— Вот бы сделать на него нападение и захватить в плен! — предложил Мишаня. — Отвести к себе в лагерь, пускай живет у нас в плену!.. Нет! А то другие разозлятся и сами на нас нападут… Лучше начнем мирные переговоры…
При виде Мишани с Братцем Кроликом туземец не то испугался, не то удивился: уж очень грозный вид имели Мишаня с ножом за поясом и Братец Кролик с дубиной на плече.
Для начала мирных переговоров Мишаня поднял ракушку и запустил в воду рядом с поплавком туземца.
— Чи сдурел?! — с обидой спросил туземец. — Чого тобе надобно?
— А что?
— Места вам нема?
— Нам тут лучше…
— Приихали, та ще хозяевають тут… Ходьте с нашего озера!
— «С нашего»… Закупили вы, что ль, его?..
— Мы тут живемо!
— И мы живем!
— Мы живемо у своий хати!
— Мы тоже будем! — сочинял Мишаня. — Состроим землянку и будем жить… пока не переловим и не переедим всю рыбу… всех птиц, зверей, какие тут водятся!
— Хто ще вам дозволить?
— А кто нам запретит?
— Батько наш!
— Боялись мы твоего батьки! У нас свой есть! У нас еще есть пять ружей и три пистолета! — врал Мишаня. — Устроим окоп и будем отстреливаться!
Со зла туземец начал ругаться, передразнивал Мишанин разговор:
— Шарлоты гарадские!
— А ты — синица, — сказал Братец Кролик, — Которая часто ворует пшеницу!..
Туземец насупил свои белобрысые брови и тихо спросил:
— Яку ще пашеницу?..
— В доме, который построил Джек! — ошарашил его Братец Кролик, и они с Мишаней пошли назад, а туземец крикнул вслед:
— Ге, дурный! Не уси дома?..
Отец и Гусь уже встали и возились в продуктах.
— Как ты смел брать дубину без моего личного разрешения? — набросился Гусь на Братца Кролика. — Вы вот спите все да разгуливаете, а у нас ночью кража произошла… точнее, обокрали нас!..
Оказывается, неизвестные лесные жители не только проникли в рюкзак, но и похитили самые хорошие яблоки, помидоры и всю картошку.
— Кто же это мог быть? — гадал отец.
— Тут две собачки прибегали! — сообщил Мишаня.
— Сырую картошку собачки съели? — спросил отец. — Догадливый ты парень!.. Я было на дикого кабана думал, но тот стопчет да замусолит чего не съест… Следы были б…
— Может, Синицы уперли? — предположил Гусь.
— Нужна им твоя картошка! — засмеялся отец. — У них погляди-ка огородище какой — целое подсобное хозяйство!
Глеб стоял у костра, где в Гусевом котле кипятилась вода для чая. Чайник не взяли, потому что отец сказал, что настоящие лесовики варят чай в котелках: он получает особенный вкус от дыма и угольков, которые в него попадают из костра.
— Закипает! — сообщил Глеб. — Будем так пить? Чаю-то не взяли…
— На кой он нам! — сказал отец. — Настоящие лесовики, брат, заваривают шиповник и кипрей: так он и зовется — Иван-чай!.. Беги-ка сорви мне во-он с красной метелочкой: он и есть!
Глеб выдернул куст с корнем и принес ему. Кипрея этого росло по берегу столько, что хватило бы напоить лесным чаем всю Гусиновку.
Отец отрезал своим ножом грязный корень, а остальное сунул в котел. Обстругал несколько веточек шиповника и тоже — туда! Потом начал заглядывать в свое варево, потирая руки:
— Заварится — аромат необыкновенный! Куда там всяким чаям! И не только не вредный, но и полезный вдобавок — витамины содержит!
Когда котел закипел, его сняли с огня и накрыли телогрейкой, чтобы хорошенько настоялось.
На завтрак ели опять хлеб с помидорами, которые почему-то забраковал ночной воришка, потом стали пить знаменитый лесной чай. Цвет у него был очень красивый, темно-красный, а по вкусу — чай и чай… Но все пили его кружка за кружкой, после каждого глотка чмокали, ахали, восхищаясь необыкновенным вкусом, и допили весь котелок до дна.
Особенно старался Глеб.
— Поеду обратно в Свердловск — целый мешок этого иван-чая наберу! — сказал он. — Или, лучше, два!.. Буду только иван-чай дома пить. Жалко, я раньше не знал!
