— На счет дружбы — в самую точку. Что ж, поспешу представиться. — Странник не спеша поднялся и поклонился со всей возможной учтивостью, — лорд Салзар Эвольд Мидес; думаю, вы должны меня вспомнить.
— Прошу вас, сударь, не думайте, у вас это плохо получается, — съязвил рассказчик и тоже встал. Смерил странника недовольным взглядом, фыркнул раздраженно: — Я знаком со всеми здешними аристократами, которых, на мой взгляд, развелось слишком много, и спешу уверить, что вас вижу впервые. Меня зовут Сианн, я… — тут взгляд его переместился на лютниста, который в этот самый момент коснулся струн. Мягкий суховатый аккорд повис под потолком таверны, а глаза рассказчика недобро сверкнули. — Я здешний менестрель. Между прочим, единственный.
С этими словами он схватил цитру и, поставив ногу на скамью, вызывающе поправил на пальце кольцо с «когтем»[7].
Лютнист покраснел, скривился и тоже вскочил, прижимая к груди инструмент.
— Тогда уж и я представлюсь! — дернул он щекой. — Седрик, выпускник Школы изящных искусств в Вениссе, ученик самого мастера Орландо.
— Мне ваше имя ни о чем не говорит! — дернул плечом зеленоглазый и ударил по струнам.
Мидес плюхнулся обратно на скамью и с изумлением уставился на того, кто назвался Сианном. Похоже, что действительно произошло досадное недоразумение. Не мог же тот, не слишком серьезный, но вполне разумный юноша-элвилин, которого Салзар знал семь лет назад, настолько измениться. Потом до него дошло, что имя «Сианн», он уже слышал, и странник облегченно вздохнул. Обознался. Тот, другой, ни за что не стал бы служить менестрелем и, скорее, разбил бы кувшин о графскую голову, нежели удрал в окно. Хотя, непристойную песенку, пожалуй, спел бы…
Из задумчивости Мидеса вывела всё та же девица-подавальщица. Она кашлянула и, склонив русую головку к плечу, вопросительно подняла белесые бровки.
— Кружку вина, — буркнул Салзар, у которого аппетит к тому времени совершенно пропал. Девица возмущенно фыркнула, поправила передник и, забросив светлую косу за спину, направилась куда-то за стойку.
Между тем Сианн душевным тенором завел печальную балладу о непонятом соотечественниками и семьей молодом человеке, вынужденном скитаться по бурлящим от дождей дорогам. Почему молодому человеку в его скитаниях постоянно сопутствовала плохая погода, Мидес так и не понял, а вот худенький Себастьян, раскрыв рот, восторженно смотрел на менестреля.
— Если вышел ты в дверь, уж назад не входи, век носи свою лютню за правым плечом… — донеслось с другой стороны. Это Седрик, ученик знаменитого Орландо, решил добавить свою лепту к изящным искусствам города Мерриана. Голос у лютниста был весьма приятный, и серенький мальчик, переведя взгляд на Седрика, снова заслушался. Как и белобрысая подавальщица, что подошла к Мидесу и задумчиво поставила на стол деревянную кружку с темным содержимым. В нос ударило кислым, и странник поморщился, запоздало припомнив, что когда-то его уже предупреждали о дурном качестве меррианской выпивки.
— Только обратно я по весне не вернусь,
Если будет задушен мой конь…
— скорбно завершил балладу Седрик[8].
Сианн скривился:
— Неплохо, пан лютнист, только я бы на вашем месте в самом начале трехдольную пульсацию аккомпанементом поддерживал, а то вы в метр не попадаете… Я так понимаю, — он прищурился, — у нас с вами нечто вроде поединка намечается?
— Да, — задрал подбородок Седрик, поправил кружевной манжет, вылезший из рукава пропыленной кожаной курточки и на всякий случай напомнил: — Только изящного. Потому как менестрели бьются исключительно при помощи слова и музыки.
— И что же получает победитель? — ядовито поинтересовался Сианн. — Предупреждаю, на работу в этой таверне у меня есть договоренность с хозяином.
— А… — внезапно подал голос Себастьян, — вы ученика разыграйте, меня вот, например… — и жутко смутился, уткнув курносый носик в рукав поношенной серой рубашки.
— Сябик, ты что? — лютнист опустил инструмент и обиженно посмотрел на серенького. — Мы же, вроде, договорились?
