер.
- Ты хочешь позаботиться об этом самостоятельно? - легко спросила Вашет.
- Или ты предпочитаешь партнера?
- Я прошу прощения? - глуповато сказал я.
- Ну вот. - Она показала на мои руки.
- Даже если ты сможешь удержать свой ум от этого, он, несомненно, выведет тебя из равновесия. - Она издала низкий, хриплый смешок.
Тебе необходимо, как правило, это прежде, чем мы продолжим свои уроки.
Я могу оставить тебя для этого или мы можем найти мягкое место и посмотреть, кто может сделать остальные два лучших из трех.
Небрежный тон ее голоса убедил меня, что я неправильно ее понял.
Затем она одарила меня понимающей ухмылкой и я осознал, что понял ее отлично.
- Там, откуда я родом, учитель и студент никогда не будут... - Я споткнулся, пытаясь придумать вежливый способ разрядить ситуацию.
Вашет закатила на меня глаза, глядя раздраженным взглядом, странным на лице Адем.
А ваши учителя и ученики также никогда не сражаются?
Никогда не разговаривают?
Никогда не едят вместе?
- Но это, - сказал я, - это...
Она вздохнула.
- Квоут, ты должен запомнить.
Ты приехал из варварских мест.
Многое из того, что ты подрастая думал - весьма ошибочно и глупо.
Ни один более чем странный обычай вы, варвары, построили вокруг сексуальных игр.
- Вашет, - сказал я.
- Я...
Она прервала меня резким жестом.
- Все, что ты собираешься сказать, я несомненно слышала от моего поэта-короля.
Но там было так много световых часов в дне.
Поэтому я спрошу тебя так: ты нуждаешься в сексе?
Я беспомощно пожал плечами, зная, что это было бессмысленно отрицать.
- Хотел бы ты заняться сексом со мной?
Я все еще чувствовал ее запах.
И на мгновение я захотел ее больше, чем что бы то ни было.
- Да.
- Не болеешь ли ты? - спросила она серьезно.
Я кивнул, выведенный из равновесия, пораженный откровенностью вопроса.
- Очень хорошо тогда.
Если я правильно помню, здесь есть хороший безветренный участок, поросший мхом, не слишком далеко отсюда. - Она начала подниматься на близлежащий холм, а ее пальцы отстегивали пряжку, закреплявшую ножны меча над ее плечом.
- Пошли со мной.
Ее память не подвела ее.
Два дерева изогнули свои ветви над толстым слоем мягкого мха, который был защищен от непогоды стоящими напротив небольшими каменистыми утесами, защищенное от ветра некоторыми удобными кустами.
Очень быстро стало очевидно, что то, что Вашет имела в виду, было не послеобеденными праздными обжиманиями в тени.
Сказать, что она была деловой, было бы большой несправедливостью по отношению к ней, поскольку смех Вашет всегда звучал очень близко к поверхности.
Но она не была кокетливой и застенчивой.
Она сняла свою наемническую красную одежду без малейшей помпы или подддразнивания, показав несколько шрамов, и тело твердое и худое с жгутами мышц.
Что не говорило о том, что она не была также округлой и мягкой.
Потом она дразнила меня, смотря, как будто я никогда не видел голую женщину раньше, что было правдой, так как я просто не видел ни одной стоящей полностью голой в солнечном свете.
Когда я не разделся достаточно быстро, чтобы удовлетворить ее, Вашет засмеялась и издевалась над моей застенчивостью.
Подойдя ближе, она раздела меня догола, как ощипала цыпленка, а затем поцеловала меня в губы, ее теплая кожа надавила на всю переднюю часть моего тела.
- Я никогда прежде не целовал женщину своего роста, - размышлял я, когда мы остановились, чтобы вздохнуть.
- Это другой опыт.
- Посмотри, как я продолжаю быть твоим учителем во всем? - сказала она.
- Твой следующий урок заключается в следующем: все женщины лежа одинакового роста.
Тоже самое нельзя сказать о вас, конечно.
Слишком многое зависит от настроения человека и его природных данных.
Вашет взяла меня за руку и привела нас обоих лечь на мягкий мох.
- Теперь, - сказала она.
- Как я подозревала.
Теперь ты выше меня.
Это оставит тебя с твоей легкостью?
Так и было.
***
Я был готов к тому, что мне будет неловко после Вашет и я вернулся из кустов и с удивлением не обнаружил ничего подобного.
Она не стала вдруг кокетливой, с которой я не знал бы, как справиться.
Ни она не чувствовала себя обязанной относиться ко мне с какой-либо вновь обретенной нежностью.
Это стало ясно где-то уже в пятый раз, когда ей удалось обмануть мою защиту, поймать меня с Громом Вверх, и бросить меня грубо на землю.
В целом, она действовала так, как если бы ничего странного не случилось.
Это означало, либо ничего странного не случилось или что-то очень странное произошло и она демонстративно игнорировала это.
Это означало, что все было прекрасно, или все шло не так.
Позже, когда я ужинал в одиночестве, я прокрутил в голове все, что я знал о Адем.
Нагота для них не табу.
Они не считали физический контакт особенно интимным.
Вашет была очень буднична как до, во время, так и после нашей встречи.
Я вспомнил голую пару, на которую наткнулся несколько дней назад.
Они были поражены, но не смущены.
Очевидно, на секс здесь смотрели по-другому.
Но я не знал ни одного конкретного различия.
Это означало, что у меня не было начальной мысли о том, как вести себя должным образом.
И это означало то, что я делал, было опасно как ходить вслепую.
А точнее, как бежать с закрытыми глазами.
Обычно, если у меня был вопрос о культуре Адем, я спрашивал Вашет.
Она была для меня пробным камнем.
Но я понимал, что многие пути для этого разговора закрыты, и ее доброжелательность это все, что стояло между мной и потерей моих пальцев.
К тому времени, когда я закончил есть, я решил, что будет лучше просто последовать примеру Вашет.
Она была моим учителем, прежде всего.
Я проснулся следующим утром, осознав правду.
Мой единственный выход из этой ситуации идет через школу.
Мне нужно было показать себя.
Это означало, что мне нужно было все, чему Вашет могла научить меня и как можно быстрее.
Так на следующее утро я встал при голубом свете зари.
И когда Вашет вышла из ее маленького каменного дома, я ждал ее.
Я не особенно блестел глазами или распушал хвост, так как мой сон был наполнен тревожными мыслями, но я был готов учиться.
***
Теперь я понимаю, что я мог дать неточное впечатление о Хаерте.
Очевидно, что это не была процветающая метрополия.
И он не может считаться городом при любой натяжке.
В некотором смысле это был едва ли город.
Я говорю это не пренебрежительно.
Я провел большую часть юности в путешествиях с моей труппой, переезжая из городка в городок.
Половина мира состоит из крошечных общин, которые выросли ни на чем, кроме как на перекрестках торговых дорог, у хороших глиняных ям или в изгибах рек, достаточно сильных, чтобы повернуть колесо мельницы.
Иногда эти города процветали.
Некоторые богатые почвами и щедрой погодой.
Некоторые процветали за счет проходящей через них торговли.
Богатство тех мест было очевидным.
Дома большие и добротные.
Люди доброжелательны и щедры.
Дети толстые и счастливые.
Продавались предметы роскоши: перец, корица и шоколад.
В местных трактирах было кофе, хорошее вино и музыка.
Но были города и другого вида.
Города, где земля была истощенная и уставшая.
Города, где сгорела мельница или глина добывалась несколько лет назад.
В таких местах дома были маленькие и неказистые.
Люди были худыми и подозрительными и измеряли богатство в небольших, практических вещах.
В вязанках дров.
Во втором поросенке.
В сохранившихся пяти банках ежевики.
На первый взгляд, Хаерт казался городом этого рода.
Это было немного больше, чем крошечные дома, разбитые камни и случайные загоны для коз.
В большинстве регионов Содружества, или впрочем, где-нибудь в Четырех Углах (прим. цивилизованных странах), семья, живущая в маленьком коттедже, лишь с небольшим количеством мебели, будет рассматриваться, как несчастная.
В одном шаге от нищеты.
Но в то время как , большинство домов адем, которые я видел, были относительно маленькими, они не были похожи на дома в захудалых городках Атурана сделанные из дерна и бревен, промазанных глиной.
Дома адем были все из прочного камня и сложенны так аккуратно, как я раньше никогда не встречал.
Не было никаких трещин, пропускающих бесконечный ветер.
Никаких протекающих крыш.
Никаких лохмотьев кожи на дверях.
Окна не были ни затянутыми промасленной овечьей кожей ни пустыми отверстиями с деревянными ставнями.
Они были застеклены как в поместье банкира.
За все мое время в Хаерте я не видел ни одного камина.
Не поймите меня неправильно. Камин лучше смерти от холода.
Но те, что могут позволить себе простолюдины, из камня или кирпича грязны и неэффективны.
Они наполняют дома золой, а легкие дымом.
Вместо каминов, каждый дом адем имел собственную железную печь.
Печь той разновидности, что весит сотни фунтов.
Тот род печи, которая сделана из таких толстых железных листов, что вы можете топить ее до тех пор, пока она не раскалится.
Тот род печи, которая простоит века и стоит дороже, чем фермер получает за целый год напряженной уборки урожая.
Некоторые из этих печей были небольшие, хорошие для отопления и приготовления пищи.
Но я видел больше, чем несколько, которые были крупнее и могли быть также использованы для выпечки.
Одно из таких сокровищ было спрятано в низком каменном доме всего из трех комнат.
Ковры на полах у Адем были в основном простые, но они были из толстой, глубоко окрашенной и мягкой шерсти.
Полами под этими коврами были гладко отшлифованные доски, а не грязь.
Здесь были не желобковые сальные свечи или тростниковые лампы.
А были свечи из пчелиного воска или лампы, в которых горело очищенное белое масло.
И вот однажды, через далекие окна, я узнал неколеблющийся красный свет симпатической лампы.
Именно это, заставило меня понять правду.
Они не были рассеянной горсткой отчаянного народа, цеплявшегося за скудное существование на голом склоне горы.
Они не из тех, кто скудно живут, едят капустый суп и испытывают страх перед зимой.
Это сообщество было комфортным и спокойно процветало.
Более того.
Несмотря на отсутствие блистающих банкетных залов и модных платьев, несмотря на отсутствие слуг и скульптур, каждый из этих домов были как крошечные усадьбы.
Каждый из них был богат тихо, практично.
* * *
- О чем ты задумался? - сказала Вашет, засмеявшись надо мной.
- Это горстка из нас победила наших красных и сбежала к жизни в безумной роскоши в то время, как наши семьи пьют воду из своей собственной ванны и умирают от цинги?
- На самом деле, я вообще ни о чем не думал, - сказал я, оглянувшись вокруг.
Вашет начала показывать мне, как пользоваться мечом.
Мы занимались этим в течение двух часов и она сделала чуть больше, чем просто объяснила различные способы его захватов.
Как если бы он был ребенком, а не полоской стали.
Теперь, когда я знал, что искать, я мог видеть десятки домов Адем искусно вписывающихся в ландшафт.
Тяжелые деревянные двери были вырыты в отвесные скалы.
Другие смотрелись немногим более, чем нагромождениями камней.
Некоторые из них поросли травой на крышах и можно только было распознать выглядывающие печные трубы.
Жирная коза паслась на вершине одного из них, размахивая выменем, когда она вытянула шею, чтобы объесть кустик травы.
- Посмотри на землю вокруг тебя, - сказала она, медленно оборачиваясь по кругу, чтобы охватить пейзаж.
- Земля слишком тонкая для плуга, слишком неровная для лошадей.
Лето слишком влажное для пшеницы, слишком суровое для фруктов.
Некоторые горы содержат железо, уголь или золото.
Но не эти горы.
Зимой бывают сугробы настолько высокие, что скроют тебя с головой.
Весной бури будут сбивать тебя с ног.
Она оглянулась на меня.
- Это наша земля, потому что никому больше она не нужна. - Она пожала плечами.
- Вернее, она стала нашей по этой причине.
Вашет поправила меч на плече, потом с любопытством посмотрела на меня.
- Сиди и слушай, - сказала она формально.
- И я расскажу историю о давних временах.-
Я сел на траву, и Вашет заняла место на соседнем камне.
- Когда-то давно,- сказала она, - адем были изгнаны со своего законного места.
Что-то, о чем мы не помним выгнало нас оттуда.
Кто-то украл нашу землю или разрушил ее или заставил нас бежать в страхе.
Мы были вынуждены бесконечно блуждать.
Весь наш народ нищенствовал, как попрошайки.
Мы хотели найти место и поселиться и дать отдых нашим стадам.
Тогда те, кто жил поблизости, могли прогнать нас.
- Адем были тогда ожесточенные.
Не будь мы ожесточенными, ни одного из нас не осталось бы сегодня.
Но нас было мало, поэтому мы всегда были гонимы.
Наконец мы нашли это истощенное и ветреное место, нежелательное миру.
Мы вкопали наши корни глубоко в камень и сделали их нашими.
Глаза Вашет блуждали по ландшафту.
- Но этой земли было мало, чтобы дать нам место для того, чтобы пасти наши стада, камень и бесконечный ветер.
Мы не смогли найти способ продать ветер, так что мы продали нашу жестокость к миру.
Так мы жили и мы медленно закалили себя в тех, кем мы являемся сегодня.
Уже не только жестокими, но опасными и гордыми.
Несокрушимые, как ветер и сильные, как камень.
Я обождал некоторое время, чтобы убедиться, что она закончила.
- Мой народ тоже странники, - сказал я.
- Это наш путь.
Мы живем нигде и везде.
Она пожала плечами, улыбнувшись.
- Ты думаешь, это история.
И старая история.
Возьми из нее, что хочешь.
- Я люблю истории, - сказал я.
- Истории, как орехи, - сказала Вашет.
- Дурак будет глотать их целиком и подавится.
Дурак выбросит их, думая, что от них никакого проку. - Она улыбнулась.
- Но мудрая женщина найдет способ взломать скорлупу и съест мякоть внутри.
Я поднялся на ноги и подошел туда, где она сидела.
Я поцеловал ей руки, лоб и рот.
- Вашет, - сказал я.
- Я благодарен Шейн, отдавшей меня тебе.
- Ты глупый мальчик. - Она опустила взгляд, но я мог видеть, как слабый румянец поднимался на ее лице, когда она говорила это.
- Пошли.
Мы должны идти.
Ты же не хочешь упустить шанс увидеть бой Шейн.
***
Вашет привела меня к части луга без опознавательных знаков, где густая трава почти касалась земли.
Несколько других Адем уже стояли поблизости, ожидая.
Некоторые люди принесли небольшие стулья или круглые куски чурбаков, для использования в качестве скамеек.
Вашет просто села на землю.
Я присоединился к ней.
Толпа медленно собралась.
Только тридцать человек или около того, но это было самое большое количество Адем, которое я когда-либо видел вместе, кроме как в столовой.
Они собрались по двое и по трое, переходя от одного разговора к другому.
Редко когда группа из пяти человек объединялась в течение длительного времени.
Хотя происходили десятки разговоров в двух шагах от меня, я не мог услышать больше, чем шум.
Ораторы стояли достаточно близко, чтобы их коснуться и ветер в траве делал больше шума, чем их голоса.
Но я мог рассказать о тоне каждой беседы, оттуда, где я сидел.
Два месяца назад это собрание показалась бы мне устрашающе подавленным.
Собрание суетливое, бесчувственное, почти немое.
Но теперь я мог ясно видеть одну пару Адем, где были учитель и ученик, насколько далеко друг от друга они стояли, по уважению в руках младшей женщины.
Группа из трех краснорубашечных мужчин были друзьями, судя по тому как легко и шутя они толкали друг друга.
Эти мужчина и женщина сражались.
Она сердилась.
Он пытался объяснить.
Я вдруг подумал, как я когда-либо мог подумать об этих людях, как о беспокойных и суетливых.
Каждое движение имело цель.
Каждое смещение ноги подразумевало изменение отношения.
Каждый жест рассказывал тома.
Вашет и я сидели близко друг к другу и тихо разговаривали, продолжая нашу дискуссию по-атурански.
Она объяснила, каким образом каждая школа имела постоянный счет у Сильдийских ростовщиков.
Это означало, что отдаленные наемники могли депонировать долю школе из своего заработка везде, где люди использовали Сильдийскую валюту, что означало, где-нибудь во всем цивилизованном мире.
Эти деньги затем поступают на соответствующий счет, так чтобы школа могла ими воспользоваться.
- Сколько наемник отсылает школе? - Спросил я с любопытством.
- Восемьдесят процентов,- сказала она.
- Восемь процентов? - Спросил я, загибая все пальцы кроме двух, уверенный, что ослышался.
- Восемьдесят, - сказала Вашет твердо.
- Это надлежащее количество, хотя многих гордость заставляет платить больше.
То же самое будет истиной и для тебя, - сказала она пренебрежительно,- если получишь шанс сыграть на скрипке в аду всегда нося красное.-
Видя мое удивление, она объяснила
- Это не так много, как ты думаешь.
В течении многих лет школа кормит и одевает тебя.
И даёт тебе место для ночлега.
Она даёт тебе твой меч, обучает тебя.
После этого вложения наемник поддерживает школу.
Школа поддерживает деревню.
Деревня производит детей, которые надеются когда-нибудь одеть красное. - Она сделала круг пальцем.
- Таким образом все Aдем процветают.-
Вашет посмотрела на меня серьёзно.
- Зная это, возможно ты начнешь понимать что украл, - сказала она.
- Не просто тайну, но и главный экспортный продукт Aдем.
Ты украл ключ к выживанию всего этого города. -
Это была успокаивающая мысль.
Внезапно гнев Карсерет обрел смысл.
Я поймал глазами белую рубашку Шейн и ее грубо вязаную желтую кепку, мелькающие в толпе.
Рассеянные беседы затихали, и все начали собраться в большой, свободный круг.
Очевидно не только Шейн сражалась сегодня.
Первыми должны были бороться два мальчика несколькими годами моложе меня, никто из них не носил красного.
Они осторожно кружились вокруг друг друга, бросились друг на друга в потоке ударов.
Это было быстрее, чем я мог уследить взглядом, но я видел дюжину полу-сформированных элементов Катан, рассеянных и хаотичных.
Борьба закончилась, когда один мальчик поймал запястье и плечо другого в Спящем Медведе.
Когда я увидел, что мальчик выкрутил руку своего противника и вынудил его к сдаче , я узнал прием, примененный Темпи в драке в баре..
Мальчики разошлись, и два краснорубашечных наемника подошли, чтобы поговорить с ними, возможно их наставники.
Вашет наклонила ко мне свою голову.
- Что ты думаешь? -
- Они были быстры,- сказал я.
Она посмотрела на меня.
- Но...-
- Они кажутся довольно расхлябаннымии, - сказал я, следя за тем, чтобы говорить спокойно.
- Не сразу, но после того, как они начали. - Я показал на одного.
- Его ступни стояли слишком близко друг к другу.
А другой так далеко наклонился вперед, что потерял равновесие.
Таким образом он был пойман в Спящем Медведе.-
Вашет одобрительно кивнула.
- Они бьются как щенки.
Очень молоды, к тому же мальчики.
Они полны гневом и нетерпением.
У женщин не так много проблем с этим.
И это делает их лучшими бойцами. -
Я был более чем удивлен, услышав это.
- Женщины - это лучшие борцы ? - Спросил я осторожно, не желая противоречить.
- Говоря в общем, - сказала она легко.
- Конечно есть исключения, но в целом женщины лучше. -
- Но мужчины сильнее,- сказал я.
- Выше.
У них лучше достижения.
Она повернулась, глядя на меня, слегка развлеченная.
- Ты сильнее и выше, чем я? -
Я улыбнулся.
- Конечно нет.
Но в целом вы должны признать, что мужчины больше и сильнее. -
Вашет пожала плечами.
- И это было бы верно, если бы схватка была чем то вроде рубки дров или перевозка сена.
Это тоже самое, что сказать: меч тем лучше, чем он длиннее и тяжелее.
Глупость.
Возможно это верно для бандитов.
Но после того как одеваешь красное, получаешь ключ к познанию схватки.
Мужчины полны гнева, поэтому им сложно.
Женщины лишены гнева.
Я открыл рот, потом вспомнил о Дедане и закрыл его.
На нас упала тень, я оглянулся и увидел высокого мужчину в красном, стоящего в вежливом отдалении.
Он провел рукой рядом с рукоятью меча.
[Приглашение.]
Вашет ответила жестом
[Легкое сожаление и отказ.]
Я смотрел как он уходит.
- Не будут ли они хуже думать о вас из-за отказа сражаться?
Вашет презрительно фыркнула.
- Он не хочет сражаться,- ответила она.
- Я бы зря потратила время и смутила его.
Он только хотел показать, что достаточно храбр, чтобы драться со мной. - Она вздохнула и указала взглядом.
- Это глупость, которая уводит мужчин от Летани.
Следующий бой был между двумя краснорубашечными наемниками и разница была очевидна.
Все было гораздо более чистым и четким.
Два мальчика были неистовы, как воробьи, порхающие в пыли, но бои, которые последовали затем, были элегантны, как танцы.
Многие из поединков были рукопашным боем.
Они продолжалось до того, пока один человек не был побежден или был явно поражен ударом.
Один бой был немедленно остановлен, когда мужчина раскровил нос противника.
Вашет закатила глаза на это, хотя я не мог сказать, если она думала хуже о женщине, позволившей себе быть пораженной, или о мужчине за то, что он был достаточно безрассуден, чтобы причинить ей боль.
Также было несколько поединков с деревянными мечами.
Они, как правило, проходили быстрее, так как даже легкое прикосновение считалось достаточным для победы.
- Кто победил того? - спросил я.
После быстрого обмена хлесткими ударами фехтование на мечах закончилось и обе женщины набрали одинаковое количество ударов за одно и то же время.
- Никто, - сказала она, нахмурившись.
- Почему они не сражаются снова, если это была ничья? - спросил я.
Вашет нахмурилась на меня.
- Это не было ничьей, строго говоря.
Дренн умерла бы в считанные минуты, пораженная в легкие.
Ласрель умерла бы через несколько дней, когда рана в ее кишечнике воспалилась.
- Поэтому Ласрель победила?
Вашет посмотрела на меня с испепеляющим презрением и обратила свое внимание обратно к следующему бою.
Высокий мужчина Адем который предлагал Вашет поединок, сражался тонким прутом с женщиной.
Как ни странно, он использовал деревянный меч, тогда как она сражалась голыми руками.
Он выиграл с трудом, поймав два сплошных удара ногами по ребрам.
- Кто победил здесь? - спросила меня Вашет.
Я могу сказать, что она не ждала очевидный ответ.
- Это по большей части не победа, - сказал я.
- У нее даже не было меча.
- Она имеет третий камень и далеко опережает его как бойца.
Это был единственный способ, чтобы между ними было все сбалансировано, не считая того, если бы он привел товарища сражаться с ним рядом, - отметила это Вашет.
- Тогда я спрашиваю снова.
Кто победил?
- Он победил в поединке, - сказал я.
- Но завтра у него будет несколько впечатляющих синяков.
Кроме того, его раскачивания казались несколько опрометчивыми.
Вашет повернулась, чтобы посмотреть на меня.
- Так кто выиграл?
На мгновение я задумался об этом.
- Никто, - решил я.
Она кивнула.
[Официальное одобрение.]
Жест подогрел меня, поскольку все стоящие перед нами могли его видеть.
В конце концов, Шейн шагнула в круг.
Она сняла однобокую желтую шапку и ее седеющие волосы закрутились по ветру.
Увидев ее среди других Адем, я понял, насколько маленькой она была.
Она держалась с такой уверенностью, что, когда я пришел, то думал о ней, что она несколько выше, но она едва доходила до плеч некоторых из высоких Адем.
Она несла с собой прямой деревянный меч.
Нисколько не богатый, но он был вырезан, имел форму рукояти и лезвия.
Многие другие тренировочные мечи, которые я видел, были чуть более сглаженной палочки, которая давала впечатление меча.
Ее белая рубашка и брюки были жестко привязаны к ее телу тонкими белыми связками.
Наряду с Шейн вышла более молодая женщина.
Она была короче Шейн на дюйм или около того.
Ее сложение было также более нежным, ее маленькое лицо и плечи заставляли ее выглядеть почти как ребенок.
Но выраженный изгиб ее высокой груди и округлые бедра под плотным наемничьим красным одеянием делал очевидным, что она была не ребенок.
Ее деревянный меч был также вырезан.
Он был слегка изогнут, в отличие от большинства других, которые я видел.
Ее песчаные волосы были заплетены в длинную, узкую косу, которая свисала по ее маленькой спине.
Обе подняли свои мечи и начали кружить по кругу друг напротив друга.
Молодая женщина была удивительной.
Она ударила так быстро, что я едва мог видеть движение рукой, не говоря уже о лезвии ее меча.
Но Шейн мимоходом отмахнула его, используя Метель, отступив на полшага.
Затем, прежде чем Шейн смогла ответить, атаковав сама, молодая женщина отступила в сторону, раскачивая своей длинной косой.
- Кто она? - спросил я.
- Пенти, - сказала Вашет с восхищением.
- Она в ярости или нет?
Как один из наших старых предков.
Пенти сблизилась с Шейн снова, нанося ложные удары и уколы.
Она метнулась вперед, низко припав к земле.
Невозможно низко.
Ее нога вытянулась назад для равновесия, даже не касаясь земли.
Ее рука с мечом прорвалась впереди нее, колено было согнуто так глубоко, что все ее тело было ниже уровня моей головы, хотя я и сидел, скрестив ноги, на земле.
Пенти развернула все эти извилистые движения так быстро, как вы можете щелкнуть пальцами.
Кончик меча прошел ниже защиты Шейн и под углом вверх к ее колену.
- Что это такое? - Я спросил тихо, даже не ожидая ответа.
- Вы никогда не показывали мне этого. - Но это был просто пораженный шепот.
Никогда за сто лет, мое тело не сможет этого сделать.
Но Шейн как-то избежала нападения.
Не прыгая уничтожала любое внезапное движение.
Не бросаясь вне досягаемости.
Она была быстрой, но в том, как она двигалась, не было души.
Вместо этого она была преднамеренной и совершенной.
Она уже прошла полпути, прежде чем меч Пенти начал движение в сторону ее ноги.
Кончик меча Пенти, должно быть, прошел в дюйме от ее колена.
Но это было не настолько близко.
Шейн только переступила настолько, насколько было необходимо, не больше.
На этот раз Шейн удалось контратаковать, выступив вперед с Воробьем, Поражающим Ястреба.
Пенти перекатилась вбок, коротко коснувшись травы, оттолкнувшись от земли.
Нет, она бросилась от земли, использовав только левую руку.
Ее тело, как щелкнувшая стальная пружина, выгнулось дугой, в то время, как ее меч выскочил два раза, проведя по спине Шейн.
Пенти была полна страсти и ярости.
Шейн была спокойная и уравновешенная.
Пенти была бурей.
Шейн камнем.
Пенти была тигром, а Шейн - птичкой.
Пенти танцевала и безумно двигалась.
Шейн поворачивалась и делала один идеальный шаг.
Пенти полосовала, вертелась и кружилась и ударяла, ударяла, ударяла...
А потом они остановились, кончик деревянного меча Пенти прижимался к белой рубашке Шейн.
Я ахнул, хотя и не достаточно громко, чтобы привлечь чье-нибудь внимание.
Только тогда я понял, как быстро стучало мое сердце.
Все мое тело было покрыто потом.
Шейн опустила меч, показывая [раздражение], [восхищение], и смешение других вещей, которые я не мог определить.
Она обнажила зубы в небольшой гримасе и использовала руку, чтобы потереть примерно над ее ребрами, где Пенти ударила ее.
Точно также вы трете вашу голень, когда обдерете ее об стул.
В ужасе, я обратился к Вашет.
- Будет ли она новым руководителем школы? - спросил я.
Вашет посмотрела на меня с недоумением.
Я указал на открытый круг перед нами, где стояли, разговаривая, две женщины.
- Эта Пенти.
Она побила Шейн...
Вашет посмотрела на меня на мгновение не понимая, а затем разразилась долгим, радостным смехом.
- Шейн стара, - сказала она.
- Она бабушка. Ты не можешь ожидать, что она всегда выиграет против гибких молодых женщин, как Пенти, полных огня и свежего ветра.
- Ах, - сказал я.
- Я понял.
Я подумал...
Вашет была добра и не засмеялась надо мной снова.
- Шейн не потому глава школы, что никто не может побить ее.
Какая странная идея.
Какой бы наступил хаос, если бы все менялось так или эдак, если бы все зависело от удачи в этом бою или в другом.
Она потрясла головой.
- Шейн глава, потому что она замечательный учитель и глубоко понимает путь Летани.
Она глава, потому что мудра в путях мира, потому что умна и умеет решать проблемы, - она многозначительно постучала двумя пальцами по моей груди.
Затем Вашет сделала примирительный жест.
- Она конечно великолепный боец, несомненно.
У нас бы не было лидера, который не умеет сражаться.
Кетан Шейн не имеет себе равных.
Но лидер - это не мускулы.
Лидер - это разум.
Я во время увидел, что Шейн подходит.
Один из шнуров, удерживающих рукав, потерялся во время боя, и ткань развевалась на ветру, словно парус.
Она уже одела свою кособокую желтую кепку и поприветствовала нас обоих формальным жестом.
Затем Шейн повернулась ко мне.
- В конце, - сказала она.
- Почему меня ударили? [Любопытство.]
Я отчаянно вспоминал последние минуты боя, прокручивая их в голове.
С тонкостью, которой меня учила Вашет,я пытался жестом показать уважительную неопределенность.
- Вы немного неточно поставили пятку, - сказал я.
- Левую пятку.
Шейн кивнула.
- Хорошо. - Она показала радостное утверждение достаточно широко, что бы любой кто смотрит, мог это увидеть.
И, конечно, все смотрели.
Легкомысленный с похвалы, но осознавая тот факт, что за мной наблюдают, я сковал свое лицо с надлежащим бесстрастием, когда Шейн ушла, опекаемая Пенти.
Я наклонил свою глову ближе к Вашет.
- Мне нравится маленькая шапка Шейн, - сказал я.
Вашет покачала головой и вздохнула.
- Пошли. - Она толкнула мое плечо своим и поднялась на ноги.
- Мы должны уйти, прежде чем ты испортишь хорошее впечатление, которое ты произвел сегодня.
***
В тот вечер за ужином, я сидел на своем обычном месте, на углу одного стола, у дальней стены от раздачи.
Так как никто не хотел сидеть на протяжении десяти футов от меня, не было смысла занимать пространство, где люди могли на самом деле сидеть.
Мое хорошее настроение еще подстегивало меня, поэтому я не удивился, когда я увидел красное мерцание, скользнувшее в кресло напротив меня.
Снова Карсерет.
Раз или дважды в день она сделала обычаем подходить достаточно близко, чтобы прошипеть мне несколько слов.
Она опоздала.
Но подняв взгляд, я удивился.
Вашет сидела напротив меня.
Она кивнула, ее бесстрастное лицо уставилось в мое пораженное.
Потом я собрался, кивнул в ответ и мы ели некоторое время в товарищеском молчании.
После того, как мы закончили есть, какое-то время прошло в приятных, мягких разговорах о мелочах.
Мы покинули столовую вместе и когда мы вышли на вечерний воздух, я перешел обратно на атуранский, чтобы правильно сформулировать то, что я думал в течение нескольких часов.
- Вашет, - сказал я.
- Мне пришло в голову, что будет неплохо бороться с тем, чьи способности несколько ближе к моим.
Вашет засмеялась, тряся своей головой.
- Это как бросать двух девственников в постель.
Энтузиазм, страсть и невежество - не очень хорошая комбинация.
Кто-то, скорее всего, не пострадает.
- Не думаю, что справедливо будет называть мою борьбу девственной, - сказал я.
- Я даже не стою рядом с вашим уровнем, но вы сами сказали, что мой Кетан на удивление хорош.
- Я сказала, что твой Кетан был удивительно хорош, учитывая количество времени, которое ты его изучал, - поправила она меня.
- Что меньше, чем два месяца.
И то не все время.
- Это раздражает, - признался я.
- Если бы я нанес удар против вас, только потому, что вы позволили мне.
Это не суть этого.
Вы даете это мне.
Я еще не заработал для себя.
- Любой удар или бросок, который ты делаешь против меня - заработан, - сказала она.
- Даже если я предлагаю его тебе.
Но я понимаю.
Здесь можно что-нибудь сказать о честной конкуренции.
Я начал говорить что-то еще, но она положила руку на мой рот.
- Я сказала, что понимаю.
Остановить бой после того, как вы выиграли. - Рука оставалась на моем рту, она задумчиво постучала пальцем.
- Очень хорошо.
Продолжай свои успехи и я найду тебе кого-то твоего уровня, чтобы бороться.
Дни проходили быстро, что дни, как правило, и делают, когда есть многое, чтобы заполнить их.
Вашет продолжала преподавать мне и я обратил на это все мое внимание, будучи умным и внимательным учеником.
Наши любовные встречи продолжались, перемежая мое обучение.
Я никогда не инициировал их непосредственно, но Вашет могла сказать, когда я непродуктивно отвлекался, и быстро тянула меня вниз, в кусты.
- Для того, чтобы очистить твою глупую варварскую голову, - как она говорила.
До и после этого я еще находил эти встречи проблемными.
Во время их, однако, я был далек от беспокойства.
Вашет выглядела очень довольной собой.
Тем не менее, она не выглядела менее всего заинтересованной в большей части того, что я узнал от Фелуриан.
У нее не было интереса к “игре плюща”, и пока она действительно наслаждалась “тысячей рук”, она не терпела их, и они обычно заканчивались тем, что были больше похожи на “семьдесят пять рук”.
Вообще говоря, как только мы восстанавливали наше дыхание, Вашет навязывала свою наемничью красную одежду и напоминала мне, что если я постоянно забываю вывернуть свою пятку, я никогда не смогу попасть сложнее, чем любой мальчик шести лет.
***
Не все мое время было потрачено на обучение с Вашет.
Когда она была занята, то оставляла меня практиковаться Кетан, рассматривать Летани или смотреть тренировочные состязания других студентов.
Было несколько раз после обеда и вечером, когда Вашет просто отправляла меня восвояси.
Так я исследовал окружающий город и обнаружил, что Хаерт был гораздо больше, чем я первоначально предполагал.
Разница была в том, что все его дома и магазины не были прижатыми друг к другу в один узел.
Они были разбросаны на нескольких квадратных милях скалистого холма.
Вначале я нашел ванны.
Имеется в виду, что я был демонстративно направлен туда Вашет, с напутствием смыть мою варварскую вонь.
Они были чудесны.
Раскинутое каменное здание было построено на вершине того, что, как я догадался, было либо природными горячими источниками или каким-либо удивительным инженерным сооружением.
Существовали большие комнаты, полные воды и небольшие комнаты, полные пара.
Комнаты с глубокими бассейнами для замачивания, и комнаты с большой латунной ванной для очистки.
Была даже одна комната с бассейном достаточно большим для плавания.
Все проходящие по зданию Адем смешались без учета возраста, пола или состояния раздетости.
Это почти меня не удивило настолько, насколько было бы месяц назад, но все же долго заставляло привыкнуть.
Сначала мне было трудно не смотреть на груди обнаженных женщин.
Потом, когда некоторая новизна исчезла, мне было трудно не смотреть на шрамы, которые пересекли тела наемников.
Легко было сказать, кто носил красное, даже когда их одежды были сняты.
Вместо того, чтобы бороться с моим желанием поглазеть, я нашел более легким ходить туда рано утром или поздно ночью, когда ванны были в основном пустые.
Приходить и уходить в необычные часы было не трудно, так как на двери не было замка.
Она была открыта в любое время для любого использования.
Мыло, свечи и полотенца были доступны для использования.
Ванны, как сказала мне Вашет, поддерживались школой.
Я обнаружил кузницу, следуя шуму и звону железа.
Человек, работающий там, был приятно разговорчив.
Он был рад показать мне свои инструменты и рассказал их названия на адемском.
После того, как я узнал, как смотреть, я увидел знаки над дверями магазинов.
Куски дерева резные или окрашенные, чтобы показать, что продается внутри: хлеб, зелень, основания для бочек...
Не было ни одного признака слов, что было счастьем для меня, так как я понятия не имел, как читать по-адемски.
Я посетил аптеку, где мне сказали, что мне не рады, и портных, где меня встретили тепло.
Я потратил некоторую часть из трех реалов, что я украл, чтобы купить два новых набора одежды, так как те, которые я носил на себе, были изношены, показывая пройденные в них мили.
Я купил рубашки и брюки приглушенных цветов по местной моде, надеясь, что они могли бы помочь мне просто чувствовать себя немного лучше.
Я также провел много часов, наблюдая за меч-деревом.
Сначала я делал это под руководством Вашет, но вскоре я обнаружил, что возвращаюсь назад, когда у меня было свое собственное время, чтобы его потратить.
Его движения были гипнотическими, утешающими.
Порой казалось, что ветви писали на фоне неба имя ветра.
***
Верная своему слову, Вашет нашла мне спарринг-партнера.
- Ее зовут Селин, - сказала мне Вашет за завтраком.
- Ваша первая встреча будет у меч-дерева в полдень.
Ты должен этим утром подготовить себя, насколько ты считаешь лучшим образом.
Наконец-то.
Шанс проявить себя.
Шанс, чтобы соревноваться с кем-то на моем уровне мастерства.
Реальное соперничество.
Конечно, я был у меч-дерева рано и когда я впервые увидел их приближение, у меня был момент панической путаницы, когда я подумал, что маленькой фигуркой со стороны Вашет была Пенти, женщина, которая побила Шейн.
Затем я понял, что она не может быть Пенти.
Фигурка, приближавшаяся с Вашет, была короткой, но ветер показал прямое, стройное тело, не имевшее ничего общего с изгибами Пенти.
Более того, фигура носила рубашку яркого кукурузно-желтого цвета, а не наемническую красную.
Я боролся с уколом разочарования, хотя я знал, что это глупо.
Вашет сказала, что она нашла честный бой для меня.
Очевидно, она не может быть тем, кто уже принял красную одежду.
Они подошли еще ближе, и мое волнение оплыло и умерло.
Это была маленькая девочка.
Даже не молодая девушка четырнадцати лет или около того.
Это была маленькая девочка, не более, чем десяти лет, по моей догадке.
Она была тощая, как ветка и так коротка, что ее голова только доставала до моей грудной клетки.
Ее серые глаза были огромными на ее личике.
Я был унижен.
Единственное, что удерживало меня от слез в знак протеста было то, что я знал, Вашет нашла бы это невыразимо грубым.
- Селин, это Квоут, - сказала Вашет на адемском.
Эта молодая девушка посмотрела меня оценивающе сверху донизу, потом сделала бессознательные полшага ближе.
[Комплимент.]
Она сочла меня достаточно грозным, что она хотела быть достаточно близко, чтобы нанести удар по мне, если это необходимо.
Это было ближе, чем стоял бы взрослый, потому что она была короче.
[Вежливое приветствие] прожестикулировал я.
Селин вернула мой жест.
Может это было мое воображение, но казалось, угол ее рук подразумевает [вежливое неофициальное приветствие.]
Если Вашет и увидела это, она ничего не сказала.
- Это мое желание, чтобы вы оба сражались.
Селин снова поглядела на меня, на ее узком лице установилось обычное беспристрастие Адем.
Ветер дул в ее волосы и я мог видеть наполовину исцеленный рубец сверху ее брови, уходящий вверх в ее волосы.
- Почему? - спокойно спросила девушка.
Она не выглядела испуганной.
Это звучало скорее, как если бы она не могла и думать о такой мелочи, что она почему-то захочет драться со мной.
- Поскольку есть вещи, которым вы можете учиться друг у друга, - сказала Вашет.
- И потому что я сказала, что вы должны.
Вашет указала мне: - [Внимание.]
- Кетан у Селин совершенно исключительный.
Она имеет многолетний опыт, и легко победит любых двух девочек ее размера.
Вашет постучала два раза по плечу Селин.
[Внимание.]
- Квоут, с другой стороны, является новичком в Кетан и многому учится.
Но он сильнее тебя, выше, с лучшей досягаемостью.
Он также обладает хитростью варвара.
Я посмотрел на Вашет, не зная, высмеивает ли она меня или нет.
- Кроме того, - продолжала Вашет, - Селин, ты, весьма вероятно, вырастешь, как твоя мать, так что ты должна практиковать бой с теми, кто больше, чем ты сама. [Внимание.]
- Наконец, он является новичком в нашем языке, и поэтому ты не сможешь издеваться над ним.
Девочка кивнула.
Я заметил, что Вашет не уточнила, что я не мог быть издеваться по другим причинам.
Вашет выпрямилась и заговорила формально.
- Ничего с намерением причинить рану. - Она подняла пальцы, маркировке правил она научила меня, когда мы начали рукопашный бой.
- Вы можете ударить сильно, но без злобы.
Будьте осторожны при ударах в голову и шею, и вообще ничего в сторону глаз.
Вы каждый отвечаете за безопасность друг друга.
Если один из вас попадет в твердый захват другого, не пытайтесь разорвать его.
Сигнала достаточно и будем считать это концом поединка.
- Я знаю это, - сказала Селин.
[Раздражение.]
- Стоит напомнить еще раз, - сказала Вашет.
[Строгий упрек.]
Проиграть в бою простительно.
Потерять самообладание - нет.
Именно поэтому я привела тебя сюда вместо какого-то маленького мальчика.
Разве я неправильно выбрала?
Селин опустила взгляд.
[Примирительное сожаление.]
[Смущенное принятие.]
Вашет обратилась к нам обоим.
- Ранение другого по неосторожности не Летани.
Я не видел, как мое избиение десятилетней девушкой является Летани, но я знал лучше, чем говорил об этом.
И с этим, Вашет оставила нас в покое, отойдя к каменной скамье около сорока метров отсюда, где сидела другая женщина в красных наемничьих одеждах.
Селин сделала сложный жест, который я не узнал, в сторону спины Вашет.
Затем девушка повернулась ко мне лицом, оглядывая меня сверху донизу.
- Ты первый варвар, с которым я сражаюсь, - сказала она после долгой паузы.
- Вы все красные? - Она подняла руку к своим волосам, чтобы уточнить, что она имеет в виду.
Я покачал головой.
- Не многие из нас.
Она помолчала, потом протянула руку.
- Могу я дотронутся до них?
Я чуть не улыбнулся, но сдержал себя.
Я пригнул немного голову и нагнулся, чтобы она могла достать.
Селин провела рукой по моим волосам, потом потерла некоторые из них между большим и указательным пальцами.
- Они мягкие. - Она немного засмеялась.
- Но выглядят, как металлические.
Она отпустила мои волосы и сделала шаг назад, чтобы снова достичь формального расстояния.
Она показала [вежливое спасибо], затем выставила свои руки.
- Ты готов?
Я неуверенно кивнул, выставив свои собственные руки.
Я не был готов.
Селин бросилась вперед, захватив меня врасплох.
Ее рука двинулась в ударе прямо по моему паху.
Сырой инстинкт заставил меня присесть, поэтому вместо этого она поразила мой живот.
К счастью, к этому моменту я уже знал, как держать удар, и через месяц упорных тренировок сделал мой живот мускулистым щитом.
Тем не менее, это чувствовалось, как кто-то бросил в меня камень, и я знал, что к обеду будет синяк.
Я убрал ноги под себя и стукнул ее исследовательским ударом.
Я хотел посмотреть, насколько пугливой она была и выразил надежду, что заставлю ее отойти, чтобы я мог восстановить свое равновесие и более эффективно использовать мою большую досягаемость.
Оказалось, что Селин совершенно не пуглива.
Она не отступила.
Вместо этого она скользнула рядом с моей ногой и ударила меня прямо в густой клубок мышц прямо над коленом.
Из-за этого я не могла не пошатнуться, когда моя нога подвернулась, оставив меня потерявшим равновесие достаточно близко к Селин, чтобы забраться на меня, если она хотела.
Она выставила обе свои руки, уперлась ногами и ударила меня Молотящим Пшеницу.
Сила его сбила меня назад.
Учитывая густую траву, это была не жесткая посадка.
Я перекатился, чтобы иметь некоторое пространство и вернулся на ноги.
Селин последовала за мной и провела Метателя Молнии.
Она была быстрой, но у меня были длинные ноги и я сумел уклониться или блокировать все, что она выдала.
Она нанесла ложный удар и я упал из-за этого, дав ей возможность ударить меня прямо над коленом в том же месте, где и раньше.
Было больно, но я не пошататнулся в этот раз, а вместо этого отошел в бок и отступил.
Тем не менее, она последовала за мной, беспощадная и очень нетерпеливая.
И в своей поспешности она открылась.
Но, несмотря на ушибы и падения, что она уже доставила мне, я не мог заставить себя нанести удар по такой крошечной девочке.
Я знал, как твердо я мог поразить Темпи или Вашет.
Но Селин была такая крошечная, как веточка.
Я беспокоился, что я могу ранить ее.
Если бы Вашет не сказала, что мы ответственны за безопасность друг друга?
Вместо этого я схватил ее Решительным Восхождением.
Моя левая рука промахнулась, но длинные и крепкие пальцы моей правой руки полностью обхватили ее тонкие запястья.
Я не держал ее в надлежащем захвате, но теперь это была игра силы и я не мог не выиграть.
У меня уже были ее запястья и все, что оставалось, было схватить ее за плечо и я мог сделать ей Спящего Медведя перед...
Селин сделала Ломающего Льва.
Но это был не тот вариант, что я знал.
Она использовала обе руки, поразительно и выкручивая их так быстро, что моя рука была обожженная и пустая, прежде чем я мог подумать.
Потом она схватила меня за запястье и потянула, набросившись, чтобы пнуть ногой в текучем движении.
Я наклонился, изогнулся и она вытянула меня над землей.
Эта посадка не была мягкой, более резко хлопнув меня на траву.
Это не полностью оглушило меня, но это не имело значения, потому что Селин просто протянула руку и похлопал мою голову дважды.
Показывая, что если она захочет, то может легко оставить меня без сознания.
Я перекатился в сидячее положение, страдая от боли в нескольких местах и с охромевшей гордостью.
Это было не так плохо - всего лишь растяжение.
Время, проведенное мною с Темпи и Вашет научило меня ценить мастерство, и Кетан Селин действительно был превосходным.
- Я никогда не видел такою версию Ломающего Льва раньше, - сказал я.
Селин улыбнулась.
Это была лишь небольшая улыбка, но все же показала ее белые зубы.
В мире бесстрастных Адем это было подобно солнцу, выглянувшему из-за туч.
- Это мое, - сказала она.
[Особенная гордость.]
- Я сделала это.
Я не достаточно сильна, чтобы использовать обычного Ломающего Льва против моей матери или любого ее роста.
- Ты можешь показать это мне? - спросил я.
Селин колебалась, затем кивнула и шагнула вперед, протягивая свою руку.
- Хватай мое запястье.
Я взялся за него, сжимая крепко, но не жестко.
Она сделала это снова, как волшебный трюк.
Обе ее руки двигались в шквале движений, а я остался с покалывающей, пустой рукой.
Я потянулся снова.
[Развлечение.]
- У меня медленные глаза варвара.
Можешь ты сделать это снова, чтобы я мог выучить это?
Селин шагнула назад, пожав плечами.
[Безразличие.]
- Разве я твой учитель?
Должна ли я давать что-то свое варвару, который даже не может ударить меня в бою? - Она подняла голову и посмотрела в сторону от покачивающегося меч-дерева, но ее взгляд игриво метнулся ко мне обратно.
Я усмехнулся и поднялся на ноги, выставляя снова свои руки.
Она засмеялась и повернулась ко мне лицом.
- Начали!
В этот раз я ждал и я знал, на что была способна Селин.
Она не была разновидностью нежного цветка.
Она была быстрая, бесстрашная и агрессивная.
Так что я пошел в наступление, воспользовавшись моими длинными руками и ногами.
Я ударил в Первом Танце, но она проскользнула мимо.
Нет. Лучше сказать, что она ускользнула прочь от меня, не потерпев никакого ущерба для своего равновесия, ее ноги гладко переступали через высокую траву.
Потом она внезапно изменила направление, поймав меня между шагами и немного в стороне от моего движения.
Она нанесла притворный удар в пах, а затем толкнула меня, незначительно выйдя из равновесия с Поворотом Жернова.
Я споткнулся, но сумел устоять на ногах.
Я пытался восстановить равновесие, но она прошлась по мне снова Поворотом Жернова, потом еще раз.
И снова.
Каждый раз, только толкая меня на несколько дюймов, но она удерживала меня, заставляя беспомощно спотыкаясь отступать, пока ей не удалось установить ее ногу за моей, подсекая меня и посылая на плоскость за моей спиной.
До того, как я закончил бой, пораженный на землю, она уже удерживала мои запястья и вскоре мои руки были прочно запутаны Плющем на Дубе.
Это прижало мое лицо в траву, одновременно оказывая неудобное давление на мое запястье и плечо.
На секунду я думал попытаться вырваться, но только на секунду.
Я был сильнее, чем она, но все дело в позиции, такой как Плющ на Дубе и Спящий Медведь, оказывающие давление на хрупкие части тела.
Тебе не нужно много сил, чтобы напасть на ветку.
- Я сдаюсь, - сказал я.
Это было проще сказать по-адемски: Вех.
Легкий крик, когда ты измотан, устал или от боли.
Я часто стал говорить его в последнее время.
Селин отпустила меня и отошла в сторону, наблюдая, как я сел.
- Ты действительно не очень хорош, - сказала она с жестокой честностью.
- Я не привык драться с юными девушками, - сказал я.
- Как ты мог привыкнуть к этому? - засмеялась она.
- Чтобы привыкнуть к чему-то, ты должен делать это снова и снова.
Я надеюсь, что ты никогда ни разу не ударил женщину.
Селин протянула руку.
Я принял ее так, как я надеялся, было любезным, и она вытащила меня, помогая встать на ноги.
- Я хочу сказать, что там, откуда я родом, не правильно бороться с женщинами.
- Я не понимаю, - сказала она.
- Разве они не позволяют мужчинам бороться в том же месте, где и женщинам?
- Я хочу сказать, что по большей части, наши женщины не воюют, - объяснил я.
Селин крутила своими запястьями наружу, открывая и закрывая свои руки, как если было немного грязи на ладонях и она пыталась рассеянно оттереть их.
Это был разговор жестами, эквивалент [недоумения], смешанного с видом [нахмуривания.]
- Как же они улучшают свой Кетан, если не тренируются? - спросила она.
- Там, откуда я родом, женщины вовсе не знают Кетан.
Ее глаза сузились, затем прояснились.
- Ты хочешь сказать, что у них есть тайные Кетан, - сказала она, используя атуранское слово "тайна". Хотя ее лицо было неподвижно, ее тело вибрировало от возбуждения.
- Кетан, который знают только они, который мужчины не могут увидеть.
Селин указала на скамейку, где сидели наши учителя, игнорируя нас.
- Вашет точно знает.
Я просила ее показать мне его много раз, но она не будет.
- Вашет знает другой Кетан? - спросил я.
Селин кивнула.
- Она обучалась в пути радости, прежде чем она пришла к нам. - Она посмотрела на нее сделав лицо серьезным, как будто она собиралась вытянуть секрет из другой женщины одной только силой воли.
- Когда-нибудь я поеду туда и выучу его.
Я пойду везде и выучу все Кетан, какие только есть.
Я буду учиться тайным путям ленты, цепи и движущихся бассейнов.
Я буду учиться пути радости, страсти и сдержанности.
Я узнаю все их.
Когда она рассказывала, Селин не говорила тоном детской фантазии, как будто она мечтает съесть весь торт.
Не то чтобы она была горда, как будто она описывала план, который она сложила вместе со своим собственным и думала очень умные вещи.
Селин говорила это с тихой настойчивостью.
Это было почти также, как если бы она просто объясняла, кто она такая.
Не для меня.
Она говорила самой себе.
Она повернулась назад и посмотрела на меня.
- Я дойду и до твой страны тоже, - сказала она.
[Безусловно.]
- И я буду учиться варварскому Кетан ваших женщин, который они держат в тайне от вас.
- Ты будешь разочарована, - сказал я.
- Я не говорю неправильно.
Я знаю слово тайна.
Что я хотел сказать, так это то, что откуда я родом, многие женщины не дерутся.
Селин вновь стала крутить запястья в замешательстве, и я знал, что должен быть более ясным.
- Там, откуда я родом, большинство женщин проводят всю свою жизнь, не держа меч.
Большинство растут не зная, как ударить другого кулаком или клинком в их руках.
Они не знают никакого из всех видов Кетан.
Они не сражаются вообще. - Я подчеркнул последнее слово с сильным отрицанием.
Это показалось достаточным, чтобы поставить точку в споре с ней.
Я надеялся, что она в ужасе смотрит, но вместо этого она просто стояла в отупении, держа руки неподвижно, как бы в недоумении, что об этом думать.
Как будто я ей только что объяснил, что у женщин там, откуда я родом, отсутствуют головы.
- Они не дерутся? - Спросила она с сомнением.
- Только не с мужчинами или друг с другом или с кем-либо вообще?
Я кивнул.
Повисла долгая, долгая пауза.
Ее лоб наморщился и я мог видеть, что она на самом деле пытается вступить в борьбу с этой идеей.
[Замешательство.]
[Тревога.]
- Тогда что же они делают? - Сказала она наконец.
Я вспомнил женщин, которых я знал: Мола, Фела, Деви.
- Многие вещи, - сказал я, пытаясь импровизировать слова, которые я не знал.
- Они делают картины из камня.
Они покупают и продают деньги.
Они пишут книги.
Селин, казалось, расслабилась, когда я прочитал этот список, как будто с облегчением услышала, что эти женщины-иностранки, пустые для любого Кетан, не были разбросаны по сельской местности, как безкостные трупы.
- Они исцеляют больных и врачуют раны.
Они играют... - Я чуть было не сказал, что играют музыку и поют песни, но вовремя поймал себя.
- Они играют в игры, растят пшеницу и производят хлеб.
Селин долгое время размышляла.
- Я предпочла бы делать те вещи и также бороться, - сказала она решительно.
Некоторые женщины, но для многих это не считается Летани. - Я использовал в фразе "Летани", потому что я не мог придумать, как сказать "правильное поведение" по-адемски.
Селин резко прожестикулировала [презрение] и [упрек.]
Я был поражен, насколько сильнее это ужалило пришедшую молодую девушку в ярко-желтой рубашке, чем когда-либо это было с Темпи или Вашет.
- Летани везде одинакова, - твердо сказала она.
- Она не похожа на ветер, меняющийся от места к месту.
Летани словно вода, - ответил я не задумываясь.
- По сути не изменяется, но меняет очертания, в зависимости от места.
Это одновременно и река и дождь.
Она уставилась на меня.
Во взгляде не было ярости, но подобный взгляд от одного из Адем производил схожий эффект.
- Кто ты такой, чтобы говорить что Летани похожа на одно, а не на другое?
- А кто ты, чтобы утверждать обратное?
Селин взглянула на меня, брови серьезно сдвинуты.
Затем она громко засмеялась и подняла вверх ладони.
- Я - Селин,- объявила она.
- Моя мать из третьего камня.
Я рождена Адем. И я так, кто бросит тебя на землю.
И она была верноа своему слову.
Вашет и я боролись, двигаясь взад и вперед по предгорьям Адемре.
После всего проведенного здесь времени, я почти не замечал ветра.
Он был такой же неотъемлемой частью ландшафта, как неровности почвы под ногами.
Несколько дней он был мягок, - лишь создавал узоры в траве, да забивал мои волосы мне в глаза, не более того.
В другие дни он был достаточно сильным, чтобы свободно проникать сквозь одежду и кусать мое тело.
Он мог обрушиться на вас с неожиданных направлений, без предупреждения, толкая вас столь же твердо, как будто это был не ветер, а чья-то рука.
- Почему мы тратим столько времени на рукопашный бой? - спросил я Вашет после того, как я сделал Сбор Клевера.
- Потому что твоя борьба еще сырая, - ответила Вашет, блокируя меня Водяной Мельницей.
- Потому что ты смущаешься меня каждый раз, когда мы боремся.
И потому, что три раза из четырех ты проигрываешь ребенку вполовину меньше тебя.
- Но мой бой на мечах еще хуже, - сказал я, кружа в ожидании, когда она откроется.
- Хуже, - признала она.
- Вот почему я не позволяю тебе бороться ни с кем, кроме меня.
Ты еще слишком неопытный.
И мог бы травмировать кого-нибудь.
Я улыбнулся.
- Я думаю, что суть в этом.
Вашет нахмурилась, потом небрежно протянула руку, чтобы захватить мое запястье и плечо, скрутив меня в Спящем Медведе.
Ее правая рука держала мое запястье у меня над головой, вытянув руку в неловкий угол, в то время как ее левая крепко прижалась к моему плечу.
Беспомощный, я был вынужден согнуться в талии, глядя в землю.
- Вех, - сказал я, признавая поражение.
Но Вашет не выпустила меня.
Она повернулась и давление на мое плечо увеличилось.
Мелкие кости запястья начали болеть.
- Вех, - сказал я немного громче, думая, что она не слышала меня.
Но она держала меня, закручивая немного сильнее мое запястье.
- Вашет? - Я попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на нее, но из этого положения все, что я мог видеть - только ее ноги.
- Если суть всего этого, чтобы причинить кому-нибудь боль, - сказала она, - почему я должна отпустить тебя?
- Это не то, что я имел в виду... - Вашет надавила сильнее и я замолчал.
- Что является целью Спящего Медведя? - спросила она спокойно.
- Чтобы вывести из строя твоего соперника, - сказал я.
- Очень хорошо. - Вашет начала наваливаться вниз с медленной, неустанной силой ледника.
Тупая боль начала распространяться в плече, а также в моих запястьях.
- Скоро твоя рука будет вывернута из сустава твоего плеча.
Твои сухожилия растягиваются и отделятся от костей.
Твои мышцы будут порваны и твоя рука будет висеть, как мокрая тряпка с твоей стороны.
Тогда послужит Спящий Медведь этой цели?
Я боролся изо всех сил не много, чисто из животного инстинкта.
Но это только превратило жгучую боль во что-то острее, и я остановился.
За время моего обучения я ни разу не оказывался в столь неизбежном положении.
Каждый раз я оказывался беспомощным, но это был первый раз, когда я действительно почувствовал этот путь.
- Целью Спящего Медведя является контроль, - спокойно сказала Вашет.
- Прямо сейчас ты мой и сделаешь, что я захочу.
Я могу двигать тебя или сломать тебя или дать тебе свободу.
- Я бы предпочел свободу, - сказал я, стараясь говорить больше с надеждой, чем с отчаянием.
Возникла пауза.
Затем она спокойно спросила: - Что является целью Спящего Медведя?
- Контроль.
Я почувствовал, что ее руки отпустили меня и встал, медленно крутя своим плечом, чтобы облегчить боль.
Вашет стояла там же, нахмурившись на меня.
- Суть всего это контроль.
Сначала ты должен научиться контролировать себя.
Тогда ты сможешь контролировать окружающее.
Таким образом ты получаешь контроль над теми, кто стоит против тебя.
Это Летани.
***
Проведя большую часть месяца в Хаэрте, я не мог не почувствовать, что дела идут на лад.
Вашет признала что мои знания языка улучшились, поздравив меня с тем что я говорю словно ребенок, а не идиот.
