— А крот, — продолжала жена, не слушая, как обычно, моих предостережений, — беспокоился только о пропитании. И если он горевал, то по кухарке, а не по возлюбленной. Да и вы, мужчины, прекрасно знаете, что как только у вас на столе не окажется сухого печенья, молока и виски — а женщины рядом с вами не будет, — вы просто погибнете от голода. От голода, а вовсе не от тоски по любимой. Ты, конечно, помнишь...
— Ничего я не помню... и, во всяком случае, не хочу больше об этом говорить, — решительно оборвал я жену, превосходно зная, о чем она начнет толковать. Моя жена не умеет вести академический разговор, не переходя на личные недостатки собеседника, но это, как я выяснил из рассказов моих приятелей, общая беда всех жен.
Через несколько дней, когда жена отправилась к парикмахеру, я решил тайно обследовать кухню и кладовую, чтобы потом, в ответ на очередную реплику жены: «Мужчина ничего не способен найти», продемонстрировать ей легкомысленную голословность ее утверждений. Нашей кухарки как раз не было, и я представил себе, что моя жена попала в западню, а поэтому мне надо приготовить еду самому, без женской помощи. В ходе опыта я с огорчением обнаружил, что средний женатый мужчина не в силах исследовать кладово-кухонные лабиринты собственной квартиры. Впрочем, не будем переходить на личности и рассмотрим мытарства гипотетического мужа по имени Джон, жена которого пренебрегла его советами и попала в западню.
Джон входит в кухню; его поражает чистота и сложность кухонного оборудования. За дверью кладовой он видит неисчислимое количество шкафиков и полочек. Открыв первый шкафик, еды он, разумеется, не находит: на полках, вплотную друг к другу, стоят фужеры и рюмки — коньячные, коктейльные, винные, пивные — для семьи человек в пятнадцать или двадцать. Второй шкафик заставлен тарелками — Джон мимоходом прикидывает, что их здесь штук двести. Побледнев от волнения, он открывает третий шкафик — чтобы увидеть огромные, наглые, совершенно, на его взгляд, бесполезные блюда и салатницы из фарфора, стекла, дерева и глины. Джон решает, что съестные припасы хранятся в нижних ящиках, и, выдвинув один из них, с тоской смотрит на стальные, медные, алюминиевые, мельхиоровые и серебряные предметы неизвестного назначения, под которыми он замечает в темной глубине что-то как будто знакомое... да-да, это потерянная женой вафельница.
Тут Джона осеняет, что ему надо бы отыскать холодильник. В конце концов он его находит, открывает дверцу, опасливо заглядывает внутрь и, несколько раз вляпавшись во что-то трупно-холодное, липкое, мерзкое и, очевидно, несъедобное, обнаруживает два яйца. Джон кладет их на кухонный стол, но они, как живые, упрямо катятся к краю, и он засовывает их в карман.
Теперь он вспоминает про кофе, но железных коробок на полках удручающе много, и ему под руку попадают крупы, толченые сухари, изюм, вермишель, мука, перец, ваниль, соль — но только не кофе. Минут через пятнадцать он находит кофе в коробке с надписью КОФЕ, ставит коробку на стол, открывает крышку и, удивляясь собственной гениальности, кладет в нее яйца, потому что оттуда они наверняка не выкатятся. Потом, смутно ощутив, что это не самое конструктивное решение, Джон вспоминает про колумбово яйцо. Он с размаху ставит одно из яиц на стол и гадливо рассматривает образовавшуюся желто-белую тягучую лужицу. Яйцо не стоит, как ему следует. Оно лежит, а белок течет. Джон решает не трогать пока второе яйцо и принимается искать кофейник. Поиски опять приводят его в кладовую, и, найдя сложный электровакуумный прибор, он с грустью припоминает, что это и есть их нынешний кофейник.
Не будучи специалистом по электровакуумным приборам, Джон отказывается от кофе — тем более что персиковый сок гораздо полезней. Выставив на пол семнадцать жестяных банок, он находит персиковый сок. Дело за консервным ножом. Но его нигде нет, и Джон вспоминает, что жена приобрела электровскрыватель. Джона, впрочем, уже и не томит жажда.
А жарить омлет ему просто некогда: нужно осушить яичное болото на столе, чтобы жена, вырвавшись из западни, не догадалась о его безумных начинаниях. Он пытается собрать разбитое яйцо руками — тщетно; и, решив разыскать тряпку, вскоре находит ее на кухонной табуреточке. Первым делом он вытирает руки, а потом обнаруживает, что тряпка колдовским образом превратилась в недавно купленный женой фартук. Джон впадает в панику и трет кухонный стол фартуком. Яичное болото гнусно размазывается, и Джон, полив стол водой, снова вытирает его — на этот раз досуха.
Теперь ему надо подумать о фартуке. Многие сельские мужья, оказавшись на его месте, взяли бы лопату и предали бы фартук земле, но Джон по натуре горожанин. Он размышляет, не выбросить ли его в мусорный ящик, но врожденная бережливость останавливает Джона. Он спешит в гостиную и прячет фартук в корзину для ненужных бумаг. А спустя секунду решает смыть с фартука свою вину — если уж не собственной кровью, то водопроводной водой. Он вынимает фартук из корзины, подымается в ванную комнату и пускает горячую воду.
