Среди всех созданий рук человеческих парусный военный корабль, быть может, самое сложное. Что рассказать тебе о нём?
Корпус корабля покрыт снаружи обшивкой из плотно пригнанных досок. Внутри него, подобно этажам в доме, расположено несколько палуб. Там хранится припас: и еда, и вода, и парусина, порох, ядра — всё, необходимое для жизни, для плавания, для войны.
На палубах спят и матросы, а их на большом корабле более полутысячи, иначе не справиться с огромными парусами.
По бортам расположены пушки, их на кораблях по шестьдесят и больше. Установлены они на лафетах, а лафеты прикованы цепями к бортам, иначе во время качки или при отдаче после выстрела орудие может сорваться с места и наделать немало бед. Бьют наши пушки шагов на сто — сто пятьдесят. (Хотя ты понимаешь, конечно, что по морю никто не шагает и моряки меряют расстояние другими мерами.) Но чтоб нанести врагу наибольший урон, суда в бою сходятся на расстояние в пятьдесят — шестьдесят шагов. Страшен бывает тогда удар бортовой артиллерии!
Высоко в небо уходят корабельные мачты из лучших, отборных сосен. Поперечины — реи поднимают вверх пеньковые просмолённые снасти, на них натягивает ветер громадные белые полотнища парусов. «Трёк! Трёк!» — раздаётся дружный выкрик матросов, когда они натягивают снасти или убирают паруса. И боцманы тоже тут как тут, в руках линьки — короткие верёвки с узлом на конце. Эти не зевают, чуть кто приотстал — хлестнут линьком вдоль спины, матрос и не охнет. Дело суровое, море шуток не любит.
«Не дотянешь — бьют и перетянешь — бьют», — так говорят про свою службу матросы.
Построены были наши корабли на верфях Архангельска и Санкт-Петербурга. Для похода выбрали суда попрочнее, поновее, но всё же днища их были уже попорчены морскою водой.
А к тому же было известно, что в тёплых водах морские черви- древоточцы быстро изгрызают дерево. Как быть?
Решили подвергнуть суда килеванию. Сначала снимали на берег всё, что было на них. Потом на мелком месте, возле причала, при помощи мощных воротов, толстых канатов судно накреняли так, что становился виден киль — продольное ребро, идущее по самому низу корабля от носа к корме. Дело это, как ты понимаешь, трудное, требует расчёта и смекалки, но русские мастера с ним справились. Днища кораблей основательно почистили, покрыли просмолённым войлоком и обшили ещё одним слоем досок. Теперь корабли были готовы к дальнему походу.
Эскадра вышла из Кронштадта 18 июля 1769 года. Провожали нас с великими торжествами. Сама государыня императрица посетила эскадру. Под гром музыки, под залпы салюта корабли поднимали паруса и выходили в открытое море.
Впереди лежал далёкий, неведомый путь. Мало кто из нас прошёл прежде под парусами хотя бы его половину, и, скажу тебе прямо, мало кто надеялся возвратиться домой. Но Родина послала нас, и мы были готовы исполнить свой долг.
Вели корабли опытные мореходы флота российского. Одни из них — природные русские, как, к примеру, адмирал наш, Григорий Андреевич Спиридов. Другие — разных народов сыны, но в русской службе честно отличались, как капитан-командор, а впоследствии адмирал Грейг Самойла Карлович, знатный флотоводец, как товарищи мои по оружию капитан-лейтенант Дугдаль и лейтенант Мекензи. И других было немало, коих следовало бы помянуть добрым словом.
Я же был в том походе в чине лейтенанта, командовал артиллерией бомбардирского судна «Гром».
Эскадра двигалась медленно. Корабли были перегружены — ведь мы везли с собой небывалое количество припасов, десантный отряд из двух с половиной тысяч человек и даже разобранные на части три полугалеры, которые потом собрали уже в южных водах. Корабли то и дело ломали строй, отставали друг от друга, терялись в тумане.
Нелегко приходилось даже бывалым матросам. Но сколь же тяжелее было десантному отряду, который мы везли с собой!
Многие ведь прежде моря и в глаза не видывали: прямо от крестьянской работы попали под рекрутский набор.
Да, это был трудный, изнурительный поход. Среди людей начались болезни. Случалось, команда слабела настолько, что едва хватало рук поднять паруса или выполнить простой манёвр. Но, ведомые приказом, мы шли и шли вперёд… Как сейчас вижу невысокого стройного человека моих лет со смуглым лицом и вьющимися волосами. Это был Иван Абрамович Ганнибал, начальник артиллерии всей эскадры, сын знаменитого Абрама Ганнибала, крестник Петра Великого, бесстрашный и многознающий морской офицер. Стойкость его и мужество в те трудные дни служили всем нам примером.
После многих недель пути мы добрались до Англии, где корабли должны были чиниться, а нам следовало пополнить запасы. Хитрые англичане старались за всё содрать с нас втридорога.
Здесь нам пришлось бросить на произвол судьбы самый старый, изношенный корабль, чтобы восполнить нехватку в экипажах.
Атлантика встретила эскадру штормами. Затем нас ещё изрядно потрепало в Бискайе: немногим русским морякам были тогда ведомы коварные волны этого залива.
Прошло долгих четыре месяца со дня отплытия, когда, наконец, показался мыс Гибралтар, а за ним — долгожданное Средиземное море.
Могло показаться, что, доплыв в эти тёплые воды, мы уже совершили главный подвиг. Не тут-то было! Теперь предстояло искать врага и, обнаружив, драться! С таким намерением мы двинулись вперёд, к берегам покорённой турками Греции.
Надо здесь сказать, что земли такой благодатной никогда я прежде не видывал. Места там плодородные и собою прекрасные, деревни обыкновенно каменные, при домах сады. Во многих местах видели мы знатные развалины и иные древности: гробницы мраморные, колонны, стены, сложенные из немалой величины камней.
Греки, местные жители, встречали нас восторженно. Стар и млад, рыбаки, матросы, земледельцы — все спешили к нам на помощь: снабжали продовольствием, указывали места удобных стоянок и, самое главное, доносили сведения о том, где находится и чем занят неприятель.