Я продолжал встречаться с Селин на лужайке у Меч-Дерева.
Я с нетерпением ждал этих встреч, хотя она и избивала меня с веселой жестокостью каждый раз.
Прошло три дня, прежде чем я смог ударить ее.
Это интересная строка в длинной истории моей жизни, не правда ли?
Идите все и я вам расскажу
Историю о смелом и отважном
О Квоуте Бескровном - чародее
О том как храбро он сражался
С девчонкой в двое меньшей, в самом деле
И слушайте, как все произошло
Как храбро мощный он нанес удар
Которым сбил ее на сочную траву,
И как от счастья он и радости сиял.
И как бы это не звучало - я был горд.
Гордиться было чем.
Селин поздравила меня, когда это произошло, и казалась немного удивленной, что я оказался способен на это.
Там, в длиной тени Меч-Дерева она показала мне свой вариант Ломающего Льва в качестве награды, и добавила озорную, дружескую улыбку.
В тот день мы рано закончили предписанные нам бои.
Я пошел и сел на ближайший камень, сглаженный так, чтобы быть удобным для сидения.
Я осмотрел десяток небольших ран, полученных схватке и приготовился наблюдать за Меч-Деревом, пока Вашет не вернется за мной.
Селин была не из тех, кто может сидеть и ждать.
Она подошла к Меч-Дереву и остановилась в нескольких футах от самых длинных веток, что раскачивались и танцевали на ветру, отправляя по кругу острые как бритва листья, в диком кружении.
Затем она опустила плечи и бросилась под свод кроны, через тысячи безумно кружащихся листьев.
Я был слишком поражен, чтобы кричать. Я преодолел половину расстояния, прежде чем услышал ее смех.
Я смотрел как она мечется, прыгает и кружится. Ее маленькое тело уклонялось от ветра, бросавшего в нее листья, словно она играла в салки.
Она проделала половину пути к стволу и остановилась.
Она поднырнула под лист, протянув руку отбила его, иначе он порезал бы ее.
Нет. Она не просто ударила.
Она использовала Метель.
Я следил за ее продвижением еще ближе стволу, как она раскачивалась в перед и назад, защищая себя.
Сначала она использовала Деву Расчесывающую Волосы, затем Обратный Танец.
Затем она скользнула в сторону отказавшись от Кетан.
Она присела и проскочила с щель между листьями, добравшись до ствола, и хлопнув по нему рукой.
И снова вернулась под крону.
Она сделала Выжимающего Сидр, нырнула, повернулась и побежала, пока не выскочила из под нависающих листьев.
Она не закричала с триумфом, как сделал бы ребенок из Содружества, но она подпрыгнула и вскинула руки в знак победы.
Затем, все еще смеясь, прошлась колесом.
Я не дыша снова и снова следил за игрой Селин. Как она движется в глубь и наружу танцующих листьев.
Она не всегда доходила до ствола.
Дважды она отпрыгивала от листьев не добираясь до него. И даже с моего места было видно, что она сердится.
Один раз она подскользнулась и была вынуждена выползать из под листьев.
Но она добралась до ствола четыре раза, каждый раз празднуя вскинутыми руками, смехом и идеальным колесом.
Она остановилась, лишь когда Вашет вернулась
Со стороны я наблюдал, как Вашет бушевала и выговаривала ей.
Я не мог слышать сказанного, но язык тела был громок.
Селин смотрела вниз и переступала с ноги на ногу.
Вашет покачала пальцем и запястьем в сторону девочки.
Это был нагоняй, который получают все дети.
Держись подальше от соседского сада.
Не дразни овец Бентона.
Не играй в салки среди тысячи кружащихся лезвий священного дерева твоего народа.
Однажды Вашет признала мои успехи в языке лишь умеренно неловкими, она подготовила для меня возможность поговорить со странной группой людей, разбросанной вокруг Хаэрта.
Это был болтливый старик, который вышивал шелковой нитью во время бесконечной болтовни, рассказывая странные, бессмысленные, полубредовые истории.
Одна была история про мальчика, который поставил на голову ботинки, чтобы уберечь от смерти кошку, другая была про семью, которая поклялась съесть гору камень за камнем.
Я никогда не мог получить из них какой-нибудь смысл, но я вежливо слушал и пил сладкое пиво, которое он предлагал мне.
Я познакомился с двойняшками, которые делали свечи и показывали мне па странных танцев.
Я провел день с дровосеком, который в течении нескольких часов говорил только о расщеплении дерева.
Сначала я думал, что это были важные члены общества.
Я думал, что может быть Вашет выставила меня напоказ перед ними, чтобы показать, каким цивилизованным я стал.
Только когда я провел утро с Двупалым, тогда я понял, что она послала меня к каждому из этих людей с надеждой, что я чему-нибудь научусь.
Двупалый это не его настоящее имя.
Просто у меня он ассоциировался именно так.
Он был поваром в школе и я видел его при каждом приеме пищи.
Его левая рука была целой, но правая была жестоко искалечена, оставив лишь большой и указательный пальцы.
Вашет послала меня к нему утром и мы вместе готовили обед и разговаривали.
Его звали Нэйден.
Он сказал мне, что провел десять лет среди варваров.
Более того, он привез более чем двести тридцать серебряных талантов обратно в школу, прежде чем был ранен и не мог больше сражаться.
Он отметил последнее несколько раз и я могу сказать, что это было для него особым предметом гордости.
Зазвонили колокола и народ посочился в столовую.
Нэйден вычерпывал тушенку, которую мы сделали, горячую и густую с кусочками говядины и моркови.
Я отрезал ломтики теплого белого хлеба для тех, кто хотел их.
Мы обменивались кивками и иногда вежливыми жестами с теми, кто проходил в очереди.
Я был достаточно осторожен, чтобы осуществлять только самый краткий зрительный контакт, и пытался убедить себя, что это было просто совпадением, что так мало людей, казалось, были заинтересованны сегодня в хлебе.
Карсерет устроила показ своих чувств на всеобщее обозрение.
Сначала она добралась до начала очереди, а затем сделала широко видимый жест [брезгливого отвращения] перед уходом, оставив свою деревянную тарелку.
Позже Нэйден и я, как правило, мыли посуду.
- Вашет рассказывала мне, что твое фехтование развивается плохо, - сказал он без предисловий.
- Она говорит, что ты слишком сильно боишься своих рук, и это делает тебя нерешительным. - [Строгий упрек.]
Я застыл в ответ на его резкость, борясь с желанием посмотреть на его изувеченную руку.
Я кивнул, не доверяя себе говорить.
Он отвернулся от чугунка, который он был очищал и протянул перед собой руку.
Это был дерзкий жест, и лицо его было тяжелым.
Тогда я посмотрел, поскольку игнорировать это было бы грубым.
Остались только его большой и указательный пальцы, достаточно, чтобы брать вещи, но не достаточно для любой тонкой работы.
Половину его руки составляла масса сморщенных шрамов.
Я сдерживал свое лицо прежним, но это было тяжело.
В некотором смысле я увидел свои худшие опасения.
Я чувствовал себя очень стесненным из-за моих неповрежденных рук и боролся с желанием сжать их в кулаки или спрятать за спиной.
- Прошел десяток лет с тех пор, как эта рука держала меч, - сказал Нэйден.
[Гордый гнев.]
[Сожаление.]
- Я долго думал о том бое, в котором были потеряны мои пальцы.
Я не терял их из-за опытного противника.
Они упали из-за нескольких варварских рук, которые были лучше приспособлены для лопаты, нежели для меча.
Он согнул два пальца.
В некотором смысле ему повезло.
Были и другие Адем в Хаэрте, потерявшие обе руки или глаза или конечности до локтя или колена.
- Я долго думал.
Как я мог спасти мою руку?
Я думал о моем контракте защищать барона, чьи земли были охвачены восстанием.
Я думал: что, если бы я не взял этот контракт?
Я думал: что, если бы я потерял левую руку?
Я не мог говорить, но я мог держать меч. - Он позволил своей руке упасть в бок.
- Но держать меч не достаточно.
Надлежащему наемнику требуется два меча.
Я никогда не мог сделать Любовник из окна или Спящий Медведь только с одной...
Он пожал плечами.
- Это роскошь оглядываться назад.
Вы всегда это можете сделать, но это бесполезно.
Я носил красное с гордостью.
Я принес более двух сотен и тридцати талантов в школу.
Я был вторым камнем, и я сделал бы третий со временем.
Нэйден снова поднял свою покалеченную руку.
- Я мог бы не получить ничего из этого, если бы я жил в страхе потерять мою руку.
Если бы я вздрогнул и сжался, я никогда бы не принял Латанта.
Никогда не стал бы вторым камнем.
Я был бы целым, но я был бы меньшим, чем я есть сейчас.
Он повернулся и начал снова драить горшки.
Через некоторое время я присоединился к нему.
- Разве это плохо? - спросил я тихо, не в состоянии помочь себе.
Долгое время Нэйден не отвечал.
- Когда это впервые случилось, я подумал: это было не так плохо.
У других раны были хуже.
Другие умерли..
Я был удачливее, чем они.
Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
- Я пытался думать, что это не так плохо.
Моя жизнь продолжалась.
Но нет.
Жизнь остановилась.
Многое было потеряно.
Все было потеряно.
Затем он сказал, - Когда я сплю, у меня есть две руки.
Мы закончили блюда вместе, разделяя между собой молчание.
Иногда это все, чем вы можете поделиться.
***
Селин учила меня своим собственным урокам.
А именно, что есть противники, которые, не колеблясь наносят удар, пинок или засаживают локтем мужчине прямо в его гениталии.
Никогда достаточно сильно, чтобы постоянно ранить меня, уверяю вас.
Она сражалась всю свою молодую жизнь и обладала контролем, который так высоко ценился Вашет.
Но это означало, что она точно знала, насколько сильно ударить, чтобы оставить меня ошеломленным и шатающимся, делая ее победу абсолютно бесспорной.
Так что я сидел на траве, чувствуя уныние и тошноту.
После потери мной трудоспособности, Селин утешительно хлопала меня по плечу, прежде чем пройти беспечно мимо.
Без сомнений идя снова танцевать среди ветра, подбрасывающего ветви меч-дерева.
- Вы занимались хорошо до конца, - сказала Вашет, опускаясь на землю напротив меня.
Я ничего не сказал.
Как ребенок, играющий в кошки-мышки, это была моя искренняя надежда, что если я закрою глаза и останусь совершенно неподвижным, боль не сможет найти меня.
- Ну, я видела ее удар, - отмахнулась Вашет.
- Он был не таким тяжелым, как этот. - Я слышал, как она вздохнула.
- Тем не менее, если тебе необходим кто-то, чтобы посмотреть на них и убедиться, что они все еще неповреждены...
Я слегка усмехнулся.
Это было ошибкой.
Невероятная боль развернулась в паху, переходя вниз на мое колено и вверх до моей груди.
Тошнота выкрутилась из меня и я открыл глаза, чтобы стабилизировать себя.
- Она вырастет из этого, - сказала Вашет.
- Я надеюсь на это, - сказал я сквозь зубы.
- Это вредная привычка.
- Это не то, что я имела в виду, - сказала Вашет.
- Я имею в виду, что она вырастет высокой.
Надеюсь, тогда она будет распространять свое внимание более равномерно по всему телу.
Сейчас она попадает по паху слишком регулярно.
Это делает ее легко предсказуемой и позволяет защититься. - Она дала мне указание взглядом.
- Для любого с малейшим умом.
Я снова закрыл свои глаза.
- Не надо уроков прямо сейчас, Вашет, - попросил я.
- Я готов выблевать вчерашний завтрак.
Она поднялась на ноги.
- Это звучит, как наилучшее время для урока.
Вставай.
Ты должен научиться сражаться, когда ты ранен.
Этот бесценный навык Селин дает тебе возможность попрактиковаться.
Ты должен поблагодарить ее.
Зная, что спорить было бессмысленно, я поднялся на ноги и начал осторожно идти в сторону моего обучения владения мечом.
Вашет поймала меня за плечо.
- Нет. Только руки.
Я вздохнул.
- Должны ли мы, Вашет?
Она подняла борь на меня.
- Должны ли мы что?
- Должны ли мы концентрироваться всегда на рукопашном бое? - сказал я.
- Мое фехтование все больше и больше откладывается назад.
- Разве я не твой учитель? - спросила она.
- Кто скажет тебе, что лучше?
- Мне потом использовать эти навыки, во внешнем мире - ответил я многозначительно.
- И там, снаружи, я бы хотел пользоваться мечем, а не кулаком.
Вашет опустила руки с безразличным выражением.
- Почему это?
- Потому что у других будут мечи, - ответил я.
- И если я сражаюсь, то намерен победить.
- Победить в схватке с мечом легче? - спросила она.
Внешнее спокойствие Вашет должно было предупредить меня, что я встал на тонкий лед разговора, но я отвлекся на тошнотворную боль, исходящую от моего паха.
Хотя, честно говоря, даже если бы она меня не отвлекала, то, возможно, я этого не заметил.
Мне было все более комфортно с Вашет, слишком комфортно, чтобы быть достаточно осторожным.
- Конечно, - сказал я.
- Иначе зачем носить меч?
- Это хороший вопрос, - сказала она.
- Зачем носить меч?
- Почему ты ничего не носишь?
Так ты сможешь использовать это.
Вашет посмотрела на меня с явным отвращением.
- Почему мы утруждаем себя изучением вашего языка? - Спросила она сердито, обращаясь ко мне, схватив мою челюсть, щипая мои щеки и заставляя открывать рот, как если бы я был пациентом в Медике, который отказывается от лечения.
- Зачем тебе нужен этот язык, если будет работать меч?
Скажи мне, так?
Я пытался вырваться, но она была сильнее меня.
Я пытался оттолкнуть ее, но она стряхнула мои размахивающие руки прочь, как если бы я был ребенком.
Вашет отпустила мое лицо, затем привлекла мое запястье, дергая мою руку перед моим лицом.
- Почему у тебя кисти, а вовсе не ножи на концах твоих рук?
Затем она отпустила мое запястье и сильно ударила меня по лицу ладонью.
Если я говорю, что она ударила меня, вы можете получить неправильное впечатление.
Это была не драматическая пощечина, подобная тем, что вы видите на сцене.
Она не была обидной, жгучая пощечина ожидающей леди, сделанная по гладкой коже и слишком знакомая дворянину.
Это не было даже более профессиональной пощечиной от обслуживающей девушки, защищающей себя от нежелательных пьяных объятий.
Нет. Это едва ли было пощечиной вообще.
Пощечина производится с помощью пальцев или ладони.
Она жалит или пугает.
Вашет ударила меня ладонью, но вложила в нее силу всей своей руки.
От плеча.
За этим стоял сложный механизм поворота ее бедер, ее сильных ног, упирающихся в землю и земли под ней.
Это все было сделано, чтобы поразить меня ее ладонью, и единственная причина, что она не искалечила меня было то, что даже в середине ее ярости, Вашет всегда идеально контролировала себя.
Поскольку она контролировала себя, Вашет не выбила мне челюсть или не отправила в бессознательное состояние.
Но она заставила загреметь мои зубы и зазвенеть мои уши.
Это заставило мои глаза закатиться и сделало мои ноги ватными и дрожащими.
Я мог упасть, если бы Вашет не схватила меня за плечо.
- Ты думаешь, я учу тебя секретам меча, чтобы ты мог выйти на улицу и использовать их? - потребовала она.
Я смутно понял, что она кричала.
Это был первый раз, когда я когда-либо слышал, как один из Адем повысила свой голос.
- Что ты думаешь, мы здесь делаем?
Когда я уже валялся ошеломленный от ее хватки, она ударила меня снова.
В этот раз ее рука больше попала по моему носу.
Боль была удивительной, как если бы кто-то загнал ледяную щепку прямо мне в мозг.
Это вывело меня из глубокого оцепенения, так что я был полностью готов, когда она ударила меня в третий раз.
Вашет держала меня на мгновение, в то время, когда мир закрутился, затем отпустила.
Я сделал один неустойчивый шаг и рухнул на землю, как марионетка, которой обрезали нитки.
Не без сознания, но глубоко ошеломленный.
Мне потребовалось много времени, чтобы собраться.
Когда я, наконец, смог сесть, мое тело чувствовалось свободным и громоздким, как если бы оно было разобрано и снова составлено вместе несколько другим образом.
К тому времени, когда я собрал свой ум достаточно, чтобы оглядеться вокруг, я остался один.
Через два часа я сидел один в столовой.
Голова болела и одна сторона моего лица была горячей и опухшей.
Я укусил мой язык в определенный момент, поэтому было больно есть и чувствовался постоянный привкус крови.
Мое настроение было именно таким, что вы можете себе представить, за исключением того, что оно было еще хуже.
Когда я увидел промелькнувшую красную форму, скользнувшую на скамейку напротив меня, я боялся посмотреть вверх.
Если это была Карсерет, это было бы плохо.
Но Вашет могла быть еще хуже.
Я подождал, пока столовая почти опустела прежде чем прийти, чтобы поесть, надеясь избежать их обоих.
Но взглянув вверх, я увидел, что это была Пенти, ожесточенная молодая женщина, которая побила Шейн.
- Привет, - сказала она по-атурански с легким акцентом.
Я прожестикулировал [вежливое формальное приветствие.]
Учитывая, как прошел мой день, я подумал, что лучше быть осторожным, насколько это возможно.
Комментарии Вашет привели меня к мысли, что Пенти была высокопоставленным и уважаемым членом школы.
При всем этом, она не была очень старой.
Возможно, это было ее маленькое телосложение или ее лицо в форме сердца, но она не выглядела намного больше, чем двадцатилетняя.
- Можем мы поговорить на твоем языке? - спросила она на атуранском.
- Будь добр.
Я нуждаюсь в разговорной практике.
- Я с удовольствием присоединюсь к вам, - сказал я по-атурански.
- Вы очень хорошо говорите.
Я ревную.
Когда я говорю по-адемски, я чувствую себя большим медведем в человеческом обличии, топающим вокруг в тяжелых сапогах.
Пенти улыбнулась маленькой, застенчивой улыбкой, а затем прикрыла рот рукой, слегка покраснев.
- Это правильно, улыбаться?
- Это правильно и вежливо.
Улыбка, например, показывает небольшое веселье.
Как идеал, когда я немножко пошутил.
Пенти убрала руку и повторила застенчивую улыбку.
Она была очаровательна, как весенние цветы.
Это облегчило мое сердце при взгляде на нее.
- Как правило, - сказал я, - я могу улыбнуться в ответ на вашу улыбку.
Но здесь, я беспокоюсь, остальные воспримут это, как невежливость.
- Пожалуйста, - сказала она, делая серию жестов достаточно широкую, чтобы увидел любой.
[Смелое приглашение.]
[Умоляющая просьба.]
[Приглашение к знакомству.]
- Я должна практиковаться.
Я улыбнулся, хотя и не так широко, как я делал обычно.
Частично из осторожности, а отчасти потому, что мое лицо болело.
- Это хорошее чувство - улыбаться снова, - сказал я.
- Я беспокоюсь о своей улыбке. - Она начала жестикулировать и остановила себя.
Выражение ее лица изменилось, глаза немного сузились, как будто она была раздражена.
- Это? - Спросил я, показывая [мягкое беспокойство.]
Она кивнула.
- Как ты делаешь это со своим лицом?
- Это похоже на это: я немного двинул свои брови.
- Кроме того, как женщина, вы могли бы сделать это, - я чуть-чуть поджал губы.
- Я бы сделал это, поскольку я мужчина. - Я расслабил губы, немного нахмурившись вместо этого.
Пенти безучастно посмотрела на меня.
[Ошеломление.]
- Это отличается для мужчин и женщин? - спросила она, выражая недоверие своим тоном.
- Только некоторые, - успокоил я ее.
- И только в мелочах.
- Так много всего бывает, - сказала она, позволив ноту отчаяния в своем голосе.
- В семьях каждый понимает другого по малейшим движениям лица.
Ты растешь, наблюдая.
Ты знаешь все об этом.
Те друзья, с которыми прошла ваша юность, прежде знают вас лучше, чем улыбка для всех.
Это просто с ними.
Но это... - Она покачала головой.
- Разве можно запомнить, когда правильно показывать зубы?
Как часто я должна встречаться взглядом?
- Я понимаю, - сказал я.
- Я очень хорошо говорю на своем языке.
Я могу сделать умные замечания.
Но это бесполезно. - Я вздохнул.
- Удерживать мое лицо все еще очень трудно.
Я чувствую, что всегда задерживаю дыхание.
- Не всегда, - сказала она.
- Мы не всегда удерживаем лицо.
Когда вы с... - Она замолчала, а затем быстро прожестикулировала [извинение.]
- У меня нет близких, - сказал я.
[Нежное сожаление.]
- Я надеялся развиться рядом с Вашет, но боюсь, что все испортил сегодня.
Пенти кивнула.
- Я вижу. - Она протянула руку и провела пальцем по краю моего лица.
Я почувствовал прохладу рядом с опухолью.
- Ты должен был очень ее разозлить.
- Я могу сказать, что у меня все еще звенит в ушах, - сказал я.
Пенти покачала головой.
- Нет. Твои отметины. - Она показала на свое собственное лицо в этот раз.
- С другой стороны, это может быть ошибкой, но Вашет не оставила бы такого, если бы она не хотела, чтобы все увидели это.
Мой живот куда-то провалился и рука бессознательно пошла к моему лицу.
Конечно.
Это было не просто наказание.
Это было послание всем в Адемре.
- Ну я и дурак, - мягко сказал я.
- Я не понимал этого до сих пор.
Мы ели спокойно в течение нескольких минут, прежде чем я спросил: - Почему ты пришла, чтобы сидеть со мной сегодня?
- Когда я увидела тебя сегодня, я подумала, что слышала, как многие люди говорят о тебе.
Но я ничего не знала о тебе лично. - Пауза.
- А что говорят другие? - сказал я с небольшой, кривой улыбкой.
Она протянула руку, чтобы прикоснуться к углу моего рта кончиками пальцев.
- Это, - сказала она.
- Что это за согнутая улыбка?
[Нежная насмешка], прожестикулировал я, объясняя.
- Но над собой, а не над вами.
Я могу догадываться, что они говорили.
- Ничего плохого, - мягко сказала она.
Пенти посмотрела на меня, а затем мне в глаза.
Они были огромными на ее маленьком лице, чуть темнее серого, чем обычно.
Они были настолько яркими и ясными, что когда она улыбалась, их вид чуть не разбил мое сердце.
Я чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза и я быстро посмотрел вниз, смущенный.
- О! - Тихо сказала она, и прожестикулировала [поспешное извинение за проблему.]
- Нет. Я неправильно улыбаюсь и встречаюсь глазами.
Я имела в виду это. - [Вид поощрения.]
- Вы правы с улыбкой, - сказал я, не поднимая глаз, яростно мигая, пытаясь очистить их от слез.
- Это неожиданная доброта в день, когда я не заслуживаю этого.
Вы первая, кто заговорил со мной по своему собственному желанию.
И ваше лицо настолько приятно, что болит мое сердце. - Я сделал [благодарность] моей левой рукой, радуясь, что мне не нужно было смотреть ей в глаза, чтобы показать ей, как я себя чувствую.
Ее левая рука пересекла стол и схватила мою.
Потом она повернула руку кверху ладонью и тихонько сжала, утешая, мою ладонь.
Я поднял голову и, как я надеялся, ободряюще улыбнулся.
Она почти зеркально ее повторив, прекратила улыбаться.
- Я тревожусь о моей улыбке.
- Вы не должны.
Ваша улыбка идеальна.
Пенте посмотрела на меня еще раз, наши глаза встретились, и сердце мое рванулось прочь из груди.
- Правда?
Я кивнул.
- На моем родном языке в честь ее я написал бы ... - Я пришел в себя, покрывшись потом, когда понял, что чуть было не сказал "песня".
- Стихотворение? - любезно предложила она.
- Да, - быстро сказал я.
- Эта улыбка достойна стихотворения.
- Тогда напишите его, - сказала она.
- На моем языке.
- Нет, быстро сказал я.
- Это было бы медвежье стихотворение.
Для вас оно было бы слишком неуклюжим.
Это только, казалось, подстрекало ее, и ее глаза стали нетерпеливыми.
- Сделай это.
Если будет неуклюже, то это заставит меня чувствовать себя лучше, несмотря на мои собственные ошибки.
- Если я напишу его, - я угрожал. - Вы должны сделать тоже.
На моем языке.
Я думал, это отпугнет ее, но после минутного колебания она кивнула.
Я думал что единственной поэзией Адем, которую я слышал были: несколько отрывков от старого вышивальщика шелком и история Шейн о лучнике.
Это было не так много, чтобы продолжить.
Я думал о тех словах, что я знал и их звучании.
Я почувствовал резко отсутствие моей лютни.
Вот почему у нас есть музыка, в конце концов.
Слова не всегда могут передать то, что нам нужно, в отличие от нее.
Музыка нужна тогда, когда пропадают слова.
Наконец, я нервно огляделся, радуясь, что только рассеянная горстка людей оставалась в столовой.
Я наклонился к ней и сказал:
Дважды опасна Пенти
Но не мечом, как продолжением руки,
Изгибом рта нежнее всех цветов,
Разящим сердце с десяти шагов.
Она снова улыбнулась и в этот раз она сделала, как я сказал.
Я почувствовал ее остроту в своей груди.
У Фелуриан была красивая улыбка, но она была старой и знающей.
Улыбка Пенти сияла, как новенький пенни.
Она была как свежая вода для моего иссушенного, уставшего сердца.
Сладкая улыбка молодой женщины.
Не было ничего лучшего в мире.
Она стоит больше, чем соль.
Что-то в нас заболевает и умирает без нее.
Я уверен в этом.
Такая простая вещь.
Как странно.
Как чудесно и странно.
Пенти закрыла глаза на мгновение, ее рот бесшумно двигался, как будто она выбирала слова для своего стихотворения.
Затем она открыла глаза и сказала на атуранском.
Как ветка горящий,
Квоут говорящий.
Но рот, что угрожает сапогами
Открыл, что он танцующий медведь.
Я улыбнулся достаточно широко, чтобы сделать моему лицу больно.
- Это прекрасно, - честно сказал я.
- Это первое стихотворение, когда-либо созданное обо мне.
***
После моего разговора с Пенти я чувствовал себя значительно лучше.
Я не был уверен, является ли то, что у нас с ней было флиртом, но это было не важно.
Для меня было достаточно знать, что есть, по крайней мере один человек в Хаэрте, который не хочет, чтобы я умер.
Я пошел к дому Вашет, как обычно делал после еды.
Наполовину я надеялся, что она встретит меня, улыбкой и сарказмом, а неприятности утра мы молча оставим позади.
Другая половина меня боялась, что она откажется говорить со мной вовсе.
Когда я преодолел подъем, я увидел, что она сидит на деревянной скамье возле ее двери.
Она прислонилась к грубой каменной стене своего дома, как будто она просто наслаждалась дневным солнцем.
Я глубоко вздохнул и выдохнув, почувствовал себя расслабленным.
Но когда я подошел поближе, я увидел ее лицо.
Она не улыбалась.
Также не надела она и маску бесстрастного Адем.
Она смотрела на мое приближение с выражением, мрачнее, чем у палача.
Я заговорил, как только я подошел достаточно близко.
- Вашет, - сказал я искренне.
- Я...
Оставаясь сидящей, Вашет подняла руку и я перестал говорить так быстро, как если бы она ударила меня по рту.
- Извинения сейчас не имеют особого значения, - сказала она, и голос ее был плоским и холодным, как слюда.
- Всему, что бы ты ни сказал, на данный момент доверять нельзя.
Ты хорошо меня знаешь, и знаешь, что я действительно разозлена, поэтому ты находишься в тисках страха.
Это означает, что я не могу доверять любому слову сказанному тобой, потому что оно сказано из страха.
Ты умный, обаятельный и лжец.
Я знаю, что ты можешь согнуть весь мир своими словами.
Поэтому я не желаю тебя слушать.
Она переменила положение на скамье, а затем продолжила.
- Ранее я заметила в тебе мягкость.
Это редкая вещь в таком молодом человеке и это было большей частью того, чем ты убедил меня, что стоишь обучения.
Но по прошествию дней я увидела кое-что еще.
Некоторые другие лица, которые далеки от мягкости.
Я отклонила их, как мерцания ложного света, думая, что это хвастовство молодого человека или странные шутки варвара.
- Но вчера, когда ты говорил со мной, до меня дошло, что мягкость была маской.
И это другое наполовину видимое лицо было темным и беспощадным, оно было настоящим лицом, скрывающимся под ним.
Вашет посмотрела на меня долгим взглядом.
- Есть что-то тревожное внутри тебя.
Шейн видела это в твоих разговорах.
Это не отсутствие Летани.
Но это делает мое беспокойство большим, а не меньшим.
Это означает, что в тебе есть что-то глубже, чем Летани.
То, что Летани не может исправить.
Она встретилась со мной глазами.
- Если это так, то я была неправа, обучая тебя.
Если ты был достаточно умен, чтобы показывать мне фальшивое лицо так долго, то ты представляешь опасность большую, чем просто школе.
Если это так, то Карсерет права, и тебя нужно быстрей убить, чтобы обезопасить всех участников.
Вашет поднялась, двигаясь, как будто она очень устала.
- Об этом я думала сегодня.
И буду продолжать думать долгое время этой ночью.
Завтра я приму решение.
Используй это время для того, чтобы привести в порядок свои мысли и сделай все, чтобы подготовиться показать лучшее в тебе.
Затем, не встречая мой взгляд, она повернулась и пошла в дом, тихо закрыв за собой дверь.
***
Какое-то время я бесцельно бродил.
Я пошел смотреть меч-дерево, надеясь, что я мог бы найти там Селин, но ее нигде не было видно.
Разглядываение дерева не сделало ничего, чтобы успокоить меня.
Не сегодня.
Так что я пошел в баню, где я пропитывал себя печалью.
Позже, в одном из зеркал, разбросанных в небольших комнатах, я поймал первый взгляд на свое лицо, после того, как Вашет ударила меня.
Половина моего лица была красной и опухшей, с синяками начинающими наливаться синим и желтым вокруг моей головы и линии челюсти.
У меня также был ободранный, начинавший наливаться чернотой глаз.
Когда я посмотрел на себя в зеркало, я почувствовал, как тихий гнев пробудился к жизни глубоко в моем животе.
Я решил, уставший беспомощно ждать, когда остальные решают, прогнать меня или оставить.
Я играл в их игру, узнавал их язык, был неизменно вежлив, а в ответ со мной обошлись, как с собакой.
Я был избит, надо мной глумились, а также угрожали смертью и еще худшим.
Я покончу с этим.
Поэтому я медленно направился вокруг Хаэрта.
Я посетил сестер-близнецов, разговорчивого кузнеца, и портного, где я купил мою одежду.
Я болтал дружелюбно, проводя время, задавая вопросы, и делая вид, что я не выглядел, как будто кто-то избил меня до потери сознания несколько часов назад.
Моя подготовка заняла много времени.
Я пропустил обед, и небо темнело, когда я вернулся в школу.
Я пошел прямо к себе в комнату и закрыл за собой дверь.
Затем я высыпал содержимое моих карманов на кровати, часть была куплена, некоторые украдены.
Две отличных мягких восковых свечи.
Длинный осколок хрупкой стали от плохо прокованного меча.
Катушка с кроваво-красной нитью.
Небольшая закрытая пробкой бутылка с водой из бань.
Я плотно сжал кулак вокруг последней.
Большинство людей не понимают, как много теплой воды содержится внутри него.
Вот почему я так долго ждал до кипения.
Несмотря на то, что обжигающе горячий бассейн, из которого я вытащил ее, был больше, чем в полумиле отсюда, то, что я держал в руке было лучше использовать для симпатии (прим. магии связывания), чем светящийся уголь.
Эта вода содержала в себе жар.
Я подумал о Пенти с приступом сожаления.
Тогда я взял свечу и начал крутить ее в моих руках, согревая ее моей кожей, смягчая воск и начал формировать из нее куклу.
Я сидел в своей комнате, думая темные мысли, когда погас последний луч с неба.
Я оглядел инструменты, которые я собрал, и знал глубоко в своем животе, что иногда ситуация становится настолько запутанной, что слова бесполезны.
Какой другой вариант у меня был теперь, когда слова не смогли мне помочь?
Что может любой из нас, когда слова ему не помогают?
Была довольно темная ночь, когда я подошел к дому Вашет, но свет от свечей мелькал в ее окнах.
Я не сомневаюсь, что она могла меня убить или искалечить на благо всей Адемры, но Вашет была бы никем, если не была осторожной.
Она дала эту долгую ночь, чтобы подумать заранее.
С пустыми руками, я постучал тихонько в дверь.
Через мгновение она открыла ее.
Она все еще носила наемничью красную одежду, но она сняла большую часть шелковых завязок, которые прижимали ее крепко к ее телу.
Ее глаза были уставшими.
Ее рот сжался, когда она увидела меня, стоящего там, и я знал, что если я заговорю, то она откажется слушать.
Так что я прожестикулировал [мольбу] и шагнул назад из света свечей в темноту.
Я знал ее достаточно хорошо к этому моменту, чтобы быть уверенным в ее любопытстве.
Ее глаза подозрительно сузились, когда я отошел, но после минутного колебания она последовала за мной.
Она не несла свой меч.
Это была ясная ночь и у нас была частичка луны, чтобы осветить наш путь.
Я привел нас в горы, подальше от школы, от рассеянных домов и магазинов Хаэрта.
Мы прошли больше мили, прежде чем мы пришли на место, которое я выбрал.
Небольшая роща, где высокое нагромождение камней удержит любой шум, чтобы он не донесся к спящему городу.
Лунный свет пронизывал насквозь деревья, показывая темные фигуры в крошечном свободном пространстве, скрытом среди камней.
Здесь стояли две маленькие деревянные скамейки.
Я нежно взял Вашет за руки и проводил ее, чтобы усадить.
Медленно двигаясь, я полез в глубокую подветренную тень ближайшего дерева и вытащил мой шаед.
Я осторожно развесил его на низко свисающих ветвях так, чтобы он висел, как темный занавес между нами.
Потом я согнувшись сел на другой скамейке,и открыл застежки на футляре моей лютни.
Когда каждая из них щелкнув открылась, лютня издала знакомый гармоничный звук, как будто хотела освободиться.
Я вытащил ее наружу и мягко начал играть.
Я сунул кусок ткани внутрь корпуса лютни, чтобы смягчить звук, не желая перенести его за скалистые холмы.
И я заплел часть красных ниток между струнами.
Частично, чтобы они не звенели слишком сильно и отчасти из-за отчаянной надежды, что это может принести мне удачу.
Я начал с исполнения "В деревне кузница". Я не пел, обеспокоенный, что Вашет обидится, если я пойду так далеко.
Но даже и без слов, это песня звучит, как плач.
Это музыка, которая говорит о пустых комнатах, холоде кровати и потере любви.
Не останавливаясь, я перешел к "Ожиданию фиалки", затем к "Дому на Западе от Ветра". Последнюю песню любила моя мать и когда я играл, я вспомнил о ней и начал плакать.
Затем я играл песню, которая пряталась в центре меня. Ту бессловесную музыку, которая двигалась через секретные места в моем сердце.
Я играл ее осторожно, наигрывая ее медленно и низко в темной ночной тишине.
Я хотел бы сказать, что это веселая песня, что она сладкая и яркая, но это не так.
И, в конце концов, я остановился.
Кончики моих пальцев горели и болели.
Прошел месяц, с тех пор, когда я играл в течение длительного времени, и они потеряли свои мозоли.
Подняв глаза, я увидел, что Вашет оттащила мой шаед в сторону и наблюдала за мной.
Луна висела позади нее, и я не мог видеть выражение ее лица.
- Вот почему у меня нет ножей вместо рук, Вашет, - сказал я спокойно.
- Это то, что я есть.
На следующее утро я проснулся рано, быстро поел и вернулся в свою комнату, прежде чем большинство из школы не пошевелилось в своих постелях.
Я закинул за плечи мою лютню и дорожный мешок.
Я завернул шаед вокруг себя, проверяя, что все, что нужно было правильно уложено в карманы: красная струна, восковый моммет, хрупкое железо и пузырек с водой.
Затем я надел капюшон моего шаеда и оставил школу, пробираясь к дому Вашет.
Вашет открыла дверь между моим вторым и третьим ударом.
Она была без рубашки и встала с обнаженной грудью в дверях.
Она многозначительно посмотрела на меня, принимая во внимание мой плащ, дорожную сумку и лютню.
- Это утро для посетителей, - сказала она.
- Входи.
Ветер еще холоден так рано.
Я вошел внутрь и споткнулся на пороге так, что мне пришлось опереться другой рукой на плечо Вашет, чтобы удержать себя.
Моя рука неуклюже поймала ее волосы, когда я сделал это.
Вашет покачала головой, когда она закрыла за мной дверь.
Равнодушная к своей почти полной наготе, она завела обе свои руки за голову и начала заплетать половину своих распущенных волос в короткую, жесткую косу.
- Солнце едва появилось на небе сегодня утром, когда Пенти постучала в мою дверь, - сказала она в разговоре.
- Она знает, что я была зла на тебя.
И хотя она не знала, что ты сделал, она говорила от твоего имени.
Удерживая косу одной рукой, Вашет потянулась за полоской красной ленты и завязала ее.
- Затем, не успела моя дверь закрыться, мне нанесла визит Карсерет.
Она поздравила меня с тем, что я наконец дала тебе то лечение, которого ты заслуживаешь.
Она потянулась назад к косе с другой стороны волос, которую ее пальцы проворно скручивали.
- Обе они раздражали меня.
Как будто не было другого места, чтобы поговорить о моем ученике.
Вашет завязала вторую косу.
- Тогда я подумала про себя, чье мнение я уважаю больше? - Она посмотрела на меня, что сделало это для меня вопросом, на который нужно ответить.
- Вы больше уважаете свое собственное мнение, - сказал я.
Вашет широко улыбнулась.
- Ты совершенно прав.
Но Пенти не совсем дура.
И Карсерет может быть злой, как человек, у которого такой характер.
Она взяла длинный кусок темного шелка и обвила его вокруг ее туловища, по плечам и по ее обнаженной груди, поддерживая и держа их близко к своей груди.
Потом засунула конец ткани на себя, и он как-то остался плотно закрепленным.
Я видел, как она делала это несколько раз, но, как все это работает, по-прежнему было для меня загадкой.
- И что вы решили? - спросил я.
Она пожала плечами своей кроваво-красной рубахой, одетой поверх ее головы.
- Ты все еще остаешься головоломкой, - сказала она.
- Мягкий и проблемный, умный и глупый. - Ее голова вышла из рубашки и она серьезно взглянула на меня.
- Но тот, кто разрушает головоломку, потому что не может решить ее, оставляет Летани.
Я не такой человек.
- Я вижу, - сказал я.
- Я был не рад покинуть Хаэрт.
Вашет подняла бровь на это.
- Я осмелюсь сказать. что ты не будешь. - Она указала на футляр лютни, висящий на моем плече.
- Оставь это здесь или люди будут говорить.
Оставь свою сумку тоже.
Ты сможешь вернуть их назад в свою комнату позднее.
Она изучающе поглядела на меня.
- Но возьми плащ.
Я покажу тебе, как бороться, когда его носишь.
Такие вещи могут быть полезны, но только если ты сможешь избежать в них запутаться.
***
Я вернулся к моему обучению так, как будто ничего не случилось.
Вашет показала мне, как избежать спотыкания об свой плащ.
Как он может быть использован для связывания оружия или разоружения неосторожных.
Она прокомментировала что он был очень тонкий, сильный и прочный, но никогда не казалась отмечающей что-нибудь необычное в нем.
Проходили дни.
Я продолжал работать в паре с Селин и в конце концов научился защищать мою драгоценную мужественность от всех форм грубых атак.
Понемногу я повысил свой уровень до того, что мы стали обмениваться победами взад и вперед.
Было даже несколько бесед с Пенти во время еды, и я был рад, что хотя бы один человек готов иногда улыбнуться в мою сторону.
Но уже не было той моей легкости в Хаэрте.
Я слишком близко подошел к катастрофе.
Всякий раз, когда я говорил с Вашет, я думал дважды перед каждым словом.
Некоторые слова я обдумывал по три раза.
И в то же время Вашет, казалось, вернулась к своим знакомым кривым ухмылкам, я подлавливал ее, когда она смотрела на меня время от времени и лицо ее было мрачным, а глаза пристальными.
С течением времени, напряженность в отношениях между нами постепенно уходила, увядая так медленно, как синяки на моем лице.
Мне нравится думать, что в конце концов она могла исчезнуть.
Но у нас не было достаточно времени для этого.
***
Это пришло, как молния с ясного голубого неба.
Вашет открыла дверь на мой стук.
Но вместо того, чтобы выйти наружу, она встала в дверях.
- Завтра тебя проверят, - сказала она.
На мгновение я не понял, о чем она говорит.
Я был так пристально сфокусирован на моих тренировках с мечом, моих спаррингах с Селин, языке, Летани.
Я почти забыл цель всего этого.
Я почувствовал прилив волнения в груди, а затем холодный узел в моем животе.
- Завтра? - тупо спросил я.
Она кивнула, слабо улыбаясь над моим выражением.
Ее слабый ответ мало сделал, чтобы облегчить мое волнение.
- Так скоро?
- Шейн чувствует, что так будет лучше.
Если мы будем ждать еще месяц, тогда может быть ранний снег, который помешает тебе свободно идти по своем пути.
Я колебался, затем сказал: - Вы не говорили мне всю правду, Вашет.
Другая слабая улыбка и небольшое пожатие плечами.
- Ты прав в этом, хотя Шейн думает, что ожидание неразумно.
Ты очарователен, на твоем неуклюжем варварском пути.
Чем дольше ты находишься здесь, тем больше люди будут чувствовать доброжелательность по отношению к тебе.
Я почувствовал, что холод поселился еще глубже в моем животе.
- И если я должен быть изувечен, то лучше если это будет сделано до того, как больше людей поймут, что я на самом деле реальный человек, а не какой-то безликий варвар, - сказал я жестко, хотя и не так жестко, как хотел.
Вашет посмотрела вниз, затем кивнула.
- Ты не мог слышать.
Но Пенти поставила синяк на глаз Карсерет два дня назад в споре о тебе.
Селин тоже полюбила тебя и общается с другими детьми.
Они наблюдают за вами из-за деревьев, в то время как вы тренируетесь. - Она задержалась на минуту.
- И есть также другие.
Я знал достаточно, после всего этого времени, чтобы прочитать в небольшом молчании Вашет то, что она действительно имела в виду.
Внезапно ее приглушенное настроение, ее неподвижность передали намного лучше смысл этого слова.
- Шейн должна принять лучшее решение в интересах школы, - сказала Вашет.
- Она должна решить так, как будет правильно.
Она не может позволить себе находиться под влиянием того факта, что некоторые немногие любят тебя.
В то же время, если она примет правильное решение, то многие в школе будут возмущены, что не очень хорошо. - Еще одно пожатие плечами.
- Так.
- Я готов?
Долгое время Вашет молчала.
- Это не простой вопрос, - сказала она.
- Быть приглашенным в школу это не только вопрос мастерства.
Это испытание нужности, пригодности.
Если один из нас провалится, мы можем попытаться снова.
Темпи проходил испытания четыре раза, прежде, чем он был принят.
Для тебя будет только один шанс. - Она взглянула на меня.
- Готов ты или нет, время пришло.
На следующее утро Вашет пришла за мной сразу же, как только я закончил завтракать.
- Пошли, - сказала она.
- Карсерет молилась о буре всю ночь, но это всего лишь порывы.
Я не знал, что это значит, но не чувствовал, что могу что-то спрашивать.
Я вернул свою деревянную тарелку и обернулся, чтобы найти Пенти, стоявшую здесь, с небольшим пожелтевшим синяком вдоль линии ее подбородка.
Пенти ничего не сказала, а просто схватила меня за руки в открытом проявлении поддержки.
Потом она меня крепко обняла.
Я был удивлен, когда ее голова дошла только до моей груди.
Я забыл, какой она была маленькой.
Столовая была еще более тихой, чем обычно и хотя никто не глазел, все наблюдали.
Вашет проводила меня в крошечный парк, где мы впервые встретились и начала нашу обычную разминку.
Ее обычные действия расслабили меня, убаюкивая мое беспокойство в тупой гул.
Когда мы закончили, Вашет повела меня вниз, в скрытую долину меч-дерева.
Я не был удивлен.
В каком еще месте могла проходить проверка?
Здесь был десяток людей, которые были разбросаны на открытом поле вокруг дерева.
Большинство из них были одеты в красные одежды наемников, но я увидел троих, носивших легкую одежду.
Я догадался, что они были важными членами сообщества или, возможно, отставными наемниками, по-прежнему связанными со школой.
Вашет указала на дерево.
Сначала я думал, что она обращает мое внимание на его движения.
Это был, как она сказала, довольно ветреный день и ветви дико хлестались в пустом воздухе.
Затем я заметил блеск металла от его ствола.
Приглядевшись поближе, я увидел там меч, привязанный к стволу дерева.
Я подумал о танце Селин среди острых листьев, чтобы шлепнуть по стволу дерева.
Конечно.
- Здесь есть несколько предметов вокруг основания дерева, - сказала Вашет.
- Твоя проверка в том, чтобы пройти туда, выбрать один и вынести его наружу.
- Это проверка? - спросил я.
Получилось немного острее, чем я планировал.
- Почему ты не сказала мне?
- Почему ты не спрашивал? - возразила она сухо, а затем мягко положила руку на мою.
- Я должна, - сказала она.
- В конце концов.
Но я знала, что если я скажу тебе слишком рано, то ты попробуешь свои силы в этом и навредишь себе.
- Ну слава богу, мы сохранили это на сегодня, - сказал я, вздохнув.
[Примиряющее извинение.]
- Что случится, если я пойду туда и буду изрезан в клочья?
- Получишь порез, как правило, - сказала она и потянула в сторону от шеи ее рубашку, обнажив пару знакомых бледных, тонких шрамов на ее плече.
- Вопрос только в том: сколько, где и как ты себя будешь вести. - Она тряхнула плечом и вернула рубашку на место.
- Листья не будут глубоко ранить, но береги свое лицо и шею.
Места, где сосуды и сухожилия близки к поверхности.
Порез на груди или на руке можно легко вылечить.
Менее легко, если разорвет ухо.
Я наблюдал за деревом, когда оно поймало порыв ветра, безумно размахивая ветками.
- Что удержит человека от того, чтобы ползти там на четвереньках?
- Гордость, - сказала она, взглядом обыскивая мое лицо.
- Или ты будешь известен как тот, кто ползал во время своего испытания?
Я кивнул.
Это было проблемой, для меня особенно.
Как варвар, я должен был доказывать вдвое больше.
Я снова взглянул на дерево.
Было около тридцати футов от кончиков ветвей до ствола.
Я вспомнил шрамы, которые я видел на теле Темпи и на лице Карсерет.
- Так это проверка на нервы, - сказал я.
- Проверка на гордость.
- Это проверка на многие вещи, - сказала Вашет.
- Твое поведение означает очень многое.
Ты можешь забросить руки на лицо и бежать вперед.
Самая прямая линия быстрее, в конце концов.
Но что это выявит в тебе?
Что ты бык, который атакует вслепую?
Или ты животное без тонкости или грации? - Она покачала головой, нахмурившись.
- Я ожидаю лучшего от моего ученика.
Я скосил глаза, пытаясь увидеть, какие другие предметы были собраны вокруг дерева.
- Я полагаю, мне не разрешено спросить, что будет правильным выбором.
- Есть множество надлежащих выборов, и множество других не подходящих тебе.
Они разные каждый раз.
Тот предмет, который ты принесешь назад покажет очень многое.
То, что ты делаешь с предметом после, многое проясняет.
Как ты ведешь себя при этом, многое выявляет. - Она пожала плечами.
- Все эти моменты Шейн будет рассматривать прежде, чем принять решение, если ты сможешь быть допущенным в школу.
- Если Шейн это та, кто решает, почему все эти другие люди здесь?
Вашет заставила себя улыбнуться и я увидел тревогу скрывающуюся глубоко в ее глазах.
- Шейн не воплощает всю школу сама. - Она показала на далеких Адем, стоящих вокруг меч-дерева.
- Менее всего она представляет совокупность путей Латанта.
Я огляделся и понял, что несколько некрасных рубашек были не светлые, но белого цвета.
Это были главы остальных школ.
Они прибыли сюда, чтобы увидеть варвара, который будет проходить эту проверку.
- Это обычное дело? - спросил я.
Вашет покачала головой.
- Я могла притвориться незнающей.
Но я подозреваю, что Карсерет распостранила слово.
- Могут ли они отменить решение Шейн? - спросил я.
Вашет покачала головой.
- Нет. Это ее школа, и это ее решение.
Никто не будет оспаривать ее право на это. - Она щелкнула рукой со своей стороны.
[Однако.]
- Очень хорошо, - сказал я.
Вашет потянулась и схватилась обеими руками за мою, сжала ее, а затем дала упасть.
Я пошел к меч-дереву.
На мгновение ветер стих, а густой навес висячих ветвей напомнил мне дерево, где я встретил Ктаэ.
Это была не утешительная мысль.
Я смотрел на вертящиеся листья, стараясь не думать о том, какие острые они были.
Как они будут нарезать меня на мясо.
Как они могут скользить сквозь тонкую кожу моих рук и прорезать тонкие сухожилия под нею.
С края навеса до безопасности ствола не может быть более, чем тридцать футов.
В некотором смысле, вовсе не очень далеко...
Я думал о Селин, дико бросавшуюся через листья.
Я думал о ней, прыгавшей и отбивающей ветви прочь.
Если она могла это сделать, то, конечно, мог и я.
Но даже когда я подумал об этом, я знал, что это не правда.
Селин играла здесь всю свою жизнь.
Она была тощая, как веточка, шустрая, как сверчок и в половину моего роста.
По сравнению с ней я был неуклюжим медведем.
Я видел кучку наемников Адем на противоположной стороне дерева.
Двое из наиболее пугающих белых рубашек были там же.
Я чувствовал на себе их взгляды, и странным образом я был рад.
Когда ты один, легко бояться.
Это просто сосредоточиться на том, что может скрываться в темноте ступенек на дне подвала.
Легко отвлечься на бесполезные вещи, таких как безумие вступать в бурю из вращающихся клинков.
Когда ты один, легко потеть, паниковать, падать прочь...
Но я был не один.
И это не просто Вашет и Шейн наблюдают за мной.
Здесь колме того были десятки наемников и главы остальных школ.
Я был на аудиенции.
Я был на сцене.
Нигде в мире мне не бывает так комфортно, как на сцене.
Я просто ждал вне досягаемости длинных ветвей, наблюдая за перерывами в их движении.
Я надеялся, что их случайное вращение было лишь на мгновение, открывающие пути, по которым я мог метнуться насквозь, отбивая любые листья, которые подлетели бы слишком близко.
Я мог использовать Водяной Веер, чтобы удерживать их подальше от моего лица.
Я стоял на краю навеса и смотрел, ожидая открытия, пытаясь предвидеть картину.
Движение дерева усыпляло меня, как это было много раз прежде.
Это было прекрасно, все эти окружности и арки.
Пока я смотрел, слегка ошеломленный движением дерева, я почувствовал, что мой ум скользит слегка в ясном, пустом плавании "крутящегося листа".
Я понял, что движение дерева было вовсе не случайным, на самом деле.
Это была на самом деле картина, созданная из бесконечно изменяющихся моделей.
И тогда, моим разумом, открытым и пустым, я увидел ветер, распростертый передо мной.
Он был похож на мороз, образовавшийся на чистом листе оконного стекла.
Один момент, ничего.
В следующий я мог видеть имя ветра так ясно, как тыльную сторону моей собственной руки.
Я осмотрелся вокруг на мгновение, удивленный этим.
Я попробовал форму его на моем языке, и знал, что при желании я могу вызвать его к буре.
Я мог утихомирить его шепотом, оставив меч-дерево попусту свисающим и спокойным.
Но это казалось неправильным.
Вместо этого я просто открыл шире свои глаза на ветер, наблюдая, где он выбирал подталкивать ветки.
Смотря, где он будет отщелкивать листья.
Тогда я вышел под сень дерева, спокойно, как вы проходите через собственную дверь.
Я сделал два шага, потом остановился, когда пара листьев разрезали воздух передо мной.
Я шагнул в сторону и вперед, когда ветер потянул другую ветку через пространство позади меня.
Я двигался через танцующие ветки меч-дерева.
Не бежал, не сбрасывал лихорадочно их прочь с моих рук.
Я шагал осторожно, осмотрительно.
Это было, я понял, способом Шейн перемещаться, когда она сражалась.
Не быстро, но иногда она была быстрой.
Она двигалась совершенно, всегда там, где она должна была быть.
Почти перед тем, как я понял это, я стоял на темной земле, что окружала широкий ствол меч-дерева.
Крутящиеся листья не могли достичь сюда.
Обезопасенный на данный момент, я расслабился и сосредоточился на том, что ждало меня там.
Меч, который я видел от края поляны, был связан с деревом белым шелковым шнуром, который бежал вокруг ствола.
Меч был наполовину извлечен из ножен, и я видел, что лезвие было похоже на меч Вашет.
Металл был странным, полированный серый без метки или порока.
Рядом с деревом на маленьком столике лежала знакомая красная рубаха, сложенная аккуратно пополам.
Также здесь была стрела с ярко белым оперением и полированный деревянный цилиндр, подобный тем, в которых держат свитки.
Яркий блеск бросился в глаза, я обернулся и увидел толстый золотой слиток, расположенный в темной земле среди корней дерева.
Было ли это настоящим золотом?
Я согнулся и коснулся его.
Он холодил под моими пальцами и был слишком тяжелым для моей одной руки, чтобы вырвать его из-под земли.
Насколько он был тяжелым?
Сорок фунтов?
Пятьдесят?
Достаточно золота для меня, чтобы остаться в Университете навсегда, независимо от того, как жестоко они подняли бы оплату за мою учебу.
Я медленно побрел вокруг ствола меч-дерева и увидел развевающийся кусок шелка, свисающий с низкой ветки.
Это был еще один меч более обычного вида, свисающий на таком же белом шнуре.
Здесь были три синих цветка, связанные голубой лентой.
Здесь был тусклый винтийский полупенни.
Был длинный плоский брусок, темный и замасленный.
Затем я перешел на другую сторону дерева и увидел футляр моей лютни, случайно прислоненную к стволу.
Увидев его там, зная, кто-то зашел в мою комнату и взял его из-под моей кровати, вдруг наполнило меня страшным гневом.
Это все было еще хуже, зная, что думают Адем о всех музыкантах.
Это означало, что они знали о том, что я был не просто варвар, но также дешевой и безвкусной шлюхой.
Это было оставлено здесь, чтобы поддразнить меня.
Я называл имя ветра в тисках страшного гнева и прежде, в Имре после того, как Амброз сломал мою лютню.
И я назвал его в ужасе и ярости, чтобы защитить себя от Фелуриан.
Но на этот раз знание о нем не пришло ко мне, находясь на обратной стороне некоторых сильных эмоций.
Я проскользнул в нее мягко, так, как вы должны сделать, чтобы поймать мягко плавающее чертополохово семя.
Поэтому, когда я увидел мою лютню, сумбур горячих эмоций выбило меня из "крутящихся листьев", как воробья, столкнувшегося с камнем.
Имя ветра разорвало в клочья, оставив меня пустым и слепым.
Глядя на безумно танцующие листья, я не мог видеть их общую картину, а только тысячу носимых ветром бритв, нарезающих воздух.
Я закончил свой медленный обход дерева с узлом беспокойства, сжимающим мой живот.
Присутствие моей лютни сделало одну вещь.
Любой из этих объектов может быть ловушкой для меня, которая заставит меня уйти.
Вашет сказала, что проверка была большим, чем то, что я принесу назад от дерева.
Кроме того, как я принесу его и что я буду делать с ним после.
Если бы я достал тяжелый слиток золота и отдал его Шейн, будет ли это доказательством, что я был готов принести деньги обратно в школу?
Или это будет означать, что я буду жадно цепляться за что-то тяжелое и громоздкое, несмотря на то, что оно поставит меня в опасность?
То же самое относится и к любой из этих вещей.
Если бы я взял красную рубашку, я мог рассматриваться как благородно стремящийся к праву носить ее или высокомерно полагающий, что я был достаточно хорош, чтобы вступить в их ряды.
Это было вдвойне верно к древнему мечу, который висел там.
Я не сомневаюсь, что он был дорог Адем, как ребенок.
Я сделал еще один медленный обход дерева, делая вид, что делаю свой выбор, но на самом деле просто тянул время.
Я нервно осмотрел предметы по второму разу.
Здесь была небольшая книжка с латунным замком.
Здесь было веретено с серой шерстяной нитью.
Здесь был гладкий круглый камень, лежащий на чистой белой ткани.
Когда я осмотрел их все, я понял, что любой выбор, который я сделаю, может быть истолкован очень многими способами.
Я знал недостаточно о культуре Адем, чтобы догадаться, что может означать мой выбор.
Даже если бы я мог без имени ветра провести себя обратно через навес, я хотел быть порезанным в клочья, оставляя дерево.
Наверное, не достаточно, чтобы искалечить меня, но достаточно, чтобы понять, что я был неуклюжим варваром, который явно не принадлежал к ним.
Я снова поглядел на брусок золота.
Если я выберу его, то по крайней мере его вес даст мне повод оправдаться за неловкость при моем выходе.
Может быть, я все еще смогу произвести хорошее впечатление с ним...
Нервно я проделал третий обход вокруг дерева.
Я почувствовал, как ветер приподнялся, порывистый и заставил ветви колотить еще более дико, чем раньше.
Это заставило мое тело вспотеть, охлаждая меня и заставив дрожать.
В середине этого тревожного момента, я вдруг осознал ни чего более важного, чем внезапное, неотложное давление на мой мочевой пузырь.
Моя биология не заботилась о тяжести моей ситуации и я был охвачен мощной потребностью облегчиться.
Таким образом, в центре бури клинков, в самый разгар моей проверки, которая была также моим судилищем, я думал о мочеиспускании на священное меч-дерево, а два десятка гордых и смертоносных наемников смотрели, как я это делаю.
Это было такой ужасающей и неуместной мыслью, что я расхохотался.
А когда смех выкатился из меня, напряженность, завязывающая мой живот и царапающая мышцы спины, растаяла.
Какой бы выбор я не сделал, он должен быть лучше, чем мочиться на Латанта.
В тот момент, более не кипящий от злости, не охваченный страхом, я смотрел на движущиеся листья вокруг меня.
Всегда раньше, когда имя ветра оставляло меня, оно исчезало, как сон при пробуждении: безвозвратный, как эхо или выцветший вздох.
Но на этот раз все было иначе, я провел часы, наблюдая модели этих движущихся листьев.
Я поглядел сквозь ветки дерева и подумал о Селин, прыгающей и кружащейся, смеющейся и бегущей.
И затем это случилось.
Как имя старого друга, по которому просто проскользнул на мгновение мой взгляд.
Я выглянул между ветвями, и я увидел ветер.
Я мягко произнес его длинное имя и ветер смягчился.
Я вдохнул его, как шепот, и в первый раз, как я пришел в Хаэрт, ветер стал тихим и совершенно неподвижным.
