В какой-то момент, его необъяснимый страх перед маленьким тёмным коридором, ослаб, и он подумал, что негоже такому знатному стражу не знать, что же он охраняет. Сняв со стены один из негасимых факелов, пленник впервые в своей жизни, ступил туда, где ещё ни разу не был. Коридор вёл в гораздо более глубокое подземелье, нежели то, где до сих пор жил Кошчи. Пропетляв в разные стороны, он, в конце концов, привёл в маленький зал, даже не зал, а так, каменный мешок. Посередине стояли две большие плетёныё корзины. В каждой покоились по четыре пузатых глиняных кувшина. Все они были запечатаны, и каждая печать внушала стражу первобытный ужас, он ни за что на свете не рискнул бы её коснуться. А вот сами кувшины пленника не пугали, даже, скорее, наоборот — привлекали, особенно тот, который вывалился из полусгнившего угла корзины и заработал трещину. Неглубокую, но капли просочившейся изнутри жидкости поблёскивали в неясном свете факела. Кошчи стёр одну пальцем, и, прежде чем в нём заговорили осторожность или здравый смысл, слизнул её. В мозгу вспыхнул яркий свет, и, не успев ничего осознать, пленник замертво рухнул на каменный пол.
В себя он пришёл внезапно, как проснулся. Правда, сколько времени он валялся без памяти, нельзя было даже предположить. Вокруг было то же самое подземелье, в стороне валялся негасимый факел, рядом стояли корзины с кувшинами, на языке таял вкус неведомой влаги. Вместе с вернувшимися чувствами, к нему пришли совершенно новые, незнакомые до сих пор ощущения. Пленник, страж — он вдруг осознал, что больше не является ни тем, ни другим. Теперь он твёрдо был уверен, что именно он здесь — Хозяин. И в первую очередь — хозяин положения. Он поднялся, подобрал факел и двинулся в обратный путь, чувствуя, что походка его изменилась, что свет факела больше ему не нужен, и что самое главное произойдёт сейчас там, наверху, у входа, где когда-то началось его заточение.
Предчувствия не соврали. Там, где много лет тому назад начиналось его служение, стоял молодой парень, почти мальчишка. Со страхом и растерянностью на лице он слушал Голос, тот самый, что когда-то обрёк Кошчи на вечное заточение. Пленник-страж-хозяин слышал те же самые слова, что Голос когда-то адресовал ему, и возмущение, неведомое ранее, поднималось в нём. Голос предал его, посчитал несуществующим более… Он усмехнулся, неслышно ступая, подошёл к мальчишке и одним движением ножа рассёк ему горло.
— Убей всякого, кто попытается постичь тайну подземелья, — Кошчи впервые услышал свой собственный голос. — Но тайна уже моя. И подземелье — тоже. Теперь я не пленник, я — Хозяин.
И негасимый факел — погас.
Впрочем, Хозяину это было безразлично. Тьма перестала быть ему преградой. Перестали быть препятствием массивные каменные ворота, столько лет ограждавшие его от мира. И впервые он подумал, что аскетическое убранство его обиталища не соответствует статусу Хозяина. Поэтому, когда раздалось шуршание в нише, куда снаружи подавали еду, он дождался появления корзинки, отодвинул её в сторону и крепко сжал руку бедного селянина, не в лучшее для себя время пришедшего покормить несчастного пленника. Рука дёрнулась, похолодела, покрылась крупными каплями пота, снаружи раздался вопль ужаса.
— Хочешь ли ты жить, человек? — негромко спросил Хозяин. Невнятное блеянье было ему ответом.
— Значит, хочешь! — Кошчи удовлетворённо кивнул сам себе. — Тогда запоминай хорошо, и выполняй в точности. Первое — не смей убирать свою руку, пока я не позволю. Понял?
— Ва-ва-ва…
— Прекрасно! Здесь появился труп — ты его заберёшь, оттащишь в селение и скажешь, что я велел его похоронить. Это ясно?
— М-м-м…
— Затем, ты скажешь старейшине, что завтра он должен быть у меня и выслушать мою волю. Если старейшина не послушает тебя — завтра у вас в деревне будет новый старейшина. Запомнил?
— Ап-ап-ап…
— Вижу — запомнил. Я отпускаю твою руку, ты подходишь к воротам и забираешь этого несчастного.
Бывший пленник отпустил мокрую ладонь селянина, которую к тому времени уже колотило вовсю! Чувствовалось, что больше всего он хочет сейчас бежать как можно быстрее и дальше, но страх перед неведомым Хозяином сковал его ноги и приказывал, против собственной воли, выполнять его приказы.
Трясущийся, наполовину поседевший селянин, еле волоча ноги, подошёл к огромным каменным воротам, которые, на его памяти, всегда были закрыты. Он не слышал ни скрипа, ни шороха, но одна створка оказалась приотворена. К его счастью, не пришлось идти во тьму. Труп молодого парнишки с перерезанным горлом валялся почти на пороге. Селянин взвалил его на плечи и, подвывая от ужаса, потащил его в деревню.
— Что случилось, папа? — девчушка лет десяти смотрела огромными синими глазами на седого селянина, подходившего к дому. На спине тот тащил худого юношу в красных одеждах. — Что с этим человеком? Почему он так стонет?
— Маська, ступай сюда, негодница, — загрохотал бабий голос из окна избы. — О, воротился таки, ирод… Чего приволок?
Девчушка и не думала слушаться мать. Она осторожно по полшажочку шла навстречу отцу, вглядываясь в его ношу…
— Мама, — вдруг взвизгнула она, — он мертв! Папа убил человека!
— Кого убил, дуреха? — ворчливо поинтересовалась женщина, не выходя из избы. — Только что говорила, что стонет, значит жив.
Но девочка уже со всех ног бежала в сторону двери. Женщина удивленно проводила взглядом дочь. Ну и что? Они живут в горах, мало ли чудных людей, ищущих новых впечатлений, а может и старинных сокровищ. Они не раз уже спасали от гибели городских неженок, оступившихся на острых скалах. Шикнув на забившуюся под скамью дочь, женщина вышла во двор.
Селянин остановился перед калиткой и сбросил свою кровавую ношу. Женщина заметила, что голова мертвого юноши неестественно откинута. Приблизившись, она разглядела страшный разрез. Женщина побледнела и, охнув, тяжело осела на землю.
А муж её стоял, раскачиваясь и подвывая. Остекленелые глаза смотрели в никуда и ветер трепал его белые волосы.
— Хозяин? Что за хозяин? — Новость в деревне распространилась быстро, словно пожар при сильном ветре. Селянина увели в избу к старейшине. Мертвого мальчишку пока оставили лежать у его дома, из-за чего с девочкой Маськой случился припадок. Они с матерью закрыли все ставни и заперлись в доме, не отвечая на зов и стук сердобольных соседок.
