Палящее солнце проникает сквозь воду, и от этого поверхность ее кажется металлической, и лодка мягко бороздит этот ослепительный свет, взбираясь на гребень волны, медленно скользящей к берегу, делая дерганый, V-образный скачок по гладкой, спокойной, сияющей поверхности.
— А где же тогда дельфины? — слышит он голос Лили. — Я хочу посмотреть дельфинов. — Эхо от ее голоса вибрирует между берегами, но он не утихает, а наоборот, становится громче.
Несмотря на то что в его лодке никого нет, даже Николь или Джеммы, лодкой правит определенно не он. Марк просто пассажир, единственный пассажир в этой арендованной на один день лодке, которая скользит по темной, зеленой, металлической воде, и нос лодки раз за разом делает безупречный V-образный нырок.
Затем он снова слышит голос Лили. Слышит, как она смеется, как другие люди разговаривают между собой и тоже смеются. Плюс рев какого-то мотора. Вскоре из темного сияния ему навстречу выплывает другая лодка. Очень старая, побитая, хотя все, кто на борту, хохочут и веселятся, и она приближается. Марк пытается вычислить Лили. На борту куча детей, все разного возраста, они взобрались на палубы, но Марк внезапно осознает, что не знает, сколько лет Лили, и понятия не имеет, как ее опознать. Он все еще слышит ее голос, ее хихиканье, но он не может соотнести этот голос с лицом, с телом.
Ни одна из лодок не замедляет ход, и они осторожно расходятся, и в какой-то момент, когда лодка делает свой скачок, вода волнуется. А он все еще не может вычислить дочь в этой шумной, грязной толпе, взгромоздившейся на прогнившие палубы, и лодка с Лили ускользает прочь, в ослепительную, подернутую жаркой дымкой даль, а Марк безнадежно пытается развернуть свою лодку и последовать за той, другой, на борту которой осталась Лили. Однако в его лодке нет ни руля, ни румпеля. И он не может подать назад. И конечно в ней нет капитана. Марк бросает бесплодные попытки и бежит на корму, и вот он едва удерживает равновесие, он готов прыгнуть в воду и плыть за ней, несмотря на то, что отчетливо понимает — он все равно не в силах нагнать Лили. На этом сон обрывается, и Марк остается на корме лодки, не может заставить себя прыгнуть в воду. Он боится сделать это. Понимая, что это страх без причины.
Что особенно в этом сне приводит Марка в ужас, так это сильнейшее ощущение реальности. И ему всегда хотелось знать, возможно ли, чтобы их пути с Лили пересеклись так близко. Может ли случиться так, что он сможет выхватить ее из толпы, сможет ее вспомнить. Или он однажды просто пройдет мимо на улице, едва не задев ее и так и не узнав.
У Марка и Николь не слишком большая кухня, как и все остальное в их доме, но Марку это нравится, плюс тот факт, что она почти новая. Он смастерил ее наспех из клееной фанеры, бука и длинного американского дуба, незадолго до рождения Джеммы. Это было еще тогда, когда он все еще работал на фабрике и имел возможность достать нужные материалы. Все без исключения подворовывали эти обрезки и оставшиеся куски качественных лесоматериалов. Начальство знало о том, что происходит, но едва ли смело что-то сказать, Марк всегда думал, что это является бонусом к зарплате. В любом случае он никогда не соотносил то, что он слегка подворовывал, с тем, что в итоге его уволили по сокращению штата. Безотносительно всего, что об этом думала Николь. Он просто считал, так получилось, что в тот момент он работал не в том отделе фабрики. Половина машинного отделения была вынуждена уйти. Кроме того, однажды он услышал, что теперь фабрика под угрозой полного закрытия.
Пару лет он проработал сам по себе, по большей части делая для всяких людей шкафы и полки, хотя периодически мастерил еще и кухни, и другую забавную мебель. Работа — это не то, чего всегда навалом, и у него даже не было места, которое он мог бы назвать нормальной мастерской — приходилось использовать соседский гараж, в основном для хранения оборудования, а иногда для распилки и склейки — но ему кажется, что его дела идут хорошо, особенно потому, что ему платят наличными и он не сильно афиширует свои доходы в налоговой. С того момента, как в прошлом сентябре Джемма пошла в школу, где ей очень нравится, Николь вернулась на работу в маркетинговое агентство, на полный рабочий день, на зарплату. (Сестра Николь, Луиза, частенько забирает Джемму после школы, а на выходных им помогает мама Николь, впрочем, его мама тоже помогает, хотя и не так охотно, несмотря на то, что живет недалеко от них). Фактически их финансовое положение настолько неплохо, что они с Николь подумывают о том, чтобы поехать этим летом отдыхать, ведь у них уже пять лет не было нормального отдыха. Нужно было выбирать между Грецией и Майоркой, поскольку до этого они успели побывать и там, и там — в Греции они провели медовый месяц, на Майорку отправились ровно через две недели после знакомства. Это было вскоре после того, как исчезли Ким, Лили и мальчишки, как раз тогда, когда он пытался забыть свою жизнь с Ким, и, как он полагает, по ассоциации заодно и свою дочь. Ему всегда казалось странным, как легко можно погрузиться в новую жизнь. Вести себя так, как будто ничего не было.
Марк сосредоточенно все обдумывает — тот факт, что они определенно свили собственное гнездышко, — и в то же время любуется тем, что он создал своими руками, этими скошенными краями и точно подогнанными стыками, зная, что он всегда аккуратно обращается с вещами, а Николь все еще наверху, одевает Джемму — он слышит, как Джемма негодует по поводу того, что на ней не те колготки — а он делает себе очень сладкий чай, и мысль о телефонном звонке вызывает в нем леденящий спину ужас. Хотя в то же время он отчаянно ждет его. Но, думает Марк, видимо, ему хочется, чтобы телефон больше не звонил. Ему хочется, чтобы этот телефон вообще никогда больше не звонил. Как бы он хотел наконец научиться управляться со своими эмоциями, разбираться с трудными семейными ситуациями, просто уметь выражать свои мысли. Когда он был с Ким, любая стычка могла моментально вывести его из себя. Он никогда не мог ее выслушать, не говоря уж о том, чтобы поставить себя на ее место, и неважно, кто был прав в тот момент. Просто он думает, что у него не было ключа к пониманию этого, не было ни опыта, ни чуткости. Определенно не было, что касается искусства обращения с такими, как Ким.
Он не знает, как долго он пробыл на кухне, в одиночестве. Джемма все еще хныкает по поводу одежды, кричит, что это не те носочки и не то платье, а Николь готовит завтрак, еще раз заваривает чай и греет молоко для Джеммы — она все еще пьет молоко подогретым. А он в ожидании и все же ничего не ждет. Хочет и в то же время не хочет этой тишины, к которой успел привыкнуть. Чувствует себя тотально изолированным. Он знает, что в этой ситуации остается один. Что по отношению к Лили Николь точно не будет испытывать тех же чувств, какие испытывает он, пусть эти чувства беспорядочны и смятенны. И что Джемма даже не знает о существовании Лили. Они никогда не говорили ей о том, что у нее есть единокровная сестра, даже тогда, когда она прошла через ту стадию, умоляя его и Николь, но по большей части Николь, чтобы они подарили ей сестру или брата, «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — говорила она, потому что у всех ее друзей были братья и сестры. — Я хочу сестру, я хочу брата. У Уитни есть брат и сестра». Уитни была ее лучшей подругой в детском саду.