В этом месте бесконечных ветров, казалось, что мир внезапно затаил дыхание.
Непрерывный танец меч-дерева замедлился, потом остановился.
Как будто оно отдыхало.
Как будто оно решило дать мне уйти.
Я отошел от дерева и начал медленно идти к Шейн, ничего не неся с собой.
Когда я шел, я поднял левую руку и провел моей открытой ладонью по лезвию висящего листа.
Я пришел, чтобы предстать перед Шейн, останавившись на вежливом расстоянии от нее.
Я стоял, а мое лицо было бесстрастной маской.
Я стоял, совершенно молча, неподвижно.
Я протянул левую руку, окровавленной ладонью вверх и сжал ее в кулак.
Жест означал [желание.] Было больше крови, чем я ожидал и она, сжатая между пальцами, бежала вниз по тыльной части моей руки.
После долгого мига Шейн кивнула.
Я расслабился и как только я это сделал, ветер вернулся.
- Ты, - сказала Вашет, когда мы шли через холмы, - это действительно одно большое безвкусное самолюбование ублюдка, ты знаешь это?
Я слегка склонил к ней мою голову, изящно жестикулируя [подчиненное принятие.]
Она нанесла мне пощечину.
- Прыгнул выше головы, ты мелодраматическая задница. Ты можешь одурачить их, но не меня.
Вашет держала свою руку у груди, как будто привязанную.
- Вы слышали, что Квоут принес назад от меч-дерева?
Вещи, которые варвары не могут понять: тишину и неподвижность.
Сердце Адемры.
Что же он предложил Шейн?
Готовность истечь кровью за школу.
Она посмотрела на меня, ее выражение было в ловушке между отвращением и развлечением.
- Серьезно, это как будто ты вышел из сказок.
Я прожестикулировал: [Вежливая лесть заниженная ласковым принятием.]
Вашет вытянула руку и сильно щелкнула пальцем по моему уху.
- Ой! - Я расхохотался.
- Прекрасно.
Но не смей обвинять меня в мелодраме.
Вы, люди, являетесь одним большим бесконечным драматическим жестом.
Тихие.
В кроваво-красных одеждах.
Тайный язык.
Тайны и мистицизм.
Это как если ваша жизнь - одна гигантская немая сцена. - Я встретил с ее глазами.
- И я имею в виду, что во всех его разнообразных умных последствиях.
- Ну, ты впечатлил Шейн, - сказала она.
- Что самое главное.
И ты сделал это таким образом, что главы других школ не смогут жаловаться слишком много.
Что является другим самым важным.
Мы достигли нашей цели, невысокого здания из трех комнат рядом с небольшим досчатым загончиком для коз.
- Здесь тот, кто будет претендовать на твою руку, - сказала она.
- Кто, аптекарь? - спросил я.
- Аптекари близкие друзья матери Карсерет, - сказала Вашет.
- И я бы не отдала под ее присмотр твои руки даже на вес золота. - Она кивнула головой на соседний дом.
- Даэлн, с другой стороны, тот, к кому я иду, если нужно что-то вылечить.
Она постучала в дверь.
- Ты можешь быть членом школы, но не забывай, что я все еще твой учитель.
И во всех вещах, я знаю, что лучше.
***
Позже, когда моя рука была туго забинтована, Вашет и я сели с Шейн.
Мы были в комнате, которую я никогда не видел прежде, меньше, чем комнаты, где мы обсуждали Летани.
Здесь был маленький, грязный письменный стол, цветы в вазе и несколько комфортных мягких кресел.
Вдоль одной из стен было изображение трех птиц в полете от закатного неба, не окрашеных, но состоящих из тысячи ярких эмалированных плиток.
Я подозревал, что мы могли находиться в эквиваленте рабочего кабинета Шейн.
- Как твоя рука? - сказала Шейн.
- Прекрасно, - сказал я. - Это мелкий порез.
Даэлн немного зашил его, насколько я мог видеть.
Он быстро пропадет.
Она кивнула.
[Подтверждение.]
Я поднял левую руку, завернутую в чистое белое полотно.
- Трудной частью будет держать эту руку в покое, в течение четырех дней.
Я уже чувствую, как будто это мой язык был порезан, а не моя рука.
Шейн слегка улыбнулась на это, уставившись на меня.
Знакомое выражение было великим комплиментом.
- Ты достаточно хорошо выступил сегодня.
Все говорят об этом.
- Я ожидал, что у тех нескольких, что видели это, есть более важные дела, чем говорить об этом, - скромно сказал я.
[Отвлеченное недоверие.]
- Это может быть правдой, но те, кто наблюдал из укрытия, несомненно, будут говорить о том, что они видели.
Одна Селин уже рассказала об этом сотне человек, если я не ошибаюсь.
К завтрашнему дню все будут ожидать, что твой шаг потрясет землю, как будто ты сам Эте, который вернулся к нам в гости.
Я не мог придумать о чем говорить, поэтому я промолчал.
Редкость для меня.
Но, как я уже говорил, я учился.
- Есть кое-что, о чем я хотела поговорить с тобой, - сказала Шейн.
[Защищенное любопытство.]
- После того, как Темпи привел тебя сюда, он рассказал мне длинную историю о времени, проведенном вместе с тобой, - сказала она.
- О ваших поисках разбойников.
Я кивнул.
- Правда ли то, что ты сделал магию крови, чтобы уничтожить нескольких мужчин, а затем призвал молнию, чтобы уничтожить остальных.
Взгляд Вашет метался между нами.
Я так привык говорить с ней по-атурански, что было странно видеть ее выражение бесстрастия Адем закрывавшим ее лицо.
Тем не менее, я могу сказать, что она была удивлена.
Она не понимала.
Я думал попытаться предложить объяснение моих действий, затем передумал.
- Да.
- Тогда ты могуч.
Я никогда раньше не думал об этом в таких терминах.
- У меня есть некоторая энергия.
Другие более могучи.
- Это то, к чему ты стремишься в Кетан?
Чтобы получить энергию?
- Нет. Я стремлюсь из любопытства.
Я стремлюсь из любви к знаниям.
- Знание - это вид энергии, - отметила Шейн, затем, казалось, сменила тему.
- Темпи сказал мне, что Ринта был среди бандитов в качестве их главаря.
- Ринта? - спросил я уважительно.
- Плохо дело.
Человек, который больше, чем человек, но меньше, чем человек.
- Демон? - спросил я, не задумываясь используя атуранское слово.
- Не демон, - сказала Шейн, с легкостью перейдя на атуранский.
- Здесь нет таких сущностей, как демоны.
Ваши священники рассказывают вам истории про демонов, чтобы напугать вас. - Она коротко встретила мой взгляд, чтобы изящно прожестикулировать: [Примиряющая честность] и [серьезное значение.]
- Но это плохая вещь в мире.
Старые вещи в форме человека.
И есть несколько худших, чем все остальные.
Они ходят свободно по миру и делают ужасные вещи.
Я почувствовал надежду, поднимающуюся во мне.
- Я также слышал, что их называют чандрианами, - сказал я.
Шейн кивнула.
- Я тоже об этом слышала.
Но Ринта это лучшее слово. - Шейн посмотрела на меня долгим взглядом и вернулась на адемский:
- Учитывая то, что Темпи рассказал мне о твоей реакции, я думаю, что ты встречал этого человека раньше.
- Да.
- Будешь ли ты встречаться с ним еще?
- Да. - Уверенность в моем собственном голосе удивила меня.
- С целью?
- Да.
- С какой целью?
- Чтобы убить его.
- Такую сущность не так просто убить.
Я кивнул.
- Будешь ли ты использовать то, чему Темпи научил тебя, как это сделать?
- Я буду использовать все для достижения этой цели. - Я невольно начал жест [абсолютно], но повязка на руке остановила меня.
Я нахмурился от этого.
- Это хорошо, - сказала Шейн.
- Твоего Кетан будет не достаточно.
Он плох для такого старого, как ты.
Хорошо для варвара.
Хорошо для того минимального обучения, которое у тебя было, но все же плохое вообще.
Я боролся, чтобы удержать рвение из моего голоса, желание использовать руку, чтобы указать, насколько важным был этот вопрос для меня.
- Шейн, у меня есть огромное желание узнать больше об этих Ринта.
Шейн затихла на долгое время.
- Я рассмотрю это, - наконец сказала она, сделав жест, который, как я мог подумать был [волнением.]
- О таких вещах не говорят слегка.
Я держал мое лицо бесстрастным и заставил мою перевязанную руку показать [глубокое уважительное желание.]
- Я благодарю тебя за рассмотрение этого, Шейн.
Все, что вы можете сказать мне о них имеет для меня значение большее, чем вес золота.
Вашет прожестикулировала [полный дискомфорт], затем изменила на [вежливую просьбу.]
Два оборота назад я бы не понял, но теперь я понял, что она хотела перевести разговор на другую тему.
Так что я прикусил язык и позволил ей это.
Я знал достаточно об Адем к тому времени, чтобы понять, что напирать на проблему было худшим, что можно было сделать, если я хотел узнать больше.
В Содружестве я мог упирать на свой вопрос, дразня и выпрашивая его из человека, с которым я говорил.
Это здесь не работало.
Только тишина и молчание было тем, что будет работать.
Мне пришлось быть терпеливым и пусть Шейн вернется к этому вопросу в свое время.
- Я говорила, - продолжила Шейн.
[Неохотная исповедь.] - Твой Кетан оставляет желать лучшего.
Но если бы ты тренировался надлежащим образом в течении года, ты стал бы равным Темпи.
- Не льстите мне.
- Я не льщу.
Я говорю тебе о твоей слабости. Ты учишься быстро.
Это приводит к необдуманному поведению и опрометчивости - это не Летани.
Вашет не одинока в размышлениях о том, что есть некоторые, заботящиеся о твоем духе.
Шейн окинула меня долгим взглядом.
Более минуты она вглядывалась в меня.
Затем она красноречиво пожала плечами и посмотрела на Вашет, подбадривая молодую женщину призрачной улыбкой.
- Тем не менее, - [Причудливые размышления.]
- Если я когда-либо встречала кого-то без единой тени на их сердцах, это был, конечно, ребенок, слишком маленький, чтобы говорить. - Она оттолкнулась от стула и оправила свою рубашку двумя руками.
- Пошли.
Пойдем и дадим тебе имя.
***
Шейн привела нас троих вверх по склону крутого, скалистого холма.
Никто из нас не разговаривал, после того, как мы покинули школу.
Я не знал, что должно было произойти, но это казалось не надлежащим, чтобы спрашивать.
Это казалось неуместным, как если бы жених брякнул: "А что дальше?" на полпути на свою собственную свадьбу.
Мы пришли к травянистому выступу с опирающимся на него деревом, плотно прилегающим к голой поверхности скалы.
Кроме дерева здесь была толстая деревянная дверь, один из скрытых домов Адем.
Шейн постучала и самостоятельно открыла дверь.
Внутри была вовсе не пещера.
Каменные стены были закончены, а пол был из гладкого дерева.
Это было гораздо большим, чем я ожидал, также с высоким потолком и шестью дверями, ведущими в глубь каменной скалы.
Женщина сидела за низким столом, что-то копируя из одной книги в другую.
Ее волосы были белыми, а лицо, похожее на старое яблоко, все было покрыто морщинами.
Мне пришло в голову, что это был первый человек, которого я видел читавшим или писавшим за все мое время в Хаэрте.
Старуха кивнула на приветствие Шейн, потом повернулась к Вашет, и у краешков ее глаз появились морщинки.
[Радость.]
- Вашет, - сказала она.
- Я не знала, что ты вернулась.
- Мы пришли за именем, Мэгвин, - сказала Шейн.
[Вежливая формальная просьба.]
- За именем? - спросила Мэгвин озадаченно.
Она пробежалась глазами с Шейн на Вашет, затем ее глаза перешли туда, где за ними стоял я.
На мои ярко-рыжие волосы и мою перевязанную руку.
- Ах, - сказала она, становясь вдруг мрачной.
Мэгвин закрыла свою книгу и поднялась на ноги.
Ее спина была согнута, и она делала небольшие, шаркающие шаги.
Она подозвала жестом меня вперед и обошла медленный круг вокруг меня, оглядывая осторожно с ног до головы.
Она избегала смотреть на мое лицо, но взяла меня за незабинтованную руку, поворачивая ее, чтобы посмотреть на ладонь и пальцы.
- Я хочу услышать, чтобы ты сказал что-нибудь, - сказала она, по прежнему пристально глядя на мою руку.
- Так вы заслуженная создательница имен, - сказал я.
Мэгвин взглянула на Шейн.
- Неужели он издевается надо мной?
- Я думаю нет.
Мэгвин сделала еще один круг вокруг меня, пробегая своими руками по плечам, рукам, затылку.
Она пошевелила пальцами по волосам, потом остановилась передо мной и в полной мере посмотрела мне в глаза.
Ее глаза были как у Элодина.
Но не во всех деталях.
Глаза Элодина были зеленые, острые и насмешливые.
Глаза Мэгвин были знакомыми серыми, как у всех Адем, слегка водянистыми и красными по краям.
Нет, сходство было в том, как она посмотрела на меня.
Элодин был единственным человеком, из всех, кого я встречал, кто мог смотреть на вас так, как если бы вы были книгой, которую он лениво пролистывал.
Когда Мэгвин заглянула мне в глаза в первый раз, я почувствовал, что из меня высосали весь воздух.
В мгновение я подумал, что она могла быть поражена тем, что она увидела, но это было, вероятно, просто моей тревогой.
Я был на грани катастрофы слишком часто в последнее время, и несмотря на то, как хорошо прошло мое последнее испытание, часть меня все еще ждала, что все придет к логическому завершению.
- Маэдре, - сказала она, ее глаза по прежнему удерживались на мне.
Она опустила взгляд и пошла обратно к своей книге.
- Маэдре? - сказала Вашет с намеком на тревогу в ее голосе.
Она могла бы сказать больше, но Шейн протянула руку и отвесила ей резкую пощечину.
Это было точно такое же движение, каким Вашет наказывала меня в тысячу раз в прошлом месяце.
Я ничего не мог с собой поделять.
Я рассмеялся.
Вашет и Шейн пристально посмотрели на меня.
На самом деле посмотрели.
Магвин повернулась, чтобы посмотреть на меня.
Она не казалась расстроенной.
- Ты смеешься над именем, которое я дала тебе?
- Никогда, Магвин, - ответил я, стараясь изо всех сил прожестикулировать уважение моей перевязанной рукой.
- Имена очень важны.
Она продолжала смотреть на меня.
- И что такой варвар знает об именах?
- Немного, - сказал я, теребя перевязанной рукой.
Я не мог добавить тонкие оттенки смысла в речь без неё.
- Далеко отсюда, я изучал такие вещи.
Я знаю больше, чем ничего, но до сих пор меньше, чем просто мало.
Магвин смотрела на меня долгое время.
- Тогда ты знаешь, что не стоит говорить свое новое имя каждому встречному, - продолжила она.
- Это личная вещь и опасна для огласки.
Я кивнул.
Магвин удовлетворенная посмотрела на это и села назад в свое кресло, открывая книгу.
– Вашет, мой маленький кролик, ты должна будешь нанести мне вскоре визит. – [Мягкое любящее порицание.]
- Да, бабушка, - ответила Вашет.
- Спасибо, Магвин, - сказала Шейн.
[Почтительная благодарность].
Старуха кивнула отстраняясь и Шейн повела нас из пещеры.
* * *
В тот же вечер, я шел назад к дому Вашет.
Она сидела на лавке перед входом, наблюдая за небом во время заката.
Она постучала по лавке рядом с собой, и я сел.
- Каково это, больше не быть варваром? - спросила она.
- По большей части никакой разницы, - произнес я.
- Немного пьянее.
После обеда Пенти вытащила меня в свой дом, где состоялась своего рода вечеринка.
Назову это скорее сбором, так как не было ни музыки, ни танцев.
Тем не менее, я был польщен тем, что Пенти приложила усилия найти пять других Адем, которые были готовы отпраздновать мой допуск в школу.
Я с удовлетворением узнал, что бесстрастие Адем довольно легко растворяется после нескольких напитков, и уже вскоре мы все ухмылялись, как варвары.
Это расслабило меня, тем более, что большую часть моей собственной неуклюжести с языком теперь можно было списать на мою перевязанную руку.
- Ранее сегодня днем, - сказал я осторожно, - Шейн сказала, что знает историю о Ринта.
Вашет повернулась, чтобы посмотреть на меня, ее лицо было невыразительным.
[Нерешительность.]
- Я по всему миру искал такие вещи, - сказал я. - Есть несколько вещей, которые я наиболее ценю. - [Абсолютная искренность.] - И я волнуюсь, что я сделал плохую работу, что позволил Шейн это узнать. - [Вопрос.]
[Настойчивая мольба.]
Вашет на мгновение посмотрела на меня, как будто ждала что я продолжу.
Потом она показала жестом [неохоту.]
- Я поговорю с ней об этом, - сказала она.
[Уверенность.]
[Готовность.]
Я кивнул и позволил откинуть эту тему.
Вашет и я сидели в товарищеском молчании, в то время, как солнце медленно опускалось на горизонте.
Она глубоко вдохнула и экспансивно выдохнула.
Я понял, что, за исключением ожидания меня, чтобы я отдышался или восстанавился после падения, мы никогда не делали ничего подобного.
До этого момента, все время мы проводили вместе, сосредоточенные на моей подготовке.
- Сегодня вечером, - сказал я наконец.
- Пенти сказала мне, что она думает, что у меня прекрасный гнев и что она хотела бы разделить его со мной.
Вашет усмехнулась.
- Это не займет много времени. - Она понимающе посмотрела на меня.
- Что случилось?
Я немного покраснел.
- Ах.
Она...
напомнила мне, что Адем не считают физический контакт особенно интимным.
Улыбка Вашет стала практически развратной.
- Схватила тебя, не так ли?
- Почти, - сказал я.
- Я двигаюсь быстрее, чем я это делал месяц назад.
- Я сомневаюсь, что ты двигался достаточно быстро, чтобы держаться подальше от Пенти, - сказала Вашет.
- Все что она ищет - это сексуальную игру. В этом нет ничего плохого.
- Вот почему я спрашиваю вас, - сказал я медленно.
- Чтобы увидеть, нет ли какого-либо вреда в этом.
Вашет подняла бровь, в то же время делая жест [неопределенного недоумения.]
- Пенти довольно мила, - сказал я осторожно.
- Однако, вы и я... - Я искал подходящий термин.
- Были близки.
Понимание захлестнуло лицо Вашет и она снова засмеялась.
- Так ты имеешь в виду, что у нас был секс.
Близость между учителем и учеником весьма далека от этого.
- Ах, - сказал я, расслабившись. - Я подозревал что-то в этом роде.
Но приятно знать наверняка.
Вашет покачала головой.
- Я и забыла, как это бывает с вами, варварами, - сказала она, ее голос был тяжелым с долей снисхождения.
- Прошло так много лет с тех пор, как мне пришлось объяснять такие вещи моему поэту-королю.
- Таким образом, вы не обидитесь, если я... - Я сделал невнятный жест моей перевязанной рукой.
- Ты молод и полон сил - сказала она.
- Это здоровое желание для тебя, делать это.
Почему я должна обижаться?
Должна ли я вдруг сделать собственным секс с тобой, чтобы беспокоиться о том, что ты можешь заняться им на стороне?
Вашет остановилась, как будто что-то только что пришло ей в голову.
Она повернулась и посмотрела на меня.
- Ты обиделся, что у меня был секс с другими за все это время? - Она пристально посмотрела мне в лицо.
- Я вижу, что ты поражен этим.
- Я поражен, - подтвердил я.
Тогда я проверил свои мысли и с удивлением обнаружил, что я не уверен, как я себя чувствую.
- Я чувствую, что я должен обидеться, - сказал я наконец.
- Но я не думаю так.
Вашет одобрительно кивнула.
- Это хороший знак.
Это показывает, что ты становишься цивилизованным.
Другое чувство состоит в том, что ты воспитывался, чтобы так думать.
Это похоже на старую рубашку, которая больше не подходит тебе.
И теперь, когда ты посмотришь на нее внимательно, ты можешь увидеть, что она была некрасива с самого начала.
Я замялся на мгновение. - Чисто из любопытства, - сказал я, - со сколькими другими вы были с тех пор, как мы были вместе?
Вашет казалась удивленной этим вопросом.
Она поджала рот и долгое время смотрела на небо перед тем, как пожала плечами.
Со сколькими людьми я разговаривала с тех пор тогда?
Со сколькими я спарринговала?
Как часто я ела и практиковала мой Кетан?
Кто считает такие вещи?
- И многие Адем думают так же? - спросил я, радуясь, что наконец-то есть возможность задать эти вопросы.
- Что секс не интимный?
- Конечно он интимный, - сказала Вашет.
- Все, что происходит между двумя людьми, близкими друг к другу - интимно.
Разговоры, поцелуй, шепот.
Иногда борьба бывает интимной.
Но мы не находим ничего странного в нашем сексе.
Мы не стыдимся его.
Мы не чувствуем, что он важен настолько, чтобы чужой секс был для нас всем, как золото, накопленное скрягой. - Она покачала головой.
- Больше чем любая другая, эта странность в вашем мышлении разделяет вас варваров друг от друга.
- Но что тогда насчет романтики? - спросил я, слегка возмущенный.
- Что насчет любви?
Тогда Вашет снова засмеялась, громко, долго и сильно удивленная.
Половина Хаэрта, наверное, слышала его, и он вернулся эхом обратно к нам с далеких холмов.
- Вы варвары, - сказала она, вытирая влагу из глаз.
- Я и забыла насколько вы позади.
Мой поэт-король был точно таким же.
Ему потребовалось много несчастного времени, прежде чем он понял истину: Существует большая разница между пенисом и сердцем.
На следующий день я проснулся несколько помятый.
Я не пил много, но мое тело уже отвыкло от подобных вещей и поэтому я почувствовал каждый напиток трижды в то утро.
Я побрел в бани, окунулся в горячий бассейн, где я мог стоять, а затем усиленно отмывал эту помятость так далеко, как мог.
Я отправился обратно в столовую, когда Вашет и Шейн нашли меня в прихожей. Вашет жестом указала мне следовать за ними и я следовал в шаге позади них.
Я с трудом чувствовал себя готовым к обучению или официальному разговору, но отказ не казался мне реальным вариантом.
Мы прошли через несколько коридоров, в конце концов возникающих вблизи центра школы.
Пройдя через двор, мы подошли к небольшому, квадратному зданию, которое Шейн отперла небольшим железным ключом: первая запертая дверь, что я видел во всем Хаэрте.
Мы втроем перешли в небольшую прихожую без окон.
Вашет закрыла наружнюю дверь и в комнате стало черно, как смоль, отрезав звуки постоянного ветра.
Затем Шейн открыла внутреннюю дверь.
Теплый свет от полдюжины свечей приветствовал нас.
Сначала это показалось странным, что они остались гореть в пустой комнате...
Потом я увидел то, что висело на стенах.
Мечи сверкали в свете свечей, десятки их на стенах.
Они все были обнажены, их ножны висели под ними.
Это были не ритуальные атрибуты того типа, которые вы можете найти в Тейлинской церкви.
Нет гобеленов и картин.
Просто мечи сами по себе.
Тем не менее, было очевидно, что это было важное место.
Было напряжение в воздухе такого рода, которое вы можете почувствовать в архивах или на старом кладбище.
Шейн повернулась к Вашет.
- Выбирай.
Вашет казалась удивленной этим, практически пораженной.
Она начала делать жест, но Шейн подняла руку, прежде чем она смогла протестовать.
- Он твой ученик, - сказала Шейн.
[Отказ.] - Ты привела его в школу.
Это твой выбор.
Вашет взглянула на Шейн, на меня, на десятки сверкающих мечей.
Все они были стройные и смертельные, каждый немного отличался от других.
Некоторые из них были изогнутые, некоторые длиннее или толще, чем другие.
Некоторые носили признаки многократного использования, а некоторые несколько напоминали меч Вашет, с изношенной рукояткой и лезвием без опознавательных знаков из серого полированного металла.
Медленно Вашет двинулась к правой стене.
Она взяла в руки меч, взвесила его, и положила его обратно.
Потом она подняла другой, схватила его и протянула его мне.
Я взял его.
Он был легкий и тонкий, как шепот.
- Дева Расчесывающая Свои Волосы, - сказала Вашет.
Я повиновался, чувствуя себя немного застенчивым, так как наблюдала Шейн.
Но прежде, чем я сделал это широкое движение наполовину, Вашет уже покачивала головой.
Она забрала меч от меня и вернула его на стену.
Еще через минуту она вручила мне второй меч.
Его лезвие несло следы травление в виде ползущего плюща.
По просьбе Вашет я сделал Падение Цапли.
Я высоко взмахнул и сделал низкий выпад, мерцая мечом.
Вашет подняла бровь для меня, спрашивая.
Я покачал головой.
- Он слишком тяжел для меня.
Вашет не казалась особенно удивленной и она также вернула меч обратно на стену.
Так и продолжалось.
Вашет взвешивала мечи и отклонила большинство из них без слов.
Она достала еще три в мои руки, попросив исполнить различные элементы Кетан, а затем вернула их на стену, не спрашивая моего мнения.
Вашет двигалась медленно, когда она направилась вдоль второй стены.
Она вручила мне меч слегка изогнутый, как у Пенти, и у меня перехватило дыхание, когда я увидел, что лезвие было таким же безупречным, как полированное серое лезвие Вашет.
Я осторожно взял его, но рукоять не была правильной для моих пальцев.
Когда я передал его обратно, я увидел облегчение, написанное прямо на ее лице.
Когда она продвигалась вдоль стены, иногда Вашет бросала украдкой взгляд на Шейн.
В такие моменты она выглядела очень маленькой, как моя уверенность, чем важным учителем и была очень похожа на молодую женщину, отчаянно надеющуюся на совет.
Шейн оставалась беспристрастной.
В конце концов Вашет подошла к третьей стене, двигаясь медленнее и медленнее.
Она ощупывала теперь почти каждый меч, что занимало много времени, прежде чем установить их обратно на свои места.
Затем, медленно, она положила руку на другой меч с полированным серым лезвием.
Она подняла его со стены, схватила его, и, казалось девчонкой десяти лет.
Вашет старалась не смотреть на Шейн и вручила мне меч.
Гарда этого меча была слегка расширена, изгибаясь, чтобы дать намек на защиту руки.
Она не была похожа на полную защиту кисти.
Все, что громоздкое, делает половину Кетан бесполезной.
Но казалось, что это давало моим пальцам дополнительное пространство, и это было привлекательным для меня.
Теплая рукоять устроилась в мою ладонь так гладко, как гриф моей лютни.
Прежде чем она успела спросить, я сделал Дева Расчесывает Свои Волосы.
Это чувствовалось, как растяжка после долгого жесткого сна.
Я легко выполнил Двенадцать Камней и на маленькое мгновение почувствовал себя, как Пенти, когда она сражалась.
Я сделал Падение Цапли и это было сладко и просто, как поцелуй.
Вашет протянула руку, чтобы забрать его у меня.
Я не хотел отдавать его, но я сделал это.
Я знал, что это самое неподходящее время и место для меня, чтобы устраивать сцену.
Держа меч, Вашет повернулась к Шейн.
- Это то, что нужно для него, - сказала она.
И первый раз с тех пор, как я знал моего учителя, это было как будто из нее выдавили весь смех.
Ее голос был тонок и сух.
Шейн кивнула.
- Я согласна. Ты сделала прекрасный выбор.
Облегчение Вашет было ощутимым, хотя она все еще выглядела несколько ошарашенно.
- Это возможно уравновесит его имя , - сказала она.
Она протянула меч Шейн.
Шейн прожестикулировала: [ Отказ. ]
- Нет. Твой ученик.
Твой выбор.
Твоя ответственность. -
Вашет сняла ножны со стены и вложила в них меч.
Затем она обернулась и протянула их мне.
- Его имя Сайцере.
- Цезура? - спросил я, пораженный названием. (см. примечание к названию главы)
Не было ли это тем, что Сим назвал перерывом в строчках старовинтийского стихотворения? (см. примечание к названию главы)
Я получал меч поэта?
- Сайкер, - сказала она мягко, как будто это было имя Бога.
Она отстранилась, и я почувствовал, его вес в моих руках.
У меня возникло ощущение, что он меня ждал, и я вытащил его из ножен.
Нежное кольцо из кожи и металла казались шептало имя Сайкер
Он легко лежал в моей руке.
Лезвие было безупречным.
Я задвинул его назад в ножны и он отзвался другим звуком.
Это звучало как ломающаяся линия.
Я сказал: - Ломающий. -
Шейн открыла внутреннюю дверь, и мы вышли тем же путем.
Тихо и с уважением .
* * *
Оставшаяся часть дня была возбуждающей.
С упорным и лишенным юмора постоянством, Вашет обучала меня уходу за моим мечом.
Как чистить меч и протирать его маслом.
Как разбирать и собирать мой меч опять.
Как закреплять ножны себе на плечо или бедро.
Как слегка увеличенная гарда изменит несколько из ухваток и движений Кетан.
Меч не был моим.
Меч принадлежал школе.
Адемре.
Я верну его, когда я больше не смогу сражаться.
Хотя обычно у меня не хватает терпения выслушивать подобные вещи по многу раз, я позволил Вашет высказаться.
Менее всего я хотел повторить все сам, в то времия, когда она явно беспокоилась и пыталась успокоиться.
Во время пятнадцатого повторения , я спросил, что я должен делать, если меч сломается.
Не гарда, а само лезвие.
Должен я его вернуть?
Вашет посмотрела на меня с тревогой, граничащей с ужасом.
Она не ответила, и я посчитал разумным не задавать больше вопросов в течение всего утра.
* * *
После завтрака Вашет привела меня назад к пещере Магвин.
Настроение моей наставницы казалось улучшилось, но она все еще не была такой общительной, как всегда.
- Магвин расскажет тебе историю Сайкер, - сказала она.
- Ты должен ее запомнить. -
- Его историю? - Спросил я.
Вашет кивнула.
- В адемском - это Атас.
Это история твоего меча.
Все, кто его носили.
Что они совершили.
Ты должен это знать. -
Мы достигли конца дорожки и стояли у двери Магвин.
Вашет посмотрела на меня серьезно.
- Ты должен вести себя хорошо и быть очень вежливым.-
- Я буду,- сказал я.
- Магвин очень важная персона, и ты должен внимательно выслушать все, что она тебе скажет.-
- Я буду,- сказал я.
Вашет постучала в дверь и ввела меня внутрь
Магвин сидела за тем же столом, что и раньше.
Судя по всему, она копировала ту же книгу.
Она улыбнулась, когда видела Вашет, затем заметила меня и придала лицу знакомую невыразительность адем.
- Магвин,- сказала Вашет.
[ Очень вежливая просьба.]
- Ему нужен Атас его меча.-
- Какой меч ты ему нашла? - спросила Магвин, нахмурившись и глядя на меня искоса.
- Сайкар,- сказала Вашет.
Магвин издала смешок, похожий на кудахтанье.
Она опустилась на стул.
- Я не могу сказать, что удивлена,- сказала она, и исчезла в дверь в утесе.
Вашет вышла, а я стоял там, чувствуя себя неуклюжим, как в одном из кошмарных снов, когда вы не знаете ни что сказать, ни что сыграть..
Магвин вернулась, неся толстую книгу в обложке из коричневой кожи.
По ее знаку мы заняли места на стульях напротив друг друга..
У нее был глубокий уютный кожаный стул.
Мой таким не был.
Я сидел с Ломающим на своих коленях.
Отчасти, поскольку это казалось мне должным, и частично, поскольку мне нравилось чувствовать его у своей руки.
Она открыла книгу, обложка потрескивала, в то время как она расположила ее открытой на своих коленях.
Она коротко прошелестела страницами и нашла место которое искала.
- Первым был Хаэль, - прочла она.
- Который выковал меня в огне для неизвестной цели.
Он носил меня, а затем забросил. -
Магвин взглянула, неспособная жестикулировать, так как ее руки были заняты большой книгой.
- Итак? - сказала она требовательно.
- Что бы Вы хотели, чтобы я сделал? -Спросил я вежливо.
Я не мог жестикулировать из-за своей повязки.
Мы были прекрасной парой полу-немых.
- Повтори это,- сказала она раздраженно.
- Ты все это должен выучить.-
- Первое имя Хаэль,- сказал я.
- Который выковал меня в огне для неизвестной цели.
Он носил меня, а затем забросил. -
Она кивнула и продолжила.
- Затем идет Этэйн . . .-
Я повторил это.
Мы продолжали это около получаса.
Владелец за владельцем.
Имя за именем.
Присяги верности и убитые враги.
Сначала имена и места были дразнящими.
А она все продолжала. Этот список начал меня угнетать, потому что почти каждая часть заканчивалась смертью владельца.
В любом случае - мирных смертей не было.
Кто-то умер на войне, кто-то на дуэли.
Многие были "убиты" или "погибли", без каких либо подробностей.
После тридцати из них, я не услышал ничего похожего на "почил мирно, во сне, в окружении толстых внучат".
После список перестал быть тоскливым и стал просто скучным.
- Следующей была Финол, с ясными, сияющими глазами, - повторил я внимательно.
- Возлюбленная Дальсена.
Она поразила двух дарунов, а затем сама была убита гремменом при Дроссен Тор.
Я прокашлялся, до того как Мэгвин начала новую часть.
- Если я могу спросить, - сказал я.
- Сколько владельцев у Цезуры было за это время?
- Сайкар, - резко поправила она.
- Даже не думай вмешиваться в ее имя.
Оно означает ломать, ловить, летать.
Я посмотрел на зачехленный меч на моих коленях.
Я почувствовал его вес, холод метала под моими пальцами.
Маленький кусочек гладкого серого металла лезвия был виден из под верхней кромки ножен.
Как сказать так, чтобы вы поняли?
Сайкар было хорошим именем.
Оно было тонким, ярким и опасным.
Оно подходило мечу, как перчатка руке.
Но это не было идеальным именем.
Имя меча было Цезура.
Меч был резким разрывом в строчке идеального стиха.
Он был прервавшимся дыханием.
Он был гладким и резким, и острым, и смертоносным.
Имя не подходило как перчатка.
Оно подходило как кожа.
И даже еще лучше.
Оно было костью и мускулом и движением.
Все это - рука.
А Цезура был мечом.
Это было словно имя и вещь сама по себе.
Я не могу сказать, откуда я знал это.
Но я знал это.
Кроме того, раз уж я был Именователем, то я решил, что, черт побери, могу дать имя собственному мечу.
Я взглянул на Мэгвин.
- Это хорошее имя, - вежливо согласился я, решив придержать свое мнение до того, как покину Адемре.
- Мне лишь интересно - сколько было всего владельцев.
То есть о скольких еще мне следует знать.
Мэгвин хмуро взглянула на меня, давая понять что заметила мой покровительственный тон.
Но она перевернула несколько страниц вперед в своей книге.
А потом еще несколько.
А потом еще.
- Двести тридцать шесть, - сказала она.
- Ты будешь двести тридцать седьмым. - Она перевернула страницы назад в начало списка.
- Давай начнем сначала, - сказала она со вздохом.
- Первым был Хаэль, который выковал меня в огне для неизвестной цели.
Он носил меня, а затем забросил.
Я боролся с желанием тяжело вздохнуть.
Даже с моими актерскими способностями к запоминанию реплик, это займет много длинных, тяжелых дней, чтобы уложить всех владельцев в памяти.
А затем я осознал, что же это на самом деле означало.
Если каждый хозяин Цезуры владел им десять лет, и между ними он не простаивал дольше чем день или два, это значило, что мечу, по самым скромным оценкам было более двух тысяч лет.
***
Очередной сюрприз я получил три часа спустя, когда попытался уйти под предлогом ужина.
Когда я поднялся уходить, Мэгвин объяснила что мне предстоит остаться с ней до тех пока, пока я не выучу историю Цезуры наизусть.
Кто-нибудь будет приносить нам еду и рядом есть комната, где я смогу спать.
Первым был Хаэль...
Я провел три следующих дня с Мэгвин.
Это было не так плохо, особенно если учесть, что моя левая рука еще лечилась, так что моя способность говорить и сражаться была весьма ограниченной.
Мне нравится думать, что я довольно хорош.
Мне было бы легче запомнить все пьесы, чем это.
Пьесы совмещаются вместе, как головоломки.
Диалоги двигаются назад и вперед.
Для историй есть формы.
Но то, что я узнал от Мэгвин - была просто длинная череда незнакомых имен и несвязанных между собой событий.
Это был длинный список под видом историй.
Тем не менее, я выучил их все наизусть.
Это было поздно вечером третьего дня, когда я читал его безупречно для Мэгвин.
Самым сложным было не петь это, как я считал.
Музыка несет слова через мили в сердцах и памяти.
Запоминать историю Цезуры стало гораздо легче, когда я начал накладывать ее на мотив старой винтийской баллады в моей голове.
Следующим утром Мэгвин потребовала, чтобы я повторил ее снова.
После того, как я сделал это во второй раз, она написала записку Шейн, запечатала ее в воск, и прогнала меня из своей пещеры.
***
- Мы ожидали все же, что Мэгвин должна была завершить с тобой в течение нескольких дней, - сказала Шейн, читая записку.
- Вашет предприняла путешествие в Феант и не вернется, по крайней мере два дня.
Это означало, что я запомнил Атас в два раза быстрее их лучшей оценки.
Я почувствовал намного больше, чем небольшую гордость за это.
Шейн взглянула на мою левую руку и явно нахмурилась.
- Когда ты успел снять повязки? - спросила она.
- Я не смог найти вас сразу, - сказал я.
- Тогда я нанес визит Даэлн.
Он сказал, что она зажила весьма неплохо. - Я согнул мою обновленную разбинтованную левую руку в жесте [радостного облегчения.]
- Есть небольшая скованность в коже, и он меня успокаивает даже в том, что это исчезнет в ближайшее время с надлежащей заботой.
Я посмотрел на Шейн, ожидая увидеть какой-нибудь жест одобрения или удовлетворения.
Вместо этого я увидел [разгневанное раздражение.]
- Я сделал что-то не так? - спросил я.
[Смущенное сожаление.]
[Извинение.]
Шейн указала на мою руку.
- Это могло быть удобным предлогом, чтобы отложить суд камня, - сказала она.
[Раздраженное смирение.]
- Теперь мы должны двигаться вместе вперед сегодня, с Вашет или нет.
Я почувствовал знакомое беспокойство накинувшееся на меня, как темная птица, сжимающая свои когти глубоко в мышцы шеи и плеч.
Я думал что скучное запоминание было последним из этого, но видимо окончательное логическое завершение должно было еще произойти.
Мне также не понравилось звучание термина "суд камня".
- Вернемся сюда после обеда, - сказала Шейн.
[Освобождение.] - Идем.
Я должна многое подготовить к тому времени.
Я пошел увидеться с Пенти.
Так как Вашет ушла, она была единственной, кого я знал достаточно хорошо, чтобы спросить о предстоящем суде.
Но ее не было ни в ее доме ни в школе ни в бане.
В конце концов я сдался, сделал растяжку и репетировал мой Кетан, сначала с Цезурой, затем без.
Затем я направился в баню и отмывался после трех дней сидения и ничего не делания.
Шейн ждала меня, когда я вернулся после обеда, держа свой резной деревянный меч.
Она посмотрела на мои руки и сделал жест раздражения.
- Где твой тренировочный меч?
- В моей комнате, - ответил я.
- Я не знал, что он мне нужен.
- Беги, принеси его, - сказала она.
- Потом найди меня у каменного холма.
- Шейн, - сказал я.
[Настойчивая мольба].
- Я не знаю, где это.
Я ничего не знаю о суде камня.
[Удивление.]
- Вашет никогда не говорила тебе? [Недоумение.]
Я покачал головой.
[Искреннее извенение.]
- Мы концентрировались на других вещах.
[Раздражение.]
- Это достаточно просто, - сказала она.
- Сначала ты процитируешь Атас Сайкара для собравшихся.
Потом ты заберешься на холм.
У первого камня ты будешь драться с кем-нибудь из школы рангом первого камня.
Если ты победишь, ты продолжишь восхождение и будешь драться с кем-нибудь второго камня.
Шейн посмотрела на меня.
- В твоем случае это формальность.
Редко студент поступает в школу с исключительным талантом.
Вашет была одной из них, она получила второй камень на своем первом суде. [Грубая правда.]
- Но ты не один из них.
Твой Кетан до сих пор беден и ты не можешь ожидать, что получишь даже первый камень.
Каменный холм к востоку от бань. - Она помахала мне рукой: Торопись.
* * *
У подножья каменного холма уже собралась толпа, когда я прибыл, более ста человек.
Серые простые и приглушенные цвета значительно превышали число красного цвета наемников и низкий шум толпы был слышен на расстоянии.
Холм сам был не особенно высок, ни крут.
Но путь к вершине сокращался через серию горных серпантинов.
На каждом углу находилось широкое плоское пространство с большим блоком серых камней.
Было четыре угла, четыре камня и четыре наемника в красных одеждах.
А на вершине стоял серовик, знакомый как друг.
Рядом стояла маленькая фигура в ослепительно белом.
Когда я подошел ближе, я почувствовал запах, дрейфующий на ветру: поджаренные каштаны.
Только тогда я расслабился.
Это было пышное зрелище отбора.
Хотя "каменный суд" был пугающим названием к этому, я очень сомневался, что со мной жестоко обойдутся перед толпящейся аудиторией, когда кто-то жарит орехи.
Я влился в толпу и приближался к холму.
Я мог видеть, что это Шейн была рядом с серовиком.
Я так же признал по сердцевидному лицу и длинной косе Пенте у третьего камня.
Толпа мягко разделилась, когда я подошел к холму.
Краем глаза я увидел кроваво-красную фигуру бросившуюся ко мне.
Встревожившись, я повернулся и увидел, что это был никто иной, кроме как Темпи.
Он спешил ко мне, показывая широкое восторженное приветствие.
Я боролся с порывом улыбнуться и прокричать его имя, но остановил себя и показал счастливое волнение.
Он подошел и встал напротив меня, взял за плечо и игриво толкал, как бы поздравляя меня.
Но его взгляд был напряженный.
Близко к груди он рукой сказал, обман когда только я мог видеть.
- Слушай, - он говорил быстро под нос.
- Ты не можешь выиграть эту битву.
- Не беспокойся. [Утешение.]
- Шейн думала так же, но я смог удивить её.
Хватка Темпи болезненно сжала плечо.
- Слушай, он прошептал.
- Посмотри кто рядом с первым камнем.
Я заглянул поверх его плеча.
Это была Карсерет.
Её глаза были, как ножи.
- Она полна ярости, - спокойно сказал Темпи, показывая нежную привязанность толпе.
- Как будто твоего вступления в школу было недостаточно, так ты еще получил меч её матери.
Эта новость выбила ветер из моей головы.
У меня в сознании промелькнула финальная часть Атас.
- Ларел была матерью Карсерет?, - спросил я.
Темпи нежно провел правой рукой по моим волосам.
- Да.
Она приходит в ярость из-за старых причин.
Я боюсь, она с радостью покалечит тебя, даже если ей придется бросить школу.
Я серьезно кивнул.
- Она попытается обезоружить тебя.
Будь осторожен с ней.
Не пытайся бороться.
Если она поймает тебя Спящим Медведем или Кружащимися руками,то быстро подчинит.
Прокричи это, если нужно.
Если ты будешь колебаться или попытаешься вырваться, она сломает тебе руку или выдернет ее из сустава.
Я слышал, как она сказала это своей сестре несколько часов назад.
Внезапно, Темпи зашагал прочь от меня и показал почтительное уважение.
Я почувствовал постукивание по руки и повернувшись увидел сморщенное лицо Магвин.
- Иди, - сказал она с тихой властью в голосе.
- Время.
Я двинулся в шаге за ней.
Пока мы шли, каждый жестами выказывал свое уважение к ней.
Мэгвин привела меня к началу тропы.
Там был серый каменный блок, высотой мне по колено, он был похож на остальные, на каждом отрезке пути.
Старая женщина жестом показала мне забираться на камень.
Я осмотрел группу Адем и меня посетило нетипичное чувство - страха сцены.
Через мгновение я тихо сказал Мэгвин.
- Нужно ли мне повышать свой голос, когда я буду читать это? - нервно спросил я ее.
- Я не хочу никого оскорблять, но если я этого не сделаю, тем, кто за моей спиной не будет слышно.
Мэгвин в первый раз улыбнулась мне, сморщенное лицо ее вдруг стало милым.
Она похлопала меня по руке.
- Никто не обидится здесь на громкий голос, - сказала она, указывая [внимательную умеренность.]
- Дай.
Я отстегнул Сайцери и передал его.
Затем Мэгвин вызвала меня на камень.
Я цитировал Атас, в то время, как Мэгвин наблюдала.
Хотя я был уверен в моей памяти, это все еще было нервирующим.
Я задавался вопросом, что произойдет, если я пропущу владельца или перепутаю имя.
Это заняло большую часть часа, прежде чем я закончил, аудитория Адем слушала почти в жуткой тишине.
Когда я закончил, Мэгвин протянула руку, помогая мне спуститься вниз с камня, как будто я дама, сходящая с повозки.
Затем она показала жестом на вершину холма.
Я обтер пот со своей руки и схватил деревянную рукоять моего дуэльного меча, когда начал подниматься по тропинке.
Красная одежда Карсерет была плотно привязана к ее длинным рукам и широким плечам.
Кожаные ремни, что она использовала, были шире и толще, чем у Темпи.
Они тоже выглядели ярко красными и мне было интересно, если она красила их специально для сегодняшнего дня.
Когда я подошел ближе, то увидел, что оставшийся синяк выцвел у нее под глазом.
Как только она увидела, что я наблюдаю, Карсерет вскинула деревянный меч в сторону в медленном, преднамеренном движении.
Она показала жест [презрения] достаточно широко, чтобы его могли видеть даже на местах за полпенни позади толпы.
Толпа зашепталась и я остановился, не зная, что делать.
После момента раздумий, я положил свой тренировочный меч рядом с тропой и продолжил идти.
Карсерет ждала в центре плоского, травянистого круга около тридцати футов в поперечнике.
Земля здесь была мягкой, поэтому я мог не беспокоиться, как обычно о том, что буду брошен.
Обычно.
Вашет научила меня разнице между бросками кого-то на землю и бросками кого-то по земле.
Первое, что вы должны делать во время схватки - быть вежливыми.
Второе, что вы будете использовать в настоящем бою, где намерением было искалечить или убить противника.
Прежде чем я подошел слишком близко, я встал в теперь знакомую борцовскую низкую стойку.
Я поднял руки, согнул колени, и боролся с желанием подняться на цыпочки, зная, что я почувствовую себя быстрым, но в результате нарушу мое равновесие.
Я сделал глубокий, выдержанный вдох и медленно двинулся к ней.
Карсерет встала в аналогичную низкую стойку, и как только я вошел в пределы ее досягаемости, она сделала ко мне финт.
Это было только небольшое подергивание руки и плеча, но встревоженный, каким я был, я принял его за искреннее и понесся прочь, как испуганный кролик.
Карсерет опустила руки и выпрямилась, отказавшись от своей боевой низкой стойки.
Развлекаясь, она сделала широкий жест [приглашения.]
Затем поманила обеими руками.
Я услышал несколько смешков, раздавшихся в толпе внизу.
Оскорбленный таким ее отношением, я страстно желал воспользоваться ее опущенной защитой.
Я двинулся вперед и сделал осторожную попытку сделать Руки как Кинжалы.
Слишком осторожную и она ушла от нее, даже не нуждаясь в поднятии рук.
Я знал, что я был не ее класса, как боец.
Это означало, что моя единственная надежда, чтобы сыграть на ее уже горячих эмоциях.
Если я смогу ее взбесить, она может сделать ошибки.
Если она будет ошибаться, я могу победить.
- Первым был Хаэль, - сказал я с самой своей широкой варварской улыбкой.
Карсерет стала на полшага ближе.
- Я скоро раздавлю твои прелестные ручки, - прошипела она на отличном атуранском.
Пока она говорила, она протянула руку и сделала ко мне обманное хватающее движение.
Она пыталась меня запугать, заставить меня отступить и потерять равновесие.
И, честно говоря, от сырого яда в ее голосе мне захотелось сделать именно так.
Но я выжидал.
Я сопротивлялся моему рефлексу отступить.
При этом я на мгновение замер, ни отступая и ни двигаясь вперед.
Конечно, это было то, чего Карсерет действительно ждала, заколебавшись на полмгновения, пока я боролся с желанием убежать.
Она приблизилась ко мне одним простым шагом и поймала мое запястье своей рукой, крепкой, как железная лента.
Не раздумывая, я использовал любопытную двуручную версию Селин Ломающего Льва.
Идеально подходящую для маленькой девочки в борьбе со взрослым мужчиной, или для безнадежно превосходимого музыканта, пытающегося сбежать от наемника Адем.
Я восстановил контроль над моей рукой и необычным движением лишь слегка поразил Карсерет.
Я воспользовался этим и ударил Севом Ячменя, быстро и крепко щелкая костяшками пальцев напротив мышцы ее внутреннего бицепса.
Это не было сильным ударом, я был слишком близок для этого.
Но если бы мне удалось попасть в нерв должным образом, удар мог вызвать онемение руки.
Это не просто сделает ее слабой на левый бок, но сделает все двуручные движения Кетан сложнее.
Значительное преимущество.
Так как я был еще близко,сразу за Севом Ячменя последовал Поворот Жернова, давая ей короткий, крепкий толчок, выбивший ее из равновесия.
Мне удалось достать ее обеими руками, и даже толкнуть ее назад, возможно дюйма на четыре, но Карсерет была далека от потери равновесия.
Затем я посмотрел ей в глаза.
Я думал, что она была сердитой прежде, но это было ничто по сравнению с настоящим.
Теперь мне на самом деле удалось ударить ее.
Не просто один раз, а дважды.
Варвар, менее чем через два месяца тренировок, ударил ее два раза, в то время как все в школе наблюдали это.
Я не могу описать, как она выглядела.
И даже если я мог, то это не внушит вам истину, так как ее лицо все еще было почти полностью бесстрастным.
Вместо этого позвольте мне сказать следующее.
Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был настолько разъярен за всю свою жизнь.
Ни Амброз.
Ни Хемме.
Ни Денна, когда я критиковал ее песни или Маер, когда я бросил ему вызов.
Их гнев был бледной свечей по сравнению с кузнечным огнем, горящим в глазах Карсерет.
Но даже в расцвете своей ярости, Карсерет держала себя под совершенным контролем.
Она не стала набрасываться или дико рычать на меня.
Она держала ее слова внутри себя, сжигая их, как топливо.
Я не мог выиграть этот бой.
Но мои руки двигались автоматически, обученные сотнями часов практики, чтобы воспользоваться ее близостью.
Я шагнул вперед и попытался схватить ее Громом Вверх.
Ее руки отрезали, отметя атаку прочь.
Затем она набросилась Буксирщиком в Доке.
Я думаю, что она не ожидала, что он достигнет цели.
Более компетентный противник избежал бы или блокировал его.
Но я позволил себе немного неправильно поставить ноги так, что потерял равновесие, поскольку я был медленным, так что ее нога поймала меня в живот и толкнула.
Буксирщик в Доке не быстрый удар, предназначенный ломать кости.
Это пинок, который выводит соперника из равновесия.
Поскольку я уже потерял равновесия, она сбила меня прямо с ног.
Я раздражающе приземлился на спину, а затем откатился, остановившись беспорядочно путающимися конечностями.
Теперь кое-кто может сказать, что я плохо упал и, очевидно, был слишком ошеломлен, чтобы встать на ноги и продолжить бой.
Другие могут сказать, что, хотя и грязное, падение было вовсе не таким жестким, и я, безусловно, вставал на ноги и после худшего.
Лично я думаю, что черта между ошеломленным и мудрым, иногда очень тонкая.
Насколько тонкая, я думаю, оставлю решать вам.
"О чем ты думал?"- спросил Темпи.
[Разочарование.]
[Жестокое наказание.]
- Какой глупец оставляет свой меч?
- Она бросила свой меч первой! - возразил я.
- Только чтобы заманить тебя, - сказал Темпи.
- Только как ловушка.
Я закрепил ножны Цезуры так, чтобы рукоять висела прямо над плечом.
Здесь не было какой-либо конкретной церемонии после того как я провалился.
Мэгвин просто вернула мой меч и улыбнулась мне, утешительно поглаживая мою руку.
Я наблюдал как толпа медленно расходилась ниже, и сделал жест [вежливого недоверия] к Темпи.
- Должен ли я был держать свой меч, если она была безоружна?
- Да! - [Полное согласие.]
- Она в пять раз лучший боец чем ты.
Ты возможно имел бы шанс, если держал свой меч!
- Темпи прав, - услышал я голос Шейн позади меня.
- Зная, что твой враг соответствует Летани.
Как только бой неизбежен, умный боец использует любую возможность. - Я обернулся и увидел ее идущей вниз по тропинке.
Пенти шла позади ее.
Я показал жестом [вежливую уверенность.]
- Если бы я держал свой меч и победил, люди могли подумать, что Карсерет была дурой и возмущались мной из-за получения звания, которого я не заслужил.
И если бы я держал свой меч и проиграл, это было бы унизительно.
Это плохо отразилось бы на мне. - Я перевел взгляд с Шейн на Темпи и обратно.
- Я не прав в этом?
- Ты прав. - сказала Шейн.
- Но это не означает, что Темпи неправ.
- Победу всегда нужно искать, - сказал Темпи.
[Строго.]
Шейн повернулась к нему лицом.
- Ключ к успеху, - сказала она.
- Победа не всегда нужна для успеха.
Темпи показал жест [уважительного противоречия] и открыл рот, чтобы ответить, но Пенти заговорила первой, прерывая его.
- Квоут, ты поранился, когда ты упал?
- Не сильно, - сказал я, двигая осторожно спиной.
- Несколько синяков, возможно.
- У тебя есть что-нибудь, что приложить на них?
Я покачал головой.
Пенти прошла вперед и схватила меня за руку.
- У меня есть кое-что в доме.
Мы оставим этих двоих, чтобы обсудить Летани.
Кто-то должен позаботиться о твох болячках. - Она держала мою руку левой рукой, что делало ее заявление пустым любопытством без всякого эмоционального содержания.
- Конечно, сказала Шейн через мгновение и Темпи сделал жест [поспешного соглашения.]
Но Пенти уже вела меня твердо вниз по склону.
Мы прошли около четверти мили, Пенти слегка касалась моей руки.
В конце концов она заговорила на атуранском со своим легким акцентом.
- Ты уверен, что ушибся не сильно, может быть тебе все же нужен бальзам ? - спросила она.
- Правда нет, - признался я.
- Не думаю,- сказала она.
- Но когда я терплю поражение, то не люблю это обсуждать.- Она улыбнулась мне светлой заговорщеской улыбкой.
Я улыбнулся в ответ.
Мы продолжили идти, и Пенти держала мою руку, ловко проведя нас через рощу деревьев, затем вверх по крутой дорожке, вырезанной в маленькой скале.
В конце концов мы вышли к изолированной лощине, покрытой ковром дикого мака, цветущего среди травы.
Их свободные, кровавокрасные лепестки были почти того же цвета, что и наемничья форма Пенти..
- Вашет рассказала мне, что у варваров есть строгие ритуалы, касающиеся секса,- сказала Пенти.
Она сказала мне, что если я хочу затащить тебя в постель, нужно поднести тебе цветы.- Она обвела рукой вокруг.
- Это лучшие, что я нашла в этом сезоне.- Она посмотрела на меня с надеждой.
- Ах,- сказал я.
- Я думаю, Вашет с тобой немного пошутила.
Или подшутила надо мной. - Пенти нахмурилась и я поспешил продолжить.
-Но это правда, что у варваров есть много ритуалов, относящихся к сексу.
Это несколько сложно.-
Пенти прожестикулировала [ угрюмое раздражение.]
- Я не удивлена,- сказала она.
- Каждый рассказывает истории о варварах.
Кое что достигается тренировкой, так что я могу хорошо держаться среди вас. -Тем не менее кривовато.
-С тех пор как я не нахожусь с ними постоянно, они дразнят меня историями.-
-Какой это тип историй?- Спросил я, размышляя, что я слышал о Адем и Литани, прежде чем я встретил Темпи.
Она пожала плечами, [ небольшое затруднение ].
- Это - глупость.
Они говорят, что все варварские мужчины огромны. - Она прожестикулировала далеко выше ее головы, показывая высоту более чем семи шагов .
- Наден сказал мне, что он был в городе, где варвары ели суп, сделанный из грязи.
Они говорят, что варвары не купаются.
Они говорят, что варвары пьют собственную мочу, полагая, что это поможет им прожить дольше. - Она покачала головой, засмеялась и прожестикулировала [ устрашающее развлечение ].
- Ты говоришь,- Спросил я медленно, - то что вы не пьете свою?-
У Пенти на лице застыла полуулыбка, она посмотрела на меня, ее лицо и руки, выдавли спутанное, примирительное объединение затруднения, отвращения, и недоверия.
Это была такая причудливая путаница эмоций, что я не мог не засмеяться, и я увидел, что она расслабилась, когда она поняла шутку.
- Я понимаю,- сказал я.
- Мы рассказываем такие истории об Адем.-
Ее глаза засветились .
-Ты должен рассказать мне, а я расскажу тебе.
Это справедливо.-
Учитывая реакцию Темпи, когда я сказал ему об огненном слове и Летани, я решил поделиться что-нибудь еще.
- Они говорят, что те, кто носит красное, никогда не занимаются сексом.
Они говорят, что вы берете эту энергию и используете это в вашем Keтане, и именно поэтому вы - такие хорошие борцы .-
Пенти от души посмеялась над этим.
-Я бы никогда не получила третьего камня, если бы это было так,- сказала она.
[Ироничное развлечение.]
- Если бы отказ от секса помогал мне сражаться, то в отдельные дни я не могла бы даже сжать кулак.-
Я почувствовал, что мой пульс от этого убыстрился.
- Однако,- сказала она.
- Я знаю, откуда взялась эта история.
Они должно быть думают, что у нас нет секса, потому что адем не разделяют постель с варварами.-
- Ах,- сказал я, несколько разочарованно.
- Тогда зачем ты привела меня к этим цветам?-
- Теперь ты адем,- сказала она просто.
- Я ожидаю, что многие будут пытаться теперь с тобой сблизиться.
У тебя мягкое лицо, и трудно не заинтересоваться, каким оно будет в гневе.-
Пенти сделала паузу и со значением поглядела вниз.
- Если только ты не болен?
Я покраснел при этом.
- Что?
Нет!
Конечно нет!
- Ты уверен?
- Я учился в Медике, - сказал я несколько натянуто.
- Это величайшая медицинская школа в мире.
Я знаю все болезни, которые человек может получить, как определить их и как их лечить.
Пенти скептически посмотрела на меня.
- Я не спрашиваю про тебя в частности.
Но хорошо известно, что варвары довольно часто заболевают из-за занятий сексом.
Я покачал головой.
- Это просто еще одна глупая история.
Я уверяю тебя, что варвары не более больные, чем Адем.
На самом деле я предполагаю, что мы даже меньше.
Она покачала головой, ее глаза были серьезны.
- Нет. Ты ошибаешься в этом.
Ты можешь сказать сколькие из сотни варваров страдают этим?
Это была простая статистика, которую я знал из Медики.
- Из каждой сотни?