После чая отец торжественно заявил:
— Ну, братцы-разбойнички, подготовляйтесь к ухе!
Он собрал свои удочки, банки с насадкой и прикормкой и пошел на берег. Вместе с ним ушел Гусь.
Остальные вели наблюдения за дикой мышью.
Ее увидел Глеб и показал всем: похожа на домашнюю, но вся какая-то лесная. Она вылезла из травы, никого не боясь, схватила большую хлебную крошку и куда-то понесла. Потом быстро вернулась и начала искать, нет ли чего еще. Глеб стал отламывать от хлеба кусочки и кидать ей. Мышь проворно относила их к себе в нору, стараясь обернуться как можно скорее, чтобы запасти хлеба побольше, а уж отдыхать — потом!
— Хозяйственная какая! — сказал Братец Кролик. — Она, наверно, и папиросы нагрызла… Но картошку ей не дотащить… Картошку и помидоры кто-то другой свистнул…
Колюнька тоже начал крошить мыши хлеб, говоря:
— Вот мышата сейчас радуются-пляшут: никогда они не видали такого вкусного хлеба!.. И много столько!..
И даже сам заплясал от радости за мышат.
— Эх, жалко, ничего другого вкусного не взяли! — жалел Глеб. — Могли бы ей всего дать… Чтоб на всю зиму запаслась!
Но мышь испугалась Колюнькиной пляски, шмыгнула в траву и больше не вышла.
— Беги на берег, узнай, сколько там рыбы наловили! — приказал Колюньке Братец Кролик. — Небось уж полкотла.
Колюнька долго не возвращался, а потом прискакал и восторженно доложил:
— Уже рака поймали! Клещами своими так и шевелит… Черный, страшенный… Пошли покажу! Он у нас сидит на привязи!
Колюнька повел всех к берегу и показал место, где привязанный веревочкой за лапу сидел в воде угрюмый рак, который отполз по дну на всю длину веревочки и замер, видно раздумывая над своим безвыходным положением.
— Пока не будем отпускать, ладно? — спросил Колюнька.
— Пускай сидит, покуда не доловим их до полного котла, — согласился Мишаня.
Но ни одной, даже маленькой, рыбки отец с Гусем пока не поймали.
— Не клюет почему-то… — сокрушался отец, — Я уж и прикормки набросал килограмма два, а все не клюет…
— На Гусиновке нашей и то лучше ловится! — подтвердил Гусь. — Я там раз тридцать восемь пескариков натягал, как копеечку!.. Аж круглые от жиру, чуть не лопаются!..
— Надо полагать, к непогоде это! — сказал отец — Недавно жаба кричала: тр-р-р-ю-ю… А жаба перед дождем кричит — примета есть…
— Как же так! — заспорил Глеб. — Я все приметы читал! По приметам, дождя не будет: дым от костра идет вверх — раз! Ласточки высоко летают — два!
— Ну, насчет ласточек — это еще вопрос! — не сдавался отец. — Они и высоко летают, и низко, глянь-ка!
В самом деле: одни ласточки мелькали под облаками, как черные точки, другие ловили мошек над самой речкой.
— Муравьи ползают как ни в чем не бывало, — спорил Глеб. — А перед дождем они обязаны сидеть дома, укреплять свой муравейник.
Но отец был упрямым, не хуже Глеба:
— Я в муравьев не верю, это насекомые, у них ума нет, один инстинкт, а жабы — мозговитые твари!
Они начали спорить, у кого больше ума, — у муравьев или у жаб, и наконец Глеб сдался:
— Я, дядя Петя, здешних примет не знаю, — сознался он. — Я больше знаю приметы, какие в Африке действуют или там в Бразилии… Например, если термиты и гремучие змеи попрятались, то должно быть наводнение… Еще знаю…
— Это точно! — согласился отец. — Те приметы верные… А здесь черт знает что: путаница, понимаешь!.. В Африке мы б с тобой не пропали! И в Бразилии не растерялись! Но только вот одного я не пойму никак: по какой такой причине тут рыба не ловится? Быть не может, чтоб в таком месте она не ловилась! Я его с малолетства знаю, самое что ни есть рыбное… Должно, ночью дождик зажарит, так что готовься, голытьба!..
