В городе и на рейде вскоре стали собираться толпы любопытных. Из Артиллерийской, а затем и из Корабельной слободок в какие-нибудь четверть часа нагрянули сотни матросских мальчишек, повалила и чистая публика. Дамы махали платками, мужчины кричали "ура". Моряки; оставшиеся в Севастополе, заранее поздравляли товарищей с первою победою, одушевление было необычайное.
— Смотри, смотри! Русский пароход сцепился с турецким! — кричали мальчуганы; их воображение разыгралось, и многие из них уверяли, что собственными глазами видели битву, которая на самом деле произошла почти подле малоазиатского берега.
С высоко поднятым национальным флагом плавно вошел на рейд "Владимир", влача за собою турецкое судно, которое, как узнали после, было турецко-египетским пароходом "Перваз-Бахри", название, которое русские матросы не замедлили переиначить по-своему: "Перевез за вихры".
Как только пароходы стали ясно видны невооруженному глазу, девицы Минден стали просить кавалеров поспешить назад в Южную бухту. Пароход быстро настигал их, но вдруг остановился: было видно, что нашим матросам приходится возиться со своим призом. На палубе призового корабля появились фигуры русских матросиков и даже были слышны голоса.
— Скорее, скорее домой, а то не увидим, как будут причаливать, говорили барышни.
Саша забыла тот ужас, который ей прежде внушала одна мысль о войне. Война казалась ей теперь праздником, вроде встречи какого-нибудь высокопоставленного лица. Тут только она вспомнила о Лихачеве и о том, что, быть может, и он находится в числе победителей. Лихачев говорил ей, что плывет на корабле "Три святителя", но Саша успела забыть это название. Она спросила Татищева: не помнит ли он?
— А вы интересуетесь подвигами этого молодого человека? — спросил граф с легкой иронией в голосе.
— Да, он мне кажется очень храбрым моряком, — наивно призналась Саша.
— Мальчик, и, как кажется, с малым развитием, — отозвался доктор Балинский, сделав неприятную гримасу. Доктор давно не шутя ухаживал за Сашей, и ему было досадно, что она интересуется первым встречным мальчишкой, как он мысленно назвал Лихачева.
Баркас приближался к Адмиралтейству и стал ловко лавировать в Южной бухте. Весь город уже был виден, как в панораме. На верху горы виднелось здание библиотеки, откуда многие жители с трубами и биноклями в руках следили за движением парохода "Владимир".
Южная бухта так глубока, что даже трехдечные корабли могут подходить к самому берегу, а поэтому нашим путникам недолго надо было думать о том, где пристать, но они выбрали место, откуда будет лучше видно.
Наконец прибыл и "Владимир" и причалил со своим пленником подле Адмиралтейства. Громкое "ура" послышалось с набережной. На палубе неприятельского корабля, частью стоя, частью сидя с поджатыми ногами, скучились пленные турки под присмотром нескольких матросов.
С "Владимира" были спущены шлюпки. Барышни махали платками, думая увидеть прежде всего отличившихся мичманов и лейтенантов, из которых некоторые были им знакомы.
— Вот и сам Владимир Алексеевич! — говорили в публике.
На палубе действительно стоял в одном мундире с эполетами среднего роста моряк, с тонкой и стройной талией, с правильным, почти классическим профилем и строгим выражением лица. Это был вице-адмирал Корнилов. Близ него стояли несколько адъютантов, но между ними не замечали одного из его любимцев — лейтенанта Железнова[30].
