В ресторан мы отправились пешком. Шли рядом, не касаясь друг друга. Стоял не очень холодный, но довольно ветреный февральский ветер. Под ногами кружились опавшие листья и обрывки мусора. Я похвалил машину Каро:
— Наверное, неплохо зарабатываешь, раз на такой ездишь.
Каро хрипло рассмеялась.
Мы пошли во французский ресторан, сели у окна, так что прохожие имели счастье любоваться моими страшными манерами. Все посетители были богаты и хорошо воспитаны. В своем лучшем, немного идиотском костюме я как нельзя более вписывался в обстановку.
— Ты уже была здесь? — спросил я.
— Нет. А ты?
— Приходилось пару раз. Это лучший ресторан в Ричмонде, если не считать индийского расторанчика «Нью-Манзил».
— Где бесплатно дают вино?
— Да. И спичечные коробки у них со слонами. В ресторане тихонько играла музыка.
— Слушай! Это же наша песня! — поразился я. Звучала песня «Трахай меня, а не мои мозги» Сола Хоррора в исполнении оркестра Мантовани — как на той вечеринке, которая нас свела.
— Это судьба, — сказал я.
— Сомневаюсь, — хмыкнула Каро.
За соседним столом сидели седовласый мужчина и женщина, годившаяся ему в дочери — по годам, но не по внешности.
— Гляди-ка, — громко заявила Каро, — красавица и чудовище. У нее вся жизнь впереди, а толку? Он обещал ради нее оставить жену. Только никакие деньги не помогут, когда ей стукнет сорок, а ему — семьдесят пять, и он будет ссать в штаны.
Каро изменилась. В семнадцать, несмотря на попытки казаться невозмутимой, она была так же ошеломлена жизнью, как и я. Теперь она стала чудовищно хладнокровна (если это, конечно, не игра на публику).
— Да уж… — Я не нашелся, что возразить. — Ты всегда такая циничная?
— Не циничная, — возразила Каро. — Циники не верят, что на свете бывают хорошие люди.
— И много ты знаешь хороших людей?
— Донни Осмонд.
— Неужели? Донни Осмонд?
— А что тебе не нравится? Если вдруг выяснится, что Донни Осмонд наркоман, насильник или педофил, я потеряю веру в людей.
Мы заказали бутылку шардонэ.
Вино наливал тощий французишка. Он лебезил перед Каро, как перед особой королевской крови. Даже вино дал пробовать ей, несмотря на то, что платил я. Каро одобрительно кивнула.
— Прекрасное вино для прекрасной дамы, — заявил официант.
— Спасибо.
Официант обслуживал и другие столики, но не сводил глаз с Каро. Гумберт Гумберт за соседним столом также был очарован ею. Не знаю, почему я о них так пренебрежительно говорю. Я ведь тоже не мог от нее оторваться.
Первый бокал я осушил одним глотком — так волновался. Когда я принялся за второй, Каро похлопала меня по руке:
— Я никуда не спешу.
— Чем ты занимаешься? — спросил я.
— Это что, допрос? — хмыкнула она. — Да.
— Фигней страдаю, — ответила Каро. — А ты чем занимаешься?.. Как же, помню. Редкие книги продаешь, как Хью Грант в «Ноттинг-Хилле».
— Он продавал не романы, а путеводители.
— Ничего себе! И ты помнишь?
— У меня цепкая память.
— Цепкая задница, хочешь сказать.
Я решил пропустить корявый выпад мимо ушей.
— Если у тебя есть первые издания Ника Хорнби, я мог бы купить. Это моя специализация: книги, написанные мужчинами про мужчин.
— Нет уж. — Каро энергично затрясла головой. — Все эти мужские сопли не про меня.
Я терпеливо улыбнулся, желая показать, что ее презрение к моей работе не умаляет моего желания с ней переспать.
— А толку? — продолжала Каро. — Что, книги Хорнби чего-то стоят?
– «Футбольную лихорадку» можно за двадцать фунтов продать. Подписанное издание на все сорок потянет.
— Неужели?
Вот тут мне стало не по себе.
— Да, не все сразу, — согласился я. — Но вот увидишь, через пару лет цена на них взлетит.
— А если нет? А если старина Ник станет одним из никому не нужных бумагомарателей? Вроде Матвея, Марка, Луки и Иоанна.
— Значит, я потратил время зря.
Каро удовлетворенно кивнула. Разговор определенно не клеился.
— Тебе Сильвия Плат нравится? — попытался я поддержать беседу. — У меня лежит «Колосс», интересно?
— У меня он уже есть.
— Да, но у тебя старая затасканная книжка, а я тебе предлагаю первое издание в твердом переплете. Первое британское издание, тысяча девятьсот шестидесятый год. Могу даром отдать.
