А Лешка, над которым они так явно подтрунивали — ведь это его они называют Брэнди, — сидя у окна, тарабанил ладонями о подоконник в такт им.
Девушка меняла пластинки и, прислонясь спиной к столику, на котором стояла радиола, неподвижно выжидала, пока прокрутится пластинка, и опять оборачивалась к радиоле. Движения ее были механичны и непринужденны, и Жужелка, преисполненная старательности сидеть прямо, глаз не могла отвести от девушки, чувствуя ее превосходство над собой.
Девушка не взглянула больше ни разу на Жужелку, будто ее и не было тут вовсе. Она опять сменила пластинку. Услышав знакомую мелодию, Жужелка оживилась.
— Это ведь «Рио-Рита»! — обрадованно оповестила она всех.
Славка обернулся к ней, вскинув бровь.
— Колоссально!
— А что, разве нет? — теряясь, спросила Жужелка. — Разве это не «Рио-Рита»?
— Как же! — всхлипнул от сдавленного смеха Славка. — Это… это «Рита-Рио»…
Жужелка сильно покраснела и смутилась. До сих пор она была в радостном ожидании чего-то очень интересного, что должно сейчас произойти, и сидела напряженно, как в детстве перед фотографом.
— Глупо! — сказала она громко, с досадой, и в комнате вдруг-стало намного тише. Даже молчаливая девушка у радиолы подняла глаза. — Чего ж так сидеть! Давайте, чего-нибудь делать, — напряженным голосом произнесла Жужелка.
Славка оживился и опять стал пританцовывать одними ногами…
— Клена споет, а мы послушаем.
— Право на труд мы уже сегодня использовали восемь часов, — сказал Лабоданов. — Вот Брэнди, он свободный художник, пусть поработает, поразвлекает девушку…
Она невольно взглянула на Лешку. Он растерянно улыбался, приминая ладонями свои длинные волосы.
Лабоданов подался вперед, и рубашка натянулась на его покатых сильных плечах.
— Пижонство это! Понимаете? Бросим пижонство!
Жужелка увидела совсем близко от своего лица суженные зрачки ярко-голубых глаз, и у нее забегали мурашки по спине.
— Не понимаю, о чем вы.
Лабоданов вдруг молча встал и протянул Жужелке руку.
Она вспыхнула и положила в нее свою. Лабоданов потянул ее за руку, поднимая с дивана, и Жужелка поняла, что он хочет танцевать с нею, и покраснела еще сильнее.
Злополучная «Рио-Рита» была уже сменена. Тарахтевшая радиола выбрасывала живой, быстрый и заразительный ритм. Жужелка очень любила танцевать, но в присутствии молчаливой незнакомой девушки и противного Славки она стеснялась до слез. Если б поглядеть сначала, как они-то сами танцуют.
— Нет, нет, я не умею.
Лабоданов нагнулся к ней, ласково обхватил за плечи, приподнял и повел ее. Жужелка старательно прилаживалась к нему, сбивалась и даже останавливалась, потому что Лабоданов танцевал непривычно для нее, то вертел ее, то отталкивал от себя, продолжая крепко держать за руку, то снова привлекал к себе.
— С вами танцевать — одно удовольствие. А вы «не умею»…
Жужелка польщенно взглянула на Лабоданова. У него было замкнутое выражение лица, будто он ничего такого и не произносил только что.
— Так я ведь, правда, не умею. Сами видите, — сказала она, радуясь тому, как ловко, легко и изящно у нее все получается. — А потом я думала, может, вы еще как-нибудь танцуете…
— Как?
— Ну там, знаете, что-нибудь такое, вроде рок-н-ролла…
Лабоданов хмыкнул у нее над ухом:
— Это под такую музыку?
Она засмеялась, поняв, что опять сказала невпопад. Он пригнулся и своей щекой отодвинул пряди ее волос и шепотом, касаясь губами ее уха, сказал:
— Детский сад.
Жужелка засмеялась-ей нисколько не было обидно. Лабоданов повел ее медленно, прижимая к себе. Ей нравилось танцевать с ним. Они проплыли мимо повеселевшего Лешки, хлопавшего в такт им ладонями о подоконник. Жужелка помахала Лешке и опять положила руку на плечо Лабоданову.
Девушка сделала знак Славке, и он встал. Он был чересчур высоким, сутулым, девушка, приподнявшись на носках, протянула руки к нему на плечи. Покачиваясь, припав друг к другу, они топтались на одном месте, будто комната битком набита танцующими. Мешковато, молча, с равнодушными лицами переминались они в такт музыке, как бы изнемогая от безразличия к тому, чем были заняты. Жужелке стало смешно.
Потом на полу появилась старая фуражка железнодорожника-отца Лабоданова, и все стали бросать в нее деньги, кто сколько имел с собой. И Жужелка нащупала в карманчике платья пять рублей — ей после каждого экзамена мать давала на кино-и тоже бросила деньги в фуражку, и ей это показалось очень забавным.
Деньги вытряхнули из шапки на стол, и Лешка сбегал за вином. Разлили по стопкам, их достали из буфета.
Лабоданов пододвинулся со стулом к сидящей на диване Жужелке, держа в одной руке стопку с вином, в другой-сигарету.
— Когда мне что-нибудь не нравится, я называю это пижонство.
Жужелка видела его ярко вычерченный, все время чему-то улыбающийся рот с широкими промежутками между зубами. Ей было жутко и интересно. Она спросила:
— А что вам не нравится?
Он затянулся, а в это время стоявшая тихо за его спиной девушка взяла у него изо рта сигарету и стала курить. Жужелка даже вздрогнула от неприятного волнения.
