— Все та же дрянь из пластиковых бутылочек. Время идет, а…
— Но кухня действительно хорошо делает свое дело, — прервал меня Рульман, справедливости ради (хоть и беспринципно).
— Зачем обязательно ставить собственную метку на все? Все равно что золотить лилии, — ворчал я, недоумевая, зачем отличный кусок с любовью приготовленного филе-миньон потребовалось улучшать, натирая его кофе.
— Сюда приходят не за стейком от Бурдена, — бросил Рульман. — Сюда идут ради стейка Бобби. Пойми, в чем притягательность, — ты покупаешь не еду, ты покупаешь индивидуальность.
— Да блюдо отличное, готовят хорошо. Но зачем так извращаться, пытаясь всюду внести собственный штрих?
— Еда хороша. И они тут хорошо делают свое дело, — сказал Рульман, нервно высматривая очередную «маргариту».
Десерты в «Меса-гриль» были выдающимися. «Кокосовый торт кастад-брюле» со свежими фруктами гармонично сочетал своеобразие авторства Флэя и отменный вкус. «Теплый шоколад и дольче-де-лече-кейк», который просто мог оказаться «Упавшим в суфле шоколадом», был выше всяких похвал и подавался с мороженым, приготовленным с орехом пекан. Оба десерта (и «маргариты») привели нас в безмятежное расположение духа. Вы можете совершить множество гораздо худших ошибок, чем поесть в «Меса-гриль». Эта геенна огненная гораздо лучше, чем могла бы быть. Если посмотреть через тонкую стеклянную перегородку в обеденный зал, то создается впечатление, что клиенты здесь всегда останутся довольны качественными бургерами, коль скоро это будут «Бургеры от Бобби Флэя», поданные под взглядом улыбающегося отовсюду лица Бобби Флэя. То, что кухня четко работает и заслуживает признания и что шеф не появляется (Флэй возник в городе только через пару дней), уже хорошо характеризует это место. Итак, если о предполагаемых ухудшениях по прошествии времени можно не беспокоиться, то ингредиентам хорошо бы дать возможность говорить за себя чуть больше, и тогда все станет, черт возьми, идеально. Хотя я бы предложил тонировать окна, а то вид из-за столиков несколько пугает.
Понадобилось время, чтобы найти «Оливес» Тодда Инглиша в гигантском «Белладжо». Если кто-то и получил право работать, используя полуфабрикаты, то это Инглиш. В наши дни у него рестораны по всему миру и сеть пит-стопов в аэропортах («Фигс»). Но я провожу массу времени в аэропортах и часто, впадая в смертельную ярость из-за сверхдорогой пародии на овсянку, которую выдают за нечто нормальное, бываю счастлив видеть «Фигс». Тодд сделал этот мир лучше, по крайней мере для меня. Инглиш не обременен множеством звезд и не озабочен подчеркиванием собственного стиля. Никто, идя в «Оливес», не ожидает найти там Жоэля Робюшона. Внешний вид «Оливес» в «Белладжо» вполне соответствует этому заметно сниженному ожиданию. Заведение выглядит как бывший «Беннигэн» без поддельных ламп от Тиффани. Но стоит войти внутрь, как все преображается: прекрасная терраса с видом на огромное искусственное озеро — можно подумать, что ты в Европе, если бы не отели и казино на заднем плане. Если немного сдержать скептицизм, то здесь можно провести несколько приятных часов. Поскольку Рульман куда-то запропастился на весь день (вероятно, просаживал заначку, отложенную на оплату колледжа для детей, за столами для игры в крап), я вынудил Нэри, ассистента моего продюсера, присоединиться ко мне за обедом. Обслуживание в «Оливес» было в высшей степени уверенным, ненавязчивым, профессиональным и приятным.
Когда мы заказали три закуски и два главных блюда, наша официантка спросила, обедали ли мы здесь прежде. Поскольку я ответил «нет», она предупредила, что у них большие порции.
В этой еде не было ничего невротического. Специализация Инглиша — щедрые порции добротных, самых разных средиземноморских блюд, и все этому соответствовало: недавно испеченная фокачча с травами и сардинский хлеб carta da musica в хлебной корзинке оказались явно выше среднего качества. Тонкая пицца с мерценариями и песто с брокколи приятно удивили. Равиоли с горошком, восхитительно лопаясь, постреливали во рту, а ньокки с колбасным фаршем были пусть жестковаты, но все равно вкусны. Палтус и полента с маскарпоне свежие, правильно приготовленные, имели именно такой вкус, какой и должны иметь палтус и полента с маскарпоне. «Хрустящий желтоперый тунец» оказался тяжеловат, пережарен во фритюре и даже неприятно сух — и небрежно сервирован с салатом. Десерты напоминали больничное питание. Тем не менее «Оливес» удается превзойти ожидания, их не раздувая. Это заведение — своего рода контрапункт к излишествам казино, непринужденная, милая передышка от окружающего безумия.
