– Да неужто?
– Пожалуй, этим-то церковь и подкупила меня. Я просто почувствовал себя уютно, да вдобавок там были другие музыканты. А вскоре и Евангелие обрело для меня смысл. Будто я в глубине души нуждался в нем и оказался готов к обращению.
– Так значит, ваши собрания не похожи на католические мессы?
– Никакого сравнения. В нашей церкви вообще не блюдутся никакие ритуалы. В том смысле, что можно вскочить и орать, если на тебя найдет такое желание. Словом, гораздо свободнее.
– А священник – негр?
– Спрашиваешь! Это же негритянская церковь.
– Так ты что, единственный белый во всем приходе?
– Есть еще несколько человек, состоящих в смешанном браке, но из ирландцев я один. Амброз – это священник – говорит, что расовая принадлежность членов конгрегации не важнее цвета носков, что ты носил вчера.
– Ну, раз тебе там по душе – почему бы и нет?
– Инди, церковь заново открыла мне глаза на мир. На самом деле открыла.
Шеннон явно говорил от всего сердца; Инди не имел ничего против. Он лишь надеялся, что его старый друг не уйдет в религию настолько, чтобы стать нетерпимым к иноверцам и инакомыслящим.
– Джек, сделай мне одну любезность, а? Никогда не пытайся убедить меня, что мир сотворен во вторник утром шесть тысяч восемьсот двадцать три года назад.
– А разве не в четверг? – рассмеялся Шеннон. – Ладно уж, обещаю. Может, я и буду так думать, раз такое сказано в доброй книге, но не стану пытаться заставить тебя поверить тому же.
Минута прошла в молчании, затем Шеннон снова заговорил.
– Знаешь, может и не так уж скверно вместе оказаться в тюрьме.
– Как это?
– У нас впервые за много времени появилась возможность поговорить.
– Это верно.
– Надеюсь, ты получишь работу в университете. Было бы замечательно иметь тебя под боком. По крайней мере, когда все утрясется.
– Единственная проблема с работой, что мне снова придется преподавать кельтскую археологию, а ведь я именно от нее и бежал.
– Знаешь, может, тебе следует вернуться к переводу текстов. Ты ведь по части языков дока.
– С какой стати ты об этом вспомнил? – с подозрением спросил Инди.
– Да я и сам не знаю. Просто пришло в голову, что нечто этакое могло бы снова сблизить тебя с отцом. По-моему, всякому важно наладить отношения с родителями, особенно с отцом.
– Джек, не волнуйся за нас с отцом. Мне ситуация известна лучше, чем тебе: переводом древних текстов его чувств не завоюешь. Во всяком случае, при сложившихся обстоятельствах.
– Наверно, ты прав.
– Кроме того, я уже отверг возможность заняться именно этим. За это меня и выставили.
– А я думал, ты сам уволился.
– У нас возникло нечто вроде обоюдной договоренности. Переводить мертвые языки для живых не по мне. От этого можно напрочь свихнуться.
Шеннон немного поразмыслил.
– С чего ты так решил?
– Просто так оно и есть. В огаме нет гласных. В древнегреческом отсутствуют знаки препинания. Иной раз в нем одну строчку читают слева направо, а другую – справа налево.
– Оно так, – развел руками Шеннон, – но ты ведь любишь славные загадки.
– Послушай, кроме шуток, от этого можно свихнуться. Ты никогда не слыхал о Джордже Смите?
– На каком инструменте он играет?
– По-моему, ни на каком. На рубеже столетий Смит стал чуть ли не самым прославленным дешифровщиком древних языков, когда перевел клинопись, обнаруженную в развалинах Ниневии.
– Погоди секундочку. Ты разве забыл, что я всего-навсего джаз-музыкант? Что за язык такой эта клинопись? Ни разу не слыхал.
– Это не язык, а алфавит, употреблявшийся в ряде языков – вавилонском, ассирийском, шумерском и персидском. Отчасти трудности перевода объясняются и этим. Буквы в нем записываются этакими клинышками, и он настолько несхож с остальными алфавитами, что долгое время его считали просто декоративным узором. Но в конце концов были обнаружены клинописные словари с переводом на несколько языков.
– А при чем тут твой Смит? Он что, нашел эти словари?
– Нет, их нашел Роулинсон. А Смит перевел клинопись, обнаруженную в дворцовой библиотеке ассирийского короля Ашшурбанипала.
– Там были книги?
