Следует заметить, что в рассуждениях Томашевского содержится и здравое зерно. Впоследствии мы будем наблюдать, как все силовые центры Руси (галицко-волынские Романовичи и владимиро-суздальские Всеволодовичи) будут пытаться наладить контакты с Римом — действительно выступавшим в те годы потенциальным противовесом монгольской власти. Вполне можно предположить, что начало этому положил неудавшийся претендент на общерусское господство — Михаил Всеволодович Черниговский. После ухода монголов в 1241 г. он обосновался в Киеве, который покинул только узнав о браке своего сына Ростислава с дочерью венгерского короля — примерно весной-летом 1243 г. Однако король Бела и молодой княжич «чести ему не сотвориша», и он вынужден был ретироваться, но теперь уже в Чернигов[19]. В поисках союзников Михаил отправился к Батыю. Но там уже побывал Ярослав Всеволодович, получивший старшинство в Русской земле. Шансов сохранить свою власть над Киевом у Михаила почти не было. В итоге он погиб в Орде 20 сентября 1245 г. [20] В 1243–1244 гг. князь Михаил имел все основания искать контактов с Римом, где только что был избран новый понтифик.
Считается, что Даниил Галицкий вступил с папой в диалог лишь весной 1246 г., а Ярослав Всеволодович вообще летом 1246 г. — накануне смерти — с францисканцем Плано Карпини в далеком Каракоруме. Совершенно не убедительна гипотеза А. П. Толочко, пытавшегося связать «архиепископа Петра» с Ярославом Всеволодовичем, который не отличался рвением в поиске межконфессиональных контактов[21]. Да и линия на сближения с Ордой, которую неуклонно проводили суздальские правители после 1243 г., никак с этим не вяжется. С другой стороны, на то, что речь идет о представителе западных или южных русских земель указывает обозначение Петра «de Russcia» — для правителей Северной Руси чаще использовались конкретные указания «Суздальский» или «Новгородский»[22]. Даниил Романович Галицкий в папских грамотах неизменно отмечался как «король Руси» (regi Ruscie)[23]. Францисканец Плано Карпини, возвращаясь летом 1247 г. из монгольских степей через Киев, встретился с Даниилом и получил от него заверения, что он и его брат Василько «желают иметь Господина Папу своим преимущественным господином и отцом, а святую Римскую церковь владычицей, и учительницей, причем подтвердили все то, о чем раньше сообщали по этому поводу чрез своего аббата (confirmantes etiam omnia, quæt prius de hac materia per Abbatem suum transmiserant), и послали также с нами касательно этого к Господину Папе свою грамоту и послов»[24]. Так, как брат минорит покинул Лион 16 апреля 1245 г., то и визит этого аббата (по-русски игумена), направленного к папе Даниилом и Васильком Романовичами, должен был состояться не позднее. Вполне можно допустить, что упоминается именно архимандрит («архиепископ») Петр[25]. Таким образом, можно заключить, что искать союзников на Западе галицко-волынские князья начали еще до поездки Даниила к Батыю осенью 1245 г. и даже до битвы при Ярославе[26].
Показателен интерес, проявленный в Лионе к информации из Руси. Очевидно, что эти сведения, полученные Иннокентием, сказались на его дальнейшей восточной политике. Кроме как соседи монголов, русские представляли интерес и сами по себе. В начале 1240-х гг. на Руси сложилась сложная церковная ситуация — не было не только главы Русской Церкви, но и патриарха, который мог бы его рукоположить. Для Запада момент для вмешательства был крайне удачным. После захвата крестоносцами Константинополя в 1204 г. патриархи вынуждены были покинуть свою столицу. В 1206 г. патриарх Иоанн X Каматир переехал в Никею, где Феодор Ласкарь основал новую греческую империю. В Константинополе латиняне стали избирать своего первосвященника. Положение сохранялось вплоть до 1261 г., когда император Михаил VIII Палеолог отвоевал византийскую столицу у католиков.
