— Я вовсе не хотел… вот так выбалтывать про свою сексуальную ориентацию. Но я считаю, что лучше с самого начала расставить все по местам.
Я наклонился ближе к его лицу и спросил:
— Почему вы решили, что ваши сексуальные предпочтения представляют для кого-то хотя бы малейший интерес?
Теренс опустил голову. По крайней мере, я перестал орать, чему мы все были рады. Я кивком указал на бокал:
— Пейте вино.
Он схватил бокал, залпом выпил половину вина и проговорил:
— Спасибо… Я хочу сказать… можно начать все с начала? Мне кажется, мы не туда завернули.
— Точно.
Принесли еду. Уверен, она была очень вкусной, но я мог лишь лениво ковырять вилкой в тарелке. Теренс тоже не слишком преуспел.
— Расскажите, что говорил обо мне Кленси, — попросил я его.
Он отодвинул тарелку и начал:
— Это было в то время, когда вы занимались историей с самоубийством подростков, помните?
Еще бы мне не помнить. Я кивнул, и Терри продолжил:
— Старший инспектор играл в гольф с моим отцом. О самоубийствах тогда говорил весь город. Инспектор сказал, что вы сможете разобраться, несмотря на то что вы почти хронический алкоголик. Он еще сказал, что вы бы многого добились, если бы не спились.
Я взглянул на Теренса Бойла:
— И вы считаете, что это своего рода рекомендация?
— Я обратился в агентство — они отказались. Не захотели даже касаться этого дела.
— Какого дела?
— Моего отца убили.
— Вот как
— Я знаю, кто это сделал.
— Кто?
— Его жена.
— Что?
— Моя мачеха.
— А, будет вам.
— Я серьезно. Пожалуйста, займитесь предварительным расследованием, проверьте ее. Я хорошо заплачу.
Книгами следует пользоваться бережно.
Я сидел на ступеньках у церкви Августинцев. Робко проглядывало солнце, и мне казалось, что я должен был отдать этому должное. Женщина-румынка, волочившая за руки двоих детей, спросила:
— Это католическая церковь?
— Да.
И они вошли не оглянувшись. Рядом со мной на стене висел огромный стеклянный ящик. В нем когда-то обитала Богородица Споручница грешных. Кто-то спер статуэтку.
Теренс вручил мне толстый конверт, полный денег. Его мачеху звали Кирстен, она жила в семейном доме на Тейлорз Хилл. Его отца нашли мертвым в постели. Умер он якобы от сердечного приступа. Я заметил:
— Тут все чисто.
Теренс вздохнул:
— Амфетамин бы этому поспособствовал. У отца было больное сердце.
— Амфетамин?
— Любимое лекарство Кирстен.
— Разве при вскрытии его бы не обнаружили?
— Да не было вскрытия.
— Почему вы не потребовали?
— Я был в Нью-Йорке. Когда вернулся, отца уже кремировали.
Я подумал и признал:
— Странно.
— Подождите, вот увидите Кирстен — тогда поймете, что значит «странно».
— И как я ее увижу? Позвоню и спрошу: вы случайно не убили своего мужа?
Теренс не стал скрывать раздражения и огрызнулся:
— Вы же частный детектив. Не мне вас учить. Вы должны уметь.
— Никто этого не умеет.
Он показал на конверт и заявил:
— Именно за это я вам и плачу.
Я сделал паузу, хотел, чтобы он сам осознал, каким тоном разговаривал. Потом произнес:
— Теренс, я скажу это только один раз.
— Что?
Похоже, он всерьез разозлился. Я продолжил:
— Бросьте этот тон. Не смейте никогда разговаривать со мной, как с гребаным слугой. Попробуйте еще раз — останетесь без передних зубов.
Когда мы вышли из ресторана, Бойл вручил мне свою карточку. На ней значились его имя и три телефонных номера. Я поднял глаза:
— Чем вы занимаетесь?
— Компьютерное обеспечение.
— Это что, ответ?
— Для моего поколения вполне ясный.
Я решил не заводиться:
— Ладно, но я считаю, что вы зря тратите время и деньги.
Теренс слегка улыбнулся и заметил:
— Познакомьтесь с Кирстен — тогда поговорим.
— Ладно, деньги ваши.
— И не забывайте об этом.
Он исчез, прежде чем я успел среагировать.
Когда я шел к Шоп-стрит, кто-то дернул меня за рукав. Я повернулся и оказался лицом к лицу со своей матерью. Она наша признанная мученица, которую Бог облагодетельствовал сыном-пьяницей. Чем глубже в унитаз я падаю, тем лучше ей становится. Мой отец был хорошим человеком, а она обращалась с ним как с грязью. Когда он умер, горевать она начала всерьез и надолго.