– Книги, только из глины. Написанное обжигали, а не печатали.
Тряхнув головой, Шеннон залился смехом.
– Инди, я просто диву даюсь, откуда ты столько всего знаешь!
– А я диву даюсь, что ты можешь вот так вот взять корнет и создать настоящую музыку.
– Так то другое дело! А вот твой рассказ весьма любопытен. Ведь упомянутые тобой люди жили в ветхозаветные времена, правда?
– В ветхозаветные и задолго до того. Но позволь мне сперва досказать начатое. Смит как раз переводил отколовшийся фрагмент одной книги, когда вдруг осознал, что читает историю библейского Потопа.
– Шутишь, небось? Ты имеешь в виду тот потоп, о котором писал Моисей в Книге Бытия, когда был Ноев ковчег?
– Правильно. Но версия, которую переводил Смит, была написана задолго до еврейской. Поражает в ней то, что история практически та же самая, за исключением имен божества и Ноя.
Шеннон внезапно издал ликующий вопль, подскочил с места и, воздев руки над головой, начал помавать ими в воздухе.
– О, да! Хвала Господу!
– Что стряслось? – встревожился Инди.
– Мне только что было дано откровение.
– Ты о чем?
– Не могу поверить… Наоборот! Я верю! Верю!
– Джек, угомонись…
– Послушай! Ноев ковчег! В самую точку! Аллилуйя! Для меня прозвучал глас Господень! По-моему, тебе предначертано завтра вечером пойти в церковь со мной.
Инди тут же решил, что обрушившиеся на семью Шеннонов беды в конце концов сказались на рассудке Джека.
– Джек, ты сядь и сделай глубокий вдох.
– Думаешь, я рехнулся, а? Ошибаешься. Завтра вечером, Инди! Это важно.
– Джек, я же тебе говорил, что ничуть не против твоих походов в церковь. Хвали Господа и читай Библию сколько угодно, но не пытайся затащить в свой храм меня, ладно?
– Ты не понял! Завтра вечером там будет человек, особый гость, собирающийся прочесть проповедь. Мне кажется, ты должен его послушать.
– Зачем?
– Его проповедь называется «Библейский Потоп». Он собирается говорить о Ноевом ковчеге. Фактически говоря, он забирался на гору… гору…
– Арарат.
– Правильно. Он забирался на гору Арарат и нашел Ноев ковчег.
– Это он так говорит, – без энтузиазма откликнулся Инди. – Джек, ну, сам подумай. Давай мыслить рационально. Если бы он нашел Ноев ковчег – как по-твоему, разве об этом не раструбили бы на весь мир? Черт, да Ковчег, наверно, уже стащили бы с горы и выставили на обозрение на всемирной ярмарке.
– Инди, не суди поспешно, а? Ты отвергаешь его рассказ, даже не выслушав.
– Того, что я слышал, вполне довольно. Ноев ковчег – это легенда, миф. Боже мой, да нет там никакой деревянной ладьи, на которую можно поглядеть, если влезть на вершину.
– Ты даже не хочешь его послушать, а? – Шеннон казался сильно огорченным. – Ты настолько убежден, будто мы, так называемые врали-евангелисты, заставим тебя чему-то поверить, что заранее не веришь ни одному слову. А если он, и правда, нашел Ноев ковчег? Можешь ты это на минутку допустить?
– Ладно, извини, – поднял Инди ладонь, понимая, что Шеннон прав. Он реагировал на слова Джека точно так же, как большинство его прежних коллег отреагировали бы на его рассказ о собственных переживаниях. О переживаниях, которые сам Инди не мог истолковать или до конца осознать. Он никогда не рассказывал коллегам, не считая самых общих деталей, что произошло с ним в Стоунхендже. Не проронил ни слова ни о загадочном воздействии камня под названием Омфалос, ни о своей странной беседе с любезным старцем, назвавшимся чародеем Мерлином. Нельзя сказать, чтобы Инди недоставало отваги поведать обо всем – просто он считал эти переживания глубоко личными. Кроме того, как же убедить хоть кого-нибудь в достоверности подобных событий, если он и сам их до конца не постиг?
– Знаешь, что я тебе скажу? Если сумеешь вытащить нас отсюда, я охотно пойду с тобой завтра вечером.
– Великолепно! Не беспокойся. Утром мы отсюда выйдем, уж это я обещаю.
– Обещай еще кое-что.
– Что именно? – осторожно уточнил Шеннон.
