— А вы понимали, что значит его предложение?
— Квартира состояла из двух комнат, одну из них он и уступил мне. Что было дальше, можно догадаться.
— Вы сразу поняли его намерения?
— Да. Честно говоря, он оказался неплохим человеком, нежным и добрым.
— Ну и прекрасно!
— Нет, подождите. Из-за этих-то положительных качеств я его и потеряла.
— Вот так история!
— В один прекрасный день он сказал мне: «Мы слишком привязались друг к другу — нам лучше расстаться». «Расстаться?» «Да, расстаться». Я ждала, что он скажет «пожениться», но он произнес «расстаться».
— Ну это уже совсем в голове не укладывается.
— Я попросила его объяснить, что он этим хочет сказать, и он мне ответил: «У меня есть причины не жениться, поэтому мы должны расстаться». Я стала говорить, что никогда не требовала и не потребую от него жениться на мне, и пусть все остается по-прежнему, но он категорически заявил: «Нет, это невозможно. Когда-нибудь вы почувствуете себя одинокой, старой, без средств к существованию, поэтому нам нужно расстаться сейчас».
— Странный человек. Вроде бы и добрый, а поступил как эгоист и себялюбец.
— Он ушел, а я опять осталась одна…
— Как это печально.
— Да, на мою долю выпало немало тяжких испытаний! К счастью, я узнала, что принят новый закон, по которому одинокие женщины после первого развода имеют право на пособие. Я как раз подпадала под эту категорию.
— Ну, слава Аллаху!
— Конечно, пособие было нищенским, но я уже привыкла к лишениям. К тому же я научилась шить и таким образом могла кое-что подзаработать. Шитье да пособие спасли меня от голода и падения.
— Наконец-то мы доплыли до тихой пристани.
— Да, слава Аллаху. Но здесь-то я и узнала, что такое настоящее несчастье.
— Настоящее несчастье?
— Да, его можно выразить одним словом — «одиночество».
— Одиночество?
— У меня нет ни мужа, ни ребенка, ни друга, ни любовника. Днем и ночью я одна в четырех стенах своей комнаты. Никаких развлечений. Порой по целому месяцу не с кем сказать двух слов. Сделалась хмурой и раздражительной. Иногда боюсь, что сойду с ума или наложу на себя руки…
— Нет, нет. Вы так мужественно преодолели трудности более тяжелые, чем одиночество. Рано или поздно Аллах поможет вам, и вы встретите подходящего человека.
— Не говорите мне о подходящем человеке! Один мужчина, вдовец с двумя детьми, уже сватался ко мне, но я не колеблясь отказала ему. Я уже никому не верю. После второго развода пособия не будет, а это весь мой капитал.
— Но ведь отец двух детей не бросит жену! Хотя бы уже потому, что нуждается в ней.
— Мне противна даже сама мысль о замужестве. Она повергает меня в ужас одной лишь возможной перспективой голодного будущего.
— Подумайте еще раз…
— Нет, это невозможно. У меня никогда не хватит смелости снова довериться кому-нибудь.
— Как же вы тогда избегнете одиночества?
— Вот в этом-то весь вопрос!
— Вы сами отказываетесь от решения этой проблемы.
— Все что угодно, только не замужество!
Он немного подумал, потом спросил:
— А как вы смотрите на то, чтобы нам все-таки встретиться?
— Буду очень рада.
…Он улыбнулся. Она предлагает ему дружбу и обещает, что никогда не потребует жениться на ней. Зачем же теряться? Почему бы не испытать очередное приключение? Тем более если она окажется такой же красивой, как и ее голос. Да, но что же это за история, которую она рассказала. Все так и было на самом деле? Возможно. А быть может, она все выдумала с начала до конца или присочинила кое-что в деталях? Ведь известно, что кинематограф в последнее время пробудил у женщин огромные способности к творчеству. Все может быть… Главное, чтобы она оказалась такой же красивой, как и ее голос. Тогда он сможет внести некоторое разнообразие в ее жизнь. Новое приключение принесет с собой немало приятных минут, хотя, наверное, конец будет печальным, как, впрочем, и все в этом мире… Он продолжал улыбаться, барабаня пальцами по письменному столу.
И вот таинственная Шахразада предстала перед ним… Он поднялся ей навстречу и пригласил сесть, не спуская с нее пристального взгляда. Ей около тридцати. В общем, довольно интересная женщина. Но во всем ее облике какая-то надломленность. Даже улыбка у нее грустная и горькая. Улыбка зрелой, много повидавшей женщины. А внешне недурна. Вполне возможно, что ее история — чистая правда. Вот только когда она уверяла о своей решимости не выходить больше замуж, тут, пожалуй, была не совсем искренна. Вряд ли она отказалась от надежды иметь семью. Это она так только говорит, чтобы легче было заручиться его дружбой. Но какое ему до всего этого дело? Беспомощная, бедная женщина с неустроенной судьбой. Такие не в его вкусе. Придя к этому выводу, он сделал серьезное лицо, стараясь скрыть свое разочарование.
— Добро пожаловать. Ваша история произвела на меня огромное впечатление.
— Благодарю вас, — ответила она, вздохнув.
— Вы не должны бояться трудностей!
— Я…
Но он перебил ее, ощутив внезапно острое желание поскорее закончить свидание.
