Глаза Иезекииля стали холодными, его улыбка была такой же ледяной. Если он верил в проклятие — а я бы могла поспорить, что верил — он давно решил, что на правильной стороне.
Он вернулся во главу колонны и возобновил шествие.
Когда расстояние между нами стало в два квартала, я повернулась, чтобы посмотреть на Лиама и спросить, что я могу для него сделать. Но его уже не было.
* * *
Гуннар отправился в Кабильдо, чтобы сообщить о рекламном щите и о протестующих. Я вышла на улицу и увидела Лиама, сидящего на кованой скамейке в небольшом кирпичном дворике за «Королевскими Рядами».
Здание было покрыто послевоенными трещинами, а двор был весь в пятнах от голубей, которых мы использовали для отправки сообщений Дельте.
Услышав звук моих шагов, Лиам поднял голову, взгляд его голубых глаз был мрачным. Я протянула ему бутылку воды.
— Ты в порядке?
Он кивнул, взял бутылку и хлопнул по ней ладонью.
— Мне не нравится, что моя семья используется в качестве оружия в чужой войне.
— Отвратительный поступок, — согласилась я и села рядом с Лиамом, он открыл бутылку воды и сделал глоток.
— И называть себя «Ревейоном»? — сказал он с отвращением. — Это как оскорбление всему Новому Орлеану. Всем нашим традициям.
Ревейон был праздничным ужином в Новом Орлеане, традиция с французскими и каджунскими корнями, который продолжался всю ночь и до раннего утра. Слово означало «пробуждение».
Я кивнула.
— Они хотят изменить город. Уничтожить то, что осталось, и воссоздать его в каком-то ином виде. Они опасны.
— Да, — произнес Лиам. — Полагаю, что так.
Он снова хлопнул по бутылке.
— Я принял решение остаться здесь, в Зоне. Чтобы сохранить нашу связь с этим местом. С нашим прошлым. Дом, милый дом, и все такое. Если бы я этого не сделал…
— Вместе с остальными членами твоей семьи ты сделал выбор, чтобы выстоять. Чтобы дать Новому Орлеану еще одну жизнь. Я не знала Грейси. Но на фотографии, которую я видела, она выглядела очень счастливым человеком. Она не выглядела несчастной. Она не выглядела так, словно чувствовала себя чужой или как будто ей тут не место.
— Иногда случаются ужасные вещи, и в этом нет ничьей вины. Иногда это просто лишь ужасные вещи. Мир продолжает вращаться. Мы просто стараемся держаться на ногах.
Я облокотилась о кирпичную стену и посмотрела на голубое небо, на огромные белые облака. Лиам тоже запрокинул голову, и мы молча смотрели на небо.
На мгновение воцарился мир.
А затем мир пошатнулся, земля задрожала от толчков, зазвенели стекла в окнах.
Лиам схватил меня за руку и держал ее, пока мир снова не успокоился. И на мгновение стало абсолютно и ужасающе тихо.
Мы побежали на улицу, увидели, что Таджи наблюдает за дымом, поднимающимся с Острова Дьявола. Заревели сирены воздушной тревоги.
— Черт, — проговорил Лиам, а затем посмотрел на меня. — Мне нужно идти.
Я посмотрела на Таджи.
— Иди, — сказала она. — Я останусь здесь, в магазине, послежу за вещами, пока ты выясняешь, что произошло.
На ее лице появилась мрачная уверенность, она знала и приняла то, что может произойти, если мы побежим на звуки неприятностей.
Она потянулась и сжала мою руку.
— Будь осторожна, Клэр. В отношении магии и всего остального тоже.
Я пообещала, что буду, и ушла.
* * *
Мы были не единственными, кто направлялся к Острову Дьявола. В квартале осталось немного мирных жителей, но бывший Марриотт был казармами Сдерживающих, и они тоже бежали.
Остров Дьявола был тюрьмой и выглядел как тюрьма. Высокая бетонная стена с защитными башнями на каждом углу, в передней части которой были установлены массивные кованые ворота со стороны плантаций на Ривер Роуд и контрольно-пропускной пункт. Эти ворота теперь были похожи на скрюченные пальцы обгоревшего металла, чудовищную клешню, появившуюся из-за потрясшего их взрыва.
Я остановилась в толпе пробегающих и толкающих меня людей, и стала осматриваться.
Дым, осколки, обломки — и что еще похуже — были везде. На земле были плакаты протестантов — некоторые все еще горели, а некоторые просто валялись по сторонам. Люди кричали, агенты бежали и выкрикивали приказы, преследуя Паранормальных, которые, увидев в этом свой единственный шанс, бежали к воротам.
— Ревейоны взорвали ворота, — сказал Гуннар, каждое слово было окрашено ужасом, шоком и яростью.
— Их туники, — произнес Лиам. — Они были мешковатыми. Некоторые из них, должно быть, надели взрывчатку под туники — жилеты или что-то в этом роде. Боже.
Он провел рукой по волосам.
— Боже.
Гуннар молча перешел на Остров Дьявола к оставшимся членам караула, и его тело напряглось, когда он присел рядом с агентом, который лежал там, наполовину вывалившись из того, что осталось от гауптвахты, его лицо и волосы были окровавлены. Гуннар проверил пульс и поднял глаза.
— Здесь нужен врач! — крикнул он и жестом подозвал группу агентов с носилками.
Я оторвала от него взгляд и посмотрела на Лиама.
— Твоя… Твоя бабушка, — проговорила я.
Элеонора Арсено жила всего в нескольких кварталах отсюда.