– Будь любезен, больше не ори мне в ухо свои аллилуйи.
Оба рассмеялись. Инди понял, что их дружба получила новое подтверждение.
До утра оставалось еще несколько часов, так что Инди решил хоть немного поспать и забыть о случившемся. Он уже вытянулся на нарах, когда Шеннон снова подал голос:
– Слышь, а ты так и не досказал свою историю про мужика по фамилии Смит.
– А, ага, – вспышка шенноновского энтузиазма заставила Инди напрочь позабыть о Смите.
– Ты сказал, что он перевел книгу с рассказом о Потопе, только куда более древнюю.
– Верно. Человека, который построил ладью и спас животных, звали Утнапиштим.
– Значит, было два Ноя? – озадаченно спросил Шеннон.
– Не знаю. Но суть другом. Я веду к тому, что работа потребовала от Смита предельной концентрации и сказалась на его рассудке. Закончив делать перевод одного из важнейших фрагментов, он вдруг заявил коллегам: «Я первый человек, прочитавший этот текст после двух тысячелетий забвения». Затем как-то странно зарычал и начал срывать с себя одежду. Прожил он после этого совсем недолго. Ему было всего тридцать шесть.
– Да небось, ты сам это выдумал.
– Нет, ничуть.
– По-твоему, он был одержим дьяволом?
– Нет. Я же сказал, что перевод древних языков может довести до безумия, а мне не хочется следовать по стопам Смита.
– Понимаю, но…
В этот момент в коридоре хлопнула входная решетка, и Шеннон вскочил.
– Быть может, мы выйдем отсюда раньше, чем я думал!
Послышались шаги, и внезапно у дверей показался надзиратель с ключами.
– Ну, что я говорил?! – обернулся Шеннон к Инди. – Видишь, Бог нас не оставил.
Но взгляд Инди был устремлен на людей, стоявших позади надзирателя. Их было трое, все в черных костюмах и шляпах, надвинутых на глаза. Скорее всего, та самая троица, что заявилась за Шенноном в «Гнездышко».
– К вам гости, ребята, – заявил тюремщик. – Мистер Капоне хочет потолковать с вами.
Трое вошли в камеру, а надзиратель повернулся спиной. Двое пришедших извлекли из недр пальто короткие дубинки, а третий – круглолицый человек с темными, недобро прищуренными глазами – скрестил руки на груди и улыбнулся. Хоть Инди давно не был в Чикаго, но понял, что стоит лицом к лицу с Аль Капоне. Лондонские газеты так и пестрели его портретами, разнося о нем дурную славу.
– Итак, Джек Шеннон, твой старший братец игнорирует меня, а я-то думал, что у нас имеется территориальная договоренность.
– Я простой музыкант и слыхом ничего такого не слыхивал.
Один из головорезов Капоне ткнул Шеннона дубинкой в живот. Инди бросился вперед, но другой бандит стукнул ему по почкам. Оба узника рухнули на пол камеры.
Потом первый вздернул Шеннона на ноги и упер дубинку ему под кадык.
– Не строй из себя дурачка, Шеннон, – продолжал Капоне. – Отвечай на мои вопросы.
– Что вам от меня надо?
– Тебе сегодня везет, Джек. Нынче вечером я буду с тобой просто ласков. Будешь мальчиком на побегушках между мной и своим старшим братом Гарри. Усек?
Шеннон молча кивнул.
– Вот и славно! Видишь ли, вы, Шенноны, нарушили наше соглашение, что было полнейшей глупостью с вашей стороны. Но я еще разок попытаюсь вразумить вас. Скажешь своему братцу Гарри, что на моей территории шенноновского спиртного больше не будет, а еще, что я взял половину игорной выручки в «Гнездышке» за сегодня. Я слыхал, что вы, ребятишки, неплохо преуспеваете, вот мы и поделимся, как добрые приятели. Усек?
Шеннон попытался что-то возразить, но дубинка вдавилась ему в горло.
– Либо вы идете на это, либо отправляетесь к своему возлюбленному папаше. Усек, Детка Джеки?
Инди, пошатываясь, встал.
– Отпустите его!
– Шеннон, а это что за тип? – уставился на него Капоне. – Еще один простофиля-горнист?
Инди сделал выпад, метя сбоку Капоне в челюсть, но тот вовремя увернулся. Зато гангстеры тут же набросились на Инди, опрокинув его на пол, и принялись обрабатывать кулаками и дубинками, пока глаза ему не застлала кровавая пелена.
