Если бросить камень вверх
Высоко-высоко,
Полетит он прямо вверх
Высоко-высоко —
Выше крыш и птичьих гнезд
Долетит до самых звезд…
И свалится прямо на голову какому-нибудь инопланетянину.
Это кто там бросил камень
Прямо на голову мне?
Вот поймаю — отлуплю
Глупого мальчишку! —
Закричит рассерженный инопланетянин, трогая щупальцем шишку.
— Извините, уважаемый инопланетянин!
— Крикну я ему в ответ.
— Но бросал я в вас не камень,
А послал я вам привет.
Это — дружеское послание разумным существам с далеких планет!
— Ну, тогда другое дело, —
Скажет инопланетянин.
— Я вам очень благодарен, —
Скажет инопланетянин.
— И на дружеский привет
Шлю немедленно ответ!
И пошлет обратно камень
Высоко-высоко,
Полетит обратно камень,
Высоко-высоко —
Выше птичьих гнезд и крыши.
Выше,
выше,
выше,
выше…
И свалится вам прямо на голову!
Если, бросив камень вверх
Высоко-высоко,
Вы забыли отбежать
Далеко-далеко.
Без качеств, желательных для императора, при случае можно обойтись.
Однако имеется одна черта характера, которая у истинного правителя должна присутствовать непременно…
Солнце, как встарь, взошло над холмами Кентукки, и вместе с ним поднялся Кайл Арнем. Впереди было одиннадцать часов сорок минут света. Кайл привел себя в порядок, оделся и вышел во двор, где оседлал серого мерина и белоснежного жеребца. В седле он сидел как влитой, и вскоре конь подчинился твердой руке всадника. Кайл отвел лошадей за дом и отправился завтракать.
На столе рядом с тарелкой, где манила яичница с беконом, лежало послание, полученное Кайлом неделю назад. Жена Арнема Тина стояла у плиты. Кайл сел и принялся за еду, одновременно перечитывая письмо.
«…Принц путешествует инкогнито, под одним из наследственных титулов — граф Сирии Корт. Обращаться к нему «Ваше высочество» не следует. Называйте его «господин»…»
— Почему ты? — спросила Тина. Кайл поднял голову. Жена по-прежнему стояла у плиты спиной к нему.
— Тина, — позвал он.
— Почему?
— В годы сражений с инопланетянами мои предки были телохранителями его дедов и прадедов. Я же тебе рассказывал. Его род многим обязан моему. Сколько раз перед флагманским кораблем возникал, словно ниоткуда, звездолет рэков, сколько раз даже император вынужден был браться за оружие!
— Враги давным-давно погибли, а император властвует еще над доброй сотней миров. Почему же его сын не захотел полететь на них, почему он выбрал Землю — и тебя?
— Земля — единственная.
— А ты тоже единственный?
Кайл вздохнул. Продолжать разговор не имело смысла. Он не умел убеждать женщин, ибо его мать умерла совсем молодой, и он вырос под присмотром отца и дяди, которые не смогли научить его ничему подобному. Он встал из-за стола, подошел к Тине, обнял ее за плечи и попытался повернуть лицом к себе. Она воспротивилась. Тогда он, вздохнув, открыл шкафчик, где хранил свое снаряжение, взял с полки заряженный пистолет, сунул его в кобуру, которую прицепил к поясу, слева от пряжки, так, чтобы ее не было видно из-под полы кожаной куртки, потом подобрал кинжал с темной рукоятью и шестидюймовым лезвием, нагнулся и вложил клинок в ножны в голенище сапога.
— Ему нечего здесь делать, — бросила Тина, не оборачиваясь. — Туристы должны селиться в гостиницах!
— Он не турист, и тебе это прекрасно известно, — ответил Кайл. — Он старший сын императорами его прабабка родилась на Земле. И та, кого он возьмет в жены, тоже будет с Земли, потому что по обычаю раз в четыре поколения мужчины их рода обязаны жениться на земных женщинах. — Кайл надел куртку, застегнул ее нижнюю пуговицу и двинулся было к двери, но вдруг остановился.
— Тина, — проговорил он.
Она промолчала.
— Тина! — Кайл вновь попытался повернуть ее к себе. Она начала сопротивляться, но безуспешно. На первый взгляд Кайл не представлял ничего особенного: среднего роста, круглолицый, с покатыми, пускай и широкими плечами. На самом же деле он отличался поразительной силой — мог, к примеру, схватив за гриву белого жеребца, заставить того опуститься на колени. Поэтому он без труда преодолел сопротивление Тины.
— Послушай-ка, — сказал он. Неожиданно, прежде чем он успел продолжить, она прильнула к нему. Ее била дрожь.
— У тебя будут неприятности. Я знаю, знаю! — пробормотала она, уткнувшись ему в грудь. — Не уходи, Кайл! Ведь тебя никто не принуждает!
Он молча погладил жену по голове. Сказать ему было нечего, ибо она просила его о невозможном. С тех самых пор, как солнце впервые осветило мир людей, жены молят мужей остаться, а мужья, обнимая их — словно тела, слившись, дают особое понимание, — молчат, потому что в такие мгновения слов не требуется. Но вот Кайл осторожно расцепил пальцы Тины, высвободился из ее объятий и распахнул дверь. Он сел на жеребца, взяв в руку повод мерина, и взглянул в окно кухни. Тина неподвижно застыла у стола, ее поза выражала беспредельное отчаяние.
Кайл ехал через лес. Дорога до гостиницы заняла у него более двух часов. Приближаясь, он увидел у ворот высокого бородатого мужчину, облаченного в наряд, сразу выдававший представителя Молодых Миров. В бороде мужчины пробивалась седина, под налитыми кровью глазами набрякли мешки — то ли, от недосыпания, то ли от тревоги. Скорее последнее, ибо человек заметно нервничал и то и дело покусывал губы.
— Он во дворе, — произнес незнакомец, едва Кайл осадил коня. Во взгляде его темных глаз читалась мольба. — Я его наставник — Монтлейвен. Он ждет вас.
— Проводите меня к нему, — сказал Кайл. — И держитесь подальше от жеребца.
— Эта лошадь не для него, — проговорил Монтлейвен, отступая.
— Нет, — подтвердил Кайл. — Он поедет на мерине.
— Но он-то пожелает сесть на белого.
— Ничего. Ему не справиться с этим жеребцом. Только я один могу с ним совладать. Ведите.
Наставник принца привел Кайла на заросший травой внутренний двор гостиницы, посреди которого был плавательный бассейн. В кресле у кромки воды сидел высокий юноша лет двадцати. Возле него на траве валялись два седельных мешка. При появлении Кайла и Монтлейвена он поднялся.
