Туда в конечном итоге и попали видеокассеты, отснятые СБ. Пленку перемотали на то место, что Борис Романов бесстрастно смотрит на экран телевизора. Потом сделали увеличение, чтобы осталось одно лишь лицо Бориса. Потом еще раз увеличили, чтобы крупно взять глаза.
Стрыгин смотрел на это ничего не выражающее лицо, смотрел на эти равнодушные глаза... Потом он достал из нагрудного кармана очки. И снова в течение долгих секунд разглядывал спокойные голубые глаза Бориса Романова.
Затем Стрыгин убрал очки, качнулся вперед верхней частью туловища, выказывая мимикой непонимание и недовольство. Возможно, он ожидал увидеть монстра, чудовище, хитроглазого авантюриста, матерого интригана, коварного комбинатора, нечто среднее между Шамилем Басаевым, Борисом Березовским и штандартенфюрером СС фон Штирлицем.
Вместо этого он увидел лицо Бориса Романова.
— Почему? — спросил Стрыгин. — Почему — он? Почему вдруг он?! Кто-нибудь мне может объяснить?
Никто из присутствующих не рискнул пуститься в объяснения. Никто из присутствующих не знал, где сейчас находится Борис Романов. Никто не знал, что Борис Романов собирается делать.
Зато все знали, что теперь нужно сделать с Борисом Романовым. И чем раньше, тем лучше.
Морозова встряхнула кистью, на миг онемевшей от удара, и отступила на шаг, давая телу упасть. В точности и эффективности удара она не сомневалась ни секунды — даже в голову такое не пришло. Нормальная домохозяйка не сомневается, когда ей вытащить из духовки пирог, а Морозова не сомневалась, как ей вырубить здорового мужика. Угрызения совести по поводу содеянного Морозову не посетили. Ее посетил вдруг Валерка Мищенко. Действительно вдруг — ни к месту, ни ко времени он появился перед ее глазами. Мищенко был фактом из прошлого, а Морозова старалась жить только настоящим. Просто слоновья память. Слоны, говорят, вообще ничего не забывают. Вот и Морозова иногда чувствовала себя этаким слоном на двух ногах, с раскалывающейся от кошмаров прошлого головой. Валерка Мищенко также не был Морозовой забыт.
Ему было двадцать восемь, и в этом уже вполне зрелом возрасте он мог гордиться разными своими достижениями — чеканным профилем, накачанным брюшным прессом, неслабым объемом бицепсов, приличным знанием английского языка и отличными показателями в стрельбе с двух рук по движущейся мишени.
Но на самом деле ему стоило гордиться совсем иной вещью. Ему стоило гордиться четырьмя месяцами совместной жизни с Морозовой. Это был абсолютный всероссийский, мировой и межпланетный рекорд.
Ему было двадцать восемь, а двадцать девять ему так никогда и не исполнилось, потому что серым осенним утром в сером городе Екатеринбурге пуля ударила Валерку прямо в горло, чуть выше бронежилета. Не то чтобы стрелок был слишком хорош — скорее наоборот, ведь целил-то он не в Валерку, а в местного металлургического короля, которого Валерка на пару с Морозовой опекали по приказу московского офиса. Автоматная очередь из проезжающей «Волги» предназначалась именно этому борову с глазами-пуговками, однако Валерка забрал одну пулю себе, несколько других свинцовых гостинцев отметились в подъездной двери, а остальные улетели вообще черт знает куда.
— Хорошо, — сказал позже Морозовой Шеф. К этому времени Валерка уже два дня как лежал в морге.
— Что хорошего? — Морозова даже не произнесла это, а просто посмотрела на Шефа, неся в сузившихся злых зрачках свой вопрос.
— Хорошая работа, — сказал Шеф. — Настоящая профи.
Имелось в виду, что в той заварухе Морозова словно и не увидела рухнувшего Валерку, тем более не кинулась к нему, не стала щупать пульс, не стала биться в истерике и воздевать руки к небу... Морозова сначала сбила с ног металлургического гиганта (росту в нем было метр семьдесят от силы), — кашемир в осенней грязи смотрелся авангардным коллажем, — потом в ее руке возникло личное оружие — обойма была расстреляна в секунду, тут же заколочена в рукоять пистолета вторая — скорострельный фейерверк вслед машине...
И все. Морозова сначала стреляла с колена, прикрывая магната, затем вскочила и пробежала метров десять, не переставая палить по «Волге». Морозова знала, что попадает, но ей этого было мало. Ей был нужен в этот миг не пистолет, а гранатомет, а еще лучше ракета «земля — земля». Если бы «Волгу» вместе с пассажирами разнесло на молекулы, это Морозову устроило бы. А так... Машину нашли через час, брошенную во дворе, с продырявленным задним стеклом и следами крови на сиденьях. Морозовой этого было мало.
Шефа в Екатеринбурге не было, но ему изложили всю историю в малейших подробностях. И как Морозова, бросившись за «Волгой», попутно перескочила через тело Мищенко — тоже доложили. Маленькая характерная деталь.
Двадцать восемь лет. Четыре месяца. Одна пуля. Такие вот цифры.
— Настоящая профи, — сказал Шеф.
Тех уродов так и не нашли. В смысле, не нашли исполнителей. Заказчиков вычислили и подвергли зачистке по жесткому варианту. Морозова в этом уже не участвовала. Она вернулась в Москву. На екатеринбургском железнодорожном вокзале ее вдруг пробил дикий голод, Морозова кинулась в буфет, где продавались почему-то одни гамбургеры. Через пятнадцать минут гамбургеры полезли обратно. Неудивительно, что в Москву Морозова вернулась еще более злая и бледная, чем обычно. Слова «Екатеринбург» и «гамбургер» теперь слились для нее в единое понятие — большая вонючая котлета в осенней грязи. Морозова ненавидела эти слова.
— Настоящая профи, — сказал Шеф.
Она никогда не задавалась вопросом — выжил бы Валерка, если бы она тогда кинулась не к металлургическому деятелю, а к обладателю абсолютного рекорда в терпении морозовских заморочек. Этот вопрос был излишним. Потому что все это уже стало прошлым.
