— Даже за меня, — сказал себе, меланхолически улыбаясь, Ридер.
Однако Ридеру не пришлось звонить и прибегать к содействию прислуги.
Большой, широкоплечий человек в спортивном костюме стоял на ступеньках крыльца, его светлые волосы были очень длинны и прядью спускались на лоб. Губы его были прикрыты мохнатыми усами, спускавшимися к выдающемуся, свидетельствующему об энергии, подбородку.
— Что вам угодно? — резко осведомился он у пришельца.
— Я прибыл сюда по поручению прокуратуры, — пробормотал Ридер. — Мы получили анонимное письмо.
Бледные глаза Ридера застыли на лице неприветливого хозяина.
— Войдите, — проворчал сэр Джемс. И прежде чем закрыть за собою дверь, он бросил взгляд на молодую девушку и на пустынную аллею.
— Я ожидаю одного болвана, его должен был прислать мой адвокат, — сказал он и захлопнул за собою дверь.
Ридер сообщил ему о причинах своего появления. Сэр Джемс спокойно выслушал его, и ничто — ни голос, ни внешний облик — не выдало его волнения. Он оставался совершенно спокойным.
— А какого вы мнения о подобных анонимных письмах, или вы вообще не обращаете внимания на такую чепуху?
Ридер добросовестно отложил в сторону свой зонтик и, отставив шляпу, полез в карман за листом бумаги. Вынув письмо, он протянул его сэру Джемсу, внимательно ознакомившемуся с его содержанием.
— Это вздорное письмо составлено, должно быть, кем-либо из тех, кто видел в Париже продающиеся драгоценности моей жены. Разумеется, это письмо — сплошной вздор. Я могу полностью отдать отчет в судьбе каждой из принадлежащей ей ценной вещи и после ужасного происшествия памятной ночи привез с собою назад ее шкатулку с ценностями. Почерк этот мне совершенно неизвестен. Кто этот наглый лгун, составивший подобное письмо?
— Я также не придал значения этому письму, — сказал Ридер. — В свое время я самым тщательным образом ознакомился с тем, о чем говорится в этом письме. Вы выехали после обеда…
— Поздно вечером, — поправил его сэр Джемс. Он не был расположен беседовать о случившемся, но просящий взгляд Ридера таил в себе столько силы, что он не счел себя вправе уклониться от беседы.
— Отсюда до Дувра всего лишь час двадцать минут езды. Около одиннадцати часов вечера мы были на пристани и тут же прошли на пароход, который вскоре должен был отплыть. Я принял ключ от нашей каюты и проводил туда мою супругу.
— Ваша супруга не страдала морской болезнью?
— О нет, и как раз на сей раз она чувствовала себя особенно хорошо. Она осталась в каюте, а я вышел погулять на палубу. — Шел дождь, и на море было сильное волнение, — заметил Ридер, словно предугадывая то, что ему собирался сообщить его собеседник.
— Да, но и я не подвержен морской болезни, но, во всяком случае, смею вас заверить, что вся эта история относительно драгоценностей моей жены — сплошной вымысел. Вы можете об этом сообщить вашему шефу, а заодно передайте ему мой сердечный привет и наилучшие пожелания.
И он распахнул перед своим гостем дверь. Но прошло еще немного времени, прежде чем Ридер бережно спрятал в карман письмо и собрал свои вещи.
— У вас чудесное имение, сэр Джемс, — сказал он, — скажите, оно очень велико?
— У меня три тысячи моргенов земли, — ответил сэр Джемс, не скрывая своего нетерпения. — Всего хорошего.
Ридер медленно направился к дороге, целиком углубленный в свои мысли.
Он пропустил автобус, в котором без особого труда мог бы занять место, и словно без определенной цели пошел бродить по тропинке, вившейся вдоль границы владения сэра Джемса.
Пройдя примерно с милю, он вышел на боковую дорогу, уходившую к шоссе и которая, как он предположил, была южной границей имения. У дороги за массивной металлической решеткой виднелась полуразрушенная сторожка; на крыше во многих местах зияли дыры, стекла в окнах были выбиты, а разбитый перед нею цветник порос сорной травой.
По ту сторону от решетки вилась узкая дорога, которая вела к парковым насаждениям. Услышав за своей спиной шорох, Ридер повернулся и увидел почтальона, собиравшегося сесть на велосипед.
— Что это такое? — спросил его Ридер.
— Соут Лодж — имение сэра Джемса Тизермита. Вот уже несколько лет, как никто здесь не живет и все пришло в запустение.
Ридер последовал за почтальоном и без особого труда выведал у словоохотливого спутника все, что его интересовало.
— Да, да, бедная женщина, она была очень мила и нежна. Она была из породы тех болезненных, слабых существ, которые переживают все же самых здоровых людей.
