Пока запоздавший герой размышлял, снова начался подсчёт голосов.
— Ага! — гремел господин Председатель, потрясая золотой плетью, — снова проголосовало 94 из 96-ти! Лин не имеет права голосовать. Кто-то один снова волынит! Что мы имеем?
Господин Председатель обращался к своему секретарю — Дзержинскому из 37-й. Тот послюнявил пальцы на правой руке, поперебирал 96-ть пальцев на левой и заключил:
— Сорок семь «За» и столько же «Против». Один голос пропал.
Подкрался момент истины. Но МихСэрыч понятия не имел, за что голосуют. Он судорожно пытался догадаться, но мысли предательски стреляли внутри его головы резиновыми пулями, и где рикошет, а где «десятка» понять уже было невозможно. Вдруг рядом заёрзала Лорен из 42-й:
— Господин Председатель, конечно, это не моё дело, у меня скоро тесто полезет из кастрюли и в этот момент мне лучше бы находиться у себя на кухне, а не прохлаждаться тут…
— Короче!!! — рявкнул Нерон и залихватски щёлкнул в воздухе кончиком золотой плети.
— А короче в том, что МихСэрыч тормозит…
Все уставились на не голосовавшего.
При всеобщем тягостном молчании, в уме МихСэрыча одновременно раздался гром негодующих голосов: его упрекали не только в вываливающемся на плиту тесте, спящих детях, скользких полах, открытых электророзетках и непогашенных у кровати окурков, но и, как показалось, во всех бессмертных грехах человечества. У МихСэрыча непроизвольно задёргались брови, и он снова случайно встретился взглядом с китаянкой. Она явно просила его. О чём?!! Он с усилием остановил свои брови, сосредоточился на них и вопросительно изогнув, в упор посмотрел на китаянку. Она поняла. Тогда он кивком головы спросил, мол «да» или «нет»? Она на секунду прикрыла веки. Ага, значит «Да».
— Праааашу прощение публики! — МихСэрыч широко улыбнулся своей обезаруживающей ковбойской улыбкой, обвёл всех ясным и лучезарным взглядом. — Залюбовался почтенной публикой, уж так редко собираемся все вместе! Я говорю… «Да»!
Отовсюду ахнуло облегчение и негодование пополам. Китаянка едва заметно улыбнулась. Едва-едва заметно, только уголки бардовой ниточки губ чуть растянулись вверх, но через секунду её лицо снова напоминало фарфоровую статуэтку, белую и далёкую от страстей этого мира. Она потупила взор и замерла, видимо там, откуда она родом, это было естественное поведение, ибо волны гармонии неощутимыми импульсами исходили от этой маленькой застывшей прелести.
— Нуу что жжж… — господин Нерон удовлетворённо скручивал плеть. — Объявляю результаты голосования окончательными и более не обсуждаемыми. Наша коллега Лин из Поднебесной, принята в наш коллектив с испытательным сроком в пять лет. За ней закрепляется квартира номер 69-ть, основной сущностью определяется героиня из картины Генриха Ипполитовича Семирадского «Танцующая среди мечей». Всем — спасибо, все — довольны!
Публика согласно закивала головами и мордами. Потянулись к выходу, то есть к ближайшим стенам, растворяясь в них словно в плотном тумане. Лин тоже поднялась со своего места, поклонилась господину Председателю, сложив у груди ладошки, затем секретарю Общего Сбора, и, повернувшись на деревянных каблучках, отвесила глубокий поклон МихСэрычу. На них глазели. Без мысли, просто так, у всех хватало и своих новостей в квартирах, что бы ещё гоняться за интригами Общего Сбора. Но МихСэрыч всё же ощутил неловкость, ибо и ответил бы чем Лин на любезную благодарность, да вот понятия не имел, как там у них в Поднебесной принято говорить «пожалуйста». Поэтому просто похлопал девушку по плечу и, вздохнув, буркнул:
— Да ничаво…
Она снова едва заметно улыбнулась и растворилась в воздухе, оставив после себя тонкий аромат. МихСэрыч не знал этого запаха, но в уме возникли картинки рваных зелёных сопок, на фоне хорошо прорисованных серых облаков, пагоды с закрученными водостоками и лёгкий звон медных колокольцев. «…цветы и драконы…» — пропел Вертинский.
— Охухо… — раздалось в ухе и принадлежало это Маршалу Тоту, видение скукожилось и лопнуло. — А ведь что тут у нас начнётся сейчас, МихСэрыч, когда эта китайская бестия начнёт по всему подъезду голой бегать… оххухо…
— А почему голой? Старик, ты в своём ли уме-то?
— Я-то в своём, а вот ты, похоже, замечтался тут. Иди за Кешкой присматривай, котопёс несчастный.
МихСэрыч давно не обращал никакого внимания на старческий сарказм друга, но здесь явно что-то было не так, видимо, опоздание лишило его части важной для всех информации. Потому и сыр-бор затеяли, нервничали, голоса так кардинально разделились.
— В чём дело, старик?
— Ты, батенька, явно далёк от изобразительного искусства, и не вкурсе, что этот безобразник Семирадский намалевал в своей «Танцующей…» Голая она там пляшет среди ножичков! Вот тебе и весь сказ. Не дождался Толстой наш картинки, и знаешь, хорошо, что не дождался. Всё одно бы из ума выжил, что так, что этак… Тут все с ума сойдут скоро, погорим мы, как лягушки на солнце…
— Ладно пугать, старик, что мы, дикие совсем — голых баб не видели?!
— Мы-то видели. Но, разволновался народ, как видишь.
— Да ну, бред…
Маршал скептически прикусил папироску в уголку рта. Что-то недоговаривал. МихСэрыч знал друга как облупленного, поэтому решил, что тираду про «все с ума сойдут скоро», тот высказал по иному поводу, уже от себя.
— Рассказывай, старый хрыч, что надумал?
— Думку я, дружок, надумал.
— Так колись, что ты ломаешься как девка навыдане?! — МихСэрыч прикусил язык, осознав тошноту фразы в восприятии друга. — Извини, дружище, это я к слову… вырвалось.
— Дурак ты… — маршал красиво сморщил тонкий девчачий носик, и по-мужицки им сморкнул. — Я вот что думаю. Вот каким таким каком, она язык наш выучит, ать? Да знаешь ли ты, что у них там, в Поднебесной, на одно слово — четыре смысла?! Они только интонации меняют: этак мяукнет — «чайник», этак — «стакан», вот так — «любовь», а вот ентак — «смерть». А слово при том — одно! Ты думаешь, она когда-нибудь поймёт, что у нас, сколько смыслов, столько и слов?! А интонации нам, видите ли, нужны, что бы эмоции свои показать. Да у них там ваааще не знают про эмоции, типа — низший сорт, если эмоционален, одна радость должна быть, а при радости — улыбаются или смеются, и всё. Ну, плачут, так плачут. Эхх, да чаво тебе тут объясняю… Неет, брат, это мы по ихнему скоро замяукаем все…
