В тех же начальных классах средней школы у Андрюшки вдруг проявилась какая-то безоглядная, отчаянная храбрость, учитывая его субтильное сложение, смахивающая на мазохизм. Впервые я это наблюдал классе во втором. В те времена мы активно осваивали самостоятельную жизнь во дворе нашего дома (выбираться за его пределы, было строго-настрого запрещено) и, соответственно, не обходилось без трений с его обитателями. Тут сыграли роль мой неугомонный характер и тяга к лидерству. Среди сверстников этот фокус (в смысле лидерство) как-то проходил. Хотя, случались и осечки. Обитал в нашем дворе некий Сережка Ухов. Учился он в параллельном классе нашей же школы. Так вот, ему не по вкусу были эти мои командирские замашки. Какое-то время он их терпел, но однажды взбунтовался и получил от меня трепку (а пусть не спорит, если ничего не понимает!). От большой обиды, или общей вредности характера Серега рванул домой и наябедничал старшему брату, который был года на три старше нас. Три года в таком возрасте разница большая, да и сам по себе он парнишка был не хилый. В общем, шансов против серегиного брата у меня не было, но, чтобы не потерять лицо перед дворовой пацанвой надо было драться. Мы сцепились. Братец, видно, хотел просто повалять меня в снегу (дело было зимой), чтобы неповадно было, но после пары полученных чувствительных тычков в физиономию осерчал и начал метелить меня всерьез. И вот тут, лежа в сугробе и почти прекратив попытки подняться на ноги, я услышал дикий визг и ощутил, что пинки, не дающие мне встать, прекратились. Стряхнув с физиономии снег, я увидел следующую картину: Андрюшка, пронзительно визжа, вцепился обеими руками этому жлобу в ногу, пытаясь его одновременно повалить и укусить за заднюю часть бедра. Серегин брат опешил от такой отчаянной атаки и тряс плененной конечностью, пытаясь освободиться. Получалось плохо: друг мой вцепился, как хороший бульдог. И вот в тот момент, когда наш противник наклонился, защемил двумя пальцами тонкую Андрюшкину шею и попытался его оторвать, я с разбегу врезался ему головой в живот. Удар получился славный. Серегин брат согнулся пополам и, хватая ртом воздух, рухнул в снег. Разозлился я страшно, поэтому остановиться сразу не мог и принялся сторицей возвращать пинки поверженному врагу. Андрюха, наконец-то отцепившийся от его ноги, прыгал вокруг с криками: «Дай, дай ему, Витек!» (Витек, то бишь Виктор Быков — это я). Старший Ухов, закрывая лицо от моих ударов, поднялся на четвереньки и вдруг с низкого старта рванул к своему подъезду под восторженное улюлюканье, сбежавшейся на зрелище местной детворы.
Авторитет наш во дворе после этого случая возрос необычайно. Мы, однако, не возгордились и «беспредельничать» не стали (да и кто нам соплякам это позволил бы). К тому же я и Андрей пришли к выводу, что суровая взрослая жизнь, в которую, как мы искренне верили, мы уже вступили, требует умения драться. Потому, после некоторого сопротивления в лице родителей, мы записались в секцию дико популярного в то время каратэ. Благо находилась она всего в двух кварталах от нашего дома. Пацан я был настырный до упертости и отнесся к тренировкам со всей ответственностью. Анюшин, глядя на меня, тоже втянулся и через пару лет с нами старались не связываться даже ребята хорошо постарше нас, тем более ходили мы везде вместе. Пацаны из соседних дворов, вообще, считали нас братьями.
Такой активный образ жизни весьма благотворно сказался на организме Андрюхи: к пятнадцати годам он перерос меня на полголовы, фигура его обрела рельефную сухую мускулатуру. Стал он гибким и пластичным, как молодой хищник из семейства кошачьих. Ангины и простуды, донимавшие его в детстве, были забыты. В сочетании с жесткими золотистыми волосами, голубыми глазами, высокими скулами и правильными чертами лица, внешность его производила убойное впечатление на девчонок. Меня тренировки тоже не испортили, я и в детстве был парнишкой крепким, а теперь, нарастив мышцы (побольше андрюхиных), но имея меньший рост, казался несколько массивным. Цвет волос у меня был ближе к темному, физиономия вполне среднестатистическая — не красавец, но и не урод. В общем, на фоне своего друга, с женской точки зрения, выглядел вполне себе серенько. Во всяком случае, весь наш опыт общения с девчонками свидетельствовал об этом.
Кстати, относительно девчонок. Интересоваться Андрюхой они начали еще классе в шестом (ну я же говорил про его внешность). Мы же в этом вопросе, в развитии как-то подзадержались. Правда, насколько я знаю, это касается всех пацанов, вообще. Сверстницы нас здесь опережают. Опять же интенсивные тренировки и почти полное отсутствие свободного времени… Так что все попытки представительниц прекрасного пола познакомиться с Андрюхой, ну и со мной, заодно, поближе мы пресекали. Иногда довольно грубо. До обид. Что поделать, молодые были, глупые. Однако к пятнадцати годам гормоны взяли свое. Осознав проблему, мы принялись ее решать с присущей нам энергией и пылом. Дефицит времени принял критический характер и, не смотря на горестные вопли и призывы одуматься нашего сэнсэя, мы покинули секцию каратэ.
