Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
— Добро пожаловать, Лена! — басовито поприветствовал улле, направляясь к ним. Эрик практически пропустил мимо ушей новое имя матери. Для него она всегда была «мама», «мадрая». — Как прошло ваше путешествие?
— Утомительно.
— Вы срамите меня как хозяина. Старейшины с радостью бы отправили людей и лошадей, чтобы забрать Эрика.
— Ни со мной, ни с моим сыном не нужно нянчиться.
Но Эрик знал, что дело не только в этом. Он давно понял, что существовала вторая Равка — тайная страна скрытых пещер и пустых карьеров, заброшенных деревушек и забытых пресноводных родников. Места, в которых можно спрятаться от бури или атаки, куда можно попасть одним человеком, а выйти замаскированным под другого. Если бы старейшины отправили с его матерью своих людей, ей бы пришлось рассекретить их засидку, а она никогда не выдавала укрытие или возможный путь для отступления без надобности.
Улле повел их в хижину и отодвинул сшитые лосиные шкуры, за которыми прятался зазор между дверью и грубой деревянной притолокой. Внутри было уютно и тепло, хоть и сильно воняло мокрой шкурой и чем-то, чего Эрик не узнал.
— Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, — сказал улле. — Сегодня мы поприветствуем вас пиром, но скоро начнется собрание старейшин, и для нас будет честью, если ты тоже его посетишь, Лена.
— Неужели?
Улле стушевался.
— Некоторые из них против, чтобы на встрече совета присутствовала женщина, — признал он. — Но они были в меньшинстве при голосовании.
— Честность — всегда похвальна, улле. Теперь я знаю, скольких дураков мне придется переубедить.
— У них свое видение, а ты не только женщина, но и… — он прочистил горло, — они боятся, что ты в некотором смысле противоречишь природе.
Эрик ничуть не удивился. Когда остальные гриши узнавали силу, которой обладали они с матерью, то за этим следовало всего две реакции: страх или алчность. Либо они бежали от нее, либо желали завладеть ею. «Таков баланс, — всегда говорила его мать. — Страх — могущественный союзник, но если подкармливать его слишком часто, наделить слишком большой силой, он обернется против тебя». Она предупреждала, что, демонстрируя свои способности, нужно соблюдать осторожность и никогда не делать этого в полной мере. Она уж точно никогда не использовала разрез, если ситуация не была критической.
Для него это не проблема, горько подумал Эрик. Он пока не освоил разрез, в то время как его матери это удалось, когда она была вдвое моложе него.
Она вскинула бровь.
— Первые люди считали медведей — монстрами. Моя сила незнакома, а не противоестественна.
— Медведь так или иначе опасен, — заметил улле. — У него все равно есть когти и клыки, чтобы раскромсать человека.
— А у людей есть копья и сталь, — резко парировала она. — Не пытайтесь изобразить из себя беспомощных жертв, улле.
Эрик заметил вспышку ярости на лице мужчины от ее неуважительного тона. Но затем он рассмеялся.
— Мне нравится твоя свирепость, Лена, но сжалься над стариком.
Мать Эрика почтительно склонила голову.
— Что ж, Эрик, — обратился улле, — как думаешь, тебе будет тут комфортно?
В его глазах была смешинка, и мальчик знал, что должен улыбнуться.
— Дер гит фэр растьель, — ответил он традиционным приветствием на фьерданском, а затем повторил на равкианском: — Мы благодарны за ваше гостеприимство.
Улле это будто слегка позабавило, но он ответил, как подобало обычаю:
— Фель хольм фэ кооп дьет. Наш дом — ваш дом.
— Почему вокруг лагеря нет ограждения? — поинтересовался Эрик.
— Тебя это беспокоит? Жители деревни почти не знают о нашем существовании – и уж точно не знают о нашем естестве.
«Но кто-то же знает, — подумал Эрик. — Так мы вас и нашли». Так они всегда находили гришей. Следовали за легендами, шепотом, преданиями о колдунах и ведьмах, о демонах в лесу. Подобные сказки привели их к племени шквальных, расположившихся вдоль западного берега, к бабе Агнешке с ее пещерой, полной зеркал, к Петру из Бревна́ и Магде из черных лесов.
— Мой сын задал правильный вопрос, — сказала его мать. — Я не видела укреплений, а на карауле стоит лишь один мужчина.
— Если возвести стены, люди начнут любопытствовать, что мы скрываем. Наши дома неспроста низкие. Мы не делаем набеги на деревенские поля или фермы и не опустошаем их леса от дичи. Лучше, чтобы они нас не замечали, чем думали, что у нас есть что-то, чего они хотят.