Русь признавала верховенство никейских патриархов. В 1236 г. в Киев из Никеи прибыл новый митрополит Иосиф (Есиф)[27]. Но более об этом иерархе ничего не известно — позднее в источниках он не упоминается. Считается, что он либо погиб в декабре 1240 г. при монгольском штурме Киева, либо вернулся домой примерно в то же время[28]. Тогда же умер патриарх Герман (1222–1240 гг.), а сменивший его Мефодий не прожил и года. В результате Никейский патриарший престол оставался вакантным вплоть до 1244 г. [29]
В тяжелом положении оказались и русские священнослужители. Монгольский погром и раскол страны, разрыв торговых и дипломатических коммуникаций, административный хаос: на юге и в Галиции эти явления сохранялись вплоть до 1243 г. Источники фиксируют и факты канонических злоупотреблений: епископ Угорский Иоасаф (Асаф) пытался узурпировать митрополичий стол, за что был лишен сана, а столица его епархии перенесена в Холм[30]. Инициатива Иоасафа предельно возмутила Даниила Романовича, озабоченного вопросом налаживания власти в княжестве. В связи с тем, что из Никеи кандидаты не прибывали, галицкий правитель решил сам выбрать нового митрополита. Судя по всему, выбор пал на печатника Кирилла, отличившегося при наведении порядка в Днестровском Понизье.
После ухода монголов в начале 1241 г. Даниил вернулся в разоренную страну, где правил хаос. Случайные бояре-узурпаторы захватили целые области и «вокняжились». С наиболее очевидными смутьянами князь расправился сразу, а затем приступил к сбору иных жалоб и подготовке серии судебных разбирательств по фактам беззакония в период монгольского вторжения. Во все концы были направлены специальные чиновники, призванные описать злоупотребления бояр за время их вольницы: «исписати грабительства нечестивыхъ бояръ, утешити землю»[31]. Вероятно, готовилось публичное судебное разбирательство, для которого собирали материал. Похожая акция проводилась в Англии в 1275 г., когда вступивший на трон Эдуард I разослал чиновников по стране для описи баронских злоупотреблений, случившихся в период гражданской войны, — возникли так называемые «Изыскания старьевщика» (Ragman quest), на основе которых специально созванный парламент выносил приговоры виновным.
Одним из таких чиновников Даниила был печатник Кирилл, оказавшийся весной 1242 г. в Бакоте, где успешно противостоял попытке черниговского княжича Ростислава Михайловича захватить город[32]. Летописец подробно фиксирует диалог Кирилла и Ростислава, что, скорее всего, указывает на причастность одного из этих лиц к составлению текста[33]. Прямых указаний на это в источниках нет, но многие исследователи считают гипотезу о тождестве этого Кирилла и позднейшего киевского митрополита «имеющей достаточно веские основания»[34]. Н. Ф. Котляр называл Кирилла «ближайшим к Даниилу человеком в его окружении, «печатником», т. е. хранителем княжеской печати, канцлером»[35]. При такой характеристике будет не странно, что князь выбрал на пост митрополита этого кандидата, надежного подданного и умелого переговорщика. В летописи новый митрополит впервые упомянут под 1243 г., когда в период налета на Галицию монгольских ханов Манамана и Балая Даниил укрылся в Холме, «поима с собою Курила митрополита»[36]. Тогда же, вероятно, произошло и разрешение конфликта с угровским епископом Иоасафом, смещенным с кафедры, перенесенной в Холм.
Но на поставление в Никею Кирилл смог отправиться только в 1246 г., когда был избран новый патриарх и на западной границе воцарилось определенное спокойствие. В 1245–1246 гг. князь Даниил ездил к Батыю. Вероятно, Кирилл отбыл уже после его возвращения: «Курилъ бо митрополитъ идяше посланъ Даниломъ и Василкомъ на поставление митрополье Рускои»[37]. По пути в Никею, Кирилл посетил Венгрию, где сумел успешно провести переговоры о мирном соглашении между королем Белой и Галицко-Волынским дуумвиратом — еще один пример его способностей переговорщика и дипломата — как при Бакоте. Вернуться на Русь и вступить в митрополичьи права Кирилл смог только в 1247 г. И только зимой 1249/50 г. он отправился с визитом во Владимир Залесский.
Все предшествующие годы (1242–1247) Кирилл являлся только «избранным митрополитом» (metropolites electus), что не позволяло ему реально влиять на положение дел во всей Русской Церкви. Сложно определить и его отношения с владимиро-суздальскими князьями на начальном этапе своего служения. Фактически можно сказать, что на Северо-Востоке Руси во владениях Ярослава Всеволодовича верховным иерархом являлся Ростовский епископ: мы даже не знаем, кто заместил погибшего в 1238 г. во время монгольского штурма Владимирского епископа Митрофана — был ли вообще после 1238 г. епископ в столице края, Владимире Залесском? Церковная иерархическая цепочка была нарушена на нескольких уровнях. Почти десятилетие после монгольского вторжения церковное управление во Владимиро-Суздальской земле было обескровлено. Страна фактически находилась в изоляции от своих православных единоверцев. Именно в эти годы мы наблюдаем активизацию усилий Рима по привлечению русских правителей под свою духовную власть.
