— Признаться, мне не очень-то по душе генуэзские выверты, но то, что я вижу, просто великолепно! Особенно меня поражает эта лестница! Ничего подобного во Флоренции нет! Как вы собираетесь декорировать стенку площадки?
Ракоци промолчал.
— Живопись! Два, может, три небольших полотна? Или одно, но огромных размеров? Или статуя в римской манере?
Он выжидающе посмотрел на владельца палаццо.
— Наверное, нет! — Ракоци поднялся на ступеньку и встал рядом с Лоренцо. — Мне бы хотелось обшить всю эту площадь деревянными резными панелями. Такое для ваших краев не очень привычно, однако на моей родине часто делают так.
А еще эти панели прекрасно замаскируют ходы в секретные помещения здания, но он не счел нужным о том сообщать.
— Хм! Дерево? И впрямь необычно. Однако, как я понимаю, вас это будет греть.
Лоренцо повернулся и продолжил подъем по ступеням, намереваясь осмотреть комнаты верхнего этажа.
— Все просто отменно. Пропорции радуют глаз. Так что в очень скором времени, я полагаю…
Он не договорил и замер, нашаривая перила рукой. Его загорелое лицо стало сереть.
Ракоци осторожно приобнял гостя за талию и встал, принимая его вес на себя. Он молчал, стараясь ничем не выдать своего беспокойства, ибо знал, что Лоренцо горд. Проявление какого-либо сочувствия могло его смертельно обидеть. Лоренцо, пытаясь пересилить боль и слабость, тоже молчал, его крупные руки с длинным и узловатыми пальцами сильно дрожали. Одна из них судорожно мяла шелковый отворот черного испанского камзола соседа.
— Великолепный, — голос Ракоци звучал тихо и ровно, в нем не слышалось ни единой тревожной ноты, — как мне следует поступить?
— Христос и святой Иоанн! — с трудом промычал Лоренцо сквозь сжатые зубы. Его слегка выпуклые глаза были полуприкрыты тяжелыми, дрожавшими от напряжения веками, он соскальзывал с плеча Ракоци, пытаясь присесть. Маленькие, но очень цепкие и очень сильные руки осторожно и бережно опустили Медичи на невысокие ступени мраморной лестницы и принялись расстегивать воротник его ездовой куртки.
Губы Лоренцо дрогнули.
— Франческо… нет… стой!
С видимым усилием Медичи открыл глаза.
— Ну вот. Мне уже лучше. Подождем пару минут.
Ракоци кивнул.
— Хорошо, подождем. Но может быть, стоит послать за врачом?
— Нет! — Лоренцо сделал несколько вдохов и выдохов — Скоро все прекратится.
Он вновь стал задыхаться и смолк. Потом с огромным усилием выдавил:
— Поклянитесь молчать о том, что тут было! Поклянитесь своей жизнью!
— Жизнью? — Ракоци усмехнулся. Он кивнул и вложил свои маленькие руки в большую ладонь. — Клянусь! Моей жизнью и моей родиной!
Лоренцо кивнул с облегчением, хотя в глазах его промелькнула тревога.
— Вот и хорошо. Хорошо! — Он отвернулся.
На какой-то миг воцарилась мертвая тишина, которую Ракоци все же решился нарушить.
— Великолепный? — окликнул он.
— Минуту, Франческо.
Лоренцо сидел, опустив голову, машинально потирая свои опухшие пальцы.
— Подагра. Как она мучает нашу семью!
— Подагра? — В голосе Ракоци прозвучало сомнение.
— Она свела в могилу отца, — продолжил Лоренцо и снова умолк.
— Я не подозревал. Простите.
Тон Ракоци был почти безмятежным. Гордость Лоренцо Великолепного не должна быть задета. Кто он такой, чтобы сомневаться в том, что ему говорят? Да и с какой стати?
— Он умер не от нее… — Лоренцо повернулся к Ракоци и схватился за его локти, пытаясь подняться. — Но он боролся с ней… много лет. Меня она, впрочем, не слишком-то беспокоила. До недавнего времени… да, до совсем недавнего времени. Потом начались приступы… правда, не такие жестокие.
Он вновь попытался встать, и это ему удалось. Ракоци встал вместе с ним.
— Друг мой, — шепнул он почти неслышно, — если вам не покажется это зазорным, знайте, что в любой ситуации вы можете рассчитывать на меня. Я не подведу вас, поверьте.
Лоренцо сильно шатало, но он все же поймал равновесие и замер, придерживаясь за перила.
— Благодарю, чужеземец! Кто знает… Возможно, мне вскоре понадобится поддержка! Кто знает… Благодарю.
