Новая пауза. Торжествующий голос в аппарате:
— Слава Демиургу! Слава моему мальчику! Наведи экран на точку 173° п. к. в. 00.11° а. з’’.
Кэн лихорадочно выполнил просьбу отца.
Через минуту на экране обрисовалось темное пятно, постепенно заполнившее весь экран. Вот из туманной мглы выступили полосы чего-то текучего, подвижного, с более темной ажурной закраиной. Скоро стало ясно, что светлые полосы — перламутровая влага каналов. Силуэт какого-то здания фантастического стиля. Возле на террасе ясно и отчетливо выступили три человеческих фигуры, закутанные в коричневые плащи. В одной из них Кэн узнал отца, в другой — Гени Оро-Моска, но третья? Кому принадлежала третья?
Старый Роне стоял у аппарата, придерживаясь за решетку и с улыбкой привета кивал сыну.
«Рад, мой мальчик, тебя видеть! До скорой встречи, — донеслись последние слова отца.
Гени сделал прощальный жест рукою. Отражение на экране померкло и исчезло.
Кэн Роне сидел, облокотясь на столик, и задумчиво соображал:
— «Кто же был третий?»…
Гондола быстро несла пленников по безконечным подземным каналам Марса.
Они с трудом ориентировались. Казалось, этим переплетающимся внутренним артериям планеты не будет конца. Случайные гости Земли, дабы окончательно не заблудиться в лабиринте опаловых извилин, неуклонно плыли вверх по течению, в надежде рано или поздно выбраться на поверхность планеты.
Впереди виднелся яркий просвет. Канал заметно расширялся.
— Кажется, мы у цели, — с надеждой сказал Гени.
Галлереи по сторонам канала выглядели настоящими проспектами. По ним взад и вперед двигались пешеходы. По каналу скользили сотни гондол.
Большинство встречных было одето в такие же плащи, с закрытыми лицами. Вероятность обратить на себя внимание была самая ничтожная.
Неожиданно гондола вынырнула из туннеля и пленники обеспокоились. Перед ними, ярко освещенный желто-золотым светом, раскинулся подземный город. Вместо улиц серебром отливали спокойные, широкие каналы, как будто вылитые из матово-опаловой слюды. Миллионная толпа переливалась вдоль набережных. Типичная роба уступила свое место другим, более элегантным одеяниям. Многие были одеты в плотно облегающую тело золотисто-пурпурную, пористую ткань.
Бросалось в глаза отсутствие сине-голубых тонов. Доминирующее положение занимали желто-солнечные, яркие цвета.
Женщины с сильно вьющимися, короткими, золотыми волосами, с мягкой округлостью форм, одеждами почти не отличались от мужчин, ростом также. Многие, поверх облегавшей формы ткани, были задрапированы в воздушно-легкие покрывала, падавшие красивыми складками.
Архитектура зданий этого своеобразного города-архипелага отличалась строгостью и правильностью геометрических форм. Ничего лишнего, загромождающего, тяготящего легкость многоэтажных построек. Фасады зданий, как бы лишены опоры, они кажутся стоящими прямо на опаловой зыбучей влаге. Ряды дверей-окон ромбической формы. Своеобразная, нескучная симметрия. Часть окон-дверей открыта, большинство — затянуты бледно-желтой слюдой, слегка дрожащей от движения воздуха. Общее впечатление одухотворенности каждой постройки.
Вверху, покрывая весь живой архипелаг, как стеклянным колпаком, — сребристо-чешуйчатый купол, легкий и почти прозрачный. По нему — арабески подвижных огненных письмен.
Изредко в воздухе мелькают летящие фигуры, без крыльев, с какими-то скрытыми приспособлениями. Фигуры исчезают в ромбических отверстиях, появляются из них, скользят по воздуху, чтобы опуститься на проспекты или на поверхность каналов.
В центре архипелага — колоссальный водный бассейн. Здесь происходят спортивные состязания.
Гибкие, стройные фигуры юношей и девушек, затянутых в тончайшую ткань, поднимаются под самые своды купола и стремглав бросаются вниз, проделывая в воздухе изумительные сальто-мортале. Они на момент погружаются в бассейн и с силой выбрасываются упругою влагой обратно. Подпрыгнув несколько раз, как резиновые мячики, играющие уступают свое место другим.
В воздухе стоит сплошное дрожание серебряных брызг. Мелодичный беззаботный смех дополняет музыку беспрерывно падающего опалового дождя.
