Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
Фэтс хмуро покачал головой и сказал:
— Будет больно покидать нам космос.
Его слова были подхвачены находившимися поблизости людьми и эхом прозвучали в Большом Иглу.
— Скоро наступит время тьмы, — изрек Нэйв Грейсон, коммерсант-астронавт и сторонник культа Солнца. Рыжая борода и большой нож в ножнах на поясе делали его похожим на пирата. — Ты понимаешь, что там, внизу, ночь длится в среднем двенадцать часов вместо двух — здесь? И что там бывают дни, когда нашего Солнца вообще не видно?
— После невесомости йога в условиях гравитации будет испытанием, — высказал мнение Гуру Ишпингем, переходя из падмасаны в позицию, когда колени оказываются позади ушей, чем заставил Поверенного смущенно отвести взгляд. Выглядевший высоким даже будучи сложенным вдвое и скрученным, Брайтон был настолько же худощав, насколько невообразимо толст Фэтс Джордан. (В космосе количество худых и толстых имеет тенденцию к резкому увеличению, так как ни избыточный вес, ни слабая мускулатура не влекут здесь наказаний, которые применяются на поверхности планеты.)
— А всеобщее движение, как теперь состояние космического покоя, не будет ничем из ряда вон выходящим, — не оборачиваясь, бросила через плечо Эрика Джейнс. Эта эскимосская ваятельница только что внесла несколько завершающих штрихов в одно из своих трехпространственных невесомых построений набор золотистых, синих и красных шаров — и сейчас щелкала фотоаппаратом, делая серию стереоснимков. — Что по-настоящему обидно, — добавила она, — так это то, что наши дети вынуждены будут пытаться постичь три ньютоновских закона движения в среде, ограниченной гравитационным полем. Элементарную физику нужно преподавать только в состоянии Свободного падения.
— Не будет больше ни космического ныряния, ни скульптур из воды, ни вакуумной химии, — нараспев продекламировал Мозг, четырнадцатилетний юнец, сбежавший из великолепного, но в который уже раз покидаемого им дома там, внизу.
— Не будет больше ни космического пинг-понга, ни космического бильярда, — вторила ему его сестра, мисс Мозг. (В космический бильярд играют на внутренней поверхности сферы, меньшей, чем для игры в космический теннис. После удара кием шары катятся, движимые незначительной центробежной силой.)
— Ну ладно, ведь все мы знали, что этот пузырь когда-нибудь взорвется, — подвела черту Газзи Фримл, лениво водя булавкой по своему черному трико. (В космосе, где изгибы тела не стянуты гравитацией, с девушками происходит нечто особенно прекрасное. Даже у толстушек в условиях свободного падения ничего нигде не отвисает. Сладостные же изгибы становятся поистине завораживающими.)
— Да! — взбешенно воскликнул Нэйв Грейсон. Все это время он с абсолютно потерянным видом тягостно над чем-то раздумывал. Внезапно, словно прийдя к какому-то определенному выводу, он выхватил свой нож и резанул им по туго натянутому сверхпрочному шелку.
Поверенный знал, что ему совсем не следовало так пугаться и судорожно вздрагивать. Едва раздалось шипение уходящего воздуха, как разошедшиеся края дыры стянулись снова — хлоп!
Нэйв, глядя на Поверенного, недобро ухмыльнулся.
— Проверка, — пояснил он. — Я знаю одного увальня, который потерял ногу, провалившись в сверхпрочный шелк. Натяжением кромок отрезало ногу по самую лодыжку. И теперь эта нога в коричневом ботинке с острыми торчащими гвоздями вращается по орбите вокруг спутника. Это вещь, которую мальчику нужно запомнить раз и навсегда и не пытаться затыкать пальцем плотину[2].
В этот момент Фэтс Джордан, который по-прежнему с тягостным видом что-то обдумывал, вдруг властно ударил на своей гитаре леденящую мелодию:
Будет больно
Покидать нам космос,
Будет больно!
Поверенный снова вздрогнул, опять не сумев совладать со своими чувствами.
— Все это очень хорошо, — отрезал он, — и я рад, что ваше отношение к происходящему основано на реализме. Но не лучше ли поторопиться?
Фэтс Джордан, прижав рукой струны, замолчал.
— Что вы имеете в виду, господин Поверенный? — спросил он.
— Я имею в виду, что первые пятьдесят человек уже должны готовиться к возвращению вниз!
— Ах это, — произнес Фэтс и снова ненадолго погрузился в размышления. — Ну теперь, господин Поверенный, это не займет много времени.
Поверенный громко фыркнул.
— Два часа! — отрывисто бросил он и, ухватившись за нейлоновый трос, который предусмотрительно притянул за собой в Битовое Скопление (почти как осмелившийся проникнуть в такой же, вероятно, зловонный лабиринт Минотавра Тезей), и, перебирая по нему руками, поспешно удалился из Большого Иглу по зеленому туннелю.
Мисс Мозг хихикнула. Фэтс глянул на нее, сурово нахмурив брови. Хихиканье прекратилось. Чтобы как-то скрыть замешательство, мисс Мозг начала мычать под нос мотивчик одной из сочиненных ею вместе с братом песенок:
Эскимосы — янты,
В иглу вольно мы летим.
Космос — дом для Esquimaux[3],
Вакуум — пища для орлов.
Фэтс отбросил гитару в сторону Газзи, и инерция этого усилия заставила его медленно обернуться вокруг собственной оси. Вращаясь, он своими толстыми, как спелые бананы, пальцами прощелкал товарищам ритм песенки.
— Кому-то придется сообщить исследователям, что мы отменяем художественное шоу, балет и завершаем пятницы джаза. Так же, как и курс изучения Великих Книг, и покер по субботам. Неплохо бы было. передать нашим друзьям на Эдисоне и Конвэаре, чтоб они организовывали у себя турниры по трехмерным шахматам и трехмерным перемещениям в пространстве, если не смогут добиться, чтобы новый Администратор подарил им наши помещения, когда мы отсюда уйдем — в чем я лично сомневаюсь. Думаю, он оттащит Скопление куда-нибудь подальше и будет использовать наши иглу для учебных стрельб. Благодаря эффекту самосклеивания они должны долго сохранять форму.