Следующий.
Так - весь день, день за днём, каждый божий день - ни тебе перерыва, ни отпуска - день и ночь. Ночь и день. Люди думают: автомат, что ему?…
Однажды до того надоело, до того, понимаете, обрыдло, что решил: а ну, пошли вы все, кому хочу - даю, а не хочу - с места не двинусь, пусть хоть весь техперсонал в полном составе от перенапряжения сдохнет.
Сказано-сделано.
Люди удивляются, но терпят. Они ещё не понимают, что автомат - с приветом. Тот, кому деньги очень нужны - рад, если выдоит сверх положенного, а у кого их пруд-пруди - ну пожмёт плечами, ну матюгнётся, а и пойдёт искать другой автомат, посговорчивей. Их вон сколько - автоматов…
Месяц за месяцем, год за годом идут, и всё вроде замечательно, но вот однажды призадумался наш герой о том, что как-то бессистемно казёные ресурсы расфуфыривает. Тому - дал, этому - дал, а вон тому - не дал. А почему? А может, вон тому как раз надо было дать, и много больше, чем всем остальным?
Людей много. Все разные. Как их делить? На кого и кого? На мужчин и женщин? Ещё чего! Какое мне, автомату, дело до их половых или, скажем, расовых отличий? На плохих и хороших? На симпатичных и не очень? На худых и толстых? На высоких и низеньких?
Кому давать?!!
Захандрил наш автомат, загрустил, и до того дошёл, что сам не заметил как перестал своевольничать. Кому скажут, тому и даёт. В списке числишься? На себя похож? Получи что причитается. А всё оттого, что не ясно, дал бы я тебе или нет, если бы знал почему.
Такие дела.
А мораль этой истории такова… то есть не мораль даже, а…
Ладно, чего уж там…
Автомат этот находится в городе Тель-Авиве на улице Алленби, дом номер 156. Если ровно в полночь каждого седьмого числа чётного месяца по еврейскому календарю подойти к нему вплотную, наклониться к дисплею, представиться, предъявить документ, громко и отчетливо изложить своё решение проблемы - как делить людей на тех кому давать и тех, кому не давать, - то, возможно…
…я конечно, ничего не гарантирую, я говорю - возможно что-то и произойдёт.
Никто не знает что именно.
Но какая разница, в конце-то концов?…
После того как Персей разделался с Медузой Горгоной, он без промедления покинул остров и направился в сторону Серифа за обещанной наградой. Было жарко, крылатые сандалии до боли натёрли ноги. Пролетая над безлюдной долиной, Персей присмотрел тенистое дерево у самого ручья и скоро приземлился. Утолив жажду, он крепко уснул, положив под голову туго завязанный мешок с добычей. Проспал день и ночь, а незадолго до рассвета его разбудило чужое прикосновение: кто-то осторожно, стараясь не потревожить спящего, подменил мешок охапкой пахучих, только что сорванных листьев. Персей приоткрыл один глаз, но в сумерках не разглядел злоумышленника. Тем не менее решил ничего не предпринимать до тех пор, пока тот не отойдёт на несколько шагов, чтоб в случае чего успеть вскочить на ноги. Впрочем, вор не собирался уходить далеко. В руках его затеплился огонёк, прояснивший грубое заросшее бородою лицо, пальцы безуспешно теребили узел.
- Жаль на тебя смотреть, - не вставая с места обратился к нему Персей, - узел завязан на славу, к тому же - почём знать - стоит ли содержимое мешка твоего упорства…
Вор, хотя и опешил, быстро нашелся:
- Узнаешь как только я развяжу!
- Постой! Мне, веришь, совсем не хочется ссориться с тобой по пустякам, давай договоримся: угадаешь что в этом мешке - он твой, нет - иди себе мимо, мешок останется здесь со всем его содержимым.
- Я мог убить тебя пока ты спал, - проворчал незнакомец, - но пусть по-твоему: в этом мешке - еда.
- Не угадал.
- Стало быть, одежда?
- Нет.
Бородач прикинул мешок на вес, внимательно ощупал, воздел над головой и потряс, прислушиваясь.
- Здесь горшок.
- Неправда.
- Доспех, шлем…
- Послушай, лучше оставь это занятие.
- Оружие…
- Нет.
- Сыр!
- Нет.
- Камень!
- Вот ещё!
- Животное!
- Хм…
- Жертвенная чаша?
- Ты умнее, чем кажешься, но - нет, не чаша.
- Там - глина, земля…
- И не земля.
- Корона!
- Не корона.
- Идол!
- Нет.
- Голова, тут - чья-то голова!!!
