Старьевщик, державший лавку во дворе соседнего дома, выставил у подворотни несколько образчиков своего товара и табличку со стрелкой и надписью: «Кладезь Годи». Давид последовал за указателем и зашел в лавку. Годи восседал в мягком кресле с ценником «80 франков!», читал «Бесплатную газету». Они давно знали друг друга, ведь значительную часть своей обстановки Давид приобрел именно у Годи.
– Вчера зима, сегодня весна – никакого здоровья не хватит! – простонал Годи.
Давид поддакнул, хотя в свои двадцать три года с такими проблемами не сталкивался.
Жуя бутерброд, он бродил – вернее, с трудом пробирался – по помещению, битком набитому мебелью, ящиками, бытовыми приборами, книгами, рамами для картин, фарфоровыми безделушками и прочим хламом. Уже несколько раз Давид сумел отыскать тут кое-что интересное для Тобиаса, своего работодателя и хозяина «Эскины».
Бар-салон «Эскина» открылся меньше года назад, но выглядел так, будто существовал всегда. Обставлен он был подержанной мебелью пятидесятых – шестидесятых годов. На искусственно состаренных стенах висели вещицы, купленные на блошиных рынках по всему миру и создававшие уютную интернациональную атмосферу.
Давид частенько находил у Годи то одно, то другое для «Эскины» и с выгодой для себя перепродавал Тобиасу. Например, колорированную альпийскую панораму, старенькую ботаническую таблицу с изображением разных видов пальм, неумелый, писанный маслом портрет индейского вождя.
На сей раз он не нашел ничего подходящего. Но когда вышел из лавки, увидел, что Годи вместе с каким-то толстяком разгружает старый фургончик-»фольксваген». Одна из вещиц – ночной столик с закругленными углами и желтой мраморной крышкой – привлекла его внимание.
– Сколько стоит? – поинтересовался он у Годи.
– Я пока не решил.
– Он еще мой. Арт-деко, – вмешался толстяк.
– Ерунда, а не арт-деко, – буркнул Годи.
– Крышка – натуральный мрамор, – гнул свое толстяк.
– Сколько? – спросил Давид.
Толстяк вопросительно глянул на Годи.
– Нечего на меня глядеть. Ты владелец, вот и назначай цену. – С этими словами Годи вернулся к фургончику.
– Сорок? – Толстяк был посредником и не умел общаться с конечным потребителем: опыта недоставало.
Давид осмотрел столик, открыл дверцу, подергал ящик – тщетно, не выдвигается.
– Немного мыла – и откроется как миленький, – посоветовал толстяк.
– Тридцать, – сказал Давид.
– Тридцать пять.
Давид задумался.
– Но тогда вы отвезете меня до дома.
– Далеко?
– Рядом, за углом.
Так Давид Керн приобрел ночной столик, который круто изменил его жизнь.
Мари Бергер ужинала с Ларсом в «Звездолете» – в знак примирения, как он выразился.
Ей примирение вообще-то без надобности, она с Ларсом не ссорилась. Он – попросту нечаянное недоразумение. Но поскольку вид у него был ужасно несчастный, а на дворе стоял декабрь и предрождественская суета и на нее тоже наводила порой тоску, она согласилась с ним поужинать.
И совершила ошибку. День свидания преподнес ей сюрприз: весеннее небо и ветерок, дышащий югом. Погода, совершенно не подходящая для встречи с отставленным ухажером, который еще не знает, что ему дали отставку.
Она бы с удовольствием отказалась от встречи, но не сумела с ним связаться: он отключил мобильник. В мудром предвидении, как подумалось ей.
«Звездолет» – слишком большой, слишком шумный и слишком дорогой дизайнерский ресторан, не во вкусе Мари. Скорее во вкусе Ларса, который изучал экономику и, рассчитывая сделать большую карьеру, жил несколько не по средствам.
Когда Мари пришла – минута в минуту, потому что не хотела опозданием изначально давать ему в руки козырь, – Ларе уже сидел за столиком в гуще здешнего столпотворения. Он вскочил и замахал руками, как терпящий бедствие пловец. Она направилась к нему, стараясь игнорировать посетителей, которые, не отвлекаясь от разговоров, искоса мерили ее взглядом.
Ларе встретил ее стоя и предложил свое место:
– Отсюда тебе всех будет видно.
– Публика меня не интересует, – ответила она. И только когда уселась спиной к залу, сообразила, что Ларе воспринял ее замечание не как критику ресторана, а как комплимент себе. Он занял место напротив и подпер руками подбородок, с улыбкой глядя ей в глаза.
– Я совсем не то имела в виду, Ларе.
– Не то?
Если б он не считал себя таким неотразимым, она бы наверняка выразилась помягче. Но теперь сказала:
– Я не имела в виду, что мне интереснее смотреть на тебя.
Вообще-то надо было сию же минуту встать и уйти. Однако Ларс смотрел так испуганно, что она легонько улыбнулась и тем чуточку смягчила резкость своих слов. Он тоже улыбнулся, с облегчением, подозвал официанта и заказал два бокала шампанского.
