Сейчас Сережка так и сделал.
— Ну чего ты-ы? — заныл Пушкин.
— Зачем ты его трогаешь? — обернулись девочки. Это был очень удобный случай, чтобы, разговориться, но тут из своей калитки, как угорелый, выскочил Зямка, размахивая каким-то журналом, и заорал:
— Сережка! Иди сюда! Скорее! Да скорее!
— А что?
— Чудовище!
Сережке, конечно, стало интересно, какое такое чудовище, и он подошел.
— Вот! — торжествовал Зямка, потрясая журналом «Вокруг света», будто никогда Сережку не прогонял и не кидался мышью. — Чудовище — оно есть! Я так и знал! Гляди!
Алик и Борис, услышав про какое-то чудовище, подошли поближе и навострили уши.
— Какое еще там чудовище? — безразличным голосом спросил Борис.
— Шотландское чудовище! Вот! Читайте! Его сфотографировали! У него голова, как у лошади. Оно всплыло, и его сфотографировали! Значит, оно есть! А многие не верили! В общем, нате — сами читайте! На, Алик!
Он вручил Алику журнал, а сам стал смотреть через плечо.
Прочитав, что чудовище живет на самом деле в одном шотландском озере, все ребята пришли в хорошее настроение, и про ссоры, само собой, вспоминать не хотелось, потому что надо было всесторонне обсудить, как это чудовище могло оказаться в озере, и куда девались остальные такие же, и где они еще могут быть, и как лучше его поймать, и куда его можно потом деть, и водятся ли такие чудовища у нас, и где они могут прятаться, и сколько оно живет лет, и что произойдет с человеком, если тот на него наткнется.
— Зуб твой нашелся, — сказал вдруг Сережке Борис. — Вот он — возьми. Он завалился за подкладку.
Борис вынул из кармана новую губную гармошку, но вдруг опять сунул ее в карман и помчался к своему дому.
Сережка оглянулся и увидел четверых ребят.
Один толстый, губастый, больше всех ростом. Прозвище его было — Горилла. Двое других — юркие, черненькие, с быстрыми глазами: Чурилы. Еще один — веселый, румяный, в футбольной майке и в бутсах — назывался Страшила. Кто их так прозвал — неизвестно.
Это были безжалостные грабители и бандиты с Козьего бугра.
Хихикая, они наслаждались смятением и испугом застигнутых врасплох мирных жителей Березовой улицы.
— Стой, не беги! — сказал Горилла, важно выпятив живот и уперев кулаки в бока. — Все равно поймаем и… Страшила!
— Я! — вытянулся Страшила.
— Что мы с такими делаем, которые убегают? Страшила громко чмокнул языком, зажмурился и, страшно сморщившись, потряс головой, показывая, что нет слов, чтоб описать ужасы, которые ожидают таких преступников.
— Вот! — внушительно сказал Горилла. — Покажи-ка им еще кинжал.
Страшила вынул из-за пояса столовый ножик и кровожадно замахал туда-сюда.
— Дай им понюхать! Страшила сунул ножик поочередно Сережке, Алику и Зямке и оглянулся на Гориллу за дальнейшими распоряжениями.
— Скажи им, Страшила, сколько его людей нюхало!
Страшила поднял глаза к небу, как бы подсчитывая в уме точное количество людей, чтобы не ошибиться, и сказал:
— Да порядком!
— Да вот еще, — спохватился Горилла, — палки. Это хорошие, крепкие палки! Пощупайте их! Крепкие?
— Крепкие… — уныло сказал Зямка.
— Это что! Это они для; руки крепкие. А для спины или там головы — еще крепче!
Видимо, решив, что предварительных разъяснений дано достаточно. Горилла приступил к делу.
— Ты вот, — обратился он к Сережке, — чего это там в руке зажал… Прячешь от нас… Показывай, показывай, не бойся, мы посмотрим да и отдадим!
Тут Горилла подмигнул своим соратникам, давая понять, что это всего лишь веселая шутка, и Страшила радостно подтвердил:
— Отдадим! Хи-хи-хи! Конечно, об чем речь! Хи-хи! Вот так штука! Отдадим, отдадим, как же…
А уж Страшила совсем развеселился, хихикал и качал головой, дивясь находчивости и остроумию своего атамана. Сережка разжал руку:
— Да это так… Зуб…
— Это от какого такого зверя зуб?
— Человеческий… от меня… — Сережка раскрыл рот и показал дыру, где зубу полагалось расти, и хотел было спрятать в карман, считая, что имеет право держать свой зуб при себе, но Горилла не смог пересилить свою алчность и с криком: «Дай сюда!!» — выхватил у Сережки зуб и спрятал в карман. После этого аппетит у него разгорелся, он скомандовал:
— Показывай, что в карманах!