Так вот, возвращаясь к девчонкам. В этом вопросе Андрюха захватил бесспорное лидерство. Для нашего тандема такая ситуация была непривычной, хотя, в остальных вопросах мой друг продолжал довольствоваться ролью ведомого. Ну что ж, язык у него был подвешен лучше моего, а в трепе с девчонками он разворачивался во всей красе. Ну и внешность само собой. В общем, я добровольно, ушел в тень. Тем не менее, даже пребывая в тени такого плейбоя, я получал толику внимания от девиц, крутившихся вокруг Андрюхи, как бабочки вокруг огня свечи.
Не смотря на то, что мы окунулись с головой в любовные приключения, серьезных отношений ни с одной из прелестниц ни у меня, ни у моего друга до самого окончания школы не завязалось. Видимо, в связи с тем же замедленным развитием, еще не дозрели до таковых. Так мы дожили до выпускного класса школы. Вот здесь эта приятная легкость бытия начала сбоить. Во всяком случае, у меня. Как там у Пушкина: «Пришла пора, раскрылись очи….» Ну и так далее. Правда, сказано было это, кажется, об особи женского пола, вроде бы Татьяне, насколько я помню школьную программу. Ну да мою ситуацию эта фраза характеризовала очень точно. А может так со всеми случается. Все же Пушкин, говорят, был большой дока в этом вопросе.
А началось все, повторюсь, в сентябре, когда мы торжественно вступили в выпускной класс средней школы. С Иринкой Курченко мы познакомились, если можно так сказать, в том самом ведомственном детском садике, который с Андрюхой посещали. Ирка в те времена была этаким мелким белобрысым бесенком, от которого стонали все воспитатели, и была первой заводилой в разных авантюрных затеях. Я, опираясь на свой авторитет, иногда удерживал ее от совсем уж безумных предприятий, но далеко не всегда. Курченко, имея хорошо подвешенный язык, и весьма развитый для своего возраста ум, умела меня обвести и добиться своего. Злиться на нее долго было невозможно — когда попадалась, она смотрела в глаза с таким искренним раскаянием, что хотелось простить ее за все прошлые, да и будущие грехи заодно. Была у Ирки подружка, с которой дружили они примерно, как мы с Андрюхой. По характеру, да и по внешности полная ее противоположность. Темненькая скромная молчунья, имеющая храбрость, впрочем, поддерживать все ее авантюры. Звали ее Валентина Синицына. У меня и Андрюхи с этими девчонками имело место что-то вроде взаимной симпатии. Не тяга к противоположному полу, упаси бог — слишком мелкими мы тогда были. Вроде бы дружба, но не совсем такая, как между пацанами. В общем, сложно все это. Всякие хулиганские выходки, по крайней мере, мы часто устраивали вместе.
Так вот, с приключениями, но в целом благополучно завершили мы свой воспитательный процесс в садике и приступили к обучению в средней школе. Там все продолжалось примерно в том же духе вплоть до второй четверти третьего класса. А потом обе наши боевые подруги перевелись в другую школу в связи с переездом их родителей на новое место жительства — расселили, наконец-то, ветхий дом, в котором они обитали. Тут наша дружба и закончилась. Новый дом, в который девчонки переехали, и школа находились на другом конце города и кататься туда, чтобы их навестить было далековато, тем более в неполные десять лет (банально не пускали родители).
И так, в тот последний школьный сентябрь мы с Андрюхой после уроков решили прогуляться по нашей знаменитой Верхневолжской набережной. Вид оттуда на Волгу открывался изумительный. После недели затяжных, типично осенних дождей, поливших почему-то в конце августа, пришли солнечные теплые дни, бабье лето, что ли? Солнце грело во всю, теплый южный ветерок шелестел пока еще зеленой листвой деревьев, растущих ниже набережной по крутому склону, сбегающему к голубеющей на солнце воде великой реки. Купив по мороженому, мы не спеша фланировали по разноцветной брусчатке, трепались ни о чем и пытались приставать к симпатичным девицам, надевшим, благодаря солнышку, снова летние платья, может быть последний раз в этом году. Приставали, впрочем, вполне вежливо, можно сказать, интеллигентно, как умел это делать Андрей, поскольку сейчас первую скрипку играл он. Зато у меня был зоркий глаз, и первым, еще издалека, засек особенно симпатичную парочку — блондинку и брюнетку я. Дернул друга за рукав. Тот глянул, одобрительно кивнул и ускорил шаг, догоняя приглянувшихся девчонок. Одна из них, та, которая блондинка, оглянувшись на нас, что-то прощебетала своей черненькой подруге и обе залились жизнерадостным смехом. В тот момент, когда Андрей открыл рот, чтобы произнести первую фразу, девчонки остановились, обернулись и хором пропели:
