Приблизившись к девочке на расстояние полувздоха, профессор почувствовал смрад зарождающейся смерти. Он знал, что Пионерка обречена, осознавал её смерть и конечность, бренность её существования, но в то же время, вожделение охватившее его, не имело ничего общего с примитивным возбуждением зверя, напротив, в сердце своём он ощущал блаженное тепло, подобное тому, что чувствовал он, вкусив запретного глаза, но неизмеримо более сладостное…
«Как же мне представиться, как преподать себя?..»
— Здравствуй, девочка, я… твой новый учитель… по квантовой физике, — неопытно соврал профессор, загребая руками туман вокруг Пионерки.
— И придёт день последний твой,
и велик будет плач твой,
и преумножится горе твоё, —
не обращая внимания на мужчину, говорила Пионерка кукле, выламывая ей руки.
— Заниматься я с тобой должен… директор будет недоволен… идём… на чердак, — чревовещал окрылённый Силой Павлов.
Девочка зябко подёрнула плечами, скрипнула зубами и пошла в мрачную муть парадной.
Тотчас же повернулась к профессору и развязно брякнула:
— Здеся меня насильничать будешь, хрыщ?
Профессор смутился и даже подался на секунду назад, ощущая как предчувствие благодати отступает, под натиском животной тьмы, что сочилась из глаз Пионерки.
— Не спи, деда! — хихикнула девчонка, — снимай пинжак — щекотаться будим!
Тут она залаяла. Самое страшное заключалось в том, что лаяла на самом деле не она, а убогая кукла на руках её.
Профессор решил идти до конца.
— Ути-ути-ути! — пискнул он приветливо.
Девочка, как зачарованная, следила за его руками, складывающимися в замысловатый знак егозы. Воспользовавшись секундным замешательством Пионерки, Павлов с силой схватил её за голову и швырнул о батарею. Затылком девочка стукнулась о прелый металл, чудом устояв на ногах, покачнулась, будто намереваясь идти и неловко осела на бок.
— Мама… — невесть кому шепнула она. Профессор вздрогнул и, подхватив Пионерку как старый тюфяк, потащил её на чердак.
— Я те покажу… — неопределённо пообещал он, нарочно раскачивая её тело, чтобы девочка ударялась о стену головой. Какое-то новое чувство овладело им, доселе незнакомое — удовольствие, явное, физического свойства, от причинения боли любой жизни.
На последнем этаже профессора ждало горькое разочарование. Люк, что вёл на чердак оказался заперт на замок. На стене жёлтым мелом кто-то нацарапал: «Лёва».
— Отчего же — Лёва, отчего? — истерически взвизгнул профессор, стараясь взглядом развеять тьму, плотным кольцом окружившую голову Пионерки. Девочка не отвечала. Она закатила глаза, беззастенчиво вывесила язык и притворилась мёртвой.
Аккуратно уложив девочку на пол, он, не торопясь принялся снимать брюки.
— Маленькая… красивая, — сипло шептал он, теряя остатки самообладания. По щекам его катились слёзы.
Уже спуская трусы, профессор осознал, насколько сильными чарами обладало нелепое существо, лежащее у его ног. Сила колдуньи заставила его пойти на ужасающее преступление — ещё немного и он совершил бы насилие над невинным дитём.
— П-паскуда, — выругался профессор, рывком натягивая трусы. Брезгливо, он подцепил куклу ногой и откинул её в сторону, от греха подальше. Чародейская сила, заключённая в пластмассе, таила в себе опасность.
Ему показалось, или по телу Пионерки прошла зыбкая дрожь, как круги по воде?..
Потянув носом воздух, профессор ощутил присутствие скрытого доселе аромата — запаха благодати, что скрывалась во чреве Пионерки.
Более не таясь, он упал перед девочкой на колени и потянулся руками к холмообразному животу…
Кожа, что должна была быть рыхлой — профессор был уверен в этом — оказалась эластичной и неподатливой, никак не хотела открываться под его сильными пальцами. Тогда он пошарил рукой по пыльному полу и нащупал кусок битого стекла треугольной формы.
— Маленькая моя, козочка, — жарко шептал он, елозя стеклом по животу.
Внезапно, тело под ним ожило, забилось.
В недоумении, профессор поднял голову и встретился глазами с полным ужаса взглядом маленького ребёнка.
— М-мама, мамочка! — хрипела Пионерка, — дяденька, пусти, не надо… БОЛЬНО!
Последнее слово она выкрикнула истошно, исторгла с комком чёрной тьмы из зева своего.
— Ну-ну, — залопотал профессор успокаивающе, — Ну-ну… Больно не будет. Больше не будет больно…
Он заторопился, заспешил и стараясь, чтобы не было больно, полоснул стеклом раз и ещё раз. Чёрною рекой понеслась кровь, плоть разошлась подобно створкам гротескной вагины, исторгая из себя клубящиеся паром кишки. В катастрофическом переплетении бугристых труб и трубочек, припорошённых алым, профессор на секунду потерялся, растворился всецело, потрясённый той мощью необыкновенного добра, что скрывалось внутри.
— И-и-и! — писк отразился от стен.
Это визжала девочка, верещала кукла, вопил профессор.
Тройной эмоциональный оргазм потряс стены старого дома — оргазм отобранной жизни, приобретённой смерти, украденной боли.
Вне себя от возбуждения, профессор склонился над распотрошённой утробой. Он неистово орудовал импровизированным скальпелем — пилил, терзал, рвал на куски жирное парное мясо.
— Так близко, …сокровище…
Не в силах более сдерживаться, Павлов откинул стекло в сторону, и по локоть погрузил руки в багровое месиво. Благодать, несомненно, скрывалась за синюшным желудком, немного ниже, в паховой области. Нетерпеливо, словно школьник, профессор принялся разбрасывать кишки по полу.
— Экий ты братец, гнусный тип! — пропитой голос раздался над самым ухом Павлова.
Профессор поднял голову и обомлел. Над ним стояла старуха, что недавно призывала его петь. Несмотря на то, что она сохранила человеческую оболочку, и даже зачем-то напялила на голову непомерную соломенную шляпу, профессор безошибочно узнал в ней существо из внешних сфер.
— Уйди, бога ради! — дрожащим голосом пискнул он, — Я…милицию вызову!
— А вот этого не надо, — задумчиво пробасила карга. — Не будь балдой, Павлов, девчонка-то небось, ни жива ни мертва от страха! Совсем замучил ты её!
— Это моя жена! — взвизгнул профессор осатанело прижимаясь к бесформенной уже туше Пионерки, — Мы с нею сожительствуем с 89-го года! И детёныш имеется, вот! — совершив обманный манёвр, он левой рукой, будто за пазуху, залез в Пионерку, и не таясь боле, со скрежетом зубовным, вырвал из тела мягкий предмет, за которым паутиной потянулись ниточки из слизи.
