Я постоянно жду вестей. Хоть каких-либо сообщений. Я истосковалась по ним, но их нет. Никаких. Я заперта внутри собственного отчаяния.
Как долго тянутся дни! Я думаю о прожитой жизни, о том, что привело меня в аббатство Бермондсей, в обитель одиночества. Вспоминая прошедшие дни, заново переживаю их. И тогда не успеваю оглянуться, как звон колоколов сообщает о конце очередного дня.
Но я хочу перенестись совсем далеко в прошлое, к самому началу. А затем пройти всю жизнь шаг за шагом. Я буду писать обо всем, стараясь ничего не упустить — ни одного события, ни одной мысли. И все время буду спрашивать себя — что привело к такому повороту в жизни? Что сделало меня узницей аббатства Бермондсей?
Мое детство. Я помню мрачный, холодный, продуваемый всеми ветрами особняк «Отель де Сен-Поль». Здесь в то время содержался человек, известный всей Франции как Карл VI, прозванный Безумным, в отличие от своего отца Карла V Мудрого.
В «Отеле» жили и шестеро его детей — Луи, Жан, Мари, Мишель, я — Екатерина (Катрин), и самый младший — Шарль. По сути, мы никому не были нужны, особенно матери, она не знала, что с нами делать, и постаралась запереть нас в «Сен-Поле» покрепче, подальше от себя. С ее жестокостью и равнодушием предстоит столкнуться каждому из нас.
Пока же мы все старались оберегать маленького Шарля. Он постоянно ковылял за нами с просительным выражением лица, не понимая, почему ему холодно и голодно. Мы все страдали от постоянного недоедания. Боже, как нам все время хотелось есть. Даже жидкого супа на всех не хватало, и с каждым днем он становился водянистее. Луи не раз осмеливался просить добавки, он ведь носил титул дофина, наследника престола, и поэтому простодушно считал, что достоин большей порции. Однако ему отвечали, что еды больше нет, на этом его привилегии кончались.
Наша наставница часто перешептывалась с нянькой.
— Стыд и срам, — слышали мы неоднократно. — Бедные малютки… Что же она себе позволяет?..
Мы вслушивались в их шепот с повышенным вниманием и любопытством, догадываясь, что происходит что-то неладное, но что именно? Луи, возможно, понимал и знал кое-что, быть может, он и делился сведениями с Жаном, но оба мальчика были старше нас.
Мари воспринимала происходящее не так, как все мы. Холод и голод она принимала как должное:
— Такова Божья воля. Мы должны принимать все как есть и благодарить Его.
— За что, Мари? За то, чего нет или не хватает? — возражала Мишель, и Мари отвечала:
— Если чего-то нет, значит, так хочет Бог, и нам все равно следует быть благодарными Ему.
Господи, как мечтала я быть похожей на Мари. Прекрасно и возвышенно ощущать себя неподвластной низменным желаниям утолить голод и согреться. Я же чувствовала себя недостойной Его личности, потому что не переставала думать о еде.
В постелях, укрывшись всем, чем только можно, мы еще долго дрожали от холода, а маленькая Мари, полураздетая, преклонив колени возле кровати, возносила благодарения Богу. А руки и ноги у нее становились синюшными от стужи.
Один из таких ничем не примечательных дней врезался мне в память. Даже теперь, когда пишу, пытаясь пройти все долгие годы шаг за шагом, я испытываю острую боль и волнение. А ведь минуло больше тридцати лет. Тогда стояла зима, самое ужасное для нас время года, как обычно, не хватало топлива, а голодать в холоде намного хуже, чем просто хотеть есть в тепле.
Я этого в то время не понимала, но теперь думаю, как же недоумевали наши наставница и няня, а также немногочисленная прислуга, видя в таком положении королевских детей. Все остальное в «Отеле» шло по заведенному издавна порядку. Нас воспитывали и обучали, как полагалось детям высшего ранга. Уроки проводились каждый день.
Помню как сейчас. Мы сидели за столом в учебной комнате, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге возник странный человек.
Мы все — я имею в виду, дети — с боязливым удивлением уставились на него.
Бледный, со всклокоченными волосами мужчина растерянно смотрел на нас. Его глубоко запавшие глаза светились. Вышитое одеяние прекрасного покроя, один рукав которого был порван, тугими складками ниспадало до пола.