– Прекратите! – завопил Шеннон. – Вы убьете его!
– Достаточно, – бросил Капоне. – Поднимите его.
Головорезы ухватили Инди за рубашку и поставили его на ноги. Инди почти ничего не видел, но догадывался, что сейчас будет. Отведя руку подальше, Капоне со всего маху ударил археолога в челюсть, и свет для Инди померк.
Очнувшись наутро, Инди обнаружил, что лежит в постели за белым пологом. Ему смутно припомнилось, как его несли на носилках, а потом везли в карете скорой помощи в больницу. Сев, он невольно скривился от боли, пронзившей ладони, затем руки, плечи и молнией взвившейся по шее к подбородку.
Из-за полога слышались голоса, один из них явно принадлежал Шеннону. Инди попытался уловить смысл разговора, но сумел различить лишь разрозненные слова и обрывки фраз.
– Возможна контузия… синяки, ушибы… повезло… без переломов… осмотрю… позже.
Раздались чьи-то удаляющиеся шаги.
– Джек! Ты здесь?
Шеннон отодвинул полог.
– Проснулся? Как ты себя чувствуешь?
– А как по-твоему?
– Я только что беседовал с доктором. Он говорит, могло быть намного хуже.
– Ага, если б меня переехал самосвал. Я гляжу, нас выпустили.
– Мы официально освобождены около часа назад. Обвинения сняты.
– С чего бы это? Потому, что они впустили душегубов в камеру, а те нас поколотили?
– Нет. Потому что один из окружных судей – близкий друг нашей семьи.
– Удобно.
– Я так и думал, что тебе понравится. Доктор вернется ближе к ленчу, чтобы осмотреть тебя. По-моему, тебе стоит задержаться тут на пару деньков.
– Нет уж, спасибо. Я не настолько плох, – Инди спустил ноги с кровати, стараясь не обращать внимания на боль. – Дай мне одежду.
Шеннон хмыкнул и протянул руку за одеждой к нижней полке стального стеллажа.
– Мне почему-то так и казалось, что ты не захочешь тут ошиваться.
– Мне надо успеть забрать вещички из «Блэкстоуна», пока я не разорился.
– На сей счет не беспокойся, – небрежно откликнулся Шеннон.
– Почему это я не должен беспокоиться? – натягивая брюки, осведомился Инди.
– Я продлил твое пребывание в отеле на пару дней. Об этом уже позаботились.
– Ты?!
– У нашего семейства в «Блэкстоуне» небольшой кредит, так сказать.
– А-а! В таком случае, спасибо. Как ты себя чувствуешь?
– Я-то в норме, – потирая бок, проговорил Шеннон. – Это на тебя все обрушилось.
– И что же вы с братьями решили насчет Капоне?
– Хороший вопрос. Надо потолковать с ними сегодня же. Решение будет нелегким, это уж я уверен.
– Желаю удачи.
– Скажи, а ты не раздумал повидать нынче вечером доктора Заболоцки?
– Кого?
– Мужика, который нашел Ноев ковчег. Он русский врач. Теперь живет в Сан-Франциско. Бежал, когда большевики захватили власть.
– А, да-да, – без воодушевления отозвался Инди. Это сейчас интересовало его в последнюю очередь. – Ты думаешь, стоит?
– Ничего не могу тебе обещать. Но мне, и правда, хочется, чтоб ты пошел. Сделай мне такое одолжение. И потом, тебе стоило бы повидать его дочь Катрину. Я влюбился в нее, хотя говорил с ней всего пару минут.
– Влюбился, а? – кривляясь и морщась, Инди надевал рубашку. Шеннон по натуре независим и так просто не влюбляется. Более того, прежде он лишь единственный раз признался в подобных чувствах.
– Ага, по-моему, да. По-настоящему.
Инди было наплевать и на девушку, и на ее отца, но он понимал, что идти на попятную поздно – тем более, после того, как Шеннон оплатил его номер в «Блэкстоуне».
– Объясни-ка мне еще разок, о чем он будет толковать в церкви?
– Во-первых, я этого не говорил еще ни разу, по-моему. Вообще-то он собирался выступить в литовской церкви на Вуд-стрит, но когда тамошний пастор сообразил, что об этом станет широко известно, то пошел на попятную. У большей части его паствы на родине остались семьи, и он побоялся, что это навлечет на них беду.