Снизу послышался звук шагов, к лестнице подходил Руджиеро. В руках у него был поднос с золотым кубком.
— Хозяин? — нерешительно обратился он к Ракоци.
Тот окинул его внимательным взглядом.
— Да, ты все сделал правильно. Поднимайся сюда.
Лоренцо протестующе вскинул руку, но это никого не смутило.
— Вы нуждаетесь в этом, мой друг. Выпейте молока. Утро было достаточно напряженным.
Медичи приосанился и постарался принять беззаботную позу.
— Ах, видели бы вы меня лет двадцать назад! Тогда это утро вовсе не показалось бы мне утомительным! Но двадцать лет — это огромный срок!
— М-да, срок… — пробормотал Ракоци со странным выражением в глазах. Он снял сияющий кубок с подноса и протянул его гостю. — Мой Амадео прекрасно готовит миндальное молоко.
— Ну хорошо. — Лоренцо кивнул. — Оно ведь сладкое, а сладкое, говорят, не идет мне на пользу. Однако я с удовольствием выпью его.
Он сделал что обещал, и рука его почти не дрожала. Медичи улыбнулся и принялся рассматривать кубок, цокая от восхищения языком. Ракоци улыбнулся в ответ и склонился в глубоком поклоне.
— Друг мой, окажите мне честь. Соблаговолите принять эту чашу в знак моего глубокого уважения к вам!
К Лоренцо медленно возвращались силы. Он поднял кубок на уровень глаз.
— Это королевский подарок, Франческо!
— Он преподносится человеку, равному королям!
Ракоци поклонился еще раз и заявил, переменив тон:
— А теперь, пожалуй, пора возвращаться. Полициано, я полагаю, не очень-то терпелив.
Он улыбнулся.
Лоренцо сделал понимающую гримасу, отдавая должное политичности владельца палаццо, и бережными движениями уложил кубок за пазуху. Измученное лицо его выражало довольство. Что делать, Медичи любят красивые вещи. И не любят оставаться в долгу. Он найдет случай отблагодарить чужеземца.
— Дайте-ка мне вашу руку, Франческо. Забудем об этикете.
Поддерживая друг друга, мужчины спустились с лестницы.
Теперь их, казалось, объединяло нечто большее, чем дружеская приязнь.
Руджиеро, следовавший за ними, учтиво осведомился:
— Не нужно ли господам чего-то еще?
— Нет, Руджиеро. Ты можешь идти. — Ракоци дал знак слуге удалиться. Когда тот ушел, он спросил: — Вы в самом деле ни в чем сейчас не нуждаетесь?
— Думаю, нет.
Лоренцо пошел через зал. Шаги правителя Флорентийской республики были не слишком уверенными, но крепли по мере его приближения к выходу из палаццо. Во двор он спустился совсем молодцом.
— Что-то вы быстро, — хмыкнул Полициано. Кувшин, стоявший рядом с ним на скамейке, был наполовину опорожнен. — Впрочем, как я уже говорил, стены есть стены. Их созерцание нагоняет тоску даже на очень терпеливых людей.
Лоренцо пропустил насмешку мимо ушей.
— В полдень у меня назначена встреча с приором. Я должен переодеться, Аньоло. Не подобает на такие аудиенции являться в костюмах для верховой езды.
Он подошел к своему жеребцу и принялся отвязывать повод, но пальцы его подрагивали, и дело шло плохо.
— Опять твои штучки, Великолепный? — скривился Аньоло. — Ну, ради всего святого, поехали же наконец!
— Ракоци! — Лоренцо, уже сидя в седле, обернулся. — Мне ненавистна сама мысль, что вас могут заставить покинуть Флоренцию какие-нибудь дела. По крайней мере, в ближайшее время. Льщу себя надеждой, что этого не случится.
Ракоци улыбнулся.
— Уверяю, у меня нет таких дел.
Но Лоренцо не успокоился.
— Я очень огорчусь, узнав о чем-либо подобном. — Он немного помедлил. — И пущу в ход все средства, чтобы вас задержать.
— О, святой Михаил! Неужели и Ракоци втянут в наши интриги?
— Нет, — коротко бросил Лоренцо, с неудовольствием покосившись на болтуна. Он сжал повод так, что опухшие суставы его побелели. — И не думаю, что в этом будет нужда.
Медичи выпятил нижнюю челюсть и всадил шпоры в бока своего чалого гак, что тот птицей перелетел через груду камней и понесся галопом по выложенной брусчаткой дорожке, оглашая окрестности звоном подков.
