Первое издание книги о Молотове выходило с немалыми трудностями — это было начало 1991 года. В издательстве меня уговаривали назвать книгу не «Сто сорок бесед с Молотовым», а «37-й год был необходим», взяв эти слова в кавычки как высказывание Молотова. Я настоял на своем названии. Но я не мог добиться, чтобы сняли ненужное, на мой взгляд, и неприемлемое для этой книги послесловие. Директор издательства сказал мне, что в противном случае книга вообще не выйдет, потому что он хочет сидеть в своем кресле. Тогда я потребовал, чтобы в книге дали сноску, что я не разделяю позицию и положение послесловия.
Я не давал издательству права торговать моей книгой за рубежом и переводить ее на другие языки, однако директор искренне признался, что обманул меня, поскольку «является акулой империализма». Так-то…
Но книга все-таки вышла, двадцать один год моей жизни не пропал даром, и Молотов в ней такой, каким его видел я, а главное, он говорит то, что действительно говорил. Подтверждение тому — десятки сохранившихся у меня кассет магнитофонных записей.
Думаю, что ощущение собственной власти по-новому формирует человека. Тем более долгая власть. Молотов и сам считал, что нельзя сидеть так высоко длительное время. Общаясь с бывшими руководителями, я заметил одну общую присущую им черту: если привыкаешь к такому человеку, он старается руководить и тобой, хотя давно не у власти. В силу моего характера мной особенно не поруководишь, где сел, там и слезешь, и все-таки я это чувствовал…
Первую заявку на эту книгу я написал в 1985 году, еще при жизни Молотова. Она сохранилась: «Книга будет состоять из 150 бесед с В. М. Молотовым…» Я ошибся, думал, Молотов еще поживет. Бесед оказалось сто сорок… Но чтобы и их вычерпать, мне понадобились годы. Молотова, как и сталинскую эпоху, постичь нелегко. У каждого свой опыт. Я немного жил при Сталине, но помню очень много. Мне было одиннадцать лет, когда он умер, и первая моя заметка была опубликована в газете в марте 1953 года, и была она о Сталине, Так начался мой литературный стаж.
И вот перед вами, читатель, гораздо более полная книга моих бесед с Молотовым. Говорю «гораздо более полная», ибо все напечатать пока просто немыслимо.
Феликс Чуев, январь 1999
Главным делом своей жизни Вячеслав Михайлович Молотов считал укрепление социалистического строя, усиление военной, экономической и политической роли нашей страны и всего социалистического содружества, ослабление позиций империализма.
— Хорошо, что русские цари навоевали нам столько земли. И нам теперь легче с капитализмом бороться.
14.01.1975
— Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества. И кажется, мы со Сталиным неплохо справились с этой задачей.
…Вспоминается рассказ А. И. Мгеладзе (Первый секретарь ЦК КП Грузии в последние годы жизни И. В. Сталина), дополненный Молотовым, о том, как после войны на дачу Сталина привезли карту СССР в новых границах — небольшую, будто для школьного учебника. Сталин приколол ее кнопками на стену: «Посмотрим, что у нас получилось… На Севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика — это исконно русские земли! — снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы — вместе, молдаване — вместе. На Западе нормально». — И сразу перешел к восточным границам. «Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш», — Сталин провел трубкой по Китаю, — «КВЖД наша. Китай, Монголия — все в порядке… Вот здесь мне наша граница не нравится!» — сказал Сталин и показал южнее Кавказа[1].
28.11.1974
— С этим делом мы, конечно, немножко переборщили, но на юге кое-что намечалось. Однако во всем надо знать меру, а то можно и подавиться.
Вопрос о Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии и Бессарабии мы решили с Риббентропом в 1939 году. Немцы неохотно шли на то, что мы присоединим к себе Латвию, Литву, Эстонию и Бессарабию. Когда через год, в ноябре 1940 года, я был в Берлине, Гитлер спросил меня: «Ну хорошо, украинцев, белорусов вы объединяете вместе, ну, ладно, молдаван, это еще можно объяснить, но как вы объясните всему миру Прибалтику?»
Я ему сказал: «Объясним».
Коммунисты и народы Прибалтийских государств высказались за присоединение к Советскому Союзу. Их буржуазные лидеры приехали в Москву для переговоров, но подписать присоединение к СССР отказывались. Что нам было делать? Я вам должен сказать по секрету, что я выполнял очень твердый курс. Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: «Обратно вы уж не вернетесь, пока не подпишете присоединение к нам»[2].
Из Эстонии к нам приехал военный министр, я уж забыл его фамилию, популярный был, мы ему то же сказали. На эту крайность мы должны были пойти. И выполнили, по-моему, неплохо.
Я в очень грубой форме вам это представил. Так было, но все это делалось более деликатно.
— Но ведь приехавший мог предупредить других, — говорю я.
— А им деваться было некуда. Надо же как-то обезопасить себя. Когда мы предъявили требования… Надо принимать меры вовремя, иначе будет поздно. Они жались туда-сюда, буржуазные правительства, конечно, не могли войти в социалистическое государство с большой охотой. А с другой стороны, международная обстановка была такова, что они должны были решать. Находились между двумя большими государствами — фашистской Германией и Советской Россией. Обстановка сложная. Поэтому они колебались, но решились. А нам нужна была Прибалтика…