В карманах у березовцев оказалось: карандашик, моток ниток и сухарь.
Горилла послюнил карандашик, провел им по ладони, попробовал прочность ниток, остался доволен и протянул Страшиле:
— На, спрячь, пригодится.
Сухарь он разгрыз и съел, зато журнал, как не имеющий для него никакой ценности, он поддал ногой, как мячик.
Расправа с журналом его не удовлетворила, и он грозно нахмурился:
— Почему у вас ничего нет?
— А что у нас должно быть? — спросил Алик.
— Мало ли что… Ножички, деньги, расчески всякие…
Это нехорошо. Должны все это иметь, — назидательно говорил он. — А то какие-то бедняки. В другой раз все заведите. Заведете?
— Заведем…
— А мы ничего не возьмем! Хе-хе-хе! — радовался Страшила.
— Теперь, — продолжал Горилла. — Этот в бархатных штанах, который убежал, он чего убежал?..
— Испугался…
— Хм… — самодовольно сказал Горилла. — Значит, мы страшные? Ладно. Это он зря. Нас бояться не стоит… Только что-то я не помню, позабыл… у него губная гармошка была? Страх!
— Я!
— Была у него гармошка?
— А как же!
— Ну вот. Вы ему скажите, чтоб он к завтрему мне эту гармошку принес. Она мне нужна. Сюда может принести. Мы теперь часто к вам будем приходить! Поняли?
— Поняли… Ну, мы пойдем… — робко сказал Алик.
— Нет, стой! Мы еще с вами должны расквитаться…
— За что? — спросил Сережка.
— Как за что? Мало ли за что! За вами числится порядком всяких преступлений… Страх! Какие за ними преступления числятся?
Страшила не стал и вспоминать:
— Мало ли какие… Всякие!
— К чему же их приговорить?
Чурилы которым приговор был известен заранее, привели в боевую готовность свои палки. Но в это время в конце улицы показалась двухколесная тележка, которую вез какой то бородатый дядька, а двое мальчишек подпирали ее боков.
Заметив их. Страшила толкнул атамана, и тот, оглянувшись, поспешно сказал:
— Ну, ладно. Даем вам время до завтра. К завтрашнему приходу приготовьте всего. А мы пойдем!.. Пока!
И Гориллы удалились.
Березовцы с уважением проводили глазами старика и пацанов, так вовремя испугавших разбойников. Из своего убежища вышел Борис и спросил:
— Ну, чего они?
— Велели, чтоб ты завтра гармошку принес! — ответил Зямка.
— Пусть и не ждут! — храбро заявил Борис. — Ишь какие, гармошку им!
— А что ты сделаешь? — спросил Алик.
— Что я сделаю? — Борис подумал. — Я знаю, что сделать. Я спрячу ее и больше не буду на ней играть. А то закроюсь дома и буду играть потихоньку, сколько хочу!
— Только мы все помирились, — задумчиво сказал Алик, — и так все хорошо было, и вдруг — эти Гориллы еще… Все испортили… Эх, если б не они…
И Зямка подтвердил:
— Да. Плохо, что волшебников нету… Был бы какой волшебник, мы б его попросили, он бы заколдовал, чтоб улетели они… на северный полюс!
— Пусть бы там замерзали! Ничуть не жалко! — сказал Сережка. Представив замерзающих Горилл, он повеселел. — Да. Самый паршивый волшебник тут нас мог бы здорово выручить. Он мог бы их превратить в кого-нибудь, например в мышей!
— А нас на время в котов! — сказал Борис.
— И мы б этих мышей съели! — радостно закончил Алик.
— Ребята! — воскликнул вдруг Зямка. — А ведь к нам приехал Кот! Я и забыл сказать!
— Какой кот?
— Костя Кот! Он теперь тут будет жить! Они тут за углом дом купили. Я его вчера видел и даже вещи помогал таскать!
Борис и Алик запрыгали от радости.
— Кот!
— Теперь он у нас!
— Ура!
— Пошли к нему!
— Кот все может! Сережка Кота не знал, и все наперебой принялись объяснять ему, кто такой этот знаменитый человек. Из различных восклицаний Сережке удалось понять, что Костя Кот — один самых прославленных и могущественных ребят в городе, необычайно бесстрашен, ужасно вспыльчив и, самое главное, является братом центрального нападающего местной футбольной команды «Ракета» великого Масленкина, который был для всех юных болельщиков личностью настолько легендарной и вроде бы уже не живой, наподобие Ильи Муромца или Чапаева, что каждому было лестно познакомить с его братом: «Вот Кот, двоюродный брат Масленкина!»
Поэтому было понятно и то уважение, с которым ребята обратились к маленькой беленькой девочке, которая стояла во дворе дома, где ныне проживал Кот, и держала в руке кружку с молоком и коржик.