Ракоци долго следил за всадниками. Лоренцо, видимо пребывая в большом раздражении, бешено работал хлыстом, Полициано, не отставая, висел у него на плечах. Даже когда гости скрылись из виду, хозяин не сразу ушел со двора. Он какое-то время стоял, пребывая в задумчивости, потом с видимой неохотой отвязал своего скакуна от ограды и побрел на конюшню. Лицо его казалось обеспокоенным, и беспокойство это все возрастало.
Письмо Джан-Карло Казимира ди Алерико Чиркандо к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.
Дорогому учителю и другу Франческо Ракоци во Флоренции Джан-Карло шлет свои почтительные приветствия.
Это письмо доставит вам Иоахим Бранко, который прибудет, как вы и настаивали в своем письме от 24 июля, в середине сентября, если ему удастся избежать напастей, преследующих путников в дороге, и без потерь разминуться с разбойниками и стражей.
Как магистр Бранко, так и сопутствующий ему Балтазар Секко везут с собой наборы сушеных трав, пряностей и лекарственных снадобий, чтобы не вызывать подозрений. Образцы металлов и руд, которыми вы интересуетесь, будут посланы позже, так как корабль Паоло Бенедетто застигнут в пути непогодой. Я получил известие, что сейчас он на Кипре, и остается загадкой, сколько ему там стоять. Но будьте уверены, как только руды прибудут в Венецию, я тут же пошлю их вам с Геи до Фрескомаре и фра Бонифацио.
Никлос Аулириос сообщил, что вами для него изготовленное водяное колесо, использующее мощность прилива, сгорело. Он едет в Египет и должен через Оливию известить вас о том.
Здесь по-прежнему все спокойно, и вашему дому не угрожает ничто. Великий дож ждет вас не дождется, он скучает, у него кончается золото, но я сообщил ему, что ваша отлучка затягивается и что в скором времени вы здесь появитесь вряд ли. Впрочем, я взял на себя смелость произвести некоторое количество золота, достаточное, чтобы наполнить венецианский винный бочонок. Этот бочонок от вашего имени я собираюсь преподнести дожу к рождественским праздникам. Он, несомненно, будет растроган и восхищен.
Рад сообщить, что заказанная вами гондола готова. Она достаточно поместительна, на бортах выбиты ваши гербы. Вместо балласта все ее днище устилает земля, именно та, какую вы мне прислали. Дайте сигнал, и ваш собственный гондольер доставит вас прямо к дому.
Цены на перец опять подскочили. Прикажете ли вы хранить весь запас, или мне будет позволено продать какую-то часть? Денег, правда, у нас предостаточно, однако жаль упускать момент. Англичане готовы взять все, не торгуясь. Дайте мне знать, как поступить, через курьера. Цены, я думаю, продержатся до поста.
Писано собственноручно и передано в руки магистра Иоахима Бранко, в чем уверяет преданный вам
Только несколько свечей горели в доме Сандро Филипепи на виа Нуова. Сам художник уже часа два как улегся, и даже его фанатичный брат Симоне, отбубнив на ночь положенные молитвы, ворочался на своем жестком ложе в тщетной попытке уснуть.
Донна Эстасия, сидя у зеркала, расчесывала свои роскошные каштановые волосы. Она тихо напевала любовную песенку, не прерывая размеренных ритмичных движений:
О, как блажен свиданья час!
Он дарит негу и забвенье.
О, как дерзки прикосновенья,
страсть пробуждающие в нас…
Эстасия улыбнулась. Стихи Лоренцо Великолепного как нельзя более отвечали ее настроению. Она уже вся истомилась в ожидании дерзких прикосновений.
Таит красавица моя…
Донна запнулась. Ей захотелось изменить эти слова. Было бы так замечательно, если бы они говорили не о возлюбленной, а о возлюбленном. Однако такая перемена разрушила бы ритм и рифмовку строфы, и потому, весело тряхнув головой, Эстасия допела куплет до конца. Но представляла она себе все равно не женщину, а мужчину.
…Родник, спасающий от жажды.
К нему припасть мечтает каждый,
но в рай допущен только я!
Да, восхитительные стихи. Недаром Лоренцо прозывают Великолепным. Только она, Эстасия, и ее сердце знают, в каком человеке нежно пульсирует этот животворящий родник.
Ночь была теплой, ветерок, залетавший в окно, приносил с собой запахи лета. Эстасия вздохнула и отложила щетку. Куда же запропастилась баночка с чудодейственным притиранием? Мальвазия, серая амбра и мускус, входившие в состав этого средства, должны были сделать ее лицо, руки и плечи нежными и благоуханными.
