Но так материально, зримо, как воскресным днем 13 сентября, австриец Шикльгрубер передо мною не появлялся.
Почему же я не обращался к образу Гитлера непосредственно и, по-моему, даже не упоминал о нем в романе «Вечный Жид»? Во-первых, как будто и повод к этому не возникал. Во-вторых, пророков у меня и без фюрера хватало. В-третьих, после 13 сентября 1992 года, когда товарищ Гитлер так неожиданно появился у меня в доме и таинственным образом исчез, я был уверен, что третий роман обязательно напишу, и уж там у меня будет возможность рассказать о Гитлере такое, чего никто о нем, а может быть, и сам фюрер, не знает.
Надо сказать, что тень Гитлера, о которой я упомянул выше, мелькала скорее не по страницам романа «Вечный Жид», а в собственном моем сознании, поскольку в эти месяцы я прочитал множество работ о вожде германского народа.
Зачем я всё это читал — не знаю.
Ведь тема «Вечного Жида» не требовала получаемых мною знаний о Гитлере. Наверное, я попросту исподволь уже готовился ко второй встрече с фюрером, полагая, что она обязательно произойдет и последний роман трилогии я обязательно напишу, хотя и понятия не имею, о чем это сочинение будет рассказывать.
Изучая монографию Валентина Пруссакова «Оккультный мессия и его рейх», пронизанную мистикой брошюру Жака Бержье и Луи Повеля «Утро магов», работу Эриха Фромма о глобальной, мировоззренческой некрофилии Гитлера и ряд других отечественных и зарубежных исследований феномена Гитлера и национал-социализма, я хотел представить моего сентябрьского гостя не в потустороннем шарме, а в самой что ни на есть земной юдоли, в житейской ипостаси, мне не дано было знать — увижусь ли с фюрером германского народа снова, но интуитивно я надеялся, что Адольф Алоисович на жизненном пути моем возникнет.
Теперь я уже хорошо понимал, что пресловутый сочинительский Imprematur — цензурное разрешение Зодчих Мира писать обо всем, что происходит вокруг, пусть и рискуя собственной шкурой, получен был мною от богов Добра не просто так.
Imprematur, о котором сообщил мне товарищ Сталин, предполагал и обратную связь. Разумеется, я всегда и всюду обязан был об этом помнить. Ведь еще в первый визит Иосифа Виссарионовича в Россию вождь рассказал мне о способностях Зодчих Мира материализовать мои творческие замыслы, поворачивать реальные события и разрешать конфликтные ситуации таким же образом, как развертывались они под сочинительским пером.
Конкретно сие проявилось в заварушке, связанной с захватом бандитами теплохода «Великая Русь» и последующим его освобождением лихими парнями из морской пехоты.
История, которую я описал в романе «Вторжение», явилась прямой материализацией творческого вымысла. В последующем романе «Вечный Жид» напрямую писательские способности Станислава Гагарина Зодчими Мира, как мне кажется, использованы не были, хотя кто знает об истинных намерениях богов, кто может проникнуть в существо поступков тех, кто управляет нами, смертными…
Но в мартовские и апрельские дни, когда ваш покорный слуга лихорадочно — меня едва ли не физически трясет, я работаю как одержимый, если работа над очередным сочинением идет к концу — завершал «Вечного Жида», уже начинали вплотную складываться сюжетные записи романа «Страшный Суд», который по первости я собирался назвать «Гитлер в нашем доме».
Когда же наступило двадцатое апреля — день рождения Адольфа Алоисовича, я объявил этот день творческим и уселся за письменный стол, чтобы всерьез заняться новым романом.
При этом меня не оставляла мысль о том, что и «Вторжение» и «Вечный Жид», а теперь вот и «Страшный Суд», я начинал именно в этом месяце. Тут, видимо, было нечто. То ли расположение звезд, то ли некий духовный подъем, который циклился в гагаринской натуре именно на сие время, а может быть, определялся мой сочинительский всплеск неким графиком, разработанным экспертной комиссией Зодчих Мира.
Разумеется, уселся я за новый роман не без тайной мыслишки о том, что Гитлер появится в нашем мире именно в день собственного рождения. Бестактно подумав о преждевременности визита фюрера 13 сентября прошлого года, я спугнул неожиданного гостя и теперь мысленно обращался к Гитлеру с просьбой посетить скромную обитель на Власихе, ибо понимал, что без фюрера роман не сотворить, а «Страшный Суд» написать необходимо, ведь без Гитлера и образ товарища Сталина будет неполон.
Оба вождя и тирана не могли существовать друг без друга. Они достаточно диалектично уравновешивались в романе «Мясной Бор», их образы считаю собственной писательской удачей, но как ни крути, а те Сталин и Гитлер были персонажами литературными. Мне же представлялась необходимой возможность личного общения с вождями.