Колюнька тем временем ползал по круче, выискивая место для своего Чиполлинушки, чтобы и он мог пожить дикой жизнью в какой-нибудь уютной пещере под корнями, и вдруг закричал:
— Сюда! Сюда! Нашел! Картошка наша!
Кручка заросла вениками и кипреем, в ней было множество укромных ямок, и в каждой ямке, под корнями ветел, в кустах были спрятаны картошины, помидорины, яблоки. Кому-то здорово пришлось потрудиться, чтобы распрятать их по всему берегу!
Отец сказал, что это сделал скорее всего какой-то лесной зверек.
— Давай собирай обратно! — скомандовал он, не отводя глаз от поплавка. — Картошка нам еще при годится, а то пока начнется клев, как бы на одних помидорах с голоду тут не опухли!..
— Не опухнем! — гордо сказал Гусь. — Какая важность!
Однако первый кинулся выискивать картошины среди ямок и зарослей, а запрятал их неизвестный зверек так хитро, что, когда собрали все, картошки получилось гораздо меньше, чем было утащено. Остальную зверек, наверное, успел перетаскать в свою кладовую.
— Пускай! — сказал Глеб. — Будет теперь есть, нас вспоминать!
И Колюнька ликовал:
— Всем мы всего дали! Мышу — хлебушка, зверьку — картошечки! Они рады, а, Глеб?
— Еще как! — ответил Глеб. — Где им тут взять!
— А Чиполлинушку моего они не унесут?
— Нужен им твой Чиполлинушка!
— Пускай бы унесли! — вдруг решил Колюнька. — Он бы у них пускай жил, как Дюймовочка, — девочка такая маленькая, мне бабушка про нее сказку читала!.. Рассказать вам?
— Мы знаем!
— Вы другую знаете — плохую… — загрустил Колюнька. — А эта — длинная, интересная!.. Там есть знаете кто? Крот!.. А тут кроты живут?..
— Никаких тут кротов не живет, отстань!..
Явился пропадавший где-то Братец Кролик и, скосив круглые глаза в сторону отца, зашептал:
— Я брод нашел на Меркушкин остров!.. Синичата сейчас переходили с острова на берег: наш большой Синичонок маленького Синичонка на себе верхом перетаскивал, всего по грудь было!
— Значит, и я могу с вами! — сразу догадался и обрадовался Глеб, так и не научившийся за лето плавать.
Все заранее разделись, чтобы не канителиться с одеждой. Братец Кролик сложил в мешок лопатку, топорик, фонарик, Мишаня прихватил свой нож, Гусь взвалил на плечо дубину, а Глеб и Колюнька пошли так, безо всего.
Быстро перебредя речку, оказавшуюся в этом месте мелкой, гусиновцы углубились в дебри острова.
Остров и вправду был дикий, глухой и почти непроходимый, особенно для людей, одетых только в трусы.
На острове росли почему-то одни только колючие и жгучие растения, а разрослись они до неимоверной величины: и шиповник, и ежевика, и крапива — все было выше человеческого роста.
Гусь шел впереди, грудью проламывая крапиву, как танк или лось, а каждая крапивина хлестала сперва Мишаню, шедшего следом, потом Братца Кролика, потом Глеба и, наконец, Колюньку, который плелся в хвосте и вскрикивал:
— Ой! Ой! Мишань, тебя тоже обожгло? Глеб, ты обжегся?
— А то нет!
И Колюнька на время замолкал: раз всех, то ладно…
В таких зарослях Меркушке прятаться было удобно, но все время жить на этом острове — негде: везде сырость, под ногами вода проступает, и комары тут водятся совсем особой породы — большие, полосатые, хоботки у них толстые и острые, как иголки.
И видно, что в полую воду остров заливает: высоко на деревьях, на макушках кустов повис разный мусор, похожий на растрепанные птичьи гнезда: камыш, палочки, сено, свисающее как грива.
Исследователи сначала обошли весь остров по берегу, потом углубились в середину.
Середину острова занимали два озерка. Когда-то они были большие, во весь остров, но постепенно усыхали, становились все меньше и превратились в болотца.
В некоторых болотцах вода уже высохла вся до капли, но илистое дно высохнуть еще не успело и было испещрено следами каких-то крупных птиц — сорок или ворон.
Братец Кролик догадался:
— Это они пировали тут! Всю живность поели, теперь ждут, когда и эти пересохнут! Вон как орут!