Его глаза вспыхнули от беспокойства, он задумался, оглянулся вокруг и покачал головой.
— Нападение подавили, и нет причин думать, что она была мишенью. Я сделаю все, что смогу, а потом проведаю ее.
Он посмотрел на меня.
— Тебе лучше вернуться в магазин.
Он не приказывал и не спрашивал. Это больше походило на ненастойчивое предложение, которое я оценила. Но я не могла просто уйти, как это ни ужасно. Я огляделась в поисках того, что могу сделать или как-то помочь.
Внутри тюрьмы находилась клиника, где содержались Восприимчивые и Призраки до тех пор, пока Сдерживающие не позволят Восприимчивым учится контролировать свою магию, чтобы те хотя бы не превращались в Призраков.
Лиззи, одна из сестер клиники, стояла на коленях рядом с окровавленной женщиной, чья белая льняная одежда выдавала ее.
Огненные полосы под кожей Лиззи сместились, заставив вспыхнуть ее оранжево-красные глаза. Она была Паранормальной, умеющей управлять пламенем. И несмотря на то, что женщина, которую она лечила, хотела, чтобы Лиззи и такие как она были стерты с лица земли, она по-прежнему помогала. Этого Ревейоны понимали или не признавали.
Пока я наблюдала за ее работой, всплыли воспоминания о войне. Мертвое раздутое тело, которое я увидела плывущим по реке. Солдат, убитый огнем по своим, его товарищи, стоящие на коленях рядом с ним, застывшие в ужасе. Человек, покрытый черной копотью от пламени волшебного зверя, чьи крылья еще темнели над нами. Ее крылья были почти черными и выглядели как кожа, вылепленная вокруг костей, вен и сухожилий. В воздухе пахло дымом и горящим мясом, отчего подкатывала тошнота.
Я с трудом сглотнула.
— Я посмотрю, смогу ли помочь Лиззи, — сказала я. — Я должна чем-то заняться. Если я вернусь в магазин, то просто…
У меня остались бы воспоминания. Я бы думала об этом. А мне этого не хотелось.
Я покачала головой.
— Я должна что-то сделать, — снова сказала я.
Он нахмурил брови и посмотрел на меня, в его взгляде чувствовалось желание защитить, которое теплом отразилось в моей груди.
— Будешь осторожной?
Я кивнула.
Лиам смотрел на меня еще какое-то время, потом положил руку мне на затылок, убедившись, что я встретилась с ним взглядом.
— Если тебе будет нужен перерыв, найди меня. Я провожу тебя обратно.
Я снова кивнула. У меня не было слов ни для чего другого.
* * *
Лиззи уже была рядом с другим пациентом — агентом с темной кожей и короткими волосами, когда я подошла к ней. Глаза у него были закрыты, на плече была ужасная рана.
— Я могла бы помочь.
Лиззи посмотрела на меня, и ей потребовалось мгновение, чтобы узнать меня. Когда это прошло, она попыталась оценить мои способности.
— Ты можешь с этим справиться?
— Я была здесь во время войны, во время Второй Битвы. — Каждое слово звучало неловко. — Я помогала некоторым. И могу следовать указаниям.
Она задумалась на мгновение. Кивнула, указала подбородком на руку, которой придавливала бинты, покрывавшие рану на плече мужчины.
— Гражданских медиков еще нет. Надави здесь, — наставляла она, и, когда я подскочила к ней и сменила ее руки, я почувствовал кровь офицера, теплую и пульсирующую — под моими пальцами.
— Я могла бы прижечь ее кончиком пальца, — сказала Лиззи, пламя плясало на ее шее, когда она сняла одну пару перчаток, натянула другую и двинулась к его ноге. — Но они могут расценить это как преступление.
Лиззи вытащила из кармана куртки кусок марли и намотала его на бедро, чуть выше колена, где была еще одна рваная рана.
— Сюда! — закричала она мужчине и женщине, которые вели небольшой служебный автомобиль с носилками, привязанными сзади.
— Отвезите его в клинику, — сказала она, повинуясь ее приказу, они подошли, чтобы поднять его и увезти прочь. Единственная функционирующая гражданская больница в Новом Орлеане была на северной стороне города — слишком далеко, чтобы быть полезной сейчас.
Кожу на моих руках стянуло, и я посмотрел вниз. Кровь — его кровь — высохла на моих ладонях, испачкала мои ногти.
— Я надеялась, что никогда не окажусь в подобном положении, — сказала она, отбрасывая выбившиеся волосы с лица. — Что мне не придется притворяться, чтобы доказать свою лояльность.
— Людям? — спросила я.
— Идиотам, которые отказываются принимать реальность. — Она огляделась. — Что-то начинается.
— Что-то начинается, — согласилась я.
Мы должны надеяться, что все закончится быстро.
Мы работали часами.
Шесть лет мира ослабили мою способность справляться с видом смерти и запекшейся крови, уничтожили нечувствительность, которая была необходима все эти годы. Столкновение с кровопролитием и всем этим кошмаром снова заставило меня достаточно быстро оцепенеть от вида и запаха всего этого.
Не считая протестантов, четверо были убиты, еще двенадцать ранены. На тех, кто был ближе всего к воротам, пришлась вся тяжесть взрывов. Двое из погибших были агентами Сдерживания, которые ничего не сделали, лишь пришли на работу. Двое других были Паранормальными. Воскресенье на Острове Дьявола не отличалось от обычного воскресного дня, семьи собрались вдоль длинной зеленой аллеи, которая простиралась от ворот до тюрьмы, наслаждаясь свежим воздухом, возможно, представляя, что они где-то в другом месте.