— Выслушайте меня. Вы — мужественная женщина. И в этом ваше величие. Да, да, несчастья делают нас порой великими. Вы оставались великой даже тогда, когда случайно спотыкались. Величие — в вашем одиночестве. И это величие еще более возрастет, если вы преодолеете в себе чувство одиночества, решительно перешагнете через него. Нет, вы не одиноки. Кругом вас люди! Что бы они нам ни причиняли, надо верить в них! Иначе как же можно жить! Надо верить в людей, надо верить во всемогущего Аллаха! Верить не колеблясь, не сомневаясь! Какая бы судьба нас ни постигла!..
— В Аллаха я верю.
Он взглянул ей в лицо и увидел ее грустную, разочарованную улыбку. Она оказалась умнее, чем он ожидал. Слегка смутившись, он, жестикулируя, все же с пафосом закончил свою речь:
— Надо, надо верить в Аллаха!
Перевод С. Шуйского
В конце концов я пришел к убеждению, что нужно найти шейха Заабалави. Это имя я впервые услышал в популярной песенке моего детства:
Что случилось, что стряслось, о шейх Заабалави?
Мир вверх дном перевернулся, вид и облик потерял…
Неудивительно, что однажды мне пришло в голову, как бывает у детишек, вступивших в пору бесконечных вопросов, спросить о нем у отца.
— Кто такой Заабалави, отец?
Отец поглядел на меня недоверчиво, как будто взвешивая, способен ли я понять его слова, однако ответил:
— Да снизойдет на тебя его благодать, он — истинный божий святой, избавляющий от страданий и невзгод. Если бы не он, я давно бы умер в нужде…
И в последующие годы мне довелось не раз слышать от него похвалы этому доброму святому и рассказы о его милостях и чудесах.
Шло время, оно приносило с собой разные болезни, но от хворей находились лекарства — без особых хлопот и по сходной цене. Теперь же настала очередь недуга, от которого, как видно, не было избавления. Перепробовав безуспешно все средства, я совсем было потерял надежду. Но тут мне вдруг вспомнилось то, что я случайно слышал в далеком детстве. Отчего бы мне, спросил я сам у себя, не поискать шейха Заабалави?
Память подсказала, что отец когда-то познакомился с ним в квартале Гафар в доме у шейха Камара, одного из тех, кто вершит правосудие в шариатском суде. Туда я и отправился.
У дверей я на всякий случай спросил уличного продавца бобов о шейхе.
— Шейх Камар?! — воскликнул тот, вытаращив на меня глаза. — Да он уехал из этого квартала бог знает когда! Говорят, он живет теперь в Гарден-сити, а контора его помещается на площади Аль-Азхар.
В поисках адреса конторы я погрузился в телефонную книгу, нашел и тотчас отправился в здание Торговой палаты, где теперь располагался шейх. Когда я спросил о нем, меня провели в кабинет, который как раз покидала благоухающая дорогими духами красотка. Хозяин кабинета встретил меня профессиональной улыбкой, жестом указал на уютное кожаное кресло. Сквозь подошву ботинок ноги мои ощущали ласку роскошного ковра. Сидевший за столом был облачен в корректный европейский костюм, курил сигару. Его манеры, лицо выдавали довольство собой, своим достатком и миром. Взгляд, исполненный радушия, не оставлял сомнений, что во мне этот преуспевающий делец видит будущего клиента, и я почувствовал неловкость, стыд за свое вторжение, за покушение на его драгоценное время.
— Располагайтесь, будьте как дома! — сказал он, вызывая меня на разговор.
— Я — сын вашего старого знакомого шейха Али ат-Татави, — выпалил я, чтобы положить конец своему двусмысленному положению.
Радушие на его лице подернулось тенью безразличия, однако, по-видимому, он еще не потерял надежды заполучить клиента.
— Храни Аллах его душу, это был прекрасный человек, — вымолвил он.
Боль, таившаяся внутри, не давала мне уйти, я решил сделать попытку:
— Отец говорил мне о благочестивом святом по имени Заабалави, которого он встречал в доме вашей чести… Ах, сударь, он мне очень нужен, — если, конечно, он еще среди живых.
Апатия разливалась по его лицу все шире, поглощая все эмоции. Я не удивился бы, если бы он выставил меня за дверь, а со мной вместе и всякое воспоминание о моем отце.
— Это было очень давно, — проговорил он тоном, явно показывавшим, что прием окончен, — и я его едва припоминаю.
Я встал с кресла, чтобы успокоить хозяина, но, уходя, все же спросил:
— А правда он был святым?
— Мы смотрели на него как на чудодея.
— Где же его теперь найти? — спросил я, сделав еще шаг в направлении двери.
— Насколько мне известно, Заабалави ютился в общежитии Биргави при Аль-Азхаре[9], — ответил он, перебирая какие-то бумаги на столе, всем своим видом показывая, что больше рта не раскроет. Кланяясь и рассыпаясь в благодарностях и извинениях, я покинул комнату. В голове у меня от смущения стоял шум, так что я не слышал, что происходит вокруг.
Я отправился в общежитие Биргави, расположенное в старом, густонаселенном квартале. Оказалось, что время поглотило почти все здание, оставался только ветхий фасад да дворик за ним, якобы находившийся под присмотром — на самом-то деле его использовали как помойку. В заколоченной входной нише расположился с лотком старинных книг по теологии и мистицизму какой-то невзрачный паренек, еще неоперившийся юнец.
