В тот вечер, около восьми часов, я решил, что должен что-то сделать. У меня с собой не было совершенно никакого оружия, а дробовик брата реквизировали люди шерифа, и он по-прежнему хранился где-то в здании суда в Эйлзбери. Но под кушеткой, на которой я спал, я нашел прочную дубину: брат явно держал ее на тот случай, если его вдруг разбудят посреди ночи. Я намеревался выйти и убить столько козодоев, до скольких смогу достать, надеясь, что остальных это отгонит вообще. Я не собирался уходить далеко, поэтому оставил лампу гореть в кабинете.
Едва я сделал первый шаг за дверь, козодои вспорхнули и стали веером разлетаться от меня. Но мои долго копившиеся раздражение и гнев прорвались наружу: я бегал среди них, размахивая дубиной, а они неслышно порхали надо мной – некоторые молча, но большинство кошмарно пело по-прежнему. Вслед за ними я выбежал прочь со двора, ринувшись вверх по дороге, в леса, снова на дорогу и обратно в лес. Я убежал далеко, насколько далеко – не знаю, хотя помню, что убил много птиц, прежде чем, спотыкаясь, выдохшийся, наконец, вернулся домой. Сил во мне оставалось лишь на то, чтобы потушить в кабинете лампу, которая вся уже почти выгорела, и упасть на свою кушетку. Прежде чем дальние козодои, избежавшие моей дубины, снова смогли собраться к дому, я глубоко уснул.
Поскольку я не знал, во сколько вернулся, не могу сказать, сколько я проспал, прежде чем, меня разбудил телефонный звонок. Хотя солнце уже встало, часы показывали лишь пять тридцать. Как это уже стало моей привычкой, я вышел на кухню, где у меня висел аппарат, и снял трубку. Так я узнал о наступившем кошмаре.
– Миссис Уилер, это Эмма Уотли. Вы уже слышали новости?
– Нет, миссис Уотли, я еще ничего не слышала.
– Боже! Это ужасно! Берт Джайлз – его убили. Его нашли как раз около полуночи там, где дорога идет через ручей Джайлзов, ближе к мосту. Лют Кори нашел его и, говорят, так кричал, что разбудил Лемма Джайлза, и в ту же минуту, как Лем услышал, что Лют орет, так и понял, сразу все понял. Матушка ведь умоляла Берта не ездить в Аркхам, но тому втемяшилось – вы же знаете, какие все Джайлзы упрямые. Он, кажется, хотел ехать вместе с Бакстерами – ну, знаете, у Осборнов работают еще, милях в трех Джайлзов – и отправился к ним, чтобы ехать вместе. Ни следа того, чем убили его, не нашли, но Сет – он уже ходил туда сегодня на рассвете – говорит, что земля вся так изрыта, будто там дрались. И он видел бедного Берта – то, что от него осталось. Господи! Сет сказал, что горло у него вое разорвано, запястья разорваны, а от одежды одни клочки! И это еще не все, хоть и самое худшее. Пока Сет там стоял, прибегает Кёртис Бегби и говорит, что четырех коров Кори, которых те как раз вечером отправили на южное пастбище, тоже убили и разорвали – совсем как бедняжечку Берта!
– Господи! – испуганно захныкала миссис Уилер. – Кто же следующим-то станет?
– Шериф говорит, что это, наверное, какой-то дикий зверь, но следов никаких они не увидели. Они там вокруг работают с тех самых пор, и Сет говорит, что нашли они не очень-то много.
– Ох, когда Абель здесь жил, так не было.
– Я всегда говорила, что Абель не самый худший. Я знала. Я наверняка знала, что кое-кто из родичей Сета – этот Уилбер и старый Уотли – гораздо хуже такого парня, каким был Абель Харроп. Уж я-то знала, миссис Уилер. И эти другие, в Данвиче, тоже – не одни здесь Уотли.
– Если это не Абель…
– А Сет, он говорит, что пока стоял там и глядел на беднягу Берта, подходит Амос – Амос, который за десять лет и десяти слов Сету не сказал, – и только кинул один-единственный взгляд и вроде как себе под нос бормочет, Сет говорит, что-то вроде этого: «Этот чертов дурень сказал-таки слова! – а Сет поворачивается к нему и говорит: «Что это ты такое говоришь, Амос?» – а тот смотрит на него и отвечает: «Нет, говорит, ничего хуже дурня, который не знает, что у него в руках!»
– Этот Амос Уотли всегда нехорошим был, миссис Уотли, истинная правда, и не важно вовсе, что вы родня, все едино…
– Да уж, лучше меня этого никто и не знает миссис Уилер.
К этому времени в разговор вступили и другие женщины. Каждая назвалась. Миссис Осборн сообщила по телефону, что Бакстеры, устав ждать и решив, что Берт передумал поехали в Аркхам сами. Вернулись они около половины двенадцатого. Хестер Хатчинс предсказывала, что это только начало – так Амос сказал. Винни Хоу в истерике плакала и кричала, что решила забрать детей – племянницу и племянника – и бежать в Бостон, пока этот дьявол не обоснуется где-нибудь в другом месте. И только когда Хестер Хатчинс стала возбужденно рассказывать остальным, что только-только вернулся Джесс Трамбулл и сообщил, что из тела Берта Джайлза, а также из всех коров высосали пеки кровь, я повесил трубку. Я уже узнавал начало будущей легенды и знал, что может сконструировать суеверие на основе немногих относящихся к делу фактов.
Весь день поступали различные сообщения. В полдень нанес обязательный визит шериф – спросить, не слышал ли я чего-нибудь среди ночи, но я ответил, что не мог ничего слышать, кроме козодоев. Поскольку все остальные, с кем он разговаривал, тоже упоминали птиц, его это не удивило. Он выдал информацию, что Джетро Кори проснулся среди ночи, слыша, как мычат коровы, но пока он одевался, чтобы выйти к ним, те замолчали, и он решил, что их потревожил какой-нибудь зверек, пробежавший через пастбище, а в холмах полно лисиц и енотов, и снова лег в постель. Миссис Уотли слышала, как кто-то кричал; она была уверена, что это Берт, но, поскольку она сообщила это, лишь услышав обо всех подробностях ночного убийства, все сочли это игрой ее воображения, грустной попыткой привлечь к себе немножко внимания. После ухода шерифа ко мне заглянул один из его помощников: он был явно встревожен, поскольку неудача, постигшая их при попытке разгадать тайну исчезновения моего брата уже бросала тень на их репутацию, а новое преступление подставляло их под еще больший шквал критики. Кроме этих визитов и беспрестанных телефонных звонков, весь день меня ничего не беспокоило, и мне удалось немного поспать в предвкушении новой ночной атаки на козодоев.
Весьма любопытно, что в ту ночь козодои, несмотря на свои проклятые вопли, сослужили мне добрую службу. Под какофонию их криков мне, к своему, удивлению, удалось уснуть, и я проспал, вероятно, часа два, когда меня разбудили. Сначала я подумал, что уже утро, но это было не так, и только потом я понял, что разбудило меня отсутствие птичьих голосов; шум внезапно прекратился, и последовавшая за ним тишина подняла меня. Это любопытное и беспрецедентное происшествие окончательно стряхнуло с меня остатки сна; я встал, натянул брюки, подошел к окну и выглянул на улицу.
