Во время священной церемонии великий князь Константин, исполнявший обязанности генерал-адъютанта, заслужил всеобщее одобрение своими неустанными и трогательными заботами об одеянии императрицы в тот момент, когда она принимала императорскую пурпурную мантию, и о шпаге императора, когда он принимал причастие и должен был расстаться с ней. Глубочайшее молчание царило под древними сводами собора, который на протяжении веков видел здесь стольких государей, принимавших корону и преклонявших колени перед Всевышним. Эта священная тишина нарушалась только молитвами церковнослужителей и мелодичным пением придворной капеллы. После окончания церемонии пушечные залпы, колокольный звон крики «Ура!» народа и войск возвестили о выходе из собора новокоронованных особ. Эти крики, подобно раскатам грома, сопровождали их при проходе через толпу вплоть до того, как они поднялись на самый верх Красной лестницы. Вид императора ослеплял красотой под драгоценностями бриллиантовой короны. Императрица и наследник, находившиеся возле императрицы-матери, также привлекали взгляды собравшихся. Невозможно было себе представить более прекрасную семью, их вид вызывал подлинный восторг. Согласно обычаю, император и обе императрицы обедали в Грановитой палате под балдахином, им прислуживали высшие придворные чины. Затем в старинном Посольском зале обед был накрыт для дипломатического корпуса. Вечером Кремль и весь город были расцвечены огнями с той величественностью, которая объяснялась затейливыми контурами кремлевских зданий и храмов и других сооружений древнего города. Огромное количество людей наполняло улицы и двигалось в разных направлениях, масса экипажей проезжало вплоть до глубокой ночи, все это заставляло опасаться драк и беспорядков. Тем не менее, ни единый случай не побеспокоил и не омрачил этот великолепный народный праздник. Повсюду на этих многочисленных сборищах царствовали приличия и порядок. Даже на народном празднике, устроенном за пределами города, где собрались более 100 тысяч человек, разгоряченные раздаваемым бесплатно и в огромном количестве вином, где играла музыка, и разыгрывались самые различные представления, к большему удивлению иностранцев, при приближении императора народ выказывал уважение.
Люди собирались и толпились вокруг него, не затрудняя его проезд, не совершая насилий и не пользуясь сложным положением и бессилием полиции с тем, чтобы обворовать или оскорбить кого-нибудь. Такое поведение было бы сложно повторить европейским народам, которые считали себя цивилизованными и полагали, что наш народ достаточно далек от того уровня цивилизации, которого они уже достигли. Именно то, что русский народ еще богобоязнен, и сохранил уважение к своему государю и его власти, которая исходит от господа, то, что это глубокое чувство живет почти во всех русских сердцах, является гарантией порядка и безопасности. Гарантией более солидной и более надежной, чем то ощущение, которое обозначают кисельные берега народного суверенитета, равенства и всех шатких, слабых и кровавых догм французской революции.
Почти каждый день устраивались балы, которые, соревнуясь, друг с другом, демонстрировали наиболее богатую и утонченную роскошь. Балы у послов Франции и Великобритании соперничали в великолепии. Балы у графини Орловой и у князя Юсупова превзошли их показом местных красот и богатством обстановки. Наконец, праздники и развлечения были завершены фейерверком перед зданием кадетского корпуса. Все было сделано для того, чтобы это зрелище стало одним из самых прекрасных, какие только можно было увидеть. Только заключительный его залп включал в себя до 140 тысяч выстрелов. Казалось, что атмосфера раскололась и земля содрогнулась от чудовищного сотрясения, сопровождавшего залп 100 орудий.
Император разделял с публикой удовольствия, праздники и балы. Одновременно он работал с той же энергией, которая отличала его с момента вступления на престол. Кроме прочего, он старательно посещал все учреждения Москвы и отдавал необходимые приказания по улучшению их деятельности, каждое утро он являлся на парад, ежедневно привлекавший огромное число зрителей, несколько раз он проводил военные учения, в которые привнес ту суровую требовательность, пунктуальное исполнение которой до сего момента отсутствовала. После пребывания в Москве в течение нескольких недель, великий князь Константин вернулся к исполнению своих обязанностей в Варшаве.