Возможно пятеро.
Больше всего среди тех, кто работает в публичных домах или часто посещает подобные места, конечно.
Лицо Пенти показало очевидное отвращение и она вздрогнула.
- Из сотни Адем никто не страдает этим, - твердо сказала она.
Абсолютно.
- Да ладно. - Я поднял свою руку очерчивая пальцами окружность.
- Никто?
- Никто, - ответила она с мрачной уверенностью.
- Единственное место, где мы могли получить такие вещи - это от варваров и те, кто путешествуют, предупреждены об этом.
- Что делать, если вы поймаете болезнь от другого Адем, который не был осторожен во время путешествия? - спросил я.
Маленькое лицо Пенти в форме сердечка стало мрачным, ее ноздри раздулись в гневе.
- С одним из моих собственных? - [Огромный гнев.]
- Если один из Адемре передаст мне болезнь, я была бы в ярости.
Я прокричу с вершины скалы о том, что они сделали.
Я захотела бы сделать их жизнь болезненной, как сломанная кость.
Она показала жест [отвращения], проведя по передней части своей рубашки в одном из первых жестов Адемского языка жестов, который я когда-то выучил у Темпи.
- Затем я проделала бы долгий путь через горы в Таль, чтобы излечиться от нее.
Даже если поездка должна была занять два года и не принесла денег в школу.
И никто бы не думал обо мне хуже из-за этого.
Я кивнул самому себе.
Это имело смысл.
С учетом их отношения к сексу, если бы это было иначе, болезнь прогрессировала бы угрожающими темпами по всему населению.
Я увидел, что Пенти выжидающе на меня смотрит.
- Спасибо тебе за цветы, - сказал я.
Она кивнула и подошла ближе, глядя на меня.
Ее глаза были возбуждены, когда она улыбнулась своей застенчивой улыбкой.
Затем ее лицо стало серьезным.
- Достаточно ли этого, чтобы удовлетворить ваши варварские ритуалы, или это больше, чем нужно было сделать?
Я протянул руку и побежал рукой по гладкой коже ее шеи, скользя кончиками пальцев по длинной косе, которая терлась о заднюю часть ее шеи.
Она закрыла глаза и запрокинула лицо в мою сторону.
- Они прекрасны, и их более чем достаточно, - сказал я и наклонился, чтобы поцеловать ее.
***
- Я была права, - сказала Пенти с довольным вздохом, когда мы лежали голые среди цветов.
- У тебя прекрасная ярость. - Я лежал на спине, а ее маленькое тело свернулось у меня под рукой, и лицо в форме сердца мягко покоилось на моей груди.
- Что ты имеешь ввиду? - спросил я.
- Я думаю, что ярость может быть неправильным словом.
- Я имею в виду "Ваэвин", - сказала она, используя адемское понятие.
- Это тоже самое?
- Я не знаю этого слова, - признал я.
- Я думаю, что ярость правильное слово, - сказала она.
- Когда я разговаривала с Вашет на вашем языке, она не поправила меня.
- Что ты понимаешь тогда под яростью? - спросил я.
- Я конечно не чувствую ярости.
Пенти опустила свою голову мне на грудь и одарила меня ленивой, довольной улыбкой.
- Конечно нет, - сказала она.
- Я забрала твою ярость.
Как ты мог почувствовать такие вещи?
- Разве...
разве ты теперь в ярости? - спросил я, уверенный, что мне не хватает полноты понимания.
Пенти рассмеялась и покачала головой.
У нее расплелись ее длинные косы и медового цвета волосы свисали по сторонам ее лица.
Это сделало ее похожей на совсем другого человека.
Это и отсутствие на ней красной одежды наемника, я полагаю.
- Это не такой гнев.
Я рада иметь его.
- Я до сих пор не понял, - сказал я.
- Это может быть чем-то, что варвары не знают.
Объясни мне, как если бы я был ребенком.
Она посмотрела на меня на мгновение, ее глаза стали серьезными, затем она перевернулась на живот таким образом, чтобы ей можно было легче глядеть мне в лицо.
- Эта ярость не чувство.
Это... - Она помолчала, прелестно нахмурившись.
- Это желание.
Это создание.
Это то, чего хочешь от жизни.
Пенти огляделась, а затем сосредоточилась на траве вокруг нас.
- Ярость позволяет траве прорастать сквозь землю, чтобы достичь Солнца, - сказала она.
- Все существа, которые живут имеют ярость.
Именно этот огонь в них нужен чтобы двигаться, расти, делать и создавать. - Она подняла голову.
- Имеет ли это смысл для тебя?
- Думаю, да, - ответил я.
- И женщины берут ярость у мужчин во время секса?
Она улыбнулась и кивнула.
- Вот почему мужчины потом так устают.
Они отдают кусочек себя.
Они сильно ослабевают.
Они засыпают. - Она взглянула вниз.
- Или часть их засыпает.
- Ненадолго, - сказал я.
- Это потому, что у тебя прекрасная, сильная ярость, - сказала она гордо.
- Как я уже говорила.
Я могу сказать, потому что я взяла кусочек этого.
Я могу сказать, что это может обождать.
- Так и есть, - подтвердил я.
- Но что же женщинам делать с яростью?
- Мы используем ее, - просто сказала Пенти.
- Вот почему, после этого женщина не всегда спит, как мужчина.
Она чувствует себя более бодрой.
Полная желания двигаться.
Часто полная желания больше того, кто принес ей ярость в первую очередь. - Она опустила голову на мою грудь и игриво укусила меня, извиваясь своим обнаженным телом напротив меня.
Это было приятно отвлекающим.
- Означает ли это, что женщины не имеют своей собственной ярости?
Она опять рассмеялась.
- Нет. Все существа имеют ярость.
Но женщины имеют больше способов использовать эту ярость.
И у мужчин больше ярости, чем они могут использовать, слишком много для их собственного здоровья.
- Как можно иметь слишком много желания жить, расти и делать? - спросил я.
- Кажется, больше было бы лучше.
Пенти покачала головой, одной рукой забирая назад свои волосы.
- Нет. Это как пища.
Один раз поесть хорошо.
Два раза поесть не лучше. - Она снова нахмурилась.
- Нет. Это больше как вино.
Один бокал вина хорошо, два иногда лучше, но десять...
- Она серьезно кивнула.
- Это намного больше похоже на ярость.
Мужчина, который наполнен ею, как ядом.
Он желает очень многих вещей.
Он желает все.
Он становится странным и повреждается в мозгах, обретая насильственный характер.
Она кивнула сама себе.
- Да.
Вот почему ярость правильное слово, я думаю.
Ты можешь сказать это о человеке, который держит ярость в себе.
Она кисло бродит в нем.
Она оборачивается против него самого и заставляет разрушать, а не созидать.
- Я думаю, что мужчинам нравится это, - сказал я.
- Но думаю, что и женщинам тоже.
- Все существа имеют ярость, - повторила она, пожав плечами.
- Камень не намного больше пробивающегося дерева.
Так же и с людьми.
У кого-то этого больше, у кого-то меньше.
Некоторые используют ее с умом.
Некоторые нет. - Она широко улыбнулась мне.
- У меня ее много. Потому я так люблю секс и жестока в бою. - Она укусила мою грудь уже не так игриво и стала подбираться к шее.
- Но если ты берешь ярость у мужчины во время секса, - сказал я, пытаясь сосредоточиться, - это значит, что чем больше у тебя секса, тем больше ты его хочешь?
- Это как с водой, для накачивания которой нужен насос, - она горячо прошептала мне в ухо.
- И я собираюсь получить все, полностью... даже если это у нас займет весь день и половину ночи.
***
В конце концов мы перебрались в бани, а потом и в дом Пенти, состоящий из двух уютных комнат, встроенных прямо в скалу.
Луна наблюдала за нами с небес через окно, хотя я сомневаюсь что мы показали ей что-то, чего она раньше не видела.
- Этого достаточно? - мое дыхание еще не восстановилось.
Мы лежали рядом в ее удобной просторной кровати, пот высыхал на телах.
- Если ты возьмешь чуть больше, у меня возможно не останется достаточно ярости чтобы говорить или дышать.
Моя рука лежала на ее плоском животе.
Ее кожа была мягкой и гладкой, но когда она смеялась, я мог чувствовать как ее мускулы напрягались и становились жесткими как стальные листы.
- Пока хватит, - сказала она, с изнеможением в голосе.
- Вашет очень расстроится, если я выжму тебя полностью, как фрукт.
Несмотря на долгий день, я был странно бодр. Мысли были четкими и яркими.
Я вспомнил кое-что, что она сказала раньше.
- Ты упомянула, что женщина имеет множество применений для ее ярости.
Что делает женщина с ней, чего не делает мужчина?
- Мы учим, - сказала она.
- Мы даем имена.
Мы отслеживаем дни и заботимся о смягчении внезапных трудностей.
Мы сеем.
Мы делаем детей. - Она пожала плечами.
- Многие вещи.
- Мужчины могут делать все эти вещи также хорошо, - сказал я.
Пенти хихикнула.
- Ты применил неправильное слово, - сказала она, терясь о мой подбородок.
- Бороду - вот что делает мужчина.
Ребенок - это кое-что другое, а у вас нет для этого соответствующей части.
- Мы не вынашиваем ребенка, - сказал я, немного обидевшись.
- Тем не менее, мы играем свою роль в их создании.
Пенти повернулась и посмотрела на меня, улыбаясь, как будто я сказал шутку.
Затем ее улыбка померкла.
Она приподнялась на локте и посмотрел на меня долгим взглядом.
- Так ты серьезно?
Видя мое недоумение выражение, ее глаза расширились от изумления и она села прямо на кровати.
- Так это правда! - сказала она.
- Вы верите в мужчин-матерей! - Она хихикнула, прикрыв нижнюю часть лица обеими руками.
- Я никогда не верила, что это правда! - Она опустила левую руку, показывая возбужденную усмешку, когда она показала жестом [пораженный восторг.]
Я чувствовал, что должен быть раздражен, но никак не мог набраться энергии.
Возможно, некоторое из того, что она говорит о мужчинах, отдающих свою ярость, содержалась некоторая правда.
- Что за мужчины-матери? - спросил я.
- Так ты не шутил? - спросила она, все еще прикрывая одной рукой свою улыбку.
- Вы действительно верите, что мужчина помещает ребенка в женщину?
- Хорошо...
да, - сказал я с небольшим опасением.
- Так обычно говорят.
Требуется мужчина и женщина, чтобы сделать ребенка.
Мать и отец.
- У вас даже есть слово для этого! - сказала она в восторге.
- Они тоже говорили мне об этом.
С историей про грязный суп.
Но я никогда не верила, что это реальная история!
В этот момент я приподнялся, заинтересовавшись.
- Ты же знаешь, как делают детей, не так ли? - спросил я, жестикулируя [серьезную вдумчивость.]
- То, чем мы занимались в течение большей части дня и есть то, как делают ребенка.
На мгновение она посмотрела на меня в ошеломленной тишине, затем растворив ее беспомощным смехом, пытаясь заговорить несколько раз, только для того, чтобы он сокрушал ее снова, когда она смотрела на выражение моего лица.
Пенти положила руки на живот, толкая его, как будто была озадачена.
- Где мой ребеночек? - Она посмотрела вниз на свой плоский живот.
- Может быть, я неправильно занималась сексом все эти годы. - Когда она смеялась, мышцы по всему животу мерцали, что делало их похожими на черепаховый панцырь.
- У меня должна быть сотня младенцев, если то, что ты говоришь, правда.
Пять сотен детишек!
- Это не происходит каждый раз, когда занимаешься сексом, - сказал я.
- Есть только определенное время, когда женщина созревает для ребенка.
- И ты делал это? - Спросила она, глядя на меня с притворной серьезностью, в то время как улыбка дернула ее рот.
- Ты делал ребенка женщине?
- Я был осторожен, чтобы не делать этого, - сказал я.
- Для этого есть трава, которая называется сильфиум.
Я жую ее каждый день, и это удерживает меня от помещения ребенка в женщину.
Пенти покачала головой.
- Это больше ваши варварские ритуалы, - сказала она.
- Приносит ли мужчина также цветы, когда делает ребенка там, откуда ты родом?
Я решил зайти с другой стороны.
- Если мужчины не помогают с созданием детей, как ты объяснишь, что дети похожи на своих отцов?
- Младенцы выглядят, как сердитые старики, - сказала Пенти.
- Все лысые и...
Она колебалась, касаясь своей щеки.
...линиями лица.
Может быть, тогда старики являются единственными, делающими детей? - Она ухмыльнулась.
- Что насчет котят? - спросил я.
- Ты видела пометы котят.
Когда белая кошка и черный кот занимаются сексом, вы получите белых и черных котят.
И котят обоих цветов.
- Всегда? - спросила она.
- Не всегда. - Признал я.
- Но в большинстве случаев.
- Что если будет желтый котенок? - спросила она.
Прежде, чем я успел придумать ответ, она отмахнулась от вопроса.
- Котята имеют мало общего с этим, - сказала она.
- Мы не похожи на животных.
У нас нет сезонных случек.
Мы не откладываем яйца.
Мы не делаем коконов или фруктов или семян.
Мы не собаки или лягушки или деревья.
Пенти серьезно на меня посмотрела.
- Ты не правильно думаешь.
Ты можешь так же легко сказать, что два камня сделали камня ребенка, ударяя друг по другу, пока не отломался кусок.
Поэтому двое людей делают человеческого ребенка таким же образом.
Я возмутился, но она была права.
Я совершил ошибку, приводя аналогию.
Это была ошибочная логика.
Наша беседа продолжалась в этом русле в течении некоторого времени.
Я спросил ее, знала ли она какую-нибудь женщину, забеременевшую, которая не занимались сексом в предыдущие месяцы.
Она сказала, что не знает ни одной женщины, которая бы охотно осталась на три месяца без секса, кроме тех, кто ехал среди варваров, или очень больные или очень старые.
В конце концов Пенти махнула рукой, чтобы остановить меня, показывая [раздражение.]
- Ты слышал собственные оправдания?
Секс делает детей, но не всегда.
Дети выглядят как мужчика-мать, но не всегда.
Секс должен быть в правильное время, но не всегда.
Есть растения, которые делают его более вероятным или менее вероятным. - Она покачала головой.
- Ты должен понять, что то, что ты говоришь - тонко, как паутина.
Ты продолжаешь подшивать новые темы, надеясь, что они будут удерживать воду.
Но надежда не делает его истиной.
Увидев меня нахмурившимся, она взяла мою руку и показала жестом [комфорт] в ней, как если бы она была перед входом в столовую, все смешки ушли с ее лица.
- Я вижу, что ты думаешь так по-настоящему.
Я могу понять, почему варварский мужчина хочет в это верить.
Он должен утешительно думать, что ты важен в этой жизни.
Но это просто не так.
Пенти посмотрела на меня почти с жалостью.
- Иногда женщина созревает.
Это природа и мужчина не имеет к этому никакого отношения.
Это когда женщина созревает, как фрукт.
Вот почему все больше женщин созревает здесь в Хаэрте, где лучше иметь ребенка.
Я пытался придумать какие-нибудь другие убедительные аргументы, но ничего не приходило в голову.
Это было сложно.
Видя мое выражение лица, Пенти сжала мою руку и показала жестом [уступку.]
- Может быть, это отличие варварских женщин, - сказала она.
- Ты это сказала только, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше, - сказал я угрюмо и заставил себя подавить зевок.
- Так и есть, - согласилась она.
Затем она нежно поцеловала меня и нажала на плечи, поощряя лечь на спину в кровать.
Я лег и она снова расположилась в сгибе моей руки, положив голову на мое плечо.
- Это должно быть трудно - быть мужчиной, - сказала она тихо.
- Женщины знают, что они являются частью этого мира.
Мы полны жизни.
Женщина это цветок и фрукт.
Мы движемся во времени, как часть от наших детей.
Но мужчины... - Она повернула голову и посмотрела на меня с нежной жалостью в глазах.
- Вы пустые ветви.
Вы знаете, что когда вы умрете, вы не сможете оставить ничего важного после себя.
Пенти наивно погладила меня по груди.
- Я думаю, что именно поэтому ты так полон ярости.
Может быть ты не имеешь больше, чем женщина.
Может быть ярости в тебе просто некуда идти.
Может быть, это от отчаяния, чтобы оставить какой-нибудь след.
Достучаться до мира.
Это подвигает тебя к поспешным действиям.
К ссорам.
К ярости.
Вы рисуете и созидаете, сражаетесь и рассказываете истории, которые больше, чем правда.
Она издала довольный вздох и положила голову мне на плечо, уютно и прочно устроив себя в кругу моей руки.
- Я прошу прощения, что рассказала тебе эти вещи.
Ты хороший мужчина и милый.
Но все же ты только мужчина.
Все, что ты можешь предложить миру - это свою ярость.
Это был день, когда я должен был остаться или уйти.
Я сидел с Вашет на зеленом холме, наблюдая восход солнца из-за облаков на востоке.
- Сайцере означает летать, ловить и разрушать, - мягко говорила Вашет, повторяя про себя в сотый раз.
- Ты должен помнить все руки, которые держали ее.
Множество рук и все они следовали Летани.
Ты никогда не должен использовать его ненадлежащим образом.
- Я обещаю, - сказал я в сотый раз, затем забеспокоившись, прежде чем добавить кое-что, что беспокоило меня.
- Но Вашет, ты использовала твой меч, чтобы срезать им ивовую ветку, которой била меня.
Я видел, как ты использовала его, когда однажды оставила открытым окно. Ты чистила им свои ногти...
Вашет тупо на меня посмотрела.
- Да?
- Разве это правильно? - спросил я.
Она подняла голову, а затем рассмеялась.
- Ты хочешь сказать, что я должна его использовать только для сражений?
Я показал жестом [очевидный вывод.]
- Меч острый, - сказала она.
- Это инструмент.
Я ношу его постоянно, что я использую неправильно?
- Это кажется неуважительным, - уточнил я.
- Ты уважаешь вещь, когда держишь ее с пользой, - сказала она.
- Могут пройти годы, прежде чем я вернусь в варварские земли и буду сражаться.
Как это повредит моему мечу, если он нарубит дров для растопки и морковь в это время? - Глаза Вашет стали серьезными.
- Провести всю жизнь с мечом, зная, что он предназначен только для убийства... - она покачала головой.
- Кто стал бы так делать, имея разум?
Это было бы ужасно.
Вашет вернулась в Хаэрт прошлой ночью, потрясенная тем, что она пропустила мой суд камня.
Она сказала, что я был прав, отложив мой меч, когда Карсерет это сделала, и что я сделал ей повод для гордости.
Вчера Шейн официально пригласила меня остаться и тренироваться в школе.
В теории, я уже заслужил это право, но все знали, что было больше политической фикцией, чем чем-то еще.
Ее предложение было лестно, хотя возможно я знал, что мне скорее всего, никогда не придется услышать его снова.
Мы наблюдали за мальчиком, пасшим стадо коз внизу холма.
- Вашет, правда ли, что Адем не имеют никакого понятия об отцовстве?
Вашет просто кивнула, затем остановилась.
- Скажи мне, что ты не поставил нас обоих в неудобное положение, говоря об этом со всеми, пока меня не было, - сказала она со вздохом.
- Только с Пенти, - сказал я.
- Она думала, что это самая забавная вещь, что она слышала за десять месяцев.
- Это довольно забавно - сказала Вашет, ее рот немного изогнулся.
- Значит это правда? - спросил я.
- Даже если ты веришь в это?
Ты...
Вашет подняла руку и я замолчал.
- Мир, - сказала она.
- Подумай, что ты желаешь в своем мужчине-матери.
Мне это все равно. - Она мягко улыбнулась воспоминаниям.
- Мой поэт-король на самом деле считал, что женщина не более чем земля, в которую мужчина может посадить ребенка.
Вашет сделала забавный пыхтящий звук, который совсем не был смехом.
- Он был настолько уверен, что он прав.
Ничто не могло поколебать его.
Несколько лет назад я решила поспорить о таких вещах с варваром, это было долго, я устала и потратила свое время. - Она пожала плечами.
- Думай что хочешь о создании детей.
Верь в демонов.
Молись козе.
До тех пор пока это меня не касается, почему я сама должна беспокоиться?
Я переваривал это какое-то время.
- В этом есть мудрость, - сказал я.
Она кивнула.
- Но любой мужчина помогает с ребенком или он не мужчина, - указал я.
- Здесь может быть много мнений об этом, но есть только одна правда.
Вашет лениво улыбнулась.
- И если стремление к истине будет моей целью, это будет меня касаться. - она долго зевнула и потянулась, как счастливая кошка.
- Сейчас же я сосредоточусь на радости в моем сердце, процветании школы и понимании Летани.
И если у меня после этого останется время, я потрачу его беспокоясь о истине.
Мы долго смотрели на восход в тишине.
Мне пришло в голову, что у Вашет было совсем другое лицо, когда она не пыталась втиснуть Кетан и весь адемский как можно быстрее в мою голову.
- Тем не менее, - добавила Вашет, - даже если ты упорно цепляешься за ваши варварские представления о мужчинах-матерях, ты мог бы и помолчать об этом.
Развлечение это лучшее, на что можно надеяться.
Большинство просто предположит, что ты идиот, раз так считаешь.
Я кивнул.
После долгой паузы я наконец задал вопрос, который придерживал несколько дней.
- Мэгвин назвала меня Маэдре.
Что это значит?
- Это твое имя, - сказала она.
- Не говори его никому.
- Оно тайное? - спросил я.
Она кивнула.
- Оно только для тебя, твоего учителя и Мэгвин.
Это может быть опасным - дать остальным знать, кто ты есть.
- Насколько это может быть опасным?
Вашет посмотрела на меня, как если бы я был глупым.
- Когда ты знаешь имя, у тебя есть власть над ним.
Наверняка ты знаешь это?
- Но я знаю твое имя, Шейн и Темпи.
Что в этом опасного?
Она махнула рукой.
- Не эти имена.
Глубокие имена.
Темпи это не то имя, которое было ему дано Мэгвин.
Точно также, как и Квоут - не твое.
Глубокие имена имеют значение.
Я уже знал, что значит имя Вашет.
- Что означает имя Темпи?
- Темпи означает уменьшительное от "сильный". Темпа значит сильный, а также сильный удар и также означает ярость.
Шейн дала ему это имя давным давно.
Он был очень трудным учеником.
- В атуранском темпер означает ярость. - Довольно азартно указал я, пораженный совпадением.
- И это также то, что вы делаете с железом, когда она перековывается в сталь.
Вашет пожала плечами, не впечатленная.
- Так бывает с именами.
Темпи маленькое имя и в то же время содержит многое.
Вот почему ты не должен говорить свое, даже мне.
- Но я не знаю ваш язык достаточно хорошо, чтобы самому сказать, что это означает, - возразил я.
- Мужчина должен знать что означает его собственное имя.
Вашет помедлила, затем смягчилась.
- Оно означает пламя, гром и сломанное дерево.
Я подумал немного и решил, что мне это нравится.
- Когда Мэгвин давала его мне, ты выглядела удивленной.
Почему?
- Это не правильно для меня - комментировать чужое имя. - [Категорический отказ.]
Ее жест был настолько резким, что было почти больно смотреть.
Она поднялась на ноги, а затем провела руками перед своими штанами.
- Пошли, в этот раз ты дашь свои ответы Шейн.
***
Шейн указала нам жестом, чтобы мы садились, когда мы вошли в ее комнату.
Потом она взяла сиденье для себя, пугая меня, продемонстрировав маленькую улыбку.
Это был ужасно лестный фамильярный жест.
- Ты уже решил? - спросила она.
Я кивнул.
- Я благодарю тебя, Шейн, но я не могу остаться.
Я должен вернуться в Северен для разговора с Маером.
Темпи выполнил свои обязательства, когда обезопасил дорогу, но я должен вернуться и объяснить все, что произошло. - Я думал также о Денне, но не упомянул ее.
Шейн сделала элегантный жест смешанного [утверждения] и [сожаления.]
- Выполнение своих обязательств есть Летани. - Она серьезно посмотрела на меня.
- Помни, что у тебя есть меч и имя, но ты не должны наниматься, как будто ты одел красную одежду.
- Вашет мне все объяснила, - сказал я.
[Уверенность.]
- Я приму меры, чтобы мой меч вернулся в Хаэрт, если я буду убит.
Я не буду учить Кетану или носить красное. - [Осторожное внимательное любопытство.]
- Но мне будет позволено говорить другим, что я изучал борьбу у вас?
[Сдержанное согласие.]
- Ты можешь сказать, что учился у нас.
Но не то, что ты один из нас.
- Конечно, - сказал я.
- И что я не равен вам.
Шейн показала жестом [сдержанное удовлетворение.]
Затем ее руки сдвинулись и она сделала маленький жест [смущенного приема.]
- Это не совсем даром, - сказала она.
- Ты будешь лучшим бойцом, чем многие варвары.
Если ты будешь сражаться и побеждать, варвары будут думать: Квоут лишь немного изучал искусство Адем, и он тем не менее внушает опасение.
Насколько опытнее должны быть они сами? - Тем не менее.
- Если ты будешь сражаться и проиграешь, они подумают: он выучил лишь часть того, что знают Адем.
Глаза старухи немного мерцали.
Она показала жестом [развлечение.]
- Независимо от этого, наша репутация будет процветать.
Это послужит Адемре.
Я кивнул.
[Готовность принятия.]
- Это также не повредит и моей репутации, - сказал я.
[Сдержанное высказываение.]
В разговоре возникла пауза, затем Шейн прожестикулировала [торжественное значение.]
- Когда мы говорили раньше, ты спросил меня о Ринта.
- Ты помнишь? - спросила Шейн.
Краем глаза я увидел, что Вашет неудобно заерзала на своем месте.
Внезапно возбужденный, я кивнул.
- Я помню историю про таких.
Хочешь услушать ее?
Я показал жестом [крайне устремленный интерес.]
- Это старая история, старше Адемры.
Это уже говорит само за себя.
Готов ли ты слушать? - [Глубокая формальность.]
Был намек на ритуал в ее голосе.
Я снова кивнул.
[Настойчивая мольба.]
- Как и во всем, здесь есть правила.
Я расскажу эту историю один раз.
После этого, ты можешь не говорить об этом.
После этого, ты можешь не задавать вопросов. - Шейн перевела взгляд с Вашет на меня.
[Могильная серьезность.]
- Но до тех пор, пока ты не проспишь тысячу ночей ты не сможешь рассказывать об этом.
Только когда ты пройдешь тысячук миль, ты сможешь задавать вопросы.
Зная это, ты хочешь услышать это?
Я кивнул в третий раз со все возрастающим волнением.
Шейн говорила очень формально.
- Когда то здесь было великое государство, населенное великими людьми.
Они не были Адемре.
Они были тем, что было до Адемре, которыми стали мы.
- Но в то время они были сами по себе, женщины и мужчины, честные и сильные.
Они пели могучие песни и сражались, также хорошо, как Адемре.
- Эти люди создали великую империю.
Название этой империи забыто.
Это не важно, поскольку империя пала, и с этого времени земля разверглась и небо изменилось.
- В империи было семь городов и одна столица.
Названия семи городов забыты, так как они пали от предательств и были разрушены временем.
Столица также была разрушена, но ее название осталось.
Она называлась Тариниэль.
- Империя имела врагов, поэтому должна была быть сильной.
Но враги не были настолько велики, чтобы потянуть ее вниз.
Не, потянув или нажав, враг был достаточно силен, чтобы потащить ее вниз.
Имя врагов осталось в памяти, но это подождет.
Однако враг не мог победить с помощью силы, он прошел, как червяк в фрукте.
У врагов не было Летани.
Они отравили остальные семь городов империи и они забыли Летани.
Шестеро из них предали города, которые доверяли им.
Шесть городов пали и их имена были забыты.
- Один вспомнил Летани и не предал город.
Этот город не пал.
Один из них вспомнил Летани и у империи осталась надежда.
В одном непокоренном городе.
Но даже название этого города забыто, похороненное временем.
- Но семь имен остались в памяти.
Имя одного и имена шестерых, кто последовал за ним.
Семь имен сохранились, пройдя через крушение империи, через развергнувшуюся землю и изменившееся небо.
Семь имен остались в памяти через долгое блуждение Адемре.
Семь имен должны были остаться в памяти, имена семи предателей.
Запомните их и узнаете их по семи признакам:
Цифус имеет синее пламя.
Стеркус в железном рабстве.
У Ферула холодные и темные глаза.
Уснеа ни живет ничем, кроме разложения.
Серый Дальсенти никогда не говорит.
Бледный Алента приносит болезнь растениям.
Последний - владыка семи:
Ненавидимый.
Безнадежный.
Неспящий.
Разумный.
Алаксель носит хомут из тени.
- Реши! - закричал Баст, на его лице было страдание.
- Нет!
Стоп! - Он протянул руку, как будто хотел зажать ей рот трактирщика.
- Ты не должен рассказывать об этом!
Квоут улыбнулся немного насмешливо.
- Баст, кто учил тебя, что означает твое имя в первую очередь?
- Не ты, Реши. - Баст потряс головой.
- Об этом знает каждый ребенок Фаэ.
Это никогда не приводит к добру - говорить такие вещи вслух.
Никогда.
- И почему это? - спросил Квоут своим лучшим учительским голосом.
- Потому что некоторые вещи могут говорить, когда называют их имена, - Баст сглотнул.
- Они могут сказать, где их называли.
Квоут издал несколько раздраженный вздох.
- Не много вреда в том, чтобы произнести имя один раз, Баст. - Он сел обратно в кресло.
- Почему ты думаешь, Адем имеют свои местные традиции, в особенности в отношении историй?
Только один раз и никаких вопросов после?
Глаза Баста задумчиво сузились и Квоут одарил его небольшой, крепкой улыбкой.
- Именно.
Пытаться найти человека, говорящего ваше имя один раз, как отслеживать человека в лесу по одному следу.
Хронист нерешительно заговорил, как будто боясь прервать.
- Это действительно можно сделать? - спросил он.
- Честно?
Квоут мрачно кивнул.
- Я полагаю, что это то, как они нашли мою труппу, когда я был молод.
Летописец нервно огляделся, затем нахмурился и сделал очевидное усилие, чтобы остановиться.
Результатом было то, что он сидел неподвижно, выглядя столь же нервно, как и раньше.
- Означает ли это, они могут прийти сюда?
Вы безусловно, говорили о них достаточно...
Квоут сделал пренебрежительный жест.
- Нет. Имена это ключи.
Настоящие имена.
Глубокие имена.
И я должен был избегать их только по этой причине.
Мой отец был хорош во всем, что касалось деталей.
Он задавал вопросы и перекапывал старые истории о чандрианах в течении многих лет.
Я думаю, он наткнулся на несколько их старых имен и вставил их в свою песню...
Понимание отразилось на лице Хрониста.
- ...а затем репетировал ее снова и снова.
Трактирщик улыбнулся со слабой нежностью.
- Бесконечно, насколько я его вообще знал.
Я не сомневаюсь, что он и моя мать, чтобы улучшить ее, обработали каждую крошечную заминку из их песни, прежде чем сделали это публично.
Они были любителями совершенства. - Он издал усталый вздох.
- Для чандриан это было, как если бы кто-то постоянно зажигал сигнальные огни.
Я предполагаю, что единственная причина, по которой мы оставались в безопасности так долго было то, что мы постоянно путешествовали.
Баст перебил опять.
- Именно поэтому ты не должен говорить такие вещи, Реши.
Квоут нахмурился.
- Я проспал мою тысячу ночей и путешествовал несколько тысяч миль с тех пор, Баст.
Это можно безопасно сказать один раз.
Со всем адом, который вырывается в мир на свободу в эти дни, ты можешь предполагать, что люди чаще рассказывают старые истории.
Если чандриане слушают имена, я не сомневаюсь, что они слушают медленный назойливый шепот от Аруэ до Круглого моря.
Выражение Баста прояснилось и он стал более менее успокоенным.
- Кроме того, сказал Квоут с немного усталым вздохом.
- Хорошо, что они были записаны.
Они могут оказаться полезными кому-то когда-нибудь.
- Тем не менее, Реши, тебе следует быть осторожнее.
- Чем я занимался в последние годы, кроме как соблюдал осторожность, Баст? - Квоут наконец-то позволил раздражению отразиться в его голосе.
- Что хорошего это мне дало?
Кроме того, если то, что ты рассказал о Ктаэ верно, то все закончится слезами, независимо от того, что я сделаю.
Или это не правда?
Баст открыл было рот, а затем закрыл, очевидно не найдя ответа.
Затем он метнул взгляд в сторону Хрониста, в его глазах была мольба о поддержке.
Видя это, Квоут повернулся и посмотрел на Хрониста, также с любопытством поднимая бровь.
- Я уверен, что не знаю, ни в коей мере, - сказал Хронист, опустив взгляд, когда он открыл свою сумку и достал испачканный чернилами кусок ткани.
- Оба из вас видели в полной мере мое доблестное имя: Стойкий.
И это счастливая случайность, судя по всему.
Магистр Имен объявил мне выговор за трату его времени.
- Это звучит знакомо, - прошептал Квоут.
Хронист пожал плечами.
- В моем случае я поймал его на слове.
- Можешь ли ты вспомнить, как он оправдался?
- У него было много конкретной критики: я знал слишком много слов.
Я никогда не был голодным.
Я был слишком мягким...
Руки Хрониста были заняты чисткой кончика его пера.
- Я почувствовал, что он прояснил свое отношение, когда он сказал: "Кто бы мог подумать о таком маленьком бумажном скриве, что ты можешь вообще иметь какую-нибудь стойкость?"
Квоут улыбнулся с симпатией.
- Он действительно это сделал?
Хронист пожал плечами.
- На самом деле он назвал меня придурком.
Я пытался не обидеть здесь невинные уши нашего молодого друга. - Он кивнул на Баста.
- Из этого я могу сказать, что у него был тяжелый день.
Улыбка Квоута стала ещё шире.
- Жаль, что мы никогда не были в Университете в одно время.
Хронист последний раз протер перо мягкой тканью и поднес его к тускнеющему свету из окна трактира.
- Не совсем , - сказал он.
- Вам бы я не понравился.
Я был маленьким бумажным придурком.
И испорченным.
И полностью в себе.
- И что изменилось с тех пор? - спросил Квоут.
Хронист пренебрежительно выдохнул носом.
- Немногое, смотря о чем вы спрашиваете.
Но мне нравится думать, что мои глаза немного открылись. - Он прикрутил перо аккуратно обратно к своей ручке.
- И как это случилось, точнее? - спросил Квоут.
Хронист посмотрел через стол, выглядя удивленным вопросом.
- Точнее? - спросил он.
- Я здесь не для того, чтобы рассказывать истории. - Он засунул ткань обратно в свою сумку.
- Короче говоря, я волновался и покинул Университет в поисках зеленых пастбищ.
Лучшее из того, что я когда-либо делал.
Я узнал больше за месяц в дороге, чем за три года занятий.
Квоут кивнул.
- Теккам сказал то же самое: Ни один человек не может назвать себя храбрым, если никогда не проходил сотни миль.
Если вы хотите знать правду о том, кто вы есть, идите, пока люди не узнают ваше имя.
Путешествие является великим уравнителем, великим учителем, горькое, как лекарство, более жестокое, чем зеркало.
Длинный участок дороги расскажет вам о вас больше, чем сто лет спокойного самоанализа.
Высказываение моих прощальных слов в Хаэрте заняло весь день.
Я разделил трапезу с Вашет и Темпи, и оба они дали мне больше советов, чем это было необходимо или даже просто желательно.
Селин поплакала и сказала мне, что придет ко мне в гости, когда она, наконец, получит красное.
Мы поборолись в последний раз и я боюсь, она позволила мне выиграть.
Наконец, я провел приятный вечер с Пенти, который превратился в приятную ночь, и в конце концов, в приятную позднюю ночь.
Мне удалось урвать несколько часов сна в бледные часы до рассвета.
Я рос среди Руэ, так что я был бесконечно удивлен, как быстро человек может пустить корни на месте.
Хотя я пробыл в Хаэрте менее чем два месяца, было трудно уходить.
Тем не менее, это было хорошо - вернуться снова на дорогу, направляясь к Алверону и Денне.
Пришло время забрать мою награду за хорошо выполненную работу и принести серьезное и довольно запоздалое извинение.
***
Через пять дней я шел через один из тех длинных, одиноких участков дороги, которые можно найти только в невысоких холмах восточного Винтаса.
Я был, как говорил мой отец, на краю карты.
За все эти дни я видел лишь одного или двух путников и ни одного постоялого двора.
Мысль о сне на открытом воздухе не была особенно тревожной, но я ел из моих карманов в течение нескольких дней, и горячее питание было бы весьма кстати.
Уже почти наступила ночь, и я медленно терял надежду получить что-то приличное на ужин, когда я увидел струйку белого дыма на краю сумеречного неба впереди меня.
Я принял его поначалу за фермерский дом.
Затем я услышал едва различимую музыку, и мои надежды на постель и горячую еду стали расти.
Но, как я прошел поворот дороги, я неожиданно нашел лучшее, чем любой придорожный трактир. Сквозь деревья я увидел высокий костер, мерцающий между двумя щемяще знакомыми фургонами.
Мужчины и женщины слонялись, разговаривая.
Один бренчал на лютне, а другой стучал в небольшой барабан стоящий напротив его ног.
Остальные устанавливали палатку между двумя деревьями, в то время, когда старая женщина устанавливала над костром треногу.
Актеры.
Что ещё лучше, я узнал знакомый рисунок на боку одного из фургонов.
Для меня она выделялась ярче, чем огонь.
Эти знаки означали, что это были настоящие актеры.
Моя семья, Эдема Руэ.
Когда я вышел из-за деревьев, один из мужчин крикнул, и прежде чем я смог перевести дыхание и начал говорить, три меча указывали на меня.
Внезапная тишина после музыки и разговоров больше, чем немного нервировала.
Красивый мужчина с черной бородой и серебрянной серьгой сделал медленный шаг вперед, не отрывая кончика своего меча от моих глаз.
- Отто!- Крикнул он в лес позади меня.
- Если ты дремал, я клянусь молоком матери, что выпотрошу тебя.
Кто ты, черт возьми?
Последнее относилось ко мне.
Но прежде чем я смог ответить, раздался голос из-за деревьев.
- Я здесь, Аллег, как...
Кто это?
Как, во имя Бога, он пробрался мимо меня?
Когда они направили свои мечи на меня, я поднял руки.
Это хорошая привычка, когда что-нибудь острое указывает на тебя.
Тем не менее я улыбался, когда говорил.
- Сожалею, что напугал вас, Аллег.
- Оставь это, - сказал он холодно.
- У тебя есть один выдох, чтобы сказать мне, почему ты крался вокруг моего лагеря.
Я не хотел говорить, а вместо этого обернулся, так что все у костра могли видеть футляр лютни, перекинутый через спину.
Поведение Аллега немедленно изменилось.
Он расслабился и вложил меч в ножны.
Другие последовали его примеру, когда он улыбнулся и подошел ко мне, смеясь.
Я тоже рассмеялся.
- Одна семья.
- Одна семья. - Он пожал мне руку и повернулся к огню, крича: "Получше ведите себя все.
- Сегодня вечером мы принимаем гостя! Повеселев, все вернулись к тому, чем занимались до моего прихода.
Толстяк, опоясанный мечом, топал из-за деревьев.
- Будь я проклят, если он прошел мимо меня, Аллег.
Он, вероятно, из...
- Он из нашей семьи, - гладко вставил Аллег.
- Ох, - сказал Отто, очевидно, опешив.
Он посмотрел на мою лютню.
- Тогда добро пожаловать.
- Я не проходил мимо, на самом деле, - соврал я.
Когда темнело, мой шаед делал меня очень труднозаметным.
Но это была не его вина, и я не хотел оставлять его в беде.
- Я услышал музыку и обошел вокруг.
Я думал, вы можете быть другой труппой, и я собирался их удивить.
Отто смерил Аллега взглядом, затем повернулся и потопал обратно в лес.
Аллег положил свою руку на мои плечи.
- Могу я предложить тебе выпить?
- Немного воды, если у вас есть запас.
- Гость не может пить воду у нашего костра, - запротестовал он.
- Только наше лучшее вино коснется твоих губ.
- Вода от Эдема слаще, чем вино для того, кто был в дороге. - Улыбнулся я ему.
- Тогда бери води и вино, любую, по твоему желанию. - Он провел меня к одному из фургонов, где была бочка с водой.
По традиции старше, чем время, я выпил ковш воды и использовал второй, чтобы вымыть руки и лицо.
Вытирая лицо насухо рукавом моей рубашки, я посмотрел на него и улыбнулся.
- Как хорошо быть снова дома.
Он хлопнул меня по спине.
- Пошли.
Позволь мне познакомить тебя с остальной твоей семьей.
Первыми были два мужчины, около двадцати лет, оба с неряшливыми бородами.
- Френ и Джош, два наших лучших певца, кроме меня, конечно. - Я пожал им руки.
Следующими были два музыканта, игравших на инструментах у костра.
- Гаскин играет на лютне.
Ларен играет на свирели и на барабане. - Они улыбнулись мне.
Ларен ударил по верхушке барабана большим пальцем, и барабан издал мягкое тум.
- Это Тим. - Аллег показал через огонь на высокого, мрачного мужчину, смазывающего меч.
- И ты уже познакомился с Отто.
Они охраняют нас от попадания в опасности на дороге. - Тим кивнул, коротко взглянув поверх своего меча.
- Это Анна. - Аллег указал на пожилую женщину со страдающим выражением лица и седыми волосами, убранными в пучок.
- Она нас кормит и играет роль матери для всех нас. - Анна продолжала резать морковь, игнорируя нас обоих.
- И далеко не последняя наша собственная сладкая Кети, которая держит ключ ко всем нашим сердцам. - У Кети были строгие глаза и рот, как тонкая линия, но выражение ее лица немного смягчилось, когда я поцеловал ее руку.
- И это все, - Аллег сказал это с улыбкой и маленьким поклоном.
- Как твое имя?
- Квоут.
- Добро пожаловать, Квоут.
Расслабься и будь самим собой.
Мы можем что-нибудь для тебя сделать?
- Немного вина, что вы упоминали ранее? - Я улыбнулся.
Он коснулся запястьем своего лба.
- Конечно!
Или может быть ты предпочитаешь эль?
Я кивнул, и он принес мне кружку.
- Отлично, - сказал я после дегустации, усаживаясь на удобный пенек.
Он коснулся воображаемой шляпы.
- Благодарю.
Мы были достаточно удачливы, чтобы проложить наш путь через Левиншир пару дней назад.
По какой дороге ты шел в последнее время?
Я потянулся назад и вздохнул.
- Не плохо для одинокого министреля. - Я пожал плечами.
- Я воспользовался возможностью представиться.
Я должен быть осторожным, так как я один.
Аллег мудро кивнул.
- Только безопасность мы имеем в номерах, - признался он, затем кивнул на мою лютню.
- Не соблаговолишь ли ты исполнить нам немного песен, пока мы ждем, когда Анна закончит обед?
- Конечно, - сказал я, отставляя вниз мою выпивку.
- Что бы вы хотели услышать?
- Можешь ли ты сыграть "Беги из города, лудильщик"?
- Могу ли я? вы спросили. - Я достал лютню из футляра и начал играть.
К припеву все прекратили делать то, чем они занимались и стали слушать.
Я даже увидел Отто вблизи края деревьев, когда он оставил свое патрулирование, заглянув к огню.
Когда я ее закончил, все с энтузиазмом зааплодировали.
- Ты можешь играть ее, - засмеялся Аллег.
Потом выражение его лица стало серьезным, и он постучал пальцем по рту.
- Не хотел бы ты идти по дороге с нами некоторое время? - Спросил он через минуту.
- Мы могли бы использовать другого музыканта.
Я взял паузу, чтобы рассмотреть это предложение.
- Куда вы направляетесь?
- Восточнее, - сказал он.
- Я должен попасть в Северен, - сказал я.
Аллег пожал плечами.
- Мы можем пойти в Северен, - сказал он.
- Если ты не возражаешь пойти длинной окружной дорогой.
- Я был вдали от семьи в течение длительного времени, - признался я, глядя на знакомые достопримечательности вокруг огня.
- Один это плохое число для Эдема на дороге, - убедительно сказал Аллег, пробегая пальцем по краю своей темной бороды.
Я вздохнул.
- Спроси меня снова утром.
Он хлопнул меня по колену, ухмыляясь.
- Хорошо!
Это означает, что у нас есть вся ночь, чтобы убедить тебя.
Я переложил мою лютню и отлучился на зов природы.
Возвращаясь, я встал на колени рядом с Анной там, где она сидела у костра.
- Что вы сделали для нас, мать? - спросил я.
- Тушенку, - коротко сказала она.
Я улыбнулся.
- Что в ней?
Анна покосилась на меня.
- Баранина, - сказала она, как будто я смел оспорить этот факт.
- Прошло очень много времени с тех пор, как я ел баранину, мать.
Могу я попробовать?
- Вы будете ждать, так же, как и все остальные, - сказала она резко.
- Даже немножко попробовать? - Выпрашивал я, даря ей свою лучшую заискивающую улыбку.
Старуха вздохнула, затем пожала плечами на это.
- Прекрасно, - сказала она.
- Но это будет не моя вина, если твой желудок заболит.
Я рассмеялся.
- Нет, мать.
Это будет не ваша вина. - Я протянул руку к длинной ручке деревянной ложки и вытянул ее.
После того, как я подул на нее, я откусил кусочек.
- Мать! - Воскликнул я.
- Это лучшее блюдо, которого касались мои губы за целый год.
- Хмф, - сказала она, косясь на меня.
- Это первейшая истина, мать, - сказал я искренне.
- Тот, кто не попробует эту прекрасную тушенку едва ли один из Руэ, на мой взгляд.
Анна повернулась перемешать горшок и прогнала меня, но выражение лица у нее было не столь резким, как это было раньше.
После остановки у бочки, чтобы пополнить мою кружку, я вернулся на свое место.
Гаскин наклонился вперед.
- Вы дали нам песню.
Не хотели бы вы что-нибудь услышать?
- Как насчет "Умного дудочника"? - спросил я.
Его лоб наморщился.
- Я не знаю такой.
- Это об умном Руэ, который обхитрил фермера.
Гаскин покачал головой.
- Я боюсь, что нет.
Я нагнулся, чтобы поднять мою лютню.
- Позвольте мне.
Это песня, которую должен знать каждый из нас.
- Возьмите что-нибудь еще, - запротестовал Ларен.
- Я сыграю вам что-нибудь на свирели.
Вы уже играли один раз для нас этим вечером.
Я улыбнулся ему.
- Я забыл, что ты играешь на свирели.
Ты будешь, как он, - убеждал я его, - Герой-дудочник.
Кроме того, вы кормите мой живот, а я буду кормить ваши уши. - Прежде, чем они нашли любые более действенные возражения, я начал играть, быстро и легко.
Они смеялись на всем ее протяжении.
С самого начала, когда Дудочник убивает фермера, до конца, когда он соблазняет жену убитого и дочь.
Я не стал играть последние два стиха, где горожане убивали Дудочника.
Ларен вытер свои глаза после того, как я ее закончил.
- Хех. Ты прав, Квоут.
Я не знаю песни лучшей, чем эта.
Кроме того... - Он бросил взгляд на Кети, туда, где она сидела напротив огня.
- Это честная песня.
Женщины не могут удержать свои руки от дудочника.
Кети насмешливо фыркнула и закатила глаза.
Мы говорили о мелочах о тех пор, пока Анна не объявила, что тушенка готова.
Все устремились к нему, нарушая тишину только ради комплимента Анне за ее готовку.
- Честно говоря, Анна, - спросил Аллег после второй миски.
- Разве ты не возвращала немного перца в Левиншире?
Анна выглядела самодовольной.
- Мы все имеем свои секреты, дорогой, - сказала она.
- Не дави на леди.
Я спросил у Аллега: - Разве эти времена не были хорошими для вас?
- О, конечно же, - сказал он между глотками.
- Три дня назад Левиншир был особенно хорош для нас. - Он подмигнул.
- Ты увидишь, насколько хорошо, в дальнейшем.
- Я рад слышать это.
- На самом деле. - Он наклонился заговорщицки вперед.
- Мы сработали так хорошо, что я чувствую себя достаточно щедрым.
Щедрым настолько, чтобы предложить тебе все, что ты хочешь.
Что-нибудь вообще.
Просите, и это твое. - Он наклонился ближе и сказал театральным шепотом: "Я хочу, чтобы ты знал, что это явная попытка подкупить тебя, чтобы ты остался с нами.
Мы хотим набить толстый кошелек, с помощью твоего прекрасного голоса.
- Не говоря уже о песнях, которым он мог бы научить нас, - вмешался Гаскин.
Аллег издал издевательское рычание.
- Не помогай ему в сделке, мальчик.
У меня есть чувство, что это будет достаточно трудно и так.
Я дал ему немного подумать.
- Я полагаю, я могу остаться...
Я позволил себе признак неуверенности.
Аллег знающе улыбнулся.
- Но...
- Но я должен спросить о трех вещах.
- Хмм, три вещи. - Он оглядел меня сверху донизу.
- Так же, как в одном из рассказов.
- Право, это только кажется, - настаивал я.
Он неохотно кивнул.
- Я предполагаю это сделать.
И как долго ты будешь путешествовать с нами?
- До тех пор, пока один из вас не захочет, чтобы я ушел.
- У кого-нибудь есть какие-нибудь проблемы с этим?
- Что если он попросит один из фургонов? - спросил Тим.
Его голос поразил меня, жесткий и грубый, как два кирпича скрежещущие друг о друга.
- Это не имеет значения, так как он будет путешествовать с нами, - поспорил Аллег.
- Они принадлежат всем нам, так или иначе.
И так как он не сможет уйти, если только мы не скажем...
Не было никаких возражений.
Аллег и я пожали друг другу руки в маленьком приветствии.
Кети подняла кружку.
- За Квоута и его песни! - сказала она.
- У меня такое чувство, что он будет стоить ту цену, какую бы не запросил.
Все выпили и я поднял свой бокал.
- клянусь молоком моей матери, что еще никто не заключал такой выгодной сделки, как вы со мной сегодня. - Это вызвало еще больше энтузиазма, и все снова выпили.
Вытерев рот, Аллег посмотрел мне в глаза.
- Так что же первое ты просишь у нас?
Я наклонил голову.
- Это сущая мелочь на самом деле.
У меня нет собственной палатки.
Если я собираюсь путешествовать с моей семьей...
- Больше ни слова! - Аллег взмахнул кружкой, словно король повелевающий наградить
- У тебя будет собственная палатка, заваленная мехами и одеялами в фут толщиной! - Он сделал жест над огнем в сторону Френа и Джоша.
- Идите, поставьте ее для него.
- Все в порядке, - запротестовал я.
- Я сам могу ее поставить.
- Тише. Им это полезно.
Заставляет чувствовать себя полезными.
Говоря о пользе... - он сделал другой жест Тиму.
- Можешь привести их?
Тим встал и прижал руку к животу.
- Сделаю через минуту.
Сейчас вернусь. - Он повернулся и пошел в лес.
- Мне не очень хорошо.
- Вот что бывает если есть что попало! - Откликнулся Отто.
Он вернулся к остальным.
- Однажды он поймет что не может есть больше меня, и не чувствовать себя больным после этого.
- Пока Тим занят раскрашиванием деревьев, я пойду и приведу их, - Лорен сказал это с завуалированным рвением.
- Я сегодня на страже, - сказал Отто.
- Я сделаю это.
- Я приведу их, - раздраженно сказала Кэйт.
Она посмотрела как двое мужчин вернулись на свои места и пошла в фургон слева от меня.
Джош и Френ вышли из другого фургона с палаткой веревками и колышками.
- Где ты ее хочешь? - спросил Джош.
- Это не тот вопрос, который ты обычно задаешь, а , Джош? - Френ шутливо подтолкнул приятеля локтем.
- Я обычно храплю, - предупредил я.
- Вы вероятно захотите, чтобы я был в стороне от остальных. - заметил я.
- Между теми двумя деревьями будет в самый раз.
- Я имею ввиду, с мужчиной, ты обычно знаешь где они это хотят, а, Джош? - продолжил Френ, пока они начали натягивать веревки.
Кэти вернулась через минуту, ведя за собой двух симпатичных молодых девушек.
У одной было худое лицо и тело, прямые короткие, как у мальчика, черные волосы.
Другая была более округлой, с вьющимися золотыми волосами.
Обе несли безнадежное выражение лица и выглядели приблизительно шестнадцати лет.
- Познакомься с Крин и Элли, - сказала Кети, указывая на девушек.
Аллег улыбнулся.
- Они - это одна из причин, из-за которых Левиншир был щедр к нам.
Сегодня вечером одна из них согреет тебя.
Мой подарок для тебя, как нового члена нашей семьи. - Он сделал вид, что рассматривает их.
- Какую бы ты хотел?
Я глянул на одну из них.
- Это сложный выбор.
Дай мне подумать немного.
Кети усадила их вблизи от края огня и поставила миску с рагу в руки каждой из них.
Девушка с золотыми волосами, Элли, съела деревянно несколько кусочков, а затем замедлилась до остановки, как игрушка, у которой кончился завод.
Ее глаза выглядели почти слепыми, как будто она что-то видела, чего не мог видеть никто из нас.
Глаза Крин, в с другой стороны, были яростно направлены на огонь.
Она чопорно сидела с миской на коленях.
- Девочки, - прошипел Аллег.
- Разве вы не знаете, что все изменится к лучшему, как только вы начнете сотрудничать? - Элли сделала еще один медленный укус, затем остановилась.
Крин уставилась в огонь, ее спина была напряжена, выражение лица было твердым.
Оттуда, где она сидела у камина, Анна ткнула в них своей деревянной ложкой.
- Ешьте! - Ответ был таким же, как и раньше.
Один медленный укус.
Один напряженный вызов.
Хмурясь, Анна наклонилась поближе и схватила темноволосую девушку крепко за подбородок, а другой рукой потянулась за миской тушенки.
- Не надо, - остановил я.
- Они поедят, когда достаточно проголодаются.
Аллег посмотрел на меня с любопытством.
- Я знаю, о чем говорю.
Лучше дайте им что-нибудь попить.
Старая женщина посмотрела на меня так, словно все равно собиралась делать по своему, но потом пожала плечами и отпустила челюсть Крин.
- Отлично.
Так или иначе - мне надоело кормить ее насильно.
От нее одни неприятности.
Кэти хмыкнула в знак согласия.
- Маленькая сучка напала на меня, когда я развязала ее, чтобы та помылась - сказала она, отводя волосы с лица и показывая царапины.
- Чуть не выцарапала проклятый глаз.
- И еще пыталась сбежать, - сказала Анна, все еще хмурясь.
- Мне пришлось начать давать ей наркотики на ночь - она сделала жест отвращения.
- Пусть голодает, если хочет.
Ларен вернулся к костру с двумя кружками и поставил их так, чтобы девушки могли дотянуться.
- Вода? - спросил я.
- Эль- ответил он.
- Это будет лучше для них, если они не едят совсем.
Я подавил свой протест.
Элли пила в той же отрешенной манере, что и ела.
Крин перевела взгляд с огня на меня, на кружку, на меня.
Я испытал почти физический шок от ее сходства с Денной.
Все еще глядя на меня, она выпила.
Ее жесткие глаза не отражали того что происходит у нее в голове.
- Посадите их рядом со мной, - сказал я.
- Это поможет мне сделать выбор.
Кэйт подвела их.
Элли была послушна.
Крин упиралась.
- Будь осторожен с этой, - Кэйт кивнула на темноволосую девушку.
- Она царапается.
Вернулся несколько побледневший Тим.
Он сел у костра рядом с Отто и тот подтолкнул его локтем.
- Хочешь еще немного тушенки? - зло спросил он.
- Отвали, - слабо прохрипел Тим.
- Немного эля может помочь животу, - посоветовал я.
Он кивнул, отчаянно желая, чтобы что-то помогло ему.
Кэйт подала ему кружку.
Девушки продолжали сидеть по обе стороны от меня, лицом к огню.
Вблизи я рассмотрел то, что не заметил раньше.
Темный синяк сзади, на шее, Крин.
Запястья блондинки били натерты о веревку, но у Крим запястья были покрыты размокшими коростами.
При всем этом, от них пахло чистотой.
Их волосы были причесаны, одежду недавно стирали.
Кэйт следила за ними.
Так же вблизи они были гораздо прекраснее.
Я протянул руки и коснулся их плеч.
Крин вздрогнула и застыла.
Элли не отреагировала вовсе.
Со стороны деревьев Френ крикнул: - Готово.
Хочешь чтобы мы лампу зажгли?
- Да, пожалуйста, - откликнулся я.
Я посмотрел сначала на одну девушку, затем на вторую, взглянул на Аллега.
- Я не могу выбрать между ними, - сказал я честно.
- Так что я беру обоих.
Аллег недоверчиво засмеялся.
Затем, увидев, что я серьезен, запротестовал: - Ну чего ты.
Это совсем не честно по отношению к остальным.
К тому же, вряд ли ты сможешь..
Я весьма откровенно на него посмотрел.
- Хорошо, - отступил он, - даже если ты можешь...
- Это вторая вещь, что я прошу, - сказал я формально.
- Обе они.
Отто вскрикнул, протестуя, и его поддержали Гаскин и Ларен.
Я ободряюще им улыбнулся.
- Только на одну ночь.
Френ и Джош вернулись, установив мою палатку.
- Скажи спасибо, Отто, он не попросил тебя. - Сказал Френ здоровяку.
- Это то, чего бы попросил Джош, а Джош?
- Захлопнись, Френ, - раздраженно сказал Отто.
- Теперь мне не хорошо.
Я встал и повесил лютню на одно плечо.
А затем повел двух прекрасных девушек, одну золотую, одну темную, к моей палатке.
Френ и Джош проделали хорошую работу с палаткой.
Она была достаточно высока, если стоять в центре, но все же оказалась битком набита мной и обеими стоящими девушками.
Я нежно толкнул золотоволосую Элли к постели с толстым одеялом.
- Садись, - мягко сказал я.
Когда она не ответила, я взял ее за плечи и упростил ей задачу, усадив ее.
Она позволила себя переместить, но ее голубые глаза были расширены и безучастны.
Я проверил ее голову на наличие признаков раны.
Ничего не найдя, я предположил, что она была в глубоком шоке.
Я улучшил момент и вытащил свою дорожную сумку, затем высыпал немного измельченных в порошок листьев в мою дорожную чашку и добавить немного воды из кожаной фляги.
Я вложил чашку в руки Элли и она рассеяно взяла ее.
- Пей, - приказал я, пытаясь уловить тон Фелуриан, который использовался ею для моего бездумного подчинения время от времени.
Это могло сработать или, возможно, она просто выпьет.
Независимо от причины, Элли осушила чашку до дна.
Ее глаза по прежнему были также далеки от того, как они выглядели прежде.
Я вытряс другую меру измельченных в порошок листьев в чашку, наполнил ее водой, и держал ее перед темноволосой девушкой, чтобы дать ей выпить.
Мы стояли так в течении нескольких минут, моя рука была вытянута, ее руки неподвижно свисали по сторонам.
Наконец она моргнула и ее глаза уставились на меня.
- Что ты дал ей? - спросила она.
- Дробленую велию, - мягко сказал я.
- Это антитоксин.
В говядине был яд.
Ее глаза сказали мне, что она мне не верит.
