Merry Merry Sparrow
Under leaves so green
A happy Blossom
Sees you swift as arrow
Seek your cradle narrow
Near my Bosom.
Pretty Pretty Robin
Under leaves so green
A happy Blossom
Hears you sobbing sobbing
Pretty Pretty Robin
Near my Bosom.
Радостный Воробышек,
Под листом Цветок
Затаен:
Жду — стрелою сладкой
Ляжешь, как в кроватку,
В мой бутон!
Милая Малиновка,
Под листом Цветок
Затаен:
Слышу — ты рыдаешь
И слезу роняешь
В мой бутон!
When my mother died I was very young,
And my father sold me while yet my tongue,
Could scarcely cry weep weep weep weep.
So your chimneys I sweep & in soot I sleep.
Theres little Tom Dacre, who cried when his head
That curi'd like a lambs back, was shav'd, so I said,
Hush Tom never mind it, for when your head's bare,
You know that the soot cannot spoil your white hair.
And so he was quiet, & that very night,
As Tom was a sleeping he had such a sight,
That thousands of sweepers Dick, Joe, Ned & Jack
Were all of them lock'd up in coffins of black,
And by came an Angel who had a bright key,
And he open'd the coffins & set them all free.
Then down a green plain leaping laughing they run
And wash in a river and shine in the Sun.
Then naked & white, all their bags left behind,
They rise upon clouds, and sport in the wind.
And the Angel told Tom, if he'd be a good boy,
He'd have God for his father & never want joy.
And so Tom awoke and we rose in the dark
And got with our bags & our brushes to work.
Tho' the morning was cold, Tom was happy & warm.
So if all do their duty, they need not fear harm.
Когда я еще начинал лепетать,
Ушла навсегда моя бедная мать.
Отец меня продал, — я сажу скребу
И черную вам прочищаю трубу.
Заплакал обстриженный наголо Том.
Его я утешил: «Не плачь, ведь зато,
Покуда кудрями опять не оброс,
Не сможет и сажа испачкать волос».
Затих и уснул он, приткнувшись к стене,
И ночью привиделись Тому во сне
Гробы на поляне — и их миллион,
А в них трубочисты — такие, как он.
Но Ангел явился в сиянии крыл
И лучиком света гробы отворил.
И к речке помчалась ватага детей,
Чтоб сажу в воде оттереть поскорей.
Мешки побросав и резвясь на ветру,
Затеяли в облаке белом, игру.
Сказал Тому Ангел: «Будь чистым душой!
И Бог, как отец, встанет рядом с тобой».
Со всеми во тьме пробудился наш Том,
Со всеми за щетку с тяжелым мешком —
И утром промозглым согрет трубочист:
Трудящийся честно пред Господом чист.
Father, father, where are you going
0 do not walk so fast.
Speak father, speak to your little boy
Or else I shall be lost,
The night was dark no father was there
The child was wet with dew.
The mire was deep, & the child did weep
And away the vapour flew.
«Отец, отец, куда же ты?
Зачем так торопиться?
Не слыша слова твоего,
Могу я заблудиться!»
Дитя измокло от росы,
В трясину оступилось;
Отца с ним нет — пропал и след,
Виденье растворилось…
The little boy lost in the lonely fen,
Led by the wand'ring light,
Began to cry, but God ever nigh,
Appeard like his father in white.
He kissed the child & by the hand led
And to his mother brought,
Who in sorrow pale, thro' the lonely dale
Her little boy weeping sought.
Заплакал мальчик в темноте,
Среди болот блуждая —
И тут пред ним отцом родным
Предстал Господь, сияя!
И за руку ребенка взял,
И к матери отвел,
Что ночь брела, дитя звала,
Слезами полня дол.
When the green woods laugh with the voice of joy
And the dimpling stream runs laughing by,
When the air does laugh with our merry wit,
And the green hill laughs with the noise of it.
When the meadows laugh with lively green
And the grasshopper laughs in the merry scene,
When Mary and Susan and Emily,
With their sweet round mouths sing Ha, Ha, He.
When the painted birds laugh in the shade
Where our table with cherries and nuts is spread
Come live & be merry and join with me,
To sing the sweet chorus of Ha, Ha, He.
Когда, заливаясь, смеется ручей
И полон воздух веселых речей,
Смеется роща, смеемся мы,
И эхом смеющимся вторят холмы,
Смеются луга зеленой травой,
Смеется кузнечик, укрытый листвой,
И девушки, сладкие губы раскрыв,
Выводят со смехом веселый мотив,
И птицы звенят, оглашая дол,
И в тени накрыт с угощеньем стол
А ну-ка с нами веселья испей
И хохотом, хохотом радость излей!
Sweet dreams form a shade,
O'er my lovely infants head.
Sweet dreams of pleasant streams,
By happy silent moony beams
Sweet sleep with soft down,
Weave thy brows an infant crown.
Sweet sleep Angel mild,
Hover o'er my happy child.
Sweet smiles in the night,
Hover over my delight.
Sweet smiles Mothers smiles
All the livelong night beguiles.
Sweet moans, dovelike sighs,
Chase not slumber from thy eyes,
Sweet moans, sweeter smiles,
All the dovelike moans beguiles.
Sleep sleep happy child.
All creation slept and smil'd.
Sleep sleep, happy sleep,
While o'er thee thy mother weep
Sweet babe in thy face,
Holy image I can trace.
Sweet babe once like thee,
Thy maker lay and wept for me
Wept for me for thee for all,
When he was an infant small.
Thou his image ever see.
Heavenly face that smiles on thee.
Smiles on thee on me on all,
Who became an infant small,
Infant smiles are his own smiles,
Heaven & earth to peace beguiles,
Сладкий сон, пеленой
Чадо милое укрой —
Из лунных лучей
Ты над ним свой полог свей.
Чадо, спи — златым венцом
Пух сияет над челом,
И кружит в головах
Кроткий ангел на крылах.
Ты, улыбка, приходи —
С нами ночь проведи;
И улыбкой станет мать
Чадо ночью охранять.
Пусть ни легкий вздох, ни стон
Не тревожат детский сон —
Нежною улыбкой мать
Станет вздохи отгонять.
Чадо, спи — кругом темно,
Все с улыбкой спят давно.
Спи, радость моя —
Над тобой поплачу я.
Глядя в колыбель твою,
Лик священный узнаю:
Некогда создатель твой
Так оплакал жребий мой.
Как ребенок, тих и мил —
Он пришел и всех простил,
И его небесный лик
Над вселенною возник.
Будет он всегда с тобой,
Чтоб улыбкою святой
На твоих устах сиять,
Проливая благодать.
To Mercy Pity Peace and Love,
All pray in their distress:
And to these virtues of delight
Return their thankfulness.
For Mercy Pity Peace and Love,
Is God our father dear:
And Mercy Pity Peace and Love,
Is Man his child and care.
For Mercy has a human heart
Pity, a human face:
And Love, the human form divine,
Ahd Peace, the human dress.
Then every man of every clime,
That prays in his distress,
Prays to the human form divine
Love Mercy Pity Peace.
And all must love the human form,
In heathen, turk or jew.
Where Mercy, Love & Pity dwell,
There God is dwelling too.
