Эстер, героиня романа Натаниеля Готорна «Алая буква», осуждена была носить на платье букву «А», первую в слове «адюльтер», знак супружеской измены.
Эта литера «А» была свидетельством ее публичного позора. Когда экспресс «Евростар» мчал нас с Хелен через сельские угодья графства Кент, мне пришла мысль нацепить на платье букву «Б», что значит «Брошенная». Это избавит многих от необходимости подходить ко мне и спрашивать, почему я такая напряженная, почти ничего не ем, отчего у меня такие безумные глаза и с какой стати я все время сижу, уставившись в одну точку. Чем плохо? Та же черная траурная повязка на рукаве. Видно издалека, и не потребуется ничего объяснять. Разве что иногда кто-нибудь выразит сочувствие.
И еще, глядя на залитые солнцем поля, я думала: «Минти, какая же ты несчастливая!» Наверняка вероятность подорваться на бомбе, заложенной террористами, или попасть под копыта летающей коровы куда больше шансов быть брошенной в церкви посреди свадебной церемонии. Я вспомнила Шерил фон Штрумпфхозен и ее лживый гороскоп: «В вашей любовной жизни намечаются резкие перемены к лучшему». К лучшему? Потом в памяти всплыла книга для новобрачных «Почти замужем», и на губах моих заиграла зловещая улыбка. Я перебрала все те добрые слова, которых мне наговорили перед отъездом из отеля: «Выше нос, Минти!», «Все, что ни делается, к лучшему», «Вот увидишь, он еще прибежит обратно!», «Ты прекрасно выглядишь». В действительности бедные гости ежились и корчились от стыда, в замешательстве и страхе хмуря брови. Их я жалела даже больше, чем себя. Действительно, что тут скажешь? И потом, с тяжелым сердцем, я сообразила, что мне придется иметь дело не только с теми, кто был в церкви. Еще с тысячами других людей, которые прочитали о моей помолвке.
Потому что, разумеется, знаменательное событие попало в газеты. В свадебные колонки «Телеграф» и «Тайме». Первое колесико, запустившее шестеренки свадебной машины, которую уже было не остановить. Жаль, что объявление появилось в субботу: его, как пить дать, увидели все мои знакомые. Значит, еще несколько месяцев мне придется раз за разом объяснять, что я все еще Минти Мэлоун, что я не вышла замуж, просто так, без всякой причины. Ха-ха! «Понимаете, не сложилось… Такое случается», — буду я повторять беззаботно. Все, что ни делается, к лучшему. Бог мой! Персональный «Кошмар невесты на улице Вязов» был прерван далеким звяканьем тележки.
— Прошу тебя! Ты должна поесть, — взмолилась Хелен. — Стюард как раз идет…[14] — Лицо ее стало малиновым.
— По проходу? — подсказала я безразлично.
— Ради бога, Минти! — заскулила она, когда появился стюард. — Ты и за обедом не проглотила ни крошки.
— Есть? Да я была в такой прострации, что едва могла дышать.
— Шампанское, мадам? Шампанское? Глаза б мои его не видали!
— Нет, спасибо, — ответила я постно. — А ты выпей, Хелен.
— Барашек или утка, мадам?
— Ни то, ни другое, спасибо.
— Мадам ничего не хочет? — забеспокоился стюард.
— Ничего. И кстати, я не мадам, а все еще мисс. Стюард удалился обиженным. Хелен вооружилась ножом и вилкой.
— Уверена, Доминик вернется, — произнесла она с фальшивой убежденностью, пытаясь успокоить меня, в который уже раз.
Хелен всегда так. У нее доброе сердце. И вечно она надеется на лучшее. Даже фамилия соответствующая: Сперо — по латыни «я надеюсь». Без дураков, девиз ее семьи — Dum Spiro, Spero (Пока дышу, надеюсь). «И верно, — подумала я, — Хелен никогда не теряет надежды. Но на сей раз она жестоко ошибается».
— Он не вернется, — возразила я. — Он никогда-никогда не меняет своего решения. Все кончено, Хелен. Кончено раз и навсегда.
Она покачала головой и в очередной раз пробормотала: «Это невозможно». После чего, твердо решив рассмешить меня, стала пересказывать разные кошмарные истории из женских журналов: как один тип женился на трансвестите; как шафер не явился на свадьбу; как невеста сбежала с лесбиянкой, которую подцепила на девичнике; как обрушился или улетел свадебный шатер. Хелен — настоящий кладезь подобных баек. Она знает их тысячи.
— Слышала историю о свадебном голубе? — закинула она пробный камень, потягивая бордо.
— Нет.
— В Рейгейте на приеме из-за него погибло пятеро человек.