«Так у вас и нет. И никогда не будет». Так было везде, куда бы они ни шли. Гриши жили в лагерях и заброшенных шахтах, прячась в туннелях. Эрик повидал островное государство Керчию и библиотеку Кеттердама, его широкие дороги и водные пути. Видел храмы Амрат Ена и большую крепость Ос Альты, защищенную прославленными двойными стенами. Они выглядели прочными, надежными — оплотом против ночи. А вот места, как это, казались почти нереальными, словно могут исчезнуть в небытие, и никто и не заметит.
— Здесь вы в безопасности, — заявил улле. — А если останетесь до весны, мы сможем посмотреть на белых тигров в вечном морозе.
— Тигров?
— Может, тогда я заслужу от тебя искреннюю улыбку, — улле подмигнул. — Мой сын все уши прожужжит тебе о них.
Как только он попрощался и ушел, мать Эрика села на край матраса. Его подняли с пола, чтобы было не так холодно, и закидали одеялами и шкурами — еще один признак уважения.
— Ну? — спросила она. — Что думаешь?
— Мы можем остаться до весны? — Эрик даже не скрывал своего рвения. Перспектива увидеть тигров превозмогла над осторожностью.
— Поживем — увидим. Расскажи мне о лагере.
Мальчик раздраженно вздохнул.
— Двенадцать хижин. Восемь рабочих дымоходов…
— Почему так?
— Это хижины более высокопоставленных гришей.
— Хорошо. Что еще?
— Улле богат, но его руки в мозолях. Он сам выполняет всю работу. А еще хромает.
— Старая или новая травма?
— Старая.
— Это догадки?
Эрик скрестил руки.
— Его ботинок истерт сбоку, а значит, он давно хромает на эту ногу.
— Продолжай.
— Он соврал насчет старейшин.
Его мать склонила голову набок, ее черные глаза заблестели.
— Соврал?
— Никто из них не голосовал за твое присутствие на собрании, но улле настоял на этом.
— Откуда ты знаешь?
Он замешкался, потеряв уверенность.
— По интонации его голоса и по тому, как старейшины держались в сторонке от него, пока мы спускались по холму.
Она встала и смахнула волосы с его глаз.
— Ты читаешь потоки власти так же четко, как другие — график приливов и отливов, — сказала мать с нотками восхищения. — Это сделает тебя великим лидером.
Мальчик закатил глаза.
— Что-нибудь еще? — спросила она.
— В хижине ужасно воняет.
Мать рассмеялась.
— Это из-за животного жира. Вероятно, оленьего. Северяне используют его для ламп. Могло быть и хуже. Помнишь болото рядом с Кобой?
— Я почти уверен, что дело было не в болоте, а в одном вонючем сердцебите.
Она преувеличенно передернулась.
— Так что ты думаешь, сможешь вынести жизнь здесь?
— Да, — твердо ответил Эрик. Он вынесет что угодно, лишь бы они провели целых три месяца в одном месте.
— Хорошо, — она поправила серебристые меха, достала массивное гранатовое кольцо из сумки и надела его на палец. — Пожелай мне удачи на собрании. А ты что будешь делать, пойдешь гулять?
Он кивнул и тут же ощутил прилив нежеланной тревоги.
Мать ущипнула его за подбородок.
— Будь осторожен. Не позволяй никому…
— Я знаю. — Разрез не единственный секрет, который они таили.
— Просто дождись, когда будешь достаточно сильным, — наставляла она. — Когда научишься защищаться. И помни, ты…
— Эрик. Я знаю. Чего я боюсь, так это забыть собственное имя.
— Твое имя написано здесь, — она похлопала себя по груди. — Выгравировано на сердце. Просто не позволяй никому его прочесть.
Он смущенно заерзал.
— Знаю.
— Знаю, знаю, — передразнила она. — Что ты каркаешь, как ворона? — Мать легонько подтолкнула его. — Возвращайся до наступления темноты.
* * *
После тусклого освещения хижины мир снаружи казался невыносимо ярким. Прищурившись, Эрик наблюдал, как его мать идет к длинному домику, в котором собирались старейшины, а затем направился в лес. Лесные деревья нравились ему больше всего, поскольку всегда оставались зелеными и пахли соком. Казалось, тут по-прежнему царило лето, словно солнце закопалось в каждом грубом стволе и стало его теплым, дремлющим сердцем.
Он пошел по склону холма на север лагеря, но замешкался, когда деревья начали редеть. Неподалеку виднелась поляна и слышался смех. Эрик заставил себя идти дальше.
На берегу ручья играли две девочки. У обеих были светлые волосы и голубые глаза — распространенный окрас среди фьерданцев, живших рядом с границей.