Мать запрыгнула во вдовьи одежки и проводила каждый час в церкви или на кладбище, публично оплакивая свою потерю. Люди ее типа обычно находят священника, который постоянно за ними следует. У нее в последние годы эскортом служил святой отец Малачи, козел, каких поискать. Даже в других обстоятельствах я бы никогда его не полюбил, но в качестве заложника матери я его ненавидел и презирал. Во время нашей последней встречи он прокричал:
— Ты сведешь свою мать в могилу.
Я выдержал паузу и спросил:
— Могу я иметь письменное этому подтверждение?
Священник едва не подавился, лицо его стало багровым.
— Да ты… Да ты… По тебе ад плачет.
Ну кто сказал, что золотые дни духовенства позади?..
Моя мать сказала:
— Я видела тебя у церкви Августинцев. Ты был на мессе?
— Это вряд ли.
Ее глаза были все того же гранитного оттенка. Когда на тебя так смотрят, ты понимаешь, что милосердие даже не стоит в повестке дня. Правда, иногда мать снова начинала стонать. Как, например, сейчас:
— Сынок, я совсем тебя не вижу.
— Никогда не спрашивала себя — почему?
— Я ежедневно за тебя молюсь, ставлю свечку во время мессы.
— Зря стараешься.
Она попыталась принять обиженный вид, но ничего у нее не вышло, и она сердито изрекла:
— Ты моя плоть и кровь.
Пришел мой черед вздохнуть. Определенно, это заразно.
— Ты что-нибудь еще хотела сказать, мама?
— У тебя жестокое сердце, Джек. Разве мы не можем с тобой выпить по чашке чая, как цивилизованные люди?
Я взглянул на часы:
— Я опаздываю на встречу. Мне пора.
— Я много болела.
— Охотно верю.
— В самом деле, сынок?
— Разумеется, у тебя же не было ни одного приличного дня за всю твою поганую жизнь.
Я повернулся и пошел прочь. Без сомнения, отец Малачи скоро обо всем узнает в подробностях. Сердце у меня колотилось, я чувствовал, как дрожат руки. Около отеля «Империал» пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
Мужик, с которым я был знаком, поднимался по ступенькам и предложил:
— Пинту не желаешь, Джек?
Я ничего не желал так сильно, но ответил:
— Нет, спасибо, в другой раз.
— Уверен?
— Пожалуй.
На следующий день я выбросил костюм. Пошел в «Сент Винсент де Поль» и купил там блейзер, серые брюки и несколько белых рубашек. Вернулся в гостиницу и примерил покупки. Неплохо, явный прогресс. Сидевшая в вестибюле миссис Бейли воскликнула:
— Надо же! Вы замечательно выглядите.
— Вы так думаете?
— Точно. Новая женщина?
— Некоторым образом.
— Подождите минутку.
Она исчезла и вернулась с темным вязаным галстуком. Сообщила:
— Галстук принадлежал моему мужу.
— Я не могу его взять.
— Разумеется, можете. Теперь стойте спокойно.
Миссис Бейли повязала мне галстук и заметила:
— Теперь вы просто красавец.
— Благодарю.
На площади я сел в автобус. У Доменик-стрит он сломался, и я подумал: какого черта, мне полезно пройтись пешком.
У Найл-лодж я сверился с адресом, который дал мне Теренс, и начал подниматься по Тейлорз Хилл. Можно было не сомневаться, здесь жили люди с деньгами. Я прошел мимо гостиницы «Ардилон» и наткнулся на ирландские ворота. Толкнул створки и оказался на длинной, обсаженной деревьями подъездной дорожке. Меня поразила тишина. Как в деревне. Затем показался дом, трехэтажный особняк, окна которого были увиты плющом. Я подошел к входной двери и позвонил.
Через несколько минут дверь открыла женщина:
— Да?
Английский акцент с примесью ирландского. Она была неопределенного возраста, где-то между тридцатью и сорока. У нее были темные волосы до плеч и лицо, которое собиралось стать симпатичным, но так и не стало. Возможно, виноваты в том глаза, немигающие. Курносый нос и полные губы. У дамы был вид недавно сильно похудевшего человека. Не изможденный, но определенно слишком сухопарый. Я улыбнулся:
— Миссис Бойл?
Женщина посмотрела на меня в упор и ответила:
— Да.
— Я друг вашего мужа.
— Были другом.
— Простите?
— Время неправильное — он умер.