— С какой стати?
— Хочу тебя отблагодарить. За то, что пришла сюда со мной.
Каро нахмурилась.
— Но стихи там ведь те же самые?
— Конечно.
— Спасибо. Спасибо, не надо.
— Почему?
— Мне на первые издания плевать. Я их не собираю. Вообще меня от коллекционеров тошнит. Хомяки, которые щеки орехами набивают. Коллекционеры пытаются отсрочить смерть. К тому же, хоть сто книг мне подари, время вспять не повернуть. Не могу я взять и в тебя влюбиться. И спать с тобой я не хочу.
Я не нашелся, что сказать в ответ на столь содержательную тираду.
Первой заговорила Каро:
— Да, ты про работу спрашивал… Я пыталась работать. Два с половиной года в журнале на Флит-стрит.
— Ты журналистка?
— Писала статьи в женский журнал. Сочиняла умные советы, как удержать мужика.
— И каков ответ?
— Настоящий или тот, который я давала читательницам?
— Настоящий.
— Каждые два года надо полностью меняться. Только так. Иначе парень сбежит. Отношения длятся два года.
Потом секс приедается, и все цветы мира не спасут от ссор, разочарования и тайных искушений.
— Ты что, правда так думаешь? Вот мы с тобой всего полгода встречались.
— Ага. — Она улыбнулась — так открыто и радостно, что у меня дрогнуло сердце. — Именно поэтому ты мне не надоел.
— Что же ты тогда меня бросила?
— Мне было семнадцать. На меня запал мой любимый учитель… Если бы я знала, что ты нас застукаешь, в жизни не стала бы этого делать! По крайней мере в ближайшие полтора года.
Подали первое блюдо. Больше всего оно походило на гигантскую личинку, вгрызающуюся в лист салата. Каро быстро расправилась со своей порцией и покосилась на мою. Возражать я не стал.
— Значит, по идее, у нас с тобой в запасе еще полтора года? — рассуждал я.
— Хватит!
— Зачем же ты тогда просила позвонить?
— Подумала, что здорово будет встретиться со старым другом.
— Я тебе больше не нравлюсь? Каро колебалась.
— Да нет, ты славный парень. В этом-то все и дело. Ты слишком славный.
— Не такой уж я и славный.
— Нет, Марк, славный. Ты наверняка даже посуду моешь!
— Предпочитаю вытирать.
Основное блюдо оказалось чем-то рыбным. А я-то думал, что заказал салат. Вот и подтверждение неважного знания французского.
— С кем-нибудь встречаешься? — будто невзначай спросил я.
— Последние восемь месяцев одна.
— Сколько у тебя было парней?
— Я уже счет потеряла. А у тебя сколько девушек было?
— Четыре. Актриса, детсадовская воспитательница, стюардесса и девчонка из колледжа.
— С кем ты дольше всего встречался?
— Стой, из колледжа. Четыре с половиной года. Вторая по значимости девушка. Ты — первая. На третьем месте — воспитательница. А стюардесса и актриса делят четвертое.
Каро рассмеялась.
— Что с тобой?
— Да ничего. А что?
— Ты все время составляешь списки.
— Правда?
— Да. Сначала рестораны. Теперь вот девушки.
— Действительно.
Каро не издевалась. Ей правда было интересно.
— Списки. Сплошные списки. Идиотизм! Эпидемия списков поразила современных мужчин.
— Я как-то не задумывался…
— Ясное дело, — фыркнула Каро. — Твой отец составляет списки?
— Нет.
— И мой тоже. Правда, он придурок, так что не в счет. Моего деда ранили на войне — японская пуля пробила селезенку. Думаешь, он списки составлял? Десять сослуживцев, которые погибнут в следующем бою?
— Сомневаюсь.
— Вот и я сомневаюсь. Он дрался за выживание. Неудивительно, что в Америке и Европе осталось так мало мужиков с яйцами. Зачем современному мужчине тестостерон? Ему проще сидеть дома и нервничать.
— Я не нервничаю. Просто работаю. И живу.
Для пущей убедительности я махнул рукой и случайно опрокинул бокал. Вино растеклось по скатерти и закапало на пол.
— А работа нервная. Собирательство — неспокойное занятие.
Я понимал, что она имеет в виду.
— Парни вроде тебя просто не готовы, — заключила Каро.
— Не готовы? К чему не готовы?
— Не знаю… к жизни… к смерти…
— С чего ты взяла, что к твоему мнению стоит прислушаться?
— У меня было много мужчин. И я выявила определенную тенденцию. Мужчины, прошедшие Вторую мировую, вышли из нее закаленными. Надежными. Как Хамфри Богарт. Не то что всякие бесхребетные придурки.
