Классической эпохой крестовых походов традиционно считался период с 1096 по 1270 г. (Первый—Восьмой крестовые походы)[11]. Указанная нумерация, восходящая еще к трудам Мембура и Гиббона и принятая в историографии XIX – начала XX вв» давно и порядком устарела. Во-первых, она ориентирована лишь на крупные экспедиции, в которых участвовали фактически все страны Европы. Однако между крупными экспедициями было множество мелких, так называемых «арьергардных» походов, которые являются частью того же самого движения. А как быть с теми экспедициями, которые в XII–XIII вв. предпринимали отдельные европейские правители: Генрих Саксонский в 1197 г., венгерский король Андраш II в 1216 г., Тебальд Новарский в 1239 г., Ричард Корнуоллский в 1241 г. и т.п. ? Тем более, никак не вписываются в стандартную схему восточных «религиозных войн» войны, проходившие под эгидой и во имя церкви в самой Европе[12].
Если все же давать нумерацию крестовым походам, то согласно современной европейской историографии, существует пять общеевропейских экспедиций. Случившийся в 1228–1229 гг. поход германского императора Фридриха II видится сейчас заключительной частью Пятого крестового похода, который соответственно в целом датируется 1217—1229 гг. Две экспедиции Людовика IX Святого более принято называть Первым (1248–1264) и Вторым (1269–1270) крестовыми походами французского короля. Ограничить эпоху крестовых походов хронологическими рамками 1096–1270 гг., взяв за предел походы Людовика, — значит принципиально ограничить и сузить наши знания, да и понимание исторических реалий и тех процессов, которые были инициированы крестовыми походами и развивались на Леванте в течение куда более длительного времени. Многие современные исследователи предпочитают обходиться без нумерации экспедиций вовсе и идентифицировать их по дате проведения.
Действительным водоразделом в истории классического и позднего крестоносного движения был не 1270 г., а 1291 г., когда латиняне потеряли Акру — последний опорный пункт на территории Латинского Иерусалимского королевства. Именно на этом закончилась история латинской «оккупации» Святой Земли и история латинских государств на Востоке, созданных вождями Первого крестового похода (1096–1099). С падением Акры завершился «традиционный», «классический» период крестоносного движения и начался новый — период поздних крестовых походов, вернее, позднего крестоносного движения.
Два вопроса, которые встают перед исследователем крестоносного движения, — это «когда» и «куда»? Когда начинается эпоха, как долго она длится, куда и против кого направлено оружие крестоносцев? В современной историографии существует тоже два направления, два взгляда на эпоху крестовых походов: традиционное и плюралистическое, которые отвечают на них по разному. Традиционалисты, последователи историков XIX – начала XX в., рассматривают крестоносное движение именно как крестовые походы на Восток, ибо, по их мнению, святая война имела конкретную цель в конкретном географическом регионе, т.е. в Святой Земле[13]. Большинство исследователей в настоящее время разделяют плюралистическую точку зрения и включают в понятие «крестовые походы» все войны средневековья и раннего Нового времени, проходившие с благословения папы во имя христианской веры и католической церкви: это и Реконкиста на Пиренеях, и походы европейцев в Северную Африку XIII–XVI вв» и продвижение немецких рыцарей в Прибалтику, и борьба с еретиками и «врагами» папы в самой Европе. Плюралистический подход, как мы видим, завязан на изучение крестоносного движения в целом, а не походов крестоносцев, согласно списку.
Что касается нижнего хронологического предела, то иногда и он оспаривается в историографии. Уже средневековые хронисты — по сути, первые историографы крестоносного движения — искали корни крестоносного духа в глубине веков. Еще архиепископ Гильом Тирский включил историю Персидских войн Византии в свое сочинение и назвал византийского императора Ираклия (610–641) первым крестоносцем. В византийской историографии идея «священной войны» с неверными, врагами Христа, особенно отчетливо прозвучала в конце X в. в сочинении Льва Диакона. Исключительно пламенную речь он вложил в уста византийского стратига Никифора Фоки[14], возвратившего в 961 г. Византии о. Крит. «Я думаю, — говорил Никифор, обращаясь к своему войску, — что никто из вас не забудет жестокости и зверства потомков рабыни, агарян, которым этот остров (Крит — С. Б.) достался благодаря злостному попущению судьбы, не забудет и то, как они нападали и уводили в рабство людей и как гибельно отразилось это на ромеях... Воля Властителя направила сюда нас, чтобы мы всемерно воздали за причиненные нам страдания»[15]. Цистерцианский монах Альберик, который воспроизводит хронику умершего в 1203 г. Гвидо де Базокииса (Guido de Bazochiis), назвал Первый крестовый поход не первым, а вторым, потому что первый совершил сам Карл Великий. Тогда же родилась легенда, гласящая, что накануне 1096 г. Карл Великий воскрес, чтобы лично вести христиан на борьбу с неверными[16].