— Ох… Мне очень жаль.
— Хотите зайти?
— Да, благодарю вас.
Я последовал за ней, наблюдая, как подпрыгивают ее ягодицы. Даже почувствовал зачатки интереса. В доме было полно картин. Не знаю, хорошие они были или так себе, но от них разило богатством. Хозяйка провела меня в гостиную: сплошное темное дерево. Огромное окно выходило в сад.
— Садитесь.
Я опустился в поношенное кресло, попытался собраться с мыслями. Миссис Бойл первой нарушила недолгое молчание:
— Выпить хотите?
— Воды, если можно.
Она остановилась на пути к переполненному бару, выставив бедро, и заметила:
— А я приняла бы вас за пьющего человека.
Хозяйка умудрилась придать слову «приняла» особую сексуальность. Я ослабил узел галстука и выдохнул:
— Бывало.
Она кивнула:
— А… Ну а я выпью «отвертку».
— Что?
— Водка и апельсиновый сок. В это время самое подходящее.
— Верю на слово.
Миссис Бойл потерла руки. Я знал, это реакция на действие амфетамина. Я смотрел, как женщина наливает себе выпивку. У нее были быстрые движения опытного выпивохи. Она подняла бутылку:
— «Столичная».
— Снова верю на слово.
— Вы фильмы смотрите?
— Конечно.
— Если там Джулия Роберте или кто-нибудь вроде нее заказывает выпивку, так это обязательно «Столичная» со льдом.
— Буду иметь в виду.
Миссис Бойл слегка улыбнулась, хотя ей явно не было смешно. Затем насыпала лед в бокал и щедро налила туда водки. Моим любимым звуком всегда было и будет звяканье льда в напитке. Но для алкоголика, решившего завязать, это наравне с пыткой, сигнал отчаяния.
— Откуда вы знаете Фрэнка?
Я настолько отвлекся, что не понял, кого хозяйка имеет в виду, пока та не добавила:
— Моего мужа… друга, которого вы пришли навестить.
— А, конечно… мы… уже давно знакомы.
Она кивнула и провела краем бокала по зубам, звук был неприятным, скрежещущим. После чего проговорила:
— А… тогда, наверное, вы были с ним в одно время в Клонгоуесе.
Я ухватился за спасительную подсказку:
— Да, точно.
Миссис Бойл подошла к дивану и села, позволив юбке подняться до середины бедер.
— Неправильный ответ, дружок. — Она повела бровью.
— Простите?
— Мой муж там никогда не учился.
Женщина не казалась обеспокоенной. Она встала, подошла к бару и плеснула еще водки в свой бокал. Я глубоко вздохнул и признался:
— Вы меня поймали.
— И кого именно я поймала?
— Джека Тейлора.
— Это должно что-то означать?
— Мне заплатили, чтобы я вас проверил.
Снова приподнятая бровь и вопрос:
— Зачем?
— Чтобы узнать, не убили ли вы своего мужа.
— Вы что, мать вашу, шутите?
Ругательство легко соскользнуло с ее языка, но тут она сообразила, в чем дело, и воскликнула:
— Терри, этот мерзкий педик!
Я кивнул, и она добавила:
— Бог мой, у вас явно слабовато насчет конфиденциальности.
Я встал и произнес:
— Так вы убили?
— Да вы что, в самом деле?
— Это означает «нет».
Я направился к двери, и хозяйка сказала:
— Каким же наглецом надо быть, чтобы прийти сюда и спросить, не убивала ли я своего мужа.
— Зато напрямую.
Она засмеялась:
— У вас есть номер телефона — вдруг я решу сознаться?
— Гостиница «Бейли».
— Вы там живете?
— Да.
— Ладно, Джек Тейлор, может, в своем деле вы никуда не годитесь, но в определенном стиле вам не откажешь.
Я уже дошел до двери, когда хозяйка прибавила:
— Решишь развязать — звони мне.
Я одарил миссис Бойл пустым взглядом, будто не понял, о чем та говорит. Она ехидно улыбнулась:
— Мне все эти симптомы знакомы, и можешь мне поверить, ты запьешь снова скорее, чем думаешь. Речь идет не о том, будешь ли ты пить, весь вопрос — когда.
— Имел я тебя дамочка.
— Размечтался.
И она захлопнула дверь перед моим носом. Противно признать, но она была права по обоим пунктам.
Мне так нравились мои друзья, что я был в них влюблен и хотел, чтобы они любили меня.
Но поскольку в жизни все по-другому, это препятствовало установлению хороших отношений значительно дольше, чем мне хотелось вспоминать.