Ридер задал почтальону вопрос, на который последовал самый неожиданный ответ:
— Нет, она не переносила поездки по морю, мне доподлинно это известно. Каждый раз, когда ей предстояло отправиться в морское путешествие, я приносил ей бутылочку того снадобья, что, как говорят люди, помогает против морской болезни. Я поставил ей очень много этих бутылочек, пока наконец аптекарь Райке не завел их и у себя в аптеке. Дай Бог памяти, как оно называется это снадобье? Да, вспомнил: «Пикерс не знает морской болезни». Вот как оно называлось. Как раз на днях мистер Райке рассказывал мне, что он выписал полдюжины бутылочек этого лекарства и теперь не знает, что с ним делать, потому что здешние жители и думать не хотят о морском путешествии.
Ридер проводил его до деревни и потом отправился бродяжничать. Он транжирил свое драгоценное время самым невозможным образом.
Он успел побывать у аптекаря, у торговца скобяным товаром, у скромного штукатура и лишь с последним автобусом уехал в Майдстон для того, чтобы оттуда с последним поездом отправиться в Лондон.
На следующий день на вопрос своего шефа он ответил малозначительной фразой:
— О, да, я говорил с сэром Джемсом, это очень любопытная личность.
Все это произошло в пятницу. Суббота у него целиком ушла на текущую работу по канцелярии прокурора, а воскресенье принесло ему кое-что новое.
Выдался чудесный солнечный день. Мистер Ридер стоял у окна своего дома и смотрел на пустынную улицу. Он собирался провести день в блаженном ничегонеделании и на нем был стеганый халат и расшитые туфли.
На соседней церкви зазвонил колокол медленно и торжественно, созывая прихожан на молитву. На улице не было видно ни одного живого существа, за исключением черного кота, свернувшегося в клубок и мирно дремавшего на солнце.
Было около восьми часов утра, и мистер Ридер вот уже шесть часов кряду не отходил от своего письменного стола, работая при свете лампы (стоял октябрь месяц). Подойдя к столу, он достал из коробки дешевую папиросу и закурил. Он курил так, как курят дамы, ненавидящие запах табака, но курящие потому, что полагают, что этого требует хороший тон.
— Ах, ты… — прошептал Ридер, снова подойдя к окну. Он заметил на перекрестке силуэт одинокого прохожего, направлявшегося на виллу «Нарцисс», это пахучее наименование было присвоено месту обитания Ридера.
Прохожий был высоким, широкоплечим человеком, лицо его было исполнено мрачной решимости.
— Великий Боже! — прошептал Ридер, услышав, как задребезжал звонок.
Несколькими минутами позднее экономка постучала в дверь.
— Не угодно ли вам принять мистера Кола, сэр?
Ридер кивнул головой.
Лью Кол вошел в комнату и увидел перед собой пожилого человека, закутавшегося в яркий, украшенный цветами халат. На носу у пожилого человека с трудом держалось пенсне.
— С добрым утром. Кол!
Лью Кол взглянул на человека, упрятавшего его в тюрьму на десять лет, и губы его дрогнули.
— Здравствуйте, Ридер, — сказал он. — Мне кажется, что вы не ожидали меня увидеть?
— Я думал, что встречусь с вами несколько позже, — спокойно ответил Ридер, — я совсем упустил из виду, что в тюрьмах приобретают благую привычку вставать пораньше.
Он произнес эти слова тоном, каким обыкновенно произносят похвалу, одобряя чье-либо поведение.
— Надеюсь, вы догадались, зачем я явился к вам? Я не легко забываю что-либо, память у меня хорошая, а в Дартмуре мы располагали достаточным временем, чтобы кое о чем поразмыслить на досуге.
Ридер изумленно поднял брови, и пенсне его соскользнуло на самый кончик носа.
— Я где-то уже слышал эту фразу, — сказал он, глядя поверх очков. — Позвольте… я сейчас припомню… Совершенно верно, эту фразу произносят в какой-то старой мелодраме: не то в «Нарушенном обещании», не то в «Падших Созданиях».
Казалось, Ридер в самом деле озабочен невозможностью установить, в какой именно пьесе ему пришлось слышать эту злобную фразу.
— Вам предстоит полюбоваться совсем иным спектаклем, — мрачно прохрипел Лью. — Я рассчитаюсь с вами, Ридер. Будьте покойны, можете об этом рассказать вашему прокурору. Я рассчитаюсь с вами таким образом, что никто не сможет доказать моего участия в этом… и тогда я заполучу и ваши денежки.
Кол был не единственным, верившим в наличие у Ридера состояния.
— Ах, вы хотите заполучить мои денежки?! — заметил, чуть улыбаясь, Ридер.
— Вы отлично понимаете, что я хочу этим сказать. Подумайте об этом. В один прекрасный день я покончу с вами, и весь Скотленд-Ярд будет бессилен что-либо предпринять против меня. Я все обдумал…
— Да, да, ведь в Дартмуре у вас было достаточно времени для размышлений, — пробормотал Ридер. — Продолжайте в том же роде, Кол, и вы станете одним из величайших мыслителей мира. Вы знаете изумительное произведение Родена? Статую «Мыслитель»? Это чудесное произведение, оно изображает…
