Полкес перевел последние слова и пожал плечами:
— Элиаху — сионист-экстремист. Но его мнение разделяют многие члены «Хаганы». Лично я не согласен с тем, будто евреи заслуживают ненависти. Но он прав в том, что нам нужна твоя помощь. Сколько ты хочешь? Стерлинги? Марки? Может, золотые соверены?
— Из-за денег я вам помогать не стану, — покачал я головой. — Все суют мне деньги.
— Но ты нам все-таки поможешь, — заключил Полкес. — Верно?
— Да, помогу.
— Почему?
— Потому что я был в Дахау, господа. Лучшей причины для помощи и придумать не могу. Если бы вы видели концлагерь, то поняли бы.
Каир — это бриллиант в ручке веера — дельте Нила. Так, во всяком случае, описывает его мой «Бедекер». Вообще-то я этому путеводителю доверяю, но мне город показался больше похожим на вымя на брюхе коровы, которое кормит представителей всех племен в Африке; на континенте это был самый большой город. Но слово «город» — не совсем точное определение для Каира. Каир не просто метрополия, он — настоящий остров, историческое, религиозное и культурное сердце страны; город, ставший моделью для всех других, строившихся после него, но оставшийся неповторимым. Каир и притягивал, и вызывал у меня тревогу.
Я поселился в отеле «Националь», в квартале Исмаил, находившемся меньше чем в километре от Нила и музея Египта. Файвель Полкес жил в «Савое», который располагался на южном конце той же улицы. Размерами «Националь» не уступал крупной деревне, а номера там были огромные, как зал для боулинга. Некоторые были приспособлены под курильни, оттуда доносился едкий запах, и не меньше десятка арабов сидели там на полу, скрестив ноги, куря трубки-кальяны, размерами и формой походившие на лабораторные реторты. В вестибюле сразу бросался в глаза огромный щит английского информационного агентства «Рейтер», и, когда ты входил, так и казалось, что сейчас увидишь лорда Китченера, восседающего в кресле, почитывающего газету и крутящего нафабренные усы.
Я оставил записку для Эйхмана, а позже встретился с ним и Хагеном в баре отеля. С ними пришел третий немец — доктор Рейхерт, тот самый, что работал в Германском агентстве новостей в Иерусалиме, но он, извинившись, быстро ушел, жалуясь на расстройство желудка.
— Съел, видимо, что-то не то, — заметил Хаген. Я прихлопнул муху, усевшуюся мне на шею:
— А может, наоборот, что-то ест его.
— Вчера вечером мы были в баварском ресторане, — объяснил Эйхман, — рядом с Центральным вокзалом. Только сдается мне, ресторан этот не очень-то баварский. Пиво было ничего, сносное. Но венские шницели, по-моему, готовили из конины. А то и из верблюжатины.
Застонав, Хаген схватился за живот. Я сказал им, что привез с собой Файвеля Полкеса и тот остановился в «Савое».
— Вот и нам тоже нужно было там остановиться, — пожаловался Хаген и тут же добавил: — Я знаю, зачем Полкес приехал в Каир, но зачем ты пожаловал сюда, Папаша?
— Ну, во-первых, мне показалось, наш еврейский друг до конца так и не поверил, что вы и в самом деле тут. Так что можешь назвать мой приезд жестом доброй воли, если желаешь. А еще одна причина — я разделался со своим поручением быстрее, чем рассчитывал. И решил, что лучшего случая посмотреть Египет мне не выпадет.
— Спасибо, — поблагодарил Эйхман. — Ценю, что ты привез его сюда. Иначе мы, пожалуй, могли и не встретиться.
— Гюнтер — шпион, — упорствовал Хаген. — Нашел кого слушать.
— Мы подали заявление на получение палестинской визы, — продолжил Эйхман, игнорируя парня. — И нам снова отказали. Хотим подать еще одно завтра в надежде, что наткнемся на консула, который не испытывает неприязни к немцам.
— Не немцев англичане не любят, а нацистов, — объяснил я ему и замолк, но, поняв, что подворачивается удобный случай снискать их расположение, добавил: — Однако кто знает? Может, чиновник, к которому вы попали в прошлый раз, был жид.
— Вообще-то, — заметил Эйхман, — он был, по-моему, шотландец.
— Послушайте, — я взял тон усталой откровенности, — буду играть с вами в открытую. Совсем не ваш босс Франц Зикс попросил меня шпионить за вами, а некий Герхард Флеш из гестапо, из отдела по еврейскому вопросу. Он пригрозил, если я откажусь, как следует поворошить мое расовое происхождение. Конечно, это блеф. В моей семье жидков нет. Но сами знаете, каковы эти гестаповцы. Пропустят человека через все круги ада, пока докажешь, что ты не жид.
— Ну ты-то, Гюнтер, уж меньше всех похож на еврея, — сказал Эйхман.
Я пожал плечами:
— Он охотится за доказательствами коррумпированности вашего департамента. Конечно, доказательства я мог бы ему представить еще до отъезда из Германии — я про свою встречу с Зиксом и Бегельманом. Но я ничего не сказал.
— А что теперь ты намерен ему сообщить? — осведомился Эйхман.
— Немного. Что визы вы не получили, а потому подходящего случая следить за вами у меня не было. Я понял только, что вы мошенничаете с расходами на поездку — какую-то информашку надо же ему подкинуть.
Эйхман покивал:
— Ладно, нормально. Хотя доискивается он, разумеется, вовсе не этого. Гестапо нужны факты посерьезнее, чтобы оттянуть на себя все функции нашего департамента. — Он хлопнул меня по плечу. — Спасибо, Гюнтер. Ты настоящий мужик. Да, можешь сказать ему, что я купил новый легкий костюм, «тропик», за счет расходов. И он отвяжется.
— Но ты и правда купил его за счет расходов, — вставил Хаген. — Не говоря уже о целой куче всякого барахла: тропические шлемы, и москитные сетки, и туристические ботинки. Рюкзак у тебя раздулся, как у итальянского солдата. Не купил только самое нужное — пистолеты, а мы вот-вот отправимся на встречу с самыми опасными террористами на Среднем Востоке…