- Я не ела никакой говядины.
- Он был и в эле тоже.
Я видел, как ты пила его.
- Хорошо, - сказала она.
- Я хочу умереть.
Я глубоко вздохнул.
- Это не убьет тебя.
Это просто сделает тебя несчастной.
Тебя будет рвать и ослабит с мышечными судорогами на день или два. - Я поднял чашку, предлагая ее ей.
- Почему ты заботишься обо мне, если они убьют меня? - глухо спросила она.
- Если они не сделают этого сейчас, они сделают это позже.
Я предпочла бы умереть...
Она стиснула зубы прежде чем закончила предложение.
- Они не отравляли тебя.
Это я отравил их и тебе случайно попало немного этого яда.
Мне очень жаль, но это поможет уберечь тебя от более худшего.
Взгляд Крин поколебался на секунду, а затем снова обрел жесткость стали.
Она посмотрела на чашку, а затем зафиксировала свой взгляд на мне.
- Если это безобидно, выпей это сам.
- Я не могу, - объяснил я.
- Это вгонит меня в сон, а у меня есть чем заняться сегодня вечером.
Глаза Крин бросились к меховой кровати, выложенной на полу палатки.
Я улыбнулся нежной печальной улыбкой.
- Не такого рода вещами.
Она оставалась недвижима.
Мы стояли там долгое время.
Я слышал приглушенные звуки рвоты, доносящихся из леса.
Я вздохнул и опустил чашку.
Посмотрев вниз, я увидел, что Элли уже свернулась и уснула.
Ее лицо выглядело почти мирным.
Я глубоко вздохнул и поднял взгляд на Крин.
- У тебя нет никаких оснований доверять мне, - сказал я, глядя ей прямо в глаза.
- Не после того, что случилось с вами.
Но я надеюсь, что ты будешь. - Я снова протянул кубок.
Она встретилась со мной глазами, не мигая, потом потянулась к чашке.
Она выпила ее в один глоток, немного поперхнувшись, и села.
Ее глаза оставались твердыми, как мрамор, когда она смотрела на стену палатки.
Я сел немного отдельно от нее.
Через пятнадцать минут она уже спала.
Я укрыл их обеих одеялом и посмотрел на их лица.
Во сне они были еще красивее, чем раньше.
Я протянул руку, чтобы убрать прядь волос с щеки Крин.
К моему удивлению она открыла глаза и посмотрела на меня.
Без мраморного взгляда, который был у нее раньше, она смотрела на меня темными глазами молодой Денны.
Я замер с моей рукой на ее щеке.
Секунду мы смотрели друг на друга.
Затем ее веки снова опустились.
Я не мог сказать, то ли наркотик утянул ее или она сдалась по собственной воле, чтобы уснуть.
Я устроился у входа в палатку и положил Цезуру между колен.
Я чувствовал гнев, как огонь внутри меня, и вид двух спящих девушек, был как ветер, раздувающий угли.
Я сжал зубы и заставил себя думать о том, что произошло здесь, позволяя огню яростно прогореть, позволяя его теплу наполнить меня.
Я глубоко вздохнул, укрепляя себя в том, что должно было произойти.
***
Я ждал в течение трех часов, слушая звуки лагеря.
До меня доносился приглушенный разговор, в форме предложений без каких-либо отдельных слов.
Он исчез, смешиваясь с проклятиями и звуками от больных людей.
Я сделал долгий, медленный вдох, как Вашет показывала мне, расслабляя свое тело и медленно считая выдохи.
Затем, открыв глаза, я смотрел на звезды и и выбирал время для расправы.
Я медленно разогнулся из сидячего положения и долго и медленно потянулся.
Крепкий полумесяц луны висел в небе и все выглядело очень ярким.
Я медленно подошел к костру.
Он сократился до угрюмых углей, которые мало что делали, чтобы осветить пространство между двумя фургонами.
Там был Отто, его огромное тело упало напротив одного из колес.
Я почувствовал запах рвоты.
- Это ты, Квоут? - спросил он невнятно.
- Да, - я продолжил свое медленное передвижение прямо к нему.
- Этой суке Анне нельзя давать готовить баранину, - простонал он.
- Клянусь святым Богом, я никогда не был таким больным раньше. - Он посмотрел на меня.
- А ты в порядке?
Цезура выскочила, кратко поймав лунный свет на свое лезвие, и разорвала ему горло.
Он встал на одно колено, затем свергнулся на свою сторону, окрашивая руки чернотой, когда они схватились за шею.
Я оставил его мрачно кровоточащим в лунном свете, не в силах кричать, умирающего, но не мертвого.
Я подбросил кусок хрупкого железа в угли огня и направился к другим палаткам.
Ларен поразил меня, когда я обошел вокруг фургона.
Он издал удивленный возглас, когда увидел меня выходящего из-за угла с обнаженным мечом.
Но яд сделал его вялым и он едва успел поднять руки прежде чем Цезура вонзилась ему в грудь.
Он задохнулся криком, когда он упал на спину, корчась на земле.
Никто из них не спал крепким сном из-за яда, так что плач Ларена заставил их вылиться из фургонов и палаток, пошатываясь и дико озираясь.
Две нечеткие фигуры, которые я знал, должно быть Джош и Френ, выскочили из открытой задней части фургона ближе всего ко мне.
Я ударил одного в глаз, прежде чем он ударился о землю и вспорол живот другому.
Это все видели и теперь кричали не на шутку.
Большинство из них начали пьяно убегать в деревья, часть падала, когда они шли.
Но высокая фигура Тима бросилась ко мне.
Тяжелый меч, который он был затачивал весь вечер, блеснул серебром в лунном свете.
Но я уже ждал.
Я сдвинул второй длинный, хрупкий кусок меч-железа в моей руке и пробормотал привязку.
Тогда, когда он подошел достаточно близко, чтобы ударить, я резко выхватил железо между своими пальцами.
Его меч разорвался со звуком разбитого колокола и куски упали и исчезли в темноте травы.
Тим был опытнее меня, сильнее и с более длинными руками.
Даже отравленный и с половиной меча, он хорошо зарекомендовал себя.
У меня ушло почти полминуты, прежде чем я пробил его защиту приемом Любовник из Окна и ранил его руку в запястье.
Он упал на колени, выпустив скрипучий вопль и схватившись за пень.
Я ударил его высоко в грудь и направился к деревьям.
Бой не занял много времени, но каждая секунда была жизненно важна, так как остальные уже успели рассеяться в лесу.
Я поспешил в направлении, где я видел одну из темных шатающихся фигур.
Я был небрежен, поэтому, когда Аллег бросился на меня из тени дерева, он поймал меня врасплох.
У него не было меча, только маленький кинжал мерцал в лунном свете, когда он нырнул на меня.
Но кинжала достаточно, чтобы убить человека.
Он ударил меня в живот, когда мы катались по земле.
Я ударился виском о корень и почувствовал вкус крови.
Я успел вскочить на ноги, прежде, чем это сделал он и подрезал подколенное сухожилие на его ноге.
Тогда я пырнул его в живот и оставил его сквернословить на земле, когда я пошел охотиться на остальных.
Одну руку я туго держал вдоль своего живота.
Я знал, что боль скоро ударит меня и после этого я не протянул бы долго.
***
Это была долгая ночь и я не буду беспокоить вас дополнительной информацией.
Я нашел всех остальных, когда они пробирались через лес.
Анна сломала ногу в своем безрассудном бегстве, а Тим проделал почти полмили, несмотря на потерю руки и рану в груди.
Они кричали, проклинали и умоляли о пощаде, когда я преследовал их через лес, но они не сказали ничего, что могло успокоить меня.
Это была ужасная ночь, но я помню всех их.
В этом не было ни чести ни славы.
Но это был вид кровавого правосудия и в конце концов я принес их тела обратно.
***
Я вернулся в свою палатку, когда небо начинало принимать знакомый синий цвет.
На несколько сантиметров ниже моего пупка жгли острые, горячие боли и я мог сказать по неприятному дерганию, когда я двигался, что засохшая кровь присушила к ране рубашку.
Я не обращал на это внимания, чувствуя и зная, что я ничего не мог сделать для себя своими трясущимися руками и без приличного света, чтобы увидеть рану.
Я должен был дождаться рассвета, чтобы увидеть, как сильно я пострадал.
Я старался не останавливаться на том, что я знал из моей работы в Медике.
Любая глубокая рана в кишечнике обещает долгий, болезненный путь в могилу.
Квалифицированный медик с правильным оборудованием мог изменить ситуацию, но я не мог быть дальше от цивилизации, чем сейчас.
Точно также я мог желать кусочек луны.
Я вытер меч, сел в мокрую траву перед палаткой и стал думать.
Я был занят в течение более часа, когда солнце, наконец, показалось над вершинами деревьев и начало зажигать росу на траве.
Я нашел плоский камень и использовал его в качестве импровизированной наковальни, чтобы согнуть запасную подкову в другую форму.
Над огнем в котле кипел овес.
Я только доделал последние приготовления с подковой, когда увидел мерцающее движение в углу моего глаза.
Это была Крин, выглядывающая из за угла фургона.
Я догадался, что я разбудил ее звуком молотка по железу.
- О, мой Бог. - Ее рука прикрыла рот и она ошеломленно сделала пару шагов из-за фургона.
- Ты убил их.
- Да, - сказал я просто, мой голос мертво звучал в моих ушах.
Глаза Крин пробежали вниз по моему телу, глядя на мою разорванную и окровавленную рубашку.
- А... - Ее голос застрял у нее в горле и она сглотнула.
- Ты в порядке?
Я молча кивнул.
Когда я, наконец, набрался смелости рассмотреть мою рану, я обнаружил, что плащ Фелуриан спас мне жизнь.
Вместо того, чтобы выпустить наружу мои кишки, кинжал Аллега просто оставил мне длинный, мелкий порез, пересекающий мой живот.
Он также испортил совершенно хорошую рубашку, но у меня было нелегкое время, чтобы горевать об этом, учитывая все обстоятельства.
Я изучил подкову, а затем использовал влажный кожаный ремешок, чтобы привязать ее твердо к одному концу длинной, прямой ветки.
Я вытащил чайник с овсом с огня и сунул подкову в угли.
Выглядя оправившейся от некоторого шока, Крин медленно приблизилась, глядя на ряд тел на другой стороне от огня.
Я не сделал ничего, кроме того, что выложил их в грубую линию.
Это не было порядком.
Кровь окрашивала тела и их раны открыто зияли.
Крин уставилась, как будто она боялась, что они могли снова начать двигаться.
- Что ты делаешь? - спросила она наконец.
В ответ, я вытащил теперь горячую подкову из углей огня и подошел к ближайшему телу.
Это был Тим.
Я нажал раскаленным железом на тыльную сторону его оставшейся руки.
Кожа задымилась и зашипела, прилипнув к металлу.
Через некоторое время я вытащил ее, оставляя черный ожог посреди его белой кожи.
Сломанный круг.
Я двинулся назад к огню и снова начал нагревать железо.
Крин стояла молча, слишком ошеломленная, чтобы реагировать нормально.
Никто не сможет нормально реагировать в подобной ситуации, я полагаю.
Но она не закричала и не побежала, когда я подумал о том, что она может это сделать.
Она просто смотрела на сломанный круг и повторила: "Что ты делаешь?"
Когда я, наконец, заговорил, мой голос звучал странно для моих собственных ушей.
- Все Эдема Руэ одна семья, - объяснил я.
- Как закрытый круг.
Не имеет значения, если некоторые из нас чужие другим, мы все остаемся семьей, по-прежнему близкими.
У нас должно быть так, потому что мы всегда чужие там, где мы идем.
Мы рассеяны и люди ненавидят нас.
- У нас есть законы.
Правила, которым мы следуем.
Когда один из нас делает то, что не может быть прощено или исправлено, если он ставит под угрозу безопасность и честь Эдема Руэ, его убивают и помечают сломанным кругом, чтобы показать, что он больше не один из нас.
Это редко делается.
Это редко требуется.
Я вытащил железо из огня и пошел к следующему телу.
Отто.
Я прижал ее к тыльной стороне его ладони и слушал ее шипение.
- Это были не Эдема Руэ.
Но они выдавали себя за них.
Они делали такие вещи, которые Эдема никогда не будут делать, так что я сделаю так, что мир узнает, что они не были частью нашей семьи.
Руэ не поступают подобно тому, что сделали эти люди.
- Но фургоны, - запротестовала она.
- Инструменты.
- Это были не Эдема Руэ, - строго сказал я.
- Они, вероятно, не были даже реальными актерами, просто группа воров, которые убили труппу Руэ и пытались занять их место.
Крин взглянула на тела, затем обратно на меня.
- Так ты убил их за то, что они прикидывались Эдема Руэ?
- За то что прикидывались Руэ?
Нет. - Я положил железо обратно в огонь.
- За убийство труппы Руэ и воровство их фургонов?
Да.
За то, что они сделали вам?
Да.
- Но если они не являются Руэ... - Крин посмотрела на ярко окрашенные фургоны.
- Как?
- Мне самому это любопытно, - сказал я.
Вытащив сломанный круг из огня еще раз, я перешел к Аллегу и прижал его к ладони.
Фальшивый актер дернулся и очнулся от собственного крика.
- Он не мертв! - воскликнула пронзительно Крин.
Я ранее осматривал рану.
- Он мертв, - холодно сказал я.
- Он просто не перестал еще двигаться. - Я повернулся, чтобы посмотреть ему в глаза.
- Как насчет этого, Аллег?
Как ты нашел пару фургонов Эдема?
- Ублюдок Руэ, - обругал он меня, слабо сопротивляясь.
- Да, - сказал я, - это я.
А ты нет.
Итак, как же ты узнал знаки моей семьи и их обычаи?
- А как ты узнал? - спросил он.
- Мы знаем слова, рукопожатия.
Мы знаем о воде и вине и песнях перед ужином.
Как ты узнал?
- Вы думали, что могли обмануть меня?- Сказал я, чувствуя, как мой гнев опять скручивается внутри меня, как пружина.
- Это моя семья!
Как я могу не знать?
Руэ не делают того, что делали вы.
Руэ не крадут, не похищают девушек.
Аллег покачал головой с насмешливой улыбкой.
На его зубах была кровь.
- Все знают, чем вы занимаетесь.
Мое терпение лопнуло.
- Все думают что знают это!
Они думают, что слухи - это правда!
Руэ такого никогда не делают! - я жестикулировал как безумец.
- Люди думают такие вещи из-за таких как вы! - Мой гнев разгорелся еще сильнее и я понял, что кричу.
Теперь рассказывай все, что я хочу знать, или Бог заплачет, когда услышит, что я с тобой сделал! -
Аллег побледнел и ему пришлось сглотнуть, прежде чем он обрел дар речи.
- Здесь был старик, его жена и несколько других актеров.
Я путешествовал с ними полгода.
В конце концов они приняли меня. - Он выдохнул и захрипел, когда попытался вдохнуть.
Он сказал достаточно.
- Таким образом ты убил их.
Аллег энергично затряс головой.
- Нет...
мы были атакованы на дороге. - Он слабо махнул рукой на остальные тела.
- Они удивили нас.
Остальные актеры были убиты, но я был просто...
оглушен.
Я осмотрел ряд тел и почувствовал, как гнев вспыхивает, хотя я уже знал.
Никак иначе эти люди не смогли бы путешествовать с парой фургонов Эдема с их нетронутой маркировкой.
Аллег заговорил снова.
- Я показал им потом...
Как играть, как труппа. - Он снова сглотнул от боли.
- Хорошая жизнь.
Я отвернулся от отвращения.
Он был одним из нас, в дороге.
Одним из нас, принят в семью.
Он сделал все в десять раз хуже, зная это.
Я снова толкнул подкову на угли в огне, потом посмотрел на девушку, пока она нагревалась.
Ее глаза становились, как кремень, когда она смотрела на Аллега.
Не уверен, что это было правильно делать, я предложил ей клеймо.
Ее лицо стало жестким и она взяла его.
Аллег, казалось, не понимал, что вот-вот произойдет, пока она не поднесла раскаленное железо к его груди.
Он вскрикнул и скрутился, но ему не хватило сил, чтобы уйти, когда она прижала его к нему.
Она поморщилась, когда он слабо боролся против железа, ее глаза были полны сердитых слез.
После долгой минуты она вытащила железо в сторону и стояла, тихо плача.
Я позволил ей это.
Аллег посмотрел на нее и как-то сумел найти свой голос.
- Ах, девушка, у нас были хорошие времена, не так ли? - Она перестала плакать и посмотрела на него.
- Нет...
Я резко ударил его ногой в бок прежде, чем он смог сказать что-нибудь еще.
Он застыл в немой боли и плюнул на меня кровью.
Я нанес еще один удар и он обмяк.
Не зная, что делать, я взял обратно клеймо и начал нагревать его снова.
Наступила долгая тишина.
- Элли все еще спит? - спросил я.
Крин кивнула.
Как ты думаешь, ей поможет, если она увидит это?
Она думала об этом, вытирая лицо рукой.
- Я так не думаю, - сказала она наконец.
- Я не думаю, что она сможет смотреть на это прямо сейчас.
У нее не в порядке с головой.
- Вы двое из Левеншира? - спросил я, чтобы сохранить молчание на расстоянии вытянутой руки.
- Ферма моей семьи к северу о Левиншира, - сказала Крин.
- Отец Элли - мэр.
- Когда они приходили в ваш город? - спросил я, когда взял клеймо обратно в другую руку.
Сладкий запах обугленной плоти густел в воздухе.
- Какой день это был?
Я считал в моей голове.
- Феллинг. (прим.: атуранский день недели)
- Они приехали в город на Теден (прим.: праздник). - Она замолчала.
- Пять дней назад? - Ее голос был с оттенком недоверия.
- Мы были рады получить шанс посмотреть пьесу и услышать новости.
Услышать немного музыки. - Она опустила взгляд.
- Они разбили лагерь на восточном краю города.
Когда я пришла узнать мою судьбу у предсказателя, они сказали мне вернутся назад в ту же ночь.
Они казались такими дружественными, такими захватывающими.
Крин посмотрела на фургоны.
- Когда я пришла, они все сидели вокруг костра.
Они пели мне песни.
Старуха дала мне немного чая.
Я даже не думала...
Я думала...
она выглядит, как моя ба. - Ее глаза дошли до тела старухи, затем вернулись обратно.
- Потом я не помню, что произошло.
Я проснулась в темноте, в одном из фургонов.
- Я была связан и я... - Ее голос немного дрогнул и она рассеянно потерла свои запястья.
Она глянула обратно на палатку.
- Я думаю, что Элли тоже получила приглашение.
Я закончил клеймить тыльную сторону их рук.
Я планировал отметить также их лица, но железо не спешило нагреваться в огне и я быстро устал от такой работы.
Я совсем не спал, а гнев, который горел так жарко и так долго, находился на завершающем стадии мерцания, оставив меня с чувством холода и онемения.
Я показал на кастрюлю с овсом, которую я вытащил из огня.
- Ты голодна?
- Да, - сказала она, а затем метнула взгляд на тела.
- Нет.
- Я тоже.
Иди буди Элли и мы отведем тебя домой.
Крин бросилась в палатку.
После того как она исчезла внутри, я обратился к ряду тел.
-Кто-нибудь против того. чтобы я покинул труппу? - спросил я.
Никто не возражал.
Так что, я их покинул.
Это было на час работы - отвезти фургоны в густую часть леса и спрятать их.
Я уничтожил их маркировку Эдема и распряг лошадей.
Было только одно седло, так что я загрузил другие две лошади едой и любыми другими негромоздкими ценностями, которые я смог найти.
Когда я вернулся с лошадьми, Крин и Элли ждали меня.
Точнее, Крин ждала.
Элли просто стояла поблизости, без выражения, ее глаза были пусты.
- Ты знаешь, как ездить верхом? - спросил я Крин.
Она кивнула и я, передав ей поводья, оседлал коня.
Она вставила одну ногу в стремя и остановилась, покачав головой.
Она медленно опустила свою ногу.
- Я пойду пешком.
- Как ты думаешь, Элли сможет усидеть на лошади?
Крин посмотрела туда, где стояла блондинка.
Одна из лошадей ткнулась в нее носом из любопытства и не получила ответа.
- Возможно.
Но я не думаю, что это было бы хорошо для нее.
После...
Я понимающе кивнул.
Тогда мы все пройдемся.
* * *
Что есть сердцем Летани? - спросил я у Вашет.
Успех и правильные действия.
Что более важно, успех или правильность?
Они одинаковы.
Если ты действуешь верно, успех прийдет.
-Но другие могут преуспеть делая неправильные вещи, - указал я.
- Неправильные вещи никогда не ведут к успеху,- сказала твердо Вашет.
-Если человек действует неправильно и преуспевает, это не путь.
Без Летани нету истинного успеха.
Cэр?
Позвал голос.
Сэр?
Мои глаза сосредоточились на Крин.
Ее волосы были растрепаны, ее молодое лицо утомлено.
Она робко посмотрела на меня .
Сэр?
Уже темнеет.
Я огляделся и увидел сумерки, наползающие в с востока.
Я очень устал и спал на ходу с тех пор, как мы сделали в полдень привал чтобы позавтракать.
- Можешь называть меня Квоут, Крин.
Спасибо, что напомнила.
Мои мысли были не здесь.
Крин собрала хворост и разожгла огонь.
Я расседлал лошадей, накормил и обтер их.
Также, я потратил несколько минут чтобы натянуть палатку.
Обычно я не тратил времени на такие вещи, но уж если лошади везли палатку то я предпочел, чтобы девочки не спали снаружи.
После того как я закончил с палаткой, я понял, что принес только одно дополнительное одеяло из запасов труппы.
Сегодняшней ночью опять будет холодно, насколько я мог судить о таких вещах.
- Ужин готов, - услышал я зов Крин.
Я забросил одеяло и запасное в палатку и направился туда, где она остановилась.
Она проделала хорошую работу с тем, что у нас было.
Картофельный суп с беконом и поджаренный хлеб.
Также была зеленая летняя кашица, расположенная на углях.
Элли беспокоила меня.
Она была такой же весь день, вяло гуляя, никогда не разговаривая или не реагируя на все, что говорили ей Крин или я.
Ее глаза следовали за вещами, но в них не было мысли.
Крин и я обнаружили на собственном горьком опыте, что если предоставить ее себе, она переставала идти или уходила с дороги, если ее глаза что-нибудь ловили.
Крин протянула мне миску и ложку, когда я сел.
- Хорошо пахнет. - Похвалил я ее.
Она полуулыбнулась и выставила на блюдце вторую чашку для себя.
Она начала заполнять третью миску, затем заколебалась, понимая, что Элли не могла накормить себя.
- Тебе нравится суп, Элли? - спросил я нормальным тоном.
- Он хорошо пахнет.
Она сидела безучастно у костра, глядя в никуда.
- Ты хочешь попробовать мой? - Я спросил, как будто это была самая естественная вещь в мире.
Я придвинулся ближе к ней и подул на ложку, чтобы остудить ее.
- Это тебе.
Элли съела ее механически, поворачивая голову немного в мою сторону, в сторону ложки.
Ее глаза отражали танцующие языки пламени.
Они были похожи на окна пустого дома.
Я подул на следующую ложку и протянул его белокурой девочке.
Она открыла рот только тогда, когда ложка прикоснулась к ее губам.
Я передвинул мою голову, пытаясь увидеть что-то кроме танцующих огненных бликов в ее глазах, отчаянно надеясь увидеть что-то за ними.
Ничего.
- Бьюсь об заклад, ты Элл, не так ли? - разговорно спросил я.
Я посмотрел на Крин.
- Укороченное от Элли?
Крин беспомощно пожала плечами.
- Мы не были подругами на самом деле.
Она просто Элли Анвота.
Дочь мэра.
- Это верно, что сегодня была длинная прогулка, - я продолжал говорить тем же легким тоном.
- Как себя чувствуют твои ноги, Крин?
Крин продолжала смотреть на меня своими серьезными темными глазами.
- Немного болят.
- Мои тоже.
Я не могу дождаться, когда я сниму свои ботинки.
А твои ноги болят, Элл?
Нет ответа.
Я еще немного покормил ее.
- Было довольно жарко.
Должно остыть сегодня вечером, однако.
Хорошая погода для сна.
Разве не прекрасно, Элл?
Нет ответа.
Крин продолжала смотреть на меня с другой стороны от костра.
Я съел немного супа сам.
- Это действительно прекрасно, Крин, - сказал я искренне, затем повернулся к безучастной девушке.
- Это хорошо, что у нас есть Крин, чтобы приготовить это, Элл.
Все, что я готовлю, на вкус, как лошадиный навоз.
На своей стороне от костра Крин с предсказуемым результатом пыталась засмеяться с полным ртом супа.
Я подумал, что увидел мерцание в глазах Элл.
- Если бы у меня было немного лошадиных яблок, я мог сделать нам пирог из лошадиных яблок на десерт, - предложил я.
- Я мог бы сделать немного сегодня вечером, если хотите... - Я замолчал, делая это вопросом.
Элл немного нахмурилась, небольшие морщины появились на ее лбе.
- Ты наверное права, - сказал я.
- Это будет не очень хорошо.
Может быть ты хочешь больше супа вместо этого?
Маленький кивок.
Я дал ей полную ложку.
- Он все же немного соленый.
Возможно ты хочешь немного воды.
Еще кивок.
Я вручил ей флягу с водой и она подняла его к своим губам.
Она пила долгую, долгую минуту.
Она была вероятно иссушена долгим сегодняшним днем.
Я должен буду более внимательно смотреть на нее завтра, чтобы убедиться, что она выпила достаточно.
- Хочешь пить, Крин?
- Да, пожалуйста, - сказала Крин, ее глаза держались на лице Элл.
Автоматически двигаясь, Элл передала бурдюк с водой Крин, держа его прямо над костром, протащив по углям плечевой ремень.
Крин быстро схватила его, а затем запоздало добавила: - Спасибо, Элл.
Я продолжал медленный поток разговора, пока мы ели.
Элл под конец уже ела самостоятельно и хотя глаза ее были чище, она как будто смотрела на мир через лист матового стекла, смотря, но не видя.
Тем не менее, это было улучшение.
После того, как она съела две чашки супа и полбуханки хлеба, ее глаза начали быстро закрываться.
- Ты хочешь пойти спать, Элл? - спросил я.
Более определенный кивок.
- Могу я проводить тебя в палатку?
На это ее глаза резко открылись и она твердо покачала головой.
- Может быть, Крин поможет тебе приготовить постель, если ты попросишь ее.
Элл повернулась и посмотрела в направлении Крин.
Ее рот смутно дернулся.
Крин бросила на меня взгляд и я кивнул.
- Тогда пойдем и заправим ее, - сказала Крин с интонациями старшей сестры.
Она подошла и взяла руку Элл, помогая ей подняться.
Когда они вошли в палатку, я прикончил суп и съел кусок хлеба, который был слишком сильно горелый для любой из девочек.
В скором времени Крин вернулась к огню.
- Она уснула? - спросил я.
- Еще до того, как она упала на подушку.
Вы думаете, что с ней будет все в порядке?
Она была в глубоком шоке.
Ее разум шагнул через двери безумия, чтобы защитить себя от того, что происходило.
- Это, вероятно, только вопрос времени, - сказал я устало, надеясь, что это было правдой.
- Молодые быстро лечатся. - Я усмехнулся безрадостно, когда понял, что она, вероятно, только на год младше меня.
Я чувствовал каждый год за два сегодня вечером, а некоторые из них за три.
Несмотря на то, что я чувствовал себя налившимся свинцом, я заставил себя встать на ноги и помог Крин помыть посуду.
Я почувствовал ее растущее беспокойство, когда мы закончили очистку и перевели лошадей на свежий кусок выпаса.
Напряжение становилось все хуже, когда мы приблизились к палатке.
Я остановился и открыл для нее заслонку.
- Я посплю снаружи этой ночью.
Ее облегчение было заметным.
- Вы уверены?
Я кивнул.
Она проскользнула внутрь, и я позволил упавшему занавесу закрыться за ней.
Ее голова практически сразу вынырнула обратно, после чего последовала рука с одеялом.
Я покачал головой.
- Вы будете нуждаться в них обоих.
Это будет холодная ночь. - Я обернул мой шаед вокруг меня и лег прямо перед палаткой.
Я не хотел, чтобы Элл пошла ночью и заблудилась или поранилась.
- Вам не будет холодно?
- Со мной все будет хорошо, - сказал я.
Я устал достаточно, чтобы уснуть даже на скачущей лошади.
Я устал достаточно, чтобы уснуть даже под скачущей лошадью.
Крин убрала голову обратно в палатку.
Вскоре я услышал, как она закуталась в одеяла.
Затем все затихло.
Я вспомнил испуганный взгляд на лице Отто, когда я перерезал ему горло.
Я слышал слабо сопротивляющегося Аллега, проклинающего меня, когда я вытащил его из фургонов.
Я вспомнил кровь.
Она чувствовалась на моих руках.
Загустевающая.
Я никогда не убивал никого так до этого.
Не так хладнокровно, не так близко.
Я вспомнил, какой теплой была их кровь.
Я вспомнил, как заплакала Кети, когда я преследовал ее через лес.
- Это были они а не я! - Кричала она истерически.
- У меня не было выбора.
Это были они, а не я!
Я долго не мог уснуть.
Когда я наконец заснул, сны были еще хуже.
Мы плохо наверстали время на следующий день, так как Крин и я были вынуждены вести трех лошадей и кроме того Элл.
К счастью, лошади хорошо вели себя, как и должны быть подготовленные Эдема лошади.
Если бы они были, как непредсказуемая дочь бедного мэра, мы никогда бы не добрались до Левиншира вообще.
Несмотря на это, лошади были едва ли не большей проблемой, нежели были полезны.
Глянцевый чалый, в частности, любил уходить попастись в подлесок.
Три раза сегодня мне пришлось вытаскивать его, и мы были раздражены друг другом.
Я назвал его Репейник по очевидным признакам.
В четвертый раз, когда я должен был вытащить его обратно на дорогу, я всерьез собирался прирезать его, чтобы избавить себя от проблемы.
Я не сделал этого, конечно.
Хорошая лошадь это тоже, что и деньги в твоем кармане.
И было бы быстрее ехать обратно в Северен, чем идти всю дорогу.
Крин, и я делали все возможное, чтобы поддерживать с Элл разговор, когда мы шли.
Это видимо немного помогало.
А когда приходило время нашего обеда, она казалась почти осознает, что происходит вокруг нее.
Возможно.
У меня появилась идея, когда мы готовились отправиться снова после обеда.
Я привел нашу серую пятнистую кобылу туда, где стояла Элл.
Ее золотистые волосы составляли один большой спутанный клубок и она пыталась запустить одну руку сквозь них, а ее глаза блуждали вокруг, постоянно отвлекаясь, как если бы она не совсем понимала, где она.
- Элл. - Она повернулась взглянуть.
- Ты знакома с Серохвостой? - Я указал на кобылу.
Слабое и испуганное покачивание головой.
- Мне нужна твоя помощь, чтобы вести ее.
Ты когда-нибудь водила лошадей раньше?
Кивок.
- Она нуждается, чтобы о ней заботились.
Можешь ли ты сделать это? - Серохвостая посмотрела на меня одним большим глазом, как бы давая мне понять, что она нуждалась в ведущих настолько, насколько мне нужны были колеса, чтобы ходить.
Но затем она немного наклонила голову и по-матерински ткнулась ею в Элл.
Девушка протянула руку, чтобы погладить ее нос чуть ли не автоматически, а затем взяла у меня вожжи.
- Вы думаете, что это хорошая идея? - спросила Крин, когда я вернулся собирать других лошадей.
- Серохвостая нежна, как овечка.
- Просто потому, что Элл глупая, как овца, - лукаво сказала Крин, - не делает их хорошей парой.
Я улыбнулся на это.
- Мы посмотрим, как они сближаются час или около того.
Если это не сработает, значит не сработает.
Но иногда лучшая помощь человеку это дать ему помочь кому-нибудь еще.
***
Поскольку я плохо выспался, сегодня я устал вдвойне.
Мой живот был раздражен, и я чувствовал его, как будто посыпанным песком, будто кто-то ободрал первые два слоя моей кожи.
Я почти поддался искушению подремать в седле, но я не мог заставить себя ехать верхом, в то время как девочки шли пешком.
Таким образом, я брел вперед, ведя лошадь и покачиваясь на ногах.
Но сегодня я не мог впасть в удобный полусон, который я предпочитал использовать при ходьбе.
Меня мучали мысли об Аллеге, интересно, если он был еще жив.
Я знал из времени, проведенном в Медике, что рана живота, которую я нанес ему, была фатальной.
Я также знал, что это медленная смерть.
Медленная и мучительная.
При правильном уходе она может продлиться полный спан дней, прежде чем он умрет.
Даже один посреди неизвестности, он мог жить в течение нескольких дней с такой раной.
Неприятных дней.
У него будет нарастать лихорадка, когда инфекция попадет внутрь.
Каждое движение будет разрывать рану и открывать ее снова.
Он также не мог ходить на своей хромой ноге.
Так что, если он захочет двигаться, ему придется ползти.
К настоящему времени он уже страдает от голода и сгорает от жажды.
Но не умрет от жажды.
Нет. Я оставил поблизости полный бурдюк воды.
Я положил его с его стороны, когда мы уходили.
Не из доброты.
Не сделать его последние часы более терпимыми.
Я оставил его потому, что я знал, что с водой он будет жить дольше, а страдать больше.
Оставление ему бурдюка с водой было самой страшной вещью, которую я когда-либо делал, и теперь, когда мой гнев испепелился, я пожалел об этом.
Я задавался вопросом, как долго он проживет из-за этого.
День?
Два?
Наверняка не больше двух.
Я старался не думать о том, на что были похожи эти два дня.
Но даже когда я выкинул мысли об Аллеге из моего разума, у меня были другие демоны для борьбы.
Я вспоминал фрагменты той ночи, про которую ложные актеры могли сказать, что я из нее их вырезал.
Звуки моего меча, которые он издавал, когда входил в них.
Запах их кожи, когда я клеймил их.
Я убил двух женщин.
Что бы сказала Вашет о моих действиях?
Что кто-нибудь бы подумал?
Обессиленные от беспокойства и бессонницы, мои мысли мотались по этому кругу в течение оставшейся части дня.
Я разбил лагерь в силу привычки и поддерживал беседу с Элл одним лишь усилием воли.
Время для сна пришло, прежде чем я был готов, и я оказался завернутый в мой шаед, перед палаткой девочек.
Я смутно осознал, что Крин начала озабоченно смотреть на меня, также как она смотрела на Элл последние два дня.
Я лежал с широко раскрытыми глазами в течение часа перед сном, задаваясь вопросом об Аллеге.
Когда я уснул, я мечтал убить его.
Во сне я преследовал их в лесу, неотвратимый как смерть.
Но в этот раз все было по-другому.
Я убил Отто,и его кровь забрызгала мои руки как горячий жир.
Затем я убил Ларена и Джоша и Тима.
Они стонали и кричали, корчась на земле.
Их раны были ужасными, но я не мог отвернуться.
Затем лица изменились.
Я убивал Тарена, бородатого бывшего наемника из моей труппы.
Потом я убил Трип.
После я преследовал Шанди через лес, с мечом наголо в моей руке.
Она кричала и плакала от ужаса.
Когда я наконец поймал ее, она прижалась ко мне, пригибая меня к земле, зарываясь лицом в мою грудь , рыдая.
- Нет нет нет,- просила она.
- Нет нет нет.-
Я пришел в себя.
Я лежал на спине, не зная, где заканчивается сон и начинается явь.
Через короткий момент я понял правду.
Элл вылезла из палатки и лежала прижавшись ко мне.
Ее лицо прижималось к моей груди , ее руки вцепились в мою.
- Нет нет,- шептала она.
- Нет нет нет нет нет.- Ее тело сотрясалось в беспомощных рыданиях, когда она больше не могла это произносить.
- Моя рубашка была влажной от горячих слез.-
Моя рука кровоточила там, где она ее сжимала.
Я пробормотал что-то утешительное и провел рукой по ее волосам.
Прошло много времени прежде,чем она затихла и провалилась в изможденный сон, все еще прижимаясь к моей груди .
Я лежал неподвижно, боясь сделать лишнее движение.
Мои зубы были сжаты.
Я думал о Aллеге, Отто и всех остальных.
Я вспоминал кровь, крик и запах паленой кожи.
Я вспоминал все это и мечтал о гораздо худших вещах, которые я мог бы с ними сделать.
Я больше никогда не видел кошмаров.
Иногда я думал об Аллеге и улыбался.
* * *
На следующий день мы достигли Левиншира.
Элл пришла в себя, но осталась тихой и погруженной в свои мысли.
Однако, дела пошли теперь быстрее, тем более, что девочки решили, что они достаточно проехали назад , чтобы повернуть Грейталя.
Мы покрыли шесть миль, прежде чем мы остановились в полдень, девочки становились все более и более оживленными, узнавая знакомые места.
Форму холмов вдалеке.
Изогнутое дерево у дороги.
Но когда мы подошли ближе к Левинширу они затихли.
- Это находится там за холмом,- сказала Крин, спускаясь с чалой.
Ты поедешь отсюда, Элл.
Элл попеременно смотрела то на меня, то на свои ноги.
Она покачала головой.
Я наблюдал за ними.
- С вами обеими все в порядке?-
- Мой отец меня убьёт.- голос Крин опустился до шепота, ее лицо было полно серьезного опасения.
- Сегодня вечером твой отец будет один из счастливейших людей на земле,- Я сказал, надеясь, что это окажется правдой.
- Он возможно рассердится.
Но это - только, поскольку тревожился в течение последних восьми дней.-
Крин прибодрилась, но Элл разрыдалась.
Крин обняла ее и стала нежно успокаивать.
- Никто на мне не женится,- рыдала Элл.
- Я собиралась замуж за Джейсона Ватерсона, хотела помогать ему управлять складом .
Теперь он не захочет на мне жениться.
Никто не захочет.-
Я посмотрел на Крин и увидел тоже опасение в ее влажных глазах.
Но глаза Kрин были гневными в то время, как глаза Элл выражали только отчаяние.
- Любой человек, который так подумает - глупец,- сказал я со всем осуждением в голосе, которое мог выразить.
- А вы обе слишком умны и красивы, чтобы выходить замуж за глупцов.-
Это казалось несколько успокоило Элл , ее глаза смотрели на меня с надеждой.
- Это правда-, сказал я.
- И во всем этом не было вашей вины.
Помните об этом в следующие несколько дней.-
- Я ненавижу их!- Элл сплюнула, удивив меня своим внезапным гневом.
- Я ненавижу мужчин! - Ее суставы побелели, когда она схватилась за узду Грейталя.
Ее лицо искривилось в гневе.
Kрин обвила Элл руками, но когда она посмотрела на меня, я видел чувство отражающееся в ее темных глазах.
- У вас есть все права ненавидеть их,- сказал я, чувствуя больше гнева и беспомощности, чем когда-либо раньше в моей жизни.
- Но я тоже мужчина.
Не все такие как они.-
Мы постояли там еще немного, не более чем в полумиле от города.
Мы выпили немного воды, чтобы успокоить нервы.
А потом я отвел их домой.
Левиншир не был большим городом.
Здесь жило две сотни человек, возможно три, если считать отдаленные фермы.
Мы въехали в городок в обеденное время, и грунтовая дорога, разделяющая город посередине была пуста и тиха.
Элл сказала мне, что ее дом был на противоположной стороне города.
Я надеялся доставить девочек домой без лишних свидетелей.
Они были усталы и потеряны.
Последнее, в чем они нуждались, была толпа сплетничающих соседей.
Но мои надежды не оправдались.
Мы проехали пол города, когда я увидел движение в окне.
Голос женщины выкрикнул, - Элл!- и не прошло и десяти людях секунд, как люди начали выскакивать из каждой двери в поле нашего зрения.
Женщины были быстрее всех, и буквально через минуту дюжина их сформировали защитный узел разговоров, криков и объятий вокруг двух девочек.
Девочки, как казалось, не возражали.
Возможно, это было даже лучше.
Теплый прием мог многое сделать для их излечения.
Мужчины держались позади, зная, что они бесполезны в ситуациях подобных этой.
Большинство из них наблюдало из дверных проемов и подъездов.
Шесть или восемь спустились на улицу, перемещаясь медленно и наблюдая за ситацией.
Это были осторожные людьи, фермеры и друзья фермеров. Они знали имена каждого в пределах десяти миль от дома.
Во всем Левеншире не было никаких незнакомцев кроме меня.
Ни один из мужчин не был близким родственником девочек.
А даже если бы родственники и были, они знали, что не смогут добираться до них по крайней мере час, а возможно и день.
Так что они позволили своим женам и сестрам обо всем позаботиться..
Не имея никакого приложения, их внимание кратко задержалось на лошадях и обратилось ко мне.
Я двинулся по направлениюк мальчику лет десяти или около этого.
- Иди скажи мэру, что его дочка вернулась.
Беги! - Он скрылся в облаке дорожной пыли, поднимаемой его босыми пятками.
Мужчины медленно придвинулись поближе к мне, их естественное недоверие к незнакомцам было в десять раз усилено недавними событиями.
Мальчик около двенадцати лет не был настолько осторожен как остальные и подошел ко мне справа, уставившись на мой меч и мой плащ.
- Как тебя зовут?- Спросил я его.
- Пете. -
- Умеешь ездить на лошади, Пете?-
Он выглядел оскорбленным.
- Фуф.
- Ты знаешь, где ферма Уолкера?-
Он кивнул.
- Две мили на север.-
Я отступил вбок и вручил ему узду чалой.
- Поезжай, расскажи ему, что его дочка вернулась.
И отдай ему лошадь, чтобы он мог доехать до города.-
Его нога оказалась на лошади прежде, чем я смог подставить ему руку.
Я укоротил стременя, чтобы он не убился по дороге.
- Если проедешь туда и обратно, не сломав ни своей головы ни ноги моей лошади, то я дам тебе пенни,- сказал я.
- Ты дашь мне два,- сказал он.
Я рассмеялся.
Он объехал вокруг меня и ускакал.
Мужчины подходили тем временем ближе, образуя вокруг меня в свободный круг.
Высокий, лысеющий тип с угрюмым видом и седой бородой, казалось, назначил себя лидером.
- Итак, кто Вы?- спросил он, а его тон говорил яснее чем его слова, - Какой черт тебя принес?.
- Квоут,- ответил я обворожительно.
- А Вы?-
- Не думаю, что это Ваше дело,- проворчал он.
- Что Вы тут делаете? - Что черт побери Вы тут делаете с нашими двумя девочками?
- Матерь божия, Сет,- сказал ему пожилой человек.
- Если бог не дал ума, то дал грубость.
Это не способ разговоривать...-
- Не давай мне никаких советов, Бенджамин,”- ощетинился хмурый человек.
Мы имеем право знать, кто он.- Он повернулся ко мне и вышел на несколько шагов перед всеми остальными.
- Вы один из тех ублюдков актеров, что проезжали здесь?-
Я покачал головой и попытался выглядеть безобидным.
- Нет.-
- А я думаю да.
Я думаю, что Вы выглядите как Руа.
У Вас их глаза.- Мужчины вокруг него вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть мое лицо.
-Боже, Сет,- вмешался снова старик.
- Ни у кого из них не было рыжих волос.
Такие волосы ты бы запомнил.
Он не один из них.-
- Зачем бы я стал их возвращать если я бы был одним из мужчин, которые их украли?- Указал я.
Его лицо стало еще мрачнее, и он продолжил свое медленное наступление.
- Ты шутишь со мной, мальчик?
Считаешь нас всех тут тупыми?
Ты думаешь, если вернешь их, то получишь награду, или возможно мы не будем тебя преследовать?- Он был почти в пределах досягаемости моей, неистово хмурясь.
Я оглянулся и увидел, что тот же самый гнев скрывался в лицах всех мужчин, которые стояли там.
Это был вид гнева, который медленно закипает в сердцах хороших мужчин, которые хотят правосудие, а когда его получают, то решают, что месть - еще лучше.
Я попытался придумать способ разрядить обстановку, но прежде, чем я мог сделать что-либо, я услышал Крин позади меня.
- Сет, отойди от него!-
Сет сделал паузу, его руки были полупротянуты ко мне.
- Итак...-
Крин уже подступала к нему.
Узел женщин расступился, чтобы ее выпустить, но остался поблизости.
- Он спас нас, Сета,- вкричала она исступленно.
- Ты глупый дерьмоед, он спас нас.-
Где, черт возьми, были все вы?
Почему не пришли к нам на выручку?
Он отступил от меня , гнев и стыд блуждали по его лицу.
Гнев победил
- Мы пришли,- кричал он.
После того, как мы узнали о том, что произошло, мы пошли за ними.
Они сбросили Билла с лошади, и он сломал ногу.
Джим получил удар по руке, и старый Куппер все еще не пришел в себя от ужаса, который они на него нагнали.
Они почти убили нас.-
Я посмотрел снова и увидел гнев на лицах мужчин.
Увидел его настоящую причину.
Бесполезность которую он ощущали, неспособные защитить свой городок от грубого вторжения фальшивых актеров.
Их неудачная попытка вернуть дочерей своих друзей и соседей опозорила их.
- Так это не было достаточно хорошо! - горячо крикнула в ответ Крин, ее глаза горели.
- Он пришел и забрал нас потому, что он - настоящий мужчина.
Не то что вы! Вы оставили нас умирать!
Гнев выплеснул юноша с фермы, лет семнадцати, стоящий слева от меня.
- Ничего этого бы не случилось, если бы вы не вились вокруг них как какие-то шлюхи-Руэ.
Я сломал его руку прежде чем осознал что делаю.
Он вскрикнул, падая на землю.
Я притянул его загривок к его ногам.
- Как тебя зовут? - Выплюнул я ему в лицо
- Моя рука! - Он задыхался, его глаза закатились, показывая белки.
Я потряс его как тряпичную куклу.
- Имя!
- Джейсон, - прокричал он.
- Матерь Божья, моя рука ...
Я схватил его подбородок свободной рукой и заставил его смотреть на Крин и Эли.
- Джейсон, - тихо прошипел я ему в ухо.
- Я хочу, чтобы ты посмотрел на этих девушек.
И я хочу, чтобы ты подумал через какой ад они прошли в последние дни, лежа, связанные по рукам и ногам, в задке фургона.
И я хочу, чтобы ты спросил себя что хуже.
Сломанная рука или когда тебя похищает незнакомец и насилует четыре раза за ночь?
Тогда я повернул его лицо ко мне и заговорил настолько тихо, что даже на расстоянии в один дюйм это был еле слышный шепот.
. После того, как Ты об этом подумаешь, я хочу, чтобы ты помолился Богу, чтобы он простил тебя за то, что ты только что сказал.
И если будешь искринним, Телу сделает, чтобы твоя рука срослась прямо и правильно.- Его глаза были испугаными и влажными.
- После этого, если ты когда-либо недобро подумаешь о любой из них, твоя рука, будет болеть как если бы в кости вонзилось горячее железо.
И если ты когда-нибудь сказажешь недобрые слова, она станет гореть и медленно гнить и им придется отрезать ее, чтобы спасти твою жизнь. - Я усилил мою хватку, наблюдая, как его глаза расширяются.
- И если ты когда-нибудь сделаешь что-нибудь из этого, я буду знать.
Я приду сюда и убью тебя, оставив твое тело висящим на дереве.
Слезы появились на его лице в это время, хотя от стыда, страха или боли, я не мог догадаться.
- Теперь ты скажешь ей, что извиняешься за то, что ты сказал. - Я отпустил его, убедившись, что он стоит на ногах, указал ему в направлении Крин и Элл.
Женщины встали вокруг них, как защитный кокон.
Он слабо ухватился за руку.
- Я не хотел этого говорить, Элли, - он рыдал, звуча более жалким и раскаявшимся, чем я мог бы подумать, возможно, перелом руки или нет.
- Это был демон, говорящий за меня.
Клянусь, я был вне себя от беспокойства.
Мы все были.
И мы пытались прийти и забрать вас, но их было слишком много и они напрыгивали на нас на дороге, затем нам пришлось нести Била домой или он мог умереть из-за своей ноги.
Что-то щекотало мою память в имени мальчика.
Джейсон?
Я вдруг заподозрил, что я только что сломал руку дружка Элл.
Почему-то я не мог почувствовать себя плохо от этого сейчас.
Так лучше для него, на самом деле.
Глядя вокруг, я увидел гнев, вытекающий из лиц мужчин вокруг меня, как если бы я истратил ресурсы всего города во внезапной яростной вспышке.
Вместо этого они смотрели на Джейсона, выглядя слегка смутившимися, как если бы мальчик извинялся за многих из них.
Потом я увидел большого, здорового на вид человека, бегущего по улице, преследуемый десятком других горожан.
Взглянув на его лицо, я догадался, что это отец Элл, мэр.
Он пробил себе дорогу через толпу женщин, забрав свою дочь на руки и закружил ее.
Вы найдете два вида мэров в малых городах, как этот.
Первый тип - это облысевшие, пожилые мужчины значительных обхватов, у которых много денег и которые, как правило, много заламывают руки, когда что-нибудь случается.
Ко второму типу относятся высокие, плечистые мужчины, чьи семьи медленно богатели, потому что они работали, как сердитые ублюдки за плугом в течение двадцати поколений.
Отец Элл был второго типа.
Он подошел ко мне, держа одну руку на плече своей дочери.
- Я понимаю, что должен тебя поблагодарить за то, что ты привел наших девочек обратно. - Он протянул руку, чтобы пожать мою и я увидел, что его рука была перевязана.
Его пожатие было крепким несмотря на это.
Он улыбнулся широкой улыбкой, какую я не видел с тех пор, как я покинул Симмона из Университета.
- Как рука? - спросил я, не понимая, как это будет звучать.
Его улыбка немного померкла и я быстро добавил, - Я немного обучался на медика.
И я знаю, что такого рода вещи могут быть сложны для понимания, если вы далеко от дома. - Когда вы живете в стране, которая считает ртуть лекарством, подумал я про себя.
Его улыбка вернулась и он согнул свои пальцы.
- Они одеревенели, но и только.
Просто немного мяса.
Они поймали нас врасплох.
Я схватил руками одного из них, но он ударил меня ножом и смог уйти.
Как вы в конечном итоге забрали девочек подальше от этих безбожных ублюдков Руэ? - Он плюнул.
- Они не были Эдема Руэ, - сказал я, и мой голос звучал более напряженно, чем мне того хотелось.
- Они не были даже настоящими артистами.
Его улыбка снова начала увядать.
- Что ты имеешь в виду?
- Они не были Эдема Руэ.
Мы не делаем то, что они сделали.
- Слушай, - мэр сказал прямо, его темперамент начал немного возрастать.
- Я знаю, черт побери, что они делают и не делают.
Они вошли все милые и красивые, сыграли немного музыки, заработали пенни или два.
Затем они начали создавать неприятности по всему городу.
Когда мы сказали им уйти, они забрали мою девочку. - Он чуть не дышал огнем, когда сказал последние слова.
- Мы? - Я слышал, как кто-то говорит чуть позади меня.
- Джим, он сказал мы.
Сет нахмурился и обошел вокруг мэра, чтобы увидеть меня снова.
- Я сказал вам, что он смотрел, как один из них, - сказал он торжествующе.
- Я знаю их.
Вы всегда можете узнать их по глазам.
- Постой, - сказал мэр с оттенком недоверия.
- Ты говоришь мне, что ты один из них? - Его выражение стало опасным.
Прежде, чем я смог объясниться.
Элл схватила его руку.
- Ах, не делай его безумным, папочка, - сказала она быстро, держа его здоровую руку, как бы оттаскивая его от меня.
- Не говори ничего, что разозлит его.
Он не с ними.
Он забрал меня, он спас меня.
Мэр выглядел несколько смягченным этим, но его сходство пропало.
- Объяснись, - сказал он мрачно.
Я вздохнул, понимая что за путаницу я наделал.
- Они не были актерами и они, конечно, не были Эдема Руэ.
Они были бандитами, которые убили некоторых из моей семьи и украли их фургоны.
Они только делали вид, что являются исполнителями.
- Зачем кому-то претендовать, чтобы быть Руэ? - спросил мэр, как будто ему было не понятно.
- Так они могли сделать то, что они сделали, - я повысил голос.
- Вы позволяли им попасть в ваш город и они злоупотребляли этим доверием.
Это то, чего никогда не сделает ни один Эдема Руэ.
- Ты так и не ответил на мой вопрос, - сказал он.
- Как ты смог забрать девочек?
- Я позаботился об этом, - просто сказал я.
- Он убил их, - достаточно громко сказала Крин, во всеуслышание.
- Он убил их всех.
Я почувствовал, что все посмотрели на меня.
Половина из них подумала: Всех их?
Он убил семь человек?
Другая половина подумала: Там были две женщины с ними, он убил их тоже?
- Что ж, тогда. - Мэр смотрел на меня в течении долгого времени.
- Хорошо, - сказал он, как будто только что вспомнил.
- Это хорошо.
Мир без них станет лучше.
Я почувствовал, что все слегка расслабились.
- Это их лошади. - Я указал на двух лошадей, которые несли наш багаж.
- Они теперь принадлежат девочкам.
Примерно в сорока милях к востоку вы найдете фургоны.
Крин может показать вам, где они спрятаны.
Они тоже принадлежат девочкам.
- За них можно получить хорошую цену в Темсфорде, - мэр размышлял.
- Вместе с инструментами, одеждой и другим, они получат полновесные пенни, - я согласился.
- Разделенное пополам, это будет прекрасным приданным, - твердо сказал я.
Он встретился с моими глазами, медленно и понимающе кивнув.
- Так и будет.
- А как насчет вещей, которые они украли у нас? - Запротестовал толстый человек в фартуке.
- Они разбили мое место и похитили две бочки моего лучшего эля!
- У вас есть дочери? - спокойно спросил я его.
Внезапно горестный вид его лица сказал мне, что у него они есть.
Я встретился с ним взглядом, удерживая его.
- Тогда я думаю, что вы вышли из этого очень хорошо.
Мэр наконец-то заметил Джейсона, держащегося за сломанную руку.
- Что случилось с тобой?
Джейсон посмотрел на свои ноги, и Сет сказал за него: - Он сказал некоторые вещи, которые не должен был говорить.
Мэр посмотрел вокруг и увидел, что получение большего количества ответов повлечет суровое испытание.
Он пожал плечами и отпустил его.
- Я могу наложить тебе шину, - легко сказал я.
- Нет!- поспешно сказал Джейсон, а затем попятился назад.
- Я предпочитаю пойти к Гран.
Я искоса посмотрел на мэра.
- Гран?
Он любяще улыбнулся.
- Когда мы царапаем коленки, Гран заклеивает их опять.
- Бил был там? - спросил я.
- Мужчина с раздробленной ногой?
Он кивнул.
- Она не выпустит его из виду до следующего оборота дней, насколько я ее знаю.
- Я провожу тебя, - я сказал вспотевшему мальчику, который тщательно прижимал руку.
- Я хотел бы увидеть ее работу.
***
Так далеко от цивилизации, где мы были, я ожидал, что Гран была сгорбленная старуха, которая лечила своих пациентов пиявками и древесным спиртом.
Это мнение изменилось, когда я увидел изнутри ее дом.
Его стены были покрыты пучками сухой травы и на полках выстроились небольшие, тщательно помеченные бутылки.
Здесь был небольшой письменный стол с тремя тяжелыми кожанными книгами на нем.
Одна из них была открыта, и я узнал ее как "Герборику".
Я увидел рукописные заметки, нацарапанные на полях, а некоторые записи были изменены или вычеркнуты полностью.
Гран была не такой старой, как я думал, хотя она имела свою долю седых волос.
Она не была также горбатой и на самом деле стояла выше меня, с широкими плечами и круглым, улыбающимся лицом.
Она подвесила медный котел над огнем, напевая про себя.
Затем она вынесла ножницы и усадила Джейсона, мягко тыча его руку.
Бледный, потливый мальчик постоянно нес поток нервной болтовни, а она методично срезала его рубашку.
В течение всего нескольких минут, даже без ее согласия, он дал ей точную, хотя и несколько разрозненную версию возвращения на родину Элл и Крин.
- Это хороший чистый перелом, - сказала она наконец, прерывая его.
- Как это случилось?
Дикие глаза Джейсона метнулись ко мне, а затем обратно.
- Ничо, - быстро сказал он.
Потом он понял, что не ответил на вопрос.
- Я думаю...
- Я сломал ее, - сказал я.
- Образно выражаясь, единственное, что я мог сделать, это прийти и проверить, что я могу сделать, чтобы помочь правильно поставить ее снова.
Гран оглянулась на меня.
- Вы имели дело с такого рода вещами раньше?
- Я изучал медицину в Университете, - сказал я.
Она пожала плечами.
- Тогда я думаю, вы можете наложить шину, пока я ее обертываю.
У меня есть девушка, которая мне помогает, но она убежала, когда услышала шум на улице.
Джейсон нервно посмотрел на меня, когда я плотно приложил планку к руке, но Гран потребовалась менее трех минут, чтобы забинтовать шину со скучающим знающим видом.
Глядя на нее работу, я решил, что она стоила более половины студентов, которых я мог бы назвать в Медике.
После того как мы закончили, она посмотрела на Джейсона.
- Ты счастливчик, - сказала она.
- Ее не нужно было вправлять.
Если ты воздержишься от использования ее в течение месяца, она должна зажить очень хорошо.
Джейсон сбежал так быстро, насколько он был в состоянии, и после недолгого убеждения Гран позволила мне увидеть Била, который был положен в ее задней комнате.
Если рука Джейсона была чистый слом, то у Била он был грязным, каким только может быть слом.
Обе кости в его нижней части ноги были сломаны в нескольких местах.
Я не мог видеть под бинтами, но его нога была очень распухшей.
Кожа над бинтами было в синяках и пятнистая, натянутая туго, как мягкая колбаса.
Бил был бледен и это выглядело, как будто он оберегает ногу.
Как часто ее использовать, было другое дело.
Он сможет ходить, но не более, чем с тяжелой хромотой, но я не стал бы ставить на него, что он когда-нибудь побежит снова.
- Какие люди стреляют в лошадь человека? - спросил он с негодованием, его лицо было покрыто блестящим потом.
- Это неправильно.
Это была его собственная лошадь, конечно.
И это был не тот город, где у людей были запасные лошади.
Бил был молодым человеком с новой женой и своей маленькой фермой, и он может никогда не ходить снова, потому что он пытался сделать правильную вещь.
Было больно думать об этом.
Гран дала ему две ложки чего-то из коричневой бутылки, и он смежил веки.
Она вывела нас из комнаты и закрыла за собой дверь.
- Кость прорвала кожу? - спросил я, как только дверь была закрыта.
Она кивнула, когда поставила бутылку обратно на полку.
- Что вы использовали, чтобы уберечь его от сепсиса?
- Желчи, что ли? - спросила она.
- Репейник.
- Действительно? - спросил я.
- Не маранту?
- Маранту, - она фыркнула, когда добавила полено в огонь, и сняла с него вновь закипевший чайник.
- Ты когда-нибудь пытался избавить кого-нибудь от желчи с помощью маранты?
- Нет, - признался я.
- Позвольте тогда мне спасти вас от убийства кого-то. - Она принесла пару деревянных чашек.
- Маранта бесполезна.
Вы можете есть ее, если она вам нравится, но я не об этом.
