Короче, в книжной премудрости Иван искал рецепт своего собственного имперского строительства, ибо пример Византии для Руси был не просто источником вдохновения, не только культурным ориентиром. Византия вошла в наш генный набор. Разбуди и сегодня русского властителя, освежи хлопком по затылку, спроси вежливо: «Куда, батюшка прикажешь править?». – «На Царьград!» — прикажет батюшка, опрокидываясь в подушки.
Федя искал в Библиотеке тайные знания уже год, и понимал, что ничего конкретного, типа «Сим-сим, откройся!», тут нет. Зато общее впечатление выстраивалось серьезное. Сила библиотечных книг была в их единстве и многообразии. Как и люди, они только все вместе выстраивались в непобедимое войско, отвечали на любой вопрос, обобщали опыт, горе и радости исчезнувших поколений.
Поэтому, спроси Федьку, в какой книге есть ответ на такой-то вопрос? Он почешет затылок и промычит, что надо поискать.
А спроси его вообще, что он думает по этому вопросу, он и чесаться не станет, — сразу влепит в самую точку! Вот что такое вооруженный человек!
Хотелось и царю Ивану вооружиться для своих дел грозно и сильно!
Иван то спал, то впадал в бессонницу.
Если бы утром его спросили, что из увиденного и надуманного в ночь накануне Егория голодного было порождением разума, а что – призраком сна, Иван открестился бы легко: какие призраки в сочельник великого богатыря Егория? Он змея топтал копытами, колол копьем – всем известно! А уж с «призраками», с нимфами, наядами ему ли, мужику, не справиться? Иван и сам бы с ними сладил, попадись только!
После видения голой девки на кремлевской стене Иван встал, выпил кваску, успокоился, поплевал из приоткрытого окна в лунную лужу, но прекратил детское занятие, потому что лунное отражение напоминало дорогое лицо, скрытое теперь навек гробовым мрамором.
Иван кликнул чего-нибудь поесть, но вспомнил про пост, бросил звать служку, достал из сундучка копченый окорок и стал закусывать. Закуска, естественно, чередовалась с выпивкой.
Царь Иван вдовел уже 9 месяцев. Его первая жена Настя, мать наследника Ивана и младшего сына Федора, скончалась в августе прошлого года от непонятной болезни. Расследовать болезнь удалось Федьке Смирному и воровскому сыщику Ваське Филимонову, и вышло, что царицу отравили. Поэтому любую выпивку Иван начинал с внутреннего тоста за упокой любимой жены. Вторую здравицу произносил тихим шепотом – за собственную пищеварительную безопасность. В третий раз выпивал уже по-нашему, громко – за мужское и денежное благополучие.
Вот и сейчас Иван перекрестился на Луну, хотел выпить, но замер с раскрытым ртом. Он обнаружил комичный парадокс в том, что пьет в нарушение Великого поста, в ночь на постную же среду, в канун Егория Голодного, названного так за весеннюю бескормицу, при этом прощения у Бога не просит, а обращается к Луне, как последний казанский басурманин. Казалось, именно Аллах смотрит на него из-за спины Ивана Великого и подмигивает раскосым лунным глазом. Но и Аллаху Иван грубит: кусок копченой свинины на столе как раз выползает из лунной тени и бессовестно подставляет ляжку всевышнему взору. Вот точно такие же прикопченые бедра были у той крали на стене. Не захотела, тварь, в Книге растворяться!
А сколько их таких бесполезно превратилось в буквы?
Вот, например, благородная боярышня Щербатая. Несмотря на ущербное прозвище, зубки имела ровненькие, взгляд шаловливый. Старый князь Щербатый ночей не спал – сторожил свое чадо. Опасался греха. Очень уж девка зазывистая была. Но только глазами. А прижми к стеночке, — такой визг поднимет! Блудливая недотрога. Каких женихов ей отец не подводил, — все не то. А скончалась бесполезно, от летучей заразы. Лежит теперь в часовенке фамильной, переживает. Готова отдаться любому стрельцу, лишь бы жить! Да и шлюшкой в шалмане служить согласилась бы, а нельзя...
Иван задумался над схемой раскаянья в безгрешности и продолжил выпивать. Картина разворачивалась занятная. Выходило, что при обмене целомудрия на жизнь, улицы Москвы наполнились бы гулящими бабами всех возрастов и сословий. Очень обидно становилось отцам благородных семейств наблюдать поругание родового достоинства. Зато и сами, — Иван рассмеялся в голос, — не очень-то по девкам бы шастали. А ну, как на мать родную угодишь, — покойную с кудрявых лет?!
«Ох, комедия грешная! – улыбнулся Иван, — хоть в книгу записывай, а то до утра забудешь. Сколько чудных снов кануло в бездну!»...
Царю вспомнилась вечерняя беседа со Смирным. Огромная Книга на Красной площади соединилась вдруг с реальным явлением – печатным ремеслом, и мысли потекли в серьезную сторону.
А что, если правда, — написать Книгу Всея Руси? Чтобы в ней были не только церковные наши правила, не только списки столбовых родов, но и каждый человек обозначался?! Родился ты, — пожалуй в запись! Сразу видно, сколько ты должен в казну, каких наград удостоен, какова сумма твоих дел. А помер – отмечайся за упокой во всероссийских святцах.