— Вот какого ты обо мне мнения…
— Ну, ты мог бы быть и потверже. Спорить не станешь?
— Ты прямо как мой отец говоришь.
— Он тоже виноват, хотя и не осознает этого. Он когда-нибудь брал тебя в лес? Учил охотиться?
— Я по субботам работал у него в магазинчике.
— Видишь?
— А ты что предлагаешь? — удивился я. — Возврат к мужчине, который не плачет, не умеет готовить и не в состоянии сменить подгузник?
Каро закурила. Должен признаться, я был в шоке. О вреде курения столько всего было сказано. Я и забыл, что некоторые люди нарушают границы дозволенного и пренебрегают опасностью.
— Вообще-то я увлекалась всеми этими феминистическими штучками, — сказала Каро, выдыхая дым. — Однако теперь думаю, что женщины вместе в водой выплеснули из купели и младенца. Конечно, полезно, когда мужчина стирает и гладит. Но полезно и когда мужчина сохраняет спокойствие в тяжелые времена. Когда мужчина способен убить, чтобы защитить свою семью.
— Так выходи замуж за солдата.
— Я тебя достала, да? Отрадно.
— Почему?
— Если я тебя раздражаю, может, ты прекратишь заявлять, что любишь меня.
Я глотнул дыма и закашлялся.
— Кто сказал, что я тебя люблю?
Каро продолжала, будто не слыша меня:
— Ты милый, Марк. В том-то вся беда. Меня привлекают подонки.
— Я могу стать подонком.
— С каких это пор? — хмыкнула Каро.
— С сегодняшнего утра. Я прошел мимо нищего и не подал ему.
— Да, только наверняка ты ему улыбнулся. Я пожал плечами.
— Воспитание не пропьешь.
Каро не слушала. Я проследил ее взгляд и увидел, что из-за окна на нас таращится злобная красная рожа. На какое-то мгновение я решил, что нищий, которому я не подал, пришел меня поддразнить.
— Черт! — прошипела Каро, и я понял, что она знает человека за окном. А он знает ее.
Когда я снова повернулся к окну, его уже не было.
— Кто это?
— Уоррен, — устало ответила Каро. — Кто?
— Мой бывший парень. Никак не поймет, что все кончено.
— Что-то у тебя их много. — Я положил вилку и поглядел на Каро. — По-моему, Уоррен немного не в себе.
— Ну, просто псих. Когда мы познакомились, он сказал, что работает в звукозаписывающей компании. А потом выяснилось, что он толкает наркоту местным неудачникам.
— Странные у тебя знакомые.
— Я их собираю. Коллекционирую. — Каро смотрела мне прямо в глаза.
Я заплатил по счету и проводил ее домой. По дороге Каро взяла меня под руку.
— Классный ужин, — призналась она. — Я отлично провела время.
— Спасибо.
— Хотя спать с тобой я все равно не буду.
— Я и не надеялся.
— Ну конечно. И не думал.
— Не думал. Я не предаюсь мечтам, пока не получу конкретное предложение.
— Точно. А я и забыла! — рассмеялась Каро. — У таких, как ты, даже не встанет, пока женщина не попросит.
Ее слова меня задели, но достойного ответа я не нашел. Мы подошли к дому Каро и замерли как вкопанные: на крыше ее машины примостился какой-то человек. Заметив нас, он спрыгнул на землю и завопил. Это был Уоррен.
— Осторожно! — предупредил я. — Я вооружен обширным словарным запасом.
— Уоррен, — вздохнула Каро, — когда же ты вырастешь?
Длинные волосы Уоррена ниспадали на широкие плечи.
— Это он? — ревел бывший дружок Каро. — Тот ублюдок, с которым ты трахаешься?
— Давайте успокоимся, — предложил я. Уоррен меня не слышал.
— Нет-нет, — заговорила Каро, — ты все не так понял. Я с ним не трахаюсь. — Уоррен умолк. — Я сосу его член.
Уоррен как-то криво покосился на нас. Я уж было решил, что он сейчас нас прибьет, а он застонал, повернулся и поковылял прочь.
— Кажется, ушел, — сказал я. — Что у него с глазами?
— Один глаз искусственный. Несчастный случай.
— Ты встречалась с одноглазым парнем?
— Да. Ну и что?
— Да ничего. Похвально, что ты относишься к инвалидам так же, как к нормальным людям.
— Помолчи, — перебила меня Каро. — Меня сейчас стошнит.
— Извини.
— Будешь кофе?
Я нечасто пил кофе — старался не употреблять кофеин, — но на этот раз решил, что отказ утвердит Каро в уверенности, что я ненастоящий мужчина.
— С удовольствием.