- Но паста из маранты и бессами должна идеально подходить для этого.
- Бессами может быть и стоит половину, проклятье, - призналась она.
Но репейник лучше.
Я предпочла бы иметь немного краснолистника, но мы не всегда можем иметь то, что мы хотим.
Паста из мать-и-мачехи и репейника и вы можете видеть, что она делает это очень хорошо.
Маранту легко найти людям, и она превращается в гладкую мягкую массу, но она не имеет сколько-нибудь значимых свойств.
Она покачала головой.
- Маранта и камфора.
Маранта и бессами.
Маранта и соляная гирлянда.
Маранта не является паллиативным средством.
Это только хороший носитель действующего вещества. -
Я открыл было рот, чтобы возразить, но затем оглядел дом и испещренную заметками копию Герборики.
Я закрыл рот.
Гран налила горячую воду из чайника в две чашки.
- Присядь ненадолго,- сказала она.
- Ты выглядишь так, как будто во-вот свалишься. -
Я с тоской посмотрел на стул.
- Вероятно, мне следует вернуться,- сказал я.
- Для чашечки у тебя есть время,- сказала она, беря мою руку и твердо усаживая меня на стул.
- И для перекуса на скорую руку.
Ты бледен как сухая кость, и у меня есть немного сладкого пудинга, который никому не даст покинуть этот дом. -
Я попытался вспомнить, обедал ли сегодня.
Я не забывал покормить девочек....
- Я не хочу создавать вам проблемы,- сказал я.
- Я уже и так заставил Вас работать.-
- Давно пора было, чтобы кто-то сломал руку этому мальчишке, - сказала она, поддерживая разговор.
- Не удивительно при его длинном языке.- Она вручила мне одну из деревянных чашек.
- Выпей это до дна и я дам тебе немного пуддинга. -
Чашка источала восхитительный аромат.
- Что в ней?- спросил я.
- Шиповник.
И немного яблочного бренди, который я делаю сама. - Она широко улыбнулась, в углах глаз собрались морщинки.
- Если хочешь, добавлю немного маранты.
Я улыбнулся и отхлебнул.
Теплота растекалась по моей груди , и я почувствовал, что немного расслабился.
Я раньше не отдавал себе отчета, под каким напряжением находился.
Гран поставила два подноса на стол и опустилась на ближайший стул.
- Ты правда их убил?- спросила она прямо.
В ее голосе не было осуждения.
Это был просто вопрос.
Я кивнул.
- Ты, наверное, не должен этого никому рассказывать,- сказала она.
- Здесь обязательно будет суета.
Они захотят суда и привода аззи из Темсфорда.
- Я не говорил им, - сказал я.
- Это сделала Крин.
- Ах, - сказала она.
Разговор усыплял.
Я выпил последний глоток из своей чашки, но когда я попытался установить ее на столе, руки тряслись так сильно, что она стукнулась об дерево, издав звук, как нетерпеливый посетитель в дверь.
Гран спокойно отпила из своей чашки.
- Меня не волнует, что будут говорить об этом, - сказал я напоследок.
- Это было не очень хорошее дело.
- Многие люди могут возразить на это, - мягко сказала она.
- Я думаю, что ты сделал правильное дело.
Ее слова вызвали внезапную горячая боль позади моих глаз, как будто я собирался вот-вот расплакаться.
- Я не настолько уверен в этом, - сказал я, мой голос звучал странно в моих собственных ушах.
Мои руки тряслись все хуже.
Гран не была удивлена этим.
- За последние несколько дней у тебя был лишь кусок в зубах, не так ли?
- Я знаю этот взгляд. Ты был сильно занят.
Присматривал за девочками.
Не спал.
Наверняка много не ел. - Она взяла тарелку.
- Ешь свой пудинг.
Это поможет немного накормить тебя.
Я ел пудинг.
Съев половину, я начал плакать - немного задыхаясь, поскольку пудинг застрял у меня в горле.
Гран долила в мою чашку побольше чая и еще добавила ложку бренди.
- Выпей это до дна, - повторила она.
Я сделал глоток.
Я не хотел говорить, но обнаружил сябя все равно разговаривающим.
- Я думаю, что может быть что-то не так со мной, - сказал я спокойно.
- Нормальный человек не имеет в себе того, чтобы делать то, что делаю я.
Нормальный человек никогда не будет убивать людей таким образом.
- Может быть, - призналась она, потягивая из своей чашки.
- Но что ты скажешь, если я скажу, что в нога Била начала немного зеленеть и сладко пахнуть под повязкой?
Пораженный, я поднял взгляд.
- У него нагноение?
Она покачала головой.
- Нет. Я говорила тебе, что он в порядке.
Но что если?
- Нам бы пришлось отрезать ему ногу, - сказал я.
Гран серьезно кивнула.
- Это правда.
И нам нужно было бы сделать это быстро.
Сегодня.
Не рассуждая попусту или надеясь, что он сможет бороться с этим самостоятельно.
Не сделав этого, мы бы убили его. - Она сделала глоток, глядя на меня поверх своей чашки, делая это видом вопроса.
Я кивнул.
Я знал, что это правда.
- У тебя есть какие-нибудь лекарства, - сказала она.
- Ты знаешь, что надлежащее для врачевания средство трудно выбрать. - Она жестко взглянула на меня.
- Мы не похожи на других людей.
Ты прижигаешь человека железом, чтобы остановить ему кровотечение.
Ты спасаешь мать и теряешь младенца.
Это тяжело и никто никогда не скажет тебе спасибо за это.
Но мы одни из тех, кто делает выбор.
Она сделала еще один медленный глоток чая.
- Первые несколько раз бывает худо.
Тебя трясет и теряется сон.
Но это цена за то, чтобы делать, что должно быть сделано.
- Там были также женщины, - скахал я, слова застревали у меня в горле.
Глаза Гран сверкнули.
- Они заслужили это в два раза больше, - сказала она, и вдруг яростный гнев на ее милом лице поймал меня настолько врасплох, что я почувствовал покалывающий страх пополз по моему телу.
- Мужчины, которые сделали это с девушками подобны бешеным собакам.
Они едва ли люди, только животные должны быть подавлены.
Но женщины, которые помогали им в этом?
Это еще хуже.
Эти женщины знали, что они делают.
Эти женщины знали, что это значит.
Гран поставила свою чашку аккуратно на стол, выражение ее лица снова было спокойным.
- Если нога плоха, ты отрезаешь ее. - Она сделала решительный жест ладонью, затем взяла кусочек пудинга и начала есть его, держа в пальцах.
- И некоторых людей необходимо убивать.
Вот и все, что нужно сделать.
***
К тому времени, как я взял себя в руки и вышел на улицу, толпа снаружи значительно увеличилась.
Местный тавернщик выкатил бочку на свой передний двор и воздух был сладким от запаха пива.
Отец и мать Крин вернулись на чалом в город.
Пете тоже был здесь, прибежав обратно.
Он вытянул свою непокорную голову, чтобы увидеть меня и потребовал два пенни за оказанные услуги.
Я был тепло поприветствован родителями Крин.
Они выглядели хорошими людьми.
Как и большинство людей, если бы предоставилась возможность.
Я схватил поводья чалого, и используя его в качестве своего рода передвижной ширмы, мне удалось улучить момент для относительно частной беседы с Крин.
Ее темные глаза немного покраснели по краям, но лицо было светлым и счастливым.
- Убедись, что ты получишь Леди Призрак, - сказал я, кивая на одну из лошадей.
- Она твоя. - Дочери мэра по справедливости приданое было ни к чему, поэтому я загрузил лошадь Крин более ценными товарами, а также большую часть денег ложных актеров.
Выражение ее лица стало серьезным, когда она встретилась с моими глазами, и она снова напомнила мне о молодой Денне.
- Вы уходите, - сказала она.
Я предполагал это сделать.
Она не пыталась убедить меня остаться, и вместо этого удивила меня внезапными объятиями.
Поцеловав меня в щеку, она прошептала мне на ухо: - Спасибо.
Мы отошли друг от друга, зная что приличия позволяли не больше этого.
- не продавай себя задешево, и не выходи замуж за какого-нибудь дурака, - сказал я, чувствуя, что должен сказать что-нибудь.
- Не за вас же, - сказала она, и в ее темных глазах отображалась мягкая насмешка.
Я взял поводья Серохвостой и привел ее туда, где стоял мэр, наблюдая за толпой, как собственник.
Он кивнул, когда я подошел.
Я сделал глубокий вдох.
- Как насчет констебля?
Он поднял бровь на это, потом пожал плечами и указал в сторону толпы.
- Он там.
Он был на три четверти пьян еще до того, как ты привел наших девушек домой.
Не знаю, как много пользы от него будет для вас сейчас.
- Ну, - сказал я нерешительно.
- Я предполагаю, что кто-то будет нужен, чтобы запереть меня, пока вы сможете сообщить аззи в Темсфорде. - Я кивнул на небольшую каменную постройку в центре города.
Мэр искоса поглядел на меня и немного нахмурился.
- Ты хочешь быть запертым?
- Не особенно, - признался я.
- Тогда вы можете уходить и приходить когда угодно, - сказал он.
- Аззи не будет счастлив, когда он услышит об этом, - сказал я.
- Я бы не хотел чтобы кто-нибудь шел против железного закона из-за того, что я сделал.
Помогающим сбежать убийце может быть предъявлено обвинение.
Большой человек долго меня разглядывал.
Его глаза задержались немного на моем мече, поношенной коже моих сапог.
Я почти чувствовал, что он заметил отсутствие каких-либо серьезных ран, несмотря на то, что я только что убил полдюжины вооруженных людей.
- Что же, ты просто так дашь нам запереть себя? - спросил он.
- Просто так?
Я пожал плечами.
Он снова нахмурился и снова покачал головой, как если бы не мог понять меня.
- Ну не так ты прост, как нежная овечка? - сказал он удивленно.
- Но нет.
Я не буду запирать тебя.
Ты не сделал ничего неправильного.
- Я сломал руку этому мальчику, - сказал я.
- Хммм, - мрачно прогрохотал он.
- Забудь об этом, - Он засунул руку в карман и вытащил полпенни.
Он протянул ее мне.
- Весьма признателен.
Я рассмеялся, когда положил ее в карман.
- Вот что я думаю, - сказал он.
- Я похожу тут и посмотрю, смогу ли найти констебля.
Затем я объясню ему, что мы должны запереть тебя.
Если ты ускользнешь посреди этой путаницы, нас будет трудно уличить в пособничестве в побеге, не так ли?
- Это может быть небрежность в поддержании законности, - сказал я.
- Он может получить несколько ударов плетью за это, или потерять свой пост.
- До этого не должно дойти, - сказал мэр.
- Но если это произойдет, он будет счастлив сделать это.
Он дядя Элли. - Он посмотрел на толпу на улице.
- Будет ли пятнадцати минут достаточно для того, чтобы ускользнуть во всей этой путанице?
- Если вам это все равно, - сказал я.
- Не могли бы вы сказать, что я исчез странным и таинственным образом, когда вы отвернулись?
Он рассмеялся над этим.
- Не вижу почему бы и нет.
Тебе нужно больше, чем пятнадцать минут для того чтобы быть таинственным и все?
- Десяти даже будет много, - сказал я, когда распаковал футляр моей лютни и дорожную сумку от Серохвостой и вручил мэру вожжи.
- Вы сделаете мне одолжение, если позаботитесь о ней, пока Бил не встанет на ноги, - сказал я.
- Ты оставишь свою лошадь? - спросил он.
- Он только что потерял ее. - Я пожал плечами.
- И мы, Руэ, привыкли ходить пешком.
Я не знаю, что делать с лошадью, в любом случае, - сказал я наполовину честно.
Большой человек схватил вожжи и проводил меня долгим взглядом, как если бы не был уверен, что для меня сделать.
- Есть что-нибудь, что мы можем для тебя сделать? - спросил он наконец.
- Помните, что те, кто сделал это, были бандитами, - сказал я и повернулся, собираясь уйти.
- И помните, что тот, кто вернул их обратно, был Эдема Руэ.
Квоут жестом остановил Хрониста.
- Давайте прервемся ненадолго?. Он оглядел темную таверну.
- Я позволил себе немного увлечься историей.
Я должен кое-что сделать прямо сейчас.
Трактирщик встал и потянулся.
Он зажег свечу у камина и обходил таверну, зажигая одну лампу за другой, постепенно отгоняя темноту.
- Я сам весьма увлекся,- сказал Хронист, вставая и потягиваясь.
- Который час?
- Уже поздно, - сказал Баст.
- Я голоден.
Хронист посмотрел на улицу сквозь темное окно.
- Мне кажется, несколько местных должны были бы уже прийти на ужин. Здесь было довольно много людей в обед.
Квоут кивнул.
- Если кто-то и придет, их будет немного. Это из-за похорон Шепа.
- А, - Хронист опустил взгляд.
- Я забыл.
Я мешаю вам пойти туда?
Квоут зажег последнюю лампу за стойкой и задул свечу.
- Вообще-то нет, - ответил он.
- Баст и я не из этих мест.
И они практичный народ.
Они знают, что у меня есть дело.
- И ты не ладишь с аббатом Леодином, - сказал Баст.
- И у меня натянутые отношения с местным священником.
- Но ты должен там показаться, Баст.
Будет странно, если тебя там не будет.
Взгляд Баста нервно метался по комнате.
- Я не хочу уходить, Реши.
Квоут тепло улыбнулся ему.
- Ты должен, Баст.
Шеп был хорошим человеком, иди выпей за его упокой.
В самом деле. . . - Он наклонился и немного порылся под стойкой прежде чем появиться с бутылкой.
- Вот.
Бутылка прекрасного выдержанного бренда.
Напиток лучше, чем любой из местных заказывает.
Иди и раздели его со всеми, -он громко поставил его на стойку.
Баст сделал непроизвольный шаг вперед, его лицо отражало внутреннюю борьбу.
- Но Реши, я ...
- Танец симпатичных девочек, Баст,- сказал Квоут низким успокаивающим голосом.
- Кто-то играет на скрипке, а остальные рады соответствовать.
Вздымая юбки в такт музыке.
Смеясь и немного навеселе.
Их румяные щеки готовы для поцелуя. . .
- Он толкнул тяжелую коричневую бутылку локтем, и она скатилась со стойки к его ученику.
- Ты- мой посол в городе.
Я, возможно, занят, присматривая за трактиром, но ты можешь быть там и передать мои извинения.-
Баст сомкнул пальцы вокруг горловины бутылки.
- Я выпью только стаканчик,- сказал он решительно.
- И один раз станцую.
И разок поцелую Кати Миллер.
И, возможно, еще разок вдову Крил.
Но это все.- Он посмотрел Квоуту в глаза.
- Я буду отсутствовать только пол часа. . .
Квоут тепло улыбнулся.
- Я тоже так думаю, Баст.
Я сооружу нам обед и мы дадим руке нашего друга немного отдохнуть.-
Баст усмехался и забрал бутылку.
- Тогда два танца!- Он отпер дверь, и ,когда он открыл ее, ворвавшийся ветер растрепал ему волосы.
- Оставь мне чего-нибудь поесть!- Бросил он через плечо.
Дверь со стуком захлопнулась.
Хронист бросил любопытный взгляд на трактирщика.
Квоут слегка пожал плечами.
- Он слишком запутался в истории.
Он не чувствует полутонов.
Небольшое отвлечение даст ему немного перспективы.
Кроме того, мне нужно готовить обед, даже если только на троих.-
Писец вытащил из своего кожаного ранца грязную тряпку и посмотрел на нее с отвращением.
- Я не мог бы попросить у Вас чистую тряпку?- спросил он.
Квоут кивнул и вытащил из под стойки белую льяную ткань.
- Вам нужно еще что-нибудь? -
Хронист встал и подошел к стойке.
- Если у Вас есть немного крепкого алкоголя, мне это очень поможет,- сказал он слегка обеспокоенно.
- Мне неприятно просить, но когда я был ограблен. ..-
Квоут отмахнулся.
- Не будьте смешным,- сказал он.
- Я должен был еще вчера спросить Вас, не нуждаетесь ли Вы в чем-либо.- Он вышел из-за прилавка к подвальной лестнице.
- Я думаю, что древесный спирт подойдет лучше всего?-
Хронист кивнул, и Квоут скрылся в подвале.
Писец взял свернутый квадрат льняной ткани и бесцельно протер его между пальцами.
Затем его глаза остановились на мече, вывешенном высоко на стене позади стойки.
Серый металл лезвия выделялся на темной древесине доски.
Квоут поднялся наверх по ступеням, неся маленькую прозрачную бутылку.
- Вам еще что-нибудь нужно?
У меня хороший запас бумаги и чернил.-
Это может подождать до завтра,- сказал Хронист.
- Я израсходовал большую часть моей бумаги .
Но я могу растереть побольше чернил сегодня вечером.-
- Не затрудняйте себя,- сказал Квоут легко. - У меня есть несколько бутылок прекрасных арэнских чернил.-
- Настоящие аруэнские чернила?- Спросил удивленно Хронист.
Квоут широко улыбнулся и кивнул.
- Это очень любезно с Вашей стороны,- сказал Хронист, немного расслабившись.
- Я не ожидал подобного расхода, растирая их вечером.- Он поднял вверх чистую бутылку и ткань и делал паузу.
- Не возражаете, если я Вам задам вопрос?
Неофициально так сказать?-
Квоут искривил рот в ухмылке.
- Хорошо, если неофициально.-
- Я не могу не заметить, что ваше описание Цезуры не. .. - Хронист поколебался.
- Оно не очень похоже на сам меч.- Он провел взглядом по мечу позади стойки.
- Гарда не такая, как Вы описали.-
Квоут широко усмехнулся.
- А Вы всегда такой наблюдательный? -
- Я ничего такого не подозреваю - - сказал быстро Хронист с обеспокоенным видом.
Квоут рассмеялся теплым выразительным смехом.
Этот звук этого наполнил комнату, и на мгновение гостиница больше не казалась пустой
- Нет. Вы абсолютно правы.- Он обернулся и посмотрел на меч.
- Это не. . .
Что сказал Вам мальчик сегодня утром? - Его глаза приняли на мгновение отсутствующее выражение, затем он улыбнулся снова.
- Кайсера.
Убийца поэтов.-
- Я только полюбопытствовал,- сказал Хронист извиняющимся тоном.
- Я должен обижаться, что вы обратили внимание? - Квоут снова засмеялся.
- Что веселого в том, чтобы рассказывать историю, если ее никто не слушает? - Он в нетерпении потер руки.
- Именно так.
Ужин.
Что бы вы хотели?
Горячего или холодного?
Супа или тушенки?
Я также приготовил пудинг.
Они остановились на чем-то простом, чтобы избежать повторного разжигания печи на кухне.
Квоут бодро перемещался вокруг таверны, собирая все, что было нужно.
Он напевал про себя, когда принес холодную баранину и наполовину жесткий, острый сыр из подвала.
- Это будет приятным сюрпризом для Баста. - Квоут улыбнулся Хронисту, когда достал банку с маринованными оливками из кладовой.
- Он не знает, что у нас они есть или думает, что он их уже съел. - Он развязал свой фартук, снимая его над головой.
- Я думаю, что у нас также осталось несколько помидоров в саду.
Квоут вернулся через несколько минут со своим фартуком, свернутым в клубок.
Он был забрызган дождем и его волосы были в диком беспорядке.
Он ходил с мальчишеской улыбкой, и в этот момент он выглядел очень мало похожим на мрачного, медленно движущегося трактирщика.
- Он не сможет принять решение, если она захочет взять его штурмом, - сказал он, когда положил свой фартук на барную стойку, тщательно вынимая помидоры.
- Но если он примет какое-то решение, мы окажемся в опрокинутом фургоне сегодня вечером. - Он начал рассеянно напевать во время того, как он нарезал и устроивал все на широком деревянном блюде.
Дверь "Путеводного камня" открылась и внезапный порыв ветра заставил замерцать лампы.
Вошли двое солдат, сгорбившись от непогоды, их мечи торчали за ними, как хвосты.
Темные брызги дождя пятнали ткань их бело-голубых плащей.
Они сбросили тяжелые вьюки, а меньший из двух нажал плечом на дверь, заставляя их закрыться от ветра.
- Божьи зубы, - сказал тот, что повыше, отряхивая свою одежду.
- Это плохая ночь, чтобы попасться на открытой местности. - Он был лыс на макушке, с густой черной бородой, которая была плоской, как лопата.
Он посмотрел на Квоута, - Хо, парень! - весело сказал он.
- Мы были рады увидеть ваш огонек.
Беги и доложи владельцу, ты понял?
Нам нужно поговорить с ним.
Квоут поднял фартук со стойки бара и занырнул в него.
- Это буду я, - сказал он, прочищая горло, когда привязал завязки вокруг своей талии.
Он провел руками по своим взъерошенным волосам, разглаживая их.
Бородатый солдат уставился на него, потом пожал плечами.
- Довольно похож.
Есть ли у нас шанс получить в этом месте обед?
Трактирщик указал на пустую комнату.
- Это, казалось, не стоило заботы, что ставить на сегодня чайник, - сказал он.
- Но у нас есть то, что вы видите здесь.
Двое солдат подошли к бару.
Блондин провел руками по своим вьющимся волосам, стряхивая с них несколько капель дождя.
- Этот город выглядит более мертвым, чем сточная канава, - сказал он.
- Мы не видели ни одного огонька, кроме этого.
- Долгий день урожая, - сказал трактирщик.
И здесь поминки сегодня вечером в одной из близлежащих ферм.
Только четверо нас, вероятно, из людей в городе прямо сейчас. - Он оживленно потирал руки.
- Могу ли я заинтересовать таких прекрасных людей напитком, снимающим холод? - Он достал бутылку вина и поставил ее на бар с твердым, удовлетворяющим звуком.
- Ну это довольно сложно, - сказал белокурый солдат с немного смущенной улыбкой.
- Я очень люблю пить, но мой друг и я взяли лишь королевские монеты. - Он сунул руку в карман и вытащил яркую золотую монету.
- Это все монеты, которые есть у меня.
Я не думаю, что у вас есть достаточно, чтобы разменять целый реал, не так ли?
- Я тоже влипнул с этим, - проворчал бородатый солдат.
- Больше тех денег, которые я когда-либо имел, но их нормально не потратить одной монетой.
В большинстве городов, которые мы прошли, с трудом разменивали за полпенни. - Он усмехнулся своей шутке.
- Я смогу помочь вам с этим, - сказал легко трактирщик.
Двое солдат обменялись взглядами.
Блондин кивнул.
- Хорошо тогда. - Белокурый солдат положил монету обратно в свой карман.
- Это правда.
Мы на самом деле не будем остановливаться на ночь. - Он взял кусочек сыра с барной стойки и откусил.
- И мы не собираемся платить за что-либо.
- А, - сказал трактирщик.
- Я вижу.
- И если у вас есть достаточно денег в кошельке, что разменять два золотых реала, - сказал бородатый с нетерпением, - то мы бы также хотели забрать их у вас.
Белокурый солдат развел руками в успокаивающем жесте.
- Это не значит, что мы хотим сделать что-нибудь плохое.
Мы не плохие люди.
Вы отдадите свой кошелек и мы уйдем своей дорогой.
Не будет раненых людей и ничего не будет разрушено.
Это вынужденный небольшой сбор.- Он поднял бровь на трактирщика.
- Но маленький сбор пойдет ко всем чертям, если позволить убить себя.
Разве я не прав?
Бородатый солдат посмотрел на Хрониста, который сидел у очага.
- Это также не имеет ничего общего с вами, - сказал он мрачно, вихляя бородой, когда он говорил.
- Нам не нужно ничего вашего.
Вы просто оставайтесь сидеть там, где вы находитесь и не останетесь на нас злы.
Хронист бросил взгляд на человека за стойкой бара, но глаза трактирщика были устремлены на двух солдат.
Блондин сделал еще один укус сыра, в то время, как его глаза блуждали по гостинице.
- Такой молодой человек, как ты, будет вести себя очень хорошо.
Ты будешь вести себя так же хорошо и после того, как мы уйдем.
Но если ты начнешь неприятности, мы накормим тебя твоими зубами, разрушим это место, и ты все равно останешься без своего кошелька. - Он бросил остальной сыр на барную стойку и оживленно хлопнул в ладоши.
Он улыбнулся.
- Итак, мы все будем цивилизованными людьми?
- Это кажется разумным, - сказал Квоут, когда он вышел из-за барной стойки.
Он двигался медленно и осторожно, как если бы вы подходили к пугливой лошади.
- Я конечно не варвар. - Квоут протянул руку и вытащил кошелек из своего кармана.
Он держал его в одной руке.
Белокурый солдат подошел к нему, немного развязно.
Он взял кошелек и одобрительно взвесил его.
Он повернулся и улыбнулся своему другу.
- Ты видишь, я говорил...
В плавном движении Квоут шагнул вперед и с силой ударил человека в челюсть.
Солдат зашатался и упал на одно колено.
Кошелек описал дугу в воздухе и ударил о половицы с твердым металлическим стуком.
Прежде чем солдат смог сделать большее, чем покачать головой, Квоут шагнул вперед и спокойно ударил его ногой в плечо.
Не резкий удар из тех, что ломают кости, но жесткий удар, который отправил его растянуться на спине.
Человек приземлился на жестком полу, прокатившись, чтобы остановиться в беспорядочном переплетении рук и ног.
Другой солдат шагнул мимо своего друга, широко улыбаясь под своей бородой.
Он был выше Квоута и его широкие кулаки были покрыты на костяшках узловатыми шрамами.
- Право простак, - сказал он с мрачным удовлетворением в своем голосе.
- Ты счас получишь пинка.
Он нанес быстрый удар, но Квоут отошел в сторону и резко пнул, поражая солдата чуть выше колена.
Бородатый человек крякнул от неожиданности, немного споткнувшись.
Затем Квоут подошел ближе, поймал плечо бородатого человека и схватил его за запястье, выкрутив его вытянутую руку под неудобным углом.
Большой человек был вынужден наклониться вперед, морщась от боли.
Затем он грубо вырвал руку из захвата трактирщика.
Квоут наполовину оглянулся, прежде чем локоть солдата попал ему в голову.
Трактирщик зашатался назад, пытаясь немного разорвать дистанцию и улучить момент, чтобы освежить голову.
Но солдат последовал за ним, подняв кулаки, ожидая, когда он откроется.
До того, как Квоути смог восстановить равновесие, солдат подошел поближе и сильно заехал кулаком по его животу.
Трактирщик выпустил в воздух болезненный возглас, и когда он начал огибать солдата, тот выбросил второй кулак в сторону лица трактирщика, ударив сбоку головы Квоута и отправив его шататься.
Квоуту удалось остаться на ногах, ухватившись для поддержки за соседний столик.
Мигая, он сделал дикий удар, чтобы удержать бородача на расстоянии.
Но солдат лишь отмахнулся и схватил запястье трактирщика одной огромной рукой, легко, как отец может схватить своенравного ребенка на улице.
Кровь бежала сбоку его лица, Квоут боролся, чтобы освободить свое запястье.
Ошеломленный, он сделал быстрое движение обеими руками, а затем повторил его, пытаясь вырваться.
Его глаза были наполовину сфокусированы и отупели от замешательства, он посмотрел на свои запястья и сделал движение снова, но его руки просто бесполезно дергались в шрамированном кулаке солдата.
Бородатый солдат взглянул на ошеломленного трактирщика с веселым любопытством, а потом протянул руку и ударил его сильно сбоку головы.
- Ты едва ли забияка, мальчик,- сказал он.
- Ты действительно вышел один на меня.
Позади них, белокурый солдат медленно поднимался на ноги.
- Маленький ублюдочный сосунок ударил меня.
Большой солдат дернул запястье трактирщика, чтобы он споткнулся вперед.
- Скажи свое извинение, дурачок.
Трактирщик моргнул мутным взглядом, открыв рот, как будто собирался что-то сказать, а затем зашатался.
Вернее, он, казалось, шатался.
На середине пути спотыкающиеся движения стали осознанными, и трактирщик с силой ударил пяткой, направив ее на ботинок солдата.
В то же самое время он ударил своим лбом по носу бородатого человека.
Но большой человек просто рассмеялся, отворачивая голову в сторону, когда он снова дернул трактирщика за его запястье, выводя его из равновесия.
- Ничего из этого, - упрекнул он, заехав Квоуту по лицу.
Трактирщик взвизгнул и поднял руку к кровоточащему носу.
Солдат улыбнулся и мимоходом жестко заехал коленом в пах трактирщику.
Квоут согнулся пополам, сначала беззвучно задыхаясь, затем сделав серию глухих позывов на рвоту.
Двигаясь мимоходом, солдат отпустил запястье Квоута, потом протянул руку и взял бутылку вина из бара.
Обхватив ее за горлышко, он повернул ее, как дубинку.
Когда он попал сбоку головы трактирщика, он издал твердый, почти металлический звук.
Квоут бесхребетно скорчился на полу.
Большой человек с любопытством посмотрел на бутылку вина перед установкой ее обратно в бар.
Затем он наклонился, схватил за рубашку трактирщика, и потащил его обмякшее тело наружу на открытый пол.
Он толкнул бессознательное тело ногой пока оно вяло переворачилось.
- Сказал же, что я дам тебе пика, мальчик, - солдат крякнул и нанес ногой жесткий удар в бок Квоута.
Белокурый солдат вышел наружу, потирая лицо с одной стороны.
- Неужели все стали умные, не так ли? - сказал он, плюнув на пол.
Он отодвинул назад свой сапог и опустил его жестким ударом о свой собственный.
Трактирщик сделал резкий, шипящий вдох, но не издал никаких других звуков.
- А ты... - Бородатый солдат указал толстым пальцем на Хрониста.
- Я нашел больше чем одни ботинки.
Ты видел другого?
Я уже обанкротил мои костяшки.
Это не затруднит меня, если ты захочешь потерять парочку зубов.
Хронист посмотрел вокруг и, казалось, искренне удивился, обнаружив себя стоящим.
Он медленно опустился в кресло.
Белокурый солдат захромал, чтобы вернуть кошелек, оттуда, куда он упал, в то время как большой бородатый человек остался стоять над Квоутом.
- Я полагаю ты понял, что будет, если попытаешься, - сказал он смятому телу, давая ему в бок еще один твердый пинок.
- Проклятый глупец.
Бледный маленький трактирщик против двух королевских гвардейцев. - Он покачал головой и снова сплюнул.
- Честно говоря, кто ты думаешь, такой есть?
Свернувшись на полу, Квоут начал издавать низкий, ритмичный звук.
Это был сухой, тихий шум, который царапал по краям комнаты.
Квоут остановился, чтобы сделать болезненный вдох.
Бородатый солдат нахмурился и пнул его снова.
- Я задал тебе вопрос, глупец...
Трактирщик снова издал тот же самый шум, громче, чем раньше.
Только тогда стало очевидным, что он смеется.
Каждое низкое, сломанное хихиканье звучало, как будто он кашлял кусочками осколков стекла.
Несмотря на это, это был смех, полный мрачного удовольствия, как будто рыжий услышал шутку, которую мог понять только он.
Это продолжалось некоторое время.
Бородатый солдат пожал плечами и снова занес назад свою ногу.
Хронист откашлялся и двое мужчин повернулись, чтобы посмотреть на него.
- В интересах сохранения цивилизованности, - сказал он.
- Я чувствую, что должен упомянуть, что трактирщик послал своего помощника с поручением.
Он должен скоро вернуться...
Бородатый солдат ударил тыльной стороной ладони своего спутника по груди.
- Он прав.
Давай убираться отсюда.
- Погоди немного, - сказал белокурый солдат.
Он быстро вернулся в бар и схватил бутылку вина.
- Правильно, сваливаем.
Бородатый солдат усмехнулся и прошел позади бара, наступив на тело трактирщика, а не через него.
Он схватил случайное количество бутылок, опрокидывая полдюжины других, когда он делал это.
Они покатились и развернулись на столе между двумя огромными бочками, одна высокая, сапфирового цвета медленно опрокинулась с края, разбившись на полу.
Менее чем за минуту мужчины собрали свои вьюки и вышли из двери.
Хронист поспешил туда, где на деревянном полу лежал Квоут.
Рыжеволосый человек с трудом находился уже в сидячем положении.
- Чтож, это было неловко, - сказал Квоут.
Он дотронулся до своего окровавленного лица и посмотрел на свои пальцы.
Он снова усмехнулся с сорванным, безрадостным звуком.
- Забудьте, что я был здесь на минуту.
- Вы в порядке? - спросил Хронист.
Квоут тщательно пощупал свой скальп.
- Мне нужен стежок или два, я подозреваю.
- Что я могу сделать, чтобы помочь? - спросил Хронист, переминаясь с ноги на ногу.
- Не нависайте надо мной. - Квоут неловко поднялся на ноги, а затем резко упал на один из высоких табуретов в баре.
- Если хотите, то дайте мне стакан воды.
И может быть мокрую тряпицу.
Хронист поспешил обратно в кухню.
Оттуда послышались звуки неистового рытья, за чем последовали несколько вещей, которые упали на пол.
Квоут закрыл глаза и тяжело откинулся напротив бара.
***
- Почему дверь открыта? - спросил Баст, когда прошел через дверной проем.
- Ведьмовски холодно здесь. - Он застыл, пораженный.
- Реши!
Что случилось?
Что...
Я...
Что случилось?
- Ах, Баст, - сказал Квоут.
- Ты не закроешь дверь?
Баст поспешил, с онемевшим выражением на своем лице.
Квоут сидел за стойкой с кровоточащим распухшим лицом.
Хронист стоял рядом с ним, рассеянно вытирая голову трактирщику.
- Баст, тебе придется наложить пару швов. - Произнес Квоут.
- Это не трудно.
- Реши,- повторил Баст.
- Что случилось?
- Мы с Дэваном немного повздорили, - Квоут кивнул на Хрониста, - о правильном употреблении сослагательного наклонения.
Ближе к концу спора стало жарковато.
Хронист поднял взгляд на Баста, ему стало не по себе и он сделал несколько шагов назад.
- Он шутит! - быстро ответил Хронист и поднял руки вверх.
- Это были солдаты.
Квоут изобразил болезненную улыбку на лице.
На зубах была кровь.
Баст осмотрел пустую таверну.
- Что ты с ними сделал?
- Немногое, Баст, - ответил трактирщик.
- Они, должно быть, уже в милях пути от сюда.
- С ними было что-то не так, Реши?
"Не так" как прошлой ночью? - Спросил Баст.
- Просто солдаты, Баст, - ответил Квоут.
- Просто два солдата королевской армии.
Лицо Баста стало пепельно серым.
- Что?! - Он спросил.
- Реши, зачем ты позволил им это сделать?
Квоут одарил Баста скептическим взглядом.
Он коротко и горько засмеялся, затем вздрогнув замолчал, втягивая воздух сквозь зубы.
- Ну, они казались очень приятными и добрыми ребятами, - ответил он насмешливым голосом.
- Я подумал, почему бы этим симпатичным парням не дать себя ограбить и избить до смерти.
Лицо Баста выказывало тревогу.
- Но ты....
Квоут вытер кровь, и посмотрел на Баста, как на самое глупое способное дышать существо когда-либо существовавшее в мире.
- Что ? - Его тон требовал ответа.
- Что ты хочешь, чтобы я сказал?
- Два солдата, Реши?
- Да! - Квоут взорвался.
- Даже не два!
Видимо, одного головореза со здоровыми кулаками достаточно, чтобы избить меня до полусмерти! - Он бросил яростный взгляд на Баста ,поднимая руки.
- Что же нужно сделать, чтобы ты замолчал?
Ты хочешь услышать историю?
Ты хочешь узнать все детали?
Баст сделал шаг к выходу из таверны.
Его лицо стало ещё бледнее, он был в панике.
Руки Квоута опустились.
- Перестань думать, что я тот, кем я не являюсь, - он всё ещё тяжело дышал.
Он втянул голову в плечи и потер глаза, размазывая кровь по лицу.
Его голова устало повисла.
- Матерь Божья, почему ты не можешь оставить меня в покое?
Баст, стоял неподвижно, широко раскрыв глаза.
Тишина наполнила комнату, как тяжёлый и горький дым наполняет лёгкие.
Квоут сделал медленный вдох, это было единственное движение в комнате.
- Прости, Баст, - сказал Квоут не поднимая взгляда.
- Просто сейчас мне немного больно.
Он оказался сильнее меня.
Дай мне немного времени и я возьму себя в руки.
Всё ещё смотря вниз, Квоут закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул
Когда он поднял глаза, на его лице читалось огорчение.
- Прости, Баст.
- Я не хотел тебя обидеть.
Румянец вернулся на щеки Баста и ушло некоторое напряжение из плечей, когда он выдал нервную улыбку.
Квоут взял влажную ткань у Хрониста и снова вытер кровь из глаза.
- Жаль, что я прервал тебя прежде, Баст.
О чем ты хотел спросить у меня?
Баст поколебался, затем сказал.
- Ты убил пятерых скраэлей не более, чем три дня назад, Реши. - Он махнул в сторону двери.
- Что представляют из себя некоторые бандиты по сравнению с этим?
- Я выбрал время и место для скраэлей довольно осторожно, Баст, - сказал Квоут.
- И в любом случае, я точно не утанцевал от них невредимым.
Хронист удивленно поднял взгляд.
- Ты был ранен? - спросил он.
- Я не знал.
Ты не показывал этого...
Маленькая кривая улыбка изогнула краешек рта Квоута.
- Старые привычки отмирают с трудом, - сказал он.
- Мне нужно поддерживать репутацию.
Кроме того, нас, героев, можно ранить только по настоящему впечатляющим способом.
Это скорее разрушило историю, если бы вы узнали, что после боя Баст наложил на меня около десяти футов швов.
Понимание озарило лицо Баста, как восход солнца.
- Конечно! - сказал он с облегчением уверенным голосом.
- Я и забыл.
Ты все еще болел из-за скраэлей.
Я подозревал что-то в этом роде.
Квоут посмотрел на пол, каждая линия его тела демонстрировала обвисание и усталость.
- Баст... - начал он.
- Я знал это, Реши,- сказал решительно Баст.
- Ни одному бандиту не подсилу одержать над тобой верх.
Квоут сделал мелкий вздох, затем поспешно его выпустив.
- Я уверен в этом, Баст, - сказал он просто.
- Я полагаю, что уделал бы обоих, если бы был в форме.
Выражение лица Баста снова стало неопределенным.
Он повернулся лицом к Хронисту.
- Как ты мог это допустить? - потребовал он.
- Это не его вина, Баст, - рассеянно сказал Квоут.
- Я начал драться. - Он вставил несколько пальцев в рот и осторожно пощупал вокруг.
Пальцы вышли из его рта окрашенные кровью.
- Похоже я лишусь этого зуба - пробормотал он.
- Ты не должен потерять зуб, Реши, - сказал отчаянно Баст.
- Ты не должен.
Квоут сделал легкое движение плечами, как бы пытаясь пожать плечами, не двигая свое тело больше, чем ему нужно.
- Это не имеет большого значения в великой системе вещей, Баст. - Он прижал ткань к своей голове, затем посмотрел на него.
- Я вероятно, также не нуждаюсь в этих стежках. - Он толкнул себя прямо на тубаретку.
- Давайте съедим наш ужин и вернемся к истории. - Он поднял бровь на Хрониста.
- Если вы все еще за нее, конечно.
Хронист непонимающе на него взглянул.
- Реши, - озабоченно сказал Баст.
- Ты не в порядке. - Он протянул руку.
- Дай мне поглядеть твои глаза.
- У меня нет сотрясения мозга, Баст, - раздраженно сказал Квоут.
- У меня сломаны четыре ребра, звон в ушах и выбит зуб.
У меня есть несколько незначительных ран на коже головы, которые выглядят более серьезными, чем они есть на самом деле.
Мой нос окровавлен, но не сломан и завтра я буду огромным гобеленом из синяков.
Квоут еще раз слабо пожал плечами.
- Тем не менее, со мной бывало и хуже.
Кроме того, они напомнили мне о чем-то, о чем я почти забыл.
Мне, вероятно, следует поблагодарить их за это. - Он внимательно шатал свою челюсть и ощупывал языком во рту.
- Может быть, не очень теплые слова благодарности.
- Реши, тебя необходимо зашить, - сказал Баст.
- И тебе нужно позволить мне сделать что-нибудь с твоими зубами.
Квоут поднялся с табуретки.
- Я просто буду жевать другой стороной в течении нескольких дней.
Баст взял руку Квоута.
Его глаза были решительными и мрачными.
- Сядь, Реши. - Это было не похоже на вопрос.
Его голос был низким и внезапным, как биение далекого грома.
- Са-
дись.
Квоут сел.
Хронист одобрительно кивнул и повернулся к Басту.
- Что я могу сделать, чтобы помочь?
- Не мешать под ногами, - грубо сказал Баст.
- И держать его в этом кресле, пока я не вернусь. - Он ушел наверх.
Затем настал миг тишины.
- Итак, - сказал Хронист.
- Сослагательное наклонение.
- В лучшем случае, - сказал Квоут, - это бессмысленное дело.
Это напрасно усложняет язык.
Это оскорбляет меня.
- Ох, ну что ты, - сказал Хронист, звуча немного обиженно.
- Сослагательное наклонение является сердцем гипотетического.
Во-первых... - Он прервался, когда Баст ворвался в комнату, хмурясь и таща небольшой деревянный ящик.
- Принеси мне воды, - повелительно сказал Баст Хронисту.
- Свежую из бочки, а не из насоса.
Затем мне нужно молоко из ледника, немного нагретого меда и широкие чаши.
Затем очистите этот беспорядок и держитесь подальше с моего пути.
Баст промыл порез на коже головы Квоута, затем продел один из своих волос через костяную иглу и пропустил четыре плотных стежка через кожу трактирщика более плавно, чем швея.
- Открой рот, - сказал Баст, когда нахмурившись заглянул внутрь, затем подталкивая один из задних зубов пальцем.
Он кивнул сам себе.
Баст подал Квоуту стакан воды.
- Прополощи свой рот, Реши.
Сделай это несколько раз и сплевывай воду обратно в чашку.
Квоут повиновался.
Когда он закончил, вода была красной, как вино.
Хронист вернулся с бутылкой молока.
Баст понюхал ее, а затем плеснул в широкую керамическую миску.
Он добавил ложку меда и покрутил ею, чтобы перемешать.
Наконец, он обмакнул палец в стакан с окровавленной водой, извлек его, и позволил одной капле упасть в миску.
Баст перемешал ее снова и вручил миску Квоуту.
- Набери полный рот этого, - сказал он.
- Не глотай это.
Держи это во рту, пока я не скажу тебе.
С выражением любопытства, Квоут коснулся края миски и набрал в рот молока.
Баст также набрал полный рот.
Затем он на долгий миг закрыл глаза, выглядя предельно сосредоточенным.
Затем он открыл свои глаза.
Он поднес миску близко ко рту Квоута и указал в нее.
Квоут выплюнул полный рот молока.
Оно было совершенно кремово-белым.
Баст поднес миску к своему рту и сплюнул.
Оно было пенисто розовым.
Глаза Квоута расширились.
- Баст, - сказал он.
- Ты не должен...
Баст сделал резкий жест одной рукой, его глаза по-прежнему оставались жесткими.
- Я не собирался спрашивать твое мнение, Реши.
Трактирщик от неудобства опустил взгляд.
- Это больше, чем ты должен был сделать, Баст.
Смуглый молодой человек протянул руку и нежно положил руку сбоку лица его мастера.
На мгновение он выглядел усталым, уставшим до костей.
Баст медленно покачал головой с ошеломленным выражением ужаса.
- Ты идиот, Реши.
Баст провел рукой и усталость исчезла.
Он указал рукой на Хрониста, стоявшего за барной стойкой.
- Принеси еду. Он указал на Квоута.
- Расскажи историю.
Потом он развернулся на каблуках и пошел к креслу у камина. Он опустился в него так, словно это был трон.
Он резко хлопнул в ладоши два раза.
- Развлекайте меня! - сказал он с широкой безумной улыбкой.
И даже стоя у бара, остальные могли видеть кровь на его зубах.
В то время как мэр Левиншира, казалось, одобрил то как я поступил с фальшивыми актерами, для других все обстояло не так просто.
Согласно железному закону, я был виновен по крайней мере в трех вопиющих преступлениях, каждого из которых было достаточно, чтобы увидеть меня повешенным.
К сожалению, каждый в Левиншире знал мое имя и описание, и я беспокоился, что история могла бежать впереди меня по дороге
Если бы это случилось, я легко мог въехать в город, где местные констебли исполнили бы свои обязанности и задержали бы меня вплоть до появления путешествующего судьи, прибывшего, чтобы судить мое дело.
Так что я показал свою лучшую скорость до Северена.
После двух дней изнуряющей ходьбы, я заплатил за место в карете, следующей на юг.
Слухи быстро путешествуют, но ты сможешь опередить их, если поедешь быстро, и сэкономишь на сне.
После трех дней зубодробительной поездки, я прибыл в Северен.
Карета привезла меня в город через восточные ворота, Так что впервые увидел виселицу, о которой мне рассказывал Бредон.
Вид выцветших костей в железной клетке не облегчил мои переживания.
Маер бросил туда человека за простой бандитизм.
Что же он мог сделать с кем-то убившим девятерых путешественников на дороге?
Я желал отправиться к Четырем Свечам, где надеялся найти Денну несмотря на слова Ктаэ.
Но я был покрыт несколькими днями пыли и пота.
Я нуждался в ванной и щетке, перед тем как я смог бы поговорить с кем-нибудь.
Как только я прибыл в поместье Маера, я отправил кольцо и записку Стайпсу, зная что это кратчайший путь для личной встрече с Маером.
Я возвратился в свою комнату с небольшой задержкой, хотя это и означало небрежно отряхиваться, проходя мимо нескольких придворных в залах.
Только я успел поставить свою дорожную сумку и отправить гонцов за горячей водой, как в дверном проеме появился Стейпс.
- Юный мастер Квоут! - Он просиял и схватил мою руку, чтобы пожать ее.
- Это хорошо, что вы вернулись.
Лорды и леди, но я беспокоился о вас.
Его энтузиазм выжал из меня усталую улыбку.
- Как хорошо вернуться, Стейпс.
Я многое пропустил?
- Многое? - Он рассмеялся.
- Одну свадьбу.
- Свадьбу? - спросил я, но я знал ответ в тот же момент, как сказал это.
- Свадьбу Маера?
Стейпс возбужденно кивнул.
- О, это было великое событие.
Обидно, вы должны были присутствовать на ней, учитывая. - Он знающе посмотрел, но не сказал ничего более.
Стейпс всегда был очень осторожным.
- Они не тратили много времени, не так ли?
- Это было через два месяца после обручения, - сказал Стейпс с оттенком упрека.
- Ничуть не меньше, чем необходимо. - Я увидел, что он немного расслабился и подмигнул мне.
- Что не должно сказать, что они оба в нетерпении.
Я усмехнулся, когда мальчики гонцы прошли через открытую дверь с ведрами кипящей водой.
Плескание, когда они начали заполнять ванну, звучало как сладкая музыка.
Слуга смотрел на них, пока они не ушли, а затем наклонился и сказал тише, - Вы будете рады услышать, что другие наши нерешенные вопросы были решены, как правило, должным образом.
Я тупо посмотрел на него, роясь в моей памяти о том, что он мог иметь в виду.
Так многое случилось с тех пор, как я ушел...
Стейпс увидел мое выражение.
- Кадикус, - сказал он, его рот изогнулся от горечи этого имени.
- Дагон вернул его только через два дня после вашего ухода.
Он ушел в земли не более десяти миль от города.
- Так близко? - удивленно спросил я.
Стейпс мрачно кивнул.
- Он прятался в фермерском доме, как барсук в норе.
Он убил четырех из личной охраны Маера и Дагон поплатился глазом.
В конце концов они схватили его только, когда подожгли это место.
- И что случилось тогда? - спросил я.
- Не суд, конечно.
- Вопрос был улажен, - повторил Стейпс.
- Должным образом. - Сказал он, наконец, с большим весом мрачной завершенности.
Его обычно добрые глаза были узкими и ненавидящими.
В этот момент круглолицый маленький человек вообще очень мало походил на бакалейщика.
Я вспомнил, как Алверон спокойно сказал: "отрезать его большие пальцы." Учитывая то, что я знал о быстром и решительном гневе Алверона, я сомневался, что кто-то когда-либо увидит Кадикуса снова.
- Разве Маеру удалось раскрыть, почему? - Хотя я и говорил тихо, я оставил остальное недосказанным, зная, что Стейпс не одобрил бы мое открытое упоминание отравления.
- Здесь не место для разговоров, - осторожно сказал Стейпс.
Его тон был слегка обиженным, как будто я должен знать лучше, чем спрашивать его о таких вещах.
Я позволил теме уйти, зная, что я не был в состоянии получить что-нибудь еще из Стейпса.
- Вы сделаете мне одолжение, если принесете Маеру кое-что от меня, - сказал я, идя туда, где я сбросил мою дорожную сумку.
Я зашарил в нем до тех пор, пока я не нашел шкатулку Маера внизу, вблизи у дна.
Я протянул ее Стейпсу.
- Я не уверен, что в ней, - сказал я.
- Но у нее есть свой гребень на крышке.
И это тяжелое.
Я надеюсь, что это может быть частью украденных налогов. - Я улыбнулся.
- Скажи ему, что это свадебный подарок.
Стейпс принял шкатулку, улыбнувшись.
- Я уверен, что он будет в восторге.
Появилось еще трое бегунов, но только два из них пробежали мимо с дымящимися ведрами.
Третий подошел к Стейпсу и подал ему записку.
В другой комнате снова заплескалось и все трое мальчиков снова ушли, украдкой посмотрев на меня.
Стейпс бегло просмотрел записку а затем поднял взгляд на меня.
- Маер надеется, что вам будет удобно встретиться с ним в саду с пятым колоколом, - сказал он.
Сад означал вежливый разговор.
Если Маер хотел серьезного обсуждения, то он вызовет меня к себе в комнаты, или вознаградить меня, позвав через тайный ход, который соединял его покои с моими.
Я взглянул на часы на стене.
Это не были симпатические часы того вида, к которым я привык в Университете.
Это были гармоничные часы с качающимся маятником и все.
Красивая машина, но далеко не так точна.
Стрелки опказывали без четверти пять.
- Эти часы спешат, Стейпс? - спросил я с надеждой.
Пятнадцати минут едва хватало мне, чтобы снять мою дорожную одежду и надеть на себя кружева в достаточно приличном для двора наряде.
Но учитывая слои грязи и кислого пота, которые покрывали меня, это будет столь же бессмысленно, как обвязывать шелковую ленту вокруг дымящейся коровей лепешки.
Стейпс посмотрел через плечо, затем сверился с небольшими механическими часами, которые он держал в кармане.
- На самом деле они отстают на пять минут.
Я потер лицо, обдумывая свои возможности.
Я не был просто растрепан после дня пути.
Я был грязен.
Я то твердо шел под летним солнцем, то проводил дни в ловушке душной горячей повозки.
Хотя Маер был не тем, кто судит о вещах исключительно по внешности, он придавал значение приличиям.
Я не произведу хорошего впечатления, если появлюсь воняющим и грязным.
Незваная, память о железной виселице поднялась в моем уме, и я решил, что не могу ставить под угрозу плохое впечатление.
Не с новостями, которые я принес.
- Стейпс, я не могу быть готовым по крайней мере час.
Я могу встретиться с ним к шестому звонку, если он захочет.
Выражение лица Стейпса стало жестким и оскорбленным.
Его послание было ясным.
Вы просто не запрашивали другое время встречи с Маером Алвероном.
Он спрашивает.
Вы приходите.
Это было обычным делом.
- Стейпс, - сказал я так мягко, как мог.
- Посмотри на меня.
Понюхай меня.
Я преодолел три сотни миль за последний оборот дней.
Я не собираюсь идти гулять в саду покрытый дорожной пылью и воняющий, как варвар.
Рот Стейпса утвердительно нахмурился.
- Я скажу ему, что вы, иначе говоря, заняты.
Прибыло еще больше парящих ведер.
- Скажите ему правду, Стейпс, - сказал я, когда начал расстегивать рубашку.
- Я уверен, что он поймет.
***
После того как я был отскоблен, протерт и должным образом одет, я послал Маеру мое золотое кольцо и карту, которая говорила: - Частная беседа при первой возможности.
В течение часа бегун вернулся с картой Маера, говорящей: - Ждите мой вызов.
Я ждал.
Я послал гонца, чтобы принести обед, а затем ждал весь вечер.
Следующий день прошел без каких-либо сообщений.
И, поскольку я не знал, когда могло прийти известие от Алверона, я вновь был фактически пойман в ловушку в моих комнатах, ожидая его кольцо.
Это было приятное время, чтобы догнать мой сон и принять вторую ванну.
Но я беспокоился, что новости из Левиншира догонят меня.
Тот факт, что я не мог спуститься вниз в Нижний Северен, искать Денну, также вызывало огромное раздражение.
Это был своего рода молчаливый упрек, слишком частый в придворных обычаях.
Сообщение Маера было ясным: Когда я зову, ты приходишь.
Мой приказ или ничего более.
Это было настолько детским, что было возможно только у дворянства.
Тем не менее, нельзя было ничего сделать.
Поэтому я послал мое серебряное кольцо Бредону.
Он прибыл вовремя, чтобы разделить со мной ужин и поведал мне сезон сплетен, которые я пропустил.
Придворный слух мог быть ужасно бесвкусным, но Бредон снял для меня сверху все сливки.
Большинство из них были связаны с вихрем ухаживаний Маера и браке с наследницей Лаклесс.
Они были одурманены друг другом, по видимому.
Многие подозревали, что дело движется к ребенку.
Королевский двор в Ренери был слишком занят.
Принц-регент Алайтис был убит на дуэли, ввергнув большую часть южных окраин в хаос, так как различные дворяне сделали все, чтобы извлечь выгоду из смерти такого высокопоставленного члена двора.
Это также были слухи.
Людям Маера пришлось позаботиться о некоторых бандитах из отдаленной части Элда.
Они были, по-видимому, особыми сборщиками налогов.
Были возмущения на севере, где людям пришлось пострадать из-за второго визита сборщиков Маера.
Но по крайней мере дороги были снова чисты и виновные были мертвы.
Бредон также отметил интересный слух о молодом человеке, который зашел погостить к Фелуриан и вернулся более или менее нетронутым, хотя и ставший несколько фаэподобным.
Конечно, это не был придворный слух.
Это был слух того вида, который можно услышать в таверне.
Слухи низкого происхождения, не достойные того, чтобы знатный человек к ним прислушивался.
Его темные, похожие на совиные глаза весело блестели, когда он рассказывал.
Я согласился, что такие истории действительно были довольно низкопробными, и ниже нашего собственного достоинства.
Мой плащ?
Он был довольно хорош, не правда ли?
Я не мог вспомнить, где точно он был скроен.
Несколько экзотический.
Кстати, я слышал очень интересную песню на днях по поводу Фелуриан.
Не хотите ли послушать ее?
Мы также сыграем в так, конечно.
Несмотря на то, что я провел долгое время вдали от доски, Бредон сказал, что моя игра стала намного лучше.
Казалось, я научился, как играть красивую игру.
***
Излишне говорить, что когда Алверон послал свое следующее приглашение, я пришел.
Мне очень хотелось приехать на несколько минут позже, но я воспротивился этому чувству, зная, что из этого не может получиться ничего хорошего.
Маер ходил сам по себе, когда я встретился с ним в саду.
Он стоял прямой и высокий, глядя на весь мир, как будто ему никогда не требовалось опираться на мою руку или использовать трость.
- Квоут, - он тепло улыбнулся.
- Я вижу, что ты нашел время чтобы нанести мне визит.
- Всегда с удовольствием, ваша светлость.
- Пройдемся? - спросил он.
- Прекрасный вид открывается с южного моста в это время.
Я последовал за ним в шаге и мы начали наш извилистый путь среди ухоженных живых изгородей.
- Я не мог не заметить, что ты вооружен, - отметил он с тяжелым неодобрением в своем голосе.
Моя рука бессознательно двинулась к Цезуре.
Она была сейчас на моем бедре, а не за плечами.
- В этом есть что-то предосудительное, ваша светлость?
Я понял, что все мужчины в Винтасе оставляют за собой право препоясаться мечом.
- Это вряд ли надлежаще. - Он подчеркнул слово.
- Я так понимаю, что при королевском дворе в Ренери ни один джентльмен не осмелиться быть увиденным без меча.
- Хорошо сказано для такого как ты, но ты не джентльмен, - хладнокровно отметил Алверон, - о чем ты должен прекрасно помнить.
Я ничего не ответил.
- Кроме того, это варварский обычай, и тот, который со временем принесет королю горе.
Неважно, что обычно в Ренери, в моем городе, моем доме и саде, ты не придешь ко мне вооруженым. - Он повернулся и посмотрел на меня жестким взглядом.
- Я прошу прощения, если совершил какой-нибудь проступок, ваша светлость. - Я остановился и отвесил ему более серьезный поклон, чем сделал до этого.
Представленное мною шоу, казалось, успокоило его.
Он улыбнулся и положил руку мне на плечо.
- Здесь не требуется всего этого.
Пойдем, полюбуемся утренней зарей.
Листья вскоре должны повернуться.
Часть часа мы ходили, дружески беседуя ни о чем.
Я был неизменно вежлив и настроение Алверона продолжало улучшаться.
Если питание его эго удерживало меня в его благосклонности, это была маленькая цена, чтобы заплатить за его покровительство.
- Надо сказать, что этот брак подходит вашей светлости.
- Благодарю. - Он грациозно кивнул.
- Я обнаружил, что это мне по вкусу.
- И ваше здоровье по-прежнему хорошо? - спросил я, сжимая границы публичного разговора.
- Более, чем хорошо, - сказал он.
- Еще одна выгода от супружеской жизни, без сомнения. - Он взглянул на меня и это сказало мне, что он не хотел бы получить дополнительную огласку, по крайней мере не в таком общественном месте, как это.
Мы продолжили нашу прогулку, кивая вельможам, мимо которых мы проходили.
Маер болтал о пустяках, придворных слухах.
Я подыгрывал, ведя мою партию в разговоре.
Но правда была в том, что мне нужно было сделать так, чтобы мы могли серьезно поговорить наедине.
Но я также знал, что Алверон не может быть втянут в дискуссию.
Наши разговоры были ритуальным узором.
Если я нарушил его, то я бы ничего не добился, а только раздражал бы его.
Поэтому я выжидал нужное время, наслаждался ароматом цветов и делал вид, что мне в самом деле интересны дворцовые сплетни.
После четверти часа в разговоре возникла характерная пауза.
Далее мы должны были перейти к дискуссии.
После этого мы могли бы пойти куда-нибудь в достаточно уединенное место, чтобы поговорить о важных вопросах.
- Я всегда думал - наконец сказал Алверон, представляя тему нашей дискуссии, - что все имеют основной вопрос, кто они есть.
- Что вы имеете в виду, ваша светлость?
Я считаю, что все имеют какие-то вопросы, которые ими движут.
Вопрос, который позволяет им спать ночами.
Вопрос, который волнует их, как собаку со старой костью.
Если вы понимаете вопрос человека, он приближает вас к пониманию самого человека. - Он посмотрел искоса на меня, наполовину улыбаясь.
- В всяком случае, я всегда в это верил.
Я на мгновение задумался.
- Я должен буду с вами согласиться, ваша светлость.