— Давайте лучше выпьем. — Лабоданов чокнулся своей стопкой о стопку Жужелки. — За что? Да за то, что н а м не нравится.
Девушка отошла, но Жужелка все время чувствовала ее присутствие в комнате.
— Значит, за пижонство? — сказала она натянуто.
— Как хотите. Вы меня поняли, и это все. — Он выпил и потянул Клену за руку танцевать.
Славка подошел к Лешке.
— Клена-то твоя… Гляди…
— Таких девятьсот на тысячу.
— Закадрят ее.
— Иди ты знаешь куда?
Но Славка и не подумал отойти.
— Послушай…
— Отстань!
— Да у меня деловой разговор.
— Отзынь в конце концов. Сделай милость.
— Честное слово, очень исключительное дело.
Похоже, он не балаганил. Лешка поднялся, пошел за ним на кухню.
— Заработать хочешь? — сказал Славка, затворяя плотно дверь.
— Что значит-хочешь?
Приглушенно, точно издалека, доносилась сюда радиола. Они были одни на кухне. Громко стучали маленькие ходики с нарисованным на циферблате котенком.
— Счас все узнаешь.
Славка провел ладонью по клеенке кухонного стола и, убедившись, что она чистая, сел на стол. Ох и дотошный. Это он только так держится, вроде расхлябанный, а на самом деле он чрезвычайно дорожит своими брюками.
— Надо помочь вывезти с вашего двора кое-что. Хлам.
— Не понимаю!
— Чего ты, собственно, орешь? — вяло сказал Славка. — Тебе говорят: хлам. Железные обрезки к вам ведь во двор свозят с кроватной фабрики?
— Ну?
— Надо помочь людям их вывезти. И чтоб все тихо и в ба-альшом порядке…
— А на кой они?
Славка поболтал в воздухе свешивающимися ногами.
— Вот именно-на кой? А не наше с тобой собачье дело.
Нам, Леша, подавай вот это. — Он выразительно пошевелил пальцами. Деньги в наше время решают все.
— Ладно, — сказал Лешка, его слегка лихорадило, — давай без политэкономии.
Лично ему деньги нужны позарез. Чертовски нужны.
— Ну, так как?
Лешка в замешательстве пожал плечами. Интересно, в курсе ли Лабоданов?
Славка ухватился руками за край стола и раскачивался, протянул кисло!
— Конечно, тут риск, я понимаю.
— Какой там риск? Вот еще ерунда какая! Кому эти обрезки нужны? У нас во дворе все только рады от них избавиться. Какой тут может быть риск?
— Ну, а ты, ты можешь? Или, по чести, мандраж берет?
Лешка чуть не подскочил на месте. Он страшно обозлился.
— Послушай, Длинный…
— Ладно, ладно. Не трогай меня руками.
Лешка достал пачку сигарет, и Славка полез в нее, не спросясь. Было слышно: за дверью уже запустили другую пластинку.
— А куда их вывозить и на чем? Ничего не пойму. Афера какая-то.
— А я почем знаю. Это тебе объяснят все как следует. Ты это дело одной левой толкнешь.
Лешка распахнул дверь, и дверь со всего маха стукнулась ручкой о стену.
Он взглянул на танцующих. Белое платье Жужелки развевалось. Мелькнуло из-за плеча Лабоданова ее лицо. Никогда еще до этой минуты оно не казалось Лешке таким красивым.
Он стоял пораженный и вдруг почувствовал, как в груди у него что-то принялось стучать, точно ходики.
Лабоданов тихо проговорил у самого уха Жужелки:
— Мне нравятся девушки-гречанки.
— Разве они какие-нибудь приметные? Я вот не отличаю.
В классе только по фамилии иногда догадаешься, что не русская и не украинка…
— Еще как отличаются. Гречанка — это интереснее.
— Интереснее?
— Больше забирает.
— Забирает?
— А вы ведь гречанка?
— Я? У меня отец…
Ей вдруг показалось, что Лабоданов смотрит на ее рот, дыхание у нее перехватило, она замолчала. Они танцевали медленно, однообразно, ей боязно было еще раз взглянуть на Лабоданова. Он тоже молчал и сжимал ее руку. Жужелку это отчасти тяготило, но и очень льстило ей: теперь и у нее есть свой секрет. Ведь именно о чем-то таком секретничают девчата в классе.
Пластинка кончилась, и Жужелка, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, отошла к окну. К ней тут же подошел Лешка.
— Клена! Сейчас мы потопаем домой. Понятно?
Она глянула на него, и Лешка увидал широкое переносье и раздвинутые друг от друга зелено-желтые глаза, такие ослепительно яркие, что ему стало не по себе. Она потупилась, пряча глаза.
— Как хочешь.
Было десятое июня. Вознесенье. Старуха Кечеджи не притрагивалась ни к какой черной работе и с утра отдыхала на лавочке возле своей квартиры.
Тем временем все шло своим чередом. Работницы артели массового пошива «Вильна Праця» построились во дворе на производственную зарядку. Общественный инструктор, лысый широкогрудый мужчина, объявил: «Начинаем физкультурную паузу!» — и девушки дружно вскинули руки.
С улицы метнулся в ворота запыхавшийся Леша Колпаков, шелковая косыночка растрепалась на шее-где-то уже с самого утра носился. Тихо окликнул Жужелку, сидевшую на крыльце с учебником, и поманил ее. Жужелка подняла глаза, загнула уголок страницы, закрыла книгу и послушно пошла за Лешкой.