Наша наставница замерла, прервав урок на полуслове, казалось, какое-то время не знала, что делать. Потом поднялась с кресла и поклонилась вошедшему с большим почтением.
Я, мои братья и сестры молча смотрели на того, кто посмел прервать наши занятия.
Он подошел к нашему столу. Вблизи он показался мне странным привидением из кельтских преданий.
— Дети мои, — заговорил он; я никогда прежде не слышала такого прекрасного музыкального голоса.
Меня удивил Луи. Должно быть, он раньше других понял, кто этот странный человек. Сорвавшись вдруг с места, он опустился перед ним на колени.
Мужчина молча смотрел на него с высоты своего роста, потом медленно протянул руку, длинные тонкие пальцы коснулись волос мальчика, и я увидела, как слезы побежали по его впалым щекам, теряясь в обвисших усах.
— Ты, наверное, Шарль? — произнес он своим изумительным голосом, от которого у меня перехватило горло. — Дофин Шарль?
— Нет, сир, я Луи. Дофин Луи.
— А Шарль?..
— Он наш младший брат, сир.
— Но как же… Шарль. Я помню… Мой наследник Шарль, — бормотал удивительный незнакомец.
— Он умер, сир. Тот, первый Шарль много болел… и потом умер.
Странный человек остановившимся взглядом смотрел куда-то в пространство над головой Луи, губы беззвучно шевелились. Внезапно улыбнувшись, он сказал:
— А ты, значит, Луи. Теперь ты наследник?
— Да, сир.
— Луи… Когда ты видел в последний раз свою мать?
— Не помню, сир. Наверное, очень давно.
— Дитя мое, — печально произнес мужчина, — я тоже болел. Но не умер, и мне сейчас лучше.
Он перевел взгляд на нас, в удивлении и страхе замерших за столом, и протянул руку.
Наставница кивнула нам, разрешая подняться из-за стола и подойти к мужчине.
Он поочередно внимательно оглядел всех нас. Наконец его взгляд остановился на мне.
— А ты, малышка… — сказал он, и я с удивлением обнаружила, что больше не боюсь его, что он мне понравился.
— Я Катрин.
— Катрин, дорогое мое дитя. Да благословит тебя Господь. Сколько времени дети живут здесь… вот так? — спросил он, отвернувшись от меня.
Наставница что-то ответила ему.
— И это отпрыски королевского рода, — он говорил медленно, с горечью. — Невозможно поверить, что они находятся в таких условиях!
— Нас послали сюда, сир. Мы делаем все, что можно.
Так отвечала напуганная женщина.
— Я знаю… знаю… — сказал он. — Но теперь вам доставят все, что требуется, и без промедления. Я прикажу…
Больше я ничего не запомнила, поняв главное: этот безумный человек, содержавшийся тоже в «Отеле де Сен-Поль», не кто иной, как наш отец и король Франции Карл VI.
В течение многих недель после его ухода мы были сыты и не страдали от холода. Нам доставили новую одежду, огонь всегда горел во всех очагах, еды стало вдоволь. Жизнь повернулась к нам лучшей своей стороной.
Мари теперь говорила:
— Наши молитвы достигли неба. Господь услышал нас.
Наставница сообщала няне:
— Я молюсь Всевышнему, чтобы король оставался в здравом рассудке.
Ее молитвы, по-видимому, Бог не услышал. Прошло несколько месяцев, и закрытая карета остановилась у дверей «Отеля». В ней снова доставили нашего отца. Бедняга не хотел идти, сопротивлялся, вырывался из рук здоровенных слуг, они с большим трудом удерживали его. Мы слышали его дикие душераздирающие вопли. Он кричал, что к нему нельзя прикасаться, он стеклянный и каждую секунду может разбиться на мелкие осколки, которые потом никто не соберет.
Я пыталась представить своего отца, к которому успела проникнуться острой жалостью, сделанным из стекла, но не могла.
Еще я слышала, как он горестно выкрикивал:
— Я недостоин жизни! Не заслужил ее! Убейте меня, прошу вас!.. Убейте! — В голосе слышалось рыдание.
Меня потрясли его слова, но вскоре их страшный смысл стерся из памяти. Тем более что мы опять не видели отца и снова наступили для нас плохие, прежние, времена, но мы уже принимали их как должное, что свойственно людям вообще, да и детям тоже.