— Осторожно, Сильви! — крикнула девочка постарше, пока вторая перепрыгивала с камня на камень и смеялась. Заметив Эрика, обе притихли.
— Привет, — робко поздоровался он, а затем попробовал еще раз на фьерданском: — Айор.
— Мы говорим на равкианском, — сказала высокая девочка, хоть и с фьерданским акцентом. Она выглядела ровесницей Эрика, может, чуть старше. — Сильви, прекрати. Быстро иди сюда!
— Нет! — радостно взвизгнула младшенькая и вновь прыгнула над бегущей водой. — Смотри, Анника!
Эрик прошел немного выше, чтобы изучить воду на порогах, и сел на камень. Затем поднял палку и окунул кончик в ручей, чувствуя силу течения. Он ждал. Они непременно подойдут. Как всегда. Но сейчас он нервничал больше, чем обычно. Эрик давно перестал пытаться завести друзей там, куда наведывались они с матерью — какой смысл, если они всегда быстро уходили? Посему теперь он не до конца понимал, как себя вести.
Спустя пару минут он увидел боковым зрением, что к нему прыгает Сильви.
— Ты — сын Лены?
Эрик кивнул.
— Ты тоже умеешь делать ту штуку? Как она?
— Да.
— Можешь показать?
Начиналось все с любопытства, но, как правило, заканчивалось страхом.
— Где твои манеры, Сильви! — упрекнула Анника.
Та кинула комок земли в ручей.
— Я хочу увидеть.
— Все нормально, — сказал Эрик. Почему бы не покончить с этим сразу? Он поднял руку и нарисовал круг тьмы в воздухе. Тот извивался и скручивался, его щупальца дергали за лучики света и исчезали.
— Еще! — потребовала Сильви.
Он слегка улыбнулся и все повторил. Затем позволил кругу подкатиться к девочке. Та ткнула в него пальцем и смотрела, как он скрывается из виду. Сильви вскрикнула и отдернула руку.
— Анника, попробуй!
— Оставь его в покое, Сильви.
— Как тебя зовут? — спросила малышка.
— Аркадий. — Когда она нахмурилась, исправился: — Эрик.
— Не нравится мне это имя.
— И мне.
— Сделай эту штуку еще раз.
— Прекрати докучать ему, Сильви!
Эрик создал еще один круг, но на сей раз позволил ему закрутиться спиралью. Анника бросила делать вид, что просто прогуливается у ручья, и начала смотреть во все глаза. Он превратил тьму в диск, парящий у порогов, словно черная дверь, которая может вести куда угодно. Сильви шагнула в него.
— Сильви, нет! — воскликнула Анника.
Девочка растворилась во тьме.
— Сильви! — закричала ее сестра, побежав вперед.
Из вращающегося черного диска донесся смех.
— Я тебя не вижу! А ты меня?
— Верни ее, — прорычала Анника. Затем подняла руки, и поверхность ручья пошла рябью.
— Она стоит прямо там, — ответил Эрик, пытаясь игнорировать боль от ее колких слов. Мог бы и привыкнуть к этому времени. Он щелкнул пальцами. Черный диск рассеялся, и появилась Сильви с вытянутыми перед собой руками.
Она насупилась.
— Зачем ты прекратил?
Анника крепко ее обняла.
— Ты в порядке?
— В чем дело? — спросила Сильви, пытаясь вырваться из ее хватки.
Щеки Анники зарделись.
— Ничего. Я… прости, — пробормотала она Эрику.
Тот пожал плечами.
— Просто я никогда не видела ничего подобного.
Он поднял палку с земли и провел ею против течения.
— Слушай, — начала Анника. — Мне жаль. Я…
Ее перебил звук голосов. На поляну выбежали три смеющихся и толкающихся мальчишки. Анника отошла от Эрика, ее плечи напряглись.
— Вышла попрактиковаться, Анника? — спросил самый высокий из них. У него были такие же рыже-золотистые волосы, как у улле. — Тебе определенно это не помешает.
Девочка взяла Сильви за руку.
— Мы как раз уходили, Лев.
Мальчик посмотрел на Эрика.
— А ты тот заклинателей теней, не так ли? Ты пришел с Черной Ведьмой.
— Не говори так, — огрызнулась Анника.
— А в чем проблема?
— Если бы ты видел налет дрюскелей, то понял бы. Пойдем, Сильви.
— Я не хочу!
Лев ухмыльнулся.
— Не уходите из-за нас, — он крутанул запястьем, и в воздухе завихрились два маленьких порыва ветра, поднимая сосновые иголки с земли и формируя небольшие ураганы. Затем они переместились к ручью, кружа воду, и вылетели на берег, вертясь волчком по лесному ковру.