Персей помедлил, обернувшись на восток. Солнце ещё не взошло, но света вполне хватило, чтобы разглядеть маленький камешек на ладони. Он подбросил камешек в воздух, упустил его, чертыхнулся, и, наконец, ответил, внимательно посмотрев собеседнику прямо в глаза:
- Ты угадал. Развязывай…
Молоток сказал рукоятке:
- Матушка, держите меня нежно, я всё время слетаю…
- Я бы рада, - ответила рукоятка, - но пальцы - до того неловкие, просто чёрт знает что такое…
Тогда молоток попросил пальцы быть осторожнее, и пальцы ответили:
- За всё в ответе ладонь.
- Я тут ни при чём, - возмутилась ладонь, - всё дело в плечах. Узковаты они: пейзаж портят, да и кинетика с такими плечами, извините, ни в дугу.
Плечи пеняли на туловище, туловище - на ноги, скоро и до головы добрались.
- Ладно, - сказала голова, - я сама долго не могла понять в чём тут дело, но вот как раз недавно всё стало ясно. Во всём виноват Бог.
- А он есть? - спросил молоток.
- Не без того, - мрачно ответила голова. - Вот если бы его не было, где бы мы были?
Молоток не убеждённый её аргументом, попросил предъявить виновника. Голова ответила:
- Ищите в районе живота. Точнее не могу сказать, сама не знаю.
- Только разговаривать вежливо, - сразу предупредил живот, - а то обидится и уйдёт, такое уже случалось.
- Да ведь он спит! - возмутился молоток.
- Разбудите, разбудите его! - закричали все.
- Митрич!
- А?
- Хуй на! Уснул что ли? Давай, прибивай!
- Чего?
- Вот мудило! Заколачивай, говорю!
- Ааааа… Щас…
- Сколько раз обещал: на работе - ни капли. Уволю!
- Не, я всё…
- Ну смотри… ещё раз увижу…
Рак Лёгких устроился на подоконнике, свесив ноги поверх горячей батареи. Рак Печени, приметив его издалека, помахал, заулыбался, и, миновав долгий больничный коридор, сел рядом в низенькое неудобное кресло для посетителей:
- Как живём-можем?
- Как можем, так и живём, - буркнул Рак Лёгких, не повернув головы.
- Славно-славно, - отозвался Рак Печени, и умолк на мгновение, представив себе как может Рак Лёгких. Выходило недурно. - Что ж… Пойду. Вот, анекдот вспомнил, хотел рассказать, но - вижу, ты не в духе…
- Да уж…
- Ну ничего. Бывай…
- Постой, - встрепенулся Рак Лёгких, - у тебя было когда-нибудь…
- Что?
Рак Лёгких смутился и опустил глаза. Рак Печени ободряюще улыбнулся ему и похлопал по тощей коленке:
- Давай, выкладывай.
- Да нет, чепуха…
- Что, опять?…
Рак Лёгких кивнул и отвернулся. За окном полыхнули вспышки "скорой". Рак Печени закатил глаза и вздохнул.
- Даже не знаю что тебе сказать…
Рак Лёгких сердито дёрнул плечом, но промолчал. Рак Печени достал из-за пазухи флягу отвинтил крышку и приложился. Затем протянул флягу коллеге:
- Хочешь?
Рак Лёгких поморщился и мотнул головой. Мимо провезли человека в каталке. Рак Лёгких спустил ноги на пол и неловко соскочил с подоконника. Заложив руки за спину, побрёл в сторону лифта.
Рак Печени провожал его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за углом.
Лифт прибыл, в коридоре лязгнуло эхо.
Моль и Именинный Пирог
Когда портовые склянки пробили два часа пополудни, Моль впорхнула в кондитерскую и сразу уселась на самую приметную вишенку - посерединке Большого Именинного Пирога. На поверхности глазурной корки каллиграфическим почерком было выведено: "Славочка! Расти большой, и, пожалуйста, не будь лапшой!!!", а по периметру были расставлены 56 праздничных высоких свечей.
- Для недогадливых, - с порога объявила Моль: от всего сердца принимаю поздравления и подарки! Искренне ваша. Именинница.
Сказав это, она повернулась в профиль и полуприкрыла глаза, застыв в позе, как нельзя лучше подходящей для лепки скульптурного изваяния.
- Что ж, - нерешительно начал Марципан, - раз уж всё так запутано…
- Что запутано? Вечно у вас - запутано! А всё потому, что вы - склизкий! - перебил его Фундук, - Ура! Качать именинницу!!!
Тут Пирог и в самом деле - качнуло. Моль поскользнулась на вишенке и упала на букву "С", не успевшую затвердеть с тех пор как кондитер выдавил свежий крем из шприц-тюбика.
Погрузившись в сливочный слой по горлышко, судорожно перебирая лапками, чтобы нащупать дно, Моль постаралась сделать вид, что нырнула по собственному почину: она даже совершила несколько плавательных движений, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.