Алверон поднял бровь на это.
- Как, так легко? - Голос у него был слегка разочарованный.
- Я ожидал от тебя некоторых возражений.
Я покачал головой, радуясь легкой возможности, чтобы представить тему из моих собственных.
- Я был обеспокоен этим вопросом уже несколько лет, и я полагаю, что буду беспокоиться об этом еще несколько лет.
Поэтому то, что вы говорите имеет для меня превосходный смысл.
- В самом деле? - спросил он с жадностью.
- И что же это?
Я рассматривал вопрос, говорить ли ему правду.
О своих поисках Чандриан и смерти моей труппы.
Но для этого не было никакой реальной возможности.
Это секрет все еще сидел в моем сердце, тяжелый, как большой гладкий камень.
Это была слишком личная вещь, чтобы сказать кому-то такому умному, как Маер.
Более того, это бы показало мою кровь Эдема Руэ, нечто, что я не сделал достоянием общественности при дворе Маера.
Маер знал, что я не знатного происхождения, но он не знал, что моя кровь настолько низкая.
- Это должно быть тяжелый вопрос, раз ты так долго его взвешиваешь, - пошутил Алверон, пока я колебался.
- Ну, я настаиваю.
На деле я хочу тебе предложить обмен - вопрос на вопрос.
Быть может мы сможем помочь друг другу с ответом.
Я едва ли мог надеяться на лучшее поощрение, чем это.
Я на мгновение задумался, осторожно подбирая свои слова.
- Где находятся Амир?
- Кроваворукие Амир, - Алверон мягко размышлял сам с собой.
Он искоса взглянул на меня.
- Я полагаю, что ты не спрашиваешь, кто сотворил их тела?
- Нет, ваша светлость, - сказал я мрачно.
Его лицо стало задумчивым.
- Интересно. - Я облегченно выдохнул.
Я наполовину надеялся, что он отмахнется ответом, сказав мне, что Амир были уже веками мертвы.
Вместо этого он сказал: - Я много изучал Амир, когда был моложе, знаешь ли.
- Действительно, ваша светлость? - сказал я, удивленный своей удачей.
Он посмотрел на меня и чуть заметная улыбка коснулась его губ.
- Не то, чтобы удивительно.
Я хотел быть одним из Амир, когда был мальчиком. - Он выглядел чуть-чуть смущенным.
- Но все истории темны, ты знаешь.
Они делали важные вещи.
Они сделали трудный выбор, к чему никто не был готов.
Подобные вещи пугают людей, но я считаю, что они были большой силой добра.
- Я всегда думал точно так же, - признался я.
- Только из интереса, какой была ваша самая любимая история?
- Атрейон, - немного грустно сказал он.
- Я не думал об этом в последние годы.
Я мог прочитать Восемь клятв Атрейона по памяти. - Он покачал головой и посмотрел в мою сторону.
- А ты?
- Атрейон немного кровав для меня, - признался я.
Алверон выглядел довольным.
- Они не назвали бы Амир кроваворукими ни за что, - сказал он.
- Татуировки Цирадае вряд ли были декоративными.
- Правда, - признал я.
- Тем не менее, я предпочитаю сэра Савиена.
- Конечно, - сказал он, кивая.
- Ты романтик.
Какое-то мгновение мы шли молча, поворачивая за угол и прогуливаясь мимо фонтана.
- Я был очарован им, когда был ребенком, - наконец сказал Алверон, как будто это признание было немного неловким.
- Мужчины и женщины со всей силой церкви за ними.
И это в то время, когда все атуранские силы стояли позади церкви. - Он улыбнулся.
- Храбрые, жестокие и не отвечающие никому, кроме себя и Бога.
- И остальных Амир, - добавил я.
- И, в конечном счете, понтификом, - закончил он.
- Я полагаю, ты читал его провозглашение, декламируя его?
- Да.
Мы пришли к небольшому выгнутому мосту из дерева и камня, а потом остановились в верхней части арки и смотрели на воду, наблюдая, как лебеди медленно маневрируют.
- Ты знаешь, что я нашел, когда был моложе? - спросил Маер.
Я покачал головой.
- Как только я стал слишком старым для детских рассказов об Амир, я начал задаваться вопросом о более конкретных вещах.
Сколько Амир было здесь?
Сколько было дворян?
Сколько лошадей могли они выставить на поле для вооруженных действий? - Он повернулся немного, чтобы оценить мою реакцию.
- Я был в Фелтоне в то время.
У них есть старые атуранские мендари (прим. нечто вроде "хранилища памяти" ), где они держат церковные записи для всех северных окраин.
Я просмотрел их книги в течении двух дней.
И ты знаешь, что я обнаружил?
- Ничего, - сказал я.
- Вы ничего не нашли.
Алверон повернулся и посмотрел на меня.
Выражение его лица содержало тщательно контролируемое удивление.
- Я обнаружил тоже самое в Университете.
- Казалось, как будто кто-то удалил там информацию об Амир из Архивов.
Не всю, конечно.
Но там было мало подробностей.
Я мог видеть, как Маер делает собственные выводы и это вызвало жизнь за его умными серыми глазами.
- И кто мог делать подобные вещи? - подсказал он.
- Кто мог бы сделать это лучше, кроме самих Амир? - сказал я.
- Это означает, что они все еще где-то здесь.
- Таким образом это твой вопрос, - Алверон снова пошел, медленнее, чем до этого.
- Где Амир?
Мы вышли на мост и начали обходить вокруг пруда, а лицо Маера было полно серьезных размышлений.
- Веришь, что я думал то же самое после поиска в мендари? - Спросил он меня.
- Я думал, что Амир, возможно, избежали участи предстать перед судом.
Ушли в подполье.
Я думал, может быть даже есть в мире Амир после всего этого времени, действующие в тайне ради высшего блага.
Я почувствовал волнение, скопившееся в моей груди.
- Что вы узнали? - спросил я нетерпеливо.
- Узнал? - Алверон выглядел удивленным.
- Ничего.
Мой отец умер в тот же год и я стал Маером.
Я отбросил это, как мальчишеские фантазии. - Он посмотрел на воду и мягко скользящих лебедей.
- Но если ты обнаружил это же на другом конце света...
- Он затих.
- И я пришел к тому же выводу, ваша светлость.
Алверон медленно кивнул.
- Вызывает беспокойство, почему этот секрет может быть важным. - Он оглядел сад в стенах его поместья.
- И в моих собственных землях.
Мне не нравится это. - Он повернулся ко мне спиной, его глаза были острыми и чистыми.
- Как ты предполагаешь искать их?
Я печально улыбнулся.
- Как отметила ваша светлость, независимо от того, насколько хорошо я говорю или хорошо образован, я никогда не буду дворянином.
Мне не хватает связей и ресурсов для исследования этого настолько тщательно, как хотелось бы.
Но с вашим именем, открывающим двери, я мог бы провести поиск во многих частных библиотеках.
Я мог бы получить доступ к архивам, а также к частным записям или слишком скрытым, чтобы быть удаленными...
Алверон кивнул, его глаза не оставляли меня.
- Я думаю, что понял тебя.
Я, например, дал бы многое, чтобы узнать истину о данном вопросе.
Он отвел взгляд, когда сверху раздались звуки смеха, смешиваясь с шагами группы приближающейся знати.
- Ты должен дать мне побольше подумать об этом, - сказал он мягким тоном.
- Мы обсудим это позже в более приватной обстановке.
- Какое время было бы удобно для вас, чтобы встретиться, ваша светлость?
Алверон посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.
- Приходи в мои покои этим вечером.
И так как я не могу дать ответ, позволь мне предложить тебе мой собственный вопрос, вместо этого.
- Я ценю вопросы столь же много, ваша светлость.
Поскольку до моей встречи с Маером оставалось еще почти пять часов, я наконец-то мог быть свободен пойти, чтобы заняться своими делами в Нижнем Северене.
Из лошадиных лифтов, небо было таким ясным и синим, что оно могло разбить ваше сердце, если смотреть на него.
Имея это в виду, я направился к таверне "Четыре свечи".
Таверна не была занята, поэтому не удивительно, что тавернщик заметил меня, идущего к черной лестнице.
- Остановиться, ты! - выкрикнул он на ломанном атуранском.
- Платить!
Комната только для платить людей!
Не желая сцен, я подошел к барной стойке.
Тавернщик был редковолосым, жирным мужчиной с сильным ленаттийским акцентом.
Я улыбнулся ему.
- Я просто навещал друга.
Женщину из третьей комнаты.
С длинными темными волосами. - Я показал какой длины.
- Она все еще здесь?
- А, - сказал он, одарив меня знающим взглядом.
- Девушка.
Ее имя Динай?
Я кивнул, зная, что Дена меняла свое имя так часто, как другие женщины изменяли свои волосы.
Жирный мужчина снова кивнул.
- Да.
Прелестные темные глаза?
Она давно съехала.
Мое сердце упало, несмотря на то, что я знал лучше, чем надеялся, что она все еще будет здесь, после всего этого времени.
- Вы не знаете, куда она могла уйти?
Он лающе усмехнулся.
- Нет. Ты и все другие волки, принюхивающиеся к ней.
Я мог бы нажиться, зная, что у вас всех набиты толстые кошельки.
Но нет, я не в курсе.
- Может она оставила для меня сообщение? - спросил я без реальной надежды.
Я не нашел ни одного письма или заметки ждущего меня в имении Алверона.
- Она ждала, что я найду ее здесь.
- Неужели она? - Сказал он насмешливо, затем, казалось, что-то вспомнил.
- Я думаю, здесь имеется записка.
Может быть.
У меня не так много читателей.
- Ты хочешь ее? - Он улыбнулся.
Я кивнул и мое сердце немного приподнялось.
- Она оставила ее без оплаты в своей комнате, - сказал он.
- Семнадцать с половиной пенни.
Я достал серебряный кругляш и показал ему.
Он потянулся к ней, но я положил ее на стол и держал ее там двумя пальцами.
Он быстро ушел куда-то в заднюю комнату и исчез на долгие пять минут.
В конце концов он вернулся с плотно сложенным листом бумаги, сжимая его в одной руке.
- Я найти его, - сказал он торжественно, размахивая им в мою сторону.
- Не очень хорошо здесь для бумаги, но она воспламеняется.
- Я посмотрел на лист бумаги и почувствовал, что мой дух воспрял.
Он был сложен против себя таким же образом, как и письмо, которое было доставлено от меня лудильщиком.
Если бы она скопировала этот трюк, значит, она наверняка читала мое письмо и оставила эту заметку для меня.
Надеюсь, что она скажет мне, где она исчезла.
Как ее найти.
Я сдвинул монету в сторону тавернщика и взял записку.
Оказавшись на улице, я поспешил в тень встроенной двери, зная, что это ближе всего к приватности, которую я мог найти на оживленной улице.
Я надорвал записку, осторожно ее открыв, развернул ее, и выставил краешек на свет.
В нем говорилось:
Денна,
Я был вынужден покинуть город по поручению моего покровителя.
Я буду отсутствовать некоторое время, возможно, несколько оборотов.
Это было внезапным и неизбежным, иначе я бы поставил точку, чтобы увидеть вас, прежде чем я ушел.
Я сожалею о многих словах, которые я сказал, когда мы в последний раз разговаривали и хотел бы извиниться за них лично.
Я найду тебя, когда я вернусь.
Твой,
Квоут.
***
К восьмому колоколу я направился к покоям Маера, оставив позади Цезуру.
Я чувствовал себя странно голым без него.
Странно, как быстро мы привыкаем к таким вещам.
Стейпс провел меня в гостиную Маера, а Алверон послал своего слугу пригласить Мелуан присоединиться к нам по ее желанию.
Я задался вопросом сложив руки, что произойдет, если она решит не приходить?
Будет ли он игнорировать ее в течение трех дней в тихом упреке?
Алверон обосновался на диване и внимательно на меня посмотрел.
- Я слышал некоторые слухи, окружающие твою последнюю поездку, - сказал он.
- Некоторые довольно фантастические вещи, в которые я не мог поверить.
Может быть, ты скажешь мне, что произошло на самом деле.
На мгновение я задался вопросом, как ему удалось узнать о моей деятельности вблизи Левиншира так быстро.
Затем я понял, что он хотел узнать подробности нашей охоты на разбойников в Элде.
Я выдохнул мысленный вздох облегчения.
- Я верю, что Дедан нашел вас достаточно легко? - спросил я.
Алверон кивнул.
- Я выражаю свое сожаление по поводу того, что послал его вместо меня, ваша светлость.
Он не утонченное существо.
Он пожал плечами.
- Никакого реального вреда не было.
К тому времени, когда он пришел ко мне, необходимость секретности прошла.
- Значит он избавился от моего письма?
- Ах да, письмо. - Алверон вытащил его из близлежащего ящика.
- Я продположил, что это была какая-то странная шутка.
- Ваша светлость?
Он посмотрел на меня откровенным взглядом, затем опустил взгляд на мое письмо.
- Двадцать семь человек, - читал он вслух.
- Опытные наемники своими действиями и внешним видом...
Устоявшийся лагерь с зачаточными укреплениями. - Он посмотрел еще раз: - Ты не можешь ожидать, что я сочту это за истину.
Вам пятерым не удалось бы устоять против столь многих.
- Мы удивили их, ваша светлость, - сказал я с определенным самодовольным преуменьшением.
Выражение лица Маера испортилось.
- Хватит, весь провинциальный юмор в сторону, я считаю, что это крайне плохой вкус.
Просто скажи мне правду о том, что было сделано.
- Я говорю вам правду, ваша светлость.
Если бы я знал, что вы потребуете доказательств, я бы позволил Дедану принести вам мешок с большими пальцами.
Это заняло целый час спора, чтобы вывести это представление из его головы.
Это не вернуло Маера назад, как я полагал.
- Может быть, ты должен был позволить ему, - сказал он.
Юмор ситуации быстро потерялся для меня.
- Ваша светлость, если бы я вам врал, то выбрал бы более убедительную сказку. - Я дал ему минуту поразмыслить над этим.
- Кроме того, если все, что вы хотите, это доказательства, то просто пошлите кого-то проверить это.
Мы сожгли тела, но черепа все еще там остались.
Я пометил их лагерь для вас на карте.
Маер зашел с другой стороны.
- Как насчет остальной части?
Их главарь.
Человек, который не против того, чтобы ему прострелили ногу?
Тот, кто вошел в свой шатер и «исчез»?
- Правда, ваша светлость.
Алверон долго смотрел на меня, затем вздохнул.
- Тогда я верю тебе, - сказал он.
- Но все-таки это странные и горькие новости, - пробормотал он, почти про себя.
- В самом деле, ваша светлость.
Он одарил меня странно расчетливым взглядом.
- Что ты думаешь об этом?
Прежде чем я успел ответить, раздался звук женского голоса из внешней комнаты.
Угрюмый вид Алверона исчез и он выпрямился в своем кресле.
Я прикрыл улыбку своей рукой.
- Это Мелуан, - сказал Алверон.
- Если я не ошибаюсь, она принесет нам вопрос, который я упоминал ранее. - Он мне хитро улыбнулся.
- Я думаю, ты будешь наслаждаться этим, действительно загадочная вещь.
Стейпс в сопровождении Мелуан вошли в комнату, Алверон и я поднялись.
Она была одета в серое и лавандовое, а ее вьющиеся каштановые волосы убранные назад открывали ее элегантную шею.
За Мелуан следовали двое пажей, несущих деревянный сундук.
Маер перешел принять локоть жены, в то время как Стейпс направил мальчиков для установки сундука со стороны его кресла.
Слуга Алверона поторопил их на улицу и заговорщически мне подмигнул, прежде чем сам закрыл за собой дверь.
Оставшись стоя, я повернулся к Мелуан и поклонился.
- Я рад иметь возможность встретиться с вами снова...
миледи? - Я сделал последнее вопросом, поскольку я не был уверен, как к ней обращаться.
Используемые Лаклесс земли являются полным графством, но это было до бескровного восстания, когда они по-прежнему остаются под контролем Тину.
Ее брак с Алвероном был также сложным для понимания так, как я не был уверен, существует ли женский аналог титула Маершона.
Мелуан легко махнула рукой, отметя вопрос полностью.
- Леди достаточно хорошо между нами, по крайней мере, когда мы наедине.
Мне не нужны формальности с тем, кому я обязана столь великим долгом. - Она взяла за руку Алверона.
- Пожалуйста, сиди, если хочешь.
Я сделал еще один поклон и взялся за сиденье, глядя на сундук так небрежно, как это было возможно.
Он был размером с большой барабан, изготовленный из хорошо сочлененных березовых досок и латунных полос.
Я знал, что надлежащим было нужно участвовать в вежливой светской беседе, пока вопрос сундука не будет затронут одним из них двоих.
Однако, мое любопытство взяло верх надо мной.
- Мне сказали, что у вас есть вопрос, который вы принесли с собой.
Он должен быть весомым для вас, раз вы держите его так крепко связаным. - Я сделал кивок в сторону сундука.
Мелуан посмотрела на Алверона и рассмеялась, как будто он рассказал анекдот.
- Мой муж сказал, что ты не тот тип, чтобы дать головоломке стоять очень долго.
Я несколько стыдливо улыбнулся.
- Это противоречит моему характеру, леди.
- Я бы не хотела, чтобы ты сражался со своей природой за мой счет. - Она улыбнулась.
Не будешь ли ты так добр, чтобы поставить этот круглый предмет передо мной?
Мне удалось поднять сундук не повредив себе, но если он весил менее десяти стоунов, то я поэт.
Мелуан подалась вперед в своем кресле, склонившись над сундуком.
- Леранд рассказал мне о той роли, что ты сыграл, в результате чего мы теперь вместе.
За это моя благодарность.
Я считаю себя в долгу перед тобой. - Ее темно-карие глаза были очень серьезными.
Тем не менее, я также считаю большую часть этого долга погашеной тем, что я собираюсь тебе показать.
Людей, которые видели это, я могу пересчитать на пальцах обеих рук.
Долг или нет, я никогда не сочла бы возможным показывать тебе это, если мой муж не разрешил мне действолвать на свое полное усмотрение. - Она указала мне взглядом.
- Готов ручаться, что я никому не буду говорить о том, что я увижу, - заверил я ее, стараясь не казаться таким жаждущим, каким я был на самом деле.
Мелуан кивнула.
Затем, вместо того, чтобы вытащить ключ, как я ожидал, она прижала руки к сторонам сундука и слегка сдвинула две панели.
Раздался мягкий щелчок и крышка отскочила, слегка приоткрывшись.
Локлесс (прим. lockless - без замка), подумал я про себя.
Открытая крышка показала другой сундук, меньший и более плоский.
Он был размером с хлебницу, а его плоские язычки замка из латуни проходили в замочную скважину, которая не была формы замочной скважины, но вместо этого представляла собой простой круг.
Мелуан вытянула кое-что из цепочки на шее.
- Могу я посмотреть это? - спросил я.
Мелуан выглядела удивленной.
- Я прошу прощения?
- Этот ключ.
Могу я посмотреть на него минутку?
- Суета Господня, - воскликнул Алверон.
- Мы не подошли к интересному ни на йоту.
Я предлагаю тебе тайну века, а ты восхищаешься оберточной бумагой!
Мелуан вручила мне ключ и я быстро отдал его, но тщательно обследовав, покрутив его в своих руках.
- Я хотел бы собирать мою тайну слой за слоем, - объяснил я.
- Как лук? - фыркнул он.
- Как цветок, - парировал я, вручая ключ обратно Мелуан.
- Спасибо.
Мелуан вставила ключ и открыла крышку внутреннего сундука.
Она вернула цепочку назад - на свою шеи, сунув ее под одежду, и поправила одежду и волосы, восстанавливая любой ущерб, нанесенный ее внешности.
Это, казалось, заняло у нас час или около того.
Наконец, она потянулась вперед и что-то подняла из сундука обеими руками.
Удерживая это вне моего поля зрения за открытой крышкой, она посмотрела на меня и сделала глубокий вдох.
- Это было... - начала она.
- Просто дайте ему увидеть это, дорогая, - мягко вставил Алверон.
- Мне любопытно посмотреть, что он сам думает. - Он засмеялся.
- Кроме того, я боюсь, что мальчик упадет в обморок, если вы его заставите ждать еще дольше.
Благоговейно Мелуан протянула мне кусок темного дерева, размером с толстую книгу.
Я принял его обеими руками.
Коробка была неестественно тяжелой для своего размера, древесина ее гладкой, как полированный камень под моими пальцами.
Когда я провел над ним рукой, то я обнаружил, что сбоку была резьба.
Не достаточно резко, чтобы привлечь внимание глаз, но так тонко, что мои пальцы едва чувствовали нежные структуры восстаний и падений в дереве.
Я провел руками над крышкой и почувствовал аналогичную картину.
- Ты был прав, - мягко сказала Мелуан.
- Он похож на ребенка с подарком на зимние праздники.
- Все же вы еще не видели лучшее из этого, - ответил Алверон.
Подождите, пока он не начнет.
Ум этого мальчика похож на стальной молот.
- Как вы его открываете? - Спросил я.
Я повернул его в моих руках и почувствовал, как что-то внутри сдвинулось.
Здесь не было очевидных петель и крыши, даже не было стыка от крышки, которая могла быть.
Для всех это выглядел как цельный кусок тяжелого темного дерева.
Но я знал, что это какая-то коробка.
Мне казалось, что коробка.
Я хотел открыть её.
- Мы не знаем, - сказала Мелуан.
Она хотела продолжить, но муж нежно ее остановил.
- Что там внутри? - Я наклонил её снова, чувствуя как содержимое смещается.
- Мы не знаем, - повторила она.
Древесина, была интересная.
Она была достаточно темной, чтобы быть Рух, но в ней были темно-красные вркапления.
К тому же, она отдавала пряностью.
Запах напоминал. . .
что-то. Знакомое, но я никак не мог вспомнить что именно.
Я приблизил лицо к ее поверхности и глубоко вдохнул через нос, что-то, почти как лимон.
Это было безумно знакомым.
- Что это за дерево?
Их молчание было исчерпывающим ответом.
Я поднял глаза и встретился с ними взглядом.
- Вы не утруждали себя этим, не так ли? - Я улыбнулся, чтобы смягчить оскорбление, которое эти слова могли нанести.
Алверон подался вперед в своем кресле.
- Вы должны признать, - сказал он со скрытым волнением, - это самый отличный вопрос.
Ранее вы показали мне свой дар предугадывать, - его серые глаза блестели.
- Так что вы можете предположить об этом?
- Это семейная реликвия, - сказал я легко.
- Очень старая . . .
- Сколько как вы думаете ей лет? - перебил Алверон с жадностью.
- Три тысячи лет, может быть, - сказал я.
- Плюс-минус, - Мелуан застыла от удивления.
- Моя догадка близка к действительности?
Она молча кивнула.
- За долгие годы использования, резьба, без сомнения, была разрушена.
- Резьба? - спросил Алверон, подавшись вперед.
- Очень слабая, - сказал я, закрывая глаза.
- Но я могу чувствовать это.
- Я чувствую нечто подобное.
- Я нет, - сказала Мелуан.
Она казалась слегка обиженной.
- Мои руки обладают исключительной чувствительностью , - сказал я честно.
- Она необходима для моей работы.
- Магия? - Спросила она с хорошо скрытым намеком на детское благоговение.
- И музыка, - сказал я.
- Вы позволите? - Она кивнула.
Я взял ее руку в свою и прижал к верхней части коробки.
- Здесь.
Вы это чувствуете?
Она наморщила лоб, концентрируясь.
- Может быть, немного, - она убрала руку.
- Ты уверен, что это резьба?
- Это слишком регулярное, чтобы быть случайностью.
Как такое может быть, что вы не заметили этого раньше?
Разве это не упоминается ни в одной вашей хронике?
Мелуан опешила.
- Никому не придет в голову записать что-нибудь о Ларце Лэклесс.
Разве я не сказала, что это самая сокровенная тайна?
- Покажи мне, - сказал Алверон.
Я провел его пальцы по рисунку.
Он нахмурился.
- Ничего.
Мои пальцы должно быть слишком старые.
Может быть это буквы?
Я покачал головой
- Это плавный узор, как орнамент.
- Но он не повторяется, а изменяется... - Эта мысль поразила меня.
- Это может быть иллийской узелковой историей.
- Ты можешь прочесть его? - спросил Алверон.
Я провел пальцами по шкатулке.
- Моих знаний иллийского не достаточно, я могу прочитать простые узлы, если лента будет между моими пальцами, - я покачал головой.
- Кроме того, узлы могли измениться в течении трех тысяч лет.
Я знаю несколько человек в университете, которые могли бы перевести. -
Алверон посмотрел на Мелуан, но она отрицательно покачала головой. - Я не буду обсуждать это с незнакомцами.
Маер казался розачарованным моим ответом, но он не стал давить.
Вместо этого он повернулся ко мне спиной.
- Позволь мне задать тебе твои собственные вопросы.
Что это за дерево?
- Это длилось около трех тысяч лет,- я размышлял вслух.
Дерево тяжелое, хотя полое внутри.
Оно должно быть медленно растущим, как граб или реннел.
Цвет и вес заставляет меня думать, что есть немного примеси металла, как у руха.
Возможно железо и медь. - Я пожал плечами.
- Это лучшее, что я могу.
- Что внутри? -
Я долго думал, прежде чем что-нибудь сказать.
начал я.
Мелуан улыбнулась, но Алверон продолжал хмуриться, поэтому я поспешил дальше.
- Что-то металлическое, кстати вес перемещался, когда я наклонял ее. - Я закрыл глаза и слушал как что тяжелое медленно перекатывается в коробке.
- Нет. По весу можно сказать что это что-то из стекла или камня.
- Что-то драгоценное, - сказал Алверон.
Я открыл глаза.
- Не обязательно.
Это может быть драгоценным, потому как старое, и потому что являлось семейной реликвией так много времени.
Также драгоценное, потому как таинственное.
- Но было ли драгоценным изначально? - Я пожал плечами.
- Кто может сказать?
- Но ты прячешь под замком драгоценные вещи, - подчеркнул Алверон.
- Именно. - Я поднял коробку отражающую его лицо.
- Это не заперто.
Фактически, это могло быть закрытым.
Запертым, как что-то опасное. -
- Зачем ты это сказал? - Спросил Алверон с любопытством.
- Зачем создавать такую проблему? - запротестовала Мелуан.
- Зачем хранить что-то опасное?
Если что-то является опасным, ты уничтожаешь это. - Она, казалось, ответила на свой собственный вопрос, как только она высказала это.
- Если это не было настолько же дорого, как и опасно.
- Возможно это было слишком полезно, чтобы уничтожить, - предложил Алверон.
- Может быть это не возможно уничтожить, - сказал я.
- Последнее и лучшее, - сказал Алверон, еще дальше наклонившись вперед в своем кресле.
- Как ты откроешь это?
Я бросил на ларец долгий взгляд, повернул его в руках, сжав по бокам.
Я провел пальцами по узорам, чувствуя швы, которые мои глаза не могли обнаружить.
Я нежно потряс его, понюхал воздух вокруг него, поднес к свету.
- У меня нет идей, - признался я.
Алверон чуть не упал.
- Я полагаю, этого было нелепо ожидать.
Может быть немного магии?
Я не решался сказать ему, что такой вид магии существовал только в историях.
- Это не в моих силах.
- Вы никогда не думали просто вскрыть ее, чтобы открыть? - спросил Алверон свою жену.
Мелуан выглядела во всех отношениях настолько ужаснувшейся, насколько я чувствовал по этому предложению.
- Никогда! - сказала она, сразу же, как смогла вдохнуть.
- Это самый корень нашей семьи.
Я скорее решу засолить каждый акр нашей земли.
- И твердое, как это дерево, - поспешил я сказать, - вы скорее могли бы разрушить то, что было внутри.
Особенно, если это хрупкое.
- Это только мысли. - Успокоил Алверон свою жену.
- Непродуманные, - резко сказала Мелуан, затем, казалось, пожалела о своих словах.
- Мне очень жаль, но сама мысль ... - Она замолчала, явно расстроенная.
Он похлопал ее по руке.
- Я понимаю, моя дорогая.
Вы правы, это было непродуманно.
- Могу я спрятать его сейчас? - спросила его Мелуан.
Я с неохотой передал ларец обратно Мелуан.
Будь здесь замок, я мог попытаться обойти его, но я не мог даже догадываться, где может быть шарнир, или шов на крышке. - В ларце без крышки или запоров/ Лаклесс хранит своего мужа камни от воров.
Забытый детский стишок пробежал безумно в моей голове и мне едва удалось превратить мой смех в кашель.
Алверон, казалось, не заметил.
- Как всегда, я полагаюсь на ваше усмотрение. - Он поднялся на ноги.
- К сожалению, я боюсь, что использовал лучшую часть нашего времени.
Я уверен, у тебя есть другие вопросы, чтобы проявить внимание.
Будем ли мы встречаться завтра, чтобы обсудить Амир?
Второй колокол?
Я поднялся на ноги вместе с Маером.
- Если будет угодно вашей милости, у меня есть другой вопрос, который требует некоторого обсуждения.
Он серьезно посмотрел на меня.
- Я надеюсь, что это важный вопрос.
- Наиболее актуален, ваша светлость, - сказал я нервно.
- Он не должен ждать еще день.
Я хотел сказать об этом раньше, имей мы оба приватность и время.
- Очень хорошо, - он сел обратно.
- Что тебя так ужасно прижимает?
- Леранд, - с легким упреком сказала Мелуан.
- Уже прошел час.
Хайянис должен будет ждать.
- Пускай подождет, - сказал он.
- Квоут сослужил мне хорошую службу во всех отношениях.
Он ничего не делает просто так, и я игнорирую его только себе во вред.
- Вы мне льстите, ваша милость.
Этот вопрос серьезен. - Я взглянул на Мелуан.
- И также несколько деликатен.
Если ваша леди хочет уйти, это может быть к лучшему.
- Если вопрос имеет большое значение, почему бы мне не остаться? - спросила она лукаво.
Я вопрошающе взглянул на Маера.
- Все, что ты хочешь сказать мне, ты можешь сказать и моей леди жене, - сказал он.
Я колебался.
Мне нужно было как можно быстрее рассказать Алверону о ложных актерах.
Я был уверен, что если он услышит мою версию событий первой, я смогу представить их в в выгодном для меня свете.
Если бы первым пришло слово по официальным каналам, он мог бы пожелать довериться голым фактам в ситуации, что я убил девять путешественников по своей воле.
Несмотря на это, последним, чего я хотел, было присутствие Мелуан при разговоре.
Это не могло не осложнить ситуацию.
Я попытался в последний раз.
- Этот вопрос очень мрачный, ваша светлость.
Алверон покачал головой, слегка нахмурившись.
- У нас нет секретов.
Я прекратил сопротивляться и обреченно вздохнув вытащил толстый кусок сложенного пергамента из внутреннего кармана моего шаеда.
- Это один из приказов о предоставлении покровительства вашей светлости?
Его серые глаза мерцали над ним, показывая некоторое удивление.
- Да.
Как ты пришел с этим?
- Ох, Леранд, - сказала Мелуан.
- Я знала, что вы пускаете нищих путешествовать в ваших землях, но я никогда не думала, что вы опускаетесь до того, чтобы покровительствовать им.
- Лишь несколько трупп, - сказал он.
- Как подобает моему положению.
Каждый респектабельный домовладелец имеет по крайней мере несколько музыкантов.
- У нас, - строго сказала Мелуан, - не имеют.
- Это удобно - иметь свою собственную труппу, - мягко сказал Алверон.
- И еще удобнее иметь несколько.
Тогда можно выбрать надлежащее развлечение, чтобы сопровождать любое событие, которое вы возглавляете.
- Вы думаете, как пришли на нашу свадьбу музыканты?
Когда это не смягчило выражение Мелуан, Алверон продолжил.
- Им не разрешено выполнять что-либо непристойное или языческое, дорогая.
Я держу их под самым строжайшим контролем.
И будьте уверены, ни один город в моей земли не позволит труппе выступать, если у них нет с собой этого благородного приказа.
Алверон повернулся ко мне.
- Что возвращает нас к этому вопросу.
Как ты мог получить этот приказ?
Труппе может быть плохо без него.
Я колебался.
С Мелуан здесь, я не был уверен, что это было лучшим способом приблизиться к теме.
Я планировал говорить с Маером наедине.
- Они, ваша светлость.
Они были убиты.
Маер не выглядел удивленным.
- Я так и думал.
Такие вещи к несчастью происходят, но они случаются время от времени.
Глаза Мелуан блеснули.
- Я отдала бы многое, чтобы увидеть их случающимися чаще.
- У тебя есть какие-нибудь идеи на счет того, что мог убить их? - спросил Маер.
- В определенной степени говоря, да, ваша светлость.
Он поднял брови в ожидании.
- Кто же тогда?
- Это сделал я.
- Что ты сделал?
Я вздохнул.
- Я убил людей, несших этот приказ, ваша светлость.
Он застыл в своем кресле.
- Что?
- Они похитили пару девушек из города, где они проходили. - Я сделал паузу, высматривая деликатный способ сказать это перед Мелуан.
Это были молодые девушки, ваша милость, и эти люди не были добры к ним.
Выражение лица Мелуан и без того тяжелое, стало при этом холодным, как лед.
Но прежде, чем она могла говорить, Алверон недоверчиво потребовал: - И ты взялся убить их?
Всей труппе исполнителей, которой я дал лицензию? - Он потер лоб.
- Сколько их было?
- Девять.
- О, Боже...
- Я думаю, он поступил правильно, - горячо сказала Мелуан.
- Я скажу вам дайте ему два десятка стражников и позвольте сделать тоже самое с каждой распущенной бандой Руэ, которых он найдет на ваших землях.
- Моя дорогая, - сказал Алверон с оттенком строгости.
- Мне они безразличны намного больше, чем вам, но закон есть закон.
Когда...
- Закон таков, каким вы его делаете, - вставила она.
- Этот человек благородно послужил вам.
Вы должны предоставить ему лен и титул, посадив его в ваш совет.
- Он убил девять моих подданных, - отметил сурово Алверон.
- Когда человек переступает правила закона, наступает анархия.
Если бы я услышал об этом мимоходом, я бы повесил его как бандита.
- Он убил девятерых распущенных Руэ.
Девятерых убивающих распущенных воров.
Меньше на девять мужчин Эдема в мире послужит всем нам. - Мелуан посмотрела на меня.
- Сэр.
Я считаю, что вы ни сделали ничего, кроме правильного и уместного.
Ее неправильная похвала не сделала ничего, кроме того, что раздула огонь моего темперамента.
- Не все из них были мужчинами, миледи, - сказал я ей.
Мелуан немного побледнела при этом замечании.
Алверон потер свое лицо рукой.
- О боже, парень.
Твоя честность, как рубящий топор.
- И я должен отметить, - серьезно сказал я, - прошу у вас обоих прощения за то, что те, кого я убил были не Эдема Руэ.
Они не были даже настоящими актерами.
Алверон покачал головой и постучал устало по приказу перед ним.
- Здесь говорится иначе.
Эдема Руэ и также актеры.
- Приказ был украден, ваша светлость.
Люди, которых я встретил на дороге, убили труппу Руэ и заняли их место.
Он заинтересованно посмотрел на меня.
- Ты выглядишь уверенным в этом.
- Один из них сказал мне это, ваша светлость.
Он признал, что они были просто выдавали себя за труппу.
Они лишь претендовали быть Руэ.
Мелуан выглядела так, будто она не могла решить, была ли она смущена или ей претила мысль об этом.
- Кто стал бы претендовать на это?
Алверон кивнул.
- Моя жена попала в точку, - сказал он.
- Кажется более вероятным, что они тебе лгали.
Кто бы не стал отрицать такие вещи?
Кто бы охотно признался, что он один из Эдема Руэ?
Я чувствовал себя от этого еще более покрасневшим, вдруг застыдившись того, что я скрывал свою кровь Эдема Руэ все это время.
- Я не сомневаюсь, что вашей настоящей труппой были Эдема Руэ, ваша светлость.
Но люди, которых я убил, не были ими.
Руэ не сделали бы того, что сделали они.
Глаза Мелуан вспыхнули яростью.
- Ты не знаешь их.
Я встретился с ее глазами.
- Миледи, я думаю, что знаю их довольно хорошо.
- Но почему? - спросил Алверон.
- Кто в здравом уме будет пытаться выдавать себя за Эдема Руэ?
- Для удобства путешествовать, - сказал я.
- И защита, предложенная вашим именем.
Он пожал плечами на мое пространное объяснение.
- Они были, вероятно, Руэ, что устали от честного труда и занялись вместо этого воровством.
- Нет, ваша светлость, - настаивал я.
- Они были не Эдема Руэ.
Алверон укоризненно посмотрел на меня.
- Да ладно.
Кто может сказать разницу между бандитами и бандой Руэ?
- Между ними нет разницы, - сухо сказала Мелуан.
- Ваша светлость, я знаю разницу, - горячо сказал я.
- Я сам Эдема Руэ.
Тишина.
Выражение лица Мелуан преображалось от тупого шока к неверию, затем к ярости до отвращения.
Она встала на ноги, взглянула на мгновение, как будто она собиралась плюнуть на меня, а затем натянуто вышла в дверь.
Раздался стук, когда ее личный охранник оказался в центре внимания и последовал за ней из внешней комнаты.
Алверон продолжал смотреть на меня с серьезным лицом.
- Если это была шутка, то она плохая.
- Это не так, ваша светлость, - сказал я, борясь с моим характером.
- И почему ты счел необходимым скрыть это от меня?
- Я не скрывал этого, ваша светлость.
Вы сами неоднократно говорили, что я далек от благородного происхождения.
Он сердито ударил по ручке кресла.
- Ты знаешь, что я имею ввиду!
Почему ты никогда не упоминал о том, что ты один из Руэ?
- Я думаю, причина достаточно очевидна, ваша светлость, - сказал я натянуто, стараясь удержаться от выплевывания слов.
- Слова "Эдема Руэ" имеют слишком сильный запах для многих благородных носов. Вашей жене даже ее духи не могут перекрыть их.
- У миледи были несчастные отношения с Руэ в прошлом, - сказал он в порядке объяснения.
- Тебе не мешало бы это отметить.
- Я знал ее сестру.
Стыдная трагедия ее семьи.
Сбежала и влюбилась в актера.
Какой ужас, - сказал я язвительно, все мое тело покалывало горячей яростью.
- Чувства ее сестры делает честь для ее семьи, меньшие, чем действия вашей леди жены.
Моя кровь такая же, как у любого человека, и даже более, чем у большинства.
И даже если это не так, у нее нет оснований обращаться со мной так, как она.
Выражение лица Алверона посуровело.
- Я скорее думаю, что она станет относиться к тебе так, как было до этого, - сказал он.
- Она была просто поражена твоим внезапным признанием.
Учитывая ее отношение к тебе, как к распутнику, я думаю, что она показала замечательную сдержанность.
- Я думаю, что она чувствует угрызения совести по поводу правды.
Язык актера заполучил ее в постель намного быстрее, чем ее сестру.
Как только я сказал это, я понял, что зашел слишком далеко.
Я сжал зубы, чтобы не сказать ничего хуже.
- На этом все, - сказал Алверон с холодной формальностью, его глаза были плоские и сердитые.
Я ушел со всем сердитым достоинством, которое я только мог собрать.
Не потому, что мне больше ничего было сказать, а потому, что останься я на один момент дольше, и он бы позвал охранников, а это было не таким, каким я хотел сделать мой выход.
На следующее утро, как раз во время переодевания, прибыл мальчик на побегушках, принеся толстый конверт с печатью Алверона.
Я сел у окна и обнаружил несколько писем внутри.
Дальнее из них гласило:
Квоут,
Я думал некоторое время о твоих кровавых делишках, и решил что они незначительны по сравнению с услугами, что ты оказал мне.
Однако, моя душа связана с другой, чей комфорт дороже для меня чем мой собственный.
Хоть я и надеялся сохранить твои услуги, я не могу.
К тому же, поскольку твое присутствие причина значительного расстройства моей жены, я вынужден попросить тебя вернуть мое кольцо, и покинуть Северен как можно скорей.
Я перестал читать, встал на ноги, и открыл дверь в мои покои.
Пара стражников Алверона стояла по стойке "смирно" в прихожей.
- Сэр? Сказал один из них, разглядывая мое полуодетое состояние.
- Просто проверяю, - сказал я, закрывая дверь.
Я вернулся на свое место и опять поднял письмо.
Относительно дела, что ускорило эти прискорбные обстоятельства, я полагаю, что ты действовал в лучших интересах меня в частности, и Винтаса в целом.
На самом деле, только этим утром я получил отчет о том, что две девочки были возвращены их семья рыжеволосым "джентльменом" по имени Квоут.
Награду за многие услуги, я выражаю в следующем.
Во-первых, полное прощение за убитых около Левиншира.
Во-вторых, аккредитив, позволяющий оплачивать твое обучение в Университете из моей казны.
В третьих, предписание, предоставляющее тебе право ехать, играть, и выступать везде в моих владениях.
Наконец, моя благодарность.
Маерсон Леранд Алверон
Я сидел несколько тягучих минут, наблюдая полет птиц в саду напротив моего окна
В конверте было то, о чем писал Алверон.
Аккредитив был произведением искусства, подписанный и запечатанный в четырех местах Алвероном и его главным казначеем.
Предписание, было даже более прекрасно.
Оно было нарисовано на толстом листе сливочного пергамента, подписанного собственной рукой Маера, и дополнено печатью его семьи, и Алверона непосредственно.
Но это не было предписание о патронаже.
Я прочитал его тщательно.
Упущением было то, что не был на службе у Маера, мы никак не были связаны друг с другом.
Тем не менее, оно предоставляло право свободного путешествия и выступления под его именем.
Это был странный компромисс документа.
Я только закончил переодеваться, когда услышал стук в дверь.
Я вздохнул, ожидая охранников указывающих мне покинуть мои покои.
Но за открывшейся дверью оказался другой мальчик на побегушках.
Он принес серебряный поднос с лежащим на нем другим письмом.
Оно было запечатано печатью Лаклесс.
Рядом лежало кольцо.
Я поднял его и повертел в руках, озадаченный.
Оно было не железным, как я ожидал, а из бледного дерева.
Имя Мелуан было выжжено на его внутренней стороне.
И заметил глаза мальчика, бегающие туда и обратно, с кольца и на меня.
Важнее, что я заметил что стражники не уставились на это.
Многозначительно не уставились.
Видом не смотрящим, какой бывает лишь если тебя очень интересует что-то находящееся перед глазами.
Я вложил в руку мальчика мое серебряное кольцо.
- Отдай его Бредану, - сказал я.
- И не бездельничай.
* * *
Бредон рассматривал стражников, когда я открыл дверь.
- Продолжай хорошо служить, мой мальчик - сказал он, игриво касаясь груди одного из них своею тростью.
Набалдашник в виде серебряной головы волка слегка позвякивал от нагрудника стражника, и Бредон улыбнулся как веселый дядя.
Мы все чувствуем себя в безопасности под вашей бдительностью.
Он закрыл дверь позади себя и поднял бровь.
- Боже милосердный, мальчик, ты стремительно продвигаешься по лестнице.
Я знал что ты находишься в милости Маера, на чтобы он назначил тебе двух своих персональных стражников? - Он приложил руку к сердцу и драматично вздохнул.
- Скоро ты будешь слишком занят для таких как старый бесполезный Бредон.
Я подарил ему слабую улыбку.
- Я думаю все много сложнее.- я покрутил деревянное кольцо чтобы он мог увидеть его.
- Вы нужны мне, чтобы рассказать, что оно означает.
Веселое настроение Бредона испарилось быстрее, чем если бы я вытащил кровавый нож.
-Боже и Мать господня,- сказал он
- Скажи мне что ты получил его от какого-нибудь старомодного фермера.
Я покачал головой и вручил кольцо ему.
Он повертел его в руках.
- Мелуан? - спросил он тихо.
Отдав его, он сел на соседний стул, положив трость на колени.
Его лицо немного посерело.
- Новая жена Маера послала тебе его?
Как вызов? -
- Это настолько далеко от вызова, насколько вообще может быть. - сказал я
- Также она прислала очаровательное письмо. - Я протянул его другой рукой.
Бредон вытянул руку.
- Могу я взглянуть на него? - сказал он, затем быстро отдернул руку.
-Прости.
Было ужасно грубо спрашивать это-
- Вы окажете мне большую услугу если прочтете его. - сказал я опуская письмо в его руки.
- Я отчаянно нуждаюсь в вашем мнении.
Бредон взял письмо и начал читать, при этом его губы слегка двигались.
Его взгляд становился все бледнее вместе с тем, как он опускал взгляд все ниже.
- У леди есть талант на удачные фразы, - сказал я.
- Это нельзя отрицать, - сказал он.
- Она могла бы написать это кровью.
- Я думаю, ей бы это понравилось. - сказал я.
- Но ей пришлось бы убить себя чтобы закончить вторую страницу. - Я протянул ее ему.
Бредон взял ее и продолжил читать, его лило побледнело еще больше.
- Боги вокруг нас, - сказал он
"гнойный прыщ" каждое слово?- спросил он.
- Ага, - сказал я
Бредон закончил вторую станицу, вернулся к началу, и медленно перечитал его во второй раз.
Наконец он посмотрел на меня.
- Если бы была женщина, - сказал он, - кто любила бы меня хотя бы с одной десятой частью чувств, что эта Леди испытывает к тебе, я бы считал себя счастливейшим из мужчин.
- Что оно значит? - сказал я держа кольцо.
Я мог чувствовать запах дыма от него.
Должно быть она выжгла свое имя на нем только этим утром.
- От фермера? - он пожал плечами.
- Много вещей, в зависимости от древесины.
Но здесь?
От одного из благородных? - Он покачал головой, очевидно от потери речи.
думал есть только три типа изысканных колец. - сказал я
- Только три обычно используются, - ответил он.
- Только три, что посылают и показывают.
Когда то имело место посылать деревянное кольцо для вызова слуг.
Слишком незначительных для железа.
Но вскоре все вернулось назад.
В конечно счете это стало ужасным вызовом, послать кому то в суде деревянное кольцо.
- Вызов с которым я могу жить, - сказал я, расслабившись.
- Я пренебрежительней отношусь к фольклору, чем она.
- Это было сто лет назад,- сказал Бредон
- Вещи изменились.
Проблема была, когда деревянные кольца были замечены как вызов, часть слуг были оскорблены ими
Ты не хочешь оскорбить управляющего твоих конюшен, так что ты не посылаешь ему деревянное кольцо.
Но если он не получает деревянное кольцо, тогда твой портной мог быть оскорблен этим
Я понимающе кивнул.
- И так далее.
В конце концов любой был бы оскорблен деревянным кольцом.
Бредон кивнул.
- Мудрый человек старается быть на хорошем счету у его прислуги.- сказал я
- Даже мальчик приносящий тебе ужин может быть недовольным, и есть тысячи невидимых способов отомстить доступным низшим из них.
Деревянные кольца больше нигде не используются.
Возможно они вообще исчезли бы из памяти, если бы они не использовались для заговоров в закулисных играх.
Я посмотрел на кольцо.
- Так что я ниже чем мальчик который собирает помои.
Бредон застенчиво откашлялся.
- Больше чем это, на самом деле. - указал он.
- Для нее это значит, что ты даже не личность.
Ты не стоишь признания даже как человек.
- Ах - сказал я.
- Я вижу.
Я повертел кольцо на моем пальце и сжал кулак.
Оно неплохо сидело, на самом деле.
- Это не тот вид кольца, годящийся чтобы его носили, - Сказал Бредон неловко.
- Это кольцо совершенно другого вида, на самом деле. - Он любопытно взглянул на меня.
- Я не предполагаю что кольцо Алверона все еще у тебя?
- Он попросил его назад, на самом деле. - Я взял письмо Маера со стола и передал его Бредону.
- Как можно скорее, - Процитировал Бредон с сухим смешком.
- Это говорит немного больше чем кажется. - Он опустил письмо вниз.
- Однако, это вероятно лучший выход.
Оставь он тебя со своей милостью, то ты оказался бы в центре поля боя между его молотом и ее наковальней.
Они сокрушили бы тебя в своих препирательствах.
Его глаза метнулись назад, к моей руке с деревянным кольцом.
- Я не думаю, что она отдала тебе его лично? - сказал он с надеждой.
- Она послала мне его с посыльным. - Я глубоко вздохнул.
- Стражники видели его тоже.
Раздался стук в дверь.
Я ответил на него, и мальчик на побегушках передал мне письмо.
Я закрыл дверь и посмотрел на печать.
- Лорд Правек, - сказал я
Бредон покачал головой.
- Я клянусь, этот мужчина использует каждый момент когда не спит, или с ухом напротив замочной скважины, либо вылизывая чью-то задницу.
Хихикая, я вскрыл письмо и быстро его просмотрел.
- Он просит вернуть свое кольцо, - сказал я
- Оно пачкается, он даже не смог дождаться пока высохнут чернила.
Бредон кивнул.
- Слухи быстро распространяются.
Было бы не так плохо, если бы она не сидела по правую руку от Алверона.
Но она сидит, и она ясно выразила свое мнение.
Любой, кто рассматривает тебя лучше собаки, разделит ее презрение к тебе. - Он встряхнул ее письмо.
- И такого презрения как это, так много, что можно не волноваться о распространении.
Бредон подошел к чаше с кольцами и сухо и безрадостно хихикнул.
-Как раз в то время как ты получил немного серебра.
Я подошел к чаше, вытащил от туда его кольцо и протянул ему.
- Вы должны забрать его назад, - Сказал я.
Лицо Бредона было немного огорченным, но он не двинулся чтобы взять кольцо.
- Я собираюсь скоро уехать, - сказал я
- И я не хотел бы, чтобы вы были запятнаны связью со мной.
Нету способа, которым я мог бы отблагодарить вас за помощь, что вы оказали мне.
Это меньшее что я могу сделать чтобы снизить ущерб вашей репутации.
Бредон колебался, затем закрыл свои глаза и вздохнул.
Понуро пожав плечами он забрал кольцо.
- Ох, сказал я внезапно вспоминая кое-что еще.
Я подошел к стопке клеветнических историй и вытащил оттуда страницы с описанием его языческих шалостей.
- Вы могли бы найти это забавным, - сказал я передавая их ему.
- Наверно, сейчас вам следует уйти.
Даже быть здесь не очень хорошо для вас.
Бредон вздохнул и кивнул.
- Мне жаль, что все так сложилось для тебя, мой мальчик.
Если ты когда-нибудь вернешься в эти края, не забудь связаться со мной
Эти вещи проходят, в конечном счете. - Его глаза направились к деревянному кольцу на моем пальце.
- Тебе действительно не стоит продолжать носить его.
После того как он ушел, я выловил из чаши золотое кольцо Стейпса, и железное Алверона.
Тогда я вышел в прихожую.
- Я собираюсь нанести визит Стейпсу, - вежливо сказал я стражникам.
- Изволите ли вы оба сопровождать меня?
Более высокий посмотрел на кольцо на моем пальце, затем взглянул на своего напарника, перед тем как пробормотать согласие.
Я развернулся и отправился, мой эскорт шел в ногу позади меня.
* * *
Стейпс сопроводил меня в гостиную и закрыл за мной дверь.
Его покои были даже прекраснее моих, и гораздо более обжитыми.
Я также увидел большую чашу с кольцами на соседнем столе.
Все они были золотыми.
Единственным железным кольцом в поле видимости было кольцо Алверона, и оно было на его пальце.
Он мог бы походить на бакалейщика, но Стейпс обладал проницательнейшими глазами.
Он сразу же опознал кольцо на моем пальце.
- Она сделала его, - сказал он, качая головой.
- Тебе действительно не стоит носить его.
- Я не стыжусь того, кто я
Если это кольцо Эдема Руа, я буду носить его
Стейпс вздохнул.
- Все немного сложнее
- Я знаю, - ответил я. - Я не приезжал сюда сделать вашу жизнь сложнее.
Не могли бы вы вернуть кольцо Маеру за меня? - я вручил ему кольцо Алверона.
Стейпс положил его в карман.
- Я также хотел бы вернуть и их. - я передал ему два кольца, что он вручил мне.
Одно было из яркого золота, другое из белой кости.
- Я не хочу неприятностей из-за меня между вами и новой женой вашего хозяина.
Стейпс кивнул, забрав золотое кольцо.
- Возникли бы проблемы если бы ты держал его у себя. - сказал он.
- Я нахожусь в услужении у Маера.
Также, мне следует помнить правила закулисных игр.
Затем он взял и пожал мою руку, вжимая кольцо из кости обратно.
- Но это не имеет отношения к моему долгу Маеру.
Это долг между двумя мужчинами.
Закулисные игры не имеют никакого отношения к таким вещам. - Стейпс поймал мой взгляд.
- Я настаиваю чтобы ты сохранил его.
* * *
Я съел поздний ужин в моих покоях.
Стражники все еще терпеливо ждали меня снаружи, в то время как я читал письмо Маера в пятый раз.
Каждый раз я пытался найти немного чувств спрятанных в его выражениях.
Но их там просто не было.
На столе лежали различные бумаги, присланные Маером.
Я вычистил свой кошелек между ними.
У меня было пара золотых роялов, четверо серебряных ноблов, и восемь с половиной пенни, и, неожиданно, один Модеганский стрелум, хоть я понятия не имел, как он у меня оказался.
В целом они равнялись чуть меньше чем восьми талатам.
Я сложил их рядом с бумагами Алверона.
Восемь талантов, помилование, разрешение на вступления, и оплата моего обучения в Университете.
Это была не незначительная награда.
Однако, я скорее чувствовал себя обделенным.
Я спас Алверона от отравления, раскрыл предателя в его дворе, завоевал ему жену, и избавил его дороги от гораздо более опасного народа, чем я мог ожидать.
Несмотря на все это, я все еще оставался без покровителя.
Хуже всего, его письмо не содержало и упоминания об Амир, хотя он и обещал помочь мне в моих поисках.
Но не было ничего, что я мог бы получить поднимая шум, а потерять я мог многое.
Я снова наполнил кошелек и спрятал письма Алверона в секретное отделение в футляре лютни.
Также я захватил три книги, что я принес из библиотеки Кадикуса, из тех что я не знал, и вытряхнул кольца из чашки в маленький мешочек.
В полотняном шкафу было две дюжины хорошо скроенных костюмов.
Они стоили больших денег, но были не очень транспортабельны.
Я взял два костюма из лучших, оставив остальные висеть.
Затем я опоясался Цезурой и превратил Шаед в длинную накидку.
Двое этих предметов убедили меня, что время в Винтасе не было потрачено впустую, несмотря на то что заработал я их сам, без помощи Алверона.
Я запер дверь, погасил свечи, и спустился в сад через окно.
Затем я использовал кусок провода чтобы закрыть ставни позади меня.
Мелкие пакости?
Возможно, но буть я проклят, если бы позволил выпроводить меня из поместья Маера вместе со стражей.
Кроме того, мысль о них, ломающих голову над моим побегом заставила меня захихикать, а смех хорош для пищеварения.
* * *
Я вышел из поместья так, что никто меня не видел.
Мой Шаед хорошо подходил , для того чтобы красться в темноте.
После часа поисков, и нашел жирного перекупщика в Нижнем Северене.
Он был крайне сомнительным товарищем, с нравом дикой собаки, но он заинтересовался пачкой клеветнических историй присланных знатью в мои комнаты.
Он предложил мне четыре рила за всю партию, и пообещал десять пенни с каждой проданной книги после ее печати.
Я сторговался с ним на шести рилах и шести пенни с копии и мы пожали руки.
Я покинул его магазин подписав контракт, и вымыл свои руки дважды.
Как бы то ни было, я получил деньги.
Затем я продал оба костюма и все книга Кадикуса кроме одной.
С полученными деньгами, я провел следующие пару часов в доках и нашел корабль, отплывающий на следующий день в Джанпуй.
Так как ночь опустилась на город я поблуждал по верхним частям города в надежде встретить Денну.
Конечно я не встретил ее.
Я мог сказать что она далеко отсюда.
Город чувствовался по другому, когда Денна была в нем, а сейчас Северен был как пустое яйцо.
После нескольких часов бесплодных поисков, я заглянул в бордель и немного сидел выпивая в баре.
Это была спокойная ночь, и леди скучали.
Так что я купил всем выпить и мы пообщались.
Я рассказал несколько историй и они слушали.
Я сыграл несколько песен и они аплодировали.
когда я попросил об услуге, они все смеялись и смеялись и смеялись.
Так что я высыпал полный мешок колец в чашу и оставил в баре.
Вскоре леди уже примеряли их и спорили, кому достанутся серебряные.
Я оплатил ещ один круг выпивки, и наконец мое настроение немного улучшилось.
После этого я бесцельно блуждал по городу, пока не обнаружил небольшой парк недалеко от выступа Шира, выходящий на нижний Северен.
Фонари горели оранжевым светом, в то время как газовые фонари и симпатические лампы горели зеленовато синим или бордовым .
Это было столь захватывающе, как в первый раз когда я видел это.
Я наблюдал за ними некоторое время, пока не заметил что я стою не один.
Старик стоял прислонившись к дереву на расстоянии нескольких футов, и смотрел вниз на огни, так же как и я.
Слабый и приятный запах пива исходил от него
- Она прекрасная вещь, не так ли? - сказал он, акцент выдавал в нем докера.
Я согласился.
Мы смотрели на мерцающие огни какое-то время.
Я снял деревянное кольцо с пальца и подумывал выкинуть его с утеса.
Теперь, когда кто то наблюдал, я не мог не признать что жест был немного ребяческим.
- Они говорят что дворянин может помочится здесь на пол Северена, - общительно поведал докер.
Я положил кольцо в карман моего шаеда.
Оставил как сувенир.
- Они ленивы,- ответил я.
Те, кого я встречал, могли бы помочиться гораздо дальше чем здесь.
СУДЬБА благоприятствовала мне на обратном пути в Университет.
Нам сопутствовал хороший ветер и все было восхитительно без осложнений.
Моряки слышали о моей встрече с Фелуриан, поэтому я пользовался скромной славой во время поездки.
Я играл им песни, что написал об этом, и рассказывал им эту историю примерно в два раза чаще, чем они просили меня.
Я также рассказал им о моей поездке в Адем.
Сначала они не верили, но потом я показал им меч и три раза бросил их лучшего борца.
Они показали мне после этого различное уважение, и грубую, более честную дружбу.
Я научился немного хорошему от них на моем пути домой.
Они рассказали мне морские истории и названия звезд.
Они рассказывали о ветрах, водах и русалках, извините, женщинах.
Они пытались научить меня морским узлам, но у меня не было к этому сноровки, хотя я мог прикосновением руки развязывать их.
Все это было очень приятно.
Дружба моряков, песни ветра в снастях, запахи пота, соли и дегтя.
За долгие дни, эти вещи медленно облегчили ту горечь, что я чувствовал по отношению к плохому обращению ко мне со стороны Маера Алверона и его любящей леди жены.
Наконец мы пришвартовались в Тарбеане, где моряки помогли мне найти дешевое место на морском шлюпе направляющимся вверх по течению в Анилин.
Я вышел через два дня в Имре и пошел в Университет, как только первый лазурный луч зари окрасил небо.
У меня никогда в жизни не было никакого подобного дома.
Будучи еще маленьким ребенком я рос на дороге, без конца путешествуя с моей труппой.
Дом не был местом.
Это были люди и фургоны.
