На этой танцплощадке он познакомился с Кирико. Кирико была в кимоно. Она тоже стояла в одиночестве у колонны и смотрела на танцующих. Случайно заметив ее, Кадзуо сразу понял, что это его женщина. На ее густо набеленном лбу, там, где сходятся брови, пролегла вертикальная морщина. Было ясно, что женщина страдает мигренями.
Начало знакомства было банальным. Женщина с незажженной сигаретой во рту озиралась по сторонам. Кадзуо дал ей прикурить.
— Вы здесь один? — спросила женщина. И они отправились танцевать.
Кадзуо оказался до жути умелым танцором. Женщина засмеялась и, прервав танец на середине, села за столик и заказала что-то алкогольное.
— Я больше люблю быстрые танцы, — сказала она.— Люблю, чтобы было как можно быстрей и как можно громче.
— Верно, затем, чтобы ничего не слышать, пока танцуете.
— Вот именно. Приятно встретить понимающего человека.
Кирико совсем не потела. Она объясняла это тем, что у нее нет потовых желез.
Так закончился первый вечер. Они условились встретиться ровно через неделю… И они встретились, а через пару дней встретились снова. Сходили в кино, в ресторан. И тогда, впервые, женщина дала ему свой адрес. Оказалось, что она живет недалеко от министерства, сразу за маленьким парком, расположенным сбоку от императорской резиденции Акасака. И как раз со следующего дня Кадзуо начинал работать в министерстве.
— Вот и отлично. Давайте отпразднуем ваше поступление на службу. Мой муж никогда не возвращается домой раньше часу ночи. А дочка — ей скоро девять, — она у меня одна. Мы ее уложим пораньше, и все будет замечательно. Не стесняйтесь, приходите.
В тот день, как они и условились, Кадзуо прямо из министерства отправился в гости к Кирико.
Ему очень понравилось, что женщина не стала скрывать от него возраст своей дочери. Значит Кирико не обращает на такие вещи внимания. Она принадлежит к тому типу женщин, которые могут оставить сумочку в машине или потерять в ванной кольцо с бриллиантом, но зато никогда не забудут надеть свежее нижнее белье… Кирико очень много курила, рассказывала о том, что у нее слабое сердце, тахикардия и что в любой момент с ней может быть удар, а потом, нисколько не стесняясь, показывала ему маленькие вещицы, из тех, что женщины обычно носят с собой в сумочках. Кадзуо чувствовал ее напряженную наготу. Он смотрел на ее развитое — что в общем-то не свойственно женщинам — ахиллово сухожилие и думал о том, что, должно быть, в школе она занималась волейболом.
Бывает так, что ты смотришь на женщину и знаешь, что сегодня вечером обязательно с ней переспишь. Даже если ты ее еще ни разу не поцеловал, как Кирико. Воображение самовольно перестает работать, и все сразу становится пошлым и вульгарным. Как ни странно, именно в такие моменты Кадзуо всегда приходила в голову одна и та же мысль: «О! Кажется, сегодня я живу по законам общей психологии». Это упрощало дело, пусть даже всего лишь временной, фальшивой простотой. Казалось бы — пустяк, но Кадзуо не любил ждать.
Он решил срезать путь через парк. На землю упал еще совсем зеленый желудь. В мягком свете заходящего солнца ссорились дети, то и дело выкрикивая ужасные непристойности. И почему, спрашивается, куда ни плюнь, попадешь в америкашку? На скамейке сидел один такой, в форме, и мял в своей руке женские пальчики. Издалека казалось, что у женщины между пальцами грязь. Но, наверное, это была всего лишь игра вечерних теней.
Кадзуо стыдился портфеля, который болтался у него в руке. Портфель недовольно поскрипывал, словно жаловался кому-то. Внутри лежала коробочка с обедом и тонкая папка с секретными, но бессмысленными документами, однако снаружи портфель казался распухшим, тяжелым, и вдобавок ко всему он дурно пах. С этакой гадостью в руке просто невозможно было чувствовать себя человеком.
Старый, но уцелевший во время войны дом Кирико был типичным домом семьи со средним достатком. Сбоку от входных дверей находилась гостиная. Кнопка звонка от времени пожелтела и покрылась тонкой сеткой трещинок. Казалось, что если нажать на нее посильней, то она рассыплется в порошок, как песочное печенье.
На звонок вышла домработница. Полноватая, белая, с тонкими волосами — женщина-опарыш. Она бесстрастно взглянула на Кадзуо. Под ее взглядом он испытал почти то же самое, что испытывает человек, которого бьют или режут. Ему захотелось закричать: «Помогите, смотрят!» Если так смотреть на людей, то в какой-то момент все до единого люди озвереют. Как ни крути, а Кадзуо не зверь, и даже наоборот, он с полным на то основанием чувствовал, что настоящий зверь — это как раз домработница.
