(Должен сообщить, хозяин, что, насколько мне известно, доктор никогда не использовала этот гель — а у нее в запасе есть несколько кувшинов — при лечении короля и, мне кажется, вообще не давала его никому из пациентов.)
Доктор закрыла рот, и я увидел, как она языком слизывает гель с верхней десны. Она улыбнулась.
— Вы уверены, что не хотите попробовать?
Нолиети несколько мгновений молчал, его широкое темное лицо шевелилось так, словно он жевал свой язык.
— Убери отсюда эту дрезенскую суку, — сказал он наконец Юнуру и принялся раскачивать ногой мехи жаровни. Та зашипела и засверкала желтым огнем, в дымоход полетели искры. Нолиети посмотрел на мертвеца в клетке-стуле. — А потом унеси этого ублюдка в кислотную ванну.
Мы уже были у двери, когда главный палач, продолжавший раздувать мехи ритмичными движениями ноги, окликнул ее:
— Доктор?
Она повернулась к нему в тот момент, когда Юнур, открыв дверь, вытащил из своего фартука черную повязку.
— Да, главный палач?
Он оглядывал нас, улыбаясь и продолжая раздувать мехи.
— Ты еще вернешься сюда, дрезенка, — тихо сказал он ей. Его глаза сверкали в желтом свете жаровни. — И в следующий раз ты уже не уйдешь отсюда на своих ногах.
Доктор выдержала его взгляд, потом опустила глаза и пожала плечами.
— Или вы окажетесь в моей операционной, — сказала она, поднимая глаза. — И можете не сомневаться в моем самом пристальном внимании.
Главный палач отвернулся и плюнул в жаровню, его нога продолжала равномерно двигаться, вдыхая жизнь в инструмент смерти. Юнур выпроводил нас через низкую дверь в коридор.
Две сотни ударов сердца спустя у железных дверей нас встретил королевский камердинер и повел в другую часть дворца.
— У меня снова спина, Восилл, — сказал король, поворачиваясь на живот.
Он лежал на своей широкой кровати под балдахином. Доктор закатывала рукава жакета. Потом она закатала рубашку на короле. Мы находились в главной спальне частных покоев короля Квиенса. Покои эти размешались в самом центре четырехугольника Эфернце, зимнего дворца Гаспида, столицы Гаспидуса.
Я здесь стал завсегдатаем, таким частым посетителем, что, признаюсь, иногда даже склонен был забывать, какая это великая честь для меня. Но когда я отвлекаюсь от всего остального, я думаю: о Великие Боги, я, сирота низкого происхождения, вхож к нашему возлюбленному королю! И появляюсь здесь так часто и по таким личным поводам!
В эти моменты, хозяин, я всей душой благодарю вас, потому что знаю: только через вашу доброту, мудрость и сочувствие занял я такое высокое положение и получил столь важное задание. Не сомневайтесь, я приложу все старания, чтобы оправдать ваше доверие и выполнить свою миссию.
В королевские покои нас привел Вистер, камердинер короля.
— Какие еще будут распоряжения, государь? — сказал он, кланяясь так низко, насколько ему позволяло плотное сложение.
— Пока никаких. Можешь идти.
Доктор села на край королевской кровати и принялась разминать плечи и спину повелителя своими сильными, умелыми пальцами. Я держал для нее маленькую склянку с ароматной мазью, в которую она время от времени погружала пальцы, чтобы, распределив целебное средство по широкой волосатой спине, втереть его пальцами и ладонями в золотистую кожу.
Открытый медицинский саквояж стоял рядом со мной, и я заметил, что пузырек с коричневатым гелем, которым она смазала десны бедолаги в потайной камере, все еще открыт и лежит в одном из кармашков хитроумного чемоданчика. Я хотел было засунуть в пузырек палец, но доктор оказалась быстрее, схватила меня за руку и, оттащив ее от пузырька, тихо сказала:
— На твоем месте, Элф, я бы этого не делала. Завинти крышку обратно.
— В чем дело, Восилл? — спросил король.
— Все в порядке, государь, — сказала доктор, возвращая руки на спину короля и наклоняясь над ним.
— Ой, — вскрикнул король.
— Это мышечное напряжение, — тихо сказала доктор, резко встряхивая головой, отчего волосы, частично упавшие ей на лицо, перелетели на плечи.
— Моему отцу никогда не приходилось столько страдать, — угрюмо проговорил король в свою подушку, расшитую золотыми нитями. Голос его утонул в ткани и перьях.
Доктор коротко улыбнулась мне.
— Вы хотите сказать, государь, что ему не приходилось страдать от моих неумелых манипуляций?
— Нет, — со стоном сказал король. — Вы знаете, что я имею в виду, Восилл. Эта спина. Ему никогда не приходилось так страдать спиной. И у него не было моих судорог в ногах. И моих головных болей. И моих запоров. И других моих болячек и недугов. — Он помолчал немного — доктор разминала и растирала его кожу. — Отцу никогда ничем не приходилось страдать. Он…
— … не болел ни одного дня за всю жизнь, — сказала доктор в унисон с королем.
Король рассмеялся. Доктор снова мне улыбнулась. Я держал склянку с мазью и чувствовал себя невыразимо счастливым в это мгновение. Потом король вздохнул и сказал:
— Ах, какая это сладкая пытка, Восилл.
Услышав эти слова, доктор замерла, временно перестав разминать спину, и ее лицо на миг приняло горькое, даже презрительное выражение.
Это история человека по имени ДеВар, бывшего главным телохранителем генерала УрЛейна, премьер-протектора протектората Тассасен в 1218–1221 годах по имперскому летоисчислению. Большая часть моей истории происходит во дворце Ворифир в Круфе, древней столице Тассасена, в роковой 1221 год.
Я рассказываю эту историю на манер писателей-джеритиков, то есть в форме закрытой хроники, в которой (если читатель полагает, что эта информация имеет какое-то значение) необходимо угадать личность повествователя. Причина, по которой я избрал такой способ повествования, состоит в том, что я хочу дать читателю возможность выбора — верить или не верить моему рассказу о событиях того времени (все факты, конечно же, широко известны, даже стали притчей во языцех в цивилизованном мире), исходя только из того, правдиво ли звучит для него моя история, и при этом без предвзятости, которая может возникнуть, когда известна личность рассказчика, а это могло бы закрыть разум читателя для истины, предлагаемой мной.