— Привычная картина жизни подземных городов, расположенных на небольшой глубине, — тихо сказал Роне.
— Необходимо поскорее ускользнуть отсюда. Взгляните, учитель, со всех сторон стекается толпа. Повидимому, мы попали на какой-то праздник.
Гондола не без труда выбилась из гущи и нырнула в первый попавшийся туннель.
— Однако, дело плохо. Так мы рискуем обратиться в праздных туристов. Самое неприятное то, что время идет, а мы — бездействуем, — волновался Гени.
— Не будет ли целесообразнее вернуться в логово Нооме? У старого медведя мы скорее найдем то, что нам более всего необходимо, — предложил Роне.
— Я не заметил ни одного радиофона или люксографа общественного пользования, — продолжал Гени.
— Чем вы это объясняете, мой друг?
— Право, затрудняюсь ответить…
— Я отвечу и не ошибусь: все аппараты сняты по случаю войны. Как видите, предосторожность не лишняя.
Ученый давно уже вертел в руках миниатюрный приборчик, прикрепленный к капюшону.
— Меня занимает назначение этой безделушки. Прибор, безусловно, связан с переговорами на расстоянии, однако, идея пользования им от меня ускользает. Важно уяснить принцип, а тогда…
Уже некоторое время внимание пленников привлекала небольшая одноместная гондола, следовавшая за ними по пятам, в некотором отдалении.
— Вы обратили внимание на это подозрительное явление, дитя мое?
— Да, учитель. Я давно наблюдаю за лодкой, не решаясь вам сказать.
— Было бы очень некстати познакомиться с политической разведкой Марса, — проворчал ученый. — Остановимся и пропустим любопытного вперед.
Гондола пленников замедлила ход и почти совсем остановилась.
Преследующая лодочка повторила их маневр и оставалась несколько мгновений неподвижной, затем, очевидно, приняв какое-то решение, начала быстро приближаться.
В лодочке сидела одинокая фигура. Поровнявшись с пленниками, фигура откинула с головы капюшон, сверкнули золотистые кудри.
Гени вздрогнул. Сердце его учащенно забилось.
В лодке сидела внучка Нооме, с лицом бронзовой богини и с лихорадочно сверкающими глазами.
— Привет вам, наши далекие гости, — сказала девушка.
— Привет и счастье тебе, милая девушка, — ответил Роне, узнавший девушку, отечески мягко улыбаясь ей.
— Я заметила, наши гости сбились с дороги и решилась придти на помощь им. Или у гостей имеются свои намерения, которые не могут меня касаться?
Гени восторженно смотрел в глубокие, как бездна, глаза девушки.
— Нет, нет! — воскликнул он. — Вы явились во-время, как гений-спаситель. Мы действительно не знаем куда направиться.
В первый раз в присутствии детей Земли бронзовая статуя улыбнулась.
— Я это угадала. Не могу объяснить, каким образом…
Девушка смутилась и опустила глаза. Легкая краска волнения выступила сквозь нежно-бронзовый загар лица.
Гени и даже старик Роне невольно залюбовались милым смущением этого очаровательного существа.
Целая буря никогда неиспытанного восторга бушевала в груди Гени Оро-Моска. Он смутно чувствовал, что его душа, сердце, все существо безраздельно принадлежит этому беспомощному ребенку, такому далекому от него и его мира, и в то же время такому близкому и родному, такому безконечно дорогому.
— Куда желали бы направиться наши почтенные гости? — оправившись от смущения, спросила девушка и, подняв на них немного грустные глаза, с очаровательной наивностью добавила:
— Надеюсь, я не кажусь слишком навязчивой? Я такая глупая…
— Вы — сама мудрость, милая девушка, — сказал растроганный, неизвестно почему, старик. — Вы читаете в наших мыслях. И кроме всего, вами нельзя не любоваться, — шутливо заключил он.
Девушка несмело подняла глаза на Гени, как бы ища в его глазах подтверждения сказанного. Тот, не в силах отвести взоров от юной марсианки, только восторженно кивал головой.
— Вы нас не выдадите, надеюсь, прелестное дитя. Может быть, вам эго покажется странным, — осторожно начал старик, — но я и мой юный друг, мы хотели бы каким-нибудь способом подать своим близким весть о том, что мы находимся в безопасности, под охраной волшебницы феи.