— Жуть какая-то.
— А в Мэйдстоуне на свадьбе развязалась ужасная драка.
— Правда?
— Невеста всю брачную ночь просидела в тюрьме.
— О боже!
— А в Кенте одна женщина вышла замуж и овдовела в тот же день!
— Нет!
— Жених сказал «да» и тут же упал замертво. Сердечный приступ, наверное, а все из-за стресса.
— Бог мой!
— А у одной моей знакомой бабушка откинулась на свадебном обеде.
— Ничего себе!
— Рухнула лицом в пирог, когда кто-то произносил речь.
— Кошмар, — пробормотала я.
Знаю, Хелен хотела как лучше, но эта подборка свадебных ужастиков меня достала. Я с радостью вздохнула, когда мы, наконец, въехали в Париж.
— Наверное, все-таки это к лучшему, — заключила она, когда мы сошли с поезда. — Уверена, ты скоро с кем-нибудь познакомишься. Ну, если Доминик не вернется, — поспешно добавила она.
И я подумала: «Почему нет? Может, познакомлюсь». Как Линда из «Поисков любви» Нэнси Митфорд[15]. Возьму и столкнусь с обаятельным французским аристократом прямо здесь, на Северном вокзале. Чертовски удобно. Увы, ни один аристократ не маячил на горизонте — одни бесконечные очереди на такси.
— Le «George V», s'il vous plait[16], — старательно проговорила Хелен водителю, и вскоре мы уже неслись по улицам, сквозь открытые окна, вдыхая едкую вонь выхлопных газов, табака и общественных туалетов.
В конце улицы Лафайет виднелось здание оперного театра, испещренное замысловатым орнаментом и оттого похожее на свадебный торт, как я отметила с горечью. Мы пересекли площадь Согласия и въехали на Елисейские поля, заполоненные шумной толпой.
— Елисейские поля, — раздраженно пробормотала я.
Взгляд на витрину с подвенечными платьями был как удар ножом в спину. Мимо пронесся свадебный кортеж с развевающимися белыми ленточками.
К горлу подкатила тошнота. Впереди высилась Триумфальная арка, огромная, давящая. Она будто издевалась над моим далеко не героическим поведением в церкви Сент-Брайдз. Я была рада, когда таксист свернул на авеню Георга V, и проклятая глыба скрылась из виду.
— Примите наши поздравления, мадам Лейн! — Портье расплылся в лучезарной улыбке. — Отель «Георг V» сердечно рад приветствовать вас и вашего мужа! М-м-м, монсеньор Лейн сейчас подойдет, мадам?
— Нет, — буркнула я. — Не подойдет. И кстати, я все еще мадемуазель.
Портье залился краской и позвал посыльного, чтобы тот отнес чемоданы.
— О, понятно, — промямлил он, протянув через стойку бланк регистрации. — Alors [17], невелика беда, как любите говорить вы, англичане.
— Велика, — огрызнулась я. — Даже очень. Но меня уговорили поехать: не пропадать же медовому месяцу. И я приехала с подружкой невесты. Вместо жениха.
— Eh bien[18], почему бы и нет? — провозгласил портье. — Люкс для новобрачных на восьмом этаже. Лифт справа. Надеюсь, вам понравится наш отель.
— Очень сомневаюсь, — сказала я. — В сложившихся обстоятельствах.
— Пожалуйста, помните, мадам…
— Мадемуазель.
–.. мы полностью в вашем распоряжении, — продолжал он. — В «Георге V» готовы выполнить любое желание, большое, маленькое, самое необычное.
— О'кей! Тогда верните мне жениха.
— Наш персонал готов служить вам в любое время дня и ночи.
— Он сбежал, понимаете? Прямо из церкви.
— Если вам нужно распаковать покупки…
— Там были все мои знакомые…
— Или выстирать и выгладить белье…
— Такое унижение…
— Мы будем рады вам помочь.
— Это был кошмар.
— В любое время.
— Кошмар.
— Мы всегда к вашим услугам.
— Это был ад, — шепотом твердила я. — Ад.
— Oui [19], мадемуазель.
Мраморная стойка поплыла перед глазами, и я ощутила, как Хелен мягко сжала мой локоть.
— Пойдем, Минти! — сказала она. — Пойдем и отыщем нашу комнату.
С тем же успехом она могла бы назвать собор Святого Павла церквушкой. Спальня длиной в тридцать футов с огромной встроенной гардеробной. Собственная гостиная, гигантская ванная, отдельная душевая комната и балкон. Стены были выкрашены в теплый желтый цвет, вся мебель антикварная. С потолка стекал хрустальный водопад, светящиеся подвески лились слезами.
