бийца промахнулся. Высокий, широкоплечий мужчина сумел скрутить нападавшего. На узенькой, очень чистой улочке немецкого городка Йены не было ни одного человека. Йена и теперь не слишком многолюдный город, а в те времена, в конце прошлого века, он был и тихим и сонным. Низкие берега Заале, в спокойной воде которой отражались островерхие черепичные кровли, заросли осокой и камышом. На набережной помещался ничем не отличавшийся от соседних двухэтажный домик полиции. Потребовалось всего несколько минут, чтобы доставить сюда неудачливого претендента в убийцы.
Высокий мужчина был знаменит. Это сразу же было видно по тому усердию, с которым здоровенные шуцманы заталкивали разбушевавшегося преступника в камеру. А за несколько лет до этого потерпевший, перед которым сейчас так выслуживались полицейские, сам дрался с представителями закона…
Знойный берег далекого Алжира. Бесконечная голубизна словно застывшего Средиземного моря. Песчаная отмель. Красноватые, иссеченные ветрами скалы. Из-за далекого утеса выходит жандарм. А вон еще один бредет по отмели, устало волоча по песку тяжелый французский карабин. Жандармы следили за ним, кругом были засады…
Он сидит на камне и пытается платком вытереть рассеченную губу. Это очень трудно сделать, если кисти твоих рук сжаты стальными наручниками. Жандармы в красных фесках и светлых мундирах внимательно рассматривают отобранный у него альбом. Вот схема побережья. Карандашный набросок скал, рисунок соседнего ущелья. Обвиняют его ни много ни мало в шпионаже! И потом, для чего это он носит с собой такой огромный, изогнутый, острейший, как бритва, нож? Тогда его хотели повесить, и спасся он чудом.
А далекий тропический Цейлон? Кто все-таки подкинул к нему в комнату очковую змею? Почти невероятно, чтобы она сама заползла в изолированную правительственную виллу, которая тщательно убиралась и охранялась. Можно вспомнить джунгли в Индии и подозрительные посвисты пуль над его головой. Конечно, все случается. Но не слишком ли много совпадений?..
Не будем томить читателя неизвестностью. Высокий, атлетически сложенный мужчина — это Эрнст Геккель. Его имя на рубеже прошлого и настоящего веков было известно во всем мире. Одни его почитали, другие проклинали и даже пытались убить.
«Трагический элемент, — писал В. И. Ленин, — внесен был покушением на жизнь Геккеля весной текущего (1908) года. После ряда анонимных писем, приветствовавших Геккеля терминами, вроде: „собака“, „безбожник“, „обезьяна“ и т. п., некий истинно немецкий человек запустил в кабинет Геккеля в Иене камень весьма внушительных размеров»[1].
Но давайте начнем с самого начала.
150 лет назад, 16 февраля 1834 года в Потсдаме, аристократическом пригороде прусской столицы — Берлина, в семье привилегированного чиновника-юриста родился голубоглазый мальчик, крещенный Эрнстом. С самого раннего детства его окружал материальный достаток; в семье царило уважение к власти, экономии и религии. Современник вспоминает, что его отец, человек сухой, крайне пунктуальный и широко эрудированный, заметив сына, приподнявшегося на цыпочки и бесцельно смотрящего в окно, взял его за руку и отвел к ящику с игрушками: «Никогда не смотри попусту на мир. Или работай, или играй…»
Мать Эрнста — урожденная Сэте, и этим сказано все. Ее дедушка Кристофор Сэте был одним из крупнейших юристов Европы, основателем целого чиновничьего клана. Это ему принадлежит крылатая фраза: «Человека можно расстрелять, а закон нельзя». Его сын Христиан, близкий друг Гейне, конечно, был юристом.