В чаще леса беспокойно стрекотали сороки и каркали вороны, наверно думая, что мальчишки пришли за их рыбой…
А рыба эта так и кишела в озерках!
Скорее всего, в разлив здесь осталась икра, из нее вывелись мальки, подросли и стали ростом с палец.
Когда исследователи подошли к самому большому озерку, длинному, широкому и мелкому, там рыбок оказалось — сотни, наверное! Они, выстроившись в стаю с командиром впереди, плавали из одного конца озерка в другой, поворачивая все разом, как по команде.
Возле берега валялась одна дохлая рыбка, которую кто-то страшно изгрыз. Глеб ее подобрал и взял с собой, чтобы показать Мишаниному отцу, потому что определить ее породу никто не сумел.
Больше на острове осматривать было нечего, пришлось возвращаться.
— Клюет и насадку срывает, что не поспеваешь насаживать, а не ловится! — пожаловался отец. — Хоть бы одну поймать для смеха, глянуть, что тут за рыба! Кто-то ведь срываем насадку? Значит, она тут есть! А раз есть — будет наша!
— А это какая рыба? — спросил Глеб, показывая рыбешку, подобранную у озерка.
— Это маленький сазанчик! — определил отец. — Значит, сазан тут есть! Я ведь по натуре — сазанятник! Только как его взять — вот вопрос…
— Такую мелочь и ловить не стоит… — сказал Мишаня.
— Это сазан тебе мелочь? Да он, если хотите знать, «царь речки» зовется! До пуда тянет — соображаете? Чешуины, как пятаки, красным отсвечивают, покрасивше золота любого! Из воды сиганет, обратно ахнется, как прямо тебе поросенок хороший, аж сердце отрывается! Я, если желаете знать, зачем сюда ехал — сазанов ловить! Только почему они не ловятся — вот вопрос интересный…
— Вот так сазан! — удивился Мишаня. — А мы и не знали… Сколько их там! Штук двести, наверное!.. Если бы все выросли, то полречки заполнили! Жалко, что их сороки-вороны поклюют…
— Переловить их да в речку и выпустить! — предложил Глеб.
— Да-а… — глубокомысленно заметил Гусь. — Если их всех в речку выпустить, порядочно рыбы прибавится…
— Давайте переловим! — загорелся Глеб. — Да вайте, а? Ну давайте… Они уж совсем приготовились к съедению воронами, а вдруг очутятся в реке, на воле! Ну давайте, Мишаня. Ну чего нам стоит!
— Это дело надо обдумать… — сказал Братец Кролик, ложась под деревом. — Надо сперва еще картошку сварить да поесть немножко хоть…
Картошку варили долго, а ели быстро. Почти нисколько продуктов не осталось, да и хорошо: отделаться от них поскорее и переходить на рыбу.
А рыба начала помаленьку ловиться! Отец с Гусем поймали двух маленьких окуньков и пеструю голую рыбку под названием: «голец».
Колюнька прыгал по берегу и кричал:
— Ура! Клев!
Мишаня, Братец Кролик и Глеб тоже взяли удочки и, чтобы не мешать отцу с Гусем, пошли на тот песочек, где купались.
Там Колюнька сразу же поймал одного за другим четырех пескариков, сильно загордился и никому не давал их трогать. Остальные не поймали ничего.
Братец Кролик сказал:
— Пескаря лучше всего есть сырого… Тут нам всем по одному! В дикой жизни их полагается есть сырых.
Колюньке стало интересно, и он не только пожертвовал своих пескариков, но и сам сбегал за солью, так как Братец Кролик сказал, что сырую рыбу едят подсоленной.
Пескариков очистили, помыли, посолили, положи ли на лист лопуха и сели вокруг, не решаясь приступать.
Наконец Братец Кролик сказал:
— Ну, начали! — и взял себе самого маленького. И другие взяли по пескарю.
Братец Кролик подержал своего пескаря в руке, скомандовал:
— Ну, едим! — и стал смотреть на других.
Глеб первый сунул своего пескарика в рот, за ним — Колюнька, потом Мишаня, потом Братец Кролик начали осторожно жевать пескарей. Ничего в них хорошего не было: сырые и безвкусные. Но кое-как дожевали их и проглотили. Выплюнуть никто не решился, а Колюнька ел даже с удовольствием, только косточки похрустывали.