— Костя дома? — вежливо спросил Зямка. — Он где?
— Он сидит в темнице, — серьезно сказала девочка.
— Это в какой?
— А вон, — девочка показала на крошечное окошечко с железной решеткой в фундаменте дома.
— Кто ж его туда посадил? — испугался Алик.
— Он сам. Привязался там на собачью цепь и сидит. И папа ушел, и мама ушла, а он не хочет вылезать. И есть не хочет. Мама велела, чтоб он съел коржик и молоко выпил, в он говорит: мне — хлеб и воду! И все время поет песни. Просто ужас какой-то!
Она присела на корточки перед окошечком:
— Ну, Костя!.. Ну, возьми!.. Ну, мама будет ругаться!..
— И не буду, и не приставай! — раздался твердый, решительный голос. — Только хлеб и воду!
— А молоко куда? Ну, возьми молоко!.. Ну, вылезь…
— Не хочу! — отвечал упрямый узник.
— Долго ли ты там будешь сиде-еть?..
— Всю жизнь!
— А к тебе вот мальчишки пришли! Ну, вылезь!
За решеткой появилась белокурая челка и карий веселый глаз Кота. Потом Кот скрылся, сильно зазвенел цепью и запел:
— Сижу за решеткой в темнице сырой…
Потом глаз Кота появился опять и полюбовался произведенным впечатлением. Наконец Кот сказал:
— Залезайте сюда! Юлька, покажи им, как сюда залезть!
В подвале со сводами и решеткой было сумрачно и сыро, как в настоящей тюрьме.
Большой знаток подвалов и подземелий, Зямка подвал одобрил:
— Все точно. И даже паутина! И плесень — пушистая, хорошая. А вон гриб растет какой-то красный, здорово! Неужели и крысы есть?
— Есть! — сказал Кот, сидевший у окошечка на сундуке в кандалах из собачьей цепи. — Сейчас они попрятались… Еще что должно быть?
— Ну… жабы…
— Жаб нет. Но я их наловлю во дворе и напущу! Это ты правильно знаешь! Их в саду полно… Вообще хорошие хозяева жили в этом доме.
— Почему?
— А по всему! Сначала мне было жалко из старого дома переезжать. Вы же видали мой дом? Крыша, хоть и соломенная была, но зато на ней трава росла и даже деревце маленькое! Я такой крыши нигде не видал! Если зачем понадобится соломинка, всегда можно выдернуть. Но как сюда переехали, начал я все обсматривать — ку-у-да тому дому! Там что! А тут растут везде лопухи и крапива — повыше меня! Потом поглядите. И репьи, и всякие колючие кусты! И бегают везде жабы целыми оравами! Сверчки поют! А сколько всякого имущества хозяева оставили, всяких интересных вещиц! Вот!
Кот показал цепь, потряс хорошенько, чтоб все могли послушать ее звон.
— Это прямо на заборе висела. А загляните на чердак — чего там только нет! Я еще не все обыскал и уже полный сундук разных сокровищ набрал!
Кот встал, открыл сундук и широким жестом предложил ребятам полюбоваться имуществом. Сундук и верно был полон всяких сокровищ.
— Вот, — пояснил хозяин, — это когти железные, по столбам лазить! Видали у монтеров? Это было на чердаке. А вот, гляди сюда: машинка — стричь! Я пробовал ее на своем воротнике на пальто — стрижет, как из пушки! Теперь, кому подстричься, может идти ко мне! Там под низом где-то была ручка от сабли, сейчас покажу…
В окно заглянула девочка:
— Ну, Костя. Ну, куда я дену молоко…
— Замолчи! — сказал брат. — Выйди лучше на улицу — погляди, не бродит где конопатый мальчишка!
Девочка скрылась. Зямка спросил:
— Какой это конопатый? Котовы глаза засверкали:
— Эт-то такой… крокодил! Я, понимаешь, пацанам говорю: хватит, говорю, меня Котом звать. Что это такое: Кот, Кот… Лучше меня надо Стенькой Разиным прозвать. Ну, те говорят: ладно. А этот крокодил, где б я ни был, меня везде находит: «Здрассте, Котофей Котофеич, давно приехали из сибирских лесов?» Только и дела — бей его, да гоняйся за ним, еще и бегает быстро!
— А откуда он взялся?
— А кто его знает! Я думаю: не иначе это сын учителя французского языка; отец у него хоть не конопатый, но другого такого ехидного я и не видал: одни двойки мне ставит! Что с ними делать — прямо не знаю. Мне говорят недавно: конопатый поехал купаться и утонул. Но только это, оказывается, утонул конопатый с Октябрьской. Хороший был пацан!.. Если б не он, прямо было все здорово!