Позже в Тарбеане у меня было тайное место, где три крыши собрались вместе и давали мне укрытие от дождя.
Я спал там и прятал несколько драгоценных вещей, но оно не было домом.
Из-за этого, я никогда в моей жизни не наслаждался чувством возвращения домой после путешествия.
Я почувствовал это впервые в тот день, когда я пересек Омети, знакомые камни моста под ногами.
Когда я подошел к самой высокой части этой широкой арки, то смог увидеть серую громаду Архивов, возвышавшуюся из-за деревьев впереди меня.
Улицы Университета были комфортны моим ногам.
Я отсутствовал в течение трех четвертей года.
В некотором смысле, казалось, прошло гораздо больше времени, но в то же время здесь все было так знакомо, что вряд ли прошло какое-то время вообще.
Было еще рано, когда я добрался до Анкера, а входная дверь была заперта.
Я не долго рассматривал вопрос подниматься ли к моему окну, потом передумал, учитывая, что я нес футляр с лютней, дорожную сумку и также носил Цезуру.
Вместо этого я направился в Мьюс и постучал в дверь Симмона.
Было еще рано и я знал, что я могу разбудить его, но я был голоден до знакомого лица.
После недолгого ожидания и ничего не услышав, я постучал еще раз, громче, и попрактиковал мою лучшую бойкую улыбку.
Сим открыл дверь, его волосы были в беспорядке, а глаза покраснели от слишком малого сна.
Он мутно посмотрел на меня.
На протяжении вздоха выражение его лица было пустым, затем он бросился на меня с зубодробительными объятьями.
- Почерневшее тело Господне, - сказал он, используя более жесткие выражения, чем я слышал от него раньше.
- Квоут. Ты жив.
***
Сим немного поплакал, затем кричал на меня, а потом мы смеялись и перекидывались вопросами.
Кажется Трепе держал ближе информацию о моих путешествиях, чем я думал.
Поэтому, когда мой корабль пропал без вести, он предположил худшее.
Письмо могло бы прояснить ситуацию, но я никогда не думал послать хотя бы одно.
Мысль написать домой была совершенно чужда мне.
- Было сообщение, что судно погибло со всем экипажем, - сказал Сим.
- Слово распространилось по всему Эолиану и угадай, кто услышал эту новость?
- Станчион? - спросил я, зная, что он был ужасным сплетником.
Сим мрачно покачал своей головой.
- Амброз.
- О, прекрасно, - сухо заметил я.
- Это было плохой новостью от любого бы, - сказал Сим.
- Но худшей от него.
Я был наполовину убежден, что он как-то организовал крушение твоего корабля. - Он болезненно улыбнулся.
- Он дождался официального подтверждения, прежде чем раскрыть передо мной эту новость.
Излишне говорить, что я был полностью пьян во время моего экзамена и провел еще один семестр, как Э'лир.
- Выдохся? - сказал я.
- Ты сделался Ре'ларом?
Он усмехнулся.
- Буквально вчера.
Я отсыпался после празднования, когда ты разбудил меня сегодня утром.
- Как Вил? - спросил я.
- Тяжело ли он воспринял новость?
- Даже потерял сознание, как всегда, - сказал Сим.
- Но при всем этом, да, довольно тяжело. - Он поморщился.
- Амброз также сделал тяжелее его жизнь в Архивах.
Вилу он надоел, что он ушел на семестр домой.
Он должен был вернуться сегодня.
- Как все остальные? - спросил я.
Мысль, казалось, вдруг поразила Сима.
Он встал.
- О Боже, Фела! - Он тяжело сел, как будто у него внезапно отнялись ноги.
- О Боже, Фела! - сказал он совершенно другим тоном.
- Что? - спросил я.
- Что-то случилось с ней?
- Она тоже не приняла эту новость. - Он неуверенно улыбнулся.
- Оказывается у нее было настоящее чувство к тебе.
- У Фелы? - сказал я тупо.
- Ты не помнишь?
Вил и я думали, что она нравится тебе?
Казалось, годы назад.
- Я помню.
Симу, казалось, было неудобно.
- Ну, видишь ли.
В то время, как ты ушел, Вил и я начали проводить много времени с ней.
И... - Он сделал невнятный жест, выражение его лица застряло между робким и ухмыляющимся.
Внезапно ударило понимание.
- Ты и Фела?
Сим, это здорово! - Я почувствовал улыбку, расплывшуюся по моему лицу, затем увидел выражение его лица.
- Ох. - Моя улыбка померкла.
- Сим, я бы не стал мешать в этом.
- Я знаю, ты бы не стал. - Он улыбнулся болезненной улыбкой.
- Я доверяю тебе.
Я потер глаза.
- Это адское возвращение домой.
Я даже не успел получить еще допуск.
- Сегодня последний день, - указал Сим.
- Я знаю, - сказал я, вставая на ноги.
- У меня есть поручение, куда бежать в первую очередь.
***
Я оставил свой багаж в комнате Симмона и посетил казначея в подвале "Пустот".
Рием был лысеющим, узколицым человеком, который невзлюбил меня с тех пор, как магистры назначили мне отрицательную оплату обучения в мой первый семестр.
У него не было привычки выдавать деньги и весь его опыт раздражал его.
Я показал ему мое открытое письмо о кредите из казны Алверона.
Как я уже говорил, это был впечатляющий документ.
Подписанный собственной рукой Маера.
Восковые печати.
Прекрасный пергамент.
Отличное чистописание.
Я обратил внимание казначея на то, что письмо Маера позволяло Университету брать любые суммы, необходимые для покрытия моего обучения.
Любые суммы.
Казаначей прочитал его снова и согласился, что это кажется имеет место быть.
Жаль, что стоимость моего обучения всегда была так низка, размышлял я вслух.
Никогда более десяти талантов.
Это немного упускает возможность для Университета.
Маер был богаче, чем король Винта, в конце концов.
И он заплатит за любое обучение...
Рием был здравомыслящим человеком и он понял, на что я только что намекал.
Затем последовал краткий и жаркие переговоры, после чего мы пожали друг другу руки, и я увидел его улыбку в первый раз.
Я перекусил обедом, а затем ожидал в очереди с остальными студентами, которые не имели талончиков о принятии.
Большинство из них были новыми студентами, но некоторые из них прибыли для повторного поступления, как и я.
Это была длинная очередь, и все до некоторой степени заметно нервничали.
Я свистнул, чтобы скоротать время и купил мясной пирог и кружку горячего сидра у человека с корзиной.
Я вызвал небольшой переполох, когда вошел в круг света перед столом магистров.
Они слышали новости и были удивлены, увидев меня в живых, большинство из них приятно.
Килвин потребовал от меня сообщения на ближайший семинар, в то время как Мандраг, Даль и Арвил спорили, какие курсы обучения я буду исследовать.
Элодин просто махнул мне, только этим по-видимому отреагировав на мое чудесное возвращение из мертвых.
Через минуту благоприятного хаоса, декан взял ситуацию под контроль и начал мое интервью.
Я достаточно легко ответил на вопросы Даля и Килвина.
Но я повозился с моими расчетами с Брандером, затем я должен был признаться, что не знаю ответа на вопрос Мандрага о сублимации.
Элодин пожал плечами, откинув возможность расспросить меня, широко зевая.
Лоррен спросил удивительно простой вопрос о Мендерских ересях и мне удалось дать быстрый и умный ответ на него.
Я должен был намного задуматься, отвечая на вопрос Арвила о лациллиуме.
Оставался только Хемме, который был яростно нахмурен с тех пор, как я вначале подошел к столу магистров.
Мое тусклое выступление и медленные ответы привели к самодовольной кривизне его губ по этим пунктам.
Его глаза блестели, когда я дал неправильный ответ.
- Ну ну, - сказал он, перетасовывая стопку бумаг перед ним.
- Я не думал, что мы снова будем иметь дело с твоей проблемой. - Он неискренне мне улыбнулся.
- Я слышал, что ты уже мертв.
- Я слышал, что вы носите красный корсет с кружевами, - сказал я, как ни в чем не бывало.
- Но я не доверяю каждой ерунде, которая бывает в слухах.
Последовали некоторые выкрики и против меня было быстро выдвинуто обвинение по факту "ненадлежащего поведения в адрес магистра".
Я был приговорен к составлению письма с извинениями и оштрафован на один серебряный талант.
Деньги потраченые не зря.
Это было плохое поведение, хотя и несвоевременное, особенно после моего напротив не блестящего выступления.
В результате мне была назначена стоимость обучения в размере двадцати четырех талантов.
Излишне говорить, что я был ужасно смущен.
Потом я вернулся в кабинет казначея.
Я официально представил письмо о кредите Алверона Риему и неофициально собрал свое ранее согласованное урезание: половину всего, что будет выплачено свыше десяти талантов.
Я положил семь талантов в мой кошелек и лениво спросил о том, что разве кто-нибудь когда-либо оплачивал так хорошо наглость и невежество.
Я направился к Анкеру, где был рад обнаружить, что никто не сообщил владельцу о моей смерти.
Ключ к моей комнате был где-то на дне Сентийского моря, но у Анкера был запасной.
Я поднялся на второй этаж и почувствовал себя расслабленным при знакомом виде наклонного потолка и узкой кровати.
Все было покрыто тонким слоем пыли.
Вы можете подумать, что в моей маленькой комнате с наклонным потолком и узкой кроватью я чувствовал себя стесненным после моего Гранд Люкса в имении Алверона.
Но ничего не может быть дальше от истины.
Я занялся распаковкой моей дорожной сумки и собирал паутину из углов.
Через час, мне удалось взломать замок на сундуке в ногах моей кровати и распаковать вещи, которые я хранил.
Я заново открыл мою наполовину разобранные гармонические часы и лениво возился с ними, пытаясь вспомнить, был ли я в середине разборки его на части или сборки их обратно вместе.
Затем, так как у меня не было других неотложных обязательств, я направился обратно через реку.
Я остановился в Эолиане, где Деоч с энтузиазмом меня поприветствовал, заключил в медвежьи объятия, подняв меня с земли.
После такой долгой дороги, так много времени проведя среди чужих и врагов, я и забыл, каково это быть окруженным теплом дружеских лиц.
Деоч, Станчион и я делились напитками и обменивались историями, пока на улице не стало темно и я оставил их заниматься своими делами.
Я некоторое время бродил по городу, заходя в несколько знакомых домов и таверн.
Два или три парка.
Скамейку под деревом во дворе.
Деоч сказал мне, что он давно не видел даже тени Денны за год.
Но даже безуспешные поиски ее утешали в пути.
В какой-то степени это, казалось, было сердцем наших отношений.
***
Позже той ночью я забрался на Основное здание и прошел через знакомый лабиринт труб и несовпадающего сланца, глины и олова.
Я вышел из-за угла и увидел Аури, сидящую на трубе, и ее длинные, тонкие волосы, плавающие вокруг головы, как если бы она была под водой.
Она смотрела на луну и размахивала своими босыми ногами.
Я мягко прочистил свое горло и Аури повернулась, чтобы посмотреть.
Она спрыгнула с трубы и пробежала через крышу, вытягиваясь и через несколько шагов хватая меня.
Ее улыбка была ярче, чем луна.
- Здесь есть целое семейство ежей, живущих в Сверченье! - взволнованно сказала она.
Аури сделала еще два шага и схватила мою руку обоими своими.
- Там есть дети, крохотные, как желуди! - Она нежно потянула меня.
- Ты видел?
Я кивнул и Аури повела меня через крышу к яблоне, которую мы использовали, чтобы спускаться во двор.
Когда мы наконец добрались туда, она посмотрела на дерево, затем вниз, где она все еще держала меня за длинную, загорелую руку обеими ее крошечными и белыми.
Ее хватка не была жесткой, но она была твердой и не давала каких-либо признаков того, чтобы отпустить.
- Я скучала по тебе, - сказала она тихо, не поднимая глаз.
- Не уходи снова.
- Я никогда не планировал уходить, - мягко сказал я.
- У меня слишком много дел здесь.
Аури склонила голову в сторону, чтобы взглянуть на меня сквозь облако своих волос.
- Как навестить меня?
- Как навестить тебя, - подтвердил я.
Еще один заключительный сюрприз ждал меня по возвращении в Университет.
Я хотел вернуться на несколько дней, прежде чем я возвратился к моей работе в Артефактной.
Хотя я уже не так отчаянно нуждался в деньгах, я скучал по работе.
Существует какое-то глубокое удовлетворение в формировании чего-то своими руками.
Правильное артефактирование подобно песне, создающей твердое тело.
Это акт творения.
Таким образом я шел в "Хранилище", думая начать что-нибудь простое, поскольку я давно не практиковался.
Когда я подошел к окну, то увидел знакомое лицо.
- Привет Бэзил, - сказал я.
- Что ты сделал, чтобы застрять здесь на этот раз?
Он опустил взгляд.
- Неправильное обращение с реагентами, - пробормотал он.
Я рассмеялся.
- Это не так плохо.
Ты будешь отсутствовать оборот или более того.
- Да. - Он посмотрел и стыдливо улыбнулся.
- Я услышал, что ты вернулся.
Ты пришел за своим кредитом?
Я остановился на полпути через мой мысленный список всего, что я должен был сделать в теплой воронке.
- Прошу прощения?
Бэзил склонил свою голову в сторону.
- Твой кредит, - повторил он.
- Для Бескровного. - Он на мгновение посмотрел на меня, затем на его лице появилось понимание.
- Правильно, ты просто не знаешь...
Он отошел от окна на мгновение и вернулся с чем-то вроде восьмисторонней лампы, сделанной целиком из железа.
Она была другая, чем Ловец Стрел, которую я сделал.
Та, что я сконструировал, была сделана с нуля и довольно грубо обработана.
Эта была плавная и гладкая.
Все детали подходили друг к другу плотно, и она была покрыта тонким слоем светлой алхимической эмали, которая будет защищать от дождя и ржавчины.
Умно, я должен был включить это в свой оригинальный проект.
В то время как в некоторой степени мне польстило, что кому-то понравился мой дизайн достаточно, чтобы скопировать его, большей частью я был раздражен, увидев Ловец Стрел настолько отшлифованный, по-сравнению с оригиналом.
Я заметил характерную схожесть в деталях.
- Кто-то делал ряд усовершенствований? - Спросил я.
Бэзил кивнул.
- О да.
Давным-давно.
Две группы, - он улыбнулся.
- Должен сказать, что это хорошая вещь.
Много времени мне пришлось ломать голову над тем, как работает инерционный спусковой механизм, но теперь, когда я понял это. . . - Он постучал себя по лбу.
- Я сделал два сам.
На данный момент они приносят хорошие деньги.
Тяжелый удар по палубным лампам.
Это выжало из меня улыбку.
- Нет ничего лучше палубных ламп,- согласился я, поднимая ее.
- Это твоя? -
Он покачал головой.
- Мою я продал месяц назад.
Они долго не залеживаются.
Умно с твоей стороны, назначить за них такую низкую цену.-
Я повернул ее в руках и увидел слово выбитое в металле.
Буквы так глубоко вдавались в железо, так что я понял, что они были частью литейной формы.
Они складывались в слово, - Бескровный.-
Я посмотрел на Бэзиля.
Он улыбался.
- Ты ушел, не дав ей имя,- сказал он.
- Потом Килвин формализовал схему и добавил ее к отчетам .
Нам необходимо было имя, чтобы начать ее продавать. - Его улыбка поблекла.
- Но потом пошел слух, что ты погиб в море.
Так что Килвин попросил Мастера Элодина. . . .-
- Дать ей имя,- сказал я, все еще верча ее в руках.
- Конечно.-
- Килвин поворчал немного,- сказал Бэзил.
- Назвал это драматической чепухой.
Но имя прижилось .- Он пожал плечами, наклонился и немного покопался, прежде чем достать книгу.
-Так или иначе, тебе нужен твой кредит?- Он начал переворачивать страницы.
- Ты можешь получить собранное к настоящему времени.
Многие делали их.-
Он нашел страницу и стал водить пальцем вдоль линий бухгалтерской книги.
- Мы имеем.
На настоящий момент продано двадцать восемь. . .-
- Бэйзил,- сказал я.
- Я правда не понимаю, о чем ты говоришь.
Килвин уже заплатил мне за первую, которую я сделал.-
Бэзил нахмурил брови.
- Твоя комиссия ,- он сказал легко.
Затем, увидев мой непонимающий взгляд, он продолжил
- Каждый когда что-нибудь продается со склада, мастерская получает тридцать процентов комиссии, а тот, кто создал схему, получает десять процентов.-
- Я думал, что склад удерживает сорок процентов,- сказал я потрясенно.
Он пожал одним плечом.
- Обычно так и бывает.
Большинство схем уже стары.
Большинство вещей уже были изобретены.
Но за что-то новое. . .-
- Манет никогда этого не упоминал,- сказал я.
Бэзил сделал примирительную мину.
- Старина Манет работяга,- сказал он осторожно.
- Но он не из самых продвинутых.
Сколько он тут, тридцать лет?
Я не думаю, что у него есть хоть одна схема с его именем. - Он немного пролистал книгу, просматривая страницы.
- Наиболее серьезные артефакторы, как правило, также имеют одну, что является предметом гордости, дже если это нечто бесполезное.
Числа путались в моей голове.
- Так десять процентов от каждых восьми талантов, - прошептал я, затем поднял взгляд.
- У меня есть двадцать два таланта, которые ждут меня?
Бэзил кивнул, глядя на запись в книге.
- Двадцать два и четыре, - сказал он, доставая карандаш и клочек бумаги.
- Ты хочешь все их?
Я усмехнулся.
***
Когда я отправился в Имре, мой кошелек был настолько тяжел, что я боялся, что мог бы заработать хромоту.
Я остановился у Анкера и взял мою дорожную сумку, располагая ее на противоположном плече, чтобы сбалансировать вещи.
Я бродил по городу, лениво проходя все места, которые Денна и я посещали в прошлом.
Я задавался вопросом, где она может быть в мире.
Когда мой ритуальный поиск был закончен, я направился к заднему переулку, где пахло прогорклым жиром и поднялся по набору узких лестниц.
Я быстро постучал в дверь Деви, подождал долгую минуту, а затем постучал снова, громче.
Послышался звук отодвигаемого засова и поворота замка.
Дверь приоткрылась и один голубой глаз посмотрел на меня.
Я усмехнулся.
Дверь медленно распахнулась.
Деви стояла в дверях, безучастно глядя на меня, ее руки висели по сторонам.
Я выгнул бровь на нее.
- Что? - сказал я.
- Где остроумный стеб?
- Я не занимаюсь делами на площадке, - автоматически сказала она.
Ее голос был абсолютно без интонации.
- Ты должен войти внутрь.
Я ждал, но она не выходила из дверного проема.
Я чувствовал запах корицы и меда доносящийся из комнаты позади нее.
- Деви? - спросил я.
- С тобой все в порядке?
- Ты... - Она замолчала, по прежнему смотря на меня.
Ее голос был ровный и безэмоциональный.
- Ты должен быть мертв.
- В этой и многих других вещах, я хотел бы разочаровывать, - сказал я.
- Я была уверена, что ты сделал это, - продолжила Деви.
- Вотчина его отца называется Пиратские Острова.
Я была уверена, что он сделал это, потому что мы хотели поджечь его комнаты.
Я была тем, кто на самом деле поджег, но он не мог знать этого.
Ты один был тем, кого он видел.
Ты и этот сильдийский парень.
Деви взглянула на меня, мигая в свете.
Эльфийское личико гаэлет всегда было светлокожее, но это был первый раз, когда мне довелось увидеть его таким бледным.
- Ты стал выше, - сказала она.
- Я почти забыла, какой ты высокий.
- Я почти забыл, какая ты хорошенькая, - сказал я.
- Но я не мог ничего поделать с этим.
Деви продолжала стоять в дверном проеме, бледная и разглядывающая меня.
Обеспокоенный, я шагнул вперед и слегка положил руку ей под мышку.
Она не тронулась с места, как я наполовину ожидал.
Она просто посмотрела вниз на мою руку.
- Я ждал здесь остроту, - мягко поддразнил я.
- Ты обычно быстрее реагируешь на это.
- Я не думаю, что могу соревноваться в остротах с тобой прямо сейчас, - сказала она.
- Я никогда не подозревал, ты могла бы соревноваться со мной, - сказал я.
- Но я хотел бы насладиться небольшим стебом сейчас и потом.
Деви чуть заметно улыбнулась, немного цвета возвратилось к ее щекам.
- Ты лошадиная задница, - сказала она.
- Это больше походит на то - ободряюще сказал я, когда вытащил ее из двери в яркий осенний день.
- Я знал, что у тебя это есть в себе.
***
Мы вдвоем сходили в соседнюю таверну, и с помощью небольшого количества пива и большого обеда Деви оправилась от шока, увидев меня живым.
Вскоре она вновь стала острой на язык, и мы подтрунивали друг над другом через кружки пряного сидра.
Потом мы прогулялись назад к ее квартире за мясной лавкой, где Деви обнаружила, что она забыла закрыть дверь.
- Милосердный Тейлу, - сказала она после того как мы вошли, лихорадочно озираясь.
- Это впервые.
Оглянувшись вокруг, я увидел, что мало что изменилось в ее квартире, с тех пор, как я в последний раз видел ее, хотя второй набор книжных полок был почти наполовину полон.
Я просмотрел названия, пока Деви искала в других помещениях, чтобы убедиться, что ничего не пропало.
- Ничего, что ты хотел бы повзаимствовать? - спросила она, когда вернулась в комнату.
- На самом деле, - сказал я: - У меня есть кое-что для тебя.
Я поставил мою дорожную сумку на стол и стал шарить внутри, пока я не нашел плоский прямоугольный пакет, завернутый в непромокаемый плащ и связанный бечевкой.
Я переместил мою дорожную сумку на пол и положил пакет на стол, подталкивая его к ней.
Деви подошла к столу с выражением сомнения на лице, затем села и развернула сверток.
Внутри была копия Целум Тинтур, которую я украл из библиотеки Кадикуса.
Не особенно редкая книга, но полезный ресурс для алхимика, который изгнан из Архивов.
Не то чтобы я ничего не знал об алхимии, конечно.
Деви посмотрела вниз на нее.
- И почем это? - спросила она.
Я рассмеялся.
- Это подарок.
Она прищурилась на меня.
- Если ты думаешь, что это поможет тебе расширить твой кредит...
Я покачал головой.
- Я просто подумал, что тебе понравится это, - сказал я.
- Что касается кредита... - Я достал кошелек и отсчитал девять толстых талантов на ее столе.
- Тогда хорошо, - сказала Деви, несколько удивленная.
- Похоже, кто-то совершил выгодную поездку. - Она посмотрела на меня.
- Ты уверен, что не хочешь дождаться, пока не заплатишь за свое обучение?
- Я уже это сделал, - сказал я.
Деви не сделала движения, чтобы забрать деньги.
- Я не хотела бы оставить тебя без гроша в начале нового семестра, - сказала она.
Я взвесил мой кошелек в одной руке.
Он звякнул с восхитительной полнотой, почти музыкальной.
Деви достала ключ и отперла ящик в нижней части ее стола.
Одно за другим она вытащила мою копию "Риторики и логики", мои талантовые дудочки, мою симпатическую лампу и кольцо Денны.
Она аккуратно складывала их на своем столе, но все еще не трогала монеты.
- У тебя еще есть два месяца до даты и год и один день сверху, - сказала она.
- Ты уверен, что не предпочтешь обождать?
Озадаченный, я посмотрел на деньги на столе, затем вокруг комнат Деви.
Понимание пришло ко мне, как цветок, развернувшийся в моей голове.
- Речь идет не о деньгах вообще, не так ли? - сказал я, пораженный, что она принимала меня так долго, чтобы понять это.
Деви склонила свою голову в сторону.
Я показал на книжные полки, кровать с большими бархатными занавесками, на саму Деви.
Я никогда не замечал раньше, но в то время как ее одежда была не модной, покрой и ткань были прекрасны как и у любого благородного.
- Это не имеет ничего общего с деньгами, - повторил я.
Я взглянул на ее книги.
Ее коллекция должна была стоить пятьсот талантов, если это стоит пенни.
- Ты используешь деньги в качестве приманки.
Ты одолживаешь их отчаянным людям, которые могут быть полезны для тебя, однако надеясь, что они не смогут заплатить тебе обратно.
Твой настоящий бизнес это услуги.
Деви немного усмехнулась.
- Деньги это хорошо, - сказала она, ее глаза сверкали.
- Но мир полон вещей, которые люди никогда не будут продавать.
Услуги и обязательства стоят гораздо, гораздо больше.
Я посмотрел вниз на девять талантов, блестящих на ее столе.
- У тебя нет минимальной суммы кредита, не так ли? - спросил я, уже зная ответ.
- Ты только что сказала мне, что я был бы вынужден брать больше.
Ты надеялась, что я сам выкопаю яму слишком глубоко и буду не в состоянии заплатить тебе.
Деви улыбнулась.
- Добро пожаловать в игру, - сказала она, и начала собирать монеты.
- Спасибо за игру.
С моим кошельком полным до отказа и письмом Алверона обеспечивающим плату за обучение, мой зимний семестр был беззаботен, как прогулка в сад.
Было странно не жить, как скупец.
У меня была одежда моего размера и я мог позволить себе постирать её.
Я мог купить кофе или шоколад всякий раз, когда захочу.
Я больше не надо было бесконечно трудиться в Артефактной и я мог потратить время мастеря, просто чтобы удовлетворить своё любопытство или делать проекты ради удовольствия.
После почти года отсутствия мне понадобилось время, чтобы освоиться снова в Университете.
Казалось странным не носить меч всё время.
Но к таким вещам здесь неодобрительно относятся, и я знал, что это вызовет больше проблем, чем пользы.
Сначала я оставил Цезуру в моей комнате.
Но я знал лучше чем остальные, как легко можно прокрасться и украсть её.
Задвинутый засов удержал бы лишь очень благородного вора.
Более прагматичным было бы достаточно просто сломать мои окна и исчезнуть менее чем за минуту.
Так как меч был буквально незаменим и я давал обещание держать его в безопасности, это было незадолго до того, как перенес ее в тайнике в Подовсё.
Мой шаед было легче держать под рукой, так как я был в состоянии без особых усилий менять его форму.
В эти дни он лишь изредка вился сам по себе.
Чаще всего, казалось, он отказывался двигаться больше, чем двигал его порывистый ветер.
Можно подумать, что люди замечают такие вещи, но они этого не делали.
Даже Вилем и Симмон, которые дразнили меня с моей любовью к нему, никогда не отмечали мой плащ, как нечто большее, чем исключительно универсальный предмет одежды.
На самом деле, Элодин был единственным, кто заметил нечто необычное в нем.
- Что это? - Воскликнул он, когда мы пересекали тропинки в небольшом дворике за пределами Основного здания.
- Как ты смог стать ошаеденным (прим. одетым в шаед)?
- Я прошу прощения? - спросил я.
- Твой плащ, мальчик.
Твой превращающийся плащ.
Какой сладкой благодатью Господней на тебя свалился шаед? - Он принял мое удивление за невежество.
- Разве ты не знаешь, что на тебе одето?
- Я знаю, что это, - сказал я.
- Просто я удивлен, что вы это знаете.
Он оскорбленно посмотрел на меня.
- Я не смогу больше называть себя именователем, если не смогу узнать пятно плаща фей с десятка шагов. - Он взял уголок его между пальцами.
- О, это просто прелесть.
Такой частички старой магии редко удается коснуться пальцем.
- Это новая магия, на самом деле, - сказал я.
- Что ты имеешь в виду? - спросил он.
Когда стало очевидно, что мое объяснение переходит в длинную историю, Элодин привел нас в небольшой, уютный паб, который я никогда не видел прежде.
Я не решусь назвать это пабом вовсе, на самом деле.
Он не был полон болтовней студентов и запахом пива.
Он был тусклым и тихим с низким потолком и рассеянными скоплениями глубоких, удобных кресел.
Он пах кожей и старым вином.
Мы сидели возле теплого радиатора и пили горячий сидр, когда я рассказал ему всю историю моего непреднамеренного путешествия в Фаэ.
Это было значительное облегчение.
Я не был в состоянии сказать об этом кому-либо еще, опасаясь насмешек из Университета.
Элодин оказался удивительно внимательной аудиторией и был особенно заинтересован в борьбе, которая была между Фелуриан и мной, когда она пыталась подчинить меня своей воле.
После того как я закончил рассказ, он засыпал меня вопросами.
Могу ли я вспомнить, что я сказал, чтобы позвать ветер?
- Что я чувствовал?
Странные бодрствование я описал, что это было больше похоже на состояние алкогольного опьянения, или больше как впадение в шок?
Я ответил, как мог, и в итоге он откинулся на спинку стула, кивая самому себе.
- Это хороший знак, когда студент идет в погоню за ветром и ловит его, - сказал он одобрительно.
- Уже дважды ты его вызвал к настоящему времени.
Это может быть легче.
- Три раза, на самом деле, - сказал я.
- Я нашел его снова, когда я уходил из Адемры.
Он рассмеялся.
- Ты преследовал его до края карты! - Сказал он, делая широкое движение растопыренными пальцами левой руки.
Ошеломленный, я понял, что на адемском языке жестов это было [пораженное уважение.]
- Что ты почувствовал?
Как ты думаешь, сможешь ли ты найти это имя еще раз, если ты в нем будешь нуждаться?
Я сосредоточился, пытаясь подтолкнуть мой разум в "крутящийся лист".
Прошел месяц и тысячи километров, с тех пор, как я пробовал, и трудно было провести мой разум в эту странную, кувыркающуюся пустоту.
В конце концов мне это удалось.
Я огляделся в маленькой комнате, в надежде увидеть имя ветра, словно знакомого друга.
Но там ничего не было, кроме пылинки, закрутившейся в луче солнечного света, который падал через окно.
- Ну и? - спросил Элодин.
- Можешь ли ты позвать его, когда тебе это нужно?
Я колебался.
- Может быть.
Элодин кивнул, словно он понял.
- Но, наверное, нет, если кто-то спросит вас?
Я кивнул, больше, чем немного разочарованно.
- Не расстраивайся.
Это дает нам что-то, чтобы работать в этом направлении. - Он счастливо улыбнулся и похлопал меня по спине.
- Но я думаю, это еще не вся твоя история, как ты предполагаешь.
Ты позвал больше, чем ветер.
Из того, что ты сказал, я полагаю, что ты назвал само имя Фелуриан.
Я вспомнил.
Мои воспоминания о моем времени в Фаэ были странно пятнистыми, ни одно из них более, чем мое противостояние с Фелуриан, которое было странного, почти сказочного качества.
Когда я попытался вспомнить его в деталях, это почти, казалось, как будто случилось с другим человеком.
- Я полагаю, что это возможно.
- Это более, чем возможно, - заверил он меня.
- Я сомневаюсь, что существо, такое древнее и мощное, как Фелуриан, сможет смириться с чем-то, не более чем ветер.
Не принижая твои достижения, - поспешил он добавить.
- Когда-либо вызвать ветер может не более чем один студент из тысячи.
Но назвать имя живого существа, не говоря уже о Фаэ... - Он поднял на меня брови.
- Это лошадь другого цвета.
- Почему имя человека так сильно отличается? - спросил я, а затем ответил на мой собственный вопрос.
- Сложностью.
- Именно так,- сказал он.
Мое понимание, казалось, возбудило его.
- Называя имя вещи вы должны понять ее всю.
Камень или часть ветра достаточно сложны.
Человек... - он значительно замолчал.
- Я не могу утверждать, что понял Фелуриан, - сказал я.
- Какую-то часть ее ты понял, - настаивал он.
- Твой спящий разум.
Действительно редкая вещь.
Если бы ты знал, как это трудно, у тебя никогда не появился шанс сделать это.
***
Поскольку бедность больше не заставляла меня работать бесконечные часы в Артефактной, я более широко был свободен для обучения, чем когда-либо прежде.
Я продолжил свои обычные занятия в симпатии, медицине и артефакции, к ним добавились химия, гербаристика (фармакогнозия), и сравнительная женская анатомия
Мое любопытство было задето шкатулкой Локлесс, и я пытался изучить что-нибудь о илиийских узелковых историях.
Но я быстро понял, что большинство книг об Илии исторические, а не лингвистические, и получить информацию я мог только читая узелки.
Таким образом, обыскивая Архивы, я обнаружил единственную полку давно вышедших из употребления книг Илии в неприятной с низкими потолками секции в нижней части подвалов.
Тогда , в поисках места для чтения я обнаружил маленькую комнату скрытую в закутке за выступающими стеллажами.
Это не была комната для чтения, как я ожидал.
Внутри были сотни деревянных катушек с узелковой письменностью.
Это не были книги, но это был Иллийский эквивалент.
Тонкий слой пыли покрывал все. и я сомневался, чтобы кто-то заглядывал в эту комнату в течение многих десятилетий.
Я питаю огромную слабость до секретных вещей (секретов).
Но я быстро обнаружил, что чтение узелков невозможно без первичного понимания Иллийского.
Не было классов по этому предмету, и ни один из гиллеров Мастера Лингвиста не зал больше чем нескольких (россыпь) слов.
Я не был крайне удивлен, учитывая что Иллия превратилась в пыль под железными сапогами Атуранской империи.
Часть оставшаяся на сегодняшний день, была населена преимущественно овцами.
И если вы стояли бы в центре страны, то могли бы перебросить камень через границу.
Однако, это был неутешительный конец моим поискам.
Затем, несколькими днями позже, Мастер Лингвист вызвал меня к себе в кабинет.
Он узнал, что я наводил справки, и оказалось, что он говорит на Иллийском довольно хорошо.
Он предложил обучать меня лично, и я с радостью принял его предложение.
Так я приехал в Университет, я только увиделся с Мастером Лингвистом во время приема, и когда меня прокатили на рогах по дисциплинарным причинам.
Действуя как Канцлер, он был формален и довольно мрачен.
Но когда он не занимал кресло Канцлера, Мастер Хема был удивительно ловким и мягким учителем
Он был остроумный с удивительно едким чувством юмора.
В первый раз, когда он сказал мне свою грязную шуточку, вы можете себе представить, как это ошеломило меня.
Элодин не преподавал в классе в этом семестре, но я начал изучать Именование под его личным руководством.
Все пошло более гладко, когда я понял методику его безумия.
Граф Трепе был очень рад, обнаружив меня живым, и по поводу моего воскрешения устроил вечеринку, где я был представлен местной знати.
Специально для этого события мне скроили костюм, в припадке ностальгии, я хотел придать ему цвета, которые носила моя старая труппа: зеленый и серый, цвета людей лорда Грейфэллоу.
После вечеринки, в гостиной за бутылкой вина, Я расказал Трепе о моих приключениях.
Я упустил историю о Фелуриан, так как знал, что он не сможет поверить в это.
И я не смог рассказать ему половину того что я делал на службе у Маера.
Поэтому, Трепе думал, что Алверон довольно щедро меня вознаградил.
Я не настаивал на обратном.
Амброуз счастливо отсутствовал во время зимнего семестра, но когда наступила весна, он вернулся, чтобы усесться на на насест, как какая то ненавистная мигрирующая птица.
Не было совпадением, что на следующий день после его возвращения я пропустил все мои занятия и потратил целый день на изготовление нового грема.
Как только растаял снег и земля стала устойчивой, я возобновил свои упражнения в Кетан.
Помня как странно это выглядело, когда я увидел это первый раз, я продолжил свои упражнения в лесу на севере от Университета в одиночестве.
С весной наступила пора назначения оплаты обучения.
Я показался на своем интервью в небольшом похмелье и сбился на сескольких вопросах.
Моя плата за обучение была установлена размером в восемь талантов и пять, что позволило мне заработать четыре таланта с мелочью от казначея.
Продажи Бескровного замедлились зимой, поскольку было меньше торговцев посещавших Университет.
Но как только снега растаяли и высохли дороги, небольшое количество что скопилось в Запасах было быстро продано, принеся мне еще шесть талантов.
Я не был готов к такому количеству денег в карманах, поэтому, признаюсь, я слегка обезумел от этого.
У меня было шесть костюмов, скроенные под меня, и вся бумага, которую я мог использовать.
Я купил замечательные, темные чернила от Аруе и так же приобрел собственный набор гравировальных инструментов.
У меня было две пары ботинок.
Две.
Я нашел древнее, разодранное изречение на Ильском, затерянное в книжном магазине в Имре.
Полное рисунками узлов, из-за чего хозяин книжного решил что это был журнал моряка и продал мне его всего за полтора таланта.
Вскоре после этого я купил копию Хероборики, затем добавил копию Термигус Техника, что я мог использовать для создания схемы по обеспечению безопасности моей комнаты .
Я оплатил ужин для моих друзей.
У Аури были новые платья и яркие ленты в волосах.
А в моем кошельке все еще оставались деньги.
Как странно.
Как замечательно.
* * *
К середине семестра я снова слышал знакомые истории.
Истории о совершенно рыжем авантюристе, который провел ночь с Фелуриан.
Истории о бравом молодом арканисте, обладающем могуществом Тарболина Великого.
Потребовались месяцы, чтобы рассказы о моих деяниях в Винтасе проделали долгий путь, изо ртов в уши, все долгие мили до Университета.
Это видимо было правдой, когда я услышал эти истории, я развернул (удлинил) мой шаед, и стал носить его значительно чаще.
Так же имело место, что я не позволительно тратил много времени, несколько оборотов просиживая в пивных, скрытно и тихо, слушая эти истории.
Возможно я пошел еще дальше, добавив предположение или два
В конце концов, я был молод, и это было естественно для меня - упиваться своей славой.
Я думал, что это уйдет со временем.
Почему бы немного не вкусить косых взглядов моих сокурсников.
Почему бы не наслаждаться этим, пока оно длилось?
Множество историй крутилось вокруг моей охоты на бандитов и спасения юных дев.
Но ни одна из них не была даже близко к правде.
Ни одна история не может преодолеть из уст в уста тысячу миль и не потерять свои очертания.
Несмотря на то что детали различались, большинство из них следовало знакомым сюжетом: юные девы нуждались в спасении.
Иногда дворяне нанимали меня.
Иногда это был обеспокоенный отец, обезумевший мэр, или неуклюжий констебль.
В большинстве случаев я спасал пару дев.
Иногда только одну, иногда - трех.
Они были лучшими друзьями.
Они были матерями и дочерьми.
Я слышал одну историю, где их было семь, все сестры, все прекрасные принцессы, все девственницы.
Я знаю такие истории.
Было значительно больше вариантов о том, как я спасал дев.
бандиты встречались часто, но были так же злые дядьки, мачехи, и повесы-альфонсы.
В одной истории, в странном выверте, я должен был спасать их от наемников Адем.
Был даже Огр или два.
В то же время, я иногда спасал девушек от странствующих актеров, и с гордостью заявляю, что не слышал ни одной истории в которой девушки были бы похищены Эдема Руэ.
Истории, как правило, имели одну из двух концовок.
В первой я бросился в битву как принц Gallant и сражался мечом на меч, пока все были мертвы, бежали, или каялись надлежащим образом.
Вторая концовка была более популярна.
Она включала призыв мною огня и молнии с небес в стиле Тарболина Великого.
В моей любимой версии истории, я встретил любезного лудильщика по дороге.
Я разделил с ним обед, и он рассказал мне о двух детях, похищенных с ближайшей фермы.
Прежде, чем я уехал, он продал мне яйцо, три железных гвоздя, и потертый плащ, который мог сделать меня невидимым.
Я использовал предметы и свое немалое остроумие, чтобы спасти детей из хитрых лап и голодной пасти.
Но несмотря но значительное количество версии этой саги, история о Фелуриан была значительно более популярна.
Песня, которую я написал, так же совершила путешествие на запад.
И так как песни сохраняют свои очертания лучше чем истории, детали о моем столкновении с Felurian были достаточно близки к правде.
Когда же Уил и Сим расспрашивали меня о подробностях, я поведал им полную историю.
Мне потребовалось время, чтобы убедить их, в том что я говорил правду.
Труднее было убедить Сима.
По некоторым причинам Уил был совершенно готов принять на веру существование Феа.
Я не винил Сима.
Пока я не видел ее, я поставил бы монеты на то, что Felurian не существует.
Одна сторона - наслаждаться историей, другая - на сколько она правдива.
***
- Настоящий вопрос,- глубокомысленно заявил Сим, - Сколько тебе лет.
- Я знаю, одно,- сказал Вилем с какой то мрачной гордостью, отчаянно симулируя собственную трезвость.
- Семнадцать.
- Ахххх... - Сим драматично задрал палец.
- Вы думали бы так, не так ли?
- О чем вы говорите? - Спросил я.
Сим наклонился вперед на своем стуле.
- Ты вошел в Феа, провел там некоторое время, затем вышел, и обнаружил, что прошло только три дня, - сказал Сим.
- Значит ли это, что ты постарел на три дня?
Или старел ли ты пока был там?
Я замер на мгновение.
- Я не думал об этом,- признался я.
- В историях,- промолвил Уил, - мальчики следуют за Феа и возвращаются мужчинами. Это подразумевает что они становятся старше.
- Если вы сами собираетесь пройтись по историям,- сказал Сим
- Что еще? - спросил Уил.
- Будете ли вы ссылаться на Сборнике Marlock о феномене Феа?
Найди мне такую книгу, и я сошлюсь на нее.
Сим согласно пожал плечами.
- И так, - Уил повернулся ко мне.
- Как долго ты был там?
- Это сложно...- ответил я.
Не было разницы между днем и ночью.
И мои воспоминания несколько странные. - Я надолго задумался.
- Мы говорили, купались, ели десятки десятков раз, немного занимались.
- И, ну... - я остановился, чтобы осмысленно прочистить свое горло.
- Развлекались,- подсказал Уил
- Спасибо.
И резвились совсем немного также. - Я насчитал навыки, которым Фелуриан научила меня, а потом понял, что она не могла бы научить меня так многому за два или три дня...
- Это длилось по меньшей мере пару месяцев,- сказал я
- Я брился раз, может два раза?
- Достаточно времени, чтобы отрастить небольшую бороду.
Уил закатил глаза, пробежавшись рукой по своей темной сельдийской бородке.
- Ничего похожего на твою распрекрасную бородатость (медвежью морду),- заявил я.
- Тем не менее, моя отрастала, по крайней мере два или три раза.
- Итак, по крайней мере два месяца, - сказал Сим.
- Но как долго это могло быть?
- Три месяца? Сколькими рассказами вы поделились?
- Четыре или пять месяцев? - Я подумал о том, как медленно мы должны были двигаться с моим шаедом из звездного света, от лунного света к свету костра.
- Год? - Я подумал о жалком времени, которое я провел, восстановливаясь от моей встречи с Ктаэ.
- Я уверен, что это не могло быть более, чем год...
Мой голос почти не звучал так убедительно, как мне того хотелось.
Вилем поднял бровь.
- Хорошо тогда, с днем рождения. - Он поднял свой стакан ко мне.
- Или с днями рождений, в зависимости от обстоятельств.
В течении весеннего семестра я пережил несколько неудач.
Первой из них была главным образом неудача в моих собственных глазах.
Я ожидал, что собирание иллийского будет относительно легким делом.
Но ничто не могло быть дальше от истины.
За несколько дней я достаточно узнал темийский, чтобы защищать себя в суде.
Но темийский был очень упорядоченным языком, и мне он уже был немного известен в моих исследованиях.
Возможно, что самое главное, было много общего между темийским и атуранским.
Они использовали те же символы для записи, и многие слова были связаны между собой.
Иллийский не имел ничего общего с атуранским или сильдийским или даже с адемским по этому вопросу.
Он был иррациональным, беспорядочным и запутанным.
Четырнадцать ориентировочных времен глаголов.
Причудливые формальные склонения обращений.
Вы не могли просто сказать "носки Декана". О нет.
Слишком просто.
Все права собственности были странно двойственными: как если Декану принадлежат его носки, но в то же время носки каким-то образом также получили право собственности на Декана.
Это изменяло использование обоих слов сложными грамматическими способами.
Как будто простой акт обладания носками каким-то коренным образом изменял характер человека.
Таким образом, даже после нескольких месяцев изучения с деканом, иллийская грамматика все еще была для меня темным лесом.
Все, что я мог показать в моей работе было весьма поверхностное знание лексики.
Мое понимание рассказов из узелков было еще хуже.
Я пытался улучшить ситуацию, практикуясь с Деочем.
Но он был не таким хорошим учителем и признался, что единственным человеком, которого он когда-либо знал, кто мог читать узелковые истории, была его бабушка, которая умерла, когда он был очень молод.
Второй пришла моя неудача в высшей химии, заключавшаяся в гиллере Мандрага Анисате.
Хотя материал очаровал меня, я не поладил с самим Анисатом.
Я любил открытия, которые предоставляла химия.
Я любил острые ощущения эксперимента, задачи испытаний и повторных испытаний.
Я любил в ней загадки.
Я также признаю свою глупую любовь к сложным аппаратам.
Бутылкам и трубкам.
Кислотам и солям.
Ртути и пламени.
Существует что-то первичное в химии, что не поддается объяснению.
Либо вы чувствуете это либо нет.
Анисат не чувствовал этого.
Для него химия была писание в журналах и тщательное написание рядов чисел.
Он заставлял меня выполнять те же титрования по четыре раза, просто потому, что моя запись была неправильной.
Зачем писать число внизу?
Почему я должен был занимать десять минут, чтобы написать то, что мои руки могли закончить за пять?
Поэтому мы спорили.
Поначалу мягко, но ни один из нас не готов был отступить.
В результате, всего через два оборота в семестре мы скатились к крику друг на друга посреди Тигеля, в то время как тридцать студентов смотрели на это, открыв с тревогой рот.
Он сказал мне оставить его класс, назвав меня непочтительным подкидышем Фаэ, без какого-либо уважения к власти.
Я назвал его помпезной логарифмической линейкой, которая пропустила свое истинное призвание в конторе писца.
Справедливости ради, у нас обоих было рациональное зерно.
Моя другая неудача пришла из математики.
После прослушивания возбужденных разговоров Фелы в течение нескольких месяцев о том, что она училась под руководством магистра Брандера, я отправился для следующего моего пункта знаний.
К сожалению, более высокие пики математики не привели меня в восторг.
Я не поэт.
Я не люблю слова ради слов.
Я люблю слова ради того, что они могут достичь.
Точно так же я не являюсь арифметиком.
Числа, которые говорят только о числах, не представляют для меня большого интереса.
Из-за моего отказа от химии и арифметики, у меня появилось много свободного личного времени.
Часть его я провел в Артефактной, делая своих собственных Бескровных, которые продавались практически перед ней на прилавках.
Я также провел немало времени в архивах и Медике, проводя исследования для эссе под названием "О неэффективности маранты". Арвил был настроен скептически, но согласился, что мое первоначальное исследование оправдывало внимание.
Я также провел часть своего времени романтично.
Это было для меня новым опытом, так как я ни разу раньше не попадался на глаза женщины.
Или если они у меня были, я не знал, что делать с их вниманием.
Но я был старше, и мудрее до некоторой степени.
И из-за циркулирующих историй, женщины по обеим сторонам реки начали проявлять ко мне интерес.
Мои романы были приятными и краткими.
Я не могу сказать, почему краткими, кроме как констатировать очевидное: что во мне нет ничего такого, что может подтолкнуть женщину получить длительную привычку к моей компании.
Симмон, например, мог предложить многое.
Он был драгоценным камнем в грубой оправе.
Не потрясающий, на первый взгляд, но с большой стоимостью под поверхностью.
Сим был нежен, добр и внимателен, какого могла полюбить любая женщина.
Он сделал Фелу безумно счастливой.
Сим был принцем.
В отличие от него, что мог дать я?
Ничего настоящего.
Менее всего сейчас.
Я был больше похож на любопытный камень, который поднимали, несли некоторое время, и, наконец, снова бросали, осознавая то, что при всей своей интересном виде, это не более, чем отвердевшая земля.
***
- Магистр Килвин, - спросил я.
- Можете ли вы назвать металл, который будет постоянно жестко использоваться в течение двух тысяч лет и оставаться относительно непоношенным или безупречным?
Огромный ремесленник оторвался от латунного механизма, который он описывал и взглянул на меня в дверях своего кабинета.
И какого типа проект ты планируешь сейчас, ре'лар Квоут?
За последние три месяца я пытался создать другую схему, столь успешную, как моя Бескровная.
Отчасти из-за денег, но и потому, что я узнал, что Килвину гораздо больше нравится поощрять студентов с тремя или четырьмя впечатляющими схемами их кредитованием.
К сожалению, я встретился с серией неудач и здесь.
У меня было больше десятка умных мыслей, ни одна из которых не привела к готовому дизайну.
Большинство идей были отклонены самим Килвином.
Восемь из моих умных идей уже были созданы, некоторые из них более ста лет назад.
Пять из них, Килвин сообщил мне, потребует использования рун, что было запрещено ре'ларам.
Трое из них были математически несостоятельны, и он быстро набросал, как они были обречены на провал, спасая меня от десятков часов потерянного времени.
Одна из моих идей, он отверг как "совершенно не подходящую для ответственного ремесленника". Я утверждал, что механизм сократит время, необходимое для перезагрузки баллисты и поможет суднам для защиты от пиратства.
Это поможет защитить города от атак рейдеров Ви Семби...
Но Килвин не хотел ничего слышать об этом.
Когда его лицо начало темнеть, как грозовая туча, я быстро бросил тщательно спланированные аргументы.
В конце концов, только две из моих идей звучали приемлемо и оригинально.
Но после нескольких недель работы, я был вынужден отказаться от них, также не в силах заставить их работать.
Килвин положил свой стилус и наполовину описанный латунный механизм, повернувшись ко мне лицом.
- Я восхищаюсь студентом, который думает с точки зрения долговечности, ре'лар Квоут.
Но тысяча лет великое дело даже для камня, не говоря уже о металле.
Не говоря уже о металле, который интенсивно используют.
Я спрашивал о Цезуре, конечно.
Но я колебался рассказать Килвину всю правду.
Я слишком хорошо знал, что магистр артефактор не одобрял артефакты, используемые в сочетании с любым видом оружия.
Хотя он может оценить мастерство изготовления такого меча, он не подумает обо мне хорошо из-за владения такой вещью.
Я улыбнулся.
- Это не проект, - сказал я.
- Мне просто интересно.
Во время моих путешествий мне показали меч, который был вполне исправный и острый.
Несмотря на это, оказалось, что существует доказательство того, что ему было более двух тысяч лет.
Знаете ли вы какой-нибудь металл, который мог избежать разрушения так долго как он?
Не говоря уже о сохранении остроты?
- А. - кивнул Килвин, выражение его лица не было особенно удивленным.
- Есть такие вещи.
Старой магии, можно сказать.
Или старого искусства, теперь потерянного для нас.
Эти вещи разбросаны по всему миру.
Замечательные устройства.
Мистические.
Есть много источников, которые говорят о постоянно горящей лампе. - Он указал широкой рукой на полушария из стекла, выложенные на его рабочем столе.
- Мы даже обладаем несколькими из этих вещей здесь, в Университете.
Я почувствовал, как во мне вспыхнуло любопытство.
- Какого рода вещи? - спросил я.
Килвин лениво дернул одной рукой за бороду.
У меня есть устройство, лишенное каких-либо сигалдри, которое, кажется, ничего не делает, но потребляет угловой момент.
У меня есть четыре слитка из металла белого цвета, легче воды, которые я не могу ни расплавить, ни испортить в любом случае.
Лист черного стекла, с одной стороны которого вовсе отсутствуют какие-либо свойства трения.
Кусок камня странной формы, который сохраняет температуру чуть выше нуля, как бы тепло вокруг него не было. - Он пожал своими массивными плечами.
- Эти вещи мистические.
Я открыл свой рот, затем поколебался.
- Будет ли неуместным для меня попросить увидеть некоторые из этих вещей?
Улыбка Килвина была очень белой на фоне его темной кожи и бороды.
- Это никогда не бывает неуместно спрашивать, ре'лар Квоут, - сказал он.
- Ученик должен быть любопытным.
Я бы был озадачен, если бы ты был равнодушен к таким вещам.
Большой артефактор подошел к своему большому деревянному столу, так усеянным полузаконченными проектами, что поверхность была едва видна.
Он открыл ящик ключом из кармана и вытащил два тусклых металлических кубика, немного больше, чем кости.
- Многие из этих старых вещей мы не можем понять или использовать, - сказал он.
- Но некоторые обладают замечательными свойствами. - Он погремел двумя металлическими кубиками, как если бы они были костями, и они сладко звенели вместе в его руке.
- Мы называем такие отражающими камнями.
Он наклонился и поставил их на пол, расположив в нескольких футах друг от друга.
Он прикоснулся к ним и сказал очень тихо себе под нос, слишком тихо для меня, чтобы услышать.
Я почувствовал тонкое изменение в воздухе.
Сначала я думал, что в комнате похолодало, но потом я понял истину: я не мог чувствовать лучистого тепла от тлеющего кузнечного горна на другом конце кабинета Килвина.
Килвин случайно поднял железную планку, используемую для размешивания в горне и сильно замахнулся ей к моей голове.
Его жест был настолько случаен, что он застал меня полностью беззащитным и я даже не успел присесть или уклониться от него.
Брусок остановился в двух шагах от меня, как будто поразил какое-то невидимое ограждение.
Не было ни звука, как если бы он во что-то ударил, и не отскочил в хватке Килвина.
Я протянул руку и осторожно нажал напротив...
ничего.
Как будто нематериальный воздух передо мной вдруг превратился в твердое тело.
Килвин засмеялся надо мной.
- Отражающие камни особенно используются при выполнении опасных экспериментов и испытаний некоторых видов оборудования, - сказал он.
- Они как-то производят магический и кинетический барьер.
Я продолжал вести рукой вдоль невидимого барьера.
Он не был жестким или даже твердым.
Он уступил немного, когда я толкнул его и чувствовался скользким, как маслянистое стекло.
Килвин посмотрел на меня, выражение его лица было слегка удивленным.
- По правде говоря, ре'лар Квоут, пока Элодин не сделал своего предложения, я думал назвать твой стрелоулавливатель Малым Отталкивателем. - Он слегка нахмурился.
- Не совсем точно, конечно, но лучше, чем драматическая ерунда Элодина.
Я наклонился с трудом напротив невидимого барьера.
Он был твердым, как каменная стена.
Теперь, когда я искал вплотную, я мог видеть тонкое искажение в воздухе, как будто я просматривал несколько несовершенных листов стекла.
- Это намного превосходит мой стрелоулавливатель, мастер Килвин.
- Правда. - Килвин примирительно кивнул и наклонился, чтобы подобрать камни, бормоча снова под нос.
Я немного споткнулся, когда барьер исчез.
Но благодаря твоему уму, мы можем повторить их до бесконечности.
Эту мистику мы повторить не можем.
Килвин поднял два металлических кубика на ладонь огромной руки.
Они полезны, но никогда не забывай: ум и осторожность приносят пользу артефактору.
Мы делаем нашу работу в области реальности. - Он сжал в кулак отражающие камни.
- Оставь мистику поэтам, священникам и дуракам.
***
Несмотря на другие мои неудачи, мое обучение у магистра Элодина продвигалось достаточно хорошо.
Он утверждал, что все что мне необходимо, чтобы улучшить себя, как Именователя было время и усердие.
Я дал ему и то и другое и он предложил их использовать в странных направлениях.
Мы часами просеивали.
Он заставил меня выпить пинту яблочной водки, а затем читать Богоявление Теккама от корки до корки.
Он заставил меня носить повязку на глаза в течении трех дней подряд, что не улучшило мои выступления в остальных классах, но без конца забавляло Вила и Сима.
Он вызывал меня, чтобы увидеть, как долго я могу не спать.
И так как я мог позволить себе все кофе, что мне нравилось, мне удалось продержаться почти пять дней.
Хотя под конец я был довольно маниакальным и начал слышать голоса.
И был неприятный случай на крыше Архивов.
Каждый слышал об этом в той или иной версии, кажется.
Там нарастала большая дикая гроза и Элодин решил, что неплохо бымне провести некоторое время посреди нее.
- Чем ближе тем лучше, сказал он.
Он знал, что Лоррен никогда не даст нам доступ к крыше Архивов, поэтому Элодин просто украл ключ.
К сожалению, это означало, что когда ключ улетел, кувыркаясь, с крыши, никто не знал, что мы оказались там в ловушке.
В результате мы вдвоем были вынуждены провести всю ночь на голой каменной крыше, попав в зубы яростного шторма.
Еше не было полудня, когда погода успокоилась достаточно, чтобы позвать во двор за помощью.
Тогда, как оказалось, не было второго ключа, Лоррен взял самый прямой курс и взяв несколько здоровенных скривов, просто выбил дверь, ведущую на крышу.
Ничего из этого не было особой проблемой, если бы, как только начался дождь, Элодин не настоял, чтобы мы разделись до гола, обернув нашу одежду в непромокаемый плащ, и повесить ее вниз с кирпичом.
Следуя мысли Элодина, это поможет мне изучить бурю в максимально возможной степени.
Ветры были сильнее, чем он ожидал, и они вырвали как кирпич и наш комплект одежды, бросив их в небо, как горстку листьев.
Таким образом мы потеряли ключ, как вы видите.
Он был в кармане Элодиновых штанов.
Из-за этого, магистр Лоррен, Лоренов гиллер Дистрельl и трое мускулистых скривов нашли Элодина и меня совершенно голыми и мокрыми, как утонувших крыс на крыше Архивов.
В течение пятнадцати минут все в Университете услышали про эту историю.
Элодин смеялся, откинув голову над всем этим, и, хотя я вижу сейчас в этом юмор, в то время я был далек от смеха.
Не буду обременять вас всем списком нашей деятельности.
Достаточно сказать, что Элодин пошел на многое, чтобы разбудить мой спящий разум.
Нелепой протяженности, на самом деле.
И к моему большому удивлению, наша работа принесла плоды.
Я назвал имя ветра три раза за семестр.
Первый раз я успокаивал ветер в течении долгого вздоха, стоя на Каменном мосту посредине ночи.
Элодин был здесь, тренируя меня.
Я имею в виду, что он был, подталкивая меня хлыстом.
Я также был босиком и более чем слегка пьян.
Второй раз пришел ко мне неожиданно, когда я учился в Томах.
Я читал книгу по Иллийской истории, когда вдруг воздух в пещерной комнате начал шептать мне.
Я слушал, как научил меня Элодин, затем это мягко произнес.
Именно тогда мягкий скрытый ветер перешел в бриз, поразив студентов и посеяв панику среди скривов.
Имя исчезло из моей головы через несколько минут, но пока это продолжалось я получил определенные знания, как я должен управлять им, я мог вызвать бурю или начать гром с одинаковой легкостью.
Знания самого по себе должно было быть достаточным для меня.
Если бы я сильно назвал имя ветра в Архивах, Лоррен повесил бы меня за пальцы над наружной дверью.
Вы можете подумать, что это не очень впечатляющие подвиги для именователя, и я соглашусь, что вы правы.
Но я вызвал ветер третий раз за весну и третий раз стоил всех остальных.
Поскольку я получил для себя много свободного времени, в середине семестра я нанял для использования двух лошадей, запряженных в телегу и ради шутки отправился в Тарбеан.
Это заняло у меня весь Ривинг (прим. день оборота), чтобы попасть туда, и я провел большую часть Кендлинга (прим. день оборота) посетив любимые места и заплатив старые долги: сапожнику, который был добр к босому мальчику, хозяину, который давал мне спать у его очага несколько ночей, портному, которого я терроризировал.