— А я наврал… насчет оплаты… — мальчишка, моргая, поднял голову; впалые щеки его стыдливо алели.
— И зачем, интересно, мне ученик, да еще такой, который заплатить не может? — недоуменно покосился на мальчика Сианн и пренебрежительно фыркнул.
— Я многое умею, — поспешно забормотал тот и, загибая тонкие пальцы с траурными полосками под ногтями, начал перечислять свои достоинства, в число коих входили: умение играть на струнных инструментах (правда, невеликое), нахождение общего языка с дикими животными, владение художественным словом, а также стирка, штопка и готовка. Скривившийся поначалу Сианн, когда речь зашла о последних талантах серенького, заметно оживился.
— Штопка, говоришь? Хорошо, я согласен.
Седрик выбрался из-за стола, не спеша приблизился к очагу, и, с лютней наизготовку, вопросительно посмотрел на зеленоглазого:
— На какую тему желаете петь, Господин Менестрель? Хвалебные оды, воинские подвиги, служение Прекрасной Даме?
— Да всё, что угодно, Сударь Музыкант, — небрежно отмахнулся Сианн, вставая напротив: — Пожалуй, начнем с импровизации…
Ударил по струнам, и звонкий голос его поплыл по таверне — чаруя мягкостью, даря умиротворение, дразня несбыточными надеждами:
— Этой ночью небосвод полон звезд,
И плывут вослед ветрам две луны.
Отражает лунный путь тихий плес,
В отраженьи мы с тобой не видны…
Себастьян на цыпочках подошел к очагу и, усевшись прямо на половичок, замер, подприрая кулаками остренький подбородок. Посетители корчмы, оставив разговоры, осторожно и, по возможности, бесшумно, дабы не разрушить очарование, стали подтягиваться ближе к месту поединка. Седрик, бережно прикоснувшись к струнам лютни, опустил голову и заиграл, аккуратно вплетая собственную, только что рожденную мелодию в перебор струн Сианна.
— Мы с тобою не стоим над водой,
Не пускаем по теченью венки,
Я оставил отчий дом за спиной,
Друг от друга мы теперь далеки,
— зазвучал его мягкий баритон, и Мидес, посмотрев в совершенно счастливое лицо Себастьяна, подумал, что именно с таким выражением пресловутая Прекрасная Дама могла бы следить за двумя рыцарями, бьющимися насмерть за право носить ее имя на щите. Усмехнулся и залпом опрокинул в себя оставшееся на дне кружки вино. Поднялся, бросил на стол пару медяков и, накидывая на плечи плащ, направился к двери.
— И, словно Танцовщицы в небесах,
Мы поздней осенью столкнемся на дорогах…
— донесся напоследок вдохновенный дуэт менестрелей, а затем тяжелая дверь хлопнула, обрубая музыку за спиной Салзара. Черноволосый странник стянул шнуровку плаща и медленно пошел по темному от нависавших этажей переулку, расспрашивая редких прохожих, как найти дом графа Олла.
Жилище графа Юлиуша представляло собой удивительное смешение стилей. Бывшее некогда оборонным сооружением — четыре поросшие мхом каменные башенки по углам ограды до сих пор смотрели темными машикулями[9] на город — оно со временем постепенно перестраивалось хозяевами согласно веяниям моды. Ныне покойная матушка графа вела свой род из столичных аристократов и, выйдя замуж, начала переделывать старый замок сообразно собственным вкусам. Вкусы, к слову, у графини были изысканные, и нынешнее поместье могло по праву считаться одной из главных достопримечательностей Мерриана. Увитая плющом и жимолостью изящная ограда — чугунные стрелы и полукружия на каменном цоколе — опоясывала большой двухэтажный дом с украшенным башенками флигелем. Над домом на высоком шпиле поблескивала позолотой застывшая в беге лисица — старинный символ рода Оллов. От ворот вела мощенная булыжником аллея, обсаженная можжевельником и низкорослой туей. Галерея, опоясывающая фасад здания, щеголяла разросшейся розовой бугенвиллией, плотно прильнувшей к темному камню арок.
![Наталия Медянская, Ника Ракитина - Книга Кораблей. Чародеи [СИ]](https://knigism.online/covers/9e/7b/329310_100x150.jpg "Наталия Медянская, Ника Ракитина - Книга Кораблей. Чародеи [СИ]")