Подобного рода высказывания средневековых авторов, средневековые героико-эпические произведения о борьбе европейцев с арабами на Пиренеях иногда вызывают у современных исследователей желание включить экспедиции крестоносцев на Восток в общий ряд войн христиан с мусульманами и рассматривать историю крестовых походов как одну из попыток решить неразрешимый вопрос — вопрос о религиозных границах Европы и Азии. Отсюда возникает желание обрести корни «крестовых походов» в истории войн Византии с персами и арабами, в истории войн Карла Мартелла и Карла Великого с испанскими Омейядами, и даже жажда разыскать корни крестовых походов в борьбе эллинов с персами на поле у Марафона и в проливе у Саламина. История крестовых походов, таким образом, становилась лишь главой в цепи бесконечной борьбы между Европой и Востоком. Причины и действующие лица менялись, но драматический спектакль продолжался, приобретая все новые и новые формы[17]. Данная концепция, как представляется, страдает большой натянутостью и является скорее красивым эффектом в исследовании, нежели действительным исследованием корней и причин крестоносного движения в Европе. Возможно ли уводить корни крестовых походов XI–XIII вв. столь далеко вглубь веков? Или же «священные войны» франков или византийцев против арабов есть ни что иное, как историческая реальность и необходимость защищаться от грозного внешнего врага на своей территории? Нельзя не признать, что бесконечно долгая угроза народам Европы, исходившая от мусульман, уже долго формировала определенное, причем негативное отношение к последним, которое в полной мере проявилось и вырвалось наружу в эпоху крестовых походов. И морально, и ментально западноевропейцы в конце XI в. были подготовлены к «священной войне» с неверными. Тем не менее, мы склонны начинать эпоху крестовых походов все же Клермонским Собором (1095) и Первым крестовым походом 1096–1099 г., как это давно принято в историографии, без столь витиеватой и развернутой предыстории данной эпохи. Ведь только тогда не только чувства, но и слово стали делом.
Что касается верхней хронологической границы изучаемой эпохи — 1270 г., которая называется в российской историографии, то, как мы уже отметили выше, она неправомерна. Достаточно вспомнить, что некоторые из государств крестоносцев просуществовали до конца XV и даже середины XVI вв.; столь же долго жила и идея крестовых походов. Другое дело, что центр крестоносных владений сместился к концу XIII в. из районов Сирии и Палестины (там после Первого крестового похода появились королевство Иерусалимское, княжество Антиохийское и графства Эдессы и Триполи) несколько на Запад. В первую очередь это были острова Кипр, Родос, Крит, Хиос, Лесбос, а также Пелопоннес. Совокупность государств и опорных пунктов крестоносцев, а также владений Генуи и Венеции, появившихся на византийских землях Балкан, Пелопоннеса и Эгеиды в эпоху крестовых походов, принято называть Латинской Романией. Само название указывает на исконную принадлежность занятых европейцами территорий Византийской империи: ведь «Романия», хоть и похожа на западноевропейский топоним, является лишь производным от имени, которым в действительности называлась Византия — «Ромейская империя». Константинополь, казалось бы, должен был означать северную границу Романии и являться входом в новую географическую зону. Тем не менее, в источниках те области Причерноморья, которые находились под властью или в сфере влияния латинян, также весьма часто ассоциируются с Романией (прежде всего это Северное Причерноморье и Тана — венецианская фактория в устье Дона). Иногда Романия делится на Верхнюю и Нижнюю. Верхняя Романия — это Фракия, Македония, Болгария, Черноморский бассейн, а Нижняя — Пелопоннес, Негропонт (Эвбея), Хиос, Родос, Крит, другие острова Эгеиды[18]. Сложно определить восточную границу Латинской Романии. Естественно, государства крестоносцев, возникшие на Востоке в результате Первого крестового похода, никогда не ассоциировались с Романией.
Не совсем ясно, можно ли считать частью Романии королевство Кипр, появившееся на карте после Третьего крестового похода в 1192 г. С одной стороны, до этого времени Кипр также являлся византийской территорией, с другой — в XIII–XIV вв. он не имел постоянных экономических связей с уже названными областями Романии. Кипр продолжал относиться к кругу византийской цивилизации, сохраняя греческие традиции, язык, православную веру. Так же как и другие византийские земли, остров в эпоху крестовых походов попал в сферу влияния латинян и римско-католической церкви. Необходимость противостоять общему для всех христиан врагу — мамлюкам, а позднее туркам, заставляла кипрских королей искать постоянного союза с государствами Западной Европы и Византией. Как мне представляется, именно через Кипр проходила граница, отделявшая христианскую Романию от Ближнего Востока. В политическом, конфессиональном и культурном отношениях Кипр находился в системе Латинской Романии, в экономическом — был ближе к Малой Азии и Ближнему Востоку. Он входил в другой экономический регион, образуя вместе с двумя другими крупнейшими коммерческими центрами Востока своеобразный торговый треугольник: Фамагуста — Александрия — Дамаск[19].
На землях, воспринимаемых современниками как Латинская Рома-ния, находились Латинская империя со столицей в Константинополе (1204–1261), Фессалоникийское королевство (1204–1224), княжество Морея (Ахейское княжество — 1205–1432), Афинская сеньория (1205–1456, с 1260 г. Афинское герцогство), государство Ордена госпитальеров на Родосе (1306–1522)[20], королевство Кипр (1192–1489). Кроме того, весьма впечатляют владения Венецианской и Генуэзской республик, разбросанные по всей Латинской Романии. Некоторые из них республикам удалось сохранить за собой до середины XVI и даже середины XVII вв.: Венеции — Крит (1206–1669), ряд крепостей на Пелопоннесе, Модой и Корон (1207–1500), Навплион (1389–1540), Монемвасию (1464–1540); Генуе — Хиос (1346–1566)[21] Как видим, заканчивать эпоху крестовых походов 1270 г. было бы преждевременно. Западноевропейские рыцари оставили на Востоке богатое политическое наследство в виде весьма специфичных государств. Именно оно представляет для нас наибольший интерес. Именно период существования и развития этих государств и составляет ту эпоху, которую мы называем эпохой крестоносцев, эпоху, которая начинается в конце XI в. и продолжается, по крайней мере, до конца XV в.