Каро жила на втором этаже четырехэтажного дома. Окно гостиной выходило на оживленную улицу, вдалеке виднелся ботанический сад. На стенах висели полки, заставленные, как я и предполагал, дешевыми изданиями книг — всех книг, признанных в свое время крутыми. «На дороге», «Заводной апельсин», «Двери восприятия», «На игле». Даже «Билли Блантер едет в Блэкпул».
На журнальном столике лежали колода Таро и потрепанный перевод «Книги Перемен». Там же стояла изящная пепельница с окурками.
Мы сели в гостиной и стали слушать приглушенный шум машин. Над домом пролетали самолеты; они летели в Хитроу так низко, что рев двигателей заглушал автомобильный гул.
— Ты доволен жизнью? — спросила Каро. — Думаю, ты сама знаешь ответ.
— У меня тоже все фигово, — кивнула она. — Я в долгах по самое не хочу.
— Сколько?
— Когда последний раз смотрела, было тысяч пятьдесят.
Я восхищенно присвистнул.
— Мама умерла, — продолжала Каро. — Я тебе говорила?
— Нет. Жаль.
— Она всю жизнь на отца потратила: давала ему лекарства по часам и все такое. Если бы она пережила его, мы бы тратили его миллионы, так нет, у мамы прошлой зимой случился сердечный приступ. Как только ее похоронили, отец нанял себе домоправительницу. И знаешь? У него с шестьдесят первого года член не стоит, а тут на тебе, воспылал страстью. На прошлой неделе заявил, что они намерены пожениться. Скоро перепишет завещание, если еще не переписал. И что мне прикажете делать?
— A «BMW»? Твоя машина?
— Да.
— Так продай ее!
— Я за нее еще не расплатилась.
— Если бы у меня были деньги, я бы тебе дал. А пока — сделаю, что могу. Ты только попроси.
— Представляю! — фыркнула Каро. — Предложишь работу в своем магазине? Если не буду есть, покупать шмотки и включать электроприборы, году так к трехтысячному расплачусь с долгами.
Я пошел на кухню попить воды. Когда я включил свет, в первое мгновение мне показалось, что кого-то вырвало на пол. Потом я понял, что это всего-навсего кошмарный коричнево-желтый линолеум. Под потолком сиротливо качалась лампочка без абажура. На окнах не было ни штор, ни жалюзи. Обычная лондонская дыра.
В холодильнике нашлась полупустая бутылка «Перье» без газа. Я налил в стакан, выпил, снова налил. Поглядев в зеркало, убедился, что рубашка не помялась, а волосы лежат так же гладко. Затем последовал удар. В окно влетело что-то тяжелое — и угодило прямо мне в голову. Я пошатнулся и ухватился за стол, чтобы не упасть.
— Что случилось?
Я лежал на диване. Каро прикладывала холодную мокрую тряпку мне ко лбу.
— Уоррен, — коротко ответила она. — Я видела, как он убегал.
— Что это было?
— Кирпич. Тебе еще повезло. Крепкая черепушка. У тебя теперь шишка на шишке.
— Ты вызвала полицию?
— Нет. Просто забила окно фанерой.
— Может, все-таки вызвать?
— А толку? Полиции о моем бывшем парне прекрасно известно, я уже сто раз звонила. Вот убьет он меня, тогда они и возьмутся за дело.
— Но тут же Ричмонд-на-Темзе! Хороший район!
— Да. А Уоррен — сыночек врача. Увлекающаяся натура. На данный момент увлекся мной.
— Часто он объявляется?
— Когда как. Иногда его неделями не видно. Только подумаю, что от него избавилась, а он тут как тут — сидит на крыльце и воет, как собака на луну.
Я попытался приподняться, но голова так кружилась, что сил не хватило. Каро вздохнула.
— Похоже, придется тебе остаться на ночь.
Мой член напрягся. Увы, как оказалось, надеяться мне было не на что.
— Можешь спать на диване, — разрешила Каро. — Почему бы и нет? Выглядишь ты неважно.
Я хотел осмотреть свою голову, так что она принесла зеркало. На лбу красовалось произведение размером с яйцо: последняя шишка напоминала желток.
Каро впихнула в меня какие-то таблетки и укрыла лоскутным одеялом. На ночь она поцеловала меня в лоб — так Флоренс Найтингейл целовала умирающего солдата.
Утром Каро приготовила мне настоящий английский завтрак: бекон, помидоры, глазунья, сосиски, фасоль и тосты. Обычно я стараюсь не есть жирную пищу, но это было так трогательно, что я проглотил все до последнего кусочка. Каро сидела напротив и вяло теребила тост. В утреннем свете ее глаза сияли пронзительной голубизной. Я ощутил неожиданный и безнадежный приступ желания.