— Это грандиозно даже для Вегаса, — бормотал в одночасье разволновавшийся Рульман за четвертой чашкой саке. Он говорил о ресторане Такаши Ягихаши «Окада» в новом отеле «Лас-Вегас Уинн», «объединившем французский и японский миры». — Я хотел сказать… Нет, ты только подумай! — Он не мог успокоиться. — Этот парень дорос до всего, начав с ресторана на шестьдесят пять мест в пригороде Детройта! Потрясающе!
Да, «Окада» поражает. Только что отстроенный ресторан на двести тридцать мест обращен к искусственной и при этом потрясающе красивой, окруженной бамбуком и деревьями лагуне. Водопад струится по скалам, и снаружи кажется, будто он падает в густые азиатские джунгли. Я представлял себе прежнее место работы повара по подробным публикациям в «Трибьюте» и должен признать, что это значительный шаг вперед. Именно это может предложить Лас-Вегас: открыть жизнь таким талантливым поварам, как Ягихаши. Приватные обеденные залы; сверкающий, новый, стильный, ценой в несколько миллионов долларов главный зал; большой суши-бар под управлением «мастера традиции суши в стиле Эдо» Миядзавы. Открытая кухня для робата-яки (шампуры с разной маринованной снедью, жарятся над японским углем). На открытой кухне сервируют икру, тушат ребрышки, готовят коробочки бенто — объединение самого разного, темпуры и терияки, спонтанное попурри, смешение и состязание, а также здесь огромный выбор саке.
Да, суши были не блеск: рис холодный и липкий, уни (морской еж) не самый свежий, какого я ел. Превосходный оторо был нарезан слишком толсто и поперек соединительных прожилок. Но невозможно не проникнуться энтузиазмом этого места. «Окада» излучает энергию, гордость, оптимизм — воплощение американской мечты об успехе. Это торжество разнообразия и экзотики не может не поражать своей дерзостью. Наш официант с таким воодушевлением объяснял мне и Рульману (двум искушенным, убеленным сединами писателям и знатокам гастрономии, каким тут мог оказаться любой), что такое омакасе (дегустационное меню), что нам поневоле приходилось симулировать невежество и удивление. Затем последовала веселая суета и неразбериха, несколько напоминавшая сломавшийся конвейер, когда еду приносили с самых разных участков, без какого-либо согласования. Внимательный сомелье изо всех сил старался следовать параллельным курсом и соответственно подавать подходящее блюду превосходное нефильтрованное саке, исчезая лишь за тем, чтобы через мгновение появиться с новой порцией. Непрерывное кружение тарелок над столом в ходе почти домашней дегустации напоминало заходящие на посадку и взлетающие самолеты в аэропорту имени Кеннеди в час пик.
Рульман с его вечными маниакально-депрессивными опасениями забеспокоился.
— Мне уже страшно, — проворчал он, разделываясь со злосчастным «лобстер-трио», состоявшим из непонятно зачем подкопченного хвоста омара (вкус которого был… ладно уж, «копченым»), тефтелей из омара, которые вполне могли оказаться тефтелями из ножек краба, и желе из омара в стеклянном бокале. — Возможно, у этого всего есть подоплека. Если бы Ягихаши открыл ресторан в Нью-Йорке раньше, чем здесь, критики его бы изничтожили. Он бы там все узнал о себе.
Кулинарные предложения «Окады» поражали то отменным качеством, то самонадеянностью повара, но энтузиазм и гордость ощущались неизменно. Стоило попробовать разных шашлычков робата-яки, жареные креветки были прекрасны, ребрышки барбекю безупречны, оторо на гриле жирны, а причудливое сочетание совершенно несовместимых зажаренной на гриле бараньей котлетки на косточке с тапенадой из маслин, к счастью, не умаляло достоинств остального.
«Синяя нототения, запеченная в сладком саке-касу»[8] оказалась очень нежной, саке выше всяких похвал, а осматривая красивый обеденный зал и подглядывая ненароком за загорелой парочкой в футболках и шортах — парень сидел в бейсболке и сандалиях на босу ногу, а девушка в кроссовках, и оба за соседним столиком увлеченно разделывались с содержимым своих тарелок палочками, — я был склонен видеть мир в значительно более радужном свете.
