— Будьте добры изложить ваше мнение, кто мог совершить убийство, — попросил Сен-Жюст.
— Не знаю, я старался не думать об этом. Тогда я чуть было не лишился рассудка. Я считал, что убийца — муж, потом пошли слухи, я заподозрил Лотнера, мерзкий тщеславный развратник! Затем я подозревал девчонку Маргариту. Спустя годы она сильно изменилась, похорошела. А тогда была как ощипанный птенец, причем всегда норовила клюнуть. Жобера, кузена Кори, я плохо знал, он тогда приехал впервые. Как человек, привыкший к бедности, Жобер умеет вылезти из любой ситуации. Сейчас он разбогател, остепенился. Никто не догадается, что когда-то этот человек воровал хлеб у булочника и удирал из гостиниц, не заплатив… А больше всех я ненавидел Изабель, она была красива и до отвращения высокомерна. Считала, что все мужчины должны принадлежать ей. На бедного Кори накинулась как ненормальная. Она считала, что почти достигла цели, а на самом деле она его только пугала. Просто у него не хватало духа послать ее к черту.
Кабинет мсье Жобера красноречиво говорил о своем хозяине. Кругом царил идеальный порядок, ни одного лишнего предмета, каждая вещь знала свое место. Владелец этой комнаты сам был живым воплощением респектабельности и деловитости. Он вызывал доверие и производил впечатление человека, с которым можно вести любое дело.
— Вас интересует смерть моего кузена и его жены? — спросил Жобер, в его голосе чувствовались командные нотки.
— Да, мсье, — ответил Антуан. — Я буду вам очень признателен, если вы изложите весь рассказ по порядку.
— Начну с того, что кузен пригласил меня провести у него лето. Я знал, что у меня есть состоятельный родственник, но никогда не думал, что мы встретимся. Мы, можно сказать, подружились. Кузен решил оплачивать мою дальнейшую учебу и снял хорошую квартиру в Париже. Вы просто представить себе не можете, как я обрадовался! Для меня это была необъяснимая роскошь! В доме кузена я чувствовал себя полноправным членом семьи, и очень боялся, что он может вдруг поменять свое решение.
— Вы изволите подтвердить версию, что мсье Кори убил свою жену, а потом совершил самоубийство? — полюбопытствовал Сен-Жюст.
— Нет, это чушь! — уверенно сказал Жобер. — Мой кузен вообще не был способен на убийство, даже если бы жена ему изменила, он бы простил ее.
— Достигла ли вас тогда весть о завещании кузена?
— О завещании я не знал, — спокойно ответил он. — Я даже не смел подозревать об этом. Представьте, бедный студент, который вместе с сомнительными приятелями занимается мошенничеством, обедает в дешевых кофейнях, ночует где придется. Но все-таки, какое прекрасное было время! Каждый день веселье, праздник, приключения.
Антуан и Светлана с недоумением смотрели на Жобера, в его слова было трудно поверить. Неужели этот важный буржуа промышлял подобными делишками?
— Потом все изменилось, — продолжал он. — По завещанию я был назначен опекуном Гийома и управляющим всего состояния, кузен мне также завещал крупную сумму. С этого момента на меня легла ответственность, увы, пришлось стать серьезнее, отставить веселье. Знаете, я до сих пор скучаю по прежней бедняцкой жизни. Все-таки в ней были свои прелести. Жизнь богатого буржуа труднее — счетные книги, нудные встречи, волнения.
— Твой почерк я бы осмелился назвать ужасным! — ворчал Антуан, перебирая записи Светик. — Робеспьеру составит больших трудов разобрать твои записи.
— Не бойся, он уже привык, — успокоила Лемус, которой неприятно было слушать замечания Сен-Жюста.
— Каждый писатель должен выводить красивые строки!
— А что я еще должна делать? — спросила Светик.
— Тебе бы не помешало читать умные злободневные книги, — ответил Антуан, не заметив ее иронии. — Довелось ли тебе прочесть поэму «Органт»?
— Да, — соврала Лемус, которая о такой поэме даже не слышала. — Очень интересно!
— Ах, Светик, как нехорошо врать!
Перед ними предстал довольный Камилл Демулен, журналист радикальной парижской газеты. Веселый и безалаберный человек. Во всем его облике чувствовалась небрежность и простота: длинные растрепанные волосы, заляпанный грязью костюм, надетый кое-как. С таким человеком мсье Жобер никогда бы не согласился иметь дело. При всем этом Демулен умел расположить к себе людей благодаря своему добродушию и открытости. Хотя его частые смены настроения от беспечного веселья до неутешного горя были просто невыносимы.
— Ты же не читала «Органт», — продолжал Камилл. — Ты просто боишься показаться непросвещенной, а зря. И вообще, запомни, поэма «Органт» — это ужасная гадость, и там нет ничего умного.
— Довожу до вашего сведения, мой друг, — произнес Антуан ледяным тоном, — это я ее написал!
Светлана ожидала, что Камилл смутится — ничего подобного. Он только хохотнул. Этому журналисту до смущения было так же далеко, как пешком от Парижа до Мадрида.
— И вы этим гордитесь? — с издевкой переспросил он.
— Я бы попросил вас не говорить мне подобных дерзостей, ибо последствия нашего разговора могут быть очень тяжки для вас! — сказал Анутан.
— Чего? — переспросил Камилл. — Светик, твой дружок как-то странно изъясняется. Он что, иностранец?
Светлана быстро взяла ситуацию под контроль.
— Мы расследуем преступление! — выпалила она.
— Да? Интересно. Пожалуйста, поподробнее.
Светик изложила суть дела, которое очень заинтересовало Демулена.
— Вскоре я к вам присоединюсь, — пообещал он. — А сейчас мне пора. Вечером у меня встреча с друзьями. Как вы понимаете, надо отдохнуть, нельзя себя так не беречь.
— Ваше поведение возмутительно! — сказал Сен-Жюст и добавил. — Такой нахальной физиономии я еще не видел!
— Что ж, расширяй круг знакомств, — посоветовал Демулен.
Когда журналист ушел, Антуан высказал Светик все, что думает о ее знакомых, а после этой тирады обиженно надулся. На все попытки Лемус успокоить его Сен-Жюст отвечал, что он с ней не разговаривает. Только обещание выучить поэму наизусть заставило Антуана забыть про обиду.
14 декабря 1791 года его величество король Людовик прибыл в Собрание. Его сопровождал граф Нарбонн. Красивый молодой аристократ, заполучивший портфель военного министра благодаря связям своей любовницы Жермены де Сталь. Для этого человека существовала только цель, а все средства были хороши. Нарбонн был из тех мужчин, которые осознают силу своей привлекательности и бессовестно злоупотребляют этим даром. Некая надменность, а иногда даже наглость, были его чертами, которые после успеха укрепились еще сильнее. Нарбонн ждал того момента, когда исчезнет его зависимость от Жермены и он разорвет с ней отношения. Последнее время они стали тяготить его.
Король, запинаясь и спотыкаясь, прочел с листа речь:
— Будучи представителем народа, я чувствую нанесенное ему оскорбление. Я известил курфюрста Тирского, что если к 15 января он не прекратит в своем государстве все скопления и враждебные приготовления со стороны французов, укрывшихся в нем, он будет видеть в нем лишь врага Франции.
