Джон оказался способным учеником, и со сдержанной яростью овладел женщиной дважды, заставив ее впервые за много лет испытать оргазм и со стоном молить о соитии еще и еще. Позже, когда она заснула, Джон, глядя в темноту, с удивлением думал о той силе, которой он, оказывается, обладал и которая могла заставить женщину вести себя подобным образом. Странно, но происшедшее, вопреки ожиданиям, не произвело на него большого впечатления.
А потом он снова шел по улицам навстречу рассвету и никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Наконец он добрел до центрального рынка, где уже вовсю кипела жизнь. Рабочие разгружали тяжелые фургоны с товарами из разных уголков страны, но Джону казалось, что они двигаются медленно, словно под слоем воды, или что он явился с другой планеты.
Заказав чаю в круглосуточном кафе, Джон долго сидел – у окна и курил, затем взгляд его упал на лицо, смотрящее с обложки журнала на стойке. Худощавая, жилистая фигура в камуфляже. Загорелая кожа, ничего не выражающие глаза, винтовка в согнутой руке.
Джон взял журнал. В статье говорилось о роли Иностранного легиона в алжирской войне, которая в те дни достигла своего апогея. Те, кого всего год или два назад по возвращении из Индокитая и вьетнамских лагерей для военнопленных забрасывали камнями докеры Марселя, снова сражались за Францию в грязной и бессмысленной бойне. „Мужчины, лишенные надежд", – так называл их автор статьи. Мужчины, которым некуда податься. На другой странице он нашел фотографию еще одного легионера, полусидящего на растяжке, с обмотанной кровавыми бинтами грудью. Бритая голова, впавшие щеки, измученное болью лицо и глаза, устремленью в бездну одиночества. Микали показалось, что он видит собственный портрет. Он захлопнул журнал, аккуратно вернул его на стойку и всеми легкими втянул воздух, чтобы остановить дрожь в руках. Что-то щелкнуло у него в голове. Мир вокруг вновь наполнился звуками. Джон увидел царящую кругом утреннюю суету. Жизнь бурлила, но он уже смотрел на происходящее словно бы со стороны. Впрочем, он всегда стоял в стороне. Боже, как же он замерз!
Джон поднялся, вышел из кафе и быстро зашагал по улице, глубоко засунув руки в карманы.
Домой он вернулся в шесть утра. Квартира показалась ему серой, пустой и безжизненной. Крышка рояля оставалась открытой, ноты по-прежнему стояли на пюпитре. Он пропустил экзамен, но это теперь не имело никакого значения. Джон сел за рояль и медленно, с огромным чувством заиграл неотвязно звучавшую в голове „Пастораль" Гровлеца, которую играл в день похорон бабушки в Нью-Йорке, когда приехал Димитрос Микали.
Когда замолкли последние звуки музыки, он закрыл инструмент, встал, подошел к бюро и достал оба свои паспорта: греческий и американский, ибо имел двойное гражданство. Затем, бросив прощальный взгляд на комнату, вышел.
Было семь часов. Джон сел в метро в сторону Венсена, откуда быстрым шагом двинулся в Старый форт, в пункт вербовки Иностранного легиона. К полудню он уже сдал паспорта, удостоверяющие его личность и возраст, прошел тщательное медицинское обследование и подписал контракт, согласно которому обязывался провести пять лет в самой знаменитой армии мира.
На следующий день в три часа дня в обществе трех испанцев, бельгийца и восьми немцев Джон мчался поездом в Марсель, в Форт Святого Николая. А еще десять дней спустя вместе с полуторастами другими рекрутами, а также французскими солдатами, служащими в Алжире и Марокко, отплыл из Марселя в Оран.
20 марта Джон прибыл к месту назначения – в Сиди-Бель-Аббес, бывший вот уже почти сто лет центром деятельности Иностранного легиона. Дисциплина в лагере была железной, подготовка – эффективной до жестокости и направлена на выполнение одной-единственной задачи: производить непревзойденных бойцов. Микали с яростной энергией окунулся в учебу, чем сразу же привлек к себе внимание начальства.
После нескольких недель в Сиди-Бель-Аббес его вызвали во Второе бюро и в присутствии капитана вручили письмо от деда, узнавшего о его местонахождении, с просьбой передумать, пока не поздно.
Микали уверил капитана, что вполне доволен своим нынешним положением, и получил совет ответить деду соответствующим образом, что он и проделал тут же, в присутствии капитана.
За полгода он совершил двадцать четыре прыжка с парашютом, научился обращаться со всеми видами современного оружия и достиг такой физической мощи, которая раньше показалась бы ему немыслимой. Из Джона получился прекрасный стрелок как из винтовки, так и из пистолета, а в умении вести рукопашный бой ему не было равных в подразделении, что обеспечило ему искреннее уважение сослуживцев.