К концу пребывания в Москве с персидских границ пришло важное известие о решительной победе генерала Паскевича над неприятелем. Эта победа полностью подтвердила выбор императором именно этого генерала. Не успел он приехать в Грузию, как генерал Ермолов, как всегда обеспокоенный персидской опасностью, поручил ему командование частью войск, оставив себе большую их половину для наблюдения за движением неприятеля. Паскевич отважно атаковал персов в районе Елизаветполя, (Гянджа) несмотря на их численное превосходство в четыре раза. После того, как он выдержал и успешно отразил несколько храбрых атак кавалерии наследника престола Аббас-Мирзы, который лично командовал войсками, после введение в дело своей артиллерии, Паскевич вывел свою пехоту с примкнутыми штыками на расстояние выстрела. Неприятель не смог выдержать эту решительную атаку, дрогнул и начал отступление, которое вскоре превратилось в общее бегство. Несмотря на свою малочисленность, наша кавалерия преследовала персов и захватила большую часть их военного снаряжения. Это поражение заставило Аббас-Мирзу вернуться на свои территории, в течение зимы обе стороны получили время подготовиться к новым сражениям.
Таким образом, пребывание в Москве окончилось известием о победе. Часть знамен, взятых в сражении при Елизаветполе, была доставлена в столицу и положена в церкви монастыря, где жил император. Этим достойным актом были завершены празднования в честь коронации.
Все приезжие, которых привлекли в Москву служебные обязанности или любовь к коронационным торжествам, направились обратно в Петербург. Императора и императрицу встретили здесь с истинной радостью.
Между тем, персидская война привлекла все внимание правительства, позднее начальник Генерального штаба граф Дибич был направлен в Тифлис с тем, чтобы восстановить согласие между генералами Ермоловым и Паскевичем. Первый завидовал столь легко одержанной победе второго, это сильно унизило репутацию и гордость Ермолова. Дибич был уполномочен решить на месте, кому из двоих соперников доверить ведение войны и управление землями по ту сторону Кавказа. Туда же для самого активного использования был направлен и мой брат. Благодаря своей неустрашимости и деятельности, он за свою службу в 1812–1814 гг. пользовался хорошей репутацией.
Как только он прибыл в Грузию, даже до того, как таяние снегов сделало возможным переход через горы, которые отделяют Грузию от равнин Армении, во главе двух казачьих полков и каких-то 5 пехотных батальонов мой брат двинулся к монастырю Эчмиадзин, религиозной столице всех армян, где заседало их политическое руководство. Опасались, как бы враг, захватив Эривань и зная о важности этого монастыря, прочно не обосновался бы там и, тем самым, не получил бы преимущества в определении судеб армянского народа. Мой брат преодолел все препятствия, которые природа и время года возвели у него на пути. По указанию престарелого и почтенного армянского архиепископа Нарсеса, он пересек покрытые снегом горы и появился перед Эчмиадзином. Занимавшие окрестности монастыря персы были оттуда изгнаны, а монастырские ворота открылись перед русскими, которых встретили как освободителей. Тем временем, император, постоянно недовольный самоуправным и нерешительным поведением генерала Ермолова, отозвал его и заменил Паскевичем.
В Петербурге зимнее время прошло блистательно. Императрица Александра полностью восстановила состояние здоровья, подорванного потрясениями, предшествовавшими и сопровождавшими вступление на трон. Своим присутствием она украшала и оживляла балы в царской резиденции. Уже давно так искренне не развлекались, в последние годы царствования императора Александра, развлечения не были многочисленны. Своим удалением от общества, строгостью и верой в мистицизм он изгнал праздники и внушил обществу своего рода строгость и лицемерие, которые останавливали проявления радости молодежью и разделили петербургское общество на маленькие группы. Все как будто пробудились от грустного и монотонного существования и предались танцам и свободе больших собраний, которые поддерживались двором, и для которых самым лучшим примером стало благоволение императрицы и простота поведения императора